Влюбленные в море

— Что — хуже?

Чита поднимает заплаканное лицо, хлопают мокрые ресницы, и она вновь заливается слезами. Капитан пытается утешать, убеждая, что все позади, что он рядом с ней и защитит от всех бед.

— Сеньор... Джойс... не могли бы вы сопроводить меня... на свежий воздух. Здесь слишком душно.

— Да-да, конечно.

Подает руку, помогая подняться, девушка прячет лицо за веером. В подавленном молчании они выходят. Боцман, не убежденный театром, только сплевывает под стол и прикладывается к кружке.

* * *

Лючита намыливалась яростно, будто желая смыть с себя нечто совсем неприятное.

— Ну и противный он тип! — пожаловалась она Мэрисоль, которая сидела рядом и задумчиво смотрела, как тает пена на ладони.

— Кто, капитан?

— Нет, что ты, капитан весьма мил. А вот боцман его... ууу! Мерзкий человечек. Невзлюбил меня с первого же дня, подозревает во всех смертных грехах.

— И отчасти он прав, — заметила Мэриса.

Девушки понимающе рассмеялись.

— И все же, что капитан? Как он тебе?

— Ах, капитан... Джереми Джойс, инглес, кристальная репутация, на замечательном счету и у инглесов, и у хистанцев. Не единожды участвовал в боях против пиратов, потеснил тех с Мэри-Круз... неважно, что после они снова туда пришли. Так, что еще. Дважды женат, но оба раза неудачно. Первая умерла родами, вторая задохнулась в собственной постели при пожаре. Детей нет, о чем он весьма сожалеет.

— Новую жену, значит, ищет?

Мэрисоль как-то хитро посмотрела на Читу. Та опустила глаза и плеснула в лицо водой.

— Наверное.

— И он тебе нравится.

Глаза сеньориты Хуанес ярко блестели, она, как и всякая женщина, любила романтические истории.

— Разве что совсем немного. Понимаешь, он — настоящий. Офицер со своими принципами, честный, надежный... но планов моих это никак не меняет.

— Уведешь Золотую Рыбку?

Голос Читы прозвенел от металла:

— Я хочу этот корабль. И мне никто не помешает.

* * *

Он просто сказка, мечта!

Так думала девушка, проводя ладонью по гладкому, отполированному планширю. Все — и обводы судна, и размер его, и расположение парусов, и количество пушек, при должном умении достаточное, чтобы пустить на дно кого бы то ни было, — все ей нравилось.

Едва ли не приплясывая, ходила она по палубе, выспрашивая про грузоподъемность и маневренность, максимальную скорость и осадку. Норовила забежать вперед, забывая порой, что за роль она играет, но вспоминала быстро, все так же вышагивая под ручку с капитаном, который рассказывал о своем детище, "ласточке", "рыбоньке" взахлеб.

Корабль вблизи оказался еще прекраснее, чем издалека, и стоил всех тех разговоров.

— Он совершенен, — бормотала Лючита, — я назову его Вьенто.

Дотронулась до поручней лесенки, ведущей на полубак, ощутила на миг своим. Радость переполнила сердце.

— Сеньор Джойс, продайте мне свой корабль!

Она воскликнула это неожиданно даже для себя самой. Тот споткнулся на ровном месте, с изумлением глядя на спутницу.

— Вы верно шутите, сеньорита де Сальвадорес...

— Ничуть. Сколько вы за него хотите? Это самое чудесное творение рук человеческих, которое я только видела.

— Согласен с вами полностью, сеньорита, но... вы все же шутите, признавайтесь! Зачем столь прекрасной леди корабль?

— А вдруг я пиратка, и Голден Фиш нужен, чтоб творить грабежи и разбои? Что на это вы скажете?

Она улыбнулась хищно, глаза заблестели. Он хохотнул.

— Скажу, что вы большая выдумщица, милая моя сеньорита. Думаете, я поверю, будто эти чудесные ручки, — по поцелую на каждую, — держали что-то тяжелее кофейника? Или управляли чем-либо большим, нежели лошадь? Ха. Уж не знаю, как грабежи и разбои, но одно сердце вы точно украли.

