Радужные Мосты - 1. Дженай

Пролог.

Проклятое солнце!

Мы все совершаем ошибки. Кто-то — большие, кто-то — малые. Не за все ошибки приходится платить, не все в будущем откликаются весомыми проблемами. И уж тем более не все приводят к смерти.

Мы ошиблись, не рассчитали силы — и умерли. Все. Я говорю 'все', имея в виду и себя. Я все еще иду, думаю, вижу... Но отлично понимаю: мне осталось недолго.

Солнце — его лучи убивают меня, сжигают мою плоть. Проклятый огненный шар. Висит высоко в небе, насмехается. От него не скрыться даже в тени. Хочется зарыться в землю. Глубоко, куда не достают корни деревьев. Там прохладно. Там нет солнца.

Возможно ли избавиться от боли? Не на всегда — об этом глупо даже мечтать. Хотя бы на мгновение. Вспомнить, каково это, когда с костей не сдирают плоть? Когда в глаза и под ногти не загоняют мириады тончайших игл, а внутренности не вспучиваются гнилостными миазмами. Неужели так бывает?

Поначалу я думал, что мне благоволит удача. Глупец! Мне разрешили уйти. Позволили надеяться. Недолго. Я боюсь до безумия. Не знаю чего. Что-то следует за мной, толкает в спину, подгоняет. Оно хочет, чтобы я шел. Чтобы стал примером остальным.

Мне больно! Иногда я теряю сознание. Мне так кажется... Падаю лицом вниз, но потом снова встаю. Бесконечная дорога к смерти. Да, я знаю, чего ожидать в конце пути. Ожидаю — и мечтаю о конце. Смерть — та благость, на которую я только и могу рассчитывать. Только на нее.

Мои руки, обожженные и дрожащие, покрыты гнуснейшими нарывами, из которых сочится нечто отвратительное. Слава прекрасной Лее — я не чувствую запаха.

Альмира, и все вы, высочайшие маги, смотрите, во что превратился ваш собрат. Кусок плоти, в одиночестве бредущий по мертвой дороге и разлагающийся заживо. Боль — она съедает сознание. О, Лея, даруй мне скорейшую смерть! Молю тебя!

Часть первая. Древний тракт.

Берган все еще не мог понять, зачем он согласился на очередную авантюру и откликнулся на послание Брика. Что хорошего можно ожидать от наемного убийцы? Пусть и не состоящего на постоянной службе ни в одной гильдии. Разве что очередные проблемы, и хорошо, если они обойдутся малой кровью. Но одно обстоятельство заставило сердце воина биться чаще. Если верить написанному на тонком пергаменте, в Теграсе должны собраться все члены некогда хорошо сработавшейся, но впоследствии распавшейся команды. Груди Милены, именно эта весть и заставила его бросить все дела и мчаться за многие мили от Фьергарда. В реальность какой-то там мифической страны и еще более мифических сокровищ Берган не поверил — глупости и бредни ослабшего на голову Брика. Времена, когда их пятерка моталась по просторам Синтонии, давно минули. Все остепенились, нашли свое место. Все правильно, так и должно быть. Хотя нет-нет, а тоска по былым временам и брала за бороду.

Чувство опасности и собственной силы — вот, чем были наполнены молодые годы. А что теперь? Теплое место в одном из гарнизонов Фьергарда — скука, способная превратить сталь мышц в дряблый жир. Ни тебе нормальной войны, ни даже сколько-нибудь серьезного набега со стороны кочевников из восточных степей. Передохли, что ли, кочевники? Еще лет семь-десять такого ленивого спокойствия — и гарнизоны Фьергарда можно начинать распускать. Вот только куда двинутся первоклассные бойцы, лишившись крыши казармы и довольствия? Вряд ли Синтония примет всех этих рубак, к обучению которых приложил руку и он, Берган. Стали клинков нужна кровь врага. Желательно — внешнего. В противном случае враг найдется внутри страны.

Как бы там ни было, но на время о перипетиях внутренней кухни Фьергарда можно позабыть. Деревянная изгородь Теграсы уже видна на горизонте. Главное, чтобы в городишке нашелся приличный постоялый двор. Ночевать в обнимку с клопами и рыгая кислым пивом не хотелось.

Смеркалось, высоко в небе проступили первые, еще блеклые звезды.

Вовремя добрался. Еще немного — и вконец стемнеет.

На всем протяжении тракта, у которого и стояла Теграса, Берган повстречал не более дюжины повозок и верховых. И это за несколько дней путешествия. Даже на фоне далеко не самого густо заселенного Фьергарда местные земли казались вымершими. Окраинные территории Альмиры — этим все сказано. Присоединенные к союзу Пяти городов каких-то лет двадцать назад, они так и остались на задворках. Если бы не тракт, соединяющий боевой Фьергард и рудоносный Герхем, Теграса и многие подобные ему небольшие городишки захирели бы вовсе.

Впрочем, Теграса, на первый взгляд, производила весьма приятное впечатление. Частокол из обожженных сверху бревен явно поддерживался в надлежащем виде — ни тебе мха или плесени, ни тебе крупных прорех. Мусора или клянчащих подаяние попрошаек тоже не видно. Приятное исключение в сравнении с куда более крупными городами, возле которых от обилия нищих рябит в глазах.

Берган поморщился, сплюнул на землю. Он терпеть не мог попрошаек, полагая их кусками тухлого мяса, коим не каждый добрый хозяин станет кормить собственного пса.

У плотно закрытых ворот его окликнули, послышалось негромкое позвякивание металла. Двое стражников с взведенными арбалетами стояли на стене и с любопытством осматривали припозднившегося путника — огромного воина с гладко выбритым черепом и пышной рыжей бородой, облаченного в грубые суконные штаны, сапоги до колен и меховую безрукавку.

Берган искренне удивился, что стража не спит и, на первый взгляд, выглядит вполне трезвой.

Добротные кожаные куртки, открытые, до блеска начищенные шлемы.

И снова сюрприз. В таких небольших городках Берган привык видеть блюстителей закона подвыпившими, с одутловатыми после обильных возлияний лицами и запахом перегара. Стоя за стеной, запаха он, конечно, ощутить не мог. Но это неважно. Глаз на пропойц Берган имел наметанный.

— Куда путь держишь, добрый человек? — спросили со стены.

'А, правда, куда?' — подумал он.

— Городишко ваш Теграсой кличат? — спросил уже вслух.

— Именно так.

— Значит, к вам и направляюсь. Товарищи здесь меня дожидаются.

— На торговца ты не похож, — снова послышалось со стены. Стражник явно никуда не торопился. — Наемник, работу искать пришел или так — проездом?

Не любил Берган подобных расспросов, хоть и понимал, что все верно делают служивые.

— Ни к чему мне работа, — ответил он, доставая из седельной сумки аккуратно свернутый в трубку пергамент.

Со стены раздался вздох разочарования. Стражники приопустили арбалеты. Конечно, грамоту еще надо проверить, но и сам факт существования оной говорил в пользу гостя. Ворота заскрипели, однако отворилась лишь небольшая калитка, в которую, пригнувшись, можно было проехать и верхом.

Не успел Берган направить коня к раскрывшемуся проходу, как за спиной послышался дробный топот, сопровождаемый звонкими выкриками:

— Посторонись! В сторону, бродяга, поимей тебя горгул!

Воин осмотрелся по сторонам. Перед воротами никого, кроме него, не было. Значит, слова обращены к нему. Бородач нахмурился, вперился взглядом в приближающегося всадника. Ничего хорошего этот взгляд горластому выскочке не сулил.

— Оглох, что ли, скотина немытая?! — всадник остановился в какой-нибудь паре футов от Бергана. Вот только разглядеть его, всадника, не удавалось. Мешал изящный, по всему видно, дорогой плащ, полностью скрывавший лицо и фигуру наглеца.

Мальчишка? Голос хоть и сильный, но уж очень тонкий.

— Скажи свое имя, смертничек, — еле сдерживая подступающую ярость, проговорил Берган.

Стражники на стене заметно оживились, предвкушая близкое представление.

— Я гонец — чрезвычайный и полномочный! С дороги, сын болотной выпи! А не то поплатишься головой!

Берган мог поклясться, что знает этот голос.

— Отбрось капюшон, уважаемый, — щурясь, процедил бородач. — Я же тебя знаю. Открой лицо — и я его немного подправлю, чтобы больше никто не узнал, — в голосе Бергана явственно проскользнули нотки неприязни. Не любил он насмешек в свою сторону. Даже в шутку, даже от друзей.

— Грозен, как всегда. Приятно, когда что-то в этом мире остается неизменным, — неожиданный попутчик не выглядел напуганным. Капюшон соскользнул на спину, в неверном свете затухающего дня открылся водопад длинных волос цвета спелой пшеницы.

— Проклятье! Мили! — Берган возвел глаза к небесам. — Язвой была, язвой и осталась! Ну-ка, иди к старику. Дай взглянуть, какая ты теперь стала.

— А подправлять ничего не будешь? — улыбаясь, спросила девушка. — Неужели я так изменилась, что не узнал?

Берган хохотнул и, подавшись вперед, обнял хрупкую фигурку.

— Ты больше кричи дурным голосом. Ведь и зашибет невесть кто.

Мили с деланым недовольством высвободилась из объятий, толкнула бородача в плечо.

Стражники на стене переглянулись. Обещавшее стать интересным представление самым неожиданным образом сорвалось.

* * *

Маркус в раздумьях стоял и смотрел на аккуратно выведенные алой краской буквы. Будь у него выбор, он бы никогда не зашел в таверну с такой вывеской. Кому только могла прийти в голову мысль назвать подобное заведение 'Сердце Тьмы'?

Рослый, с короткой черной бородой с проседью, он напоминал волка-одиночку. Сосредоточенного, внимательного, опасного.

Вопреки ожиданиям, внутри таверны оказалось чисто и уютно. По просторному залу деловито сновали работники. Несколько парней и девчушек, лет по десять каждому, прибирались и надраивали полы, готовясь к наступающему рабочему дню. Мебель простая, без изысков, но на вид — крепкая. Выполненная из толстых досок, она, тем не менее, не выглядела громоздкой — скорее, основательной. Со стороны кухни долетал еле ощутимый запах свежевыпеченного хлеба, слышались звонкие голоса кухарок. Маркус улыбнулся: женщины даже не старались говорить тише, обсуждая мужские достоинства какого-то заезжего постояльца.

Посетителей еще нет. Да и рано еще. Обычные завсегдатаи наверняка только-только продирают глаза в своих жестких постелях.

Маркус неспешно подошел к стойке, два раза стукнул по ней ладонью. Из кухни весь красный, скорее от смущения, нежели от жары, выбежал долговязый паренек лет пятнадцати. Его веснушчатое лицо расплылось в улыбке, которую он, видимо, считал радушной. На деле же щербатый рот больше походил на дырявый забор.

— Чего угодно, добрый господин? — осведомился он.

— Пива, — сказал Маркус. — И еще, могу ли я видеть хозяина сего славного трактира? — в его руках блеснуло серебро.

— Разумеется, господин, — паренек ловко подхватил предложенную плату и, крикнув в кухню, чтобы принесли кружку пива, опрометью бросился по скрипучим ступеням на второй этаж. Монету он зажимал в кулаке.

В таверне чувствовался достаток и обилие платежеспособных клиентов. Это тебе не обычная придорожная забегаловка с прокопченными стенами и бычьими мочевыми пузырями на тех дырках, которые именовались окнами. Там, чтобы узнать нужную информацию, вполне реально обойтись несколькими медяками или даже подзатыльником.

Пиво принесла полноватая женщина средних лет. Поставив кружку перед Маркусом, она оценивающе взглянула на него.

— Господин что-то еще желает?

Как показалось Маркусу, ее голос звучал излишне угодливо. Так, словно она предлагала не только еду или комнату, но и что-то большее.

— Нет, благодарю.

Женщина развернулась и, не говоря ни слова, удалилась. Однако Маркус успел заметить промелькнувшую на ее лице тень разочарования.

Хозяин появился не сразу. Недовольно пыхтя и на ходу пытаясь пригладить редкие взъерошенные волосы, он тяжело ступал по лестнице. По всей видимости, его безжалостно вытащили из постели, и теперь, находясь в крайне дурном настроении, он готов разорвать любого наглеца, окажись тот хоть демоном, хоть ангелом.

Маркус, который ожидал чего-то подобного, сразу выложил на стойку полновесный золотой. Хозяин тут же растерял остатки сна. Ладонь накрыла монету, затем смахнула ее куда-то под столешницу.

— Чем могу служить?

— Радужные Мосты — вы знаете, как добраться до них? — спросил Маркус, наблюдая за реакцией собеседника. Грузный мужчина, обремененный огромным животом, туго обтянутым белоснежным фартуком, с самым удивленно-непонимающим видом пялился в ответ и молчал.

'И зачем ему с утра фартук? — подумал Маркус, почесывая щетинистый подбородок. — Привычка — страшная вещь'.

— Я не расслышал. Не могли бы вы повторить вопрос? — наконец проговорил хозяин.

— Радужные Мосты. Плохо смекаешь, милейший?

— Нет, разумеется, — неуверенно ответил мужчина, вытирая о фартук отчего-то вспотевшие ладони. — В том смысле, что не знаю. Не знаю, о чем вы.

Хозяин постепенно приходил в себя. Теперь он с нескрываемым интересом разглядывал раннего гостя, словно пытался понять: шутит тот или просто дурак.

— А позволь спросить, добрый человек, на кой тебе понадобились владения лесных фей?

Маркус внутренне ухмыльнулся. Ясно, хозяин таверны попросту набивает себе цену. Как угодно, но за информацию уплачено достаточно.

— Дела у меня там, уважаемый, дела. Так, говоришь, не знаешь?

— Будет ли вам известно, что оттуда еще никто не возвращался? — перейдя на громкий шепот, начал хозяин. — Многие отправлялись, но никто — вы слышите? — никто не пришел обратно и не сказал, чего там нашел, чего видел. Не странно ли это? А наши матери пугают этим проклятым местом нерадивых детей. И скажу я вам — не напрасно пугают.

— Как же никто? — возмутился Маркус. — Уважаемый, а как же те, кто не дошел, но развернулся на полпути? Я сам разговаривал с такими. Что же касается страшилок и баек — так их везде хватает. И если каждой верить, то нос на улицу лучше вовсе не показывать.

Толстяк усмехнулся.

— Правильно, вы и не верьте. Тут каждый пьяница после пары стаканов расскажет, как он в свою великую бытность ходил к волшебной стране, но что-то ему помешало. Если верить даже половине из того, что они говорят, то дорога до владений фей кишит неупокоенной нежитью. А эти милые создания только и мечтают, что сожрать всех проходящих по их землям.

— Значит, все рассказы — выдумка?

— Все, не все, но места там действительно гиблые. И насчет нежити не все брехня.

— Что же вы тогда не изведете ее? Прошение подали бы в Альмиру, да и выписали магов.

— Подавали, выписывали, приходили, — с готовностью ответил владелец таверны. — Две группы туда ушло. В одной было пять человек, в другой десять. Вернулся только один — из второй. Весь оборванный, побитый, покусанный. Люди-то поначалу бросились к нему, окружили, а как разглядели раны — так врассыпную с криками. Да и правду сказать — страшен он был. Кожа с него слезала вместе с кусками мяса. Лицо раздулось, что бычий пузырь. И вонь... ну словно покойник не первой свежести, в жаре лежалый. Недолго он и протянул. А пока жив был — все время о какой-то границе повторял и ее защитниках. Кричал, точно режут его. Никто толком его речей не понял — бредил бедняга. Да только ясно всякому разумному человеку: дорожишь жизнью — нечего соваться туда. Вы что себе думаете? Сокровища вас там ждут? Как бы не так — сожрут и не подавятся.

— Так, а что маги те? — не унимался Маркус. — Все без толку?

— А бес его знает, из местных никто специально не ходил, не проверял. Да только сорвиголовы, что пытались потом дойти до Мостов, все одно пропадали. А новых магов Альмира более не присылала. Может, испугались, а может, силы свои прикинули, да и решили, что не стоит овчинка выделки. Кто их, силы имущих, ведает.

Маркус сидел задумчивый, подперев голову руками. Вся бравада и веселость, что были вместе с ним по приезде, — улетучились, уступая место озабоченности. Не сказать, что воин испугался, скорее наоборот — рассказы хозяина таверны зажгли в нем искру азарта. Однако и задуматься заставили. Он-то шел сюда с мыслями, что все россказни — пустые слухи, а дорога до Радужных Мостов пусть сложна, но не смертоносна. А тут оказывается, что не простые разбойнички ее охраняют.

— Ну, что хмурной такой стал, служивый? — улыбнулся хозяин. — Езжай-ка в столицу да наймись в городскую стражу — теплая койка да ломоть хлеба с мясом и пивом тебе гарантированы. Нет там никаких фей, — он неопределенно махнул. — Может, и были когда-то, но не теперь. Лишь гниль, тлен да зловоние на многие мили в сторону от Малого тракта. Не дело, когда добрый воин сам голову в петлю сует. Послушай совета: позавтракай, отдохни — и в столицу.

— Наелся я этой службы, — ответил Маркус. Его голос звучал отстраненно и даже немного зло.

Исповедоваться перед толстяком он не собирался. И без того настроение который день преотвратное. Еще бы — по собственной глупости попасть в долговую яму. Кто бы мог подумать, что он, Маркус, всегда расчетливый и основательный, попадется на крючок нечестных на руку воротил. Скопить деньги, залезть в долги, но выкупить доходный дом — отличная идея. Казалось, вот она — стабильность и обеспеченная старость. Немного подновить перекрытия, кровлю и прочее, по мелочи. И дом, и мысли о будущей стабильности вознеслись в небо густым дымом в одну из ночей. Поджог — в этом Маркус не сомневался. И все бы ничего — собственная семья уцелела, а постояльцы еще не успели въехать. Но долги! Они никуда не делись.

Толстяк открыл было рот, желая что-то сказать, но тут же прикусил язык. Собеседник уже разворачивался, направляясь к двери. Не попрощавшись и не проронив больше ни слова, он покинул таверну. Пиво так и осталось нетронутым.

* * *

В суете предпоходных приготовлений день пролетел незаметно. Маркус почти все время потратил на шатание по Теграсе. Он искал любые, самые мелкие крохи информации, касающейся дороги до Радужных Мостов. Не сказать, что ему улыбнулась удача, но кое-что раздобыть удалось. Оказалось, что никаких карт или даже приблизительных схем не существует. Кто-то что-то слышал, кто-то что-то знал. Больше слухи, которые усугублялись разнообразием описываемых опасностей, нежели действительно полезная информация. Местные охотники и следопыты не рисковали соваться глубже, чем на милю-две на север от Малого тракта. Да и какой смысл шататься по лесу, где давно перевелась вся живность, а ягоды и грибы встречали все больше побитые непонятной хворью? Благо, угодий и для охоты, и собирательства хватало без этого таинственного места.

Реакция местных жителей при упоминании Радужных Мостов чаще всего была схожей. Первое удивление сменялось растерянностью, а потом либо заинтересованностью, либо раздражением. Некоторые многозначительно крутили пальцем у виска, посмеивались.

Теперь же Маркус сидел за столом одной из харчевен и пытался сопоставить все полученные им за день сведения. А заодно и поужинать. За всей этой беготней он совсем забыл о еде и сейчас с энтузиазмом наверстывал упущенное. Харчевня хоть и имела куда как более приятное название 'Горячий пудинг' — качеством обслуживания и чистотой сильно проигрывала 'Сердцу Тьмы'. Грязные столы, шатающиеся лавки, тусклый, с трудом пробивающийся через мутные окна свет. И все это в постоянных толчеи и шуме. Собственно, а на что можно рассчитывать в месте, где после трудового дня отдыхает мастеровой люд? Мужики галдели, опрокидывая кружки с пивом и закусывая полупрожаренным мясом с чесноком. Но встреча назначена именно здесь, а потому Маркус старался не выказывать недовольства и раздражения, не желая нарваться на неприятности.

Трапезу прервал звук вонзившегося в деревянную столешницу ножа. Перед самым носом Маркуса. Вскочив на ноги, он вперился взглядом в толпу. Вокруг то и дело сновали люди — десятки заинтересованных и безучастных лиц, но никто из них не обратил внимания на нервного посетителя. Или старательно делал вид, что ничего стоящего не случилось. Случайные зеваки всегда и в любом городе собирались поглазеть на представление. Будь то выступление заезжих циркачей или потасовка со смертельным исходом. Пока же ничего интересного не случилось. Так зачем останавливаться?

Маркус исподлобья осмотрел харчевню и далеко не сразу выудил взглядом знакомую ухмыляющуюся физиономию.

— Будь ты неладен! — он ударил кулаком по столу. — Ненавижу, когда ты так делаешь, Брик! Иди сюда! Сейчас я тебе этот нож в ухо засуну — поищем мозги твои куриные. Найдем, как думаешь?

Из людской толчеи выделилась мужская фигура. Ее обладатель с равным успехом мог сойти как за мастерового, так и за торговца средней руки — ничем не примечательное лицо, чистые холщовые одежды. Только когда он начал двигаться, внимательный взгляд заметил бы стелющуюся, уверенную походку опытного воина.

— Давно никто руки не ломал? Где уважение к командиру? — спросил Маркус, указывая на скамью напротив. — Ты когда-нибудь попадешь в неприятности со своими выходками.

— Я люблю неприятности. Знаешь, когда-то я был очень неплох в своем ремесле. Пользовался уважением и спросом, — самодовольно ответил Брик и рывком вытащил засевший в столешнице нож. — А командир ты только в дороге.

— Спросом, — передразнил его Маркус, — как уличная девка?

— А какая разница что продавать? — Брик ничуть не обиделся. — Свое тело или свое умение? Все мы что-то продаем. Главное, чтобы в конечном итоге клиент остался доволен, да и сам исполнитель не в накладе.

— Рассказывай, что узнал?

Брик поднял руку и сделал заказ тотчас подбежавшей девчонке. Вскоре перед ним на столе появился ломоть еще дымящегося жареного мяса, зелень, хлеб и запотевший кувшин с пивом. Сделав добрый глоток, наемник начал:

— Походил я, послушал. Сами по себе разговоры о Радужных Мостах или дороге к ним не возникают. Только после пары-тройки нужных слов и некоторого количества пива языки развязываются. Но опять же — все больше домыслы. Многие вообще считают эту страну страшной сказкой для доверчивых простаков. Ну, а что люди в северных лесах пропадают — так чего не случается в дикой местности. Может, разбойники шалят или звери какие.

Брик потер ладони и на несколько минут замолчал, отдавшись процессу поглощения пищи. Ел он быстро, но аккуратно и даже как-то красиво, несмотря на то что орудовал всего одной грубой вилкой.

— Мне хозяин одного из местных трактиров слюнями брызгал, что мертвяки там ходят, людей пожирают, — сказал Маркус.

— Слышал, слышал, — продолжил Брик, доев мясо и ополовинив кувшин с пивом. — Только оказалось, что этих самых восставших мертвецов никто в глаза не видел. Только по россказням вернувшихся горе-путешественников и знают о них. Никто не видел, но все верят — вот как.

— Да, у меня, в общем-то, те же сведения, — протянул Маркус и рассказал все, что успел узнать сам. — Видимо, от местных не будет особого прока.

— Не скажи, — улыбнулся Брик и заговорщически подмигнул, — нашел я тут одного пьянчужку. Доходяга — жалко взглянуть, но мозги еще не все пропил. Так вот он говорил, что ходил в земли лесных фей. Ну, то есть пытался дойти до них. Даже карту мне накидал, пока еще был в состоянии. Заикнулся я было, что, мол, пойдем с нами, так протрезвел паршивец вмиг, сделался белым, глаза шальные — и все. Как ни тряс я его — больше ни слова не услышал.

Маркус заинтересованно взглянул на протянутый Бриком кусок дырявого мятого пергамента, испещренного знаками и пометками.

— А что сказал-то?

— Сбивчиво рассказывал, гад. Пока трезвый был — молчал, а как выпил, так недолго говорил. Но если в общем, то неместный он. Пришлый, откуда-то с юга. Пришел сюда с дружками примерно год назад. Случайно забрели — искали работу, в сопровождение обозов набиться думали. Пока нанимались, прослышали, что есть такая страна волшебная за лесом. И дорога к ней ведет. Ребята, не будь дураками, смекнули, что хватит подставляться под мечи за чужое барахло. Пора и самим в люди выбиваться — сокровищ вывезти, чтобы по замку себе купить. Дурни!

— А откуда они о сокровищах узнали? — перебил его Маркус.

— Оттуда же, откуда и мы. Слухи о несметных богатствах и магических артефактах всегда идут об руку с затерянными островами, городами, тем более целой страной.

— Только слухи?

Брик ненадолго замолчал, задумчиво жуя веточку укропа.

— Тут что-то случилось. Давно. Возможно, очень давно. Простые горожане почти ничего не знают и живут легендами. Но ты же помнишь мою настырность и обаяние.

Маркус скривился, словно от зубной боли.

— Я здесь уже почти восемь дней. И все это время не сидел без дела. Много разговоров, много пива, — Брик взялся за голову, словно показывая, как непросто ему было. — Короче говоря, попали мне в руки обрывки древних свитков. Не спрашивай как, но попали. Именно после того как я их прочитал, вас и вызвал. Маркус, эти Мосты существуют, не знаю — радужные они или какие, но они ждут нас.

— Помню, помню. Так что с пьянчужкой?

— А ничего. Не стали они слушать баек. Экипировкой обижены не были. Собрались по-быстрому — и в путь. Дальше говорил очень путано. Про каких-то призраков, про людей, которых не взять сталью. Что сам струсил и бежал, когда увидел, во что превращаются дружки.

— И во что они превращались?

— Не знаю. Больше руками показывал. Во, разве что упоминал про запах, словно могилы рядом разрыли.

— Хозяин таверны тоже что-то про вонь говорил, которая от мага исходила.

— Извалялись в дерьме каком-нибудь, а потом с перепугу чего только не привидится.

— Возможно, — Маркус снова разложил на столе пергамент, углубился в изучение карты. — Хоть что-то. Тут, как я понимаю, показано примерно с половину пути.

Брик пожал плечами:

— Ах да, чуть не забыл. Поговаривают, что пару дней назад к Мостам еще одна группа отправилась.

— Что? — Маркус вмиг оторвался от карты.

— Что слышал. Человек пять или шесть. Ходили, расспрашивали, а потом пропали. По всему видно — вперед нас ушли.

— Наши-то все собрались?

— Почти, — Брик широко улыбнулся. — Берган с Мили тут же за старое взялись. Эта заноза ничуть не изменилась. Она нам еще даст прос... устроит веселую жизнь.

— Силы не потеряла?

— Что ты! Мне кажется — еще сильнее стала, стерва. Но и характер, соответственно, не дайте боги. В общем — все как всегда, только еще веселее, — Брик искренне радовался.

— Ты сказал: почти. Брайта нет?

