Выехали на взлетно-посадочную полосу удивительно быстро. Помчались по ней. То ли я к технике приноровилась, то ли низенькие фонарики, вдоль краев, не так на психику давят. Папа всю дорогу молчал. Вообще, ни словечка... Даже когда я на выбоине чуть с твердого покрытия не слетела. Расслабилась... Транзитный борт, пролетом из Дании, ждал нас у самого дальнего края мыса, где земля почти сливается с морем. Вылезли, обнялись... Папа, так же молча, полез в дыру транспортного люка. Похоже, при посторонних, говорить не хочет. Или, со мною. Я ему на прощание погудела, а он даже рукой не махнул. Правда, цвет лица — нормальный и чемодан сам нес. А вот комендант, стоило самолету подняться над горизонтом и начать разворот в сторону моря, как-то болезненно обмяк.
(обрывок ленты от радиотелетайпа)
Чувствую, нам предстоит тяжелый разговор.
— Освободи полосу! Просто сверни с покрытия и рули к берегу. Там трава и песок, крупных камней нет, — с сырым чавканьем загребая колесами, вездеход послушно зарывается тупым носом в по прибалтийскому сочную луговину.
— Поняла, почему твой родитель сбежал? — догадываюсь. С утра... Но, охотно выслушаю чужую версию.
— Обиделся. Решил, что тут его не уважают, — самое нейтральное объяснение. Кстати, очень на папу похоже...
— "Мистера-Твистера" Маршака помнишь? — что-то из детства. Кажется, стих про сумасшедшего богача-расиста, с Земли-1. Как он туристом приехал в довоенный Советский Союз, но не смог жить в одной гостинице с негром. Просто потому, что не считал негра человеком. А потом — ему снился кошмар, что негры не считают человеком его...
— Мы настолько другие? — хороший случай провентилировать вопрос, обычно "старые" его избегают.
— Угу! — коменданту в простеньком сиденье, обтянутой ремнями жесткой раме, сидеть некомфортно. Он крутится, стараясь найти позу удобнее, — Поодиночке — оно ещё терпимо, а когда вас сразу много... Я то — уже почти привык.
— Сильные, жестокие и глупые? — папа однажды распинался, что наше "спартанское воспитание" имеет неустранимые дефекты.
— Когда был моложе тебя, я много читал про Великую Отечественную войну... кино смотрел... Как героически гибли самые лучшие... красивые, юные, честные и храбрые.. Миллионами... Средний возраст солдат, которые вернулись с той войны живыми — 43 года. Ровесники века. А молодое поколение, воспитанное после Революции — на фронте выбили почти подчистую. Причем, пропаганда с утра до ночи гудела, что именно так и было надо воевать. С последней гранатой бросаться под танки... грудью закрывать пулеметные амбразуры... по горло в ледяной воде, без плавательных средств, на одной гимнастерке надутой пузырем, форсировать реки. Представляешь? Одни терпят, когда их равнодушно убивают, а другие — сознательно посылают первых на верную смерть и потом хихикают над наивными идиотами.
— С трудом... — нет, всякие исторические материалы я просматривала. Только, оно — чужое. Не цепляет...
— "Высшая форма извращения — это заставить высокое и чистое служить низкому и подлому", — кажется, очередная восточная мудрость. К чему он? Лучше промолчать... За спиной мерно гудит турбина генератора.
— Понравилась машинка? — странный вопрос. Косяков в ней полно, особенно рычаги, а если в целом — то сойдет. Шустрая и проходимая. Причем — простая, как табуретка.
— У нас в школе, на занятиях по автоделу, были лучше. Сиденья — не брезентовые. С нормальным рулем. Могли бы себе готовые заказать, а не самодеятельностью заниматься, — собеседник болезненно морщится.
— Догадайся, что ответил Ангарск, когда неделю назад мы срочно попросили у вас десяток вездеходов, для первой фазы проекта?
— "Нет возможности перебросить и производственных мощностей изготовить..." — в новостях мелькало.
