Зверь лютый. Книга 7. Найм

— Как же без этого... оно ж само... тварь божья... скотина ж без ей жить не может...

Я бы поверил. Погрустил, посочувствовал. Опечалился бы и преисполнился бы. Неизбывности с неотвратимостью и безысходностью. На всё, дескать, воля Творца или, там, его творценутые законы.

Но вот беда-то какая: в своей первой жизни мне пришлось в разных местах побывать. И в таких коровниках, где вошки толпами гуляли, а блохи стадами скакали. И в таких, где всего этого не наблюдалось вообще. Где "вообще" — удои были выше. Не потому, что насекомые молоко воруют, а потому, что если в чём-то одном — чистота и порядок, то, часто, и в остальном — тоже.

Чистота — разумно организованная технология очистки местности. Если у конкретного хомнутого сапиенса хватает ума и тщательности хоть одну технологии выдерживать, то и правильно исполнять технологию доения и кормления — наверно сможет.

Это ж так просто! Если у человека в дому свалка, беспорядок, то у него и в мозгах аналогично. И — наоборот.

А тут как быть? Вот я притащил с полсотни человек. Если их по дворам ставить — к утру насекомые на них переползут, по узлам спрячутся. Потом их вывести...

Санприёмник у меня не получился — впустую напрягался.

Или — напрягался, но недостаточно?

Но больше всего меня взбесила не философия с санитарией, а очень простая вещь — мой приказ не выполнен. Мой приказ! Я им тут что — почирикал и улетел?!

Как-то не помню у попаданцев таких ситуаций: людям говоришь, они кивают, соглашаются. И не делают. Не в экстремальных или боевых условиях, а в обычных, повседневных.

— Почему не сделали?

— Дык... эта... да ну его...

Это даже не саботаж, не "душа не принимает", а просто... "да ну его". Поднять задницу, куда-то тащиться, чего-то шевелиться...

"Ляг, поспи — и всё пройдёт" — русская народная рекомендация. В реальной жизни — самая типовая ситуация.

Единственное противоядие — долбодятелство.

Мда... Как-то это не героически, как-то это скучно. Эльфизм-магизм-гоблинизм здесь не срабатывает. Поэтому приступаем к чисто человеческому занятию — к тупой долбёжке. В этическо-эстетическо-кинематическом исполнении.

Сначала этика — промывание мозгов с объяснениями.

Потанины оправдания я выслушал.

— Я им говорил. А они только поверху прибрались. Всё говорят: сейчас-сейчас, завтра-завтра. А тут покос, дерева валяют, лес возить...

— Самое главное правило мужчины, Потаня, знаешь какое? Мужик сказал — мужик сделал. Не сделал — не мужик. Хоть с одной рукой, хоть с двумя. Я смердам обещал кучу неприятностей. Ты недоглядел, не настоял. Теперь мне эти гадости им придётся сделать. А ты мне в этом помогать будешь.

Дальше весьма сумбурно: на росчисти, где уже стволы свалили да сложили — новосёлы укладываются. Девять девок и Прокуй — десять детей. Хорошо, что не на голой земле — веток много от вываленного леса. Чуть дальше — работнички будущие. Только они сначала мне всё майно из лодок вытащили.

Аким на меня снова озлился — лодку со своими оттолкнуть велел, пошёл дальше в Рябиновку.

Даже не попрощался. Эх, благодарность человеческая, где ты? Ау?

С караваном разобрались — теперь пошла кинематика.

На дворе деда Перуна нашлась "кобыла" — разложили Пердуновских мужичков, по очереди всыпали по два десятка плетей каждому. С приговором-припевом:

"Будешь вшей да блох кормить -

Будешь поротым ходить.

Ай лю, ай лю-ли

Будешь поротым ходить".

Я ещё много чего придумать могу — стихи-то лучше запоминаются.

Кроме местных ещё двоих пришлых положили — не хотят они, вишь ты, котлы ставить. Мы, де, только в гребцы уговаривались. По два десятка горячих. И вопрос:

— Ну как? Будете делать по слову моему или продолжить?

