Чаганов: Москва-37

-Кто такой? За чо чалишься?— Сплюнул на землю через щель выбитого переднего зуба второй урка.

Он сидел на земле, обхватив руками согнутую правую ногу, левая— негнущаяся, протянута вперёд.

-Жжёнов Георгий, статья 58-6, семь лет.— Заученно оттараторил артист, опустив голову вниз.

-Шпиён, значит...— Подал голос третий урка лет тридцати, по виду— старший.— а сам тут чего? Суд ведь уже был.

-По вновь открывшимся обстоятельствам дело возобновили. С этапа сняли и на очную ставку с Чагановым привезли.

-Чагановым?— Встрепенулся 'Щербатый'.— Он что здесь? (Жжёнов кивнул головой). Крест, помнишь, Манька твоя... тогда в Питере Чичу завалила и мне ногу сломала... так её Чаганов этот от легавых отмазывал.

-Может этот, а может и нет...— безразлично покусывает травинку Крест.

-У того шрам над ухом от затылка до лба...— подаётся вперёд 'Щербатый', сжимая кулаки.

-Имеется в наличии такой шрам...— Подтверждает Жжёнов, не поднимая глаз.

-А Чаганова-то за что замели?— В глазах Креста зажёгся интерес.— Что тоже германцам продался?

-Прямо они не говорили,— начал мять свою кепку актёр.— но я понял из вопросов к нему, что девушку он убил... мою.

-Как звать девку?— Хором спросили урки.

-Катя.— Молодой вырывает кепку из рук Жжёнова.

-Ну а ты чего?— Разочарованно протягивает 'Щербатый'.

-Я в это время уже в камере сидел.

Урки быстро переглядываются.

-Теперь по 'закону' ты оборотку должен Чаганову дать...— Криво ухмыляется Крест, показывая чёрные зубы.

-Обязан заиметь,— поддакивает 'Щербатый'.— иначе— парафин тебе, опустят на зоне.

-Как же так...— задрожали губы Жжёнова.— не виноват я ни в чём, да и как его могу голыми руками... вон он какой бугай.

-Чепу верни,— зыркнул на 'Молодого' Крест и уже актёру.— не конься, фраер, шабер я тебе подгоню, должен будешь.

Москва, Кремль,

Свердловский зал.

21 июня 1937 года, то же время.

-... таким образом, на данный момент,— читает Фриновский, не отрывая взгляда от текста записки.— следствие считает, что смерть товарища Ежова наступила в результате самоубийства. Причина этому— самоубийство его жены, произошедшее накануне.

Взмокший комкор тяжело переводит дух.

-Спасибо, товарищ Фриновский.— Перекрикивает возникший в зале шум председательствующий на этом заседании, Молотов.— Товарищи, тут поступило предложение для организации и проведения похорон кандидата в члены Политбюро Николая Ивановича Ежова прервать рабута пленума ЦК на три дня.

-Правильно, согласны...— Послышались выкрики из зала.

-Других мнений нет? Тогда ставлю этот вопрос на открытое голосование. Кто за?... Против?... Воздержался? Принято единогласно!— К уху Председателя наклоняется Сталин.— И последний вопрос: ввиду важности сохранения непрерывности руководства Народным Комиссариатом Внутренних Дел в этот напряжённый период, Политбюро выносит на голосование съезда следующую резолюцию... (достаёт из папки лист бумаги и читает). Рекомендовать ЦИК СССР утвердить товарища Климента Ефремовича Ворошилова Народным Комиссаром Внутренних Дел по совместительству. Зал взорвался от шума, многие делегаты вскочили на ноги, крича во весь голос.

-Тише. Тише!— Молотов склоняется на микрофоном.— Кто за это предложение?

Шум усилился.

-Требуем закрытого голосования! Остановите подсчёт голосов.— Несутся выкрики, в основном от 'пиджаков'.

Молотов поворачивает голосу к вождю, тот кивает головой.

-Хорошо, товарищи! Счётная комиссия подготовьте бюллетени и кабинки для голосования! Объявляется перерыв на один час.

* * *

-Пожалуйста, товарищ Затонский, огласите результаты голосования по кандидатуре на должность наркома внутренних дел.