— А в результате — ребята, сейчас, вынужденно прячутся по лесам, потому что ногами, против кавалерии, много не навоюешь. И — "никто не виноват"... Просто — случайно сложились "объективные причины"... — он издевается? Эти вездеходы мы, как видишь, клепаем сами. С нуля. За неделю — управились. Осталось придумать, как их на место забросить. Война не ждет...
— Так и лишних дальних самолетов у нас нет, — точно нет, нигде, я бы знала, — Это действительно правда.
— Только озвучили этот факт, почему-то, после начала операции, — поддакивает комендант, — А не до её начала.
— Чистая случайность! — по-моему, я слишком поспешно ответила. И чересчур громко...
— Можешь не кричать. До ближайшей "точки" — три километра, никто не услышит... Подумай головой...
— Но ведь, ничего страшного не произошло! — не пойму, он знает про запись? Или, сам разговор начал?
— План самоубийственной атаки, на неприступную доселе крепость, только с легким вооружением, без воздушной поддержки, о чем десант узнал в самый последний момент — это так, пустяк, досадное совпадение?
— Не верю, что подстроено специально! Опять же, — попробую быть рассудительной, — "Кому выгодно? "
— Вот и я, маленьким, не верил, — комендант тяжело вздыхает, томительно долго добывает из упаковки таблетку валидола, — аж до самой Первой Чеченской... Там — поневоле убедился. "Коммерческая война" — потрясающая гадость. Все старые фильмы, потом, другими глазами увидел. Книги, подвернувшиеся — иначе прочитал. Ты знаешь, — пауза тянется бесконечно, — на войне люди сильно меняются. Что только мы на войне передумаешь... После штурма Грозного, в разбитых артиллерийским огнем библиотеках, кучами валялись книги — бери, не хочу. Мы их читали. Спорили... Друг с другом... и сами с собой... Очень уж всё вокруг напоминало непроходимую дурость 1941 года.
— "У каждого поколения должна быть своя война?" — отвечать цитатами плохой тон, но, не удержалась.
— Примерно так, — комендант зябко сутулится, — По-другому — до мозгов не доходит. Целые пласты смысла — пропадают. Например, только под огнем начинаешь достоверно себе представлять мотивацию "офицера мирного времени", панически боящегося войны. На контрасте. Он, всего-навсего, собирался досидеть на службе до 45 лет и уйти на пенсию. А тут — пули, кровь, смерть... Да ещё, вдобавок — психи "срочники", сами, "забесплатно", рвутся в бой.
— "Добровольцы"? — вспомнилось непривычно старомодное словечко из записи, наши так не говорят.
— Они самые... Представляешь ненависть и презрение такого, прости боже, командира, к своим же собственным подчиненным? К пацанам, верящим в верность воинскому долгу и не верящим в собственную смерть?
— Не понимаю... — господи, на что он намекает? Это... про моего папу? И Фриц — его тоже так видит?
— Те, довоенные ребята, с ясными глазами, тоже не верили. И я... Мы росли в Союзе, ждали "хорошего", не получали ещё подлянок "от своих". А у твоего Фрица — другой жизненный опыт. Он — на слово не поверил. Предпочел уточнить лично. И оказался прав, — какие же страшные вещи он говорит. Это — кошмар. Я не хочу этого знать!
— Разве одной внутренней неприязни достаточно, что бы спокойно послать "своих" на верную смерть?
— Иногда, да... А ещё — это отличный способ быстро и безопасно "избавиться от неугодных". Метод отработан с незапамятных времен, в сказках описан, — ну, цари, с невыполнимыми задачами, для Иванов Дураков. А ещё — воинскую часть, потерявшую большую часть личного состава, отводят на переформирование... в тыл, — голос у коменданта звучит глухо, будто ему стыдно такое рассказывать, — в тылу не стреляют. Там "служить можно".
