2. Ветра в зените

— Какой, в жопу, иллюзией?! Не морочь мне голову! И выключи ЭТО! Выключи!!!

— Ты действительно этого хочешь?

Тон Наставницы должен был настораживать, он призывал остановиться и подумать. Но для впавшего в истерику Клауса такие тонкости уже ничего не значили.

— Да!

— Что ж. Я тебя предупреждала.

Видимый мир свернулся и погас.

3

Мрак. Не темнота, даже не чернота, а тотальное отсутствие света.

Тишина. Беззвучие столь плотное, что хоть ножом режь.

Запахов тоже нет. Нет дыхания. Нет движения. Дышит и движется — тело. Холод, тепло и давление, комфорт и боль — всё это тоже телесные ощущения. Которых нет.

Нет вообще ничего.

Ничего?

Сбитый с толку разум Клауса рухнул в сохранённые памятью остаточные ощущения. Среди этих ощущений нашлось место и призрачному, исходящему из ниоткуда и ничего не освещающему сиянию, и ровному шуму, похожему на шум водопада или гул крови в ушах. Нашлось место и такому же ложному, как всё остальное, ощущению падения. Эта последняя ложь оказалась спасительной. Потому что включила рефлекс, выработанный всей сознательной жизнью.

Падаешь? Левитируй!

В отличие от тела, сенс Клауса оказался на месте. И в отличие от обычных ощущений, его пси-чувства никуда не делись — скорее, наоборот, расширились и обострились. Так обостряются слух и осязание после потери зрения. При помощи сенса Клаус врос в эфир, с помощью его бесплотных прикосновений сориентировался в пространстве. И тут же оказалось, что он сидит перед терминалом в той самой комнате, откуда отправился изучать войд Группы, что его тело никуда не делось, что оно живёт, шевелится и дышит, а глаза — просто-напросто закрыты.

Сглотнув, Клаус открыл их. В поле зрения поплыли, быстро выцветая, радужные пятна и линии; однако в остальном всё, похоже, пребывало в порядке... включая и "левитирующую" фигуру Анжи в глубине экрана.

— Ты быстро вынырнул, — заметила она одобрительно. — Хорошие инстинкты. Иных приходилось вытаскивать, а потом ещё и успокаивать.

Клаус поморгал, пошевелил головой, руками и ногами.

— Надеюсь, шоковый метод обучения тебе кое-что дал, — продолжала Наставница. — Вряд ли теперь ты станешь...

Клаус нажал кнопку отключения питания на передней панели терминала.

Ничего не произошло.

— ...так же крепко цепляться за неправильные убеждения...

Наклонившись, Клаус дотянулся до переключателя на задней панели. Того переключателя, который вырубал блок питания напрямую, физически. Щёлкнул им.

Результат был тот же.

— ...а может, и станешь. Ты бы ещё додумался об стенку терминал шваркнуть! Тоже мне, нашёл аргумент в споре!

— Да что вам всем от меня надо? — заорал Клаус. — Экспериментаторы гадские!

Не орать он просто не мог. Либо так — либо капитулировать, забыть про стыд и позволить себе совершенно по-детски разреветься.

— Если тебя обижают именно эти эксперименты, — суховато, без особого сочувствия сказала Анжи, — должна заметить, что гораздо раньше — и гораздо больше, чем на тебе — я экспериментировала на себе самой. Но ведь дело-то не в этом, верно?

— А в чём же ещё?!

Наставница глядела с экрана и молчала. Молчала до тех пор, пока Клаус не почувствовал, что густо покраснел — от кончиков ушей и чуть ли не до пят.

— Вернёмся к вопросу о реальности и иллюзиях. Практика показывает, что при построении воспринимаемой модели мира есть грань, за которой разница между моделью и исходным образцом стирается. Технические подробности пока что не слишком существенны; говоря грубо, человек ложится в так называемый саркофаг, где настраивается на восприятие новой модели мира. И — оказывается ТАМ, оказывается реально, что бы ни понимать под этим словом. — Анжи сделала паузу, чтобы убедиться: её внимательно слушают. — Так вот, в ходе деятельности Группы был проделан ряд опытов. В одном из них, в частности, использовалась модель нашего мира. Человек ложился в саркофаг, находясь на одном из Внешних Спутников, и...

