Между тем 'Рапторы' продолжали ежедневно вылетать на боевое дежурство, расходуя ресурс двигателей, радиопоглощающее покрытие и нервы российских ПВОшников. Летали эскадрильями по четыре, двое на борту несли по четыре JDAM — для взлома противовоздушной обороны и уничтожения баз, двое других — четыре АМRAAM и две AIM-9X, чтобы отбиться от перехватчиков. Наводил их постоянно барражирующий над Балтийским морем АВАКС, который далеко не высовывался и потому был предположительно недосягаем. Плюс спутниковое обнаружение, десятки круглосуточно висящих в воздухе дронов, радиоэлектронная разведка, самолеты РЭБ. Выходило дорого, но сердито, давая гипотетическую возможность в течение часа внезапным ударом полностью обезглавить Западный военный округ. Но, как известно, ни один военный план не учитывает сопротивления противника.
Первые дни ноября в Лиелварде выдались пасмурными и ветреными, что несколько усложняло полеты. Приборы приборами, но взлетать или заходить на посадку с сильным боковым ветром всегда сложнее, чем без него. В остальном же происходящее можно было описать словом 'рутина', и тренировочный вылет очередного звена тоже был вполне рутинным.
Майор Джеффри Хэни сверился с курсом и попытался размять шею. Курс был верным, высота тоже. Топлива в достатке, все системы функционировали штатно. Майор Хэни в четверке был одним из двух ведомых, и его 'Раптор' нес вооружение только для работы по земле. Идти в первом эшелоне и принимать воздушный бой предполагалось вести более опытным пилотам, имеющим на своем счету уничтоженные воздушные цели.
Но это в теории, а фактически предполагался получасовой учебный вылет на небольших скоростях для отработки координации действий в составе звена. Таких тренировочных полетов за год набиралось до полусотни, не считая прочих, и ничего сверхъестественного не ожидалось.
Впрочем, сверхъестественное потому так и зовется, что появляется вопреки любым ожиданиям.
Майор Хэни был хорошим пилотом, четко следовал приказам и свой самолет знал прекрасно. В том, что случилось, не было ни грамма его вины. Когда его 'Раптор' при пролете над Алуксне не послушался движения штурвала, и вместо положенного разворота продолжил движение по прямой, он тут же попытался сообщить о неполадке командиру звена. И не получил ответа. Приборная панель продолжала рапортовать о нормальной работе всех систем, но рация в его летном шлеме, стоившем дороже частного дома в пригороде, была мертва. Уже тогда майору Хэни стало страшно, но он еще мог держать себя в руках. Он переключал каналы связи, вызывал сначала командира звена, затем землю. В течение пяти минут его 'Раптор' летел неуправляемым, но он упорно пытался взять машину под контроль. Тем временем один из дисплеев показывал, что самолет вот-вот пересечет российскую границу.
Джеффри Хэни бросил взгляд на датчик радиолокационного облучения. Тот, как обычно во время тренировочных полетов, фиксировал не слишком сильное, но вездесущее излучение российских радаров. Без сомнения, его вели еще с того момента, как шасси 'Раптора' оторвались от взлетной полосы, и чихать хотели длинноволновые радары на все ухищрения технологии 'стелс'. На лице пилота выступил холодный пот. Он ощутил себя абсолютно беззащитным, запертым на высоте пятнадцати тысяч футов в кабине взбесившейся машины — и под прицелом множества 'Гроулеров', чьим ракетам какой-нибудь офицер-комми с лицом спившегося маньяка из фильма ужасов уже готов отдать команду на старт. Ему нужен только малейший повод, чтобы самолет майора Хэни хотя бы на метр пересек границу, и тогда он нажмет на кнопку. Две двадцатидвухфутовые сигары с хлопком выстрелят из пусковых контейнеров, и на гиперзвуковой скорости понесутся ввысь, с единственной целью — убить его, майора Джеффри Хэни, родом из Оуэнсборо, штат Кентукки.
