Водоворот

  С другой стороны, произношение... Как объяснял своим верным друзьям один герой Дюма, тот, что очень любил подраться: английский язык есть по что иное, как испорченный французский. Скорее всего, если бы какого-нибудь зрителя в зале спросили его мнение о норвержском, он бы высказался в том же духе. В общем, Гарри обнаружил, что он смотрит Гамлета на плохом английском, и ему это нравится. Когда зал начинал смеяться и рукоплескать в, казалось бы, самые неподходящие и полные драматизма моменты, актёры нет-нет, а вздрагивали, несмотря на то, что со дня премьеры прошли уже две недели, и у них было время привыкнуть к такой реакции.

  Вот, и сейчас монументальный, как базальтовый утёс у Северного моря, Гамлет, держащий в руке, судя по всему, череп питекантропа, горестно вещал:

— I от питання — бути чи не бути.

  Продолжить ему не дали. Зал, несмотря на то, что спектакль начался давно, и к диалекту все уже привыкли, просто взорвался, услышав бессмертную фразу. Женщины бросали на сцену цветы, мужчины свистели и кричали Браво. Осоловевший Гамлет, сморщившись, поднял руку, прося тишины. Зал постепенно успокоился, и актёр продолжил:

— У чому бiльше гiдностi: скоритись

Коли земнi марноти вiдшумлять?...

  Публика рыдала. Сведённые судорогами животы были уже не в состоянии дышать, и мощное ржание толпы быстро превратилось в столь же дружное хрипение. Гамлет на сцене закрыл лицо рукой, горестно качая головой от произведённого эффекта, а потом, когда отдельные зрители, отдышавшись, стали поднимать головы, произвёл контрольный выстрел:

— Офелiя! За мене помолися,

( Юрiй Андрухович, 1999)

  На сцену грациозно, как танк Леопард, выбежала здоровенная валькирия в туфельках сорок седьмого размера. Легко, как бабочка, она вспорхнула Гамлету на руки, отчего тот издал натужный рёв, как олень во время гона и пропятился пару шагов, как штангист-тяжеловес во время рекордного рывка. Для усиления эффекта Гамлет, зафиксировав вес, изобразил на лице вымученную гримасу победителя. Публика неистово зарукоплескала.

  — Что это с ними? — вполголоса спросил Гарри.

  — В предыдущие два выступления он её удержать не смог, — обмахиваясь веером, пояснила Дафна. Вечер явно удался!

  Когда они вышли из театра, было уже темно, да ещё и смог начал окутывать улицы. Она тут же скользнула под плечо к Поттеру, поблёскивая оттуда своими голубыми глазами. Пройдя немного, они остановились на углу под фонарём, сразу укутавшим парочку жёлтым светом, как бы вырывая из тумана. Положив руки ему на грудь, она серьёзно посмотрела ему в глаза:

  — Сегодня, пожалуйста, отведи меня домой!

  — Так мы и идём домой! — не понял он.

  — В дом моего отца, Гарри! — мягко пояснила Дафна.

  — Зачем?

  — Я ему зачем-то нужна. Ну, не огорчайся! Через несколько дней мы увидимся, не волнуйся!

  — Хорошо, пойдём!

15 июня. После обеда

  Дожди давно кончились, и уже вторую неделю сверкало солнце, жар которого прогонял лёгкий ветерок с моря. Вилла, спальным крылом обращенная к морю, буквально нависала над краем высокого утёса, на котором стояла, и вполне неплохо продувалась, так что жары девушки не испытывали. Их времяпрепровождение вообще не сильно отличалось от того, что было у них в Лондоне, — чтение, изучение магии, практика с наставником, — за одним маленьким но. И этим но была погода. Мягкий тёплый климат убаюкивал и лишал воли что-то делать и к чему-то стремиться. Поэтому с утра можно было забросить занятия и отправиться, к примеру, на море. Вниз вела извивающаяся гравийная дорожка, начинающаяся от лужайки перед задним фасадом виллы. На пляже стоял тент, зачарованный холодильник с напитками, и даже была отдельная холодная зона в тени, где можно было отдохнуть от жары. Песок на пляже был идеально просеян и вычищен, морское дно разровнено и облагорожено, а у пристани покачивалась небольшая парусная яхта, естественно, с магическим приводом.

  Старшая из сестёр бродила с книжкой по дорожкам сада, выискивая уютное местечко, кде можно было бы почитать Основные принципы трансгрессии без того, чтобы её беспокоили слуги или подруги. За кустами она приметила покрытую виноградной лозой перголу, и, подумав, что там она сможет найти то самое укромное местечко, направила свои стопы в обход кустов. Когда она вышла из-за угла, она поняла, что место уже занято, и не кем иным, как садовником со звучным именем Фабио. Точнее, его смуглой спиной, на которой под кожей перекатывались бугры мышц. Что делал Фабио, девушке не было видно, и она подошла поближе, заодно пытаясь придумать, как будет оправдывать своё любопытство.

