— Вы дерзки, — она надменно вскинула подбородок.
— Значит, замужество, — подвел он итог. — Я так и думал. Что вас пугает?
Танец развел их по разным концам зала, принцесса мило кивнула кавалеру, бросила пару слов третьему. Неужели никто не замечает, что она еле сдерживается, чтобы не разрыдаться.
Когда они снова сошлись, она только повторила:
— Вы дерзки, — но уже как-то безнадежно, словно хотела сказать этим: "Догадайся, я не могу объяснить!"
— Что бы вас не пугало, не спешите! Вы еще не помолвлены...
Музыка смолкла. Он вновь поклонился девушке, она присела в реверансе. Вокруг зашумели. Гарое, осторожно поддерживая ее под локоть, поспешил увести в сторону. Они не должны расставаться так. Она просила совета.
— Это ваш совет? Не спешить? — она была измучена. — А если уже ничего не исправить?
— На свете очень мало непоправимых вещей. Пожалуйста, поверьте мне. Почти все можно исправить. Мертвого нельзя воскресить, а остальное...
— Вы не понимаете! — воскликнула она, не сдержавшись, и на них оглянулись. — Вы не понимаете, — повторила она тише.
— Я слишком хорошо все понимаю, ваше высочество. Не спешите. Все можно исправить. Доверьтесь Поладу...
— Благодарю вас, — она резко отвернулась и ушла.
Гарое потер лоб. Ну что делать с этими глупыми девочками? Как им объяснить? Разочарованный он отвернулся и вновь наткнулся взглядом на фрейлину, но теперь он потерял к ней интерес. Голова была занята тем, как поговорить с телохранителем королевы...
19 дисамбира, Западный Умар
— Отец, отец, пожалуйста... — когда Шонгкор выныривает из жаркой мглы, видит склонившуюся над ним Ойрош. Она точно и не отходит от него, хотя Кедер знает, что это не так. За ним ухаживают все: Уна, Нальбий, Кильдияр, Челеш... Но почему-то, когда он приходит в себя, с ним сидит Ойрош.
Вот и сейчас лицо дочери двоится и расплывается, как будто глаза его полны слез. Как же долго он выздоравливает. Если бы он смог пойти на охоту...
— Сколько? — хрипло выдыхает он.
Ойрош прекрасно понимает его.
— Только два дня, отец. Ты поправишься. Надо только немного полежать... — вот она точно сейчас расплачется. И его сердце переполнилось нежностью. Он, конечно, знал, что дочь любит его, несмотря на то, что он бывает резок. Но то, что она так переживает за него, как-то особенно тронуло.
— Оборотень...? — он опять не договорил.
— Тевос не приходил, — тут же откликнулась она.
Назвала его по имени, желая подчеркнуть, что ничего не изменилось. Она любит отца, она любит оборотня. Где взять силы? Он бы объяснил ей еще раз, почему так злится. Но он ослаб за эти дни. Если бы... Об охоте он уже думал. Бесполезно.
В дверь осторожно постучали. Кедер прикрыл веки, тяжело было держать их открытыми.
— Ойрош, тебя зовет мама, — это Кильдияр. И с ним что-то происходит, даже дочь это замечает, а уж он, вампир, и подавно.
— Что-то случилось? — она не торопится уходить, словно ожидает какого-то подвоха.
Но чего она боится? Не убьет же его собственный сын, в конце концов...
— Пойди к Уне, она тебе все объяснит. А я пока посижу с отцом.
— Иди! — выдыхает Кедер.
Девушка послушно встает. Она всегда ему повинуется. Только вот с этим оборотнем...
Едва она скрылась за дверью, Кильдияр сел на ее место, а потом склонился над ним.
— Уйди! — взмолился Шонгкор.
Воображение услужливо нарисовало, как из порванной вены на шее сына фонтанчиком льется кровь. В такт пульсу. Он с трудом сдерживал себя. Так было всегда: чем вампир слабее, тем труднее себя сдерживать. А затем он и вовсе превратится в зверя. Может, он и придет в себя после первого глотка, но будет уже поздно — сын тоже станет монстром. Не родится таким, как Нальбий. Родиться, как выяснилось, намного проще. Тебя не корежит так сильно, и ты можешь за всю жизнь не убить ни одного человека. Нальбию это не удалось и опять из-за оборотней! Кедер скрежетнул зубами. Кильдияр был близко, и Шонгкор оттолкнул его, но теперь он был слабее людей. Сын легко сломил его сопротивление, убрал руки.
— Сделай это, отец, — попросил он негромко. — Это наш единственный выход.
— Нет! — больше всего на свете он сопротивлялся этому. Когда-то Ойрош вернулась домой избитая, в порванном платье. Она не плакала. С сухими блестящими глазами она требовала: "Сделай меня такой, как ты, отец. Чтобы никто, никогда..." Он сам отомстил за нее. Но эта месть до сих пор аукается в их семье. Кажется, Герел проклят. Более или менее спокойно им жилось в Лейне, но им пора перебираться на Гучин. Вот где будут рады богатым жителям, мерзавцев там достаточно, чтобы ими питаться, а исчезновение человека не будет так быстро замечено.