Она прикрылась веером, опуская ресницы, а он, наскоро извинившись, спустился на бак к старшему помощнику, что ожидал разговора. Чита отошла к фальшборту, думая о том, как странно досадно и в то же время полезно быть женщиной. Всерьез мало кто воспринимает.

Из размышлений вывел голос сеньора Кингсли:

— Вижу, нравится вам Золотая Рыбка.

— А кому она может не нравиться? Совершенный корабль. Мечта.

Томас слегка покивал, взгляд его потеплел даже. Лоб разгладился, появилась полуулыбка.

— Да, рыбка наша и вправду золотая, — проговорил он с любовью и добавил уже зло, — только вам, ль-леди, ни кусочка от нее не достанется. И не смотрите на меня так. Я все знаю.

— И что же вы знаете? — осторожно спросил Лючита.

Сеньор Кингсли воздел палец вверх.

— Все!

И удалился.

Девушка огляделась. Если кто и слышал разговор, то виду не подал. Капитан раздает указания ближе к левому борту, а Лючита осталась одна, создавая вокруг себя ореол любопытства и в то же время "постороннести", как любой человек "с суши".

— Сеньор Джойс, — она взяла под руку капитана, потеребила пальчиками складку на сгибе локтя, — Джереми, я... меня кое-что беспокоит. Вернее, это не "что", а скорее "кто".

— Дорогая Марита, всегда готов вам помочь.

Он весь — внимание.

— Понимаете... наверное, вам это непонятно и даже неприятно слышать, но... меня беспокоит ваш боцман. Очень уж странно он на меня смотрит. Я даже чуть-чуть боюсь.

— На то он и боцман, чтобы держать в страхе матросов, — усмехнулся сеньор.

— Но я-то вам не матрос!

Лючита отдернула в возмущении ручку, отвернулась, всей фигурой излучая негодование. Почувствовала спиной тепло, когда замерла рядом с ней ладонь, не решившись коснуться.

— Марита, что же вы, не обижайтесь! Я с ним поговорю, он не посмеет больше на вас даже взглянуть!

— Нет-нет, сеньор Джойс, не следует так поступать. Ни в коей мере не хочу быть причиной раздора в вашей дружной команде. К тому же, я могу ошибаться. Так что, не стоит, прошу вас.

Капитан охотно кивнул, мало понимая смену настроений сеньориты де Сальвадорес, списывая все на то, что она женщина, а значит в голове у нее пропасть мыслей, мужчине недоступных.

— Не желаете ли осмотреть внутренние помещения?

Конечно, Лючита желала!

* * *

— ...и каюты там светлые. И кают-компания даже есть, с широким столом! Правда, там еще пушки, но обстановке оно не мешает. Камбуз просторный, сеньору Сорменто будет, где развернуться. И трюм большой, сухой, чистенький. Кораблик-то новый, едва только с верфи. И он чудесный! Едва заставила себя оттуда уйти.

Лючита рассказывает вполголоса — все же не у себя на борту, пришлось перебраться в съемные комнаты, дабы не вызывать подозрений. Ее слушают братец и Питер, Уберто крутит в задумчивости большой нож, а Мэрисоль вонзает последние шпильки в замысловатую прическу подруги. Сегодня прием у алькальда, не сказать, чтобы большой, но запланирован ужин, музыка, танцы.

— Сестренка, будь осторожнее, — напутствует перед выходом Кортинас.

— Конечно же, братец, как всегда.

— Вот как всегда и не надо, — ворчит он, — говорю же: будь осторожнее.

Она улыбается лишь и подбирает юбки, переступая через порожек.

— Сеньорита де Сальвадорес, вы прекрасны, словно роза в вечернем саду! Нет, вы еще прекраснее!

Джереми Джойс, весь галантность, встречал у дверей кареты. Расположились удобно, присвистнул кучер, цокнули копыта о мостовую, и томный вечер обнял их, проплывая за окнами.

Беседа пошла неровная, сеньор явно нервничал, что-то скрывая, и когда он порывисто взял девушку за руку, заглядывая с надеждой в глаза, нервничать стала уже Лючита.

— Сеньорита де Сальвадорес, вы — самое чудесное создание из всех, кого я встречал! — начал он немного торжественно, и Чита испугалась еще больше. — Красивая и молодая, в должной мере образованная, мудрая, очаровательная, словом, идеальная женщина. Мне остается только гадать и надеяться, какой матерью и хозяйкой будете вы, но... я разное видел, достаточно пожил и многое для себя решил. И я верю, что замысел исполнится, и дом наш будет полной чашей. Вы станете мне женой?

— Что? — выдохнула сеньорита, явно ошарашенная.

— Я понимаю, для вас это неожиданность, мы слишком мало знакомы, но... умоляю, ответьте "да"!

Девушка опустила глаза и только сейчас заметила, что Джереми держит на раскрытой ладони кольцо с большим зеленым камнем.

Будто подгадывал под мои изумруды, подумалось вдруг.

— Я... — неуверенно начала она, размышляя, как тактичнее отказать. — Я... это так неожиданно, вы правы. Я даже не знаю, что и сказать.

Его глаза, ясные голубые глаза, в которых надежда соперничала с тревогой, подсказали ответ.

— Да. Я согласна. Только, — она пресекла его чрезмерную радость, — согласия надо испросить у моего отца. Немного позже я напишу письмо.

— Дорогая Марита, знали бы вы, каким счастливейшим человеком меня делаете! Я никогда еще...

Лючита слушала его восторги в молчании, размышляя над своим ответом и дальнейшими планами.

А в планах был прием у алькальда, высокомерные доны, чопорные доньи-матушки и робкие доньи-дочери, стреляющие глазками из-под вуалек. Ужин в несколько перемен блюд, музыка, разговоры и — танцы. Танцевать — то бишь, выражать внутреннее свое состояние в движении — Лючита любила с давних времен, за что получала порой нагоняи от нянек. Не положено, мол, девушке знатной приплясывать всегда и везде, по поводу и без оного. Но любви к танцам это ничуть не отбило.

Огорчал лишь тот факт, что местный блюститель порядка претендовать решил на высшее общество, и тех танцев, от которых загоралась кровь, не предвиделось.

Лючита играла роль до конца. Когда сеньор Джойс представлял как невесту, улыбалась, принимала поздравления. Капитан сиял, будто новенький соверен, а девушка улыбалась вновь, танцевала со всеми желающими, пила красное, будто кровь, вино. Зверела медленно, за милыми лицами видя вранье и корысть. При первой же возможности сбежала, наслаждаясь влажной прохладой ночи. В саду-то и столкнулась она с человеком смутно знакомым.

— Сеньорита Альтанеро, не ожидал вас увидеть, тем более, здесь, — произнес мужчина,

— Сеньор Эррада, удивлена я не меньше вас, — пробормотала девушка, признавая в сеньоре посланца отца из той, прошлой, жизни.

Замолчали оба, не зная, о чем и говорить. Лючита думала с досадой, что сия встреча, неожиданная и не самая приятная, может сорвать планы, столь тщательно выстроенные. Сеньор Эррада рассматривал дочь друга пристально, цепляясь за каждую деталь.

— Прекрасно выглядите, сеньорита.

Короткий поклон, книксен.

— Благодарю вас, сеньор. Это все свежий воздух, солнце, море и занятия по душе.

— И что ж за занятия такие?

Парочка, стоявшая неподалеку, тоже с любопытством прислушалась. Лючита кивнула им и более чем любезно улыбнулась, парочка в смущении ретировалась.

— Не желаете прогуляться, сеньор?

Не дожидаясь согласия, подцепила мужчину под ручку и развернула на дорожке, ведущей вглубь сада.

— Путешествия — моя страсть, — поведала она. — Как и море.

И корабли, добавила уже про себя, вспоминая красавец-фрегат. Сеньор покивал.

— Это все замечательно, но домой вы, так понимаю, возвращаться не собираетесь.

В голосе и взгляде его сквозило осуждение.

— Отчего же? Собираюсь. Как-нибудь позже.

Он качнул головой. Осуждения во взгляде прибавилось.

