— Примерно до полудня. Ракетный удар состоялся около двух часов назад, — я достал телефон и проверил время. — Один час и сорок девять минут прошло. Значит, с минуты на минуту надо ждать гостей.
— Чьих?
— Русских.
— А как они проедут через границу? Там же пробка даже ночью, шлагбаум, таможня... А ты без скандалов хотел сделать.
Со стороны залива донеслись вспышки и множественные глухие хлопки.
— Легки на помине, — я указал пальцем. — Морская пехота. Этим отморозкам не то что на границы, им даже плевать, есть суша или нет.
Было слишком темно и далеко, чтобы что-то разглядеть, но я знал, что на аккуратные пляжи рижского взморья сейчас грузно выкатываются десантные корабли класса 'Зубр'. Все пять штук, имевшиеся у Российской Федерации в распоряжении, производство которых несколько лет назад удалось возобновить. Эти удивительно стремительные и грациозные для своих габаритов суда еще за десять километров до цели проутюжили район высадки из реактивных установок, так что утром владельцев пляжей ждет еще более неприятный сюрприз, чем всех остальных латышей.
Пройдет совсем немного времени — и злющие от недосыпа и качки морпехи паровым катком пройдутся по улицам Риги, по дороге расстреливая полицейские машины. Часть из них займет административные здания и поднимет над ними российские флаги, часть отправится громить полицейские отделения и штаб-квартиры спецслужб, остальные разобьются на отделения, рассредоточатся по городу, и начнут обход по списку адресов. О судьбе тех, кому запланированы эти визиты, милосерднее умолчать. Отдельное спасибо Правосудору, превратившему мой эффектный, но почти бескровный план в полноценное вторжение. Тогда мы еще корпели над картой, вливали в себя крепкий до онемения чай и по очереди ныряли в инфополе, пытаясь вытащить из бушующего хаоса нужные частоты и координаты.
.....................................................................................................................
— Какой в этом смысл? — спросил я, кивая на черновик, куда Правосудор с азартом вписывал все новые и новые адреса и фамилии.
— Вопрос в справедливости, — ответил он. — Хотя такому, как ты, таких вещей не понять. Нельзя больше тридцати лет поливать грязью соседнюю страну, несоизмеримо превосходящую мощью, и считать это в порядке вещей. Нельзя унижать и преследовать более чем треть собственного населения и объявлять это нормальным. Наконец, нельзя вопить о советской оккупации, получая самые большие дотации на душу населения. Это не правильно — и за это должна последовать расплата.
— Я помню, что такое справедливость, и что она означает. Но мне решительно непонятно, где вот тут справедливость? — я наугад ткнул пальцем в список. — Вот в чем виновен вот этот человек?
— Дзинтарс Расчнас? Это министр юстиции и фактически главный латышский нацист. Именно он утвердил в 2015-м году языковую инспекцию в качестве карательного органа. А весь список 'подвигов' натощак и не перечислить.
— Допустим. А что он такого сделал, что ты вносишь его в расстрельный список?
— Что значит 'что он сделал'? Я же говорю...
— Я услышал, что ты говоришь. Но что он сделал несправедливого?
— Он...
— Он же ненавидит русских, верно? Ненавидит всей душой, и не в первом поколении. Может даже, его дед или прадед состоял в карательных отрядах СС, или был одним из 'лесных братьев'.
— Есть такое.
— Давай рассмотрим это так. Есть у нас некий небольшой лесок на берегу моря. Живет в нем стая животных, назовем этих зверьков 'латы'. Стая эта маленькая, слабая, защитить свой ареал обитания толком не может, так что тысячу лет по этому лесу шатаются все, кому не лень и загоняют 'латов' в буреломы и болота. На протяжении тысячи лет такой порядок вещей остается неизменным, пока в какой-то момент в этот лес не мигрирует другая стая, которую мы для удобства назовем 'росы', и устраивают тут свои берлоги. Следуя своим, никому толком не ясным императивам поведения, они вытаскивают 'латов' из буреломов и болот в свои уютные и просторные логова, которые называют 'города'. Это не похоже на иногда встречающийся в природе симбиоз, поскольку симбиоз подразумевает обоюдную выгоду, тогда как 'латы' ничего полезного предложить не могли. 'Росы' рассказывают о каких-то непонятных 'свободе', 'равенстве' и 'коммунизме', который когда-нибудь настанет, но 'латы' просто не понимают таких слов. Они всего лишь просто выползти из болота на чуть более сухую лужайку и жрать там вволю малины, охотиться на жирных зайцев, а не перебиваться болотным мхом и лягушками. Поведение 'росов' для них дико и чуждо. Все чуждое эти животные воспринимают враждебно, ведь чужое — значит неизвестное, а неизвестное может быть несъедобным или ядовитым, оно может оказаться хищником, и так далее. Ясное дело, что к 'росам' у них отношение так же предельно враждебное.
В этом нет ничего нового, но 'росы' совершают фатальную ошибку, которую не допускали предыдущие стаи, забредавшие в данную область в поисках малинников и зайцев — они впустили 'латов' в свои логова. Само по себе огромная глупость, и корни этой глупости находятся за гранью рационального, но речь не о том. Логова эти, 'города' то есть, оказались куда комфортнее сырых болотных лежбищ, и возвращаться туда 'латам' не хотелось совершенно. В итоге 'латы' стали считать сухие и теплые берлоги своим исконным ареалом — ведь они жили в этом лесу очень давно, и даже исправно таскали в общую кучу пару веточек малины или даже целого зайца. То, что набилось их в эти берлоги даже вдвое больше, чем 'росов', а притаскивали они едва ли десятую часть, их не смущало — животные же. Однако вели себя тихо, потому что в соседнем лесу этих 'росов' водились целые табуны, и они могли вполне прийти и выгнать всех 'латов' обратно, и заселиться в берлоги сами.
Однако что-то пошло не так, во время весеннего паводка размыло какие-то грунтовые перемычки, и в результате прибрежный лес оказался отделен от основного ареала 'росов' довольно широким ручьем, которые переплыть было не каждой особи под силу. В результате местная популяция 'росов' оказалась заперта на небольшой территории вместе с популяцией 'латов'. Еще во время половодья смыло часть малинников и сильно поредела популяция зайцев, так что с пропитанием стало туговато. Ну а что у нас происходит, если два вида занимают одну экологическую нишу? Они начинают конкурировать и уничтожать друг друга. Хотя 'росы' теоретически были крупнее и с мощными челюстями и когтями, а так же умели накапливать запасы подкожного жира, но их дефект иррациональности не позволил им реализовать свое преимущество, в силу чего 'латы' заняли доминирующую позицию, и по сей день продолжают вытеснение 'росов', потому что малинников и зайцев больше что-то не становится.
— Слов много, а смысл? — бывший десантник только пожал плечами. — Ты неправильно поступаешь, рассматривая людей как животных.
— Нет, я поступаю правильно. Поведение людей и животных в подавляющем большинстве случаев продиктовано одинаковыми императивами. Исключениями являются пресловутые популяции 'росов', которые были поражены дефектом иррациональности, и потому не выдержали конкуренции. В лесу следует жить по законам леса, а не пытаться сломать правила, складывавшиеся миллиарды лет. Латыши иначально вели себя правильно, как стая, и поэтому до сих пор не вымерли. Латвийские русские плохо осознают себя стаей, и поэтому проигрывают, хотя и имеют определенные преимущества. Все предельно справедливо, закономерно и рационально.
— Очень хорошо, — Правосудор демонстративно хрустнул костяшками пальцев. — Тогда вот тебе мой аргумент. Я считаю себя русским. Я, выражаясь твоими словами, причисляю себя к этой стае. И действую, в том числе, в ее интересах. Аргумент принят?
— Принят, — ответил я, немного поразмыслив. — В таком случае, действуй так, как считает должным, я тебе не указ.
— Вот и отлично, бери карту и отметь места для парашютного десантирования, так чтобы поближе к магистралям и расположениям баз.— Правосудор подтолкнул ко мне стопку бумаг. — Координаты запиши с точностью до секунды.
— Это еще зачем?
— Ракетами всех солдат не перебить, они смогут только повредить инфраструктуру. Десантура спрыгнет с самолетов и дорежет уцелевших.
— ...
— Что это было?
— Ничего.
— А если ничего, то марш работать. Наступление планировать это тебе не языком чесать.
..................................................................................................................
Даже на двухсотметровой высоте было отчетливо слышно грохот выстрелов. Морпехи, видимо, охотно перенимали опыт оперативников ФСБ, которые предпочитали заходить в дом, только предварительно расстреляв его в хлам из огнеметов. 'Черным беретам' огнеметов то ли не полагалось, то ли просто не успели взять, зато у высадившегося на побережье батальона было полсотни БТРов с автоматическими пушками, гранатометы и полный боекомплект ко всему этому добру. Мысленно я пожелал Риге пережить изнасилование не слишком сильно изуродованной.
Зато аномалию били судороги. Звуки стрельбы разбудили всех, но даже малой части было достаточно, чтобы ужас и паника затопили собой все, не оставив места для уныния и апатии. Пропаганда латвийского правительства о российском вторжении была эмоциональной, не подкрепленной реальными фактами и за столько лет порядком всем надоела, однако ее ежедневно повторяли все СМИ — и она неизбежно откладывалась в глубинах сознания каждого латвийца.
Что увидели эти люди, среди ночи выглянув из окон своих домов?
Они увидели, как казавшийся смутной тенью кошмар обрел плоть и кровь.
Они увидели, как улицы их города наводняют солдаты с закрытыми лицами, одетые в одинаковый темно-зеленый пиксельный камуфляж.
Как эти солдаты, однажды уже напугавшие своим внезапным появлением весь мир, сейчас как нож сквозь масло проходят через наспех сооруженные полицейские заслоны из служебных машин.
Автоматы с известным на весь мир названием. Боевые бронемашины с бело-красными звездами на бортах. Мелькающие то тут, то там раскосые азиатские глаза в прорезях балаклав. Старательно нагнетаемые страхи мирной и цивилизованной Европы предстали пред ней во всей своей красе — и благодаря многолетней накачке, созданный мной кошмар обрел просто сокрушительную мощь.
Кого волновали квоты и регламенты Евросоюза, если завтра утром придется разбираться в 'смешных славянских рунах' и перестраиваться под нормы Таможенного союза? Кого волновали предписания Языковой инспекции, если уже утром за единственное слово на латышском оккупанты вышлют в ГУЛАГ? Безработица? Не смешите, на Дальнем Востоке работы хватит всем, кто способен удержать в руках топор или лопату.
Некоторые держались. Они не раз видели на улицах американских солдат с оружием, и были уверены, что под такой надежной защитой им ничего не грозит. Они еще не знали, что значительная часть боеспособных солдат и офицеров была уничтожена ракетным ударом пару часов назад, в собственных казармах. Уцелевшие же и успевшие вооружиться в этот самый момент вели ожесточенные перестрелки с выброшенными под Адажи двумя ротами 76-й десантно-штурмовой бригады. У обеих сторон было только легкое вооружение и никакой надежды на подкрепление, но на стороне десантников был фактор внезапности, у них было больше боеприпасов и термобарические реактивные гранаты. Побеждать им было не нужно, хватило бы просто сковать силы, но Правосудор настоял на своем.
Уже неслись по трассам и улицам городков бронеавтомобили — тоже техника выброшенного десанта. Уже был сброшен государственный флаг со здания Сейма, и на его место водружен триколор. Улицы Риги застилал дым от сгоревших машин и пожаров, кое-где виднелись неподвижные тела — те полицейские, кто оказался достаточно смел или глуп, чтобы попытаться стрелять.