— Перемещался сюда, на планету?

— Именно. Причём перемещался во плоти. Происходило своеобразное раздвоение: ведь тело из саркофага никуда не исчезало, у него просто обнулялся сенс.

— Но откуда бралась материя для... э-э...

— Да ниоткуда. — Анжи усмехнулась. — Ты бы ещё спросил, почему свежевозникшее тело не испытывало проблем, связанных с ограничениями в скорости передачи информации, как дистантно управляемые зонды и планетоходы. Закон сохранения массы — не более чем элемент иллюзии, такой же, как и все прочие параметры окружения.

— Но...

— Никаких "но". Привыкай к тому, что есть лишь информация об окружающем, посреди которой существует твоё сознание, и кроме этого сознания нет почти ничего неизменного. Все мы, члены Группы — невольные солипсисты-практики. После пяти-шести погружений ты тоже им станешь. Может, раньше, может, позже, но неизбежно.

Помолчав, Анжи добавила:

— Кстати, про "неизменное сознание" тоже советую забыть. Чем раньше ты это сделаешь, тем быстрее сможешь расширить свои ментальные возможности.

— Погоди! Так фокусы Лима — результат путешествий по иным мирам?

— Фокусы? Не знаю, что он тебе успел продемонстрировать, но, в общем, всё так и есть. А ты думал, мы тут занимаемся только проблемами воспитания, тишком реабилитируем шейдов да развлекаемся, устраивая себе экскурсии в иные уголки Вселенной? Нет, Клаус. Группа — нечто гораздо большее.

Наставница на экране умолкла. Клаус тоже молчал. В основном — потому, что был занят перетряской своих представлений.

Если откровенно, представления не хотели перетряхиваться. Недоверие и неверие дружно шипели из своего угла на чуждые здравому смыслу утверждения. Часть рассудка упорно желала считать слова экранной Анжи всего лишь розыгрышем... ну, не розыгрышем, так психологическим этюдом, одним из необходимых этапов пресловутой реабилитации.

Кто его знает? Вдруг для того, чтобы поверить в возможность обратного превращения в лайта, пациенту-шейду необходимо для начала увериться в осуществимости чего-нибудь столь же невероятного? Чертовски логично...

И при этом — неубедительно. Ведь любой возможный терапевтический эффект от подобного психологического этюда исчезнет напрочь, если Анжи и её единомышленники не смогут подтвердить свои теории на практике. Психологи вполне способны врать — особенно опосредованно, через собственный вирт-образ в Сети. У них даже специальный термин для этого есть: "ложь во благо". Но психологи никогда не станут врать, если пациент может устроить им проверку (опять-таки, за вычетом случаев, когда им зачем-то нужно именно разочарование пациента, но тут отлично сгодилось бы враньё на два порядка попроще).

Что-что, а уж мудрёные телеги насчёт реальности иных миров Клаус точно проверит. Проверит, чтоб ему поседеть!

И тут поблизости обнаружился знакомый сенс, а спустя пару секунд в комнату Клауса ввалился Лим, держащий в руках охапку каких-то одёжек.

— Ну, как успехи? — поинтересовался он. И, не дожидаясь ответа, преувеличенно бодро возгласил. — Идём, друг мой! Нас ждут великие свершения в спортзале!

— Ступайте, — улыбнулась с экрана Анжи. — Но через три часа двадцать шесть минут ровно вас ждут в кабинете Наставницы. Обоих.

— Яволь, майн фюрер доппельгангер! — непонятно воскликнул Лим.

Подметив недоумение на лице Клауса, образ Анжи свёл брови.

— Ты опять блокируешься, поросёнок щётинистый?! — атаковала она Лима. Тот смутился.

— Ничего страшного, — поспешил вставить Клаус. — Я не в обиде. Пусть пока... так.

Анжи нахмурилась сильнее.

— Я пропустил инсайт-посыл от Клауса, — сознался Лим.

— Это всё равно не повод изолироваться, — твёрдо сказала Наставница. — Чему ты сможешь научить и чему сможешь научиться, постоянно отгораживаясь? Прекращай это.

Лим вздохнул и раскрыл сенс. Анжи одобрительно кивнула, словно напрямую восприняв это изменение. Экран терминала потемнел.

— Объясни, почему ты её слушаешь? — спросил Клаус, тщательно избегая любой трансляции "на эфир" и давя в себе для этого сферу эмоций, но старательно в тот же эфир вслушиваясь. — Почему ты даже не попытался поспорить?

— Просто я знаю, что она права. Рядом с тобой действительно нельзя блокироваться. Именно потому, что иначе никакого партнёрства у нас не выйдет.

— Партнёрства?

— А ты что-то имеешь против?

Клаус моргнул.

— Нет. Конечно, нет!

— Вот и ладненько.

Бросив на край кровати принесённые шмотки, Лим подошёл поближе и протянул руку для пожатия. Промедлив долю мгновения, Клаус протянул навстречу свою руку.

— Дружба! — провозгласил Лим.

— Дружба.

Чертовски странно было касаться другого человека вот так запросто, ощущая разом и его боль от близости шейда, и явно противоречащую этой боли симпатию.

Странно, но... уютно.

— Послушай, почему всё-таки ты неправильно реагируешь на... меня?

— Неправильно? — Лим хмыкнул иронически. — Моя реакция гораздо правильнее, чем у большинства лайтов. Они отождествляют себя и свои эмоции. Неверный путь...

— Так почему?

Лицо Лима стало полностью серьёзным, впервые за всё время знакомства.

— Когда приближаешься к шейду, поднимает голову боль, — сказал он. — Но моя боль и моя радость — это не я. Они внутри меня, а я — нечто большее. И я могу держать в узде свою боль и свою радость, точно так же, как могу двигаться, думать и летать. Это очень просто.

— Не для меня.

— Да, это не самая лёгкая простота. Но если ты усвоишь её, ты уже никогда не будешь бояться шейда. Собственного ли, чужого ли. Без разницы.

Снова ухмыльнувшись, Лим добавил:

— А теперь переодевайся — и в спортзал. Во-первых, упражнения тебе не помешают (да и мне тоже: давненько не напрягался!); во-вторых, пора знакомить тебя с остальными.

Глава 2

Внешнее время погружения — 00.00.00:06.43.38 / 16.09.110 г. ЭпА (812 г. НЭ)

Внутреннее время погружения — с 13 по 16 дни Верхней трети 4534 цикла;

Седое Взморье, старый маяк на Клюве (полуостров Тёмного Неба),

а также море Завета и особняк в Туманах (Средний город).

4

Очень хотелось не верить. И вместе с тем — верить: без раздумий, жадно, как верят в несбыточное, в зыбкую случайность и в чудо. Вере этой сильно помогал недвусмысленный сдвиг в ощущениях (а игнорировать ощущения совсем не просто!). Сенс — весь, без остатка — словно вытянуло в гулкую пустоту, лишённую формы и предела. И эта пустота стала желанной анестезией, лишившей веса привычный уже груз боли.

— Добро пожаловать на Седое Взморье, — сказал знакомый голос.

Клаус обернулся. После чего слегка обалдел.

Лим запомнился ему как рослый, угловатый, довольно худой (хотя и неожиданно сильный, как доказали тренажёры) подросток. Смугловатый, кареглазый, с короткими волосами того скучноватого оттенка, которому наилучшим образом соответствует прилагательное "коричневый".

Однако в данный момент с Клаусом говорил голосом Лима почти что незнакомец. Нет, от реального Лима в новом обличье оставалось достаточно для уверенного опознания, но... но! Во-первых, обличье это было старше лет на пять. А подросток, соответственно, преобразился в весьма внушительного молодого мужчину. Во-вторых, смуглая кожа посветлела на несколько тонов, глаза стали прозрачно-серыми, а волосы — уже чёрные, словно отмоченные в дёгте от кончиков и до самых корней — оказались заплетены в две косы.

Но главным было иное.

Одежда.

Или скорее так: одежда!

— Это что, ролевуха? — осведомился Клаус вежливым тоном — тем, который прозрачно намекает: только подай сигнал, и я тоже посмеюсь этой шутке. Если это шутка.

Если.

Лим мотнул головой. Косы качнулись. Каким-то загадочным образом этот жест оказался совершенно не забавным и более того — мужественным с оттенком некоторой суровости.

— Я одет так, как пристало одеваться отпрыску семьи торговцев средней руки в долгом и не безопасном путешествии. Кстати, посмотри на свою одежду.

Клаус посмотрел. Потом пощупал.

— Вот дерьмо!

— Обижаешь. Ничего дерьмового тут нет, братишка. Аборигены одеваются именно так. И, кстати сказать, не ноют по столь ничтожным поводам.

— Я не ною! — и тут до Клауса дошло, в какую сторону изменилась внешность Лима. Куда тише и напряжённее он переспросил:

— Братишка?!

— Ага. — Лим осклабился, весьма довольный. — Для пользы дела в этом погружении я буду твоим старшим братом.

Клаус набычился, но устроить хорошую демонстрацию протеста не успел.

— Добро пожаловать, — раздалось из-за спины. Он обернулся — и снова обалдел.

— Ты Клаус? Меня зовут Ари. Я — смотритель маяка.

— Ну, Ари, — голосом довольным, как урчание кота с усами в сметане, вставил Лим, — присмотри пока за этим оболтусом, а я отлучусь по делам.

На лице смотрителя отразилась лёгкая тревога.

— Надолго?

— Нет, совсем нет! Встретимся за завтраком.

Когда Клаус посмотрел назад, там уже никого не было. Как и когда исчез Лим, оставалось лишь гадать. Ведь не улетел же! Или его сенс здесь активен, как дома? Но левитировать так быстро всё равно невозможно!

— Расскажи о себе, — сказала ему в спину Ари.

Клаус снова повернулся к ней. Неохотно.

Её облик был... своеобразен. Густейшая волна волос напоминала о звёздной ночи, черты лица — пожалуй, слишком вытянутого — были просты и лаконичны, как гравюра великого мастера, умеющего передать изгибами двух-трёх линий больше, чем иному портретисту удаётся сказать парадным ростовым портретом. Фигура живо напоминала Анжи: та же стройность, таящая гибкую силу, и пропорции, полностью отвечающие старым, как миры, канонам.

Чем дольше смотрел на неё Клаус, тем яснее понимал, что Ари не просто симпатична или даже оригинальна. Нет. Она была прекрасна.

...И вместе с тем любой взгляд на неё рождал боль.

Правую половину тела девушки покрывала не гладкая загорелая человеческая кожа, а грубая кора дерева: серо-коричневая, бугристая, в трещинах и складках. Правый глаз — почти заплывший, тонущий в наростах обломленный сучок. Вместо волос какие-то длинные гибкие иглы. Рука — как странной формы ветка.

Не женщина, но и не дриада. Нечто среднее.

— А ты? — спросил Клаус. "Как можно было сделать с живым человеком такое? Как?"

Ари кивнула.

— Что ж, это честно. Я тоже расскажу о себе. Идём?

Приглашающе махнув левой, живой рукой, она неторопливо двинулась по тропе, косо карабкающейся в гору. Похоже, её странное увечье ничуть не мешало ей двигаться, да и речь ничуть не искажалась. Клаус пошёл следом. Именно пошёл: лететь он не мог.

Примерно минуту царило молчание. О чём думала Ари, оставалось загадкой, а вот в душе у Клауса царил полный раздрай. Не в мыслях, а именно в душе. Мыслей, считай, не осталось — так, какие-то бесформенные огрызки и мятые клочки, не более. Как могла бы сказать Наставница: "Шоковый метод обучения. Некомфортно, конечно, зато быстро и действенно".