— Пока нет, — наемник нахмурился. — Зная его, трудно что-то планировать наперед. Замкнулся сильнее, чем раньше. Я его и нашел-то с большим трудом. В отшельники подался.

— Плохо без алхимика. Больно хороши его варева. Что ж, доедай — и идем к остальным. День мы еще подождать можем, но не больше. И так придется догонять новоявленных соперников.

— Тоже мне — соперники! Кучка недоносков с большой дороги, — Брик скривился. — Да и догонять необязательно, — в его глазах появился жестокий блеск. — Можно подкараулить на обратном пути — и... — он многозначительно провел ножом перед собственным горлом.

— Не хотелось бы такой развязки, — задумчиво сказал Маркус, вставая из-за стола. — Ладно, идем.

* * *

Пятеро всадников замерли в седлах, всматриваясь в подернутый утренним туманом горизонт. Солнце еще не поднялось, и в предрассветных сумерках виднелись лишь черные верхушки деревьев, утопающие в белесых облаках. Тишину нарушали редкие выкрики какой-то одинокой пичуги да легкое позвякивание упряжи.

Маркус приподнялся в стременах, осмотрелся. Тракт был пуст. Тем лучше. Именно здесь пролегала иллюзорная граница, отделяющая обжитые земли от земель неизведанных и оттого пугающих.

Как гласили местные легенды, северные леса с незапамятных времен хранили в себе искру великой силы, оброненной кем-то из богов. Искру, которая, в конце концов, отсекла благодатные и красивейшие земли лесных фей от людских поселений. Менестрели и простые любители сплетен наперебой описывали ослепительное великолепие маленькой страны и многообразие чудес, творящихся в ней. Не забывали упомянуть о радушии ее обитателей и магических артефактах вкупе с россыпями несметных богатств. Ничего удивительного, что немало искателей приключений решалось пуститься на поиски столь замечательного места. Правда, сказать по чести, многочисленные пропажи дерзнувших смельчаков и навевающие ужас рассказы все же поумерили пыл сорвиголов. Но недостаточно.

Наконец Маркус поднял руку — и небольшая кавалькада, не сговариваясь, двинулась в сторону леса. Лошади тут же по колено утонули в тумане, скрывающем дорогу. Вернее сказать, то, что некогда было дорогой — теперь же еле заметная тропа, ответвляющаяся от Малого тракта. Всадники будто плыли средь густых облаков, погружаясь в туман все глубже и глубже. Теплые дорожные плащи, наброшенные на плечи, тотчас же намокли, сделались тяжелыми. Но это нисколько не смущало путешественников. Днем солнце будет палить от всей души, и его лучи еще заставят вспомнить прохладную утреннюю влагу.

Казалось, туман глотает все звуки, создавая ощущение нереальности и давящего одиночества. И даже то, что каждый в кавалькаде чувствовал присутствие рядом товарища — только притупляло это чувство, но не прогоняло.

— Не заблудиться бы, — буркнул Берган. За его спиной, поверх плаща, виднелся внушительного вида обоюдоострый топор на короткой рукояти.

— Берган, если с самого начала собьемся, то дальше и соваться нечего, — отозвался Маркус.

Бородач так и не понял, как этим прохвостам удалось уговорить его пуститься в сумасшедшую авантюру. Он-то думал всего лишь встретиться, выпить, вспомнить прошлое. А вот нате — едет сквозь туман в волшебную страну стрекоз-переростков. Кому скажи — засмеют!

Некоторое время двигались молча. Путь до границ леса оказался недолгим, однако за это время светило поднялось уже достаточно высоко, чтобы почти полностью содрать покров тумана с лика земли. Заискрились в первых робких лучах капли росы, брильянтами разбросанной по траве и листьям. Начали просыпаться птицы, радуясь и встречая новый день переливчатыми трелями. Одним словом — жить стало веселее и приятнее. Бородач запрокинул голову к небу и с видимым удовольствием, во всю мощь луженой глотки разразился витиеватым ругательством, памятующим как о самом небесном светиле, так и о богах, это самое светило на свод небесный водрузивших. После отзвучавшего вдали эха птицы все еще молчали, притихнув и забившись по дуплам и гнездам.

— Тебе когда-нибудь бороду оторвет вместе с башкой за такое неуважение к богам, — усмехаясь, проговорил Брик. Он уже скинул плащ, оставшись в легкой кожаной куртке. На груди и рукавах она была испещрена небольшими карманчиками-петлями, из которых торчали плоские рукоятки метательных ножей. Несколько ножей было закреплено и на ногах наемника. Над ним посмеивались, но не зло. Брик знал свое дело и мог уложить противника наповал из любого, самого неудобного положения единственным броском сверкающей стали. Также у него имелся притороченный к луке седла арбалет и пара небольших легких мечей.

— Ну что? Лес как лес, веселенький, даже мертвечиной не пахнет, — беззаботно прощебетал нежный бархатистый голосок. Его обладательница — единственная девушка в отряде, заново собирала в конский хвост растрепавшиеся длинные волосы цвета спелой пшеницы. Лучезарная улыбка довольной собой кошки играла на ее губах. Многие бы удивились присутствию столь прелестного создания среди откровенных головорезов. Многие бы понимающе улыбнулись, отпустили сальные шуточки. Но все это до тех пор, пока Мили не показывала своего норова. Она не нуждалась в оружии — сила, дремлющая до поры, оживала и превращала девушку в смертоносный источник разящей мощи. Что и сказать, заподозрить в ней боевого мага мог далеко не каждый. Одевалась Мили подобно Брику, разве что кожа ее куртки и штанов была выделана куда как искуснее и не имела карманов с ножами, а украшалась витиеватыми, еле различимыми вышивками. Чародейка предпочла не надевать дорогих, но неудобных в дороге платьев. Тем более что она, унаследовав и приумножив красоту матери, неотразимо выглядела почти в любом наряде. Мили знала это и наслаждалась бросаемыми в ее сторону взглядами. Девушку вовсе не отталкивали сквозившие в них похоть и желание. Скорее, наоборот — заводили, позволяли чувствовать себя на вершине мира.

— Ты думала, нас уже тут мертвяки ждут да слюни пускают? — рассмеялся Берган.

— А я надеюсь, они нас вообще не ждут, — парировала Мили. — В таком лесу ничего, страшнее пауков, быть не может. Или ты расстроен отсутствием холодных недвижимых дев с бледной кожей? — она подмигнула бородатому воину и тоже засмеялась.

— Ладно, скоро сами все увидим, — оборвал веселье Маркус. — Тут поначалу лес негустой, так что вполне можно проехать, да и тропы есть — звериные или охотников местных — бес его знает. Всем быть настороже, мало ли что... И еще, смотрите по сторонам, не стоит забывать о тех, кто прошел тут два дня назад. Только в засаду нам не хватало попасть.

— Мы же охотники, а не дичь, — ловко жонглируя одним из ножей, сказал Брик.

Перебрасываясь редкими фразами, всадники вступили под сень вполне гостеприимного, сверкающего каплями росы леса. Двигаться старались с максимально возможной скоростью, следуя цепочкой, главой которой стал Маркус, а вот замыкал ее ни разу не произнесший за все утро ни единого слова Брайт. Был он среднего роста, худощав и жилист, с аккуратными тоненькими усиками и множеством длинных косичек. В правой руке алхимик держал намотанную на кулак цепь с шипастым оголовьем. К седлу был приторочен лук с колчаном, полным стрел с иззубренными наконечниками, а также пара сумок, из которых то и дело слышался звук ударяющихся друг о друга стеклянных сосудов.

Брайт успел присоединиться к группе в самый последний момент, когда уже никто не ожидал его появления. В отличие от своих товарищей, он давно отринул земные блага и жил в полном одиночестве, постигая тайны минералов и растений. Изучал внутренний мир сокрытой в них силы. Что заставило его отозваться на послание Брика — не знал никто. Неразговорчивый, погруженный в собственные мысли, алхимик будто держался на расстоянии. Но при этом замечал все, что творилось вокруг. Отшельничество нисколько не притупило былых боевых навыков.

Пока путешествие больше походило на легкую увеселительную прогулку. Двигаться было легко и приятно. Солнце, начавшее ощутимо припекать, еще не доставляло неудобств. А роса, падающая с растущих по пути деревьев, становилась своеобразным душем — непременным атрибутом утреннего моциона некоторых изнеженных господ.

В отличие от мужчин, стойко принимающих вынужденное омовение, Мили откровенно наслаждалась происходящим. Она с удовольствием подставляла лицо теплым каплям и звонко смеялась, когда новая порция сверкающей влаги обрушивалась на нее.

— Девочка, ты своими писками всю нежить соберешь к нам, — беззлобно пробасил Берган.

— А я не боюсь, — ответила Мили, улыбаясь. — Знаю, что вокруг меня собрались величайшие воины, и они, уж конечно, спасут несчастную девушку от кровожадных зомби с гулями в придачу.

— Главное, — заметил Брик, — чтобы эти величайшие воины не наложили в штаны, когда почувствуют близость неупокоенных.

— Фи, как грубо, — деланно наморщила носик Мили. — Где твои манеры, Брик? Не ты ли кичился исключительным воспитанием и умением держать себя в высшем обществе?

— Ну, извини старого солдата. Давно ли я был в том обществе? Но со своей стороны обязуюсь заранее предупредить тебя, о нежнейшая, если вдруг соберусь обделаться.

— Только попробуй, я тебе зад по самые уши спалю, — с ангельским выражением лица ответила Мили, а в подтверждение слов в ее ладони на несколько мгновений появился небольшой огонек. Пламя касалось нежной ухоженной кожи, но, по-видимому, не причиняло чародейке неудобств. Девушка сжала кулачок, который засветился изнутри, подобно ночной лампе, потом разжала — огонек продолжал плясать, как ни в чем не бывало.

— Все, все, боюсь, — резюмировал Брик похоронным голосом, — заткну пальцем и не нарушу твоего утонченного покоя.

— Ну тебя! — рассмеялась Мили — и пламя в ее руках погасло.

* * *

Примерно к полудню путники выехали на тракт. Он показался неожиданно. Деревья разошлись, и за ними оказалась дорога — старая, сильно запущенная и заросшая, но однозначно дорога, а не очередная тропа. Дико и удивительно увидеть здесь, уже далеко от цивилизации, нечто напоминающее о прошлом.

— Вот он, Старый тракт, — проговорил Брик, — а то я уж начал думал, что пьянчуга не дружил с мозгами.

Маркус только пожал плечами, мол — сама по себе дорога в лесу еще ничего не значит, мало ли заброшенных путей осталось с древних времен.

— Какой в зад Зирта Старый тракт? — недоверчиво покосился на вожака Берган. — Да этот выглядит немногим хуже, чем Малый. Тут, поди, не одно десятилетие никто не ходил. Если не считать пропавшие группы путешественников. Но их мало было. Наверное... Здесь же такое ощущение, будто дорога оставлена всего два-три года назад.

— Почему же никто? — вступил в разговор Брайт. — Я так понял, не мы первые, кто решил дойти до земель лесных фей. Так что люди были. Но ты прав — не толпы с обозами.

— И, тем не менее, это он. Должен быть он, — стоял на своем Брик. — Мили, чувствуешь что-нибудь?

Девушка уже сидела с закрытыми глазами, раскачиваясь из стороны в сторону. На всякий случай Брайт подъехал к ней ближе, готовый, если понадобится, поддержать. Медленно текло время. Если бы не дорога, раскинувшая свои рукава посреди леса, то никаких изменений вокруг нет. Все те же птичьи голоса, тот же легкий не приносящий свежести ветерок. И немилосердно палящее солнце, от лучей которого лишь отчасти спасала тень под кронами раскидистых кленов и дубов.

Мили очнулась. Резко, будто вырванная из глубокого сна. Несколько мгновений она смотрела на спутников пустыми, ничего не выражающими глазами. Потом потрясла головой, пытаясь отогнать видения и вернуться в реальный мир.

— Вполне возможно — это действительно начало древнего тракта, — хрипловатым голосом проговорила чародейка. — Здесь ощущаются какие-то защитные чары. И они отличаются от всего того, с чем мне приходилось встречаться ранее. Разобраться не могу. Возможно, если бы было больше времени, но не за минуты. Знание магии природы — не то, чем я бы могла гордиться.

Девушка ненадолго замолчала, что-то прикидывая, потом продолжила:

— Я не чувствую опасности. Ничего, что могло бы повредить нам. Но опять же — это первые впечатления. Часто бывает, чары скрывают намеренно. Такие ловушки могут принести много бед.

— Ловушки вообще мало добра несут, — невозмутимо заметил Брайт, за что тут же был награжден испепеляющим взглядом Мили.

— Магия природы, как мне казалось, — сказал Брик, — не тот раздел, который изобилует боевыми заклятиями. Я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаешься, — легко согласилась девушка, отвлекаясь от алхимика. — Но чтобы остановить непрошеного гостя, иногда достаточно бывает вырыть волчью яму и присыпать ее листвой.

— Странно все это, — неприязненно глядя на дорогу, проговорил Берган. — Мне было бы спокойнее продираться сквозь лес. Там все понятно. А тут магия, тем более неизвестная, — он сплюнул.

— Да что непонятного? — с удивлением спросил наемник. — Есть старая дорога, есть какая-то волшба, наложенная неизвестно кем. И она не дает дороге зарасти. Все. Магия садовников.

Берган сплюнул еще раз, выражая свое отношение к очевидной, с точки зрения Брика, простоте. Бородачу доводилось встречать этих так называемых 'садовников'. Трава, вмиг превращающаяся в острые иглы. Листья, режущие не хуже самого острого кинжала. Вырывающиеся из-под земли упругие корни... Если что-то подобное ждет впереди — поездка станет веселой. Это по молодости да горячности можно позволить себе очертя голову кидаться вперед, не разбирая дороги. Накопленный опыт советовал все тщательно взвесить и обдумать.

— Что ж, делаем привал, — подытожил все сказанное Маркус. Он тоже не разделял оптимизма Брика. — Отдохнем, осмотримся — и в путь. Теперь не заблудимся. А чем гуль не шутит — с ветерком прокатимся до самых Радужных Мостов, — он подмигнул девушке. Та уже спрыгнула на землю и разминала ноги.

Лошадей привязали в тени, и благодарные животные, не выказывая беспокойства, принялись щипать густую траву. Уже само то, что таинственная дорога воспринималась ими как нечто вполне обычное — говорило о многом. На что не преминул указать наемник.

Путники расположились рядом. Достали из седельных сумок нехитрые дорожные припасы — сыр, хлеб, вяленое мясо. Принялись за трапезу. Досаду вызвала лишь нагревшаяся в дороге вода. Она потеряла вкус и почти не утоляла жажду.

— Пройдусь, — сказал Брайт, насытившись.

Оставив товарищей отдыхать, он поднялся и двинулся вдоль дороги. Все уже успели привыкнуть к его отрешенности и молчаливости, более не докучая вопросами. Сейчас он медленно шел между деревьями у самой кромки, разделяющей тракт и лес. Он не искал ничего конкретного, просто внимательно смотрел по сторонам. Цепкий взгляд скользил по окружающему пейзажу, ни на чем надолго не задерживаясь. Поверхность дороги оказалась сильно утрамбованной, и при ходьбе ощущалась ее жесткость. В лесу, всего в нескольких шагах в сторону, дерн ощутимо пружинил под весом человека, делая прогулку необычайно приятной.

Внезапно, что-то его насторожило. Не движение, не звук. Какая-то почти неуловимая деталь. Брайт остановился, попытался осознать только что увиденное. На миг прикрыл глаза. Так и есть. Перед внутренним взором промелькнула вызвавшая ступор картина. Алхимик отступил на шаг, раздвинул зеленые стебли осоки. Перед ним, наполовину вросший в мягкий перегной, лежал скелет. Брайт поддел носком сапога бедренную кость давно мертвого человека. Та легко отделилась от остального костяка и словно нехотя откатилась в сторону.

Над лесом разнесся негромкий, но очень характерный свист, и вскоре рядом с Брайтом появились остальные путешественники, за исключением Бергана. Бородач остался присматривать за лошадьми.

— О, а вот и первый конкурент, — весело подметила Мили и, подобрав палочку, принялась ею раздвигать остатки истлевшей одежды на скелете.

— Да. Раздень его, — наемник несильно толкнул девушку в плечо.

— Уж лучше его, чем тебя, милый, — чародейка на миг оторвалась от своего занятия, одарила Брика обворожительной улыбкой, но в глазах ее была сталь.

Ничего примечательного обнаружить не удалось. Рядом с костяком валялся ржавый зазубренный меч, от вида которого у любого более-менее знающего рубаки вырвался бы возглас удивления: как вообще этой штукой можно воевать? Еще были остатки кожаной куртки и штанов. И все. Остальные предметы экипировки, если они когда-то были, бесследно исчезли.

— Странно, — протянул Маркус, — как-то не к месту он здесь богам душу отдал. До Радужных Мостов далеко, до города тоже не близко. Разве что разбойнички где-то рядом промышляют.

— Или нежить, — сказал Брик.

Они еще раз внимательно осмотрели останки, стараясь не пропустить ни малейшей детали. Ничего. Даже причины смерти остались неясными — никаких явных повреждений, хотя это и не казалось чем-то странным. Отравление, болезнь, кровопотеря, даже смертельное ранение, затронувшее лишь мягкие ткани.

— Эх, — поежившись, Мили махнула рукой и отбросила палочку. — Неразговорчивый нам скелет попался.

— А ты не можешь его как-то расспросить иначе? — поинтересовался Маркус.

— Я не некромант, я боевой маг и с мертвыми общаюсь так же, как и любой из вас, — наставительно сообщила Мили. — Магии я на нем не чувствую, значит, сам умер или от заклинания давно следа не осталось.

Маркус пожал плечами.

— Нет так нет, — отсутствие сколько-нибудь достоверной информации об останках его ничуть не смутило. Мало ли в лесу костяков разбросано? Кого зверь задрал, кто сам по дурости сгинул. Здесь, конечно, место не совсем обычное, ну да время терять попусту тоже нечего. В конце концов, судя по рассказам горожан, желающие добраться до заветного края фей находились всегда. Местные же сюда не совались. Вывод напрашивался сам собой: скелет принадлежит безродному проходимцу.

— Тогда в путь, — бодро сказал Маркус, — отдохнули, развеялись, теперь покатаемся.

— Развеялись, — хмыкнула чародейка. — А то я уже размечталась, что на пути будут одни цветочки да птичьи трели. Спасибо, Брайт, порадовал.

Алхимик проигнорировал слова девушки.

Путники направились прочь от места гибели неизвестного искателя приключений. Вслед им невидящим взором пустых глазниц уставился скалящийся череп.

* * *

Двигаться по тракту оказалось приятнее, нежели продираться сквозь лес. Даже Берган перестал бурчать, хотя по-прежнему выглядел недовольным, словно всем делал огромное одолжение. Никаких магических ловушек или неприятных сюрпризов из прошлого не попадалось. Однако Мили периодически закрывала глаза и прощупывала окружающую местность магическим взором.

Из всех возможных неудобств утомляло только солнце. Оно вытягивало силы, заставляя жаться то к одной, то к другой стороне дороги — поближе к деревьям, отбрасывающим спасительную тень. Но никто не роптал. Что там какое-то солнце? Когда каждый из путников не раз ходил по краю лезвия, играя со смертью в простую игру всего с двумя исходами. Хотя, если подумать, то исход все же один. И вся игра заключалась в том, чтобы оттягивать его приближение как можно дольше. Каждому из пятерки с разной степенью везения это удавалось. Шрамы и застарелые рубцы не в счет — они были если не украшением, то памятью о прошлых подвигах и неудачах, провалах и везении. Шрамов не было разве что у Мили. Девушка весьма трепетно относилась к собственному телу, а потому после каждого сумасбродства посещала самых лучших целителей города чародеев — блистательной Альмиры.

За весь оставшийся день сделали лишь одну остановку. Совсем ненадолго. Все остальное время провели в седлах, почти постоянно поддерживая выбранный Маркусом темп. Пару раз пришлось перебираться через завалы перегородивших дорогу деревьев. Создавалось впечатление, что на некоторых участках дороги случались настоящие небольшие бури. Подобные препятствия весьма удивляли. Еще бы — путники уже успели привыкнуть к относительному удобству тракта, к его свободе. Мелкие кустарники, которым все же удалось пробить защиту древнего заклятия и укорениться на дороге, попросту не замечались под копытами.

— Природа противостоит природе, — вслух рассуждала Мили, стоя у очередного завала. — Заклятие слабеет, а лес, напротив, набирает силу, стремится возвратиться в первозданное состояние. Изжить болезненное рассечение. Хочет отторгнуть чужеродную ему силу. Вот и старается по травинке, по корешку, но найти брешь в защите. И находит же.

— Прямо все бросай и балладу пиши, — усмехнулся Брик.

На ночевку остановились прямо на дороге. Место открытое и, с точки зрения военного оборонительного искусства, не выдерживающие никакой критики. Однако в лес углубляться не стали. Решили, что уж если возникнет необходимость защищаться, то хоть будет где размахнуться клинком, не придется толкаться друг с другом за каждую пядь свободной земли.

Когда разбили лагерь, Мили пошла вокруг него, что-то бормоча себе под нос и делая пассы руками. Никто из мужчин не задавал вопросов. Все отлично помнили, что значат эти странные действия — девушка ставила охранные заклинания. Щит, который сдержит первый натиск возможного неприятеля, а потом рассыплется огненными брызгами, оглашая окрестности громким треском. Но в этот раз чародейка ходила дольше обычного, а когда закончила и с тихим стоном села у разведенного Брайтом костра, выглядела необыкновенно уставшей и измученной.

— Что случилось, Мили? — настороженно спросил Маркус. Он-то считал, что девушка стала сильнее, чем была ранее, а на поверку выходило обратное.

Чародейка сидела, облокотившись на седло, и тяжело дышала.

— Эта дорога противится любой чужеродной ей магии. Я поставила круг вдвое слабее, чем ставила всегда, и при этом совсем выдохлась. Если ничего не изменится, то в бою от меня толку будет немного.

— Груди Милены, отбежишь за дерево и оттуда жахнешь, — подбодрил ее Берган, однако бодрым он не выглядел. В самом начале пути фактически потерять мага — не самое лучшее известие. Тем более, на ночь глядя. Сама же Мили была удручена и потеряна, совсем не похожа на ту цепкую кошку, какой выглядела, да и чувствовала себя утром. Она привыкла ощущать свою силу, брать то, что хочет, не задумываясь о плате.

— Что ж, аккуратно рассчитывай силы и сообщай мне о любых изменениях в своем состоянии. Нам надо знать — кто, на что способен в схватке. В самое пекло, если случится, не лезь. Бей из укрытия, — проговорил Маркус, обращаясь к девушке. — А вы, — его взгляд перешел на озабоченные физиономии мужчин, — готовьтесь караулить. Магия — магией и щит-кольцо — это хорошо. Но раз уж так все интересно начинается — не грешно будет не поспать. Надеюсь, не все еще позабыли, что такое ночное бдение?

Брайт поднял руку в знак того, что первым заступает в караул он. Никто с ним не спорил. По большому счету, очередность была уже выверена, даже несмотря на то что ранее Мили всегда была уверена в своих щитах и караульного оставляли лишь в исключительных случаях. Сейчас случай был как раз такой.

* * *

На лагерь опустилась ночь. Тихая и спокойная, она принесла с собой вожделенную прохладу. Треск догорающего костра успокаивал, отгонял недобрые мысли, добавлял ощущение уюта даже здесь, на затерянной дороге, проложенной многие поколения назад. На дороге, накрытой пеленой чужой магии, не истаявшей и почти не растерявшей силы. На дороге, хранящей множество историй, теперь позабытых и никому не нужных. Путники засыпали, и среди их мыслей, иногда сумбурных и рваных, иногда медленных и плавных, не было таких, что полнились бы страхом или дурными предчувствиями.

На небе только-только собиралась воцариться полная луна. Она вальяжно выползала из-за крон деревьев, расталкивая непослушные звезды, рискнувшие встать на ее пути. Ночное светило вступало в свои права, разгоняя кромешную мглу, делая видимым одинокую фигуру, замершую на пустынной дороге. Брайт стоял спокойный и сосредоточенный, как будто и не провел целый день в седле наравне со всеми. Он всматривался в кромку леса, в обе оконечности дороги, стараясь выделить малейшее движение. Но луна, подобно фонарю, горящая над его головой, не в силах дать достаточное количество света. Алхимику приходилось щуриться, и все равно взгляда хватало лишь до первых деревьев, а дальше все сливалось в единую черную массу.

Стихли последние кузнечики. Мир как будто замер.

Вскоре поднялся легкий ветерок. Теперь, когда жара спала, необходимости в нем не было. Но ветер усиливался, становясь холодным и пронизывающим. Брайт поежился и накинул плащ, сразу же став похожим на дух возмездия из древних преданий, на кровавого мстителя, восставшего из склепа в свете полной луны. Полы его плаща развевались, чуть слышно хлопая в налетающих порывах ветра. Вокруг лагеря поползли тени. Они трепетали и извивались, то и дело превращаясь в диковинных существ, которые распадались уже в следующее мгновение. Где-то вдалеке послышались раскаты грома.

'Только грозы не хватало', — подумал Брайт, взглянув на безмятежно спящих товарищей. Те и в ус не дули, завернувшись в теплые плащи.

Внезапно его спину будто холодом обожгло. По телу пробежали мурашки, а затылок отчетливо почувствовал чей-то взгляд. Брайт резко обернулся, замер. Никого.

'Что такое?'

Долгое время живя в полном одиночестве, алхимик научился прислушиваться к окружающему миру с куда более глубоким осознанием происходящего, нежели обычный человек. Кто-то назвал бы его способность повышенным вниманием. Кто-то — третьим глазом.

Брайт превратился в неподвижную статую. Холод проникал всю глубже и глубже, сковывал тело незримыми колодками, прижимал к земле. Казалось, что еще немного — и воздух в легких загустеет, начнет превращаться в лед.

Распознать кого-то, затаившегося даже в десятке шагов в стороне — дело практически невыполнимое. Тем более что на лунный диск начали наползать тучи. Брайт, преодолевая оцепенение, искоса глянул на небо. С северо-запада надвигался плотный чернильный строй облаков, авангарды которого убегали далеко вперед.

Вскоре гром разрывал небесный свод уже над самой головой алхимика, раскалывая его на множество грозящих рухнуть наземь частей.

Но не приближающаяся гроза сейчас волновала Брайта — ощущение холодного взгляда не проходило. Более того — источник неприятного чувства смещался. Двигаясь по дуге, он обходил лагерь, не приближаясь к нему вплотную. По крайней мере, так казалось алхимику. Брайт чувствовал, будто стоит в самом сердце безумной снежной бури, а мельчайшие острые снежинки царапают кожу.

Очередной раскат грома вырвал Мили из сна. Девушка вздрогнула, приподнялась и подслеповато уставилась в землю. Потом, привыкнув к темноте, перевела взгляд на алхимика.

