Осенний реквием

Глава вторая — Неизвестный путешественник: Дожди чужого города.

В лицо через распахнутые духовые окна подул ночной воздух, умытого дождём города. Пахло грозой, свежим навозом, сеном и лошадьми. Гарь смоляных факелов, запертых в клетях снабжённых прокопчёнными стеклянными тубусами, почти не ощущалась, зато в воздухе витал стойкий запах южных специй исходящий от пары телег-контейнеров припаркованных почти рядом с остановившимся дилижансом.

Видя, что Марфа успела собраться и пытается спуститься по лесенке с тяжёлыми сумками в обеих руках, я не смотря на сдержанные возражения принял её вещи и помог спуститься на припорошенный опилками пол. Усатый кучер — южанин по имени Гомез, вместе с картографом колдовали над замком багажного сундука закреплённого на задке экипажа. Над ними раскачивалась керосиновая лампа с автоматическим запалом, подвешенная на завиток экипажа заботливыми руками станционных работников. Сами они, потирая заспанные глаза и тихо переругиваясь, уже распрягали усталых и тяжело дышащих пегих лошадок. Несколько немолодых женщин вооружившись длинными швабрами, похожими на пушистые клюшки для игры в мяч, ловко счищали со стенок, колёс и подвески дилижанса налипшую на него за время поездки и размокшую под дождём грязь.

Подойдя к сложенным у стены ящикам с маркировкой "Не кантовать", я сбросил с плеча вещмешок, прислонил к растрескавшейся штукатурке, за которой угадывался ромбовидный рельеф планочной обвязки, свой свёрток и с удовольствием потянулся. Покрутившись немного вокруг своей оси, разминая затёкшую поясницу, расстегнул похожую на ракушку морского гребешка застёжку плаща. Сняв его плотную темно-синюю ткань, мельком осмотрел скрывавшиеся под ними доспехи. На первый взгляд с ними всё было в порядке. Светло бежевое напыление, вроде бы сохранило сталь от вездесущей влаги, хотя в некоторых местах всё же виднелись небольшие пятнышки ржавчины. Подтянув ослабленные ремни, я немного покрутил плечом, проверяя сочленение.

Сказать, что трястись пару дней по колдобинам просёлочных дорог в кирасе и пластинчатой юбке было делом малоприятным — значит, ничего не сказать. Позвякивая на ухабах, словно переполненный побрякушками ящик коробейника, я проклинал всё на свете, хотя ругать по большому счёту следовало самого себя. Начав качать права на последней остановке и не желая ехать в забитом ящиками и мешками салоне, я вынужден был согласиться с тем, что такому большеразмерному грузу как упакованные доспехи, в багажном сундуке, предназначенном для ручной поклажи, не место. Пришлось освобождать багажник для срочной почты и скоропортящихся посылок. Пристроить их в салоне, помешал бдительный кучер, а о том, чтобы везти столь ценный груз на крыше фургона не могло быть и речи.

Скрипя душой и ругаясь в пол голоса, пришлось натягивать на себя железо и бряцать им весь переезд, кляня на чём свет стоит компанию "Санчес и сыновья", несговорчивого смотрителя и всё Министерство Транспорта, заодно с вечно раздолбанными дорогами Империи. Впрочем, для меня было привычно неделями таскать на себе в разы более тяжёлый панцирь, нежели то обмундирование что было сейчас на мне, бегать, спать прыгать, не вылезать сутками из седла... Но кто бы меня предупредил о том — какое это мучение просто сидеть одетым в броню на мягком кресле трясущегося дилижанса.