— Я борт 60-4125 ВВС США, — скорее для очистки совести произнес он в микрофон на открытой волне. — На борту неисправность, не могу изменить курс.
Могильная тишина.
Слышен только гул двигателей.
Не слышно ни сослуживцев, ни собственной базы, ни даже гневных окриков русских, требующих немедленно покинуть их воздушное пространство. Майор Хэни вспомнил инструкции, и решил, что сделал все от него зависящее. Дальше все в руках Господа. И, мысленно извинившись перед родителями, которым наверняка будет стыдно, что сын запорол карьеру пилота, потянул ручку катапульты.
Ничего не произошло.
'Как ожидаемо', — подумал майор Хэни и дернул ручку еще раз.
Снова ничего. Но это было только начало. Призывно запищал другой дисплей, отображающий информацию о системах вооружения. Все четыре бомбы во внутренних отсеках активировались и сейчас в них закачивались координаты целей. Одновременно с этим майор Хэни почувствовал, как его перегрузкой вжимает в кресло — самолет резко ускорился, выходя на сверхзвук. И, судя по показаниям приборов, немного изменил курс.
Майор Хэни помнил карту, которую сотни раз видел на брифингах. От Лиелварде до Алуксне его звено летело фактически по прямой, и если учесть угол отклонения... то сейчас 'Раптор' двигался точно к поселку Черёха, где располагалась база 76-й десантно-штурмовой дивизии русских. Одна из приоритетных целей.
Вот теперь ему стало по-настоящему страшно.
Казалось бы, невозможные неполадки и потеря управления разом обрели одно железное объяснение.
Его сделали жертвой.
Технически, не было ничего сложного. Достаточно внедрить в операционную бортового компьютера дополнительные патчи — и все. Откажет рация, самолет будет лететь туда, куда его ведет программа, а оружие само атакует нужную цель. Понятно было и то, почему не работает катапульта. Выживание пилота, как лишнего свидетеля, в этой провокации не предусматривалось.
Спокойно, спокойно. Прямо сейчас его не собьют. Не раньше, чем бомбы будут сброшены. ПВО у русских — это не только наземные ЗРК, но и истребители. По инструкции, они не откроют огонь сразу, сначала сблизятся до дистанции прямой видимости, доложат о происходящем, и только тогда получат право стрелять. Если бы только как-то подать им сигнал... В аварийном наборе есть укороченный 'Кольт' и дымовые шашки. Если бы только удалось до него дотянуться. Он же спрятан под сиденьем...
— Господи, помоги мне... — прошипел сквозь зубы майор Хени, отстегивая вопреки всем инструкциям страховочные ремни. — Господи, помоги мне...
Тесная кабина явно не была предназначена для таких акробатических упражнений. С большим усилием Хени смог дотянуться до нужного отсека, но крышка упорно не поддавалась. Доступ к ней открывался при катапультировании или при наземном обслуживании, но сейчас ее сорвать было невозможно чисто физически.
Майор Хени скрипнул зубами от отчаяния и огляделся. С двух сторон виднелись тусклые проблесковые огоньки. Ему даже показалось, что в темноте он различает характерные змееподобные силуэты 'Фланкеров'. Через мгновение 'Раптор' слегка тряхнуло.
Бомбы были сброшены.
— Господи, помоги мне...
Огни 'Фланкеров' начали быстро смещаться назад.
Майор Хени почувствовал на себе взгляд. Словно в кабине он был не один. Словно что-то огромное и непостижимое обратило на него свой взор и уделило толику внимания. Ощущение чужого присутствия было настолько сильно, что он непроизвольно завертел головой и попытался отстраниться.
Темноту рядом с кабиной прочертила очередь трассеров — один из 'Фланкеров' дал предупредительный залп из пушки.
— Господи, помоги мне...
Истошно заверещала система предупреждения о ракетной атаке.