— Все в порядке?

Ответом ей было лишь завывание ветра.

— Эй.

Брайт поднял дрожащую руку, призывая к тишине. Чародейка встала, отряхнулась, старательно собрала растрепавшиеся во время недолгого сна волосы в хвост и подошла к замершему мужчине. Тот пальцем указал куда-то вперед себя. Мили видела в той стороне лишь продолжение тракта: именно туда им завтра предстояло держать путь.

— И что? — не выдержав, спросила она. — Что там?

— Там кто-то есть, — голос алхимика был тихим.

Чародейка подобралась, сон как рукой сняло. Теперь она была собрана и сосредоточена. Прикрыв глаза, девушка сложила ладони вместе, держа их перед собой. Белым днем можно было бы без труда увидеть, как напряглось ее лицо, как бежит по виску тоненькая струйка пота. В следующее мгновение Мили выдохнула и резко развела ладони. В воздухе перед ней завис глаз — обычный человеческий, разве что несколько большего размера. Примерно с кулак. Глаз парил, без видимых усилий покачиваясь в потоках воздуха, а затем поплыл в сторону, которую указал Брайт. Мили продолжала стоять. Плотно сжатые веки дрожали от напряжения.

Девушка могла видеть лишь одним глазом. Именно тем, который направлялся за пределы защитного круга. Изображение было весьма неплохим благодаря луне. Она все еще проглядывала сквозь тучи, давая немного драгоценного света. Перед Мили проплывали трава и кусты, деревья и изгибы дороги. Чародейка специально не гнала глаз вперед, чтобы успеть получше разглядеть окружающий мир. Все безрезультатно. Только раз ей показалось, что рядом мелькнула стремительная человекоподобная тень. Однако было ли это плодом ее воображения или тенью от очередного куста — осталось загадкой. Мили еще некоторое время блуждала взглядом, прощупывая таящуюся темноту, но все тени были просто невинными тенями, а кусты кустами. Ничего похожего на соглядатая.

Брайт, который все это время сжимал рукоять цепи, готовый отразить возможное нападение, увидел, как в нескольких шагах от предполагаемого защитного круга в воздухе вспыхнуло — это исчез магический глаз. А незадолго до вспышки безумство холодной бури улеглось, сменившись обычной ночной прохладой, которая теперь казалась настоящим блаженством. Мили обмякла, начала заваливаться на бок. Алхимик, все еще чувствуя себя ледяной глыбой, еле успел подхватить девушку и бережно уложить на землю. Затем он встал, покачал головой:

'Слаба стала девчонка, очень слаба'.

Только теперь до него дошло, что, несмотря на весь пронизывающий холод и ощущение чуждого взгляда, щит никуда не делся, а значит, внезапного нападения можно было не опасаться.

Брайт прислушался к себе: сердце бешено колотилось, но неприятного чувства больше не было. Либо морок растаял, но уж больно реалистичным он был, либо лазутчик убрался восвояси. Алхимик предпочел бы первый вариант, так как второй не сулил в будущем ничего хорошего.

Луна продолжала неспешный бег по небосклону. Время караула Брайта близилось к завершению. Как ни был стоек алхимик, а усталость брала свое. Глаза начинали слипаться, а в таком состоянии ни о какой бдительности не могло идти и речи. Все произошедшее недавно уже виделось чем-то смутным и надуманным. Тревога растворялась в ночной прохладе, становилась незначительной и даже глупой. Ощущение липкого следящего взгляда забывалось, подобно тому, как забывается даже самая сильная боль. Вроде бы и была, а описать почти невозможно. Испугаться собственной тени в темном лесу — достойно не воина, а заблудившегося ребенка. Если в самом начале путешествия нервы натянуты так, что готовы лопнуть, то, что будет дальше? Но холод — он был таким явственным, таким настоящим. Это не могло привидеться.

Определенно, время, проведенное вдали от человеческого общества, сыграло злую шутку. Брайт чувствовал себя хищником, брошенным посреди людской толпы — растерянным и напряженным. Некогда близкие соратники теперь вызывали раздражение. И если б не снедающее желание любыми средствами познать секреты волшебного народца, то не подошел бы алхимик ни к человеческому жилью, ни к прошлым товарищам на несколько полетов стрелы.

Слишком свежа та боль, от которой он бежал в горы Герхема. Прошли годы, но боль так и не унялась. Возможно, стала не такой острой, как раньше, зато расползлась, проросла цепкими корнями.

Туча стремительно забирала в сторону, и о возможном дожде можно больше не беспокоиться. По крайней мере, некоторое время. Брайт растолкал Брика, несколькими словами обмолвился о произошедшем, наказал присматривать за Мили. Наемник отнесся к услышанному с большим недоверием. Но это ничуть не помешало алхимику отправиться к своему лежаку и, ничего более не объясняя, уснуть.

* * *

Окружающий мир дрожал и колыхался. Всего за одни сутки он из привычной реальности превратился в ощеренное ядовитыми иглами чудовище. Конечно, трудности случались и ранее, но все они объяснимы. С ними можно было бороться, противостоять. Если не всегда на равных, то хотя бы имея какой-то шанс на победу или спасение. Но не в этот раз. Тракт до дна выпил надежды, оставил на их месте гулкую болезненную пустоту. И эта пустота сводила с ума. Или уже свела?

Все тело превратилось в один дрожащий, молящий о пощаде комок боли. Но глухо звучали прошения к всевидящим богам. Глухо и слабо — словно мышиный писк в гвалте городской толчеи.

Бегущий по дороге то и дело спотыкался, падал. Ему казалось, что этот безумный бег длится уже целую вечность. Ни единой остановки на пути в никуда. Да, он чувствовал себя жалким грешником, которого гнали в раскаленное пекло Зирта. Огненные плети жестокого бога поджидали где-то там, в конце пути. Но даже они уже не пугали.

Сказания врали! Никто после смерти не брал за руку и не уводил к ногам бесконечно древней безглазой провидицы, которая должна указывать — куда же отправить бессмертную душу. Нет, ничего подобного! Змеящийся тракт стал сосредоточением пронизывающего до костей ужаса. Он насмехался, издевался и хохотал вслед. И нет никаких сил противостоять этому бесконечному истязанию. Любая задержка каралась незамедлительно — всепоглощающей волной животной паники, после которой он каждый раз находил себя бьющимся в судорогах в дорожной пыли. Белая пена клочьями срывалась с его губ. Удивительно, как он до сих пор не откусил себе язык. Или откусил? Голова раскалывалась, холщевую рубаху заливала кровь.

Левая половина тела уже давно начала неметь. Рука и вовсе болталась неподвластной плетью. Как-то, перелезая через один из завалов, он почувствовал, что застрял. Попал в капкан. Точь-в-точь, как какое-нибудь глупое животное. Хлесткий удар невидимого хлыста тут же напомнил о приближающейся волне паники. Он яростно метался, оставляя на торчащих обломках сучьев ошметки окровавленной плоти. Своей плоти.

В памяти возникла картина, видимая, казалось, много веков назад: попавшая в капкан ласка перегрызает сдавленную жестоким металлом лапку. Капли алой крови на девственно чистом снегу.

Его вырвало слизью. Хлыст свистнул еще раз, и в невероятном усилии человек смог вырваться из западни. Бежать, снова бежать! Пока оставались силы, пока не потух безумный блеск в глазах.

* * *

Утро вновь выдалось туманным и прохладным. Оставшаяся после происшествия с соглядатаем ночь прошла совершенно спокойно.

За завтраком, сидя у костра, Мили и Брайт рассказали о случившемся. Алхимик предпочел не вдаваться в подробности насчет охватившего его холода. Тем более что активнее и эмоциональнее говорила чародейка. Девушка сверкала глазами и в ярости сжимала кулаки. Но она злилась не на ночного гостя, а на собственное бессилие. Шутка ли? Опытный боевой маг, а свалился без чувств после элементарного заклинания шпионажа. Бред!

Брик ел молча и лишь внутренне посмеивался над всем этим спектаклем. У него не было сомнений по поводу ночного происшествия. Наверняка алхимик заснул и увидел плохой сон, а когда очнулся, то перепутал его с явью. Или просто испугался какого-нибудь зверя. Наемник никогда не понимал отшельников. Бежать в горы, леса, болота... а зачем? От кого? Может быть, не стоило его звать? Пусть бы сидел в своей норе, или в чем он там жил, и смешивал настойки. Случалось, что одиночество крайне неблаготворно сказывалось на разуме тех, кто отринул общество. А жаль. Что-то сильно подкосило некогда железного Брайта. Знать бы, что именно?

— У нас гости, — дернулся Маркус, медленно вытаскивая из ножен меч. — Мили, щит еще в силе?

— Сожалею, — поморщившись, отозвалась девушка. В голосе ее звучало нескрываемое недовольство. — Сняла — он же силы тянет.

— К оружию! — не обращая на тон чародейки внимания, скомандовал Маркус.

Путешественники стояли, всматриваясь в приближающегося человека. Сказать, что тот выглядел плачевно — значило не сказать ничего.

— Его словно сквозь строй солдат протащили, — авторитетно сказал Берган и пригладил бороду. — Притом не раз.

Казалось, что на теле несчастного нет живого места. Сплошные синяки, ссадины, царапины. Лицо — один сплошной кровоподтек. Однако серьезных ранений, угрожающих жизни, не видно. Его одежда превратилась в рваные грязные лохмотья, по которым невозможно определить, что они представляли собой ранее. Человек даже не шел, он медленно ковылял, подволакивая левую ногу.

— Один из тех, кто вышел перед нами? — предположил Брик.

— Сейчас спросим, — ответил Маркус и двинулся навстречу незнакомцу. Остальные последовали его примеру. Оружие наготове, но, скорее, для проформы. Вряд ли доходяга способен причинить хоть какой-то вред.

— Приветствую, уважаемый, — сказал Маркус, когда до избитого мужчины оставалось всего несколько шагов.

Неведомому гостю явно требовалась срочная помощь. Но уж очень подозрительным был взгляд мутноватых глаз. В них сжалось, приготовилось к стремительному прыжку безумство. С такими лучше ухо держать востро. Может так в руку вцепиться, что потом челюсти клещами не разжать.

Незнакомец остановился. Взглянул на преградивших дорогу. Трудно сказать — понимает ли он хоть что-нибудь из происходящего или живет в своем замкнутом мире.

— Слышишь меня? — повторил попытку установить диалог Маркус. — Понимаешь, что я говорю?

Мужчина открыл рот, попытался что-то сказать, однако вместо слов из его горла донеслось лишь неясное бульканье. По подбородку побежали струйки крови.

— Немой, что ли? — сказал Берган и направился к несчастному. Сначала помочь, перевязать, потом расспрашивать — так он считал.

Но Маркус не разделял столь благостных потуг бородача. Не нравился ему незнакомец. Было в нем что-то не от мира сего, что-то от одержимого прихвостнями Зирта. Берган, почувствовал руку Маркуса на своем плече, скрипнул зубами, но остановился. Приказ командира — закон и обсуждению не подлежит, даже среди давних соратников.

Незнакомец оскалился. Изготовившись к прыжку, рванул с места. Недавно еле переставляющий ноги, он в одно мгновение обрел поистине нечеловеческую силу. Берган, не успев среагировать, со стоном согнулся пополам и рухнул к ногам напавшего безумца. Стремительный удар странного гостя пришелся бородачу прямиком в солнечное сплетение.

* * *

Глупцы — они не могут себе даже представить того ужаса, что способна внушить дорога. А вот он испытал его на себе в полной мере. Страх стал сутью его существования, движущей силой и наказанием. Болью, которая затопила сознание и гнала вперед. Куда? Что ждало в конце пути? Он не знал, да и не стремился узнать. Не так важна цель, как процесс ее достижения. Жуткое, искаженное подобие радости вспыхивало в обуглившейся душе каждый раз, когда удавалось пройти очередную милю тракта. Все скоро закончится — так или иначе. Невыносимо терзало даже малейшее промедление.

Почему они этого не понимают? Зачем преградили путь? Что-то спрашивают. Участие на лицах, сочувствие в словах. Все это ложь и грязь! Лишь способ задержать его, заставить мучиться. Волна паники за спиной нарастает. Она копит силы, чтобы обрушиться, сломать, раздавить. Но не убить. Смерть — такая желанная, такая ласковая. Ходит стороной, дразнит.

Они же... они нарочно пытаются отнять у него тот сладостный миг, когда собственное ненавистное тело осядет на землю и больше не придется переставлять ноги, дышать. Осознание этого обожгло не хуже горячего пламени. Нет! Нельзя допустить подобного! Он слишком хорошо знает, что последует за вынужденной остановкой. Пусть рвутся до предела напряженные мышцы, трещат суставы, кровь застилает глаза, сочится из ран. Его ничто и никто не сможет остановить. Тем более эти напыщенные самоуверенные глупцы.

Короткий миг сосредоточения. Волна уже накрывает — это хорошо. Сейчас хорошо. Боль и страх уже почти привычны. Они разрывают тело и разум, но при этом дарят силу.

Да!

Губы сами собой раздвигаются в безумном оскале.

Вот она, неведомая ранее мощь. Она переполняет, требует выхода. Более ни к чему ждать.

* * *

— Проклятье! — выкрикнул Маркус и наотмашь левой рукой саданул незнакомца в челюсть. Брызнула кровь. Мужчина рухнул, как подкошенный, но тут же снова вскочил на ноги. Казалось, он не чувствует боли. Не чувствует вообще ничего, кроме неодолимой ненависти.

— Как бы не покусал, — презрительно поморщилась Мили, — а то еще бешенством заразит.

— Он не подойдет, малышка, — усмехнулся Брик и точным выверенным движением послал в незнакомца один из своих ножей. Клинок вонзился неприятелю точно в шею.

— Малышка? — вспыхнула Мили. Девушка, несмотря на оставшуюся с ночи усталость, готова была на месте покарать наглеца. Безумный гость отошел на второй план. Обращаться к ней — боевому магу, как к какой-нибудь портовой шлюхе? За это наемник рисковал остаться без самых важных частей тела. И, возможно, остался бы, если б не Маркус. Не теряя из поля зрения пошатывающуюся фигуру безумного гостя, воин встал между чародейкой и Бриком.

— Совсем мозги растеряли?! — прошипел он. — Еще не хватало угробить друг друга. Мало нам этого урода. Так еще и вы собачитесь.

— А что он... — начала Мили.

— Молчать обоим! — Маркус еле сдерживался, чтобы не отвесить вздорной девчонке и лыбящемуся рядом Брику по хорошей затрещине.

'Что за утро такое? — думал он. — Если так пойдет и дальше, то неупокоенные не понадобятся — сами перегрыземся'.

Между тем незнакомец вновь изготовился к атаке. Но перед этим он, походя, избавился от глубоко засевшего в горле клинка Брика. У наемника даже челюсть отвисла, когда он увидел, как отлетает в сторону окровавленный нож.

— Как это возможно? — прошептал Берган, не веря собственным глазам. Бородач уже встал на ноги и теперь готовился встретить обидчика сталью верного топора.

Брайт стоял чуть поодаль, раскручивая цепь. Для схватки ему требовался простор.

— Он мой! — прорычал Берган и первым двинулся навстречу истекающему кровью. Он не чувствовал ни капли жалости к этому обезумевшему существу.

С громким булькающим хрипом незнакомец бросился на бородача. Воин сделал шаг в сторону, рубанул коротко, без замаха. Левая рука гостя упала в пыль. Не прерывая начатого движения, топор по дуге рухнул вниз, вспарывая живот. Глаза обреченного широко распахнулись, в их глубине вспыхнула искра... надежды? Она росла и ширилась, вытесняя огонь безумия. На обветренных губах появилась еле заметная улыбка. Заметив ее, Берган побелел. Резкий разворот, свист стали — взлохмаченная голова отделилась от тела и, кувыркаясь, полетела к обочине.

— Кажется, он обрадовался смерти, — только и смог выговорить бородач, опуская топор. И немного помолчав, добавил:

— Что там впереди? Что нас ждет?

Вопрос повис в воздухе. Без сомнения, каждый из путников сейчас спрашивал себя о том же. Что мог увидеть несчастный? Что послужило причиной его сумасшествия? Вокруг все оставалось по-прежнему — все тот же шелестящий лес, та же змеящаяся лента тракта. Но теперь змея показала свои зубы, а из ее пасти потянуло смрадом.

— Я, конечно, прошу прощения, — подал голос Брик. Наемник вертел в руках отброшенный незнакомцем нож. — Но это нормально, когда человек запросто вытаскивает из горла такую вот игрушку, а потом преспокойно продолжает ходить?

— Шок? — предположил Брайт. — Бывает, с переломанными ногами преодолевают приличные расстояния.

— Смотрите, — Мили прервала рассуждения алхимика. Она сидела на корточках возле лежащего ничком обезглавленного тела.

— Ничего странного, что он подволакивал ногу, да и с рукой были проблемы, — сказал Маркус. Чем дальше, тем больше не нравился ему неразговорчивый гость. Слишком много он принес с собой вопросов. Слишком большую поднял волну за короткое время. Мало кто сможет пройти, по меньшей мере, день с арбалетным болтом в спине. Именно эта короткая металлическая игла торчала под левой лопаткой убитого.

— Он же сердце пробил, — теряя напускную браваду, сказал Брик.

Остальные путники выглядели не лучше — растерянные, подавленные. Ведь если этот несчастный, который теперь лежал в луже собственной крови, столкнулся с чем-то намного превосходящим его разумение, то где гарантии, что то же самое не случится снова? Но на этот раз уже с ними. Тем более что до места происшествия было рукой подать — один дневной переход, не больше.

— Скорее всего, его свои же и пристрелили, — нарушил тягостное молчание Брик. — Дезертир. Чего-то испугался или передумал идти дальше, решил слинять. Ну, а подельники не оценили. Угостили напоследок.

— Мы и сами не лучше, — Брайт все еще продолжал стоять в стороне, смотря исподлобья. — Сами чуть не перегрызлись. Неспроста это, неспроста...

* * *

— Всем быть начеку, — в который раз сказал Маркус, проверяя, хорошо ли выходит из ножен меч. Появление странного сумасшедшего не смогло повлиять на решимость путников продолжать поиски легендарной страны. Некоторая нервозность все еще присутствовала, но и она постепенно сходила на нет, сменяясь холодной настороженностью. Однако ни шуток, ни бойких разговоров нет. Каждый переваривал случившееся в одиночку.

— Мили, как себя чувствуешь? — Маркус все же решился поднять беспокоящую его тему. — Ты все еще с нами?

Чародейка ответила удивленным взглядом.

— А что тебя заставило думать иначе? — голос ее был холоден.

— Подумай хорошо, сейчас еще можно повернуть обратно. Потом будет поздно.

Девушка, до того сидевшая на попоне, в мгновение ока взвилась на ноги. Волосы ее разметались по плечам, блеснув золотом. От лица отхлынула кровь, глаза расширились.

— Маркус, ты меня прогоняешь? Ты позволяешь себе усомниться в моей силе, моих умениях?

— Мили, успокойся.

— Если тебя напугал этот человечишко, так и скажи. Как ты собираешься идти без мага? Будешь разгонять неупокоенных своей железякой? Годы обошли тебя мудростью, воин. Позаботься лучше о себе и поворачивай в город, пока еще не поздно. Я как-нибудь справлюсь, — последние слова она выплюнула, презрительно скривившись.

— Пора нам всем собираться, — оборвал монолог чародейки Брик. Он повысил голос, стараясь отвлечь готовых разорвать друг друга Мили и Маркуса.

— Пора, пора, — незамедлительно отозвался Берган. В кои-то веки он полностью поддерживал метателя ножей.

Тракт и впрямь как-то действовал на них — поднимал из глубин души мелкие обиды и раздувал их до невероятных размеров.

— Эй, горячие головы, нас ждут горы злата, реки вина и искусные обольстительницы! — борода Бергана воинственно топорщилась, хотя впечатление немного портила сухая трава. Запутавшись в меди жестких волос, она придавала своему владельцу сходство с деревенским увальнем.

Маркус сверлил чародейку тяжелым взглядом. Подмывало хорошенько дать зарвавшейся девчонке по заднице, может, хоть так спустится с небес на землю.

— Осторожнее в выражениях, девочка, — процедил воин. — Не испытывай мое терпение.

— Девочка? — Мили искренне рассмеялась. — Вы с Бриком сговорились, что ли? Не хочу обидеть, но эта девочка уделает вас обоих, даже не вспотев, — злость начала рассеиваться. Однако заканчивать на столь невразумительной ноте чародейка не желала. Маркус сомневается? Тогда пусть увидит хотя бы малую толику из того, что подвластно ей.

Девушка пристально смотрела в глаза стоящего напротив воина. Медленно-медленно она начала расстегивать пуговицы на кожаной куртке. Тонкие пальцы ловко скользили по матовым кругляшкам, высвобождая их из объятий петель. Куртка начала расходиться, обнажая белоснежную кожу, не тронутую загаром. Все ниже скользили ее руки. Стала видна ложбинка меж грудей, в которой покоился вытянутой формы амулет. Был он выполнен из сероватого металла и испещрен мельчайшими рунами.

Мили обхватила амулет и тут же пошатнулась, с трудом устояв на ногах. Никто из спутников не знал, что она сейчас чувствовала. То была невероятная сила, бьющая через край, способная в умелых руках превратиться в карающий бич, сметающий на своем пути любого дерзнувшего покуситься на обладателя подобной мощи.

Маркус отпрянул. На миг ему показалось, что перед ним стоит не тоненькая изящная девушка, а выросшая вдвое посланница светлоликой Леи в сверкающих доспехах. От нестерпимого света он зажмурился, а когда вновь открыл глаза, все было по-прежнему — легендарная воительница исчезла без следа. Однако ощущение исходящей от чародейки силы никуда не делось.

— Я должен был знать, — твердо проговорил Маркус, — ты сама понимаешь.

Мили внутренне торжествовала, на ее губах появилась снисходительная усмешка. Победа — полная и безоговорочная! Ничего не ответив, девушка сверкнула глазами, уверенная, что Маркус все понял и так. Дальнейшие объяснения были бы лишними.

Она еще несколько мгновений сжимала амулет, а потом резко выпустила его и отвернулась, твердо зашагав к разложенным на земле вещам. Внешне чародейка ничуть не изменилась, но потеря силы отозвалась болезненной тяжестью. Это было похоже на долгое, но неудачное занятие любовью. Когда чувствуешь непреодолимое влечение, добираешься почти до самого пика наслаждения, а потом, так и не испытав его, камнем падешь вниз.

Мили чувствовала образовавшуюся внутри пустоту. Сила требовала выхода, удовлетворения. В висках слегка покалывало. Тело лихорадило.

Эту небольшую демонстрацию возможностей чародейка провела не столько для Маркуса и остальных, сколько для себя. Она до самого последнего момента не была уверена, что здесь, в месте, пропитанном чужеродной магией, амулет отзовется. К счастью, сомнения развеялись без следа. Пустота не в счет. Если вспомнить безголовое тело, то вскоре сила амулета может потребоваться в полной мере. А пока заслуженная победа — маленькая, но такая важная. И даже боль в недавно сжимающей амулет руке почти не беспокоила. За все надо платить, а сила просто так не дается.

Путники постепенно приходили в себя. Недоразумение казалось исчерпанным и, что немаловажно, обошлось без ненужных жертв.

— Зиртовы прихвостни меня дерите! — в сердцах сплюнул Берган. — Если я стану сходить с ума — лучше двиньте мне по голове и свяжите. Не хочу бросаться на тех, с кем преломлял один хлеб.

— Тебя, пожалуй, свяжешь, — поморщился Брик. — Все равно, что пытаться усмирить медведя. Размажешь по траве и не заметишь.

— Значит, вам придется постараться, — радушно осклабился бородач, забрасывая топор за спину.

Сборы не заняли много времени. Работали быстро и споро. Тело сумасшедшего гостя оттащили к ближайшим деревьям, забросали листьями и дерном. Конечно, его следовало либо закопать, либо завалить камнями, либо сжечь. Но обычные традиции перестали иметь вес на древнем тракте. Путникам казалось, что от мертвеца веет безумием. Глупо, но перебороть отвращение и подсознательный страх они не смогли. Вернее сказать — не захотели. Скелетом больше, скелетом меньше. Бесконечный зеленый полог и не заметит внезапно появившейся в его владениях жертвы. Мигом обратит в кучу перегноя.

* * *

Завалы встречались еще дважды, а потом дорога стала чистой. Ближе к полудню, выехав из очередного зигзага, которыми тракт оказался крайне богат, путники, как по команде, остановились. Перед их взорами раскинулась небольшая полянка, поросшая редкой пожухлой травой — такой, какая она бывает поздней осенью, ближе к самым морозам. Проплешина резко контрастировала с буйной зеленью, царившей всего в шаге за пределами поляны. И это притом, что ночью здесь прошел дождь и земля все еще оставалась влажная.

Но не скудность растительности заставила всадников остановиться. Четырехгранный каменный обелиск, высотой примерно в три человеческих роста, возвышался в самом центре странного полумертвого образования, а возле него лежало тело.

— Не нравится мне это место, — цепким взглядом осматривая поляну, сказал Берган. — Вся трава словно высохла. Или даже сгорела. Как бы и с нами не произошло того же, что с тем молодцом.

— Труп не сухой вроде, — отозвался Брик. — Труп как труп — свежий. Но ты прав. Как бы проверить? А то станем мумиями — и все, тут-то нашему путешествию и конец.

— Хоть воды плесни или ветку живую брось, — безучастным голосом сказала Мили. Она снова сидела с закрытыми глазами. И снова Брайт был подле нее, готовый поддержать.

— Воды и так полно, — буркнул Брик и, недолго думая, соскочил наземь, небольшими шажками направился к поляне. В одной руке он держал пару ножей, в другой — сломанную с дерева ветку. Она и полетела в сторону торчащего каменного пальца. Плавно приземлилась возле неподвижного тела и осталась лежать.

— Может, он спит? — хмыкнул Брик. — Эй, милейший, солнце уже в зените!

— Вряд ли он тебе ответит, — присмотревшись, сказал Брайт. — Уже белый, что твое исподнее.

Наемник взглянул на алхимика, хохотнул.

— Либо его угостили свои. Вроде как и первого — арбалетным болтом. Либо что-то здесь действительно не так, — в голосе Бергана не было и намека на веселье. — Но в любом случае — здесь одно тело, а это говорит о том, что мы сможем пересечь это место.

— Какой смысл лить кровь по дороге к цели? Не понимаю, — задумчиво протянул Брик. — На обратном пути — это понятно. Убрать лишних свидетелей или претендентов на долю. Но туда...

— А почему вы решили, что и болт, и этот мертвяк — это внутренние выяснения отношений? — возразил Маркус и достал карту. — Почему отметаем схватку с внешним врагом?

— Так ни следов, ни трупов кроме этого. А судя по тому, что они прошли дальше — победа осталась за ними, — парировал Берган. — Я понимаю, дождь мог все смыть, но кому убирать тела напавших?