Поправив перевязь и проверив крепёжные ремни, я достал из нагрудной кобуры свой однозарядный дуэльный пистолет марки "Пастор". Удобная рукоять привычно скользнул в руку, я немного потряс им, ощущая привычную тяжесть верного оружия и вскрыв казённую часть, крякнул от досады. Патрон основательно подмок. Его бумажная обёртка прилипла к металлу ложа, а вокруг капсюля красовалось расплывчатое желтоватое пятно. С сожалением пришлось констатировать, что пациент скорее мёртв, чем жив. Выстрелить в таком состоянии "Пастор" не сможет, а аккуратно удалить испорченный патрон сейчас вряд ли получится.

Тяжело вздохнув и размышляя: какие ещё имущественные потери я понёс во время последнего перехода, взял прислонённый к стене свёрток. Аккуратно развязав удерживающую брезент шнуровку, размотал полотно, складывая его на крышку одного из ящиков, мило улыбнувшись одному из рабочих, что уже некоторое время подозрительно косился на меня.

Отблески факелов заиграли на серебристом полированном металле широкой, серповидной гарды, осветил ножны, зарумянил светло-серую обмотку и блеснул на навершие рукояти моего любимого оружия. Свернув брезент и отложив его в сторону, я перехватил эспадон и слегка выдернул его из плотно прилегающих к клинку ножен, довольно кивнул. Всё было хорошо. Этот представитель моего небольшого арсенала прекрасно пережил транспортировку. Ржавчина не тронула прекрасную сталь, пыль и песок не пробрались в ножны, да и заточка не требовала немедленной правки.

Двуручный меч незатейливого дизайна имел удобную для хвата тридцати сантиметровую рукоять и полутораметровое лезвие шириной примерно с моё запястье у развесистых рожек гарды. Слегка сужающееся к середине клинка оно снова расширялось во второй его трети, где и имело основную режущую кромку, сходящуюся к острию. Ножны с боковой выемкой позволяли с относительным комфортом переносить это большое оружие за плечом, почти не стесняя движений, а специальные карабины и ремни подтяжки крепили их перевязи, жёстко фиксируя ножны в определённом, удобном мне положении, балансируя вес и наклон с помощью регуляторов длинны отпускных ремней.

Слегка попрыгав, чтобы проверить, не ослабла ли где затяжка, не разболтались ли зажимы, не гремят ли чашки наплечников и убедившись, что я упакован как надо и готов продолжить свой путь, принялся укладывать упаковочный брезент в свою солдатскую сумку. Справившись неподатливым куском материи и затянув горловину вещмешка, поправил длинный тельмяк из дорогого красного шнура с золотистой кисточкой на конце петли и замотавшись в свой видавший виды дорожный плащ, направился было к входу в станционное здание.

— Молодой господин... — раздался из-за спины голос Марфы. — Вы уже уходите?

— Да. — я улыбнулся. — Та ещё выдалась поездочка. Сейчас бы отдохнуть часок-другой, но нужно спешить, дело не терпит.

— Вы знаете. — вздохнула женщина приложив руку к груди. — Я всю дорогу ежеминутно боялась, что на нас кто-нибудь нападёт. Особенно когда мы проезжали Темнолесье! Вот страху то натерпелась!

— Ну что вы! — ответил я продолжая улыбаться, потихоньку продвигаясь к выходу со стоянки. — Кому мы нужны такие бедные!

По правде сказать, я лукавил. Почтовые экипажи, даже те в которых перемещались между городами простые пассажиры постоянно страдали от бандитских налётов, разбойников видевших в них лёгкую наживу, разномастных нелюдей и разнокалиберных монстров, порой годами промышлявших в придорожных лесах рядом со старыми руинами. Беда могла прийти и от диких животных, особенно в зимнюю пору. Хищники, морозной порою впав в голодное безумие, обивались в огромные стаи и выйдя на дорогу нападали на всех кого видели. Мог из лесной глуши, выбраться и кто-нибудь пострашнее обычного волка и тогда уже становилось не важно зима на дворе или лето.

Однако, пугать пожилых людей, мне не хотелось, как и затягивать разговор. Новая Касталония как и другие южные провинции считалась не таким уж опасным местом, но всё равно, начни вдаваться в подробности — найдётся чем нагнать страха на привычных к безопасности обжитых земель стариков.