— Сеньор Эррада, только не надо говорить мне сейчас о нравственности и дочернем долге. Я достаточно взрослая девочка, и с самостоятельностью все в порядке, потому... будете дома, передавайте мое почтение. Как там отец, домашние?

Голос ее едва заметно дрогнул, и собеседник это не преминул заметить.

— Мария-Лючита, я, как человек возраста старшего и друг дона Хосе, не могу удержаться от совета. Вернитесь домой. По вам очень скучают. Хоть и не многие признаются, ваш отец запретил вспоминать.

— Что?

Девушка замерла, едва дыша.

— Когда вы сбежали, сеньор Альтанеро очень расстроился. А когда узнал от меня после той встречи в Пуэрто-Перле, что возвращаться вы не желаете, разозлился не на шутку. Сильно ругал кузена вашего, Энрике Кортинаса, вас тоже. Сказал, что была у него дочь, и не стало. Остыл уж, конечно, больше года прошло. Но тогда сдал сильно, а после в дела государственные ушел, и небезуспешно. Теперь вы дочь губернатора Хаитьерры.

Лючита слушала, глядя сквозь сеньора Эррада невидящим взглядом. Вспоминался большой дом в Пинтореско, прохладный и тихий, сад, в котором можно было теряться, няньки и конюх Ансельмо, донья Леонора, красавица-мать, но больше отец — строгий, но справедливый и всегда любящий.

— И он... отрекся от меня?

Глаза цвета дарьенского шоколада повлажнели.

— Я бы не стал так говорить, но... он очень расстроился.

"Очень расстроился". Да отец никогда не "расстраивался". Бывал в ярости, метал громы и молнии, решая все в своей жесткой манере, выкидывал из жизни людей, бывших когда-то друзьями, уничтожал противников — по большей части словесно. Не мстил. Но был суров.

Сглотнув тяжелый ком в горле, Лючита вздернула подбородок.

— Хорошо. Пусть так. Спасибо вам, сеньор Эррада, за... ясность в моей голове.

Хотелось о многом его расспросить, но боялась, что не выдержит, потому сказала:

— Доброй ночи, сеньор, я вынуждена уйти. Меня... ждут.

— Есть хоть какой-нибудь адрес, на который вам можно писать?

Ни возвращаться сюда, ни тем более оставаться она не планирует. Картахена-де-Индиас, благословенный край, тоже не подойдет, в Пуэрто-Перле бывает, но редко.

— Думаю, нет.

— Всегда в море. Что же, это ваш выбор.

На лице появилась совсем невеселая улыбка, девушка кивнула. Опомнившись, сделала книксен, прощаясь.

— Буэнос ночес, сеньор.

— Сеньорита.

Они разошлись на дорожке. Лючита направилась к дому, до самого поворота чувствуя меж лопаток тяжелый взгляд. Видеть никого не хотелось, тем более новоявленного жениха с его обожанием. Хотелось упасть на кровать в своей каюте, или поплавать, или напиться. Или все сразу.

Но делать ничего из желаемого она не стала, не рискуя сорвать то, что так долго готовили. Улыбалась сеньору Джойсу, слушала восхищенные вздохи, рассеянно отказывалась от танцев, пока, сославшись на головную боль, не уехала к себе.

В груди, задыхаясь от боли разлуки, щемило сердце.

* * *

— Как это ты согласилась?

— Очень просто. Сказала "да".

Братец удивленно присвистнул.

— А что, это даже удобно, — он запустил пальцы в волосы, подергал немного, — капитан Золотой Рыбки объявит о помолвке, команда будет гулять... тут-то мы их тепленькими и возьмем!

Глаза у Кортинаса блестели, словно у кота, завидевшего трепыхающуюся на берегу рыбу.

— Братец, я... не знаю, стоит ли делать задуманное, — пробормотала Лючита.

— Ты откажешься от корабля?

— Нет.

Сказала это и поняла, что не откажется ни за какую сумму от того, что успела полюбить, едва лишь увидев.

* * *

Эту ночь она не спала, заставив себя лечь на рассвете, когда солнце лизнуло верхушки деревьев. Волнение никак не желало уходить. Ее состояние не преминул заметить и сеньор Кингсли, язвительно выспрашивая про здоровье.