— Мерзость! — наверное, папа "по родственному, в интимной обстановке", посоветовал Фрицу остаться. А тот — подумал... и самовольно вскрыл секретные пакеты...
— Иногда бывает, когда все перечисленные мотивы действуют разом. Когда командиров, которым доверили оборону страны, на самом деле — корчит от ненависти и к народу, к стране и к её идеям, — комендант натурально бурчит себе под нос, — Тогда, в критический момент, у армии "роковым образом" не оказывается ни патронов, ни радиостанций, ни автоматов, ни машин, ни танков, ни самолетов... Вперед, за Родину! На голом героизме.
— Так ведь на самом деле, в Великую Отечественную войну, у наших не было у них ни радиостанций, ни автомобилей, ни самолетов! — что он несет?
— В 1917 году не было? — меня почти леденит его грустный, всё понимающий взгляд, — или в 1937 году? — ой! — или — в 1941-м? — отвести глаза не получается, — А если не было в 1941-м, то откуда взялось в 1942-м и в 1943-м? С неба всё упало или сами сделали? Ленд-лиз, в значимых количествах, пошел в Союз только под самый конец войны.
— Конечно, в основном, всё сами сделали! Как и мы... Нет? — взгляд коменданта становится ещё грустнее.
— В последний момент? Под бомбами. В цехах без крыши, под открытым небом? Силами голодных баб и стоящих у станков на пустых ящиках ребятишек?
— Там была народная война! — чего он пристал? Нас так в школе учили, — По-другому и быть не могло!
— Наташа, — ласково, как к совсем маленькой, — Ты, только что, едва своими глазами не увидела, как оно "бывает по-другому". Мы на Земле-1, тоже не верили, пока не увидели в 1991-м. Приобрели печальный опыт... Тут — мы ждали сходной выходки почти 20 лет. Как могли — готовились. О маршале Тухачевском хоть что-то слышала?
— Это, которого в 1937 году репрессировали? Говорят, он был большой новатор, очень активно технику развивал.
— "Новатор", как же — комендант хмыкает, — Ты можешь себе представить армию без радиосвязи? Совсем?
— ??? — такого, про Тухачевского, папа не рассказывал, — Говорят — он наоборот, обожал любые новшества.
— Будет время — найди и почитай его статью "Вопросы управления". Для информации... Маршал посвятил целый раздел проблемам организации связи, ухитрившись, ни разу (!) не упомянуть радио. Посреди ХХ века! По мнению Тухачевского, связь в батальонах следовало строить последовательным использованием личного общения, светосигнальной техники, собак, солдат посыльных и телефона. И только! Каково?
— И как же они воевали? — если это шутка, то предельно глупая. Похожая на клевету. Папа мне говорил...
— В 1941-м и почти весь 1942 год вермахт расправлялся с Красной армией, как зрячий со слепыми. Двадцать лет радио считалось в РККА "вспомогательным средством"! Командиры — радио не любили и избегали. В мирное время им телефона хватало. У немцев всё было с точностью до наоборот. Каждая машина, каждый самолет, каждое подразделение были оснащены радиостанциями. С 1944 года они стали оснащать личной радиостанцией солдат одиночек... Слава богу, что им успели сломать хребет в 1945-м. Но, какой ценой! Бывало, что целые наши фронты в 1941-м году теряли связь с командованием из-за обрыва проводных линий. Радиостанций — не было! Миллионы советских солдат погибли не за грош или толпами попадали в окружение из-за полного отсутствия связи. А сами они сделать простейшую радиостанцию или хотя бы радиоприемник — не умели. Хотя там работы от силы час. Их этому не учили. Специально!
— И никто Тухачевскому вовремя не подсказал, где слабое место?
— И никого Тухачевский не хотел слушать! — завхоз сердит, — И кабы таким оказался один баран-барин Тухачевский. "Боязнь радио" — повальная болезнь в советской армии, на протяжении всех послевоенных десятилетий. Предложения поголовно учить радиоделу всех призывников, вызывали у начальства, что "в войсках", что "на гражданке", вызывали у отцов-командиров настоящие желудочные колики!