— Мы, это чего... — промямлил Родриге, который от чего-то растерял всю свою говорливость. — Попрощаться подошли. Ну, так это — счастья вам господин... успехов!

— И вам того же. Удачно добраться до Мёльна. — я слегка поклонился. — Туда же вроде как ещё пару дней?

— Это если пешком. — почесал лысеющий затылок картограф. — Скоро туда рейс будет. Поедем сразу, как заложат экипаж. Может к тому времени и дождь поутихнет. Обещают, что послезавтра к вечеру уже будем на месте.

Мы попрощались и я, натягивая на ходу капюшон, пошагал в сторону дверей, в которых десятком минут ранее скрылся "Серая накидка". Там за небольшим тамбуром в просторном оббитом деревянными панелями помещении, стояли несколько рядов скамеек, на которых ожидающие отправки пассажиры посидеть, ожидая своего дилижанса.

В этот ночной час здесь было не так уж много народу. Почти у самого выхода на стоянку сидела молодая женщина. На её коленях спала маленькая девочка, да и сама она отчаянно боролась со сном, иногда нежно поглаживая золотистые волосы ребёнка. В самом дальнем углу растянувшись в полный рост на скамейке, храпел могучий мужик в поношенном, залатанном, но чистом и нарядном крестьянском тулупе. Клади при нём не было, но на полу под лавкой стояло несколько пустых винных бутылок. Густая курчавая борода топорщилась в потолок, вздымаясь в такт громогласному храпу и с присвистом оседая вместе с могучей грудной клеткой.

На противоположенной стороне зала расположилась группа вооружённых молодых людей. Их было пятеро. Двое в чёрно-синих двубортных бушлатах военно-речного флота Империи с одиночной лазурной полосой на лацканах. Ещё один в длиннополом кожаном плаще со стоячим воротничком и героически дыбящейся грудью из-за вшитого под подкладку стального панциря — кирасир в младшем офицерском звании. Оставшиеся двое носили длинные кольчуги и табард цветов городской охранки. Мужчины тихо разговаривали и смеялись, иногда отхлёбывая какой-то напиток из ходившей по кругу большой армейской фляги. При моём появлении они ненадолго замолчали, заинтересованно глядя в сою сторону.

Рядом с дальней дверью, вдоль западной стены возвышалась длинная стойка, за которой на высоком стуле сидел станционный смотритель, а рядом уронив голову на руки, тихо посапывала женщина в оранжевом платье — то ли кассирша, то ли билетёр, а может быть и всё сразу. Смотритель, статный мужчина в возрасте, был одет в некое подобие пехотной шинели зелёного цвета и такого же цвета картуз с жёстким лакированным козырьком. Перед ним на столешнице лежала газета, в которую он вчитывался, изредка бросая внимательные взгляды в зал и с тихим звоном, помешивал мельхиоровой ложечкой чай в гранёном стакане. Заметив мою фигуру, он оторвался от чтения и расправив плечи выпрямился.

— Доброй ночи сударь. Вы приехали с последним экипажем? — его ухоженные офицерские усы, забавно шевелились. — Могу ли я вам чем-то помочь?

— Доброй ночи. — я подошёл к стойке. — Не подскажите ли какую-нибудь таверну с гостиничными номерами, либо отель поблизости...

— Да-да, конечно. — смотритель с чувством собственной важности поклонился и запустив под стойку руку, выудил от туда серый листок дешевой газетной бумаги. — Вот. Отличное заведение! Очень рекомендуем.

— Хм... Спасибо. — я взял предложенную мне бумажку.