— Иначе никак, — настаивал Кильдияр. — Восемь из семьи уже мертвы. Даже если они будут убивать нас раз в неделю, скоро некому будет защищать женщин. Я знаю, ты хочешь уехать, но к отъезду надо приготовиться, а ты болен. Нам нужен ты, живой и здоровый. И я, не нуждающийся в защите, а и сам способный защитить. Уна знает, зачем я пришел. Она согласна с моим решением. Сделай это...
Теперь его шея была у самых губ. И он припал к ней, заранее себя ненавидя. Клыки легко прокололи кожу. Кильдияр лишь чуть дернулся, но не отстранился. Если бы он сделал это, Кедер прекратил бы питаться от него и, может быть, его бы можно было спасти. Но он знал, зачем пришел, и его не пугали огненные пытки, в которые он погрузится через несколько часов.
Кедер оторвался от сына и легко оттолкнул его, показывая, что восстановился. Быстро оделся, не глядя на Кильдияра. Не мог он смотреть на него сейчас. Собрался покинуть комнату, но пересилил себя. Подошел к сыну, сел рядом, обнял его за плечи. Кильдияр был бледен, но это от потери крови. Шонгкор чувствовал его решимость.
— Я буду проклинать этот день, — сказал он негромко. — И буду восхищаться тем, что ты сделал ради меня. Тебе лучше пойти в спальню. Дня два-три ты будешь беспомощен. На первую охоту я пойду с тобой.
Кильдияр успокоил:
— Все не так страшно...
Кедер кивнул, быстро отвернулся и вышел из комнаты. Он понятия не имеет, как это страшно. Он уже лет тридцать вампир, но так и не смог примириться с этим. "Родиться таким проще, — опять подумал он. — Но не намного".
Он шел по коридору замка, разыскивая Челеша. Все, что он должен сделать сейчас, возникло у него в голове в одно мгновение, как только он встал на ноги. Осталось дело за малым: выполнить. Жену он пока тоже видеть не хотел. Он надеялся, что Кильдияр солгал: Уна не знает, о его решении. Потому что иначе он бы разочаровался в ней. Жертвовать чужим сыном более жестоко, чем своим. Кильдияр родился, когда он не знал, что на свете существует женщина, которая способна любить его и жить с ним. Он пришел в семью уже взрослым и никогда особо не сближался с женой отца. Но Уна не такая. Она не могла с этим согласиться. Не могла.
Обоняние и зрение обострилось. Челеша он нашел очень скоро. Тот изумленно уставился на Шонгкора, а потом лицо его засияло, но, не увидев ответного отклика, сник.
— Кильдияр теперь такой же, как мы, — объяснил Кедер, твердо глядя в глаза Челеша. Он пожал плечами: что в этом особенного? Может, и правда не все так страшно? — Челеш, нам надо переехать на Гучин. И чем скорее мы это сделаем, тем лучше. Но мы не справимся, если нас не будет прикрывать маг. Мы тут пока запутаем тех, кто на нас нападает, уведем от замка. Ты слетай на Гучин. На южной окраине Хаббона найдешь трактир "Жирный гусак", — Челеш чуть усмехнулся. Он знал воровской жаргон. Для какого-нибудь ремесленника название трактира напомнит лишь о блюде, которое он ест пару раз в год, но для разбойников жирный гусак — это богатый купец, которого можно ограбить. — Там почти каждый день пьет Вааса. Он тоже вампир и поможет тебе с этой проблемой. Заплати ему хорошо, но деньги сразу не давай — обманет. В общем, с ним не просто, но я верю, ты справишься. И возвращайся скорее.
— Да, господин Шонгкор.
Без лишних слов Челеш вышел. За это он и нравился Кедеру. В меру почтительный, исполнительный, надежный. С ним бы Ойрош была счастлива, если бы была умнее. Теперь надо собрать остальных и отвлечь людей хоть ненадолго, чтобы приготовиться к отъезду. С женой и дочерью он поговорит после охоты.
19 дисамбира, Лейн
— А я, глупая, мечтала отметить твой день рождения как-то иначе, — печально шепнула Илкер в самое ухо.
От этого мурашки побежали по телу. Надо же: голодный, усталый, а реагирует на любимую женщину все так же. Он приблизил губы к ее ушку и тоже выдохнул.
— Это как? — и не удержался, поцеловал мочку уха.
Она хихикнула и оттолкнула его.
— Где-нибудь в домике лесника. Где мы будем вдвоем. Никаких слуг. Только мы... А пришлось гоняться за тобой по всему Лейну.
— Да уж, праздник у нас получился на славу. Спасибо хоть ты благополучно добралась. Если бы с тобой...
Илкер перебила:
— Не занудствуй. Ты прекрасно знаешь, что я должна была поехать с тобой.
— Я все-таки надеюсь, что сумею отправить тебя обратно в Энгарн.
— Я надеюсь, что не сможешь, — она говорила мягко, чтобы Ялмари не обиделся на это заявление.