Ведомые неведомой силой, страховочные ремни ожили, встопорщились, будто изготовившиеся к броску кобры, и набросились на пилота, намертво приковав его к креслу. Через секунду, словно запоздало вспомнив о своих обязанностях, сработала система катапультирования. Пиропатроны отстрелили фонарь кабины. Мощный электрический разряд поразил бортовой компьютер, уничтожая те узлы, которые ни в коем случае не должны попасть в руки противника. Кресло с майором Хени, движимое реактивной струей, мгновенно выстрелило на двадцать футов вверх, чтобы тут же начать свободное падение, быстро прерванное хлопком раскрывшегося парашюта.
Где-то вверху и впереди вспыхнула яркая огненная точка.
Майор Хени схватился руками за стропы. От его 'Раптора' остался только шлем у него на голове. Но он был жив. Это было абсолютно невозможно, но он был жив. Впереди его ждало жесткое приземление посреди леса, два дня блужданий и сомнительная радость общения с контрдиверсионной группой десантников, жаждущих возмездия. Но это все будет потом, а пока Джеффри Хени, родом из Оуэнсборо, штат Кентукки, просто наслаждался тем, что жив.
— Спасибо, Господи, — шептал он одними губами. — Спасибо, Господи...
* * *
Местность близ г. Луга, база 26-й ракетной бригады, 02:47
Полковнику Виталию Суворову иногда было стыдно звезды на своих погонах. К своим сорока годам он имел множество поощрений от начальства. На официальных мероприятиях его китель блестел от орденов и медалей. В сейфе лежал наградной хромированный ПЛ-14 с рукояткой из орехового дерева. В ближайшие годы он имел все шансы получить представление к генеральскому чину и отправиться в Академию Генштаба. Со своей женой полковник прожил пятнадцать лет без особых скандалов, и все шло к тому, что еще столько же их брак протянет легко. А там и еще столько же, если не грянет Второе Пришествие. Даже сын его не позорил, со всякими придурками не якшался и после школы собирался поступать в авиационное училище.
И, тем не менее, не смотря на устроенную жизнь и успешную карьеру, полковника порой начинал грызть нестерпимый стыд. Особенно осенью. Особенно промозглыми ночами, когда приходилось коротать ночные дежурства в командно-штабной машине с кружкой чифиря. Эти ночи были особенно мучительны, потому что болтать с подчиненными было не по уставу, отвлечься тоже никак было нельзя. Оставалось только уныло глазеть на пульт, бесконечно слушать тишину в радиостанции и поедать себя изнутри заживо. Причина тому была одновременно банальна и глубока.
Полковник Виталий Суворов ни разу не воевал. Такой вот казус, свойственный многим современным офицерам. Он участвовал в учениях и маневрах, ни разу не облажался на внезапной проверке боеготовности, стрелял на полигонах, но ни разу в жизни — по настоящему врагу. С тоской он смотрел в сети видеоролики о ликвидации очередной банды на Кавказе, завистливо косился на танкистов и артиллеристов, которые регулярно тренировались на живых мишенях. Даже моряки и летчики, по разумению полковника Суворова, занимались настоящим делом, выходя в походы и на боевое патрулирование. В первую чеченскую кампанию повоевать ему еще не довелось, потому что еще не исполнилось восемнадцать. Пока гремела вторая кампания, грыз гранит науки в артиллерийском училище. Потом была короткая кампания в Грузии — но опять без него, там задействовали только 58-ю армию. Даже в первый год украинского кризиса, который, казалось бы, оказался подарком судьбы, полковнику Суворову попробовать себя в настоящем деле не удалось. Работа нашлась для связистов, разведчиков, артиллеристов, инженеров, зенитчиков и даже для пилотов-истребителей. И только бедолаги-ракетчики из 26-й бригады, как всегда, оказались не приглашенными на праздник. Им оставалось только уныло потягивать чифирь, вполглаза следить за исправностью машин, да потихоньку растить психологические комплексы путем созерцания комплексов оперативно-тактических.
