2. Ветра в зените

— А куда мы идём? — додумался наконец спросить Клаус.

— Поднимаемся к маяку, — тут же ответила Ари. — Уже недалеко.

В понятие "недалеко" она и Клаус явно вкладывали разный смысл. Они всё поднимались и поднимались, Клаус запыхался и начал отставать, а конца подъёму не предвиделось.

— Погоди!

Ари обернулась недоуменно — и козочкой сбежала вниз, мягко приземлившись рядом с остановившимся парнем.

— Что случилось? Ты болен?

Подавив искушение и чувствуя, что краснеет, Клаус помотал головой.

— Нет. Просто устал.

Ари понимающе кивнула.

— А, ясно. Ваши мне рассказывали, что у себя дома вы больше летаете, чем ходите. Ничего, я подожду. Посмотри — нравится?

Послушно поглядев в указанном направлении, Клаус кивнул.

— Да. Видок ничего.

В той стороне, откуда поднималась тропа, сквозь редкие кроны каких-то хвойных деревьев проглядывала холмистая равнина. Местами, чаще у вершин холмов, зелёный ковёр был вспорот невысокими, но крутыми клыками обнажённого камня — белого, желтоватого, красно-зелёного, светло-серого. Картину довершал купол чуть белёсого, но ясного неба с тонкими, как далёкая рябь, стежками облаков.

Терпкая сладость воздуха опьяняла. Вино, не воздух.

— С маяка вид ещё лучше, — уверенно заметила Ари. — Сам увидишь. Там ещё видно берега, да и море тут хорошее. Ну, идём?

— Нет! Подожди ещё немного!

— Странный ты. Подожду, конечно. Лим поручил мне за тобой присмотреть — как же я тебя брошу?

— А кто тебе Лим?

— Друг. Добрый друг.

Сказано было со значением — вот только Клаус так и не смог понять, с каким именно. У ослепшего и оглохшего сенса имелось много минусов.

— Ари...

— Да?

— А что ты вообще знаешь... о нас? Ну, обо мне, Лиме, остальных?

— О, много чего! — Улыбка. Правая, древесная половина лица осталась почти неподвижна; но это было к лучшему, поскольку помогало не замечать этой самой половины. — Я знаю, что вас считают колдунами, причём из самых сильных. Знаю, что вас боятся и ненавидят — люди всегда боятся того, чего не понимают, и ненавидят тех, кто не подчиняется привычным правилам...

"Дикость какая", — решил Клаус. "У нас всё иначе". Но потом ему вспомнились кое-какие события, вспоминать которые не хотелось совершенно, вспомнились собственные родители — и внутри сжалось льдистое, непривычное: не мысль, не настроение, а что-то между. "Нет. У нас не всё иначе, о нет, далеко не всё..."

— А ещё я знаю, — продолжала Ари без улыбки, — что любой из вас, не задумываясь, поможет незнакомцу. Знаю, что никто из вас не причинит другому боли — ни намеренно, ни даже случайно. Я знаю, что вы действительно могущественны, но знаю и то, что вы не ищете всё новых способов превратить это могущество во власть над другими людьми. Вы ведь в самом прямом смысле — не от мира сего. Как боги.

Тут уже Клаус фыркнул.

— Боги? Вот уж вряд ли. От роду не ощущал в себе ничего божественного.

— Это ещё ни о чём не говорит. Пятьсот лет назад Квирлей Еретик писал: "те существа, которых люди по неразумию своему принимают за богов, должны с особенной остротой ощущать тёмную хватку собственного бессилия. Ведь чем больше у нас власти, тем яснее сознаём мы свои пределы, и чем выше наше могущество, тем больше у него ограничений. Не потому ли в полотне сущего мы зрим так мало знаков прямого вмешательства в ход событий Высших Сил?"

Что можно сказать в ответ, Клаус не представлял. Он вообще был не готов к такому разговору. И сменил тему — в некотором роде.

— Скажи, Ари, а сколько тебе лет?

— Немного за двадцать. Кстати, наш счёт лет (вернее, вёсен) полностью совпадает с вашим счётом, если ты не знал.

— Не знал. Э... а мне пятнадцать. То есть уже скоро шестнадцать будет.