  Да что мне оправдываться? Это мой дом или нет? Подстегнув себя таким решительным образом, блондинка тихонько подкралась к садовнику, чтобы заглянуть ему через плечо. Только сейчас она заметила козлы, на которых покоился один из столбов перголы, подпорку в том месте, откуда столб был вынут и разобранные накладные панели у основания, назначенные прикрывать вмурованную в бетонное основание металлическую скобу, в которую и вставляется столб. Фабио, не отрываясь, бросил на девушку быстрый взгляд. Уже не таясь, она прошла под навес и села на скамейку, откуда ей открывался замечательный вид на столб сечением двадцать на двадцать сантиметров, над которым трудился садовник. А тот увлечённо наносил какой-то рисунок на ровную поверхность.

  Закончив рисовать, он повернул другой стороной вверх и снова принялся вычерчивать что-то га дереве, потом ещё раз и ещё. После этого он из стоящего рядом ящичка с ручкой достал похожий на обрезанную ложку с деревянной ручкой инструмент. Похоже, там, где ложка была обрезана, инструмент был остро заточен, поскольку Фабио, легко ковырнув брус, вырезал из него изрядный кусок. Он продолжил, и блондинка с удивлением обнаружила, что на дереве проявляется рельефный рисунок.

  Так вот оно, оказывается, как!

  Стыдно признаться, но, прекрасно разбираясь в старинной мебели, она до сих пор не имела ни малейшего понятия, как эта мебель изготавливается, в особенности, как получаются столь нравящиеся её резные детали.

  Было видно, что у садовника, или теперь уже плотника изрядно набита рука, поскольку метровой длины рисунок он закончил обрабатывать в течение десятка минут. Отложив резак, — кажется, эта штука так называется, — он достал флакон с жидкостью, в которой она легко узнала повсеместно применяемый магический консервант, и нанёс его на свежую резьбу.

  Резец, вот, как это называется! А не резак!

  Потом Фабио повернул столб на другую сторону и продолжил. Через полчаса, когда на столбе со всех сторон появилась резьба, изображающая виноградную лозу с листьями, садовник поднял его и понёс к месту посадку. Что более всего удивило девушку, так это то, что Фабио не пользовался магией для переноски. Похоже было, что ему просто нравится физический труд, и он не упускает возможности лишний раз поиграть мускулами перед хрупкой блондинкой. Жаль, что глаза его скрыты очками. Интересно, какие они?

  Фабио осторожно поместил столб в металлическую скобу и, придерживая его одной рукой, другой в дырки в скобе вставил толстый болт, который вышел с обратной стороны. Навинтив гайку, он поставил столб вертикально так, чтобы гнездо для его шипа, сделанное в горизонтальной балке, оказалось точно над ним. И тут девушка увидела, наконец, использование магии в работе. Очевидно, Фабио было лень забираться не лестницу, и он просто протянул руку в сторону балки, отчего последняя приподнялась ещё на несколько сантиметров, позволив упасть стоящей под ней подпорке. Пока та падала, садовник успел мягко опустить балку и махнуть в сторону деревяшки, поймав её почти у земли. И всё это —— без палочки! Аккуратно положив её на траву, он улыбнулся старшей, которая замерла с выпученными глазами. Опомнившись, та захлопнула рот и улыбнулась в ответ.

  Фабио подошёл к кусту, где в тени лежала запотевшая десятилитровая бутыль с пенистой жидкостью, похожей на тёмное пиво. Откуда-то достав пол-литровую кружку, он взял бутыль за горлышко и знаком предложил девушке. Надо сказать, что холодный напиток выглядел выглядел соблазнительно, но пиво ей принципиально не нравилось.

  — А что это? — спросила она, скорее, для проформы, поскольку за время, что они провели здесь, строптивый итальянец всем показал, что по-английски он отказывается понимать даже простейшие да и нет, и подругам приходилось пользоваться итальянскими си и но. Язык сломать можно! Садовник поставил кружку на скамейку рядом с ней и стал наливать напиток, который сразу начал так вкусно пениться, что блондинка невольно сглотнула. Налив, он протянул кружку ей:

  — Пожолста! Проба! — её глаза чуть не округлились опять, поскольку это был первый раз, когда Фабио попытался что-то сказать по-английски. Пахнет, вроде не пивом, запах пива ни с чем не перепутаешь. Была — не была! Она зажмурила глаза и осторожно пригубила. Вкусно! И совсем не пиво! Даже немного сладко!

  — Что это? — спросила она ещё раз.

  — Кавас! — ответил довольный садовник.

  — Что? — переспросила она.

  — Кавас! — повторил тот. — Руски! — и он сделал движение, будто стакан в себя опрокинул.

  — Понятно! — улыбнулась она, беря прохладную кружку в обе ладони. — Кавас, который пьют русские!

  Фабио налил себе до краёв в другую кружку, почти залпом осушил её и двинулся к дощечкам, которые должны были замаскировать металлическую скобу в основании столба. Старшая, блаженно потягивая холодный напиток и периодически приговаривая себе под нос Кавас!, совершенно забыв про книгу, продолжила смотреть, как садовник ставит подпорку у следующего столба, вынимает его из скобы и кладёт на козлы.