Страх сжимал липкие пальцы на горле Латвии.
А где правит страх — ничему другому места уже не остается.
Это чувствовал я, и чувствовала аномалия. Я знал, что когда встанет солнце, когда в утренних новостях диктор под дулом автомата зачитает на русском языке положенный текст, а солдаты в глухих черных масках выведут под камеры арестованного президента — аномалия сгорит в горниле страха окончательно. О чем думала аномалия, и могла ли она вообще думать, сказать было сложно. Я ощущал неясную пульсацию, пробегавшую по волокнам ее волокнам. Нити яда бились, корчились, метались. Так же судорожно и асинхронно трепещет сердце человека, переживающего агонию.
'Интересно, — я прислушался к своим ощущениям, попытался проанализировать цепочку рассуждений. — Я уже начал думать об аномалии как о живом, или даже разумном существе?'.
Непролазная топь ошибочных суждений или наоборот, интуитивно нащупанное верное объяснение природы самого загадочного явления на планете? Еще раз перебрав в уме известную информацию, я пришел к выводу, что данных недостаточно.
— Рассвет близко, — вслух произнесла Шут.
На востоке и небо и правда заметно посветлело. Часы на телефоне показывали половину седьмого утра по местному времени. Значит, Правосудор будет держать покров помех еще четыре часа. Потом оно исчезнет — так же внезапно, как и появилось.
Российских военных, которых мы задействовали в уничтожении аномалии, ждут дурные вести.
* * *
Рига, 10:23
Полковник Исрапилов распечатал вторую пачку трофейного 'Camel'а' и смерил неприязненным взглядом американского офицера, с которого снимал допрос. Судя по лычкам, тот имел генеральский чин, и по неписанным законам военной этики, этим должен был заниматься кто-то равного или превосходящего звания. Однако свои генералы остались где-то далеко, и полковнику пришлось взять такую обязанность на себя.
— Ну, что воюем-то так плохо? — спросил он по-русски. — Подобосрались?
— General Mettew Kalhan, personal number zero-zero-nine-zero-three-one, — флегматичноответиламериканец.
По уставу на допросе он имел право сказать только эту информацию и никакой другой. Пытать его пока не начинали, так что ничего нового для себя полковник еще не услышал.
— Why you attacked us?
— General Mettew Kalhan, personal number zero-zero-nine-zero-three-one.
— Why you attacked us? — полковник вытащил из разгрузки нож и приставил острие к глазу американца.
— We didn't this, — тона тот не изменил, но выбор между нарушением устава и глазом сделал без колебаний.
— Don't mess with me, bastard! Your jets attacked our bases with air-to-ground missiles.
— I didn't give such an order!
— Who did this?!
Неизвестно, до чего могло дойти дело, но тут в сеймовский зал для совещаний, где российские военные развернули временный штаб, вбежал взмыленный связист.
— Товарищ полковник! — крикнул он. — Вас штаб вызывает!
Исрапилов моментально забыл про американца и кинулся к рации.
— 'Ясень', я 'Тушкан', слышу вас хорошо, прием.
Последовавшую тираду, в силу того что некоторые афоризмы и обороты могут быть превратно истолкованы, мы опустим по этическим соображениям. В общем и целом, командование Западного военного округа недоумевало, что же два элитных батальона — от десанта и морской пехоты — делают на территории соседней республики, кто их туда послал и с какой целью, а так же настойчиво требовало немедленно вернуться в пункты постоянной дислокации. На закономерное возражение полковника, что он получил приказ именно от данного командования, на другом конце выразили сомнение в его традиционной половой ориентации, пригрозили военным трибуналом и снова приказали бросить все и молча отправляться на базу. Где морпехи возьмут топливо для десантных кораблей и БТРов — их проблемы, но до полуночи все должны быть на месте. Десанту в этом плане было проще, их 'Тигры' можно было заправить у любой бензоколонки.