Ари кивнула. Под её пытливым взглядом Клаус вспомнил, что обещал рассказать о себе, и окончательно утонул в неловкости. В самом деле: что говорить? Уверять, что он сейчас — словно птенец, едва-едва проклюнувшийся из своей скорлупы? Что он впервые находится в ином мире (при этом до конца не веря, что этот иной мир полностью реален, что бы там ни утверждала Анжи)? Рассказывать, как он дошёл до состояния шейда?

Ну нет. Только не это!

— Знаешь, — признался Клаус, — я перебираю то, о чём мог бы рассказать при первом знакомстве дома, и выходит так, что здесь и сейчас всё это бесполезно либо глупо. Мне скоро будет шестнадцать, да; но остальное, помимо возраста... Домашние адреса, физический и Сетевой? Любимые игры, фильмы, симуляции и сериалы? Глупость какая-то! Я мог бы сказать, что учусь на оператора общеСетевого терминала по специальности "контрактное право" — но Лим успел объяснить мне, что Седое Взморье технологически пребывает на уровне где-то восьмого-десятого века эпохи до анкавера, а законность в большинстве населённых областей зависит от произвола царя или ещё какого барона. Ещё я мог бы сказать, имею повышенные способности ментата и могу выдавать инсайт-посылы; но мой сенс здесь не работает. Совсем.

Язык во рту казался нелепым медузообразным придатком. Послушным ровно настолько, чтобы давить желе искажённого липкого смысла.

И ещё казалось: если бы сенс работал, как положено...

Рассудок напоминал: заработавший сенс снова превратил бы его в шейда. От напоминания становилось ещё хуже.

— В общем... — выдавил напоследок Клаус, дёрнул неловкой рукой. Замолк.

— Вот и я о том же, — тихо согласилась Ари. — Вести с тобой "приличные разговоры" глупо, да я к тому же давно уже не "приличная". Мы не читали одних и тех же книг, не жили в одной и той же стране, не питались слухами об одних и тех же войнах и правителях, не ходили на игру одних и тех же актёров. Мы настолько различны, насколько это вообще возможно для говорящих на одном языке. Мы даже погоду не можем обсуждать — ведь ты не имеешь представления, какова бывает здесь, на Клюве, погода...

И тут вдруг осенило. Клаус аж прищурился, расплываясь в первой за долгое время улыбке, чуть неловкой, зато настоящей.

— Зато у нас есть общие знакомые!

Ари улыбнулась.

— В точку. С кого начнём?

...Старый маяк производил впечатление.

Серо-зелёное, почти чёрное, скальное основание плавно и мощно поднималось вверх, служа опорой его фундаменту. Грубые глыбы нижних слоёв каменной кладки покрывал живой плащ ползучей зелени. Гибкие колючие стебли карабкались вверх, как могли бы карабкаться на ствол исполинского дерева в заповедном лесу, но быстро сдавались перед заведомо неприступной высотой, сходили на нет. А колонна маяка, уже тускло блестящая синеватым камнем облицовки, поднималась всё выше. И выше.

И выше.

— Сколько же в нём высоты? — спросил заворожённый Клаус. Неприкрытая мощь маяка и слова "уровень восьмого-десятого века до анкавера" вступили в позиционную борьбу, ожидая подхода резервов и благоприятного случая для стремительной атаки.

— Шестьдесят сажен, — тут же ответила Ари, явно не впервые отвечая на этот вопрос. — По-вашему — девяносто четыре метра.

Клаус только присвистнул.

— Старый маяк действительно стар, — продолжала Ари. — Ему уже самое малое три тысячи лет. И он наверняка простоит ещё столько же — ведь строили его баргау, не мы.

— Баргау?

— Да. Их ещё зовут предтечами, старшими, дэлло и другими именами. Ходят слухи, что остатки этого народа ещё скрываются где-то в дальних заповедных уголках мира, отгородившись от перемен и от времени, которое их приносит. И от людей, само собой. Но только я думаю, что это неправда.

— Да?

— Да, — обе половины лица Ари каким-то непостижимым способом излучали уверенность. — Я думаю, что баргау не скрылись, а изменились. Причём настолько, что мы не заметим их, даже столкнувшись на узкой лестнице нос к носу. — Помедлив, она добавила. — Слишком могучи и мудры они были, слишком глубоко познали мир и себя, чтобы всего лишь замкнуться, умалиться и сгинуть в тени времён. Не верю, что такова их участь!

И снова Клаус не нашёлся, что ответить на её слова. Поэтому он спросил:

— Ты давно здесь живёшь?

— Давно. С тех самых пор, как меня изгнали.

Раньше Клаус не преминул бы вцепиться в брошенный намёк, как голодный в корку. Но это было раньше. До того, как он побывал в шкуре шейда. Сейчас он просто отвернулся, делая вид, что любуется пейзажем. Которым, в общем-то, стоило полюбоваться.

— Пойдём под крышу, — спустя недолгое время сказала Ари. Сказала, пожалуй, немного резковато. — Я покажу тебе твою комнату... ну, и всё остальное, что стоит показать.

Клаус повернулся к ней и кивнул.

5

Во внутренних помещениях маяка заметны были следы запустения, совсем не коснувшегося его снаружи. Обширные комнаты с тенями и грудами хлама в углах; маленькие запертые комнатки (кладовые?) с причудливыми запахами, сочащимися из-за их дверей; ровный, но уж слишком, пожалуй, тусклый свет странных светильников, похожих на прилепленных к стенам разбухших светляков. Когда Клаус кивнул на них и спросил, почему они светят, Ари довольно равнодушно бросила одно слово, объясняющее всё и ничего:

— Баргау.

На четвёртом этаже (куда, к усталому раздражению Клауса, снова пришлось карабкаться) Ари показала ему новенькую дверь, на варварский манер сбитую из кустарно сделанных досок и даже не покрашенную. Сказала:

— Твоя. Запомни.

И продолжила подъём.

— Погоди! Стой! А...

— Позже, — бросила она, не оборачиваясь. — Сначала посмотришь столовую. Время завтрака. Лим либо уже вернулся, либо должен вернуться вот-вот.

Напоминание о завтраке разбудило сосущее чувство под ложечкой. Устало вздохнув, Клаус потащился следом за Ари — вверх, вверх и вверх.

Столовая оказалась первым по-настоящему ухоженным помещением старого маяка. Ни хлама, ни грязи, ни странных светильников. Здесь всё напоминало, скорее, симуляцию на темы древней истории, только было гораздо достовернее. Пол устилали вручную сплетённые циновки (а может, ковры — Клаус имел крайне смутное представление о том, чем одно отличается от другого). В дальнем от входа углу, около всамделишного камина (Клаусу понадобилось не меньше минуты, чтобы сообразить, что это такое), между двумя глубокими деревянными креслами лежала сизая в чёрную полосу шкура убитого зверя. Со всеми атрибутами — когтистыми лапами, вывернутой и распластанной головой, коротким хвостом. Многочисленные окна, узкие и высокие, расчерчивали частые решётки, удерживающие стеклянные пластины — кривые, явственно зеленоватые, но прозрачные и чистые. Окна пропускали вполне достаточно света, чтобы чётко выделять на общем фоне центральный элемент интерьера: стол. Или даже, возможно, Стол. На его просторах красовалась тканая из грубой, явно не синтетической ткани скатерть, а на скатерти...

— Эй, братишка, как впечатления?

Клаус вздрогнул. Он бы поклялся чем угодно, что мгновение тому назад, кроме Ари, рядом не было ни единой живой души. Как Лим здесь оказался?

— Впечатления? Ну... высокие.

Лим рассмеялся. Он пребывал в отменном настроении и совершенно не собирался этого скрывать.

— Надоели лестницы? Понимаю. Сам когда-то от них уставал. Ну что, Ари, перекусим?

— Не торопись. Должны ещё появиться Рокас и Алия.

— А, тогда ладно, — Лим подмигнул Клаусу. — Только не разевай рот, когда их увидишь.

— Постараюсь.

В этот самый момент в столовой тем же способом, что и Лим, появились Рокас с Алией. А Клаус вопреки данному обещанию разинул рот.

...В спортзале гермогородка Клаус уже видел эту пару. Собственно, именно они пригласили их с Лимом погостить на Седом Взморье. Рокас запомнился Клаусу как крепкий и рослый парень с длинными волосами, собранными в хвост, серьёзным вытянутым лицом и светлыми глазами, лет около семнадцати. Теперь он был почти таким же, только одежда и причёска стали вариацией на тему того, как выглядел Лим. Не он заставил Клауса замереть, а его спутница.

Алия обзавелась длиннющими, до колен, распущенными волосами. Уже не чёрными, как дома, а золотыми. Платье на ней было такое... такое... ну, кое-где облегающее, словно перчатка, а кое-где и полностью скрывающее фигуру пеной кружев. В трико, не оставлявшем воображению ни пяди, она выглядела худой и мускулистой, как профессиональная спортсменка; в этом платье — пышной, как орхидея, чарующей и опасной. Последнее подчёркивали глаза. Они не изменились. Столь пронзительно зелёные, что даже не верилось в естественность этого фосфорического цвета, глаза Алии вполне могли бы принадлежать дикой кошке.

Ведьма.

— Как тебе воздух Взморья, Клаус? — спросил Рокас.

— Э... хорош, — с трудом отведя взгляд от Алии, Клаус добавил совершенно искренне. — Мне здесь нравится.

— Прошу к трапезе, — сказала Ари. И показала гостям пример, усевшись во главе стола.

...Мысли. Мысли. Эмоции. Как мухи кружат над...

Переваривая завтрак в своей комнате, Клаус перевернулся с левого бока на спину, потом на правый бок, но надоедливо жужжащие мысли никуда не делись.

На глаза попалась картина в простенькой раме. Висела она в месте, мягко говоря, странном: за платяным шкафом, в тёмном углу. На картине изображалось непонятное. Человек? Не человек? В общем, некая фигура со спины, застывшая в неестественной позе. То ли карабкающаяся куда-то, то ли с воплем падающая в облачную пустоту, не понять. Особенно если смотреть вот так, лёжа на боку. Клаус закрыл глаза, но плод вдохновения неизвестного художника продолжал светиться на внутренней стороне век, будто радиоактивный оттиск на опалённом полотне воображения. Этот образ даже потеснил другой — смущающий, манящий, запретный.

Алия, ведьма... Лим так и называет её — Ведьма. С оттенком ироничного, но уважения. "Ведьмочка Рокаса". Очень естественное, устоявшееся сочетание...

Клаус вскочил с кровати и тут же снова сел, запустив пальцы в растрепавшиеся волосы.

— Нет, — пробормотал он сам себе. — Хватит. Надо отвлечься на что-нибудь.

Ответ на эту мольбу явился почти сразу. Но если судьба подобным образом пошутила, то шутка вышла ну совершенно не смешной.

Скрип дверных петель.

— Это он?

— Да. Берём и уходим.

Клаус моргнул.

— Эй, вы кто такие?

Без долгих слов тот из незваных гостей, что повыше и пошире в плечах, двумя скользящими шагами переместился к кровати. Сжал руку в кулак.

Со звуком, похожим на треск намокшего дерева, реальность выбросила Клауса во тьму.

...и снова тьма. Уже другая: душная, вонючая, скрипящая и шипящая, больно вывернувшая руки и ноги. Клаус попытался шевельнуться, но боль хлестнула с такой силой, что он тут же затих, быстро и неглубоко дыша. Потом он не сдержался и застонал. Внутренности мотало и крутило, гудела голова, а руки и ноги...

"Да я же связан! Точно! Ох!"

Как вскоре выяснилось, не просто связан. Дышать было тяжело из-за мешка, надетого на голову. Но вонял как будто всё же не мешок, а само место, где он находился. И такой вони ему ощущать ещё не доводилось.

"Где я? Что это скрипит на сто ладов? А это что — плеск? Дела..."

Резкий приступ тошноты скрутил Клауса винтом. Панический ужас перед удушьем помог одолеть приступ, но выдавил остатки сил. Сам не заметив этого, Клаус провалился в сумрачную щель между полным сознанием и беспамятством, качаясь во мраке на пологих волнах небытия.