На сером, волокнистом фоне, в окружение плохо пропечатанных ангелков с эльфийскими ушками, за столом, полным каких-то непонятных блюд, сидел пузатый, бородатый старик в тоге. Счастливо улыбаясь плотоядной улыбкой, он держал в одной руке нож, в другой огромную трезубую вилку и так выразительно смотрел на одного из ангелочков, что не оставалось сомнений, кого он выбрал для себя главным блюдом и сейчас будет с аппетитом уплетать. Ниже, крупными, плохо читаемыми из-за завитков и декоративных палочек буквами располагалась надпись: "Весёлый Архонт".

"Ага... "Весёлый" значит... — подумалось мне. — Лети малыш! Улетай, пока жив!"

Текст под названием обещал ангельскую кухню, что как бы намекало, лучшее выдержанное вино, самое пенное пиво, шикарные номера и официанток, красоте и услужливости которых завидуют все заведения в городе.

Ушлый хозяин данного вертепа, видимо отстегнул не малую сумму владельцу станции, а возможно самому смотрителю за то, чтобы здесь рекламировались его услуги. Ниже располагалась схематичная карта с объяснениями как пройти от этой станции к "Лучшему заведению в городе". Понять по ней можно было только общее направление, потому как, "забавные заметки" призванные развлечь будущих посетителей и указывающие на какие-то ориентиры, которые мне, только что прибывшему в город вообще ни о чём не говорили.

— Скажите, а нет ли у вас в продаже нормальной карты. Не хотелось бы под дождём плутать по незнакомым улицам.

— Вот, пожалуйста! — смотритель пошарил под стойкой и вытащил толстый, скреплённый печатью зелёного сургуча квадратный конверт. — С вас один серебряный империал.

Дороговато, но что поделаешь. Я отдал монету которая тут же исчезла под стойкой и подхватив покупку прочитал на обратной стороне конверта: "С одобрения Имперского Географического Общества. Карта торгового града Ладрильо-Рохо и окрестностей с пояснениями и примечаниями для гостей города. Масштаб один к пяти тысячам...". Далее шли какие-то пояснения, имена и подписи авторов, их кураторов, профессоров, что проверяли, утверждали и теперь подтверждают точность расположения строений города.

Я сломал сургуч и достав многократно сложенный лист, не сращивая разрешения, разложил его на стойке. Станцию я нашёл быстро. А вот с "Лучшим заведением в городе" пришлось слегка повозиться. Находилось оно конечно далековато, почти в самом центре города и топать туда под дождём будет тем ещё удовольствием. Однако, одного только брошенного на недовольно хмурящего брови смотрителя взгляда, оказалось достаточно, чтобы понять, что спрашивать его о каком-нибудь другом заведении — бесполезно. Кивнув на прощание и убрав конверт с картой в сумку, я вышел через парадную, двустворчатую дверь на улицу.

Дождь всё так же лил, погружая улицы в серую влажную мглу. С затянутого свинцовыми облаками неба, иногда освещаемого вспышками молний, падали крупные, почти с горошину размером капли.

Перехватив вещмешок за лямки, чтобы его удобнее было нести в одной руке, я спрятал его под плащ и натянув поглубже капюшон, вышел из-под навеса. Путь мой лежал вверх по улице к мосту, перекинутому через питающую водой город реку и дальше в самый старый, "Деловой" квартал города.

Невысокие домики, встретившие меня у городских ворот, сменила куда более изысканная архитектура, но вездесущий красный камень, присутствующий на местном диалекте даже в самом названии этого города, так никуда и не делся. Проходя мимо фасадов, я понял, что это был известняк, необычной никогда ранее мной невиданной расцветки. Здания, судя по всему, были разного времени постройки, попадались и четырёх, и даже пятиэтажные дома. На первых этажах некоторых из них располагались тёмные в это время суток витрины, другие щеголяли ложными окнами, колоннами и роскошными навесами. Встречающиеся то здесь, то там арки иногда закрытые коваными решетками, вели в узкие, глухие дворики, либо оказывались искусно замаскированными проулками, ведущими на параллельные улицы.