Так нельзя: суета и беспорядок. Сам знаю. Но остановиться не могу. Нужно всё и сразу.

Местных пороть кончили — пошло продолжение обещанного. Данные обещания надо исполнять. Мне от слова своего — отступать нельзя. У меня тут не сказания, а приказания. Порка — так, увертюра.

Исполняем эстетику.

— Потаня, поднимай семьи местных. Пускай теперь мужики всех своих обреют наголо. И — везде. Кто мявкнет — ещё по два десятка плетей. Не поможет — будем повторять. До полного исчерпания всех "мявов".

"Мявкать" начали все. Белобрысому пришлось вообще зуб выбить. Потом — по второму кругу порка. Потом — брижка. Всех, везде, у костра. Волосню, насекомых, тряпьё гнилое — в огонь.

Вой стоит... будто "сушки" на рулёжке заезд устраивают. Но мне, после ночного безмолвия да шёпота листьев — даже нравится. Как на большую товарную станцию попал. Жизнь вокруг. "Секс в большом городе".

Работнички мои как углядели такое — сна ни в одном глазу. Встали вкруг и восторгаются — как мои смерды экспрессионистически своих жёнок бреют.

В смысле: с выражениями, выражающими крайнюю степень экспрессии. Комментарии... уши вянут. Девки Меньшаковы, кто не спит, скулят потихоньку — куда ж это нас занесло-то? Неужто и вправду к "Зверю Лютому"?

У меня такое чувство, что мои обещания, насчёт "выпьешь — отрежу" только вот в этот момент до Меньшака дошли.

Как вода в котлах закипела — пошла уже мойка. И людей, и зверей. До какого же состояния они своих собак довели! Собачки у них паршивенькие, но нельзя же так! Толпа бритых наголо мокрых дворовых шавок... Сюрреализм гавкающий... Кошек брить не рискнули — так... сбрызнули... кипяточком.

Не успеваю. Ничего не успеваю. Любава выскочила, пыталась на шею кинуться. Извини, деточка. Не до тебя. Прокуй ноет — а где кузня?

"Погоди-ка, детка, дай мне только срок.

Будет тебе кузня, будет и свисток".

Пошёл с поднявшимися Чимахаем и Звягой посмотреть — что они тут наваляли... Мда... Начать и кончить. А за завалом из веток знакомые ритмичные звуки, знакомая картинка голой мужской задницы между раздвинутыми женскими ляжками — Ивица со своим... "поливальщиком" момент ловят. Как последний день живут. И это правда: надо "поливальщика" назад отправить. От греха подальше. Гниловатый парнишечка. Хоть и в Пердуновке, а лучше бы — без сильно воньких.

Кстати, эти ахи мне про "жениха" напомнили — скоро светать будет, надо дебила своего будить.

Пошёл, нашёл, пошептал. Точно, слушается! Ну, слава богу, хоть одна забота долой. Ага. И три новых — поднять, покормить, к делу приспособить. Рискнул — дал в руки топор. Работает! Нет, на лесоповал или даже на корчёвку нельзя. Мозгов-то нет! А вот брёвна обрубать, да обтёсывать под заданный размер, по образцу — может.

Чимахай со Звягой не худо поработали за эти полторы недели. Вывалили лес по всему холму, где я селище поставить собираюсь. Молодцы мужики, порадовали. Только это — начало. Теперь — следующий этап. Даже два. Надо всё дерево с бугра выкорчевать. И надо ставить подпорную стенку по склону холма.

А ещё надо Акимовский сухой лес из штабелей сюда привезти. И надо свежего леса навалять. И надо шинделя понаделать, и надо тёса натесать, и надо отсыпку грунта сделать, и хорошо бы канавы дренажные прорыть, и подземный ход — ну должен же быть в замке средневекового феодала подземный ход!, и с колодцами... А ещё надо чего-то сделать с печками...

И тут у меня фантазия останавливается. Поскольку "Ванька и печник" — не вытанцовывается.

"Я подумаю об этом завтра".