— Посмотрим, — он прижал ее к себе, прерывая спор.
После побега из тоннеля сутки они отсыпались, не заботясь о страже, — не было сил ни о чем беспокоиться. Еще сутки они искали, чем восстановить силы. Балор и Етварт отыскали в лесу съедобные грибы, ягоды, коренья. Зверья и птиц было на удивление мало, но иногда удавалось добыть в пищу немного мяса. Единственное, в чем не ощущалось недостатка, — в воде: они отыскали ручей.
Немного залечив раны, они попытались понять, куда их вывел тоннель. Лес оказался небольшим, вокруг простиралась степь и только на юге виднелись покрытые лесом холмы. Люне и Етварт единодушно постановили: они где-то в центре Бефкаремской пустоши — здесь не было даже самых маленьких поселений. Зато можно было не бояться наткнуться на врагов.
Хуже всех по-прежнему приходилось Балору. На амазонке раны затянулись — теперь ее лоб и предплечье украшали шрамы. Запястье Ялмари тоже зажило. Люне полностью оправилась от болезни. Шрам был как заговоренный, до сих пор не получил ни царапины. Он, поглаживая рваный рубец на правой щеке, смеялся, что меченых уже ничто не берет. Но у Балора раны заживали так долго, что Ялмари всерьез обеспокоился: как бы не началось заражение крови. Оборотень не жаловался, но выглядел он ужасно.
В первый же день, когда они собрались у костра, князь рассказал, с кем они столкнулись в подземелье.
— Что это было, Балор? — Люне заметно осмелела после подземелья, перестала звать их господами. — Я никогда не слышала о подобном. Расскажи, как ты остановил его.
Оборотень хмыкнул.
— Мало кто об это слышал. Если бы я раньше расспросил принца о том, что он нашел, мы бы не попали в такую опасность... История долгая... — начал он и тут же сам себя оборвал. — Если коротко — это еще одна легенда. О человеке, убившем дракона.
— Тот, кто убьет дракона и искупается в его крови, приобретает его неуязвимость? — удивилась Люне. — Я думала, это призрак.
— Нет, не совсем. Неуязвимость — это только часть того, что получает убийца дракона. Обычно об этой части и упоминают. Уж не знаю, почему. Но убивший дракона, кроме неуязвимости получает еще кое-что. Долгую жизнь...
— Тоже неплохо, — вставил лорд, поглаживая спину Люне.
Балор хмыкнул.
— И ко всему этому — проклятье дракона, — Люне подалась вперед, услышав такое. — Я уж точно не знаю, в чем это проклятье заключается... Но это что-то очень страшное, так что некоторые и долгой жизни, и неуязвимости не рады были... Некоторые говорят, будто бы человек в какую-то тварь постепенно превращается. Мерзкую на вид. Скользкую, с чешуей вместо кожи... Но это все слухи, толком никто ничего не знает. Где они — эти убийцы драконов? Ни одного почему-то не встречал. В общем, действует это проклятие, пока на земле существуют люди.
— Ничего себе! — присвистнул Етварт.
— Да, но есть легенда, будто один из таких проклятых, сообразил, как обойти проклятие. Он рассудил, что если люди будут далеко от него, то проклятие ослабит силу. И не ошибся.
— Он зарыл себя глубоко под землей... — потрясенно промолвил Ялмари.
— Уж не знаю, сам зарылся или помог кто. Но под землей он умер.
— А когда появились мы... — подхватила Люне
— Оказалось, что заклинание только ослабло. Хотя, конечно, он превратился в очень странное существо. Не человек, не призрак. Невидим, но слышим и ощутим. И имел только одну цель — успокоиться снова. А для этого надо было избавиться от нас.
— Но он не нападал сразу. Почему? — поинтересовалась амазонка.
— Подозреваю, что его смутило, что среди нас не все люди. Но когда я напал на него, он понял, что и нелюди для него уязвимы и решил покончить с нами.
— А то, что ты чертил на земле...
— Эти знаки должны были задержать его на короткое время. Они как бы говорили ему, что людей здесь нет, — Балор словно невзначай достал кинжал, сверкнувший на солнце как зеркало.
Об остальном Ялмари догадался сам. Чтобы знаки на полу тоннеля сработали, надо было скрепить их кровью нелюдя. И князь взял его кровь.
— Почему на Бефкаремской пустоши никто не живет? — спросила о другом Бисера.
— Чтобы люди жили, — начал Шрам, — прежде всего нужна вода. А тут реки пересохли. Только кое-где такие вот крошечные ручейки.
— Да и вообще плохое место. Тоже будто проклятое все, — добавила Люне. — Сначала черные круги отпугивали, а теперь еще и болезни, гиблые места... То зыбучие пески, то провалы, то трясина... Люди гибнут, поэтому бегут отсюда.
— Но нам надо найти людей, — Ялмари многозначительно посмотрел на Илкер. Девушка только беззаботно улыбнулась.
На пятый день они отправились дальше. Запаслись едой и водой — в степи могло не быть ни съедобных растений, ни ручейков, а Ялмари вел всех в сердце Бефкаремской пустоши.