— Возможно, убирать было некого... — сказал Маркус, углубившись в изучение карты.

— Не темни, командир. Говори, что знаешь, — прищурился Берган.

— Пока только догадки. Наш пьяный друг обозначил этот столб, как границу. Брик, это конечная точка его путешествия. Похоже, именно здесь он развернулся и начал драпать. Почему?

— Он не уточнял, — пожимая плечами, отозвался наемник. — Сказал только, что сильно испугался. Был он тут ночью, мало ли, что могло померещиться. Наш утренний друг тоже все больше отмалчивался. А страх, по всей видимости, на него нагнали изрядный. Хотя, если бы не мы, кто знает — может, и добрался до города. Стало бы там на одного сумасшедшего больше.

— Если... если, — пробубнил Маркус, не поднимая глаз. — Как там ветка?

— Да что с ней будет? — Брик уже стоял на самой кромке выжженной поляны. — Я что подумал: будь это место действительно опасным — наверняка бы не пустовало. Хоть какие-нибудь останки, да были. А здесь все чисто. Ни косточки, ни тельца. Лошади не выказывают страха. Значит, и другие звери должны были приходить. За годы наверняка бы накопилась целая гора костяков. Так что этот доходяга не в счет. Он мог умереть от чего угодно. Хоть бы и подавиться.

— Может, они лесом прошли? — предположил Берган. — Дружки этого тела.

— Может, но не думаю. Посмотри, какие кругом заросли. Верхом никак.

— Если бы не дождь, не пришлось бы гадать, — Берган спешился и попытался разглядеть на земле чужие следы. Но, кроме тех, что оставили спутники — ничего.

Между тем Брик уже ступил в пределы мертвой поляны. Несмотря на уверенные слова, самый первый шаг дался ему с заметным трудом. Наемник шел осторожно, готовый в любой момент среагировать на опасность. За ним следили Маркус и Берган. Но ничего не происходило. И, только когда метатель достиг обелиска, очнулась Мили. Девушка сидела и щурилась на ярком солнце, приходя в себя. Потом прошептала:

— Это не просто столб.

— Стой! — окрик алхимика заставил наемника вздрогнуть, замереть.

— Это сосредоточение, — прочистив горло, уже громче проговорили Мили. Теперь ее слышал даже Брик. — Не подходи к нему.

Теперь спешилась и чародейка. Она уверенно приблизилась к обелиску, обошла вокруг него. Ни постамента, ни основания — каменный палец как будто вырастал из земли. Ничуть не покосившись за долгие годы, он равнодушно устремлялся в небо. Если когда-то и были на его поверхности какие-то письмена, то дождь и ветер хорошо постарались, стерев даже малейшее упоминание о них.

— Он как глыба льда, — обескураженно сказал Брик. Метатель сидел над теперь уже точно мертвым телом. — Словно ледяная статуя. Только не тает на солнце, — все еще не веря собственным глазам, он постучал одним из ножей по одеревеневшему телу. Послышался гулкий звук, словно металл касался камня. — Статуя и есть, — Брик растерянно посмотрел на Мили, ища у нее ответа, но девушка молчала. — Какой идиот притащил с собой в лес статую? Тем более урода-оборванца.

Лежащий мужчина действительно не отличался ни привлекательностью, ни добротностью одежды. Не самый удачливый, порядком потрепанный разбойник с большой дороги — странный объект для того, чтобы быть запечатленным в камне.

— Это своего рода приграничный столб, — произнесла Мили, стоя перед обелиском. Девушка словно и не слышала всего того, что говорил Брик. — Надо думать, когда-то он позволял узнавать интересующую информацию о двух городах или провинциях, которые связывал тракт. А может и не двух...

— Никогда о таком не слышал, — буркнул Брик.

— Попробуем? — Мили загадочно улыбнулась.

— Как по мне, так лучше бы поехали дальше, — раздался из-за спины голос Бергана. — Ну их, все эти магические штуки.

Но Мили уже загорелась. Она встала вплотную к обелиску, положила левую ладонь на шершавую каменную поверхность. Положила и тут же отдернула — холод, пронизывающий холод почти отбросил девушку в сторону. Рука тотчас же онемела. Перед глазами будто взорвался сноп искр. Чародейка вскрикнула и отпрянула, еле устояв на ногах.

Брик сорвался с места, бросился на помощь. Но Мили, ошарашенно мотая головой, уже приходила в себя. К ней бежал Маркус. Берган и Брайт остались на местах, напряженно оглядываясь по сторонам. Алхимик ловко выудил из седельных сумок пару закупоренных бутылочек, в каждой из которых плескалась красно-коричневая жидкость.

— Что с тобой, что случилось?! — почти кричал Маркус, оттаскивая чародейку от обелиска.

— Все хорошо, — баюкая обмороженную руку, ответила Мили, — сама виновата, не рассчитала силы. До сих пор перед глазами разноцветные солнечные зайчики бегают. Словно от цветных витражей.

— Какие зайчики? — не понял Маркус. — Что с рукой? Чем помочь?

Девушка попыталась пошевелить абсолютно белыми пальцами. Странно видеть в лучах летнего солнца заиндевевшую кожу, не желающую оттаивать. Рука до локтя будто в сосульку превратилась — не повиновалась и ничего не чувствовала. Мили вытащила из поясных ножен тонкий стилет, провела лезвием по ставшей чужой руке. На коже не выступило ни капли крови.

— Вот тебе и статуя, — чародейка взглянула на Брика, поморщилась. — Живой был этот оборванец, живой. Руками только полез, куда не просили. Впрочем, я тоже...

— Мили, очнись! Чем тебе помочь? — не унимался Маркус.

— Дура я, — закатив глаза, сказала чародейка. — Помочь? Да я сама, дайте мне немного времени и костер разведите. Только скорее, пока ткани окончательно не омертвели. Не хочу по глупости лишиться руки.

— Привал! — выкрикнул Маркус. — К обелиску не подходить, рты не разевать. И вообще, давайте-ка отойдем на дорогу, там как-то спокойнее.

Отходили медленно, не опуская оружия.

Одна Мили самым наплевательским образом игнорировала всякую осторожность — вышагивала, что-то бубня себе под нос. До Маркуса долетело всего несколько слов, но и их оказалось достаточно, чтобы воин невольно усмехнулся. Чародейка не скупилась на выражения, в особенности теперь, когда причиной неприятностей стала собственная неразумность.

— Я быстро, — проговорила Мили, сосредоточенно копаясь в одной из седельных сумок. — Я быстро, и поедем дальше.

Так как одной рукой действовать было крайне неудобно, а от предложенной помощи девушка отказалась, то поиски нужного снадобья несколько затянулись. Однако вскоре чародейке все же удалось выудить на свет небольшой глиняный пузырек, горлышко которого оказалось плотно залито сургучом. Потряся пузырьком над ухом и кивнув сама себе, Мили направилась к уже разведенному Брайтом костру.

— Все отойдите шагов на пять, — попросила она. Хотя, судя по тону, просьба больше походила на приказ. — Прикройте глаза, а еще лучше — отвернитесь. Будет яркая вспышка. А лошадей лучше вовсе увести.

Воины пожали плечами и рассредоточились вокруг костра, отойдя на положенное расстояние. Брик собрал всех лошадей под уздцы, отвел в сторону к лесу, где и остался с ними. Все замерли в ожидании.

Мили встала перед костерком на колени и, немного помедлив, осторожно поднесла к нему пузырек. Через мгновение сургуч начал таять, капая в огонь и освобождая горлышко, из которого выплеснулось несколько желтоватых, едко пахнущих капель. Девушка опрокинула пузырек, его содержимое жидкой массой потекло на обмороженную руку, плотно обволакивая поврежденные ткани. Отбросив в сторону опустевший сосуд, Мили уверенно простерла руку над пламенем, негромко пробормотала слова силы. А потом еле успела зажмуриться. Ярчайшая вспышка озарила старинный тракт. Она длилась долю мгновения, но на это время весь окружающий лес перестал существовать. Он превратился в нестерпимое сияние, сжигающее сетчатку у любого, кому не посчастливилось бы оказаться в тот момент поблизости и взглянуть на происходящее.

Стоило миру возвратиться в нормальное состояние, как над лесом разлетелся негодующий бас Бергана. Воин поминал и Мили, и ее руку, и вообще всех женщин, вместе взятых да поставленных разом в крайне неудобные позы.

— Ах ты хрен пузатый! — отозвалась Мили. — Я сейчас сама тебя наклоню и отделаю чем-нибудь корявым, чтобы впредь даже помыслить не мог свой поганый язык такими словами отягощать.

Чародейка с самым решительным выражением лица двинулась в сторону бородача. Однако Берган выглядел скорее несчастным, нежели докучливым. Огромный воин стоял и тер глаза.

— У меня мухи теперь черные летают, — недовольно пробурчал он.

— Мухи известно где летают, — чуть смутившись, ответила Мили.

Бородач насупился.

— Да ладно тебе, — примиряюще сказала девушка, — небольшие последствия вспышки. Видимо, тебя задело. Скоро пройдет. А в следующий раз делай так, как прошу.

— Как рука-то? — спросил Маркус.

Вместо ответа чародейка продемонстрировала вполне работоспособную левую руку покрытую волдырями ожогов.

— Так и должно быть?

— Не совсем, просто рассчитать силу и место приложения заклинания довольно сложно, вот немного промахнулась второпях. Но это не страшно, у меня есть еще снадобье — помажу, и через пару дней все пройдет. Я запасливая.

— Только в этот раз не ошибись, — сказал Брайт. — А то снадобий не хватит.

Мили не удостоила алхимика ответом. Настроение у нее улучшилось: рука вновь обрела способность шевелиться, а боль еще не пробила тонкую защиту заклятия. Но именно по причине не совсем удачного лечения следовало поторопиться. Барьер мог рухнуть в любой момент, и тогда, чародейка знала, она превратится в агонизирующий комок неспособной к дальнейшему путешествию плоти.

Нужное средство нашлось быстро. Мили покрыла тонким слоем неприятно пахнущей вязкой мази обожженную руку, а затем наложила повязку. Успела!

Можно сколько угодно блистать уверенной улыбкой, но в душе затаилась неуверенность. Несложное заклинание вышло из-под контроля. Ожог прозвучал громким тревожным набатом. А что, если в следующий раз все будет серьезнее? Что, если силы повернутся против нее и тех, кто окажется рядом? Чародейка представила стекающий с пальцев, но более неподвластный огонь. Стремительные вихри, чьи воздушные струи могли резать не хуже самого острого клинка. Иссушающие заклинания или, напротив, раздутые от переизбытка воды тела.

— О, вы уже закончили? Все здоровы? Раз уж остановились, давайте перекусим, — весело предложил Брик, не дожидаясь ответа. Метатель возвращался в хорошем расположении духа, лошади покорно следовали за ним. — У меня живот подвело от всей этой мистики.

На этот раз Мили была даже благодарна безалаберности наемника. Да, самовлюбленный тип, зачастую плюющий на проблемы других. Но разве она сама не такая же?

* * *

Спустя примерно полчаса всадники вновь въезжали на странную поляну, минуя стороной злосчастный обелиск, возле которого по-прежнему лежало окоченевшее тело несчастного искателя сокровищ.

— А он так и останется куском льда? — поинтересовался Маркус.

— Умеешь ты спросить, — хмыкнула Мили. — Понятия не имею. Может быть, растает уже завтра, а возможно, не один год проваляется в таком виде. В этих местах все еще сильна магия и древние заклятия.

— И все же — что это было? — продолжал расспросы Маркус. — Я имею в виду обелиск. Почему на торговом мирном тракте мы находим смертоносную ловушку? Мне кажется, это не могло идти на пользу. О каком спокойствии или удобстве можно говорить? Дети или животные — они непременно попадали бы под его чары. Ты только представь себе голосящую мать с замороженным ребенком на руках.

— Маркус, я похожа на ходячую пыльную энциклопедию? — Мили начинала выходить из себя. Разумеется, дотошность в их деле жизненно важна, но требовать разъяснений от нее — боевого мага? Не какого-то там книжного червя! Что за глупость?! Почему она должна все знать?! Чародейка поморщилась: ожог оказался сильнее, чем она думала, и мазь не могла полностью унять болезненные ощущения. — Считай, что мы въехали на территорию сопредельного государства. Возможно, раньше обелиск служил для иных целей. Еще вопросы есть?

— Какого еще государства? — вступил в разговор Брик.

Но Мили больше не желала продолжать этот, с ее точки зрения, фарс. Хотят все знать? Пусть таскают с собой библиотеку или лучше подготавливаются. Почему они думают, если рядом есть маг, он сможет ответить на все вопросы?

— Похоже, мы уже в землях фей, — задумчиво протянул Маркус. Воин не обращал особого внимания на внезапную обиду чародейки. Девчонка быстро вспыхивала, но так же скоро и остывала. Вскоре сама затараторит. Вопрос в другом — чего испугался пьянчуга? Не каменного же столба, в самом деле! Ответа нет. Человек, набросавший карту, находился далеко. А строить предположения на пустом месте — занятие бесполезное и в некотором роде даже вредное.

Обогнув обелиск, путники пересекли поляну. Здесь вновь начинался уже знакомый змеящийся тракт. Он радушно приглашал следовать за ним.

Мили в последний раз обернулась, взглянула на каменный палец. Перед внутренним взором промелькнули увиденные солнечные зайчики. Что это было? Реакция разума на внезапный шок или нечто большее? Девушка наморщила аккуратный носик.

— Давайте больше не будем трогать руками незнакомые предметы, — поигрывая топором, проговорил Берган. Глаза он уже не тер и ехал оголенный по пояс. Скинув куртку, бородач с видимым удовольствием подставлял солнечным лучам могучее тело, покрытое сетью застарелых шрамов.

— Смотри не сгори, — ухмыляясь, проговорил Брик, — а то будешь потом ночью стонать и ворочаться.

Берган открыл рот, дабы достойно и далеко послать насмешника, но осекся, не произнеся ни слова. Перед небольшим отрядом будто из-под земли выросла фигура, с ног до головы закутанная в видавший виды дырявый серый плащ. Маркус в самый последний момент успел натянуть поводья. Лошадь захрипела, встала на дыбы. Еще чуть-чуть — и незнакомец оказался бы под копытами, а там поди разберись — что он тут делал. Брик, ехавший по правую руку от Маркуса, мог поклясться, что еще мгновение назад на дороге никого не было. От неожиданности он даже вздрогнул, рука инстинктивно выхватила пару метательных ножей.

— Твою мать! — в сердцах выпалил наемник.

Незнакомец продолжал стоять как ни в чем не бывало. Он даже ни шелохнулся, не то чтобы сдвинуться на шаг. Лицо его, скрытое под куском тряпки, некогда служившей капюшоном, было видно лишь отчасти: бледное, с коричневыми кругами под глазами, длинной седой бородкой, заплетенной в пару тонких косичек.

— Кто ты? — Маркус склонил голову набок, силясь получше рассмотреть преградившего дорогу.

— Послушайте доброго совета, — послышался сипящий, будто простуженный голос, — поворачивайте обратно.

Путники переглянулись. Брайт подозрительно смотрел на незнакомца, сжимая в одной руке намотанную цепь, в другой — одну из своих бутылочек. Берган, нехорошо прищурившись, поудобнее перехватил рукоять топора.

Частые гости начинали действовать на нервы.

— Тут есть кто-нибудь в своем уме? — громко сказал Брик. — Или нам просто везет на недоумков вроде тебя?

Губы незнакомца тронула легкая, не отразившаяся в глазах ухмылка.

— Это не ваша дорога, вам не надо по ней идти, — вновь послышался его голос.

— Почему? И будь любезен представиться, — не отступал Маркус, стараясь сохранить хладнокровие.

— Ты задаешь не те вопросы, воин. Тебе должно быть известно — здесь плохое место. Развернуться сейчас не значит проявить слабость — это значит проявить мудрость.

— Иди-ка своей дорогой, почтенный, — Маркусу наскучила пустая беседа, — а мы пойдем своей.

— Это дорога в один конец.

— Прояви мудрость и отойди, пока есть чем ходить, — неприязненно буркнул Берган.

— Вы не меняетесь, — протянул незнакомец и медленно, опустив голову, направился к лесу. — Никогда не изменитесь...

Маркус смотрел ему вслед, а затем перевел взгляд на спутников. Кивнул. В то же мгновение Брик выхватил с бедра небольшой, ровный, без изысков жезл. Коротких замах — и увесистый снаряд полетел уходящему в голову. Брайт с Берганом буквально скатились с седел и бегом бросились к тому месту, где должно было упасть тело. Должно было... В действительности жезл не встретил на пути ни малейшего сопротивления. Он гулко стукнулся о росшее у самой границы дороги дерево, упал в траву. И дело не в том, что Брик промахнулся. Ему не в кого было попадать. Только что все отчетливо видели и слышали незнакомца, но вдруг он исчез. Без следа. На том месте, где стоял неожиданный гость, даже трава осталась непримятой.

— Где он? — вертя головой, спросил Берган. Сейчас воин походил на рассерженного хищника, у которого из-под самого носа увели добычу.

— Призрак, кажется. Днем? — немного невпопад неуверенно ответила за всех Мили. — Но, — девушка помедлила. — Горгул меня отымей, я ничего не почувствовала.

— Брайт, а ты?

Алхимик покачал головой.

— Я бы предположила, что это фантом — образ в наших головах. Вроде галлюцинации, только массовой.

— Откуда он взялся? — спросил Маркус.

— Как откуда? — Мили искренне удивилась. — Кто-то на нас его наслал.

— То есть кто-то копался в наших мозгах? — Берган напрягся. — И этот кто-то сейчас рядом?

— Возможно и такое. Но не обязательно. Это может быть простое заклинание, наложенное давным-давно. И я склоняюсь как раз к этому варианту. Волшбу я бы почувствовала, — последнюю фразу чародейка произнесла не очень уверенно.

— Что ж, тогда тронулись, — тяжело вздохнув, предложил Маркус. Именно предложил. Он надеялся, Мили сможет добавить еще что-нибудь к уже сказанному. Пространные предположения мало объясняли происходящее. Но девушка молчала.

— Стоп, — Брик соскочил с лошади и подобрал свой жезл, одиноко лежащий в траве. — Я готов, — сказал он, вновь оказавшись в седле.

— Брайт, ночью ты видел этого же типа? — окликнул алхимика Маркус.

— Чувствовал, — поправил его ночной страж. — Не знаю, сейчас я ничего не почувствовал.

* * *

Остаток дня прошел спокойно, без происшествий. Для всех, кроме Брайта. Алхимик несколько раз ловил себя на мысли, что снова ощущает тяжесть холодного взгляда. Впрочем, ощущение длилось недолго и к вечеру развеялось окончательно.

На ночлег остановились у небольшой речушки. Она делала крутой изгиб и почти вплотную подступала к тракту. Проточная вода оказалась очень кстати. Она буквально возвращала к жизни, смывая напряжение и усталость. Даже простое умывание позволяло почувствовать облегчение. Прохладные, стекающие за шиворот струйки бодрили.

Мили стояла на берегу и смотрела на водную гладь, подернутую мелкой рябью. Это успокаивало. Помогало на несколько драгоценных мгновений забыть о том, что сейчас надо будет вновь ставить защитный круг, после которого она, скорее всего, свалится без сил. Нестерпимо захотелось искупаться, с головой погрузиться в сверкающую прозрачность. Избавиться от двухдневной пыли и тягостной усталости — больше моральной, нежели физической. Девушка уже начала дрожащими от нетерпения пальцами расстегивать пуговицы на куртке. Почти наяву ощущалась прохлада неспешной реки — манящей, влекущей. Но нет. Нельзя. И не из-за возможных мужских взглядов — чародейка плевать на них хотела. А потому, что слишком негостеприимно вел себя тракт, каждый раз подкидывающий все новые сюрпризы.

'Хватит быть дурой!' — оборвала она собственное сладостное предвкушение, тряхнула золотом волос. А потом, так и не застегнув пуговиц, решительно направилась обратно к лагерю, уже разбитому спутниками.

— Ты все же решила пойти со мной, дорогуша, — радостно осклабился Берган, не отводя взгляда от полуприкрытой груди Мили, — я знал, что ты одумаешься. Не будем терять времени. Иди ко мне.

Лицо девушки озарилось обворожительной улыбкой. Такой, что дарят будущим любовникам, желая разжечь в них желание и страсть.

— Не будем терять, — промурлыкала Мили и медленно, не сгибая колен, наклонилась перед бородачом.

Берган крякнул и попытался встать, но чародейка уж выпрямлялась. В руках она держала короткую в наростах веточку.

— Хочешь такой же?

Непонимающий взгляд превратившихся в узкие щелочки глаз бородача послужил ей ответом. Потом в них начало медленно и неохотно вплывать осознание слов Мили.

— Ты и не сможешь, ты же боевой маг.

— Проверишь? — ее улыбка стала еще шире.

— Надо дров принести, — резонно ответил бородач, почесывая лысину, — пока еще не стемнело.

Мили не возражала. Настроение у нее улучшилось, да и усталость ушла. Эта старая игра в соблазнение могучим воином невинной волшебницы была их небольшим развлечением во время совместных походов. На самом же деле Берган отлично знал, что ему ничего не светит от своенравной Мили. А она, в свою очередь, мужчин и вовсе избегала, предпочитая интимное общество себе подобных.

Все время, пока девушка ходила вокруг лагеря, ее сопровождал молчаливый Брайт. Алхимик внимательно смотрел по сторонам, а еще более внимательно вслушивался в свои ощущения. Последняя встреча с призраком обязывала стать осторожней и прикрывать друг друга от возможного внезапного нападения. Так и Берган за дровами отправился в компании с Бриком. Наемник развеселился от скорой капитуляции бородача перед хрупкой девчонкой.

Все эти маленькие подколки и незлые шутки преследовали лишь одну цель — избавиться от постоянно возникающих тягостных мыслей. Ложиться с такими спать — все равно что встать в сильную грозу под одинокое дерево. Годы странствий принесли с собою стойкую уверенность: дурные мысли и страх притягивают беду.

К тому времени, как щит был поставлен и Мили, поддерживаемая Брайтом, вернулась в лагерь, в нем уже весело горел костер, над которым готовилась незамысловатая походная похлебка. Она аппетитно пахла и побулькивала, источая ароматный пар, от которого урчали пустые желудки. Стоило девушке опуститься наземь, как ей тут же подали горячего варева, налитого в деревянную тарелку. Глаза закрывались, но поесть надо обязательно. Борясь со сном, она неторопливо принялась за трапезу.

— Вы мои хозяйки, — улыбнувшись, сказала девушка.

Мужчины переглянулись, посмеялись и тоже уселись, заработав ложками.

Мили с трудом покончила с налитой ей похлебкой. Порция явно была выше ее сил, но маги все доводят до конца. Откинувшись на снятое седло, девушка прикрыла глаза, ощущая внутри себя благодатное тепло. Двигаться нет ни сил, ни желания. Мили чувствовала себя тряпичной куклой, отложенной в сторону отошедшим мастером.

— Берган, ты сегодня заступаешь первым, потом буди меня, — негромко проговорил Маркус, стараясь не разбудить уже уснувшую девушку. — Накрыть бы надо, а то замерзнет ночью.

Бородач встал, натянул куртку и вернулся к костру.

— Спите давайте, — пробурчал он. — Кто не будет крепко спать, тому кросс бежать опять.

— Чего? — переспросил Брик. — Это твои тренировочные считалки что ли?

— Считалки, считалки, — Берган широко улыбнулся. — Попади ты ко мне новобранцем! Три шкуры б спустил, а научил уважению. Слушай, Брик, а действительно. Давай после всего этого ко мне. Хватит уже по притонам шляться, прохожих резать.

— Во-первых, я прохожих не режу, — будто обидевшись, насупился метатель. — А во-вторых, на свою долю сокровищ, я сам себе небольшую армию смогу купить и земли кусок. Так что давай лучше ты ко мне — полководцем поставлю границы блюсти.

— Ха, — Берган откровенно веселился. — А своя армия — это идея. Я обязательно подумаю над ней.

— Полководцы, — вмешался Маркус, — завтра чтобы никто не жаловался на недосып.

— Да, господин! — Брик отвесил шутовской поклон, но разговор прекратил.

Вскоре лагерь затих, слышалось лишь спокойное посапывание да негромкий треск костра. Берган же возвышался над лагерем, подобно дикому варвару, вооруженному своим излюбленным топором — могучим и смертоносным оружием, одним своим видом наводящим ужас в стане врага.

Но врага нет. Нет его в привычном виде. Призраки, магические столбы, торчащие посреди леса — всего этого не должно быть в мире, полагал Берган. Сталь о сталь — вот достойное занятие для воина. А исподволь плести коварные чары и расставлять магические ловушки — низко и подло, сравнимо разве что с тактикой трусливых падальщиков, убивающих чужими силами, а потом пирующих над обессиленной жертвой. Если бы Берган мог, он бы изгнал всю магию из мира. Вот тогда бы тот стал понятным и правильным. Хотя, надо себе признаться: девчонка не раз доказывала свою полезность в бою. Но, тем не менее, все зло и все беды от магии — тут Берган был непоколебим в своих убеждениях.

Внезапно со стороны реки донесся плеск. Берган свел брови к переносице, прислушался. Вскоре плеск повторился. Бородач не был рыболовом и не знал — плавает ли рыба по ночам, а разглядеть хоть что-либо нет никакой возможности. В эту ночь луна пряталась за плотной облачностью. Проглядывая лишь изредка, она практически не давала света. От опустившегося тумана почти кромешная тьма казалось липкой и тягучей.

— Плюх, плюх, — снова донеслось с реки.

'Ходит кто-то, что ли? — мелькнула короткая мысль, и тут же в горле пересохло. — Кто там может ходить? А если рыба плещется, то слишком велика для небольшой лесной речушки'.

Берган вцепился в рукоять топора, надеясь обрести уверенность и спокойствие. Получилось не очень хорошо. Плеск сделался громче. Теперь казалось, будто там уже не ходит, а ходят. Больше того — звук начинался определенно в воде, а потом выходил на берег, где обрывался. Несмотря на ночную прохладу, на лбу Бергана выступила испарина. Будь здесь против него сотня вооруженных воинов — он бы не струсил, даже зная, что не выстоит. Но вся эта потусторонняя магическая дрянь подтачивала изнутри — нашептывая что-то на ухо, уговаривая бросить оружие и опуститься на колени. Зачем противиться неизбежному? Зачем драться с теми, кого нельзя победить? Зачем бежать от прохладного ласкового забытья?

Однако шепот подействовал на бородача иным образом. Воин не бросил топор, не упал на колени в ожидании вечного покоя. Он задрожал мелкой дрожью. Тут же вспомнился утренний гость. Берган с отчаянной четкостью увидел блеск безумия в глазах поддавшегося страху человека. Вот что с ним случилось. Он испугался, повернулся спиной, побежал. А потом было уже не остановиться. Ужас стал его сутью, движущей силой. Нет! Не бывать такому! Бородач широко расставил ноги. Он будто врос в землю, превратился в несокрушимую скалу.

А потом он разглядел силуэты. Они были уже рядом со щитом, поставленным Мили, и потому начали еле заметно светиться, приблизившись слишком близко. Вмиг с Бергана слетели остатки уверенности. Воин уже почти не контролировал себя. Он был готов сорваться и бежать. Неважно куда, лишь бы не стоять и не видеть, как темнота разрождается белесыми телами. Но выйти за пределы щита — значило добровольно отдать себя в руки этим гадам.

Берган зарычал. Его рот исказился в зверском оскале.

— У-хо-ди-те, — донесся до него нечеловеческий булькающий голос, — у-хо-ди-те.

В этот момент бородачу не нужны были ни драгоценности, ни артефакты. Страх парализовал могучего воина, отняв возможность мыслить здраво. Рядом заржали лошади, обеспокоенно переступая с ноги на ногу, но Берган не обращал на них внимания. Остекленевшие глаза смотрели на вплотную приблизившиеся к щиту силуэты, теперь вполне различимые. От открывшегося зрелища кровь превратилась в лед.

'Почему щит молчит?' — рассеянно думал Берган, при этом напрочь забыв, что уже давно следовало разбудить товарищей.

Определенно, когда-то они были людьми. Но теперь представляли собой жалкое зрелище: обнаженные раздутые тела с вывернутыми изо ртов черными языками, с провалами пустых глазниц и неловкими движениями, будто ими управлял начинающий кукловод, неумело дергающий за ниточки своих первых кукол.

— У-хо-ди-те, — повторился булькающий приказ.

Берган не мог понять — говорит ли только одно существо, или же все хором. Рты у всех дергались и кривились, обнажая редкие гнилые пеньки зубов.

— Что здесь происходит?! — раздался выкрик Брика, которому одна из лошадей угодила комком выбитой земли прямо в лицо.

Берган молчал, чувствуя, что еще чуть-чуть — и свершится страшное.

А в следующее мгновение существа коснулись щита. Раздался оглушительный треск — и первый утопленник, как назвал их для себя бородач, беззвучным мешком отлетел далеко назад. Звука его падения слышно не было.

Теперь уже проснулись все. И не просто проснулись, а вскочили, ошалело оглядываясь, хватаясь за оружие, с которым не пожелали расставаться. Как оказалось, не напрасно. Вот только применять его еще рано. Щит успешно отражал атаку незваных гостей, один за другим отлетающих в ночную мглу.

Путники напряженно смотрели на неспешно приближающихся утопленников. Сколько их? Нескольких щит уже отбросил, но белесые тела все не кончались, продолжая выныривать из чернильного мрака.

— Похоже, возвращаются те, которых отбросило, — проговорила Мили, все еще неуверенно стоя на ногах — несколько часов сна не принесли ей достаточного отдыха.

— Кто это и как их остановить? — деловито осведомился Маркус.

— Солнечный свет, — саркастически улыбнулась девушка. — Возможно, нам бы помог солнечный свет.

Между тем, пробуждение товарищей вывело Бергана из оцепенения. Бородач заозирался. Смахивая крупные капли пота со лба, он тяжело дышал и что-то бубнил себе под нос.

Маркус настороженно взглянул на воина, но промолчал. Еще не хватало приводить в чувство здорового детину.

— Такое ощущение, что их сначала повесили, а потом уж утопили, — задумчиво проговорила Мили, всматриваясь в непрошеных гостей. Те же с тупым упорством продолжали штурмовать охранный круг.

— А нам от этого намного легче? — хмыкнув, поинтересовался Брик.

— Нет, просто пытаюсь понять... — девушка не закончила начатую фразу — в воздухе раздался высокий писк, оборвавшийся громким хлопком.

Что это значило — путешественники знали отлично. Волшебный щит, доселе оборонявший лагерь, исчерпал свои силы и исчез, напоследок вспыхнув белым пламенем. Двое утопленников тут же обратились в дымящиеся головешки, еще несколько, находившихся немного дальше от круга, лишились рук или ног, получили сильнейшие ожоги.

— Аха! — возопил Берган не своим голосом. — Сдохните, твари!

Потеря собратьев ничуть не расстроила и почти не замедлила нападающих, а собственные увечья принесли разве что небольшие неудобства в плане передвижения. Не встречая более препятствий, существа вступили в лагерь, начали медленно приближаться к застывшим людям.

— У-хо-ди-те, — повторил многоголосый хор. Теперь было отчетливо ясно, что слова доносились из каждого искаженного рта.

Они надвигались неумолимо. Ни организации, ни построения. Каждый сам за себя. Но все вместе несли жгучую ауру невыносимой бесконечной боли.

— Уже уходим, можно собрать вещи? — чуть хрипловато осведомился Брик, сжимая в руках метательные ножи, не особо надеясь на их эффективность.

Лошади волновались все больше. Они отчаянно пытались оборвать поводья, крепко намотанные на глубоко вбитые в землю колья. Паника животных понемногу начала передаваться людям. Берган, который и так находился на грани срыва, окончательно потерял рассудок. Он огласил окрестности громким горловым рыком и, раскручивая над головой топор, бросился навстречу утопленникам. Спустя мгновение лезвие отсекло голову ближайшему из них, а потом запело, пронзая ночной воздух, с легкостью вспарывая нерасторопные тела. Бородач самозабвенно отдавался схватке. Теперь он ощущал себя в привычной среде, зная, что может разить и убивать. Вот только в темноте и боевом угаре он не видел, что на самом деле никого окончательно не убил. Отсеченные конечности падали наземь и продолжали извиваться, ползти к живым. Обезглавленные тела оставались на ногах и все так же неторопливо шагали вперед, шаря перед собой руками.

— Берсерк, тупоголовый! — зло выплюнула Мили. — Берган, назад, сталью их не взять! — девушка кричала что было мочи. В ночи слышалось лишь тяжелой дыхание бородача да свист рассекаемого его топором воздуха. Утопленники двигались бесшумно и более не пытались ничего говорить.

— Его надо вытащить, — отрывисто произнесла девушка. Руки ее дрожали. Лицо сделалось белым.

— Он сейчас в том состоянии, когда для него нет своих — только враги, — послышался голос Брайта, — Мили, ты можешь его выдернуть? А с гостями мы справимся.

— Тупая рыжая скотина! — в сердцах проговорила чародейка, уже выуживая из-под куртки амулет. Тот удобно лег в правую ладонь, и сразу же девушка почувствовала, как сила наполняет ее, разливаясь по телу теплыми волнами. Ушли усталость и раздражение, ушли страх и сомнения, осталась уверенность в себе и ощущение собственной неуязвимости. Мили сжала амулет и зажмурилась. Тотчас же вокруг Бергана появилось еле заметное мерцание, и в следующее мгновение бородача будто невидимой рукой выдернуло из схватки. Он пролетел несколько футов и упал в ноги девушке, спеленатый по рукам и ногам, не в силах пошевельнуться. Топор остался на месте схватки. Берган рычал, с его губ слетали капли кровавой пены, он силился порвать наложенные девушкой путы, но тщетно. И оттого еще больше выходил из себя, на глазах превращался в безумное подобие человека.

Стоило Бергану оказаться на земле, как утопленники, до того сгрудившиеся вокруг него, разом повернулись к замершим путникам.

— У-хо-ди-те.

— Уже! — выкрикнул Брик и, размахнувшись бутылочкой, врученной ему Брайтом, метнул ее в толпу наступающих. Алхимик и Маркус поступили так же. Перед путниками в мгновение ока родилась огненная стена, ревущая и опаляющая. Существа растворились в стонущем пламени, не в силах преодолеть разверзшуюся стихию. Пламя ревело, с удовольствием пожирая предложенное кушанье. В небо поднимался столб густого дурно пахнущего дыма. Во все стороны разлетались мириады искр, и путникам пришлось спешно оттаскивать в сторону разложенное на земле снаряжение.

— Ничего себе! — щурясь от нестерпимого жара, проговорил Брик. Наемник не без успеха пытался успокоить лошадей. — Светло, как днем.

Брайт с Маркусом осторожно обходили пламя, выискивая уцелевших существ. Нашелся всего один хромой утопленник, неловко передвигающийся то на одной ноге, то падающий и ковыляющий на трех конечностях. Аккуратно толкая мечом, его загнали в огонь, туда же последовали отрубленные части тел, расползающиеся во все стороны, подобно толстым белым червям.

Воздух наполнился тяжелым запахом горелой плоти.

Мили разжала руку, та отозвалась острой ноющей болью. Амулет давал магические силы, забирая у своего владельца силы жизненные. Именно поэтому частое его применение могло привести к смерти мага. Девушка закатила глаза и потеряла сознание, плавно осев наземь. Ладонь, которая еще недавно сжимала амулет, безвольно опустилась на примятую траву. На темную зелень упали капли крови.

Разумеется, остаток ночи никто, кроме обессиленной Мили, уложенной под теплый плащ, не спал. Огонь угас довольно скоро, оставив после себя лишь тлеющую черноту выжженной земли да плохо различимые в ночи останки утопленников.

Заклинание, наложенное на Бергана, действовало куда как дольше. Девушка в гневе не пожалела сил и на совесть спеленала буйного здоровяка. Тот успел прийти в себя, успокоиться, снова разъяриться из-за того, что его не могли, а как ему показалось — не желали освободить. Однако никто не обращал внимания на богохульства и ругательства, так и сыпавшиеся с губ бородача. А потому, покричав некоторое время, он умолк.

— Вы знаете, — Брик пристально всматривался в сторону реки. — В какой-то момент мне показалось, что это конец. Честно. Я неплохо умею убивать живых, но с такими...

— Нет ничего удивительного, что это способно свети с ума, — поддержал разговор Маркус. — Удивляет другое — как здесь прошли наши конкуренты? Брик, у них есть маг?

Метатель пожал плечами:

— Мне казалось — нет. По крайней мере, в городе об этом не говорили.

— А ты уверен, что они прошли? — отстраненно произнес Брайт.

— За все время мы не видели никаких следов боя.

— В том-то и дело — мы не видели вообще никаких следов, — алхимик повернулся к Маркусу. — Дождь дождем, но что-то должно остаться. Не нравится мне это. Очень не нравится.

* * *

Маркус смотрел на выжженную землю. Теперь, когда ночная темень отступала под натиском разгорающейся зари, место побоища показалось во всей своей отталкивающей красе. Напавшие существа превратились в единую массу переплетенных обугленных остовов, вокруг которой распространялась тошнотворная вонь. Следы действительно вели к реке. Таились ли утопленники в ней все время или приплыли лишь ночью — неясно. Однако глубиной речка не могла похвастаться, да и дно хорошо просвечивалось — чистое, без намеков на какую-либо мерзость.

В сущности, ночь прошла без потерь. Страх, охвативший всех в самом начале, развеялся сразу, как пришла уверенность в собственных силах. Маркус и не ждал легкого пути, памятуя о рассказах про не вернувшиеся экспедиции, в том числе магические. Мили отработала на отлично, а зажигательные запасы Брайта расставили все акценты. Команда — она и есть команда. Разве что Берган повел себя непредсказуемо. Мог бы погубить не только себя, но и остальных.

— Похоже, наш здоровяк недалеко ушел от того типа, которого сам и обезглавил вчера, — предположил Брик, рассматривая задремавшего бородача.

— А мы — недалеко от тех, кто вогнал в него болт, — сказал алхимик.

Дальнейшая беседа прекратилась сама собой.

Под утро, когда почти рассвело, Маркус дал Брику и Брайту время немного поспать. Опасность, конечно, не миновала окончательно, но за счет хорошей видимости значительно снизилась. Надобность в общем бдении отпала. Гнетущий запах не способствовал доброму сну, однако вымотавшимся за ночь воинам он не показался большой помехой.

Между тем, Маркус прикидывал примерное расстояние до Радужных Мостов. По всему выходило, что путники проехали уже порядка половины пути. Это не могло не радовать. По всей видимости, опасаться следовало ночных остановок, да и от воды держаться подальше. Разумеется, не следовало сбрасывать со счетов и конкурентов. Чтобы ни говорил Брайт, а Маркус был уверен, что с этими ребятами им еще предстоит встретиться. И вряд ли встреча окажется теплой.

Солнце показалось над верхушками деревьев.

— Знатно мы задержались, — протянул Маркус. Воин потер ладонями лицо и принялся будить членов своего небольшого отряда.

Чародейка выглядела очень плохо — осунувшаяся, засыпающая на ходу. Правой рукой она старалась не двигать, зато левая, обожженная, повиновалась вполне сносно.

— Ты как? — спросил ее Брик.

Девушка невесело улыбнулась, сказала:

— Ночное происшествие не прошло для тебя бесследно?

— Почему? Я полон сил и желания дойти до цели, — оторопев, ответил наемник.

— Если ты интересуешься чьим-то здоровьем, кроме своего, — Мили говорила спокойно, но уверенно, — значит, что-то задело нашего непробиваемого Брика.

— Иногда мне хочется тебя придушить. Какая же ты зараза!

— Все хорошо. Скоро буду как живая, тогда души, — девушка вымученно улыбнулась. А потом, провожаемая непонимающим взглядом, склонилась над своими седельными сумками и в который раз за последние дни принялась в них рыться.

— Не то, не то, и это не то, — бубнила она, перебирая пузырьки и мешочки — Вот, самое оно! — девушка довольно цокнула языком и выудила нечто, наподобие кисета.

Взвесив находку в руке, она высыпала на ладонь два небольших ядовито-зеленых мягких шарика. Подождала несколько мгновений, собралась с силами и потом, выдохнув, проглотила их. Горло тут же свело судорогой, а желудок отозвался рвотными позывами. Мили старалась дышать глубоко и часто. Организм далеко не каждого человека сможет принять слизь черного дракона. К этому себя надо приучать долгие годы, начиная с крайне малых порций. Да и они не могут гарантировать выживание. Иногда яд постепенно проникал в организм, отравлял, чтобы в один прекрасный день достичь критической концентрации. Тогда — смерть. Зато тот, кто прошел этот путь и выжил, получал способность быстро восстанавливать силы, проглотив всего лишь пару шариков.

Уже спустя несколько минут Мили почувствовала себя заметно лучше. На лице появился здоровый румянец, девушка вновь улыбалась.

Почти столь же не выспавшимся, как Мили недавно, выглядел Берган. Он всю ночь пролежал в одном положении, и только ближе к утру заклятие, удерживающее его, развеялось настолько, что он смог впервые пошевелиться. Но физические неудобства не шли ни в какое сравнение с моральными. Не сказать, что он никого раньше не боялся. Страх — неотступный спутник любого воина. Хороший воин умеет его побороть и обратить в свою пользу. Но то, что случилось ночью... полное отупение и неспособность контролировать собственные действия. Безумие, иначе не назвать.

Однако его не подначивали, не смеялись за спиной. Даже Мили, проходя мимо, похлопала по плечу, стараясь подбодрить. Берган лишь кивнул в ответ.

За завтраком старались не говорить о прошедшей ночи. Напротив, вспоминали веселые истории и шутки, тем самым поднимая собственный боевой дух. Надолго не засиживались — солнце катилось к полудню. Закончив с едой и сборами, более не взглянув на кострище, тронулись в путь. Покидать место ночевки оказалось даже приятно, тем более осознавая, что им вполне по силам противостоять тому неведомому, что препятствовало продвижению к вожделенной цели.

Вскочив в седло, Берган заметил, что его правая штанина разорвана по бедру и на коже красуется небольшая покрасневшая царапина. Дав себе зарок не забыть зашить дыру на первом привале, он тут же забыл о ней. Как оказалось позже — напрасно.

Уже спустя пару часов поцарапанная нога начала неметь. Берган списал неприятные ощущения на неудобную позу и попытался устроиться в седле как-то иначе — безрезультатно. Чем дальше, тем сильнее чувствовалось онемение. Оно расползалось, охватывало все большую область. В конце концов, бородач уже не мог сдерживать стона, его лицо побелело, глаза сделались мутными. Он и в седле-то держался из последних сил, раскачиваясь из стороны в сторону, закостенелыми пальцами вцепившись в поводья.

— Стоп! — выкрикнул Брик. Последнее время он то и дело оглядывался на начавшего отставать Бергана. — Кажется, у нас проблемы.

Бородачу помогли спуститься, уложили на траву. Еще утром здорового, воина теперь била крупная дрожь, сопровождаемая сильнейшим жаром.

— Я в порядке, — упрямо твердил Берган, порываясь встать.

— Лежи уж, — урезонивала его Мили, осматривая ногу, на которую сразу обратила внимание. Из-под порванной штанины виднелась давешняя рана, только лишь с той разницей, что теперь она выглядела несколько иначе: распухшие края царапины сочились зеленоватой сукровицей, источающей гнилостных запах. В стороны разбегались чернеющие змейки омертвевшей плоти, к которым девушка не рискнула прикоснуться.

— Что это за зараза? — отступил на шаг Брик.

— Тебя ночью поцарапали? — Мили встряхнула Бергана за грудки.

Бородач молчал, тупо уставившись в небо.

— Тебя кто-нибудь коснулся из тех тварей?! — прокричала девушка, уже зная ответ.

— Я... я не знаю, не помню, — прошептал Берган.

Мили отпустила его и встала. Она сжимала и разжимала кулаки, часто дышала, будто ей не хватало воздуха.

— Ну что? — спросил Маркус.

— Яд, — с вызовом огласила чародейка. — Нечто вроде трупного, но усиленного магией. Ему осталось, — она запнулась, — он не доживет до вечера. В самом начале можно было попытаться помочь, но теперь... теперь слишком поздно.

— Мы не можем его здесь оставить, — послышался голос Брайта. Алхимик осматривался по сторонам, словно что-то искал. — Сколько у него времени? Если я найду необходимые ингредиенты...

— Мили, мы можем сделать хоть что-нибудь? — перебил Брайта Маркус.

Девушка помотала головой.

— Час, может два. Я даже не могу замедлить процесс омертвения. Его тело теперь — лаборатория по производству сильнейшего яда. А материалом служат мягкие ткани. Процесс запущен и теперь набирает темпы. Строго говоря, нам опасно находиться рядом с ним.

Желая получше рассмотреть рану, алхимик опустился на корточки, протянул руку к ноге Бергана.

— Я бы этого не делала! — резко предостерегла его чародейка. — Или ты плохо слышишь? Яду не обязательно сразу попадать в кровь, хватит капли на коже.

— Ты так уверена? — спросил Брайт.

— Ну, проверь, если хочешь, — Мили встала, отошла к своей лошади. — Только избавь меня от соплей и последующих стенаний, когда почувствуешь, как горишь изнутри. Блистательная Лея, что с вами всеми случилось?! — казалось, девушка находится на грани истерики. — Или теперь думать — это плохой тон? Если так, то вперед, продолжайте в том же духе! Немного тупого геройства — и скоро нас станет еще меньше.

Брайт отдернул руку. Повисло молчание.

— Может, привяжем его к седлу да так потихоньку и поедем? — предложил Брик.

— Похоже, иного нам не остается, — задумчиво протянул Маркус. — Не оставлять же его здесь.

Так и поступили. Почти бессознательное тело Бергана осторожно, стараясь держаться подальше от распухшей ноги, водрузили в седло и надежно привязали. Бородач сидел сгорбившись, свесив голову на грудь. Глаз он уже не открывал, стоны иссякли. Гнетущее зрелище. Обреченный умереть в ближайшее время движется туда, куда ему не суждено добраться.

Разумеется, скорость передвижения отряда заметно упала. Теперь ехали не спеша, иногда поглядывая на Бергана. Лицо у того из бледного стало пепельно-серым.

— Стоп, — снова послышался голос Мили, — похоже, все...

На нее смотрели с сомнением.

— Уж жизненную искру я могу почувствовать, — раздраженно пояснила девушка. — В нем, — она указала на Бергана, — ее больше нет.

Спешились, уже не дышащего бородача отвязали, снова положили на траву. Никто не пожелал еще раз смотреть на то, во что превратилась изначально совершенно безобидная царапина.

— Как же глупо, — проговорила Мили со вздохом. В ее словах сквозило презрение. — Противно, мы как шакалы в ожидании, когда подохнет раненая жертва. Вот дождались. Можно пировать.

— Не могла бы ты заткнуться? — не выдержав, выпалил Брик. — Тебе не кажется, в том, что произошло, виноваты мы все? Каждый мог сорваться. Берган своим поступком вывел нас из оцепенения. Да, это было глупо. Но теперь брызгать ядом и воротить носик от дурного привкуса случившегося... Хочешь остаться чистой и незапятнанной? Не выйдет. Мы все в одной упряжке. Поэтому подожми хвост и хватит тявкать.

Маркус мысленно поаплодировал наемнику. Поведение чародейки действовало на нервы. Следовало поставить ее на место. Вот только не слишком ли резко это сделано? Допустить раскол, а пуще того — драку в группе, означало конец всего предприятия. И это в лучшем случае. В худшем — жертвы. И судя по горящим глазам Мили — немалые.

Рука девушки поползла к амулету. Но Брик продолжал стоять — спокойный, расслабленный. Разумеется, думать о профессиональном наемном убийце как о рядовом ополченце глупо. Метатель без труда мог утыкать чародейку ножами или оглушить жезлом. Но в этот раз Маркусу почему-то показалось, что Брик и пальцем не пошевелит. Так и будет глазеть на девчонку. Брайт подобрался, готовясь кинуться на первого, кто осмелится сделать резкое движение.

Все шло не так. Все с самого начала шло не так. Некогда неплохо ладившая команда разваливалась на глазах.

Что по сравнению с этим нападение утопленников? Легкий ночной кошмар. То, что не смогли сделать восставшие из могилы чудовища, теперь старательно приближали сами искатели сокровищ.

Чародейка кончиками подрагивающих пальцев коснулась амулета.

— Мили, — позвал Маркус. Он не счел нужным распинаться и в чем-то убеждать девушку. В таком состоянии лишние слова скорее подействовали бы раздражителем.

Девушка медленно перевела взгляд с Брика на Брайта, потом на Маркуса. Ее ноздри трепетали, глаза сузились.

— Мы все умрем на этой дороге, — внезапно произнесла она. — Вы этого еще не поняли? Повернуть назад — превратиться в бездумных, пускающих слюни ублюдков. Идти вперед... пример последствий лежит перед нами.

— Что же выберешь ты? — спросил Маркус. Воин был весьма удивлен спокойным тоном чародейки.

— Я? — Мили улыбнулась. — Мне не пойдет блаженная улыбка.

— Вариантов у нас немного, — сказал Брайт. — Нам надо дойти до этих Мостов.

— И все же мы шакалы, — Мили опустила руку. — Давайте похороним Бергана. Не следует оставлять его на поживу зверью и, тем более, неупокоенным.

Ей никто не ответил. Послышались лишь негромкие выдохи облегчения. На самом деле каждый про себя понимал, что чародейка высказалась совершенно верно. Они ждали, пока Берган умрет. Даже, наверное, подсознательно торопили этот момент. Похоронная кавалькада иссушала бодрость духа так же, как палящее солнце забирает последние капли воды из придорожной лужи. Мерзостное чувство к самим себе казалось схожим с купанием в отхожей яме. И лишь реальные действия могли сейчас хоть сколько-нибудь унять рвотные позывы совести.

Наскоро обследовав окрестности, путники не нашли ни одного камня, который мог бы послужить строительным материалом для кургана. Тогда было решено сложить погребальный костер. Прямо на дорогу снесли найденный неподалеку сухой валежник. Аккуратно порубили, соорудили своеобразное ложе, на которое и уложили Бергана вместе со всем его вооружением. Не дело воину отправляться в последний поход, не имея в руке доброго проверенного клинка.

— Ты был хорошим бойцом, — проговорил Маркус. — Пусть же боги по достоинству оценят твою доблесть. Прощай.

В следующее мгновение в костер полетела бутылочка, а затем на высоту примерно в два человеческих роста взметнулось пламя, принявшееся жадно пожирать предложенное ему угощение. Путники не стали дожидаться, пока огонь стихнет. Вскочили в седла и продолжили путь, оставляя за спиной столб серого дыма, поднимающегося к небесам. Столб, превратившийся в струящуюся тропу, по которой душа Бергана должна добраться до божественных чертогов светлой богини Леи.

* * *

Подавленное настроение никуда не делось. Оно лишь стало менее концентрированным. Словно черный крепкий чай сильно разбавили водой.

Мили погрузилась в мысли. Она вспоминала товарок по цеху, которые никак не могли взять в толк: что толкает красивую одаренную девушку якшаться со всяким отребьем. Под отребьем они понимали не имеющих ни кола, ни двора искателей приключений. Другими словами — голодранцев, которым ничего не оставалось делать, как мотаться по миру в поисках призрачных сокровищ или бросовой работы. Лентяи или неудачники — кем еще могли быть эти не знающие покоя странники? Хотя могли — разбойниками. Сегодня охраняет один обоз, а на завтра грабит другой — вполне в духе подобной беспринципной шушеры. Чародейки диву давались, когда Мили в очередной раз срывалась с места и вновь отправлялась незнамо куда со своими неизменными спутниками. Некоторые поначалу делали понимающие лица и многозначительно вздыхали, намекая на то, что в курсе, чем занимается их скрытная подруга в компании четверых здоровых мужиков. Она, которая могла заиметь почти любого из высшего сословья. К ногам которой с равным успехом припадали и успешные торговцы, и высокочтимые рыцари. И потом, когда выяснились истинные предпочтения Мили, ее не понимали еще больше. Но не из-за вкусов в выборе партнеров по интимным играм. В конце концов, настоящий маг вправе попробовать все. Но добровольно отдаваться тяготам длинных переходов и бессмысленных странствий. Зачем? Добровольно покинуть уютные стены Альмиры — города магов, города силы и достатка. Это выходило за пределы разумения утонченных подруг.

Мили улыбалась. Она же никогда и не пыталась объяснять своих поступков кому бы то ни было. Куда как забавнее наблюдать за потугами великоумных соратниц разобраться в глупостях заблудшей овцы.

Из воспоминаний девушку вырвал окрик Брайта. Впереди, всего в нескольких футах, настоящим памятником жестокости и безудержной злобы застыло место недавнего побоища. Чародейка не числила себя в рядах неженок, однако от развернувшейся картины желудок подскочил к горлу. Пришлось отвернуться и несколько раз тяжело вздохнуть, чтобы прийти в себя. Переступающая с ноги на ногу лошадь фыркала и встревоженно озиралась.

Трава на небольшой части тракта перестала быть зеленой. Она окрасилась в темно-красный, почти черный. Земля выглядела так, словно по ней прошелся плуг неумелого пахаря — крупные вывороченные комья, длинные неровные борозды. И всюду клочья окровавленной плоти, кости с остатками мяса, части припасов и скарба.

— Мы их все же догнали, — голос Маркуса был тверд, но задумчив. Взгляд то и дело падал на окружающий дорогу лес — нет ли засады, не появится ли какое чудовище.

— Кто их так? — Брик столь уверенным не выглядел. — Я когда-то был на бойне. Вот здесь примерно то же самое.

— Тут словно стая волков орудовала, — предположил Маркус. — Только... здоровые какие, заразы.

Действительно, оставленные в земле следы значительно превосходили размерами обычные волчьи, включая самые крупные из виденных путниками ранее. Однако тел самих напавших не видно. Брайт, пристально осмотрев останки, нашел среди них фрагменты лишь человеческих тел.

— Не верю, что они не смогли постоять за себя, — повторял Брик. — Позволить так за дешево разорвать себя на куски... Безумие какое-то. Я уже почти сочувствую нашему безголовому гостю.

— Мили, ты что думаешь? — обратился к девушке Маркус.

Чародейка зябко повела плечами. Думать не хотелось совсем. Хотелось бежать без оглядки. Что-то необъяснимое рождалось в сознании. Какое-то дикое предположение, пока еще ускользающее от понимания. Сердце пустилось в дикий пляс.

— Я не знаю, — наконец призналась девушка. — Но не думаю, что это были утопленники. Они бы вряд ли стали поедать свои жертвы — убить, разодрать и все. А здесь... Это же следы зубов, я правильно понимаю?

— Правильно, — подтвердил Маркус. — По крайней мере, очень похоже.

На одной из костей явственно виднелись глубокие борозды, словно ее глодали. Острые края, разбросанные рядом осколки говорили о том, что челюсти неведомых хищников обладают поистине огромной силой. Мили почти наяву услышала искаженные болью крики несчастных, утробный рык чудовищ и хруст крошащихся костей.

Пока чародейка пыталась прийти в себя, а Брик до рези в глазах всматривался в дорогу и лес, Брайт с Маркусом продолжали осмотр места трагедии. Однако никаких ощутимых результатов это не принесло. Все те же куски плоти, запекшаяся в лужах кровь, четыре изуродованных человеческих черепа. На них наткнулись почти сразу. И уже один их вид, выдернутый из остальной картины, внушал трепет, переходящий в животный неконтролируемый страх. Три черепа лежали рядом, став основанием, а четвертый венчал чудовищную пирамиду. Оказалось, жестокие челюсти миновали лишь один — самый верхний. Обескровленное лицо, искаженное маской непередаваемого ужаса, подобно злому року смотрело на путников, предрекая им самые страшные муки.

— Звери на такое не способны, — дрогнувшим голосом сказал Маркус.

— Давайте поедем отсюда, — в глазах Мили читалась отчаянная мольба. — Я обязательно приду в себя, я справлюсь. Не могу все это видеть. Мне кажется, что он следит за мной, — девушка указала на верхний череп. — Это сводит меня с ума.

Воины переглянулись. Оставаться здесь дольше нет никакого смысла. Судьба конкурирующей группы вызывала множество вопросов. Но их разрешение вполне могло продолжиться уже в пути. Стараясь не выпачкаться к крови, Маркус и Брайт вернулись к лошадям. Те заметно нервничали. Напряжение нарастало.

* * *

Брайт не находил себе места. Внешне он оставался абсолютно спокойным, в то время как внутренне был взвинчен до предела. Всегда уравновешенный и уверенный в себе, воин, теперь до хруста в костяшках сжимал испытанную цепь. Он чувствовал взгляд. Тот же, что и позапрошлой ночью. Тяжелый, пробирающий до глубины души, с самого ее дна поднимающий безысходную обреченность. Брайт ощущал себя загнанным зверем, зажатым в норе, откуда нет выхода. И эту нору медленно, но неотвратимо затягивал мертвенный холод.

'Как этого не чувствуют остальные? — задавал он себе мысленный вопрос. — А если чувствуют, то как держатся?'

Он уже не знал, куда себя деть. Сначала аккуратно, не подавая вида, высматривал соглядатая. Потом в открытую. А затем вообще начал вертеть головой из стороны в сторону, наплевав на скрытность. Никого. Однако алхимик был уверен, что это не игры воображения.

— Что такое? — недоуменно спросил Маркус.

Казалось, он и вправду не понимает в чем дело. Покинув место жестокой расправы, путники вновь обрели уверенность в своих силах. Даже Мили выглядела вполне бодрой.

— Взгляд, тот самый, — нехотя процедил Брайт, — никто ничего не чувствует?

Ответом стали неуверенные пожимания плечами.

— Слежка, может быть, не совсем обычная. Нас ведут, — продолжал он. — Я вновь почувствовал это почти сразу, как мы оставили то местечко с четверкой черепов. Сдается мне, нас больше не прогоняют — предупреждения кончились.

Маркус хлопнул себе по лбу, отгоняя назойливого комара.

— И что же, теперь будем бояться? Мы неплохо справились с этими уродами ночью, справимся с ними снова.

— А где уверенность, что не придут другие? — вертя в руках нож, размышлял Брик. — Ты же сам видел следы. Они не принадлежат людям. Но собрать пирамиду из голов, насколько я знаю, животным не под силу. Имею в виду обычных лесных тварей.

— Без толку говорим, — не желая продолжать спор, сказал Маркус. — Придут, тогда и будем думать, как быть. Или кто-то хочет повернуть обратно? — он обвел взглядом спутников.

— Мы не пройдем обратно, — сказал Брайт. — Мы все это знаем. Глупо оглядываться. Если дорога и есть, то только вперед.

Путники поежились, обеспокоенно оглядываясь. Лес, плотно обступающий дорогу, показался им еще более негостеприимным, чем речной берег прошлой ночью, когда на него выползали утопленники. Но тогда врага было видно. Теперь же, после лицезрения последствий кровавой бойни, чувство неопределенности рождало всевозможные химеры. Оно крепко переплелось с ожиданием надвигающейся беды и потому исподволь подтачивало уверенность в собственных силах.

Между тем, тракт начал заметно забирать вверх. Все чаще стали попадаться поросшие мхом валуны, разбросанные в беспорядке тут и там. Лошади попытались сбавить темп, однако путники им этого не позволили.

— Какое хорошее место для засады... — вполголоса произнес Брик, с подозрением рассматривая очередной большой камень.

— Чтоб тебе пусто было! — недобро зыркнула на него Мили. — Накликай еще.

— День же, солнце, — огрызнулся метатель, — совсем со страха с ума посходили?

Будто в ответ на его слова где-то за спиной послышался долгий протяжный стон — заунывный и тягучий, будто грешная душа кричит из самих огненных бездн Зирта.

— День, говоришь? — нервно сглотнула Мили.

— Может, волк? — прислушиваясь, предположил Брик.

— Аха, волк — тот самый, что порезвился несколько миль назад?

Брик решил за лучшее промолчать. Встречаться с той зверюгой он не хотел.

Некоторое время ехали в полном молчании. Странное дело, но только теперь, закончив споры, путники обратили внимание: лес вокруг них будто бы вымер. Тишина, нарушаемая лишь стуком копыт, вползла под сень зеленых гигантов и поселилась там, с ухмылкой глядя на обескураженных искателей сокровищ.

Брайт с надеждой взглянул в небо. Он знал, что природа иногда замирает перед бурей: гаснут звуки, животные хоронятся в норы. Однако сейчас ничего похожего не предвиделось. Небеса стояли высокие и чистые, почти без единого облака.

Внезапно стон повторился. Но в этот раз он звучал гораздо ближе и отчетливее. В нем чувствовалась непреодолимая многовековая скорбь по всему, что еще не распалось прахом, а смеет цепляться за хлипкие остовы бытия.

Мили переменилась в лице. До того вполне спокойная, она вмиг побледнела и осунулась, будто десяток лет разом свалился ей на плечи.

— Лея, позволь мне ошибиться, — прошептала девушка, с трудом сдерживая дрожь в голосе. — Нам надо убираться отсюда как можно скорее!

— Куда? — Маркус смотрел на нее с непониманием.

— Вперед, вперед! — Мили уже кричала, голос ее чуть не срывался на визг. — И так быстро, как только можем!

Понукаемые выкриками наездников, лошади сорвались в галоп. Деревья замелькали по сторонам, сливаясь в сплошную черно-зеленую стену. Бешеная скачка по извилистой дороге сулила множество неприятностей. Низко свесившаяся ветка, незамеченный камень или канава — все это и многое другое запросто могло сыграть роковую роль в инициированном Мили отчаянном бегстве. Девушка боялась признаться себе, что снова начинает терять контроль. Ее все больше и больше охватывала паника. Чародейка кляла себя на чем свет стоит, что сразу не свела воедино ощущение слежки Брайта и услышанный недавно стон — тот, еще далекий. Стоило им побежать сразу — шанс на спасение, пусть призрачный, но был. А теперь надежда испарилась вовсе. Случилось это в тот самый миг, когда девушка поняла, кто издает замогильный стон. Но и теперь, со все нарастающим в глазах ужасом оборачиваясь назад, она не решилась поделиться своим знанием с остальными.

На одном из совершенно, казалось бы, прямых участков тракта лошади внезапно заволновались и почти остановились, наотрез отказавшись двигаться дальше. Они мотали головами, обеспокоенно ржали и выбивали каменную крошку из разбросанного вокруг щебня.

— Да что с ними случилось?! — стараясь не вывалиться из седла, выкрикнул Брик.

Даже во время драки с утопленниками животные вели себя спокойнее. Теперь же они походили на загнанных в угол мышей. Но при всем при этом никаких углов или тупиков нет — свободная дорога, как и прежде окаймленная плотным строем величественных деревьев. Впереди виднелась вырастающая прямо из леса небольшая растрескавшаяся скала. Она, по всей видимости, и стала прародительницей всех встреченных ниже валунов.

Между тем, лошади окончательно сошли с ума. Мили, не в силах больше удерживаться в седле, выпустила поводья и кубарем скатилась наземь, больно ударившись плечом. Вскоре ее примеру последовали Брик и Брайт. Маркус держался дольше всех, но и он сдался. Животные, с которых уже слетала пена, метались из стороны в сторону, оглашая лес громким ржанием. Потом, наконец, выбрав направление, рванули в сторону древней скалы, за которой и скрылись, поднимая клубы пыли.

— И стоило с ума сходить! — выкрикнул им вслед Брик. — Все равно туда ехали!

— Нам нельзя останавливаться, — почти простонала Мили. Девушка держалась за плечо, при этом то и дело морщилась от боли.

— Что стоим?! — тут же скомандовал Маркус. — Значит, теперь пешком! Благо, налегке!

Из-за скалы вновь послышалось конское ржание. На этот раз отчаянное, наполненное смертным ужасом. Больше того, теперь к нему примешивалось странное рычание — громкое и пронзительное.

— Что там происходит? — вслушиваясь в сумбурные звуки, спросил Брик, ни к кому конкретно не обращаясь. Его руки непроизвольно потянулись за ножами.

Путники остановились и замерли. Шум длился совсем недолго и вскоре стих окончательно.

— Сдается мне, нет там больше наших лошадок, — задумчиво изрек Маркус. — Мили, ты как считаешь? Кто это там так нехорошо рычал?

Девушка отступила на шаг. Ее губы превратились в две тонкие линии.

— Смотрите, — раздался голос Брайта. Алхимик указывал в сторону скалы, рядом с которой маячила пара каких-то существ.

— Волки, что ли? — предположил Брик и тут же осекся.

Маркус уже подтверждал рождающиеся опасения.

— Больно крупны они для волков, да и окраска странная.

— Кажется, пришло время на собственной шкуре испытать — кого встретили те ребята, — сказал Брайт.

— Мы остаемся здесь! — послышался негромкий, но твердый голос Мили. — Дальше идти нельзя. Не сейчас...

— Может, лесом пойдем? — предположил Брик. — Все равно пешие теперь.

— Вот и иди лесом! — огрызнулась чародейка. — Среди деревьев нас положат, как детей.

— Уважаемые, — храбрясь, заметил наемник, — кажется, мы в ловушке. Впереди и сзади неведомые гады, которые хотят нас сожрать. Начинаются настоящие приключения.

Ему никто не ответил и не подыграл. Тем более что выглядеть презирающим опасности смельчаком у Брика не получилось. Слишком сильно напряжение. Слишком явственно ощущалась надвигающаяся опасность.

* * *

Четыре шарика — почти смертельная доза, всегда приводящая к необратимым изменениям в организме, однако Мили сейчас меньше всего заботилась об этом. Если они выживут, то лекарей в пределах Синтонии много. Кто-нибудь да поможет. А если не выживут, то и беспокоиться не о чем. Эти шарики да еще несколько чудом не разорвавшихся бутылочек Брайта — все, что осталось от припасов и снаряжения, взятого в дорогу и погруженного на верных животных.

Одну за другой девушка проглатывала мягкую слизь, лишь немного стряхнув с нее дорожную пыль. По телу привычно прокатилась волна судороги — одна, другая. После третьего зеленоватого комка судорога стала сильнее, желудок немилосердно сокращался, норовя исторгнуть из себя отраву. Четвертый шарик застрял в горле. Попав в трахею, он почти перекрыл девушке возможность дышать. Мили упала на колени и попыталась откашляться — тщетно. Комок основательно прилип к слизистой, более не двигаясь.

"Терпи", — мысленно повторяла себе чародейка, стараясь максимально расслабиться и успокоиться.

— Мили, ты в порядке?! — присев рядом с ней на цыпочки и несильно тряся девушку за плечи, чуть не кричал Маркус. Кажется, кричал он уже давно, а она и не слышала.

Чародейка кивнула. Дышать и вправду стало немного легче. Слизь постепенно размягчалась и таяла, что дало возможность откашляться. Девушка не сдерживала себя, не думая стесняться: из ее рта и носа медленно вытекала тягучая зеленая слизь. Капли тяжело падали на примятую траву.

'Обидно, всего три шарика — этого не хватит, но организм уже не примет больше'.

Мили утерлась рукавом. Опираясь на руку Маркуса, медленно поднялась на ноги. Усталость уходила прочь, а ее место яркими всполохами занимала злость.

— Может, ты скажешь, что нас ждет? — убедившись в том, что чародейке стало лучше, спросил Маркус.

Спросил и отпрянул под ее взором — в глазах девушки светилось почти неприкрытое безумие, на губах играла обольстительная улыбка. Эдакая спятившая хищница, вышедшая на охоту. И неважно, кем станет добыча — пищей или партнером для спаривания, а возможно — и тем и другим.

— Сначала появятся призрачные огни, — глядя исподлобья, начала Мили, всматриваясь куда-то в лесной сумрак за спиной Маркуса. — Это не огонь, в обычном понимании этого слова. Выглядят, как сгустки черноты. Летают, высматривают. Это кто-то из них навещал нас в первую ночь на дороге, и они же сопровождали нас весь сегодняшний день. Между прочим, говорят, это души убитых младенцев.

Маркус сглотнул, обеспокоенно обернулся.

— Так ты уже давно знала, кто за нами следит?

— Нет, — твердо ответила девушка. — Я оказалась дурой. Но платить за это, к сожалению, придется нам всем. Мне надо было внимательнее прислушаться к словам Брайта. Все могло открыться еще в первую ночь. Могли бы развернуться и уйти — самое правильное решение. После встречи у реки такой возможно уже не было.

— Ты можешь говорить яснее? Чего нам ждать?! Что это за огни и как с ними бороться?!

— Нет, нет, они-то нам не страшны, — поспешила успокоить его Мили. — Страшны те, кто придет за ними. В особенности хозяин — тот, кто вызывает и повелевает всей этой дрянью. Хотя их и вызывать не надо — они сами к нему тянутся, собираются в тени его силы.

— И кто же это?

Мили передернуло.

— Там какое-то движение, — послышался голос Брика. Метатель указывал в сторону скалы. Мили, захваченная объяснением, как ей казалось, непреложных истин — потеряла бдительность и просмотрела появление первых гостей. А были это вовсе не призрачные огни.

Из-за обширного нагромождения каменных осколков, разбросанных вокруг скалы, неторопливо появлялись недавно вскользь замеченные существа. Они передвигались на четырех конечностях, вальяжно осматривались по сторонам, негромко взрыкивали, потягивались. При этом время от времени весьма проворно вставали на задние лапы-ноги.

— Ну, и кто это такие? — не дождавшись ответа на предыдущий свой вопрос, спросил Маркус.

Мили помедлила с ответом. Она вглядывалась в приближающиеся фигуры, пытаясь опознать их. Размерами и внешним видом они отдаленно напоминали больших собак. Но лишь отдаленно. Казалось, тела их, скроенные из кусков покрытой не то жиром, не то слизью плоти — вообще не имеют кожного покрова. Девушка поймала себя на мысли, что слово "скроенные" как нельзя лучше подходит для описания некоторой несуразности существ, будто вручную составленных из отдельных фрагментов, далеко не всегда подходящих друг к другу. Эдакая топорная мозаика, где материалом служили куски мяса. Чьего? — думать об этом не хотелось. Хотя в голову упорно лезли картины разбросанных по окровавленной траве кусков человеческих тел.

— Вот тебе и волки, — задумчиво протянул Брайт. — Не иначе — костяные гончие?

Девушка помотала головой.

— Вряд ли. Те состоят из одних костей, силой некроманта сложенных в новом порядке еще в могиле. Притом одна гончая зачастую собирается из нескольких костяков. Эти же вон какие мясные и почти правильной формы, если так можно выразиться, разве что кожу с них содрали или, вернее, не натянули.

— Совсем правильной, — отозвался Брик. — Вон у той твари, что самая крайняя, — он указал рукой в нужном направлении. — Не то горб на затылке, не то голова вторая должна была быть.

— Не придирайся к мелочам, — лицо Мили на мгновение озарилось обычной беззаботной улыбкой, затем в ее глазах снова загорелся огонек безумия, — думаю, их вполне возьмет сталь.

— Думаешь? — переспросил Маркус. — Тебе не кажется, что сейчас не самое лучшее время для неопределенности?

Между тем, существа выбрались из-за камней и замерли напротив отряда. Со стороны это напоминало тактическую игру, где на игровом поле, расчерченным определенным образом, располагаются фигурки или фишки, которыми управляют игроки, стараясь перехитрить друг друга. В том, что подобием собак кто-то управлял, Мили нисколько не сомневалась.

— Что ж, поиграем, — прошептала она, крепко сжимая заветный амулет.

Твари переступали с лапы на лапу, в нетерпении скребя землю кривыми черными когтями.

— Чего они ждут? — спросил Брик, искоса поглядывая на Мили. Он чувствовал, как по спине бегут мурашки, а руки начинают предательски дрожать.

— Сигнала, — проговорила девушка.

И точно, спустя несколько тягучих мгновений, из леса за спинами страшилищ снова послышался все тот же наполненный безысходностью стон. На этот раз он звучал совсем рядом, в какой-нибудь паре сотен шагов от небольшого отряда. Мили показалось, будто холодный пронизывающий ветер распахивает древние саркофаги да склепы и поднимает тех, кто давно уже истлел, лежа на холодных камнях. Но даже мертвые не в силах противиться замогильному стону. Они вставали, стряхивали с остатков одежд многовековую пыль, в беззвучной злобе раскрывали рты и изрыгали гнилостное подобие дыхания, смертоносного для всего живого.

Девушка тряхнула головой, отгоняя наваждение, и, как оказалось, вовремя.

Твари рванулись с места. Они набирали скорость, двигаясь огромными прыжками и быстро покрывая отделяющее их от путников расстояние.

Первым среагировал Брайт. Он бросил навстречу бестиям давно заготовленную бутылочку. Та несколько раз крутанулась в воздухе и сгинула, раздавленная челюстями одного из чудовищ, высоко подлетевшего в стремительном высоком прыжке, исполненного грации. Раздался хруст стекла — и сразу же за ним грохот взрыва, расшвырявшего и воспламенившего несколько ближайших чудовищ. Однако остальные твари не обратили на огненную вспышку ни малейшего внимания, продолжая приближаться.

В голову одного из монстров врезался темный матовый предмет, пущенный уверенной рукой Брика. Верный жезл пополам раскроил череп нападающего. Тот лопнул подобно какому-то чудовищному перезревшему плоду, расплескав по траве серое с красным.

Мили выбросила правую руку перед собой раскрытой ладонью вперед. Ее губы дрожали, с них слетали еле слышные слова, полные шипящих и свистящих звуков. Но ничего не происходило. Между тем, существа приблизились почти вплотную. Их глаза сверкали яростью и неутолимым голодом.

Брик успел на дистанции сразить еще двух чудовищ. Те конвульсивно бились на земле, однако продолжать атаку уже не могли — утыканные несколькими метательными ножами каждое. Маркус и Брайт готовились к рукопашной. Они вышли немного вперед и тут же разошлись в стороны на безопасное расстояние, чтобы не мешать друг другу. Если Маркус орудовал прямым полуторным мечом, то цепь Брайта плела вокруг своего хозяина подобие звенящего кокона.

И вот тогда сработало заклинание. Мили направляла руку на ближайшее чудовище и резко сжимала пальцы, из-под которых во все стороны разлетались капли неведомо откуда взявшейся крови. Тварь тут же останавливалась, будто налетая на невидимую преграду, съеживалась, слышался треск ломающихся костей и рвущихся сухожилий. Наземь летела несуразная куча окровавленной плоти, словно побывавшая между молотом и наковальней.

Мужчины воспрянули духом, ощущая по-настоящему действенную магическую поддержку. Однако и она не смогла предотвратить ближнего боя. Мили все еще продолжала сминать и отбрасывать в сторону бездыханные тела, а Брик рассылать вокруг себя сверкающие лезвия, когда первые, скроенные из бог знает чьих кусков плоти, хищники достигли Маркуса и Брайта. Воины действовали планомерно и расчетливо, будто то была не схватка с неведомыми порождениями мертвой магии, а тренировка на полосе препятствий. Осознание, что противник тоже из плоти и крови и неплохо умирает, всем добавило оптимизма и значительно подняло моральный дух.

Схватка длилась недолго. Первый натиск чудовищ Маркус и Брайт успешно сдержали, в несколько мгновений расправившись с самыми жадными до человечины монстрами. Сталь легко рассекала творения безумного разума, вырывала из клыкастых глоток, которые готовились сомкнуться на горле любого из путников, жалкий предсмертный скулеж.

Вскоре все прекратилось. Небольшой отряд одержал полную победу и, что самое главное, без каких-либо потерь. Зато чудовища остались лежать на траве отвратительными безжизненными кусками мяса, теперь не представляющими никакой угрозы. Мили, не сходя с места, добила нескольких, подававших признаки жизни. В основном то были твари, сраженные ножами Брика и обожженные или оглушенные взрывом, устроенным Брайтом.

Мужчины вытирали рукавами лбы, переглядывались, ободряя друг друга, поздравляя с хорошей схваткой. Они улыбались ровно до тех пор, пока не посмотрели на Мили. Девушка стояла белее мела. И дело было вовсе не в том, что она устала — ее глаза закрылись и из-под подрагивающих век катились слезы. Две мокрые дорожки пролегли на некогда милом личике.

— Ничего сложного, — облизав пересохшие губы, проговорил Брик. — Немного стали, немного магии. Все и сдохли.

— Сдается мне, — послышался голос Брайта, — эти собачки только начало.

Алхимик бросился к валяющимся на земле последним пузырькам.

— Дай-ка и мне, что ли, — почесав затылок, попросил Маркус, — всех этих гадов лучше бить на расстоянии, у нас уже есть один печальный опыт.

— Он идет, — бесцветным и каким-то отрешенным голосом произнесла Мили.

— Кто? — отозвался Маркус.

— Хозяин, — голос девушки ничуть не изменился.

— Так мы его сейчас так же, как и его шавок, покромсаем, — доставая очередную пару ножей, сказал Брик. При этом его губы сложились в презрительной ухмылке.

— Вам не достать его. Против таких, как он, металл бессилен, — чародейка выступила вперед, в ее глазах плавал ужас. Куда только подевалось недавнее воинственное безумие и пронзительный блеск. Мили походила на маленькую девочку, испуганно заглядывающую под собственную кровать в полной уверенности, что ее схватит страшное чудовище.

— Да кто этот хозяин?! — не выдержал Маркус. — Всем будет лучше, если ты расскажешь!

Девушка горько улыбнулась.

— Кто он? Лич — маг, добровольно ставший неупокоенным посредством специального ритуала. Сотни лет совершенствования в магическом искусстве, сотворения новых чар и предметов, наделенных силой, — слова лились складно и заученно, словно ожившие строки со страниц древнего фолианта о чудовищах. Мили резко обернулась. — Ну что?! Лучше стало?!

— Ты только не бросайся в самое пекло, оставь и нам простора для действий, — вместо ответа попросил Маркус. — Огонь-то его берет, а огня у нас достаточно на десяток таких ходячих скелетов.

— На самом деле всего на одного, — урезонил его Брайт.

Мили не успела ничего ответить. По дороге будто прокатилась волна морозного воздуха. На миг у всех перехватило дыхание. Легкие оказались не в силах справиться с внезапной стужей, принесшей с собой еле различимый сладковатый запах разложения.

— Свежий лич, — морщась, констатировал Брик, — воняет-то как.

— Это всего лишь аура, — не вдаваясь в подробности, бросил Брайт. — Спустя сотню лет уже ничем не пахнешь.

Между тем, запах становился сильнее. Совсем скоро он из еле осязаемого дуновения превратился почти в смог, пусть невидимый, но напрочь забивающий дыхательные пути, вызывая приступы удушья, тошноты и головокружения. Мир поплыл. Мили попыталась возвысить голос, нараспев читая заклинание. Вышел лишь слабый, срывающийся шепот. Горло свела судорога. Но стоило девушке произнести последнее слово, как воздух очистился — правда, ненадолго. Уже через мгновение смрад навалился с новой, сметающей все преграды силой.

Брик сложился пополам, его вырвало.

— Ему даже не надо выходить, — с трудом, закрывая рот и нос какой-то тряпкой, проговорил Маркус, — мы просто отравимся его испарениями.

— Надо попытаться уйти, он слишком сильный для меня, — прохрипела девушка.

Действительно, теперь дорога к скале казалась вполне свободной. Больше неслышно ни воя, ни каких-либо иных подозрительных звуков.

Маркус подхватил уже, казалось, совсем ополоумевшего Брика, глаза которого подернулись мутной поволокой, и с силой поставил его на ноги. А потом они побежали. Четверо задыхающихся, почти ничего не соображающих от лютого смрада людей желали лишь одного — глотка чистого, не отравленного гнусными миазмами воздуха. Однако, преодолев всего пару десятков шагов, Брик безвольным кулем свалился наземь, не в силах больше двигаться. Маркус и Брайт попытались снова приподнять его, но сил не хватало. Воины и сами шатались из стороны в сторону, будто пьяные. Перед глазами плыли круги. Внутренности словно разжижались, превращались в тягучую гнилостную массу, норовившую выплеснуться наружу.

Мили, выглядевшая на удивление свежо, хотя и не использовала никакой магии, остановилась. Она уже знала, что последует далее, и потому выхватила из поясных ножен стилет. Легкое движение — и левую ладонь прочертил тонкий, но глубокий порез, из которого тут же хлынула кровь. Девушка зашипела. Окровавленная ладонь сжала амулет, тот слабо засветился.

Сила обрушилась на Мили с энергией снежной лавины. Девушка покачнулась, но сумела устоять. Негромко вскрикнув, она выдержала первую волну, начавшую растекаться по венам огненными потоками. Мир вокруг изменился. Цвета стали более насыщенными и контрастными, проступили невидимые ранее образы: болотные огни сновали вдоль дороги, скрываясь в отбрасываемой деревьями тени. Но не огни волновали девушку. Те, в сущности, не были ни добрыми, ни злыми — они подчинялись чужой воле, выполняя простейшие поручения. Мили чувствовала носителя этой воли, управляющей огоньками, сумевшей поднять и скроить куски неведомой плоти. Воли, давящей тлетворным обезоруживающим смрадом и неотвратимо приближающейся с каждым ударом сердца. И потому чародейка совершенно не удивилась, увидев плавно выплывшую из-за деревьев фигуру. Она левитировала над землей, прикрытая обрывками древних лохмотьев, которые и одеждой-то назвать нельзя.

Приближающийся и не нуждался в какой-либо одежде. Тело его давно лишилось почти всех мягких тканей, сохранив лишь на удивление живые глазные яблоки, которые выглядели так, словно вставлены в гладкий треснувший череп. В остальном же лич внешне походил на обычный скелет, с тем исключением, что обычные скелеты мирно лежат в могилах, а не расхаживают по лесам, нападая на путников.

Лич замер шагах в двадцати от девушки и ее спутников, обессиленно свалившихся возле нее наземь. Немного шевелился лишь Брайт, пытаясь на ощупь найти оброненную бутылочку. Глаза его были распахнуты, но, остекленев, смотрели в никуда.

Древний маг не произнес ни слова. Он не предлагал уйти, не вступал в переговоры. Время бесед кончилось, да и время действий истекало.

С костлявых пальцев лича потекли тонкие темно-серые струйки пепла. Они закручивались в спирали — подобия небольших торнадо. Струйки вытягивались, набухали, становились насыщенней и гуще.

Мили лишь наблюдала за происходящим. Она знала, теперь ей не нужны заклинания. Мощь, клокотавшая в ней, готова вырваться на свободу, подчинившись малейшему приказу.

Струйки превратились в пару крутящихся, завывающих кнутов, длиной в десяток футов каждый. Лич поднял руки и хлестнул стоящую напротив него девушку этими чудовищными отростками. Воздух загудел и ринулся в стороны, будто страшась встречи с чуждой всему живому силой, облеченной плотью. Вокруг Мили появилось золотистое свечение, образующее собой полусферу, которая накрыла и девушку, и ее спутников. Еще мгновение — и пепельные хлысты врезались в этот щит, разлетаясь в клочья, заставляя чародейку отступить на шаг и зажмуриться. Из ее носа тонкой струйкой потекла кровь.

Из рук лича потянулись новые отростки, теперь к двум разбившимся присоединилась еще пара. Скелет стал похож на чудовищного осьминога, чьи щупальца взметались выше деревьев, а затем, истончаясь и удлиняясь, обрушивались на полусферу. Она становилась матовой каждый раз, когда принимала очередной удар. И каждый раз девушка, удерживающая сверкающую защиту, болезненно кривилась и дергалась.

Мили понимала, что долго так продолжаться не может. Амулет даровал мощь, но лишь кратковременную. Взамен он забирал жизненные силы мага. Стоило лишь самую малость не рассчитать эти силы — мосты, по которым возможно отступление, сгорали без следа. Сейчас эти мосты начинали безжалостно тлеть.

Но и лич, как показалось девушке, ослабил напор, не в силах преодолеть заслон. Где-то в самом потаенном уголке сознания Мили забрезжила робкая надежда на удачное завершение дуэли. Продержаться еще чуть-чуть, еще совсем немного, а потом скинуть защитный покров и все, что только может дать амулет, направить в едином ударе. Попытаться разметать неупокоенного, будь он хоть трижды маг, будь он хоть трижды мертвый. Мили стиснула зубы, ощутив на языке привкус крови. Амулет сжигал ее изнутри.

Внезапно что-то неуловимо изменилось. Удары продолжали сыпаться, но их стало ощутимо меньше. Приглядевшись сквозь матовость полусферы, девушка остолбенела от пробившего ее ужаса. Пара отростков, все еще стекающих с рук мертвого мага, уходили в землю. Мили как наяву увидела шарящие под землей слепые, перемалывающие все и вся щупальца, стремящиеся добраться до живой плоти. И было бы это не страшно, если б защитный кокон, охватывающий путников, под землей оставался столь же эффективен, как и над ней.

Почти сразу Мили почувствовала укол, тонкий и ужасно болезненный, будто ей в ногу воткнули иглу и та продолжает медленно, но верно проникать все глубже и глубже в агонизирующую плоть. Девушка вскрикнула и осела, ее левая нога онемела, стала чужой и неподвластной. Из земли, где только что стояла чародейка, высовывался тонкий отросток, состоящий из клубящегося темно-серого пепла. Он извивался, словно в недоумении: куда делась его добыча? Мили оскалилась и с силой ударила отросток ладонью, вкладывая в удар приказ. Она будто прихлопывала надоедливое насекомое. Из-под пальцев брызнули языки пламени. Щупальце исчезло. Но не успела Мили перевести дыхание, как Брик, доселе лежащий без признаков жизни, распахнул глаза, выгнулся дугой, захрипел. На его губах появилась густая, белая, с красными прожилками пена. Из груди в нескольких местах поднимались змеящиеся отростки, деловито обшаривая тело добычи. Они, как огромные черви-переростки, оплетали метателя, вновь и вновь пронзали его плоть, заставляли воина испытывать невыносимые страдания, не давая умереть.

Мили почувствовала, что еще немного — и у нее помутится рассудок. Она, обладающая огромной силой, на деле не могла справиться с каким-то дохлым скелетом. Не столь уж беспредельной оказалась ее мощь. Но ярость и обида подхлестывали. Девушка не смогла толком подняться. Ей удалось лишь встать на колени, а затем, прихлопнув еще пару появившихся щупалец, она закричала. Так отчаянно и неистово, как не кричала никогда в жизни. Тонкий крик поднялся над деревьями и разлетелся, многократно подхваченный эхом. В одно мгновение чародейка развеяла полусферу и ударила, больше не заботясь о защите, не обращая внимания на все еще парящие над головой пепельные плети.

Она сама не знала, чем и как бьет, просто в одной точке, которой стал ненавистный лич, сосредоточила всю свою ненависть и отдала мысленный приказ, слившийся с криком. Казалось, в том месте, где неподвижно стоял мертвый маг, разверзлась сама земля, изрыгая из себя извечный огонь раскаленных недр. Лич попытался вырваться из охватившего его пламени, заметался, задергался, однако ярко-красные жалящие лепестки плотно удерживали его в своих объятия, превращая в пепел, в пыль, в ничто.

В последний раз тот, кто сам по себе был давно уже мертв, кто существовал вопреки всем законам жизни, кто одной ногой стоял во владениях Зирта, издал протяжный затухающий стон, разлетевшийся по округе вслед за криком Мили. Пламя не унималось еще довольно долго, но девушка и не собиралась ждать, пока оно потухнет. Вместе с исчезновением лича пропала и его удушающая аура, воздух вновь сделался чистым, наполненным лесной свежестью. Однако легкий привкус тлена остался все равно. Он ощущался при каждом вздохе, будто глубоко въелся в кожу и слизистую, проник в саму сущность каждого из путников.

* * *

Чародейка сидела на коленях, приходя в себя. Она не рискнула выпустить амулет из руки, боясь оказаться вконец обессиленной, в то время как слизь дракона теперь находилась неизвестно где. Надо держаться хотя бы до тех пор, пока не очнутся мужчины.

Мили бросила взгляд на Брика и тут же отвернулась, стараясь унять внезапный приступ тошноты. Без сомнения, метатель мертв. В тех местах, где его тело пронзали пепельные щупальца, зияли открытые глубокие раны, из которых медленно, будто нехотя, вытекало нечто коричнево-красное с зелеными и черными вкраплениями. Не хотелось думать о том, что оружие лича в местах соприкосновения с телом еще живого человека, моментально вызывало в нем распространяющийся с невероятной скоростью процесс разложения.

— Только не это, — прошептала Мили и, повинуясь нахлынувшему импульсу, приложила ладонь к раненой ноге. Воздух наполнился запахом паленой плоти. Из глаз девушки хлынули слезы, с губ сорвался тяжелый стон, переросший в очередной пронзительный крик. Верить в то, что прижигание сможет изжить убийственный яд, глупо. Разве что замедлит неумолимый распад пока еще живой плоти. Девушка дрожала всем телом, из груди вырывались тяжелые всхлипывания. Волосы растрепались и бесформенным спутанным покрывалом упали на лицо.

— Берган, мы идем за тобой твоей же тропой, — одними губами произнесла Мили, стараясь не смотреть на пульсирующую от боли обожженную голень.

Вскоре раздался приглушенный кашель Маркуса. Воин попытался приподняться на локтях: лежа навзничь, никак не удавалось отдышаться, избавиться от ощущения омерзительного смрада. Попытался и беспомощно рухнул обратно.

— Вот же проклятье, — прохрипел он, мутнеющими глазами взирая на свою правую руку, точнее на то, что от нее осталось. Рука до самого локтя превратилась в кровавое месиво, истекающее все той же коричнево-красной жижей, что и раны Брика. Кроме того, на лице воина виднелись неглубокие царапины, которые уже начали темнеть и набухать.

— И почти не больно совсем, — голос Маркуса сделался тише, кожа стремительно серела.

Мили обернулась и грубо выругалась, с досады больно впившись ногтями в нежные ладони. Все ее усилия были напрасны. Лич, пусть и издохнув, но своего добился. Одного взгляда, брошенного на Маркуса, хватило, чтобы сказать: жить воину оставалось от силы несколько часов, пока омертвевшие ткани не затронут жизненно важные органы. И это при благоприятном стечении обстоятельств — если зараза, попавшая в кровь, еще раньше не отравит весь организм, превратив его в ходячий сосуд, фонтанирующий гнилостной жижей.

Мили невидящими глазами смотрела на Маркуса. На то, как кожа на его лице натягивается, черты становятся одутловатыми, из порезов начинает сочиться коричневатая сукровица. Нет, для него время уже шло не на часы, а на минуты.

— Дура! Я должна была пресечь все пути к атаке. Самоуверенная истеричка! — Мили чувствовала, как изнутри ее разрывает бессильная злость. Горькие слезы душили. Девушка выпустила амулет и вцепилась руками в неподатливую каменистую землю, словно та могла дать успокоение беснующимся мыслям. — Может быть, то был один из хлыстов, что успел обрушился на нас, стоило снять щит? — чародейка самозабвенно погружалась в болото тяжелых, никому не нужных предположений. Хотелось уйти от жестокой действительности. Пусть даже спрятаться за собственными сумбурными мыслями.

— А есть разница? — отозвался Маркус. — Что случилось, то случилось. Ты сделала все, что могла. Мы все были чересчур самоуверенны, — только теперь, осознавая, что жить осталось совсем немного, воин сдался. Даже не сдался — смирился. Всю жизнь он стремился быть лучшим в своей нехитрой профессии наемника. Отчасти это удалось. Из болезненного подкидыша он превратился в умелого бойца. Но на этом все и закончилось. Были сражения, щедрая добыча. Но все куда-то ушло, без следа утекло сквозь пальцы. Ни дома, ни достойной жизни для семьи. Что с ними теперь будет? Перед мутнеющим взором встала красавица-жена, держащая на руках двухлетнего сына.

Мили, которая находилась в полной уверенности, что воин провалился в беспамятство, от неожиданности вздрогнула. Маркус не только оставался в сознании, но и сохранил ясный рассудок. Гнетущие мысли немного отступили.

— Нет, нам теперь вообще все без разницы, — девушка попыталась ободряюще улыбнуться, но не получилось. Вместо этого вышла какая-то скорбная гримаса на бескровных губах.

— Как там Брайт? — спросил Маркус, отворачиваясь от лежащего рядом Брика, по поводу судьбы которого вопросов уже не возникало.

Мили завертела головой, выискивая глазами алхимика. Тот лежал на животе за ее спиной. На первый взгляд, никаких видимых повреждений на его теле заметно не было, однако девушка уже боялась надеяться. Слишком хорошо показали себя пепельные вихри, слишком эффективно умели они убивать — ни раненых, ни калек после себя, только аккуратные кучки полусгнившей воняющей плоти.

— Я не могу двинуться, — тяжело дыша, сказал Маркус. Он в очередной раз попытался подняться, но смог лишь привстать. — Проверь его, если сможешь.

— Эй, Брайт, — чародейке с трудом удалось встать, и она нетвердой походкой, пошатываясь, побрела к распростертому телу. При каждом шаге раненая нога напоминала о себе острой болью. Девушка слышала, как скрипят ее собственные зубы, сжатые намертво.

'Только не стонать, только не стонать', — билось в голове.

Остановившись подле все еще неподвижного Брайта, Мили тяжело опустилась на колени и попыталась перевернуть алхимика на спину. Тот казался спящим, столь умиротворенным выглядело его лицо — спокойное, расслабленное.

— Дыхание кажется размеренным, — проговорил Маркус, — значит, живой. Хоть кто-то из нас уцелел. Как думаешь, Мили, успеем мы добраться до этих проклятых Мостов? — он невесело улыбнулся. — Хоть одним глазом посмотреть перед смертью. А то даже обидно получается. Мили?

Девушка молчала, сосредоточенно во что-то вслушиваясь. И явно не в слова Маркуса, вызванные в большей степени нервным напряжением и осознанем, что ни на какие Мосты они, разумеется, уже не успеют посмотреть. Разве что на заоблачные, когда отдадут богам души. Да и то при условии, что сразу не окажутся на раскаленнре решетке Зирта.

— Мили? — уже шепотом повторил Маркус.

Чародейка обернулась.

— Мосты? — голос ее звучал глухо и отстраненно. — Сейчас будут нам Мосты.

— Что снова стряслось?

— Надо, чтобы он очнулся, — Мили говорила ровно, почти обреченно. Сейчас девушка больше походила на приговоренного к смерти, которого вот-вот суровые стражники должны возвести на эшафот.

Однако в следующее мгновение глаза чародейки вспыхнули, она развернулась и влепила Брайту звонкую пощечину. Времени на медленное аккуратное пробуждение у них нет, поэтому девушка использовала старый, проверенный способ. При этом из ее груди вырывались уже несдерживаемые стенания. Хотелось плюнуть на все и разреветься, жалея себя, свою красивую, насыщенную приключениями и удовольствиями жизнь, которая обрывалась столь неправильно и столь чудовищно несправедливо. Между тем, веки алхимика дрогнули и раскрылись. Мили, не дожидаясь, пока воин окончательно придет в себя, выплеснула на него все, что успела понять. Ее голос то и дело срывался. Слезы текли по щекам и падали в дорожную пыль.

— Брайт, слушай внимательно, повторять не буду, спорить нет времени! Брик мертв, я и Маркус скоро последуем за ним, так или иначе, с этим ничего не сделать. Но у тебя есть шанс. Я бы предпочла, чтобы ты попытался вернуться обратно и сделал все, чтобы больше никто не зарился на эфемерные богатства и красоты призрачной страны. Но за нас решили иначе. Нас отсекли, более не давая шансов уйти. Значит, пойдешь вперед!

— Я никуда... — ошалело попытался вставить слово Брайт, но Мили его не слушала.

— У тебя нет выбора — только вперед, с дороги не собьешься. Надеюсь, тебе повезет больше, чем нам всем. Впереди неопределенность, но она стоит того, чтобы рискнуть, а не сдохнуть здесь с нами.

Брайт выглядел до крайности растерянным, его взгляд метался с Маркуса на чародейку и обратно. Чуть ли не впервые в жизни он не знал, как поступить. Бежать, оставив товарищей лицом к лицу с опасностью, он считал недостойным себя как мужчины, воина. С другой стороны, все усилия и уже потерянные жизни стали бы напрасными жертвами, погибни они сейчас все. Более того, отшельничество научило его выживать и думать лишь о себе.

— Что нам угрожает? — Брайт не желал отступать. Он встал на ноги, осмотрелся: никакой опасности не видно, исчезло даже ощущение слежки.

— Идиот, мы уже трупы! Ты еще живой, что тебе еще надо?! — Мили кричала, не в силах унять разрастающуюся истерику. — Они идут, не таясь и не играя, и на этот раз мне не устоять!

Девушка напряглась и попыталась успокоиться.

— Уйди, прошу тебя, пока еще не поздно.

Брайт наклонился, поднял с земли валяющуюся там бутылочку и протянул ее Маркусу.

— Может, пригодится.

Тот покачал головой.

— Вам нужнее будет.

Алхимик и Мили переглянулись. Брайт первым понял смысл слов Маркуса, тронул чародейку за руку.

— Идем, — тихо, но твердо сказал он.

Глаза Мили расширились, она отступила на шаг, скривилась от очередного приступа боли.

— Вы с ума сошли?! — почти выкрикнула она. — Я обуза — мешок с камнями, который придется тащить на спине. Брайт, у тебя одного еще есть шанс, — девушка достала из какого-то потайного кармана небольшой, аккуратно свернутый в трубку лист бумаги, по которому изредка пробегали подобия черных молний. — Это свиток с заклинанием Небесного Зеркала, — пояснила она. — Это сделает тебя невидимым для них. Не знаю, насколько долго, поэтому не теряй времени — беги.

— Раз действует на одного, подействует и на двоих. Правда же? — прервал слова чародейки Маркус. — Хватит ломаться. Брайт поможет тебе идти.

— Читай, — глядя в глаза Мили, сказал алхимик.

Девушка остолбенела, ее взгляд сделался затравленным.

— Заклинание рассчитано на одного. Неужели вы думаете, что я бы не использовала его раньше?! Двоим он поможет мало — может час, может и того меньше...

— Читай! — повторил алхимик. — Они уже близко, я тоже чувствую.

— Поторопись, Мили, — Маркус попытался изобразить улыбку. Его лицо, раздувшееся и почерневшее, выглядело ужасающе. — Вы пройдете. Я знаю. Только пообещай мне... Найди в Стензареуме Луизу Вэй и ее сына — Шраяна. Они живут в небольшом доме на улице Паломников. Моя семья. Они — единственные, кто у меня есть. Скажи им... — воин закашлялся. — Скажи им, что я прошу прощения. За все. И еще... я люблю их.

— Хорошо, — одними губами произнесла Мили.

— Спасибо, — Маркус попытался улыбнуться. Но мышцы лица уже не подчинялись ему. — Дай мне меч. Не хочу умереть гнилой развалиной. Сделаю это сам.

— Отдай ему амулет, — сказал Брайт.

— Я смогу им воспользоваться?

— Да. Если Мили позволит.

— Мили?..

Лицо чародейки исказилось гримасой боли. Она и резким движением сорвала с шеи амулет. Не говоря ни слова, вложила его в здоровую руку Маркуса. — Он все сделает сам, — сейчас Мили выглядела призраком: сероватое лицо без намека на румянец, лишь красные, пронзительные, полные горечи глаза. Тонкие губы шевелились, произнося заклинание. Из-под ладони, сжимающей амулет, ручьем бежала кровь.

— Тебе надо лишь выбрать момент, когда высвободить силу, — устало сказала чародейка, оставляя амулет в руке воина. — Всего лишь выбрать, — ее голос осип и стих.

— Я постараюсь, чтобы у вас было побольше времени, — отозвался Маркус, — а теперь читай свиток.

Мили подошла вплотную к Брайту. Алхимик почувствовал слабое покалывание по всему телу, будто тысячи мелких иголочек впивались в кожу. Зеркало действовало, оберегая их от взглядов немертвых.

Они не прощались, не произносили пафосных фраз. Двое уходили, один оставался умирать. О чем еще говорить? Брайт обнял Мили за талию, а девушка, в свою очередь, облокотилась о его плечо. Маркус еще какое-то время провожал уходящих задумчивым взглядом.

* * *

Только теперь он смог позволить себе расслабиться и дать волю эмоциям, которые, впрочем, никак не отразились на уже нечеловеческом лице. Маркус чувствовал, как внутри нарастает разливающаяся по венам жгучая волна. С искалеченной культи наземь падали ошметки омертвевшей, дурно пахнущей плоти. Перед почти заплывшими глазами мир подернулся дымкой, стал расплываться.

Воин с трудом перевалился на бок, затем на живот. Опираясь на руку, в кулаке которой он крепко сжимал амулет, начал подниматься. На ноги он даже не пытался встать — всего лишь на колени. Спустя тягостную бесконечность и несколько болезненных падений ему это удалось. В воздухе вновь нарастал тяжелый смрад. Он становился все гуще и ощутимее. Словно липкой грязью, от которой нельзя отмыться, окутывал тело замершего воина. Странное дело, но, стоя одной ногой за чертой, из-за которой уже виднелись раскаленные решетки Зирта с плавающими вокруг них огненными плетьми, Маркус стал менее чувствителен к подступающему смогу. А может быть, его тело умирало, и потому некоторые органы чувств начинали подводить.

Из-за деревьев начали появляться скелетообразные фигуры разной степени разложения. Казалось, некоторые из них столь же древние, как и уже побежденный лич, другие же отличались заметной свежестью, на них даже одежды удавалось различить.

— О, Боги! — Маркус невольно поежился. Откуда-то из глубин затуманенного сознания выплыли смутные воспоминания: 'личем можно стать лишь по собственному желанию, нельзя насильно'... Но что можно подумать, распознав в остатках облачения некоторых немертвых плащи магов, которых Альмира обычно посылала для выполнения особых поручений? Больше того, именно эти личи выделялись свежестью. Их тела только начинали разлагаться.

Маркус так и не успел решить для себя: то ли магов захватывали и каким-то образом обращали насильно, то ли они добровольно ступали на путь вечного поиска запрещенных знаний.

Стоило мертвым магам встать полукругом — каждый из них, как по команде, начал плести собственное заклинание. Появились уже знакомые пепельные хлысты, разрастались зеленоватые облака, непроглядно черные свечения казались дырами в материи мироздания. Послышались невнятные бормотания и зловещие наговоры, повеяло замогильным холодом и неистребимой смертной тоской.

У Маркуса было достаточно времени, чтобы приготовиться, и поэтому он успел ударить первым. В этот единственный удар он вложил все оставшиеся силы, всю ненависть и боль, пожирающую его разум. Скрип собственных крошащихся зубов, сжатых в жестокой судороге, остался для самого воина незаметным.

Сила выплеснулась в виде чистой энергии. Сначала вокруг Маркуса возник прозрачный переливающийся туман, который всего за несколько мгновений сгустился, стал почти непроглядным, а потом разлетелся в клочья. Воин стал эпицентром стремительно расходящихся волн, распространяющихся подобно своим водянистым сестрам, возникающим от брошенного в спокойный водоем камня.

Ряды молчаливых, творящих убийственные чары существ — дрогнули. Одни спешно, не доведя до завершения начатое заклинание, обрывали его и принимались возводить защитные барьеры. Другие, в основном то были старые и набравшие поистине ужасающую силу маги, не реагировали ровном счетом никак.

Когда первая волна, неся с собой жар и пепел, перемешанный с клубящейся раскаленной пылью, достигла неупокоенных, воздух наполнился протяжными стонами и заунывным воем. Наспех возведенные черные щиты разлетались прахом, который тут же подхватывался порывами ветра. Личи, не утратившие мягкие ткани, все еще продолжавшие разлагаться, падали на землю обугленными кусками дымящейся плоти. Но сколь силен был контроль разума над мертвым телом, что некоторые, даже находясь в столь плачевном состоянии, тем не менее пытались подняться или ползти, глубоко вонзая в каменистую землю скрюченные ломающиеся пальцы.

Маркус, глаза которого покрылись мелкой сетью кровоизлияний, запрокинул голову. Более от него ничего не зависело. Амулет действовал сам, до капли вытягивая из человека жизненные силы.

Вторая волна оказалась значительно слабее первой и не смогла причинить значительного ущерба уцелевшим личам. Она прокатилась по уже неподвижным фигурам, от которых мало что осталось человеческого. Еще раз обожгла покалеченных, вновь отбросила их на землю, заставила издавать нечленораздельные проклятия. Тлеющая плоть шипела и потрескивала.

Маркус еще успел взглянуть в небо, еще успел увидеть в нем жену и сына, когда на него обрушились смертоносные чары сразу нескольких личей. Маленький клочок нетронутой земли в море выжженного и искореженного ландшафта в мгновение ока перестал существовать. Он превратился в отравленное склизкое пятно, растекающееся коричневатой жижей.

Скелетообразные существа еще некоторое время кружились по месту сражения, стараясь уловить присутствие исчезнувших пришельцев, но не могли. Оставив попытки, они медленно, один за другим, скрылись в лесу в том же направлении, откуда и появились. Видимо, отдаленное понятие о помощи ближнему они все же имели, так как забирали с собой обугленные останки более 'молодых' личей.

* * *

Брайт и Мили передвигались так быстро, как только могли.

Девушка изо всех сил старалась помочь алхимику. Она закусила рукав собственной куртки и, закатывая глаза от пронизывающей боли, пыталась ступать на обе ноги. Как ни странно, но в этом сосредоточении на самых, казалось бы, обычных движениях крылось спасение от ненужных мыслей.

Все катилось в пропасть к Зирту. Шанс добраться до страны, о которой на многие мили окрест ходили самые невероятные легенды, стремительно истаивал. Да и был ли он? Чем только не полнятся байки, рассказываемые путниками у веселого ночного костра! Могут ли люди жить без красивых завораживающих историй о неведомом? О старинных разрушенных городах; древних расах, ушедших в туман забытья; могущественных колдунах и артефактах... Но многие ли задумываются, что ночная сказка, если в нее окунуться, на поверку может превратиться в страшный кошмар? Что безобидные, на первый взгляд, существа вдруг оказываются наделенными длинными когтями или клыками. А не предвещавшая особых неприятностей, дорога разродится чуждой живым созданиям силой.

Эти мысли могли свести с ума, заставить опуститься на землю и тупо ждать своей незавидной участи. Мили боялась таких размышлений и потому гнала их, спрятавшись за покровом боли. Чародейка не позволяла себе думать о том, что вскоре должно случиться за спиной, не позволяла даже на мгновение усомниться в правоте того решения, на которое ее толкнули Брайт и Маркус. Стоило дать слабину, и тогда плотина ненависти и злости прорвет возведенные барьеры, беря бразды правления в свои руки. А это верный путь к смерти.

Были ли подобные мысли у Брайта — Мили не знала. Алхимик внешне оставался абсолютно невозмутимым. Понять, что творится у него в душе, чародейка не могла. Погруженный в себя, воин упрямо шагал по тракту. Его дыхание еще не сделалось прерывистым, а в походке чувствовалась уверенность и сила. Но так не могло продолжаться вечно. Рано или поздно он должен будет рухнуть или бросить свою ношу. Мили вновь зажмурилась и сосредоточилась на боли. Нет мыслей — нет страха.

Брайт прислушивался к своим ощущениям. То ли вокруг больше не сновали призрачные огни, как называла их Мили, то ли наложенное заклинание действительно работало. Как бы то ни было, а скользкого неприятного взгляда, от которого мурашки бежали по спине, алхимик не чувствовал. Пусть даже и на время, но путники стали невидимыми для соглядатаев личей. Брайт решил для себя, что, скорее свалится без сил, чем остановится на отдых. Тратить драгоценные мгновения относительной безопасности казалось преступлением.

У них не осталось ни воды, ни еды. И если воду в лесу раздобыть можно без особых проблем, то со съедобной живностью в доступной близости дела обстояли куда как хуже. Действительно — селиться рядом со смердящими ходячими трупами мало кто осмелился бы, будь он в добром здравии и уме. А ягодами и кореньями долго сыт не будешь.

Все так или иначе упиралось в Радужные Мосты. Возможности выжить на тракте Брайт не видел. Оставалось надеяться, что в земле, куда они так стремились, появится шанс на спасение. Разумеется, при условии, что земля эта вообще существует.

Ближе к вечеру, буквально валясь с ног от усталости, путники приметили, что вместе с надвигающимися сумерками небо затягивается плотным покрывалом туч. А вскоре упали первые тяжелые капли. Они остужали разгоряченные тела, приносили временное расслабление. Но лишь первые минуты дождя показались беглецам блаженными. Вскоре дождь превратился в сильнейший ливень. Он размытой стеной встал кругом, практически полностью лишил путников возможности ориентироваться, а потом и нормально двигаться. Земля, не в силах поглотить весь обрушившийся на нее поток воды, прорезалась стремительными потоками и обширными лужами. Злые косые струи безжалостно молотили по упрямым людям. Отяжелевшая от обильной влаги одежда неприятно липла к телу, сковывала и без того порядком затрудненные движения.

Брайт взглянул на Мили.

— Ты как? — спросил он.

Девушка в ответ лишь утвердительно кивнула. Она полностью ушла в себя, стремительно теряя связь с реальностью. Каждый новый шаг превращался в маленькую пытку, боль от которой волнами растекалась по всему телу. Однако чародейка продолжала переставлять ноги. Поскальзываясь и оступаясь, путники двигались по раскисшей дороге.

Дождь немного привел девушку в чувство, но лишь для того чтобы вскоре вновь отправить на грань забытья. Он размягчил ее рану — тонкая корка из запекшейся крови и обожженной кожи вскрылась, оплыла, открывая стихии более незащищенную, кровоточащую плоть. Девушка старалась держаться, но, оступившись в очередной раз, не устояла на ногах и, увлекая за собой Брайта, упала в каменистую грязь. Острые осколки, как назло, впились в открытую рану, разрывая ее еще больше. Мили вскрикнула и обмякла. Ни дождь, ни усилия алхимика не помогли — сознание к чародейке так и не возвращалось.

Лишь спустя долгие минуты девушка начала приходить в себя. Брайт, который все это время нес ее на руках, заметил, как веки Мили дрогнули и медленно открылись. К тому времени он уже почти окончательно выдохся. Алхимик не отличался исполинским телосложением, не обладал большой силой. Его ноги гудели и подгибались. Хотелось опуститься прямо в грязь, передохнуть хоть немного. Но страх гнал вперед.

Вскоре ливень начал стихать, пока не сменился монотонной противной изморосью. Она не давала одежде высохнуть да к тому же сопровождалась резкими порывами пронизывающего ветра. Алхимик пока еще не ощущал холода, а вот бредущая возле него Мили дрожала отчетливо. Она вновь встала на ноги, как только смогла. Но физическая активность не помогла согреться. У девушки, кожа которой сделалась почти совсем белой, зубы отбивали марш.

Ближе к утру, когда небо начало проясняться, а проклятая влага перестала-таки сыпаться сверху, Брайт вновь ощутил на себе знакомый леденящий душу взгляд. На этот раз взгляд не прошел мимо, он остановился, задержался, прилип. Алхимик, ничего не говоря Мили, толкнул девушку к ближайшему дереву, замер. Чародейке не надо было ничего объяснять, она все поняла без слов. Путники даже дышать перестали, стараясь слиться с деревом, стать частью леса. Взгляд не отпускал. Липкий и пронзительный, он заставлял людей паниковать. Пусть даже сам наблюдатель оставался в тени, но его присутствие явственно ощущалось кожей.

Путники снова побежали. Подгоняемые страхом, они знали, что обнаружены и неминуемо будут настигнуты. Но при всем этом — отчаяние придало сил. Мили, которая теперь больше походила на выходца из могилы, ступала с застывшим в глазах безумством.

Они падали и снова вставали, не обращая внимания на липкую глину и острые камни. Их дыхание стало сбивчивым и хриплым — ни дать, ни взять кузнечные меха в самом разгаре работы. Сердца бешено колотились.

Где-то в лесу послышался стон, за ним еще один и еще.

Брайт похолодел. На память сразу пришел удушающий смрад, лишающий способности дышать и трезво мыслить. Дождь хоть и сделал из дороги подобие болота, вместе с этим смыл, казалось, навечно впечатавшуюся в одежду и кожу гнусь ауры лича. Снова ощутить ее влияние нет ни малейшего желания. Лучше уж самому расшибить голову каким-нибудь острым обломком, чем вновь почувствовать себя замурованным в склепе с десятком разлагающихся трупов. Ноги заплетались и подламывались. Оставшаяся бутылочка с взрывчатым содержимым давно выпала из рук и увязла где-то в глине. Намотанная на правую ладонь цепь лишь чудом все еще не соскользнула и не утонула безвозвратно, хотя несколько раз зацеплялась за корни и камни.

Мили же никак не отреагировала на стоны. Казалось, она их вовсе не замечает — просто переставляет ноги, позабыв обо всем остальном. Свет солнечного диска, поднимающегося над горизонтом, нисколько не радовал девушку. Умереть при свете или умереть во тьме — есть в этом хоть какая-то разница? Мили ее не видела. Разве что днем она будет сухой и дрожать станет не от холода и страха, а только от страха.

Внезапно лес закончился, а вместе с ним и тракт, который обрывался возле почти неприметного деревянного резного столба, почерневшего от времени. Путники, тяжело дыша и шатаясь как пьяные — замерли от удивления. Они так устали, что напрочь перестали следить за окружающим ландшафтом. Между тем, перед ними раскинулся красивейший озерный край. Вода, сверкающая и играющая в лучах восходящего солнца, придавала ему необычайно загадочный, умиротворенный вид. Будто со старинной сказочной гравюры сошли эти озера, затаившиеся среди высоких камышей. Журчащие ручьи, полноводные после прошедшего дождя, весело бежали от одного небольшого озерца к другому, образуя своего рода кровеносную систему, охватывающую весь край.

— Радужные Мосты, — одними губами прошептал Брайт и тут же подобрался. До него долетел чуждый и оттого еще более отталкивающий рядом с открывшейся красотой смрад. Не узнать его нельзя. — Только не теперь, — почти прорычал алхимик и начал медленно пятиться от тракта, двигаясь по довольно крутому склону. Стараясь размотать цепь, чья эффективность вызывала большие сомнения, Брайт продолжал поддерживать девушку. Мили на все происходящее реагировала вяло, словно находилась под действием наркотика.

В то самое мгновение, когда алхимик увидел первую, выплывающую из-за деревьев скелетообразную фигуру в лохмотьях, его нога оступилась на камне и он, неловко взмахнув руками, рухнул наземь. Мили тут же последовала за ним. Не в силах остановиться, они оба покатились по скользкой траве. Замерев лишь у самого подножия склона, Брайт некоторое время приходил в себя. Памятуя об опасности, он попытался сразу вскочить на ноги, однако мир перед глазами вертелся непрерывной каруселью, не позволяя устоять. Алхимик рухнул на карачки, всматриваясь туда, откуда, по его представлению, следовало ждать нападения.

Никто не атаковал.

Когда круговерть перед глазами улеглась окончательно, Брайт смог разглядеть три замершие у кромки леса фигуры.

Личи наблюдали за жалкими людишками, которые оказались достаточно хитрыми и выносливыми, чтобы достигнуть цели своего пути, невзирая на все препятствия, сломившие их компаньонов. Никчемный человек ползал по земле, пытаясь найти свое глупое оружие — куски скрепленного между собой железа, совершенно безвредного для тех, кто сознательно многие годы шел по пути совершенствования в черном искусстве, отрицая и убивая в себе любые плотские потребности. Другой же человечишка и вовсе не двигался, разбросав по траве руки.

Брайт поднялся на ноги. Цепь, вылетевшая из руки при падении, экзотической змеей лежала примерно на середине склона.

Бежать бесполезно. Эти тщедушные костяки все равно без труда догонят их. Тем более что Мили не подавала признаков жизни, а снова нести ее на руках он уже не мог. Да они свалятся окончательно еще до приближения личей — от одного только смрада, который сейчас, странное дело, почти не ощущался.

Пара живых, покрасневших глаз, смотрела в три пары зияющих пустотой провалов, еле заметно светящихся зеленоватыми огоньками. Брайт не тешил себя надеждой выжить в этой схватке, однако торопить неминуемое тоже не собирался.

"Пусть бьют первыми, — рассуждал он, — потанцуем напоследок".

Личи ударили почти одновременно. Несколько мгновений они готовили заклинания, а потом в сторону алхимика и по-прежнему недвижимой чародейки рванулись четыре пепельные плети и одно стремительно набирающее скорость темно-фиолетовое облако, прорезаемое сетью зеленых молний.

Брайт уже приготовился уворачиваться от плетей, краем глаза поглядывая на Мили и прикидывая, сможет ли он отвлекать немертвых до тех пор, пока девушка не очнется.

— Мили! Очнись! — что было сил, выкрикнул алхимик. Его слова заполнили собой, казалось, весь край. Будто бы сотни озер — больших и малых, в одночасье обратили свои взоры на странных пришельцев, которые дерзнули пробудить их от многолетнего сна.

Чародейка не отозвалась. Очередное падение окончательно превратило девушку в безвольную куклу, неспособную не то, что колдовать, но даже двигаться.

Мышцы Брайта протестовали острой болью и судорогой. Воин понял, что не сможет увернуться. Осознание собственной беспомощности словно раскрыло перед ним бесконечные провалы пугающего Ничто. Алхимик наяву почувствовал подступающий холод. Он сковывал тело, убивал мысли, рисовал перед глазами сонмы курганов и могил. С неожиданной дрожью Брайт понял, что вот-вот пополнит эти захоронения собственным надгробием.

Набравшие мощь торнадо пересекли границу между трактом и озерным краем. Плети, обгоняя друг друга, устремились к обреченному человеку. Но что-то случилось. Брайт даже не поверил собственным глазам. Пепельные щупальца теряли силу, истончались, делались прозрачнее и, наконец, рассеялись без следа. Даже пепел, падающий крупными хлопьями, куда-то исчезал, так и не успев достигнуть земли. Облако же оставило после себя выжженную почерневшую траву и попросту лопнуло, разродившись фонтаном шипящих брызг, по примеру пепла не добравшихся до поверхности склона.

Алхимик стоял с широко открытым ртом. Он не был полноценным магом, не вращался в сферах тончайших материй, он всего лишь имел несколько обостренное чувство опасности, знал свойства различных веществ и то, каким образом эти вещества взаимодействуют друг с другом. Однако это не помешало ему понять, что силы, которыми управляли личи, тоже имеют границы. И эти границы проходят по кромке тракта, именно там, где он заканчивался. На губах Брайта появилась легкая, все еще неуверенная улыбка, исчезнувшая уже в следующее мгновение.

Он почувствовал, как чье-то холодное, чуждое сознание обшаривает его разум, пытается навязать свою волю, сломить, превратить в послушную марионетку.

— Мы будем ждать тебя, — шипящий шепоток прозвучал в голове. От этого шепота, еле уловимого даже в полной тишине, кровь превратилась в лед, а сердце, казалось, на время перестало биться. Брайт обхватил голову руками и закрыл глаза, будто бы это могло помочь ему выгнать оттуда смертоносный ломающий голос.

Он очнулся от собственного крика, который, подхваченный эхом, все еще разносился в пределах озерного края. Чужое сознание убралось из его головы, оставив после себя лишь смутные, с каждым мгновением блекнущие воспоминания о настойчивых словах силы. Взглянув на вершину склона, алхимик непроизвольно выдохнул: там никого не было, личи исчезли. По большому счету, ему и смотреть не надо было, чтобы понять это: в воздухе пропал запах тлена, разносимый аурой мертвых магов.

Брайт направился к Мили. Его шатало, голова шла кругом, тело била мелкая дрожь. Он чувствовал себя до крайности разбитым. С большим трудом алхимик склонился над девушкой. Все последние перипетии милостиво обошли ее стороной. Брайт потрогал тонкое запястье, затем опустился на колени, приложил ухо к груди — сердце чародейки билось. Алхимик улыбнулся.

— Мы дошли, и мы живы, — чуть слышно произнес он.

Вконец обессиленный физически и морально, алхимик лег на траву. Она показалась ему необычайно мягкой и благоухающей. Напряжение и скорбь требовали выхода. Опытный воин разрыдался. Он заливался слезами, лежа на окраине мистической легендарной страны. Впервые за последние дни алхимик чувствовал себя в полной безопасности. Это ощущение вполне могло быть обманчивым, да, скорее всего, так оно и было, но Брайт никак не мог заставить себя подняться. Его тело будто вмиг лишилось всех костей, став одним большим студнем. Вскоре глаза сами собой закрылись, и сознание начало затуманиваться. Спустя еще несколько мгновений он крепко спал.

Часть вторая. Радужные Мосты.

Его сны были полны ярких образов. Проснувшись, он первым делом склонился над Мили. Девушка все еще не пришла в себя. Больше того, ее состояние заметно ухудшилось. Тело чародейки горело от сильнейшего жара. Виднеющаяся сквозь разорванные штаны рана выглядела ужасно — развороченная плоть кровоточила, началось нагноение. Но не это страшно. Края раны стали коричневыми и склизкими. Брайт слишком хорошо помнил мертвого Брика и оставшегося в ожидании неминуемой участи Маркуса. Их раны выглядели точно так же, разве что процесс разложения в них шел значительно быстрее. Возможно, магические способности девушки или съеденная ею слизь дракона давали ей некоторое преимущество.

Алхимик вскочил на ноги. Он знал, что не сможет излечить Мили, но вот замедлить действие оружия немертвых попытаться стоило. Выхватив из потайных ножен, расположенных в левом рукаве, тонкий стилет, Брайт бросился на поиски необходимых ингредиентов. Он редко имел дело с травничеством, но вбитые сызмальства знания покорно ждали своего времени, хранясь в дальних закоулках памяти.

— Корень дудника, — бубнил он себе под нос, лишившись обычной невозмутимости. — Так... сонная трава... вполне хватит нескольких цветков... хотя на всякий случай собрать побольше. Морской табак, очень кстати... — алхимик задумался. Он помнил, что наибольшую силу это растение набирало в период полнолуния, но особого выбора все равно нет. Требовалась защита от черной магии и ядов, а поиски дерева девственности или чего-то подобного могли слишком затянуться. Собрав по дороге еще некоторые ингредиенты, вроде ромашки и мяты, алхимик вернулся ко все еще бесчувственной Мили.

Первым делом Брайт распорол себе правый рукав до локтя, оторвал кусок ткани. Потом сбегал к близлежащему озерцу. Вода там оказалась прохладной и чистой, а еще она удивительным образом благоухала целым букетом цветочных запахов. Алхимик положил на лоб чародейки остужающий компресс. Потом снова вернулся к водоему и с его дна собрал пригоршню плотной мягкой глины.

Дальнейший час превратился в постоянные смены компресса, крошение цветков, стеблей и кореньев до однородной кашицы, которая потом смешивалась с принесенной глиной. У Брайта не было с собой даже простой ступки или толкушки. Все приходилось делать на обычном куске дерева — предварительно очищенного и вымытого.

Потом алхимик осторожно промывал рану Мили и тонким слоем накладывал на нее полученное снадобье. Оно должно было не только снять воспаление и прогнать жар, но и послужить простеньким противоядием. Теперь оставалось закрепить и усилить действие полученного лекарства. Брайт свел скрещенные ладони над зеленоватой кашицей, потихоньку размываемой ручейками выступившей крови. Он чувствовал ауру каждого компонента: холодную от морского табака, теплую от сонной травы и дудника. Алхимик не читал заклинания, не творил волшбы. Он обращался к дремлющим силам, которые скрывались в неприметных на вид растениях. Обращался и направлял их.

Затем Брайт окончательно распорол свой правый рукав и соорудил из него нехитрую повязку. Вскоре он с облегчением заметил, что кровавые ручейки, до того сбегающие по ноге девушки, пересохли, а дыхание ее стало спокойнее. Можно перевести дух. Алхимик сделал в сложившейся ситуации все, что только мог. Оставалось лишь ждать.

Усевшись возле Мили, Брайт попытался вспомнить обрывки сновидений, до сих пор мелькающие в голове. Никогда прежде он не страдал пристрастием к астрологии, гаданиям или толкованиям снов. Однако теперь впервые в жизни пожалел об этом. Ему казалось, будто от него ускользает нечто очень важное. Смутные воспоминания из сна о маленьких летающих человечках не давали покоя. Его страстно о чем-то просили. Разумеется, человечками были феи — общее представление об их внешности алхимик имел. Но вот чего они хотели? Ответа на этот вопрос он не знал, хотя тот и казался очевидным. Напрягись, освободи разум от лишнего хлама и все тут же встанет на свои места. Но нет. Голова тяжелая, мысли ворочаются медленно и неохотно.

В животе настойчиво заурчало. Мысли о феях развеялись окончательно.

Солнце стояло высоко, и алхимик не мог понять: то ли его сон сжался всего до нескольких часов, то ли растянулся больше, чем на сутки.

Он взглянул на девушку. На ее щеках проступил легкий румянец. Это не могло не радовать. Однако оставить чародейку в одиночестве и уйти на поиски пищи Брайт не решился. Похоже, личей можно больше не опасаться, по крайней мере, среди озер, но кто знает — нет ли здесь иной опасности? Нелюдимый и замкнутый, Брайт внезапно ощутил, что боится остаться один. Красота раскинувшегося перед ним края завораживала, но в тоже время пугала. Она казалась напряженной, выжидающей, словно коварный хищник перед решающим прыжком. От собственных мыслей алхимик поежился и потряс головой, отгоняя наваждение.

— Еще не хватало от каждого куста шарахаться, — пробубнил он себе под нос и направился к озерцу. На вкус вода оказалась удивительная. Она больше походила на холодный травяной настой с густым насыщенным вкусом.

— Странное дело... — Брайт задумался. Он не понимал, как вода могла так напитаться. В ней словно бы заварили целый букет цветов, а потом отфильтровали, очистили до кристальной прозрачности и остудили. После первого небольшого глотка Брайт прислушался к своим ощущениям. Внешняя чистота вполне могла оказаться обманчивой и таить под собой до поры сокрытую опасность.

Внезапно до его слуха донесся стон. Алхимик вскочил на ноги и бросился к Мили. Девушка пришла в себя и даже ухитрилась сесть, облокотившись руками о землю. Глаза ее были мутные и ошалелые.

— Ну, как ты?! — выпалил Брайт.

— Слабость какая-то, — неуверенно проговорила чародейка и тронула рукой повязку на ноге. — Что это?

— Не тревожь, это специальное снадобье. Заживляет раны и уменьшает действие черной магии.

— Уменьшает?

— К сожалению, да. Всего лишь уменьшает, — Брайт развел руками. — Слабое противоядие, слабая защита от магии. Это не лекарство — всего лишь способ на время оттянуть неизбежное, снять боль.

— Ты даже иллюзиями не даешь потешиться, — сказала чародейка и взглянула на Брайта. — Как думаешь, сколько у меня времени?

— Я не лекарь... — начал было алхимик, но Мили перебила его.

— Говори, я не сопливая девчонка. Мне надо знать, на что рассчитывать.

— Я бы сказал, что несколько дней, если бережно относиться к повязке и постоянно обновлять снадобье.

— Уже неплохо, — чародейка криво улыбнулась. — За попытку помочь — спасибо.

Девушка бросила взгляд на остатки трав и цветов. Чуть помедлив, спросила:

— Ингредиентов-то хватит?

— Не беспокойся. Я достаточно набрал. Коренья измельчу, а стебли свяжем и возьмем пучком.

— Целый букет будет, — хихикнула Мили и только теперь обратила внимание на окружающую ее местность.

— А здесь красиво, — всматриваясь вдаль, сказала она. — Как думаешь, мы дошли?

Брайт пожал плечами.

— Вот, узнаю старого скрягу Брайта, — засмеялась девушка. — Всегда поддержишь беседу, поднимешь настроение.

Алхимик никак не отреагировал на колкость, а принялся за измельчение оставшихся у него корней.

— Отдохни и постарайся набраться сил, — сказал сухо. — Времени у нас мало, поэтому не станем тратить его впустую. Тронемся в путь, как только закончу.

Мили хотела съязвить, но передумала. В конце концов, он был прав, хоть и брал на себя слишком много. Девушка никогда не признавала главенство мужчин. Исключением был Маркус. Она, конечно, благодарна алхимику, но понукания собой допустить не могла. Однако на первый раз чародейка великодушно простила Брайту его вольность и вновь растянулась на траве, наслаждаясь ласковыми лучами теплого солнца. Наконец-то можно спокойно отдохнуть. Мили не спрашивала о личах. Ей казалось достаточным того, что алхимик чувствует себя уверенно, да и сама она не ощущала мерзкой ауры. Значит, хотя бы на время, но все спокойно, а этим следовало воспользоваться и прийти в себя.

Брайт освободился довольно скоро. Он распихал кусочки кореньев по карманам, душистые стебли перевязал куском рукава, оставшегося от повязки Мили.

— Ну что, готова взглянуть на легенду? — спросил он девушку и протянул ей руку.

— Обязательно посмотрим, — ответила чародейка и прищурилась. Руки она не приняла, попыталась встать самостоятельно. Это ей удалось. Лишь уже выпрямившись в полный рост, чародейка пошатнулась и чуть не упала. В глазах сделалось темно, голова закружилась. Немного постояв и сделав несколько глубоких вдохов, Мили почувствовала себя лучше до такой степени, что смогла сделать первый шаг. Как ни странно, но раненая нога почти не болела. В душе чародейки даже шевельнулась слабая надежда на выздоровление. А чем Лея не шутит? Вдруг травничество в руках алхимика станет ей спасением.

— Я готова, — окончательно придя в себя, сказала Мили. — Идем!

— Как у тебя с магией? Здесь можешь колдовать?

Девушка вытянула руку раскрытой ладонью вверх. Тут же на коже заиграл маленький, еле заметный огонек. Заиграл и почти сразу погас. Мили выругалась, отвернулась.

Брайт понимающе кивнул.

— Что ж, нас никто не ждет, никто не торопит, но и ворон ловить не стоит. Пойдем в свою силу... В твою силу.

Путники еще раз взглянули на начало тракта. Сейчас тот выглядел безобидным и манящим. Казалось, ступи на него — и дорога станет легкой, беззаботной.

— Нет, не дождетесь, — вслух произнесла Мили, словно мертвые маги могли ее слышать. Она с отвращением сплюнула себе под ноги. — Сначала посмотрим, что же вы здесь охраняете.

* * *

Брайт подобрал цепь и вновь намотал ее на руку. Верное оружие почти не пригодилось за последнюю пару дней. Все решала магия и алхимия. Теперь же у них нет ни того, ни другого. Лишь старая добрая сталь приятно холодила кожу, дарила какую-никакую уверенность в собственных силах.

Путники неспешно двинулись вглубь озерного края, как про себя назвал это место Брайт.

Они по пояс утопали в высокой душистой траве, которая колыхалась под порывами слабого теплого ветра.

Отчего-то Брайту представилась родная деревня и бескрайние луга вокруг нее. Он, тогда еще беззаботный мальчишка, бегал босым по мягкой траве, смеясь и радуясь лишь ему видимой красоте. Но даже эти воспоминания не шли ни в какое сравнение с тем завораживающим великолепием, которым раскинулись перед путниками неизведанные просторы. Алхимику казалось, будто они наполнены каким-то волшебным очарованием, успокаивающей негой. Воин до мозга костей, он не заметил, как замедляет шаг и любуется открывающимися пейзажами, завороженно рассматривает изгибы озер и вслушивается в журчание ручьев.

Мили удивленно косилась на алхимика.

'Спятил, что ли?' — думала она, наблюдая, как тот преображается на глазах. Из замкнутого в себе отшельника он превратился в нечто, которое глупо улыбалось и бессмысленно вертело по сторонам головой. Увалень деревенский — не больше, не меньше.

— Эй, ты еще в своем уме? — настороженно спросила Мили, толкая Брайта в плечо.

Улыбка с лица алхимика немедленно исчезла, взгляд сделался сосредоточенным.

— Давай я тебе венок сплету, — не удержалась от колкости Мили, — красивый, из васильков. Будешь пастушком.

Брайт скользнул по девушке снисходительным взглядом, но промолчал.

Время текло мимо них.

Несколько раз путники останавливались, чтобы передохнуть и поесть найденных ягод. По виду те казались очень похожими на обычную лесную землянику, однако сильно отличались вкусом. Для начала Брайт, как человек привычный к ядам, съел всего несколько красно-желтых плодов, немного подождал, убедился, что организм принимает предложенное, а в следующий раз подкрепился основательнее. Его примеру последовала и Мили. Но она ела совсем мало. Поначалу желудок не принимал вообще ничего, и девушка мучилась рвотой и жестокими спазмами. Потом стало легче.

Как ни странно, но за весь день никакой живности они так и не встретили. Не было даже насекомых или самых обыкновенных лягушек, ящериц. Это казалось совершенно невероятным для подобного места — ни паутины, ни следов, ни лежек. Не слышалось ни кваканья, ни пения птиц — вообще никаких шумов, за исключением шелеста травы и журчания воды. Ощущение полного запустения начинало давать о себе знать — оно давило. И это не могло не настораживать. Такая же тишина царила и в лесу перед нападением личей, но там хотя бы встречались редкие следы животных, слышался щебет и трели пернатых.

Ближе к вечеру, когда солнце спряталось за далекими деревьями и сумерки опустились на подернутые туманной дымкой озера, взгляд Мили задержался на одной примечательной точке в самом центре открытого ими края.

— Смотри, — одернула она Брайта, — там что-то сверкает.

Действительно, в том месте, куда указывала девушка, виднелось странное желтоватое свечение. Оно дрожало и мерцало в наплывающих облаках тумана. Велик был соблазн поскорее разгадать природу обнаруженного огонька, но идти в темноте Брайт не решился. От него не укрылась, что чародейка держится лишь