Холодный страх объял её со всех сторон, когда в голове прочно засела мысль: "Я детдомовская. Родителей не знаю. А если они были алкашами? Если у меня с моими мозгами что-то неладно? Как там говорят? Сознание спутанное и всё такое... — Кто-то со стороны слабо попытался напомнить, что мозги у неё здесь, вообще-то, не свои. Своего — только сознание. А физическое тело чужое. Мысленно пожав плечами, Аня только чуть не со слезами подумала: — А если с Агни тоже что-то нехорошее после того проклятия?.. И хватило совсем немного — попытаться найти свой выбор между хлопотами на семью и на чужого, по сути, человека? Господи, что со мной... Я давно не была такой слабой..."

Лежала она на спине, и в одно мгновение ей показалось, что свет режет ей глаза. Не в силах повернуться (хотя это такое лёгкое движение), она только и сумела, что натянуть на лицо то самое, наброшенное на неё Онорой покрывало. И закрыла глаза. И оказалось, лучше бы этого не делать: даже в темноте пространство страшно и стремительно завертелось перед закрытыми глазами и завертело её саму.

Глава восемнадцатая

В том страшном мире, в который она закрыла глаза, за нею неутомимо гонялись жуткие чудовища, разглядеть которых она не могла, но знала, что они страшные. Они прыгали на неё сверху и из каких-то драпировок, которые то появлялись, то исчезали. Они резко проносились мимо, успевая больно тяпнуть её за руку своими зубищами, которые Аня опять-таки не видела, но знала, что они есть. А где-то далеко — там, за всем этим страшным местом (она слышала!) ходили знакомые ей люди. Кто-то кричал: "Никас! Никас! Сюда! Быстрей!" Кто-то плакал навзрыд: "Агни! Агни-и!" Но все эти звуки существовали очень далеко... Аня наконец сориентировалась, что это за место, куда она попала во сне. Реставрировали они бригадой в одном городе дом культуры какого-то завода. И в том здании была очень крутая лестница — всего в семь ступеней. Аня этой лестницы очень боялась, однажды оступившись на ней — счастье, что бежала с пустым ведром. Колени отбила до кровавых рассечений на коже — не то что синяков. И, когда ремонт огромного здания был закончен, эта лестница ещё долго ей снилась в беспокойных снах. А потом потихонечку те сны сошли на нет... И вот снова она — та лестница, на скорую руку сляпанная из битого кирпича и бетона и выкрашенная сейчас уже полустёртой синей краской. Ступени узкие, и Аню кто-то заставляет ходить по этой лестнице — с вёдрами, полными краской, напуская на неё страшных чудищ.

... Сон уехал в сторону, и Аня начала отчётливей слышать тех, кто до сих пор существовал в отдалении. Они приблизились — и очень встревоженные из-за неё. Сначала говорили неразборчиво, а потом кто-то тихо, но повелительно сказал:

— Я буду приподнимать её, а ты снимай.

Аня попыталась жаловаться, что, приподнимая её, эти люди будут причинять ей мучительную боль во всём теле. Но, услышав свой поразительно слабый голос, вынужденно примолкла.

А когда с неё сняли всё, кроме нижней рубашки, когда голову уложили на мягкую прохладу взбитой подушки, а неожиданно лёгкое тело укрыли быстро согревающим одеялом, она вдруг почувствовала такое облегчение, что немедленно уснула.

Ненадолго. После быстрого и какого-то светлого сна глаза спокойно открылись. И свет их не резал. Впечатление, что она проснулась поутру... Но, полностью придя в себя, Аня увидела Кристал, сидевшую рядом на стуле и энергично вязавшую крючком, время от времени подёргивая нить из небольшой корзинки. Свет жёлтого, явно закатного солнца лился на её вязание от ближайшего окна, но чуть дальше, в тёмном углу, горела свеча в настенном канделябре.

— Кристал? А... почему ты не спишь?

— Ты очнулась! — обрадовалась девочка. — А времени до сна ещё много! Просто у тебя был какой-то странный сон. Как ты себя чувствуешь?