С усилием полковник Суворов сфокусировал взгляд на электронном дисплее. Дисплей резко светился в полумраке, демонстрируя электронную карту региона. Небольшим жирным крестиком отмечалось местоположение самого командного пункта, еще несколько крестов поблизости — другие машины из комплекса, пусковые установки и транспортно-заряжающие машины. Несколько квадратов в разных частях экрана — дружественные силы. Наконец, широкая красная дуга, прочерчивающая весь экран, обозначала максимальную дальность, на которую могла нанести удар бригада. Формально, разумеется. Те, кто имел полномочия назначать координаты для атаки, знал, что реальная дальность новых моделей ракет больше почти в полтора раза, и фактически из окрестностей Луги 26-я бригада могла дотянуться до всей Прибалтики, половины Финляндии и даже небольшой части Польши. Ясное дело, никаких записей об этом нигде не было, а строгость подписки о подлинной дальности 'Искандеров' мало с чем могла соперничать. Хотя договор о ракетах средней дальности давно трещал по швам, стороны старались хотя бы делать вид, что соблюдают его.
Вот если бы сейчас вдруг, чисто гипотетически пришел приказ... тогда бы... что 'тогда'? Тогда бы первым делом ожила радиостанция, на шифрованной частоте продиктовав инструкции командования. Та же информация тут же была бы продублирована на дисплее благодаря национальной системе управления войсками. Инструкции, конечно, были бы не очень информативными. Они бы звучали скупо: 'Код: Солнце', или скажем 'Код: Пепел', или даже, самый неприятный вариант из всех, 'Код: Труха'. У главы Генштаба чувство юмора было под стать его лицу — то есть как у несвежего покойника... вот, значит, приходит приказ, а там код такой-то. И каждый код означает, что полковнику Суворову нужно встать, достать ключи и открыть сейф, где лежат подписанные конверты. Вскрыть тот, название которого было в сообщении. Вернуться за пульт и продиктовать приказ подчиненным...
Полковник потер глаза и выгнал из головы ненужные мысли. Излишняя инициативность и милитаризм среди офицеров не поощрялись. Нужно поменьше думать о всякой ерунде, поменьше смотреть мировые новости по телевизору. Иначе запросто зарубят генеральские звездочки — а там и до увольнения недалеко. Не нужны стране солдаты, любящие свое ремесло...
Он откинулся на спинку раскладного сиденья и осторожно размял суставы. Ему вдруг подумалось, что пора бы уже смириться с тем, что судьба его давно решена, и даже генералом он станет паркетным. Пятый десяток же уже! Пора бы и честь знать...
Зашипела радиостанция.
Полковник этого поначалу даже не заметил, предаваясь мысленному самобичеванию.
Радиостанция пару раз кашлянула помехами и захрипела:
— 'Соболь', 'Соболь', я 'Ясень', как слышно? Прием.
Полковник впился взглядом в устройство, остальные трое офицеров тоже встрепенулись. 'Соболь' — это их бригадный позывной. 'Ясень' — командование Западного военного округа. С какой стати им вызывать 26-ю ракетную среди ночи?
— 'Соболь', 'Соболь', я 'Ясень', как слышно? Прием.
Полковник быстро встал с сиденья, взял наушник и положил руку на переключатель.
— Я 'Соболь', слышу вас хорошо, прием.
— 'Ясень' — 'Соболю': код 'Рассвет', повторяю: код 'Рассвет', подтвердите, прием.
— 'Соболь' — 'Ясеню': принято, код 'Рассвет', прием.
Эту фразу полковник выдал машинально, и тут же чуть было не прикусил себе язык. Конверты в сейфе, содержавшие заранее составленные планы действий бригады для разных ситуаций, он знал наперечет. Ни на одном из них не было пометки 'Рассвет'. Радиостанция имела на этот счет иное мнение:
