Радужные Мосты - 1. Дженай

— Природа противостоит природе, — вслух рассуждала Мили, стоя у очередного завала. — Заклятие слабеет, а лес, напротив, набирает силу, стремится возвратиться в первозданное состояние. Изжить болезненное рассечение. Хочет отторгнуть чужеродную ему силу. Вот и старается по травинке, по корешку, но найти брешь в защите. И находит же.

— Прямо все бросай и балладу пиши, — усмехнулся Брик.

На ночевку остановились прямо на дороге. Место открытое и, с точки зрения военного оборонительного искусства, не выдерживающие никакой критики. Однако в лес углубляться не стали. Решили, что уж если возникнет необходимость защищаться, то хоть будет где размахнуться клинком, не придется толкаться друг с другом за каждую пядь свободной земли.

Когда разбили лагерь, Мили пошла вокруг него, что-то бормоча себе под нос и делая пассы руками. Никто из мужчин не задавал вопросов. Все отлично помнили, что значат эти странные действия — девушка ставила охранные заклинания. Щит, который сдержит первый натиск возможного неприятеля, а потом рассыплется огненными брызгами, оглашая окрестности громким треском. Но в этот раз чародейка ходила дольше обычного, а когда закончила и с тихим стоном села у разведенного Брайтом костра, выглядела необыкновенно уставшей и измученной.

— Что случилось, Мили? — настороженно спросил Маркус. Он-то считал, что девушка стала сильнее, чем была ранее, а на поверку выходило обратное.

Чародейка сидела, облокотившись на седло, и тяжело дышала.

— Эта дорога противится любой чужеродной ей магии. Я поставила круг вдвое слабее, чем ставила всегда, и при этом совсем выдохлась. Если ничего не изменится, то в бою от меня толку будет немного.

— Груди Милены, отбежишь за дерево и оттуда жахнешь, — подбодрил ее Берган, однако бодрым он не выглядел. В самом начале пути фактически потерять мага — не самое лучшее известие. Тем более, на ночь глядя. Сама же Мили была удручена и потеряна, совсем не похожа на ту цепкую кошку, какой выглядела, да и чувствовала себя утром. Она привыкла ощущать свою силу, брать то, что хочет, не задумываясь о плате.

— Что ж, аккуратно рассчитывай силы и сообщай мне о любых изменениях в своем состоянии. Нам надо знать — кто, на что способен в схватке. В самое пекло, если случится, не лезь. Бей из укрытия, — проговорил Маркус, обращаясь к девушке. — А вы, — его взгляд перешел на озабоченные физиономии мужчин, — готовьтесь караулить. Магия — магией и щит-кольцо — это хорошо. Но раз уж так все интересно начинается — не грешно будет не поспать. Надеюсь, не все еще позабыли, что такое ночное бдение?

Брайт поднял руку в знак того, что первым заступает в караул он. Никто с ним не спорил. По большому счету, очередность была уже выверена, даже несмотря на то что ранее Мили всегда была уверена в своих щитах и караульного оставляли лишь в исключительных случаях. Сейчас случай был как раз такой.

* * *

На лагерь опустилась ночь. Тихая и спокойная, она принесла с собой вожделенную прохладу. Треск догорающего костра успокаивал, отгонял недобрые мысли, добавлял ощущение уюта даже здесь, на затерянной дороге, проложенной многие поколения назад. На дороге, накрытой пеленой чужой магии, не истаявшей и почти не растерявшей силы. На дороге, хранящей множество историй, теперь позабытых и никому не нужных. Путники засыпали, и среди их мыслей, иногда сумбурных и рваных, иногда медленных и плавных, не было таких, что полнились бы страхом или дурными предчувствиями.

На небе только-только собиралась воцариться полная луна. Она вальяжно выползала из-за крон деревьев, расталкивая непослушные звезды, рискнувшие встать на ее пути. Ночное светило вступало в свои права, разгоняя кромешную мглу, делая видимым одинокую фигуру, замершую на пустынной дороге. Брайт стоял спокойный и сосредоточенный, как будто и не провел целый день в седле наравне со всеми. Он всматривался в кромку леса, в обе оконечности дороги, стараясь выделить малейшее движение. Но луна, подобно фонарю, горящая над его головой, не в силах дать достаточное количество света. Алхимику приходилось щуриться, и все равно взгляда хватало лишь до первых деревьев, а дальше все сливалось в единую черную массу.

Стихли последние кузнечики. Мир как будто замер.

Вскоре поднялся легкий ветерок. Теперь, когда жара спала, необходимости в нем не было. Но ветер усиливался, становясь холодным и пронизывающим. Брайт поежился и накинул плащ, сразу же став похожим на дух возмездия из древних преданий, на кровавого мстителя, восставшего из склепа в свете полной луны. Полы его плаща развевались, чуть слышно хлопая в налетающих порывах ветра. Вокруг лагеря поползли тени. Они трепетали и извивались, то и дело превращаясь в диковинных существ, которые распадались уже в следующее мгновение. Где-то вдалеке послышались раскаты грома.

'Только грозы не хватало', — подумал Брайт, взглянув на безмятежно спящих товарищей. Те и в ус не дули, завернувшись в теплые плащи.

Внезапно его спину будто холодом обожгло. По телу пробежали мурашки, а затылок отчетливо почувствовал чей-то взгляд. Брайт резко обернулся, замер. Никого.

'Что такое?'

Долгое время живя в полном одиночестве, алхимик научился прислушиваться к окружающему миру с куда более глубоким осознанием происходящего, нежели обычный человек. Кто-то назвал бы его способность повышенным вниманием. Кто-то — третьим глазом.

Брайт превратился в неподвижную статую. Холод проникал всю глубже и глубже, сковывал тело незримыми колодками, прижимал к земле. Казалось, что еще немного — и воздух в легких загустеет, начнет превращаться в лед.

Распознать кого-то, затаившегося даже в десятке шагов в стороне — дело практически невыполнимое. Тем более что на лунный диск начали наползать тучи. Брайт, преодолевая оцепенение, искоса глянул на небо. С северо-запада надвигался плотный чернильный строй облаков, авангарды которого убегали далеко вперед.

Вскоре гром разрывал небесный свод уже над самой головой алхимика, раскалывая его на множество грозящих рухнуть наземь частей.

Но не приближающаяся гроза сейчас волновала Брайта — ощущение холодного взгляда не проходило. Более того — источник неприятного чувства смещался. Двигаясь по дуге, он обходил лагерь, не приближаясь к нему вплотную. По крайней мере, так казалось алхимику. Брайт чувствовал, будто стоит в самом сердце безумной снежной бури, а мельчайшие острые снежинки царапают кожу.

Очередной раскат грома вырвал Мили из сна. Девушка вздрогнула, приподнялась и подслеповато уставилась в землю. Потом, привыкнув к темноте, перевела взгляд на алхимика.

— Все в порядке?

Ответом ей было лишь завывание ветра.

— Эй.

Брайт поднял дрожащую руку, призывая к тишине. Чародейка встала, отряхнулась, старательно собрала растрепавшиеся во время недолгого сна волосы в хвост и подошла к замершему мужчине. Тот пальцем указал куда-то вперед себя. Мили видела в той стороне лишь продолжение тракта: именно туда им завтра предстояло держать путь.

— И что? — не выдержав, спросила она. — Что там?

— Там кто-то есть, — голос алхимика был тихим.

Чародейка подобралась, сон как рукой сняло. Теперь она была собрана и сосредоточена. Прикрыв глаза, девушка сложила ладони вместе, держа их перед собой. Белым днем можно было бы без труда увидеть, как напряглось ее лицо, как бежит по виску тоненькая струйка пота. В следующее мгновение Мили выдохнула и резко развела ладони. В воздухе перед ней завис глаз — обычный человеческий, разве что несколько большего размера. Примерно с кулак. Глаз парил, без видимых усилий покачиваясь в потоках воздуха, а затем поплыл в сторону, которую указал Брайт. Мили продолжала стоять. Плотно сжатые веки дрожали от напряжения.

Девушка могла видеть лишь одним глазом. Именно тем, который направлялся за пределы защитного круга. Изображение было весьма неплохим благодаря луне. Она все еще проглядывала сквозь тучи, давая немного драгоценного света. Перед Мили проплывали трава и кусты, деревья и изгибы дороги. Чародейка специально не гнала глаз вперед, чтобы успеть получше разглядеть окружающий мир. Все безрезультатно. Только раз ей показалось, что рядом мелькнула стремительная человекоподобная тень. Однако было ли это плодом ее воображения или тенью от очередного куста — осталось загадкой. Мили еще некоторое время блуждала взглядом, прощупывая таящуюся темноту, но все тени были просто невинными тенями, а кусты кустами. Ничего похожего на соглядатая.

Брайт, который все это время сжимал рукоять цепи, готовый отразить возможное нападение, увидел, как в нескольких шагах от предполагаемого защитного круга в воздухе вспыхнуло — это исчез магический глаз. А незадолго до вспышки безумство холодной бури улеглось, сменившись обычной ночной прохладой, которая теперь казалась настоящим блаженством. Мили обмякла, начала заваливаться на бок. Алхимик, все еще чувствуя себя ледяной глыбой, еле успел подхватить девушку и бережно уложить на землю. Затем он встал, покачал головой:

'Слаба стала девчонка, очень слаба'.

Только теперь до него дошло, что, несмотря на весь пронизывающий холод и ощущение чуждого взгляда, щит никуда не делся, а значит, внезапного нападения можно было не опасаться.

Брайт прислушался к себе: сердце бешено колотилось, но неприятного чувства больше не было. Либо морок растаял, но уж больно реалистичным он был, либо лазутчик убрался восвояси. Алхимик предпочел бы первый вариант, так как второй не сулил в будущем ничего хорошего.

Луна продолжала неспешный бег по небосклону. Время караула Брайта близилось к завершению. Как ни был стоек алхимик, а усталость брала свое. Глаза начинали слипаться, а в таком состоянии ни о какой бдительности не могло идти и речи. Все произошедшее недавно уже виделось чем-то смутным и надуманным. Тревога растворялась в ночной прохладе, становилась незначительной и даже глупой. Ощущение липкого следящего взгляда забывалось, подобно тому, как забывается даже самая сильная боль. Вроде бы и была, а описать почти невозможно. Испугаться собственной тени в темном лесу — достойно не воина, а заблудившегося ребенка. Если в самом начале путешествия нервы натянуты так, что готовы лопнуть, то, что будет дальше? Но холод — он был таким явственным, таким настоящим. Это не могло привидеться.

Определенно, время, проведенное вдали от человеческого общества, сыграло злую шутку. Брайт чувствовал себя хищником, брошенным посреди людской толпы — растерянным и напряженным. Некогда близкие соратники теперь вызывали раздражение. И если б не снедающее желание любыми средствами познать секреты волшебного народца, то не подошел бы алхимик ни к человеческому жилью, ни к прошлым товарищам на несколько полетов стрелы.

Слишком свежа та боль, от которой он бежал в горы Герхема. Прошли годы, но боль так и не унялась. Возможно, стала не такой острой, как раньше, зато расползлась, проросла цепкими корнями.

Туча стремительно забирала в сторону, и о возможном дожде можно больше не беспокоиться. По крайней мере, некоторое время. Брайт растолкал Брика, несколькими словами обмолвился о произошедшем, наказал присматривать за Мили. Наемник отнесся к услышанному с большим недоверием. Но это ничуть не помешало алхимику отправиться к своему лежаку и, ничего более не объясняя, уснуть.

* * *

Окружающий мир дрожал и колыхался. Всего за одни сутки он из привычной реальности превратился в ощеренное ядовитыми иглами чудовище. Конечно, трудности случались и ранее, но все они объяснимы. С ними можно было бороться, противостоять. Если не всегда на равных, то хотя бы имея какой-то шанс на победу или спасение. Но не в этот раз. Тракт до дна выпил надежды, оставил на их месте гулкую болезненную пустоту. И эта пустота сводила с ума. Или уже свела?

Все тело превратилось в один дрожащий, молящий о пощаде комок боли. Но глухо звучали прошения к всевидящим богам. Глухо и слабо — словно мышиный писк в гвалте городской толчеи.

Бегущий по дороге то и дело спотыкался, падал. Ему казалось, что этот безумный бег длится уже целую вечность. Ни единой остановки на пути в никуда. Да, он чувствовал себя жалким грешником, которого гнали в раскаленное пекло Зирта. Огненные плети жестокого бога поджидали где-то там, в конце пути. Но даже они уже не пугали.

Сказания врали! Никто после смерти не брал за руку и не уводил к ногам бесконечно древней безглазой провидицы, которая должна указывать — куда же отправить бессмертную душу. Нет, ничего подобного! Змеящийся тракт стал сосредоточением пронизывающего до костей ужаса. Он насмехался, издевался и хохотал вслед. И нет никаких сил противостоять этому бесконечному истязанию. Любая задержка каралась незамедлительно — всепоглощающей волной животной паники, после которой он каждый раз находил себя бьющимся в судорогах в дорожной пыли. Белая пена клочьями срывалась с его губ. Удивительно, как он до сих пор не откусил себе язык. Или откусил? Голова раскалывалась, холщевую рубаху заливала кровь.

Левая половина тела уже давно начала неметь. Рука и вовсе болталась неподвластной плетью. Как-то, перелезая через один из завалов, он почувствовал, что застрял. Попал в капкан. Точь-в-точь, как какое-нибудь глупое животное. Хлесткий удар невидимого хлыста тут же напомнил о приближающейся волне паники. Он яростно метался, оставляя на торчащих обломках сучьев ошметки окровавленной плоти. Своей плоти.

В памяти возникла картина, видимая, казалось, много веков назад: попавшая в капкан ласка перегрызает сдавленную жестоким металлом лапку. Капли алой крови на девственно чистом снегу.

Его вырвало слизью. Хлыст свистнул еще раз, и в невероятном усилии человек смог вырваться из западни. Бежать, снова бежать! Пока оставались силы, пока не потух безумный блеск в глазах.

* * *

Утро вновь выдалось туманным и прохладным. Оставшаяся после происшествия с соглядатаем ночь прошла совершенно спокойно.

За завтраком, сидя у костра, Мили и Брайт рассказали о случившемся. Алхимик предпочел не вдаваться в подробности насчет охватившего его холода. Тем более что активнее и эмоциональнее говорила чародейка. Девушка сверкала глазами и в ярости сжимала кулаки. Но она злилась не на ночного гостя, а на собственное бессилие. Шутка ли? Опытный боевой маг, а свалился без чувств после элементарного заклинания шпионажа. Бред!

Брик ел молча и лишь внутренне посмеивался над всем этим спектаклем. У него не было сомнений по поводу ночного происшествия. Наверняка алхимик заснул и увидел плохой сон, а когда очнулся, то перепутал его с явью. Или просто испугался какого-нибудь зверя. Наемник никогда не понимал отшельников. Бежать в горы, леса, болота... а зачем? От кого? Может быть, не стоило его звать? Пусть бы сидел в своей норе, или в чем он там жил, и смешивал настойки. Случалось, что одиночество крайне неблаготворно сказывалось на разуме тех, кто отринул общество. А жаль. Что-то сильно подкосило некогда железного Брайта. Знать бы, что именно?

— У нас гости, — дернулся Маркус, медленно вытаскивая из ножен меч. — Мили, щит еще в силе?

— Сожалею, — поморщившись, отозвалась девушка. В голосе ее звучало нескрываемое недовольство. — Сняла — он же силы тянет.