— Ну... Очень хорошо, — немного озадаченная, ответила она.

— Дин Таеган и Никас думают, что на тебя оказано магическое воздействие, — важно сказала Кристал. И повернулась к двери: — Ой, Онора пришла! Онора, она проснулась!

Но первым к Ане подошёл, буквально отодвинув Онору со своего пути, Таеган. Он коротко зыркнул на Кристал, и та поспешно, собрав вязанье в корзинку, слетела со стула. Он не стал садиться на освободившееся место, а бесцеремонно сел на кровать, так что Аня, открыв от его.... ну ладно — пусть будет бесцеремонности рот, съехала к нему.

— Что случилось? — сердито спросил Таеган, мягко взяв её за плечи. — Каким образом ты... Ох... Что это я... Как ты себя чувствуешь? Боли нет? Нигде? Даже странно, — это он уже отстранённо прошептал, пристально разглядывая её, от смущения потянувшую на себя одеяло, которое застряло под его тяжёлым телом.

— Я себя чувствую замечательно! — в полный голос объявила Аня и тут же так же сердито заявила: — Дай мне одеться — неудобно же!

— Но ты в самом деле ощущаешь себя здоровой? — уточнил Таеган, вставая.

Вскипела так, что очень хотелось сказать: "Не веришь? Встану — сейчас всех метлой повыгоняю из своей комнаты, если нормального языка не понимаете!" И с трудом утихомирила себя, не рявкнув: "Да!", а всего лишь произнеся слово чуть раздражённо.

И Таеган, всё ещё с тревогой в глазах, кивнул и вышел из комнаты. Аня села наконец на кровати, а пригнувшейся мышкой влетевшая в комнату Кристал быстро подала ей вещи. В момент одевшись, Аня посомневалась пару секунд, стоит ли надевать привычную безрукавку, — и решила, что и так хорошо: дома всё-таки устоялось тепло недавних солнечных дней.

Уже вместе с Кристал она быстро спустилась в гостиную, на ходу размышляя, что там с ужином. Но пришла в себя, увидев: до ужина время есть, а девочки успели устроить в столовой полдник, повторив её вчерашнюю задумку с быстрым перекусом.

Аню усадили за стол и подали горячего чаю, причём Онора, Никас и Таеган уставились на неё так, как будто она... по крайней мере надела на себя абсолютно не подобающее случаю платье. Их пристальные взгляды заставили её неприлично буркнуть:

— Почему вы на меня так смотрите?

Двойняшки тоже с интересом воззрились на старшую сестру, а Кристал, глядя на неё, чуть пожала плечами: мол, я-то ничего "такого" не вижу.

— Я был в полной уверенности, что на тебе магический след от воздействия чужого мага, — растерянно сказал Таеган. — Но сейчас смотрю — и не вижу ни малейшего следа. Ничего не понимаю.

— Присоединяюсь, — хмыкнул Никас.

А Онора робко покивала, подтверждая их объяснение.

— Уж если об этом говорят довольно опытные маги ("Не считая Никаса", — напомнила она себе), то мне-то что сказать? Мне показалось — я просто устала.

Чтобы не смущать Аню слишком дотошными взглядами, мужчины решили больше не говорить об её странном недомогании, правда, строго предупредив её: она должна сразу сказать им, если ощутит что-то необычное.

Кроме всего прочего, за столом она узнала, что по дороге домой, благо время позволяло, мужчины и мальчики успели придумать, как провести примерный ритуал с Конгали, и даже записали его основные этапы. И только неожиданное болезненное состояние Ани помешало им претворить свою задумку немедленно — даже про голод забыли, так увлёкшись интересным для всех четверых делом. Правда, когда говорили об этом ритуале, Никас сидел за столом несколько немногословный и, честно говоря, излишне задумчивый. Он даже откликался не сразу, если к нему обращались.

Так что Аня, едва все поднялись из-за стола (за полдником продолжали разрабатывать систему магического ритуала), удержала брата и отошла с ним к окну, чтобы спросить наедине:

— Что случилось, Никас?