У меня в голове всё ночной поход продолжается, а на дворе-то уже светло совсем. Из Рябиновки лодочку притащили. Построил бурлаков. "Спать — дома будете". Двоих добавил для ровного счёта — по паре на судно.

В "Трое в одной лодке, не считая..." три юных леди без напряга тащат своё судно бечевой. Такие великобританские, извиняюсь за выражение, бурлачки. Там, правда, канал, а не по реке против течения. Но у тех ледий — лодка нормальная, килевая и гружёная. А здесь плоскодонки и пустые — вытянут. Даже без Монмаранси с его добавками в ирландское рагу.

К середине утра вспомнил — у меня ж ещё и заимка есть! Там же тоже люди мои. Надо проведать. Запрягли телегу, припасов туда кое-каких.

Раз на телеге, то и Марану взять можно. Так-то ей ножками... тяжело. Ну, поехали, "богиня смерти". Похвастаюсь местами своей жизни.

Дурак и сволочь. Я — дурак, Кудряшок — сволочь. Что не ново в обоих пунктах.

Я уже как-то грустил об особенностях построения команды из здешнего человеческого материала. Одну деталь пропустил: лидеры второго уровня пытаются прорасти в первый.

Это же не капралы урфинджусовские. Деревяшки карьеристами не бывают. А вот отбросы человеческие, но со свойствами лидера — пытаются прорасти из отбросов. Сделать карьеру.

Никогда не сталкивались с собственным ногтем, который сквозь твоё же мясо и прорастает? Вот, примерно, так же.

Для получения лидерства вовсе не важно наличие капитала, или высокое происхождение, или физическая мощь. У Кудряшка ничего этого нет, даже ноги нехожалые. И не надо — были бы мозги и желание. А "рычаг архимедов" из чего угодно сделать можно.

У Кудряшка есть только жена. Худая жена — неверная, гулящая, битая... Но — официально законная. Муж жене — голова. Хозяин.

У "пламенного горниста" с этой официально чужой женой... отношения. Любовный треугольник.

Я с этого смеялся. Какая она ему жена, когда она под всеми моими мужиками по-всякому побывала и не один раз? — Шлюшка общего пользования. Ну есть у неё с этим... "горнистом" какие-то симпатии — ну и фиг с ними.

Ответ неверный.

Это я так думаю. По стереотипам моего 21 века. А тут "Святая Русь" со своими законами, век — двенадцатый, со своими правилами, нормами и понятиями.

Она Кудряшку — жена венчанная. Которая — "да убоится мужа своего". Ибо на то — воля божья!

Понятно, что прямо против моего господского приказа она не пойдёт. Воля господина вровень с волей господа. После перенесённой порки и прочих дел — особенно. Но и не надо против моей воли — я же никаких ценных указаний по её поводу не выражал. А в остальном — мужнина власть над ней. Одно слово — овца. С очень паршивым пастырем.

После моего ухода, Кудряшок потребовал от жены исполнения супружеского долга. Ну как же без этого? Святое дело, муж в законном праве своём.

"Это" — было исполнено. С некоторыми дополнительными элементами, которые обеспечили "показательно, громко, больно".

Когда "горнист" не стерпел и кинулся на защиту своей подружки, то на его голову обрушилась целая проповедь. О Законе Божьем и вытекающих из него правилах поведения "мужа доброго", "жены верной" и прочих... соседей по местности.

Врёт Кудряшок складно, не хуже, чем профессиональный поп с амвона. Мне, к примеру, до него ещё далеко. Это я объективно говорю — накатанных оборотов у меня мало. Остальные... крестьяне. Их дело — внимать. "Горнист" вообще, по сути — некрещёный ещё язычник. А тут — кары божьи в натуральную величину на том и на этом свете.

Но Кудряшок проявил понимание, милосердие, умилился раскаянию юноши, высоко оценил "души прекрасные порывы", предложил "трубку мира" и свою дружбу. Вспомнил, что "господь велел делиться". В качестве "трубки мира" явлена была "жена законная". Её и "покурили". И "любовный треугольник" превратился в бордель. Причём — двусторонний.

"Ты — мне, я — тебя".

Я тебе — "половину" свою законную, а ты мне — свою половину, заднюю. А чего удивляться? Разве не сказано в Писании: "и будут двое одна плоть". Типа: если ты мою жену раскладываешь, то это эквивалентно как меня самого. И я тебя — симметрично. Чисто по дружбе, в знак приязни и уважения.

Отдариваться на Руси — первейшее дело.

Пошли в ход позиции, приёмы и методы "не повседневного применения": "этажерка", "тяни-толкай", "гамбургер скособоченный"... Зазвучали "заудные" песни. Не "застольные", не "занудные", если кто не понял, а... Ну, вы поняли.

"Нам песня строить и жить помогает". Кого именно строить и с кем конкретно жить...

Хотен, естественно, мимо такого веселья пройти не мог.

Любознателен он. Как всякий сплетник.

Кудряшок к старшему по команде — со всем уважением.

"Любой кусок мяса на ваш выбор, господин старший надзиратель".

Пока оно ещё тёплое и шевелится.

Сложность акробатических фигур и вариации позиций существенно увеличились.

Что интересно: никаких материальных преференций для себя Кудряшок в обмен не требовал. Только — "давайте жить дружно".

"Чтоб дружбу товарищ пронес по полям,

Законную жёнку — и ту пополам!

Работа — лавиной, и песня — лавиной,

Тебе — половина, и мне — половина!

А?"

Дружелюбие и широта души в чистом виде.

Кормёжка у всех — из одного котла, шмотки — какие были. Практически, на заимке — чистый коммунизм. И Кудряшку ничего не нужно. Только-то — "а поговорить".

Даже заготовки под шиндель он продолжал изготавливать. По кухне пытался помогать. Милейший и добрейший человек. Отнюдь не стяжатель. Никакой личной выгоды. Искреннее раскаяние и глубокое погружение. В солидарность и коллективизм.

Есть абстракция: любовь и уважение окружающих. Экая хрень, вроде бы. Другое название — контроль поведения, личный авторитет, изменение приоритетов мотиваций, воспитание у друзей-товарищей чувства зависимости, долга. Перед ним.

Баба — его. Собственность, имение. И он имением своим с сотоварищами делится. Как добрый христианин, как настоящий друг. С приязнью, уважением и всемерной поддержкой. Ну как же такому человеку не помочь? Как-то нечестно, неприлично, не по-людски.

Просьбами Кудряшок не надоедал. Так, по мелочам, для пользы общего дела. И просьбы эти исполняли. От чистого сердца, от всей души, из благодарности.

Глава 146

Фактически этот "крысюк" за полторы недели сформировал собственную команду. Из моих людей. И эти два дурака и дурочка, когда я понял что к чему и начал задавать прямые вопросы, постоянно на "крысюка" оглядывались, мялись и пытались моё раздражение от него отвратить, принять на себя.

"Пострадать за други своя".

А эта сволочь ласково улыбалась — прицепиться толком не к чему. Работы — работались, имение — не сожжено, не разрушено. А уж кто с кем спит... Что я, ревнитель нравственности и пример целомудрия? Но я же вижу, как они на него смотрят, как без его кивка — слово сказать боятся, как они от него зависят. Эмоционально, интеллектуально, "совестливо".

Единственное, что несколько притормаживало здешний "праздник жизни" — Домна. В общее "веселье" она не вмешивалась, от комментариев воздерживалась, кормила всех без разбору. Но такое непотребство не приняла и пареньку своему внятно объяснила.

Хохряковичу пришлось выбирать между групповым весельем в мужской компании и одиночеством вдвоём. А Кудряшок потихоньку давил на парня. То насмешками мужчин, то лёгкой порнушкой в исполнении жены, то, через Хотена, дополнительной тяжёлой и грязной работой. Вечером перед моим приездом парня дожали — он стащил у Домны жбанчик пива. Ну, какое же веселье без выпивки?

"Вино и женщины. Так говорите вы.