◅─◈─▻

  Настроение было — хуже некуда. От светловолосой ведьмы не было вестей уже который день, а сама она просила ей не писать, чтобы не дразнить отца понапрасну. С мистером Гринграссом Гарри уже встречался два года назад, когда ему прислали письмо на гербовой бумаге с приглашением посетить особняк в Лондоне. Поттер тогда пребывал в состоянии жутчайшей депрессии после потери крёстного, и два дня, проведённые в гостях, самым благоприятным образом повлияли на его настроение. Астория, как бабочка, порхала вокруг, не обращая внимания на неотступно следовавшую за ним Дафну, а их мать глядя на торчащие кости подростка, всё норовила его чем-нибудь накормить. Сам мистер Гринграсс, конечно, был сдержан в выражении своей благодарности, зато леди была необычайно приветлива и похоже было, что помимо признательности за спасение дочери она ещё испытывает к Гарри обыкновенную симпатию. Отца Дафны, однако, проняло то, что Гарри отказался от подарка, который Гринграсс ему предложил. Гарри тогда вскочил страшно оскорблённый, и тот поспешил извиниться за то, что он так недооценил Поттера. Теперь же он, со слов Дафны, был вне себя от ярости от того, как Гарри злоупотребил его доверием и обещал пришибить наглеца при встрече.

  Да ещё и эта погода... Ни льёт, ни капает, а, выйдя на улицу, промокаешь насквозь. И холодный такой ветерок с Темзы... В какой-то момент стало настолько дурно, что Гарри решил испробовать ранее не испробованный способ времяпрепровождения, для чего и закатился в Дырявый котёл. Бармену было до лампочки, что он — сам Гарри Поттер, ему были интересны лишь золотые галлеоны в его кармане. Поэтому служитель штопора и бокала лишь подозрительно сощурился в ответ на просьбу налить чего-нибудь покрепче:

  — А восемнадцать тебе уже есть, парень?

  Гарри закатил глаза к небу:

  — Ну, почему, когда нужно убивать Волдеморта, возраст не спрашивают, а когда человеку хочется выпить...

  — Потому, парень, что спиртное не придёт к тебе ночью авадить твою семью! — со смешком ответил бармен, не переставая протирать бокалы. Поттер достал из кармана галлеон и бросил его на стойку. Монета исчезла где-то в воздухе, а вместо неё перед Гарри материализовалась стопка с какой-то вонючей жидкостью. Он с подозрением её понюхал:

  — Это что?

  — Огневиски, что же ещё? Хотел выпивки? Вот она!

  — Да этой гадостью только клопов морить! — в сердцах выругался Поттер.

  — А что ты хочешь? Мужчиной становятся через страдания! — философски заметил бармен.

  — А что-нибудь не столь... — Гарри с отвращением отодвинул от себя стопку, — страдальческое есть?

  — Ну, давай попробуем это... — бармен достал из-под прилавка едва початую бутылку с совершенно прозрачной вязкой жидкостью и плеснул её в чистую стопку: — Вот, понюхай!

  Поттер понюхал. Жидкость ничем не пахла. Он потянулся губами, но бармен успел перехватить его руку:

  — Э-ээ, нет, постой, так дела не делаются! — он достал палочку и кусочек чёрствого ржаного хлеба. Хлеб он на блюдечке пододвинул Гарри: — Слушай сюда! Стопку опрокидываешь в себя и сразу глотаешь. Потом нюхаешь, — запомни, нюхаешь, ни в коем случае не откусываешь, — хлеб. Голова повёрнута строго в мою сторону, ни влево, ни вправо! Потом — резкий выдох. Понял? — Гарри кивнул. Бармен двинул к нему стопку, сделал шаг назад. Поттер запрокинул голову, закидывая в себя прозрачный столбик, и сразу поднёс к носу кусочек хлеба.

  — Протего Тоталум! — сказал бармен. Глаза Гарри выпучились, они выскочили из орбит и надулись, став сантиметров по пятнадцать в диаметре. Потом из его ушей пошёл пар, а глаза сдулись и встали на место, но надулись уже щёки и так, что за каждой можно было спрятать по футбольному мячу.

  — Не держи в себе! — посоветовал бармен. — А то — разорвёт!

  Поттер собирался лишь приоткрыть рот, но он сразу распахнулся так, что туда легко можно было бы запихать Кричера, и из него вырвался столб пламени сантиметров сорока в диаметре. Пламя било в щит, поставленный барменом, в течении десяти секунд. Если бы опытный работник общепита не выставил защиту, от него бы остались одни угольки. Как, впрочем, и от всего трактира.

  — Круто! — резюмировал Гарри. Он закашлялся, и бармен протянул ему ведёрко со льдом. При очередном спазме он выплюнул шарик огня размером с теннисный мяч себе на ладони и сразу же начал его подкидывать, обжигаясь.