Если сначала он внимательно смотрел ей в глазах, ожидая её вопроса, то потом отвернулся к окну и уставился на сад, который мягко переливался золотистым отсветом вечернего солнца. Потом вздохнул и неуверенно сказал:

— Наш план с помощью Конгали таков, что после проведения ритуала призрак девочки исчезнет, и что будет потом — неизвестно. Понимаю, что говорю сумбурно... Но помнишь того чиновника, который с другими магами помогал возводить защиту вокруг нашего поместья? У него ещё очень светлые волосы.

— Ты имеешь в виду дина Валентайна? — уточнила Аня.

— Именно его. Сегодня у меня появилось свободное время, и я зашёл в архивы суда. Решил начать поиски девочки Конгали, которой поставили метку дома в десять лет. Повезло, что такие дела лежат по порядку. — Никас помолчал, явно не решаясь произнести следующие слова, а потом снова посмотрел в окно. — Это его дочь. И скажу честно — я ничего не понимаю. Мне было интересно придумывать ритуал введения в девочку силы. Мне интересно, получится ли просто дать ей сил, даже не магических. Но... Таеган утверждает, что девочка, возможно, жива.

— И... что? — медленно от растерянности спросила Аня. — Что ты подумал?

— Наш интерес к ритуалу меркнет перед соображением: а что случится с девочкой, если мы напитаем ею силами? Понимаешь, я встаю перед выбором... Мы не знаем, что в семье дина Валентайна произошло. А если, очнувшись от неизвестного магического воздействия, девочка окажется в ещё более опасном положении в своей жизни?

Теперь отвернулась Аня, которую ситуация всколыхнула, но иначе. Постояв немного со сжатыми руками, она резко обернулась к брату:

— Ты работаешь в суде. Ты записываешь множество тамошних историй, как я понимаю твою работу. Никас, может ли преступление мужа ложиться уголовным последствием (или как оно по-другому называется!) на его жену?!

— Что... ты имеешь в виду? — не сразу сообразил Никас.

— Никас, я нашла на мансарде медальон с портретом Конгали, а после этой находки призрак и появился в нашем доме.

— Ты думаешь, что ситуация с Конгали — ситуация, созданная дином Хармоном? — Никас аж вздрогнул, догадавшись наконец о причине тревоги сестры. — Поэтому ты боишься, что, если он совершил магическое преступление, с тебя могут потребовать ответить за его поступок? Поэтому ты в последние дни ходила... — уже шёпотом не договорил он. И глубоко задумался, прикусывая губу и сжимая кулаки.

На чей-то упорный взгляд Аня украдкой скосилась: Таеган, беспокойно нахмурившись, смотрел на них обоих. Чувствуя себя не в своей тарелке: он наверняка думает, что ему не доверяют! — Аня тихонько сказала Никасу:

— Таеган — почти член нашей семьи. Как ты думаешь, можем ли мы ему доверять в этом сугубо семейном деле? Ведь он тоже может подсказать, как быть. А то... Мы шепчемся, а ему неловко. Да и мне...

— Позовём Онору и посидим в твоём рабочем кабинете, — быстро решил Никас. — В компании легче решать такие вопросы. А вдруг ещё что-то всплывёт... Агни, может, принесёшь тот медальон с мансарды? А я подойду к Таегану и объясню ему ситуацию.

Почему он не объяснил её Таегану сразу? А, вон что... Сначала Никас заехал за мальчиками, а уж потом за Таеганом. И говорить с ним о своих подозрениях по поводу Конгали при двойняшках он не хотел... Аня слегка замешкалась, чтобы Никас первым отошёл от окна и сразу направился к Таегану. Вот теперь, когда старший брат вполголоса заговорил с ним, Аня проскользнула мимо, лишь бегло улыбнувшись Таегану, который всё-таки проводил её взглядом.

