Потому он радовался, что лейнцы так и не раздобыли мага — это было несказанной удачей, иначе бы давно уже от стены города превратились в груду камней, не только от укрепления.
Потом представлял, как себя чувствуют вражеские командиры. Нет, они уже не уйдут, это точно. Этот город у них как соринка в глазу. Они злые, хотят лично зарубить каждого.
И ведь как хорошо, что ни разу не прислали парламентеров и не предложили сдаться. Тогда бы он за городской совет не поручился. Горожане запросто могли бы заключить какое-нибудь выгодное соглашение и повесить своих защитников на стенах в знак примирения с лейнцами. В истории не раз такое бывало. Будь враги чуть хитрее, они бы непременно начали переговоры, а затем бы все равно вырезали весь город, чтобы никто не узнал, что они обманули...
От врагов мысли перенеслись к "друзьям". Где там теперь Харвинд? Объединился с "волками"? Куда они пошли потом? Гарое втайне отправил гонца в ближайшую сигнальную башню. Кто знает, что скажет о них граф, "волки" должны знать, что они еще держатся. И большая часть армии Лейна застряла здесь. Вдруг захотят помочь?
Надежда была очень уж наивна. Он не знал, что случилось с гонцом: добрался до места или был убит по дороге? Его ведь и свои могут убить: Харвинд, чтобы никто не узнал правды, "волки", спутав со шпионом или дезертиром... Они могут решить, как и граф, что город не стоит того, чтобы его защищали...
— Идут! — прогремело над ухом.
Гарое потряс головой. Он как будто и не спал. Сначала взял в руку меч, после только протер глаза.
— Аккуратней! — Киший толкнул его, и стрела пролетела мимо. — Вы словно не проснулись, что ли? — упрекнул он.
— Как будто, — нахмурился он, разглядывая "броненосца", вновь ползущего к ним. — Где арбалетчики?
— На месте. Сейчас увидите.
Лейнцы и вправду напали рано утром. Это хорошо: не так жарко сражаться. В этом году что-то страшное творилось. Скоро середина зимы, а дождь ни разу не полил. Хотя в Лейне всегда так, а они очень близко к Лейну.
Запели болты, потом, когда лейнцы немного открылись, полетели стрелы... Все было, как каждый день до этого. Только ему казалось, что он уже не участник, а зритель. Точно спектакль смотрит, заранее зная, чем он закончится. Вот сейчас они подойдут ближе, и тогда...
Он сегодня явно был медлителен. Киший что-то кричал, прикрывая его щитом, нападал на лезущую пехоту, но Гарое должен был убить еще одного, еще одного, еще одного. Чтобы выстоять, выстоять, выстоять. Как десять дней назад, неделю, вчера. Они должны...
Когда над ним появилось небо, он не сразу понял, что произошло. Затем появилось лицо Кишия, заслоняя солнце, оруженосец снова что-то кричал. "Чего парню надрываться? Все равно ничего не доходит. Лучше уж я скажу".
И Гарое его прервал:
— Мы должны... — твердо произнес он. А на последнее слово времени не хватило.
10 дисамбира, Западный Умар
Шонгкор спешил на запад: лес впереди горел. Горел, потому что жгли кого-то из его семьи. Он взлетел выше, чтобы преодолеть полосу огня.
Люди очень хорошо подготовились. Маг швырял во все стороны камни Зары, не позволяя вампирам подойти ближе, а отряд воинов в медных доспехах неумолимо шел вперед, прикрывая его, стрелами и стальными мечами, покрытыми медью. Погиб уже не только Щамма. Почти все, кто сдерживал людей, погибли. Если он сейчас же...
Он летел к магу, уворачиваясь от огненных камней, единственный шанс — действовать быстро. За одну трость от цели, он отшвырнул воина с мечом, разрывая ему горло острыми когтями, но в это мгновение ударил мечом другой, а маг швырнул камнем Зары. Огонь ударил в грудь и радостно пробежал по телу — какое-то новое заклинание. Нестерпимая боль туманила сознание, но он должен был успеть. Последним рывком он дотянулся до мага, обнял его, прижал к себе, как любовник, истосковавшийся по женщине. Если у мага есть защита от огня, это спасет Шонгкора, если защиты нет, то огонь повредит магу, даже если он не убьет его. Рывком откинув шею человека, он жадно припал к ней, разрывая ему горло. А огонь жег и жег, его рубили мечами, но он уже знал, что победил. Без мага они бессильны. Никакие доспехи и мечи их не спасут. Только бы скорее закончился этот жар. Это невыносимо!
Он не выдержал и отпустил мага, чтобы на этот раз ударить когтями себя, снять собственную кожу, убить, только бы унять эту боль...
— Тише, тише! Нальбий, Челеш, помогите! — отчаянный крик вернул сознание.
Кедер очнулся. Двое из его семьи держали его за руки, напрягая силы. Он был старше и сильнее их обоих. Уна отошла дальше, едва сдерживала слезы. Он разом успокоился. Не любил, когда она видела его таким: монстра, внушающего ужас и отвращение. Хотя он никогда не внушал ей отвращение — и это было чудо. Единственная милость, за которую он благодарил Небо...
Граф закрыл веки, кожа его бледнела, становилась мраморно-белой. Острые когти втягиваются обратно, также как и клыки. Еще немного, и он вновь станет человеком. Только вот глаза будут светиться красным, потому что ужасно хочется есть...
— Мама, не подходи, — окрик Нальбия. Он еще боится, что Кедер себя не контролирует. Потом к губам подносят чашу. — Вот, выпей.
Кровь в чашке лишь чуть остыла, но уже имеет не тот вкус, что они получают, прокусывая артерию на шее. У нее и запах другой, она не насыщает так хорошо. Все равно как человека вместо нормальной еды кормить куриным бульоном. Но сейчас и она хороша. Вот только где они ее взяли?
Шонгкор посмотрел на сына. Нальбий отвел взгляд, и Кедер сразу понял: это Уна его спасает. Другого он и не ожидал, но она не должна этого делать. Тот, кто в его семье еще остался человеком, не должен терять силы и болеть из-за того, что живет с монстрами. Лучше уж убить кого-нибудь в Энгарне или поймать оборотня. Отступить один раз от правил.
Он допил кровь и сел на кровати. На этот раз его не удержали. А следом в комнату ворвался старый слуга Хархас. Похожий на старого виллана-пьянчугу он легче входил в доверие и узнавал о мерзавцах, живших в городе или деревне. Никто не мог заподозрить в нем безжалостного убийцу.
— Господин, к нам гости, — он не запыхался, хотя бежал по лестнице. Человеческая оболочка обманчива — после гибели Щаммы он остался одним из самых сильных вампиров в замке. — Считают, что вы непременно встретитесь с ними.
— Оборотни? — Кедер чувствовал врагов за юлук.
— Да, но как вы дога...? — Хархас осекся. — Так чего с ними делать?
Шонгкор быстро поднялся. Подхватил со стула одежду.
— Я полагаю, они знают, что я болен и что некоторых из нас убили, поэтому не боятся. Поэтому подошли близко. Так?
— Да, господин, — подтвердил Хархас.
— Кедер, — прошептала Уна.
Он стремительно вышел из комнаты, как только Челеш помог застегнуть камзол. Вот кто всегда на его стороне, хотя и не бескорыстно. Нальбий тоже следовал за ним и тоже какую-то речь приготовил.
— Отец... — начал он, но Кедер, точно так же проигнорировал его, быстро спустился по ступенькам.
Свежий воздух ударил в лицо тысячью запахов, из которых самый сильный — запах человеческой крови, только нельзя ему поддаваться, это запах детей, которые родились людьми у вампиров. Такое бывает почти так же часто, как и рождение монстром. Он покачнулся. Нальбий тут же подставил плечо:
— Отец...
— Ты охотился в Кашшафе недавно? — грубо прервал его Шонгкор.
— Да, — негромко подтвердил сын.
— Заткнись и следуй за мной, — распорядился граф.
Оборотни стояли в лесу, на его территории, и небрежно о чем-то беседовали. Вожак и четверо князей. Почуяв вампиров, Тевос повернулся к нему, чуть напрягся. Как же Кедер ненавидел его! И ведь не красавец, что Ойрош в нем нашла? Он бы бросился на мерзавца и разорвал ему горло, но силы вновь изменили, и пришлось опереться на плечо Нальбия.
— Приветствуем вас, граф, — поганец учтиво склонил голову, а он никак не мог уверенно встать на ноги. Если бы он был просто голоден, это бы не стало помехой, только придало силы, но он еще не исцелил раны. А вожак продолжал как ни в чем не бывало. — Мы пришли, чтобы предложить вам союз.
Бешенство придало ему силы. Он оттолкнул сына и шагнул ближе к Тевосу.
— Как ты смеешь приходить сюда после того, что сделал? А покормить нас не хотите?
— Вы сейчас не в состоянии сражаться, — ровно заявил князь. — И не все из вашей семьи справятся с оборотнем. Зачем вам еще и эта война? Если вы хотите сохранить семью, нам надо объединиться.
— Ты натравил на нас людей, а теперь предлагаешь помощь? — зашипел Кедер. — Вы не знаете, с кем связались, — он посмотрел на князей. — И понятия не имеете, куда он вас заведет. Да, я слаб, но когда я стану сильней... — он умолк — не любил угрожать, это выглядело глупо. — Убирайтесь. Ваш вожак знал, когда прийти. А я хочу, чтобы знали вы: пока он ведет вас — я ваш враг, и мы убьем каждого, кто приблизится к моему замку.
— Отец... — вновь вступил Нальбий.
— Заткнись! — рявкнул Кедер. — Если бы ты не послушал его и не полетел охотиться в Кашшафу, все были бы живы.
— Не были бы, — возразил Тевос. — Загфуран помнит, кто заразил его и лишил замка в Энгарне. То, что сделал Нальбий, ничего не изменило.
Шонгкор развернулся и, на этот раз опираясь на Хархаса, пошел назад. Он не желал разговаривать с оборотнями. И когда он станет сильнее, он тоже не будет с ними разговаривать. С жертвой не говорят.
— Этот союз нужен вам, а не нам, — все-таки сказал в спину Тевос. — Стая выживет в любом случае.
Кедер не обернулся. Но долго он идти не мог. Через лавг в глазах потемнело, и он свалился на землю, услышав только женский вскрик напоследок.
10 дисамбира, Лейн
Как ни старался принц выйти на поверхность скорее, ничего не получалось. И "ведьмочка" обманула. Вместо выхода, они то и дело натыкались на развилки. Сначала исследовали их. Балор или Ялмари шли вперед, чтобы проверить, куда они ведут. Но безрезультатно. Все ходы были очень длинными, им приходилось возвращаться, и они шли дальше, полагаясь на Люне и внутреннее чутье Ялмари. Правда, чутье внезапно уснуло, и принц чувствовал в тоннеле себя так же неуверенно, как и ведьма.
Люне была необыкновенной женщиной. Теперь Сорот радовался, что ее спасли. Долгое воздержание угнетало его. А стоило переспать с ней, получил такой прилив сил, что казалось, он может Лейн из края в край пройти. Да и умела она удовольствие доставить. Такая женщина ему еще не попадалась. А он ведь, как обычно, не особенно напрягался. У него было правило в отношениях с женщинами: поменьше усилий, побольше удовольствия. Если попалась девственница, она не сможет сравнить его с другими мужчинами и укорить в чем-то. Опытная женщина получит удовольствие независимо от его стараний, она и так знает, что ей нужно. А если учесть, что он предпочитал брать женщин из простонародья, то для них счастьем было уже то, что он обратил на них внимание.
Он никогда не отступал от этого правила. И с принцессой тоже не отступил. Наоборот, отомстил ей за дни унижения, которые ему доставались от ее ненормальной семейки. Лин, конечно, об этом не догадалась. Это тоже был испытанный прием. Надо лишь сказать: "Потерпи, будет больно". И после этого можешь делать все, что угодно. Девчонка, особенно такая гордая, как ее высочество, будет молчать и терпеть. И никогда его не обвинит — он же честно предупредил. И сравнить ей не с чем. Поэтому, когда они умудрились ускользнуть от дворцовой стражи, и Лин предложила "пойти до конца, чтобы мама скорее дала разрешение на свадьбу", он не отказывался. Взял ее где-то между прачечной и кухней, намеренно причиняя боль, до тех пор пока она не выдержала и не крикнула, — этого он и добивался. Причинить ей такую боль, чтобы она не могла терпеть. И когда он женился, он будет делать так же. Не каждую ночь, чтобы она не нажаловалась братцу и Поладу. А так, как всегда: сегодня приласкает. И завтра. А послезавтра вновь отомстит. И попросит прощения, расплачется, подарит какую-нибудь безделушку, наговорит тысячу комплиментов...
Папаша его осуждает, но напрасно. Неужели лучше, как он: всю жизнь плясать возле трона? Удовольствие от этого испытывает только такой наивный человек, как его отец. И верить в то, что красивая жена, которой никак не дашь сорок лет, хранит ему верность, несмотря на то что он посещает ее спальню раз в месяц, тоже мог только он. У них с матерью уже давно был своего рода заговор против отца. Они не желали ему зла, но своих целей добивались в обход него, не обижая старика, но избегая его нытья, которое он называл "наставлением".
Люне тоже не надо упускать из вида. Она чудо как хороша. Он объяснит ей, что у него обязательства, что он не может жениться на ней. Но любит только ее и всегда будет любить. Женщины рады слышать такие речи. Люне еще и сообразительная. Поймет, что у лорда есть долг, которым он не может пренебречь. А уж когда он станет королем...
Выбраться, выбраться отсюда! От голода подвело желудок. Столько дней он не мог нормально поесть. Хорошо хоть воды и вина немного есть...
Факелы почти закончились. Их берегли, зажигая только в крайнем случае. Темнота давила, казалось, что вот-вот закончится воздух. В этой тьме они потеряли счет времени и не знали, сколько дней блуждали по тоннелю. Поэтому казалось, что прошла целая вечность. Они почти не разговаривали. Шли вперед, пока у женщин были силы. Садились у стен. В этом было что-то тревожное, будто все ожидали худшего и надеялись, что если не скажут этого вслух, то минует.
Ялмари чаще всего идет позади и только на привале садится рядом со своей ненормальной горничной — это же надо было припереться сюда! Хотел бы он услышать, что она наплела принцу о путешествии по Лейну. А он ведь поверит, что она ни под кого не легла, чтобы выжить.
Герард споткнулся и чуть не полетел кувырком. После долгого перехода он с трудом удержал равновесие. Хоть бы на развилку, что ли, какую наткнулись, тогда им дадут передохнуть, пока оборотень и принц исследуют другие ходы. Почему в боковые ходы шли только эти двое, он никогда вопросом не задавался. Его не трогают — и на том спасибо.
Эль-Элион услышал его молитву. Балор глухо сообщил:
— Здесь ответвление.
— Тогда останавливаемся на ночевку, — скомандовал принц. — Я посмотрю, что там...
— Я посмотрю... — предложил оборотень не очень уверенно, но Ялмари, как обычно, отрезал:
— Отдыхай. Я быстро.
Балор еще плохо себя чувствует после ранения. Ему досталось больше всех. Люне могла бы его полечить, если бы тут росли хоть какие-то травы. А ведь хорошо знать нужные травы. Ее не собаками травить, а беречь надо было. Дураки они тут в Лейне. Он устало опустился возле стены. Люне тут же устроилась рядом. Даже ее прикосновение давало силы. Шрам пошумел в темноте. Булькнула вода. Опять, наверно, поит "ее высочество". Ненавидит ведь женщин, делает это, чтобы выслужиться перед принцем. А чего старается? Все равно генералом не станет. Так и будет на побегушках.