— Они так боялись потерять свою монополию на информацию?
— Они боялись возникновения никому (!) не подконтрольной сети личной радиосвязи. Война, эту дурь, ярко высветила, но никого ничему не научила. Сам, в своё время, через полвека после Победы, нахлебался... И ещё офицеры до смерти боялись, что в критический момент все очевидно более умные и способные (владение радио требует непривычных навыков) станут им конкурентами, — тут он прав, папочку даже банальная "морзянка" — напрягает не по детски. Но, за это убивать?
— Вы хотите сказать — раз люди не меняются, то всё, из века в век, повторяется?
— Ты же видишь... О проекте введения, для начала, "в виде исключения", права наследования мест в вашем Совете — уже слыхала? Раз "исключение", два "исключение". А там — добро пожаловать в Палату Лордов. Так оно обычно и начинается...
— Но, мы живем по советским законам! Никто не допустит! Я надеюсь... — а папа уже вовсю хочет дворянство...
— После 1991 года, — с издевкой цитирует комендант кого-то гундосого и картавого, — в РФ развелось много "штатских долбоёбов, которые, подлае, надеются и надеялись, что армия хоть что-нибудь для них сделает и могла сделать тогда. Нет, вы всё должны сами!" Ничего не осталось, как последовать совету. Самим развивать радио и так далее... Остатками электронной комплектации, после демонтажа аппаратуры с Земли-1, что бы ты знала — Ангарск с нами почти не делится.
— Но, вы сознательно добивались 100% автономии Эзеля, уже в первые годы? — в ответ пожатие плечами.
— Могла убедиться, что кое для кого — вышел сюрприз, — да уж, гм... — Лучше, попробуй оценить всё тут происходящее, с точки зрения "народной войны". Мягонько намекнул, что я — бухгалтер-экономист. В чине Рейхсканцлера неудалого королевства Фрица. А что я знаю? Кроме нескольких статистических отчетов и пачки ведомостей у меня и материала для анализа нет. Кстати, ведомости мне давал сам завхоз (или комендант?)... Как же давно это было! Прикинем... Блин!
— Бюджет проекта — целиком покрыл Эзель. Из других мест — пришли добровольные пожертвования, вроде кристаллов рутила. Даже самолеты на время одолжили... — кивает головой, — Но, зато пытаются командовать!
— Конфликт систем. "Пирамида" пытается подчинить "сеть". Если не получается — то задавить материально. А ещё лучше — уничтожить физически, под благовидным предлогом. Совершенно естественные, скорее инстинктивные, действия возродившейся иерархии власти. Самодостаточность Эзеля многим режет глаза. Будешь спорить? — пора менять тему.
— Вы знаете, что ваша База прослушивается насквозь? — интересно, как он на эту шпильку отреагирует?
— Иначе — нельзя! — надо же, совсем спокойно отозвался, — После карантина, у всех — равные права. Тебе распечатки стенограмм давали? — против воли утвердительно хмыкаю, — Послушай звуковые записи, там ещё смачнее.
— Например? — так он в курсе тотального "звукового контроля"? Уже к нему привык... Считает нормой.
— Ну, — напрягается, — из свежих — "Если эти гниды нам не помогают, то, с какого хрена, они хотят нами командовать?!", — усмехается, — Извини за литературный перевод. Оригинал, по-немецки, гораздо грубее...
— А теперь, ребята знают, что их попытались убить... из одного только подозрения в "нелояльности", — ужас! И Фриц — ни единым словом... — Почему?!!
— У нас — народная война, — комендант чуть повысил тон, — парни сами знают, за что и ради кого они идут в бой. Таким, дурацкие "приказы из Ставки" — как зайцу пятая нога! Это и есть коммунизм, дочка, — совсем непонятно, — Бывшим рабам государства противно видеть, как живут и умирают свободные люди. Ты ещё молодая, может привыкнешь...