Пока бежала по лестнице из рабочего кабинета дина Хармона, она ни о чём не думала, кроме как о том странном совпадении — о призрачной девочке, которая оказалась дочерью довольно высокопоставленного (хотя бы в городской власти) чиновника. И, только пробираясь по мансарде в поисках того самого сундучка, на крышке которого оставила цепочку с медальоном, внезапно вспомнила: дин Валентайн признался, что его магическое зрение пошло на убыль после несчастья... нет, он сказал, что пережил семейное горе! Не из-за Конгали ли случилось оно?..

Но, возвращаясь, вдруг подумалось совсем странное: Никас нисколько не удивился, когда она сказала про мансарду! Почему?!

И хмыкнула: этот вопрос взволновал её больше, чем проблема Конгали! Почему? Так проявляется её собственный эгоизм? И поймала себя ещё на одной мысли: скажет Никас — не скажет про мансарду в обсуждении? Спустившись в кабинет, она мельком удивилась, что взрослые их дома всё ещё не собрались. Выглянула в гостиную — они как раз шли к ней... И, открывая дверь нараспашку (младшие сюда, как и в библиотеку, зайти не могли), она снова забеспокоилась: будет ли сказано о мансарде? И поразилась: "А у меня это не навязчивая идея?! Что я так прицепилась к тому, что все, кроме уже Никаса, узнают про мансарду?! В конце концов, её видят все, кому не лень — каждый Божий день! Неужели я так зациклена на том, чтобы первой всё разузнать о мансарде? И только потом восприму, что ею заинтересуются остальные? Но ведь поздно, если Никас скажет!.."

Все расселись вокруг письменного стола. И через весь стол Аня протянула старшему брату цепочку с медальоном, обречённо вздохнув ("Сейчас все узнают, откуда она!"), а потом с недоумением глядя на остальных, когда все буквально "отмахнулись" от мансарды, сосредоточившись на медальоне с портретом Конгали.

А потом Аня не выдержала и рассказала о промелькнувшем в разговоре с дином Валентайном эпизоде про семейное горе. Ведь чиновник не просил скрывать эту информацию от посторонних — тем более, он чётко не сказал, в чём именно то самое семейное горе заключалось. Таеган чуть ли не обнюхал медальон — так близко изучал его и сосредоточенно, а затем, нисколько не сомневаясь, передал его Оноре, которая тоже жадно обследовала вещицу. А потом подняла голову.

— Да, это проклятие. Но... непонятное, потому что незавершённое.

— Что это значит? — насторожился Никас.

— Его действие... — Онора снова поднесла медальон к глазам, причём Аня заметила, что её глаза мелко-мелко двигаются, будто она наблюдает за движением внутри медальона. — Кем-то приостановлено. То есть проклятие продолжает своё действие, но очень... даже не медленно, а замедленно — так, как будто ему что-то мешает.

— А если не мешает, а начато действие против проклятия? — задумчиво спросил Таеган, снова забирая украшение и рассматривая его словно бы новым взглядом.

— Меня больше интересует, почему оно оказалось у дина Хармона, — сказал Никас, глядя, как медальон покачивается на цепочке. — Не он ли начал процесс остановки? Но почему тогда не завершил?

— Я в последнее время подозревала дина Хармона, что это он навлёк проклятие на Конгали! — вырвалось у Ани.

— Неудивительно — при наличии в нашем доме её медальона...

"Нет, у меня точно навязчивая идея! — с изумлением решила Аня. — Сейчас бы волноваться о том, что должен был сделать дин Хармон, а я думаю только о том, почему вместо слова "мансарда" Никас сказал слово "дом"! Как будто уже забыл, где я нашла этот медальон! Ничего не понимаю..."

А за столом тем временем вовсю решали проблему Конгали.

— Нет, тот ритуал, который мы придумали в дороге, проводить нельзя, — заявил Никас. — Мы не знаем, что именно происходит в доме дина Валентайна. Греди нарисовал портрет Конгали, как девочки, которая не только повзрослела, но и спит. По мне, так надо выяснить, когда она заснула. И тогда отталкиваться от этой информации в своих попытках помочь этой девочке.