За трибуну встаёт невысокий плотный пожилой человек в очках с круглыми стёклами.

-Перехожу сразу к делу!— Закричал он неожиданно высоким голосом.— Выдано для голосования семьдесят один бюллетень, в урнах для голосования обнаружено шестьдесят девять бюллетеней. За резолюцию проголосовало тридцать два человека, против— тридцать пять, двое— воздержались!

Затаивший дыхание зал разом выдохнул.

-Резолюция не прошла,— холодно констатировал Молотов.— исполняющим обязанности наркома будет его первый заместитель— товарищ Фриновский. Заседание окончено.

Внизу на выходе из Сенатского дворца образовался затор, более трёхсот человек, кандидатов и членов ЦК, Контрольной, Ревизионной и Счётной комиссий, пропущенные сквозь Шохинскую лестницу, растеклись по фойе и столпились у открытых дверей, обсуждая последние события.

-Товарищи! Просьба не останавливаться в дверях!— Пытается навести порядок местный персонал.

-Поздравляю с назначением, Михаил Петрович!— К оттеснённому к стене Фриновскому пробился Рудзутак.

-Спасибо, Ян Эрнестевич.— Растягивает губы в улыбке комкор.

-Приходите сегодня в восемь вечера к Розенгольцу (нарком внешней и внутренней торговли СССР),— Рудзутак наклоняется к уху Фриновского и переходит на шёпот.

-В восемь не обещаю у меня заседание в шесть,— так же тихо отвечает он.— ближе к девяти освобожусь...

-Михаил Петрович, дорогой,— к ним пробивается Хрущёв и сразу лезет целоваться, Рудзутак незаметно отходит.— как я рад за тебя! Знакомься, это— товарищ Икрамов, первый секретарь Узбекистана.

К ним потянулись другие, желающие лично поздравить. Фриновский завертел головой по сторонам в поисках своего порученца, но того толпа уже вынесла на улицу.

-Петя, ты женат?— Обращается комкор к нему, когда через двадцать минут они зашагали в сторону Троицкой башни.

-Разошёлся, Михаил Петрович.

-Тебе легче... Ты же из Ленинграда родом?

-Из Выборга... Что всё так плохо?

-Плохо, Петя, плохо,— показывают пропуска и спускаются к Кутафьей башне.— не сносить нам головы в любом случае, кто бы не победил. Приготовь нам надёжные паспорта на всякий случай... В общем, будь готов в любой момент...

-Вы со мной? В Финляндию?

-Нет, Петя, нет. Не дадут мне спокойно умереть за границей ни те, ни наши... А страна у нас большая глухих мест хватит. Ты вот ещё, продумай как уходить будем... я думал может на охоту или рыбалку там мотнуться... Обмозгуй, короче, как и что... чтобы не сразу хватились.

Московская область, Видное.

Сухановская тюрьма НКВД.

21 июня 1937 года, то же время.

-Товарищ сержант госбезопасности, надолго нас сюда?— Вохровец обращается к начальнику.— А то ни пожрать— столовой нет, ни отлучиться— трое нас всего.

-Не гунди, Макар, без тебя тошно...— начальник отлипает от толстой кирпичной стены тамбура, ведущего с одной стороны к площадке для прогулок заключённых, а с другой в тюремный коридор.— хорошо, что напомнил, надо послать Сидорова в комендатуру... скоро обед привезут.

-Обед— эт правильно, обед— эт хорошо!— Веселеет он.— А сказывала ли Прасковья-то твоя что сегодня на обед?

-Макароны по флотски.— При упоминании знакомой буфетчицы веселеет и сержант.

-Люблю я макароны,— Макар отбивает чечётку, в такт прихлопывая себя по груди.— хоть говорят: они меня погубят...

-В артисты тебе, Макар, надо как Жжёнову... -Не-е... спасибочки. Как он я не хочу.— Оба смеются, Макар показывая два широких заячьих зуба.— Я хочу поближе к кухне,...например, в буфете театра оперетты.

-А ну не сидеть!— В момент свирепеет вохровец, оставшись один.— Прогулка, значит— ходить...

Зэки неспеша поднимаются и выстроившись в цепочку начинают ходить по кругу.

-Веселей, доходяги! Раз-два! Раз-два!

-Всё шабаш!— В тамбур возвращается сержант.— Закончилась прогулка. По одному! Подходим.

Первым к решётчатой сварной двери подходит Жжёнов, начинается рутинная сверка имени, статьи и срока. Дверь открывается, в тамбур заходит зэк, дверь закрывается. Затем беглый обыск и сержант открывает вторую дверь, ведущую в полуподвал, где находятся камеры. Здесь заключённого должен принять ещё один охранник, но сейчас приходится его обязанности исполнять сержанту: за Жжёновым закрывается дверь камеры и слышится оборот ключа.

-Второй подходи!— Кричит Макар.

-Иванов Иван Терентьевич, сто пятая часть первая, десять лет.— Бойко рапортует 'Молодой'.

Потянулась тюремная рутина, привычная и зэкам и охранникам, кому-то тягучая, а для кого-то пролетающая в мгновение ока.

-Гринько Семён Егорович, сто пятая чась первая, десять лет.— В тамбур вступил последний арестант, Крест.

В этот момент с дальнего конца длинного коридора раздался телефонный звонок, сержант оставил свою дверь закрытой и поспешил к аппарату.

-Сесть.— Скомандовал Макар Кресту, тот попривычно опустился на корточки, в привычную позу для лагерных зэков, так конвою их легче пересчитывать.

-Давай веди его сам, я— встречать прокуророских.— Громко кричит издалека сержант.— Услышал бог наши молитвы... забирают Чаганова от нас.

Макар, чертыхнувшись, начинает копаться в висящей на ремне связке ключей в поиске нужного.

-Нишкни, мусор,— сзади послышался хриплый шёпот и что-то холодное упёрлость ему в спину.— завалю в момент если рыпнешься.

-Не убивай, не убивай... всё сделаю.— Залепетал охранник, дрожащей рукой пытающийся попасть в замочную скважину.

-Веселей, доходяга, раз-два, раз-два...— осклабил чёрные зубы Крест, больно тыча дулом нагана в спину вохровца, а однажды со всей сиды пнул его под зад, когда он замешкался на каменной лестнице вниз.

-Отворяй калитку!— Макар на ходу подготовил нужный ключ чтобы не злить Креста. Первым выскочивший из камеры, 'Молодой' сходу пробил охраннику в грудь и сорвал с него фуражку, за ним приковылял 'Щербатый'.

-Жжёный где?— Намахнулся Крест на Макара, тот сразу забыв про боль в груди, показал на одну из дверей.— Открывай!

Молодой отталкивает охранника в сторону и через секунду оттуда появляется испуганный актёр, поощряемый к этому пинками под зад.

-Ну, теперь ты в век с Крестом не расплатишься...— хватает его за шкирку 'Щербатый'.— с кичи тебя вынул. До конца жизни водкой поить должен.

Вдруг сверху раздался металлический звук, (Крест взводит курок нагана и даёт всем знак спрятаться в камерах) и слышится скрип дверных петель.

-Так и есть! Дверь не закрыл! Мать твою так, Макар.— Кричит сержант скрытый поворотом лестницы.

Главарь неслышно тенью метнулся навстречу голосам.

-Вот, товарищ Трусов, смотрите сами, привыкли мои работать с политическими во внутренней тюрьме,— под округлыми сводами подвала послышался голос сержанта.— совсем страх потеряли...

Крест выскакивает из-за поворота и в упор стреляет в грудь сержанта самии сразу направляет ствол на толстенького лысого гражданского, попятившегося от неожиданности назад и севшего на ступеньки.

-Сколько вас приехало?— Прохрипел главарь, его обступают сзади зэки.

-Двое... я и водитель. Он остался в машине.— Весь сжимается под взглядами уголовников.

Крест, достаёт из кобуры наган, снимает связку ключей с ремня убитого, протягивает всё 'Молодому' и показывает рукой наверх, мол, проверь что там наверху. Тот летит наверх, прыгая через две ступеньки. 'Щербатый' поднимает следователя, стучит по бокам, деловито выворачивает его карманы.

-Крест, позырь какая волына у барбоса... дамская.— Он вынимает и картинно демонстрирует 'вальтер' из-под мокрой подмышки Трусова.

-Гони сюда и кобуру!— Главарь вырывает оружие из рук 'Щербатого', его сумасшедший счастливый взгляд мечется по сторонам и останавливается на вохровце, на него же смотрит дуло миниатюрного пистолета.— Чаганов где?

Макар тянет дрожащий указательный палец в направлении одной из камер.

-Ты, Жжёный,— Крест подходит к жмущемуся в стороне артисту и протягивает ему наган сержанта.— давай, оторвись за всю мазуту...

Жжёнов обречённо берёт в руки наган и на негнущихся ногах бредёт к двери, на которую указал Макар.

* * *

'Полдня уже прошло, а вокруг тишина. Смирились с тем, что ничего им от меня не добиться? Это вряд ли, не все ещё средства принуждения испробованы. Один апперкот в солнечное сплетение и пару хуков в печень далеко не исчерпывают их перечень. Тогда выходит случилось у них такое, что заставило изменить первоначальные планы. Ну мне только лучше'...

Опускаю ноги на цементный пол камеры из стойки на голове: незаменимая вещь для снятия головной боли, когда сосуды мозга расширяются от возникающего избыточного давления и кислород лучше проникает к клеткам.

'Есть время подумать, без постоянного отвлечения на какие-то казалось бы малозначительные вопросы, типа: когда вы в последний раз точили ножи дома или ссорились ли вы с Катей тем утром? Не подумаешь, ляпнешь что недавно точил, сразу следует вдогонку: недавно— это накануне или утром в день убийства'?

Снаружи послышася звон ключей и чьи-то глухие голоса. Прилипаю ухом к железной двери.

'Понятно, появившихся вчера соседей по подвалу начали выводить на прогулку'.

В подвале нашего старинного одноэтажного каменного особняка с десяток вновь оборудованных камер для заключённых, пустовавших когда меня сюда привезли: сейчас в одной из них Жжёнов, в другой— двое или трое неизвестных. Рядом с этим особняком, метрах в пятидесяти, врос в землю его брат-двойник: в нём медпункт, кабинеты начальства и допросные.

'Так, хватить мусолить в памяти кадры из памяти, связанные с убийством Кати. Ничего нового в них не найти. Надо попробовать зайти с другого конца. Если в самом деле к убийству причастна та самая 'немецкая пара' из докладных Курскому, то, наверняка, в перехваченных абверовских шифровках можно найти какие-то следы: сообщения о прибытии агентов, их доклады, назначение даты операции, приказы. Пусть и без указания настоящих фамилий, но с реальными датами и, что маловероятно, адресами'.

Начинаю делать асаны на растяжку.

'Ключ сообщения— начальное положение роторов, которое выбирает оператор 'Энигмы'— инициатор связи. Это— основная уязвимость немецкой шифровальной машины на текущий момент. В эту точку и надо бить'!

Стою, задержав дыхание и прижав голову к коленям, и представляю себя немецким оператором 'Энигмы': скукота, духота и отсутствие окон. Маленькое тесное помещение. Время тянется медленно. Вот в комнату связи зашёл господин Вальтер или скорее его помощник господин Грёппер, передал сообщение в Берлин. Снаружи, через на секунду приоткрывшуюся дверь, проникает аромат французских духов и быть может даже мелькает женская ножка Пуси (только она имеет доступ в бункер). А тут мне надо придумать ключ из четырёх букв... Pusa или может быть Huhn (курица)... это зависит от моего отношения к ней.

'А что, годная идея! Вот только проверить её здесь и сейчас не удастся— нет под рукой радиоперехватов, да и с немецким у меня не ахти. В голове ничего кроме: 'Айн, цвай, драй, фир— ин дэ классе коммен вир' не обнаружилось. Надо срочно выбираться отсюда... Но как'?

В этот момент по двери как будто кто-то ударил железным прутом...

* * *

-Крест!— Сверху вниз по лестнице летит 'Молодой', пригибаясь чтобы не зацепить низкий в этом месте сводчатый потолок.— Шухер! Мусора!

-Где?— 'Щербатый' хватает его за куртку внизу.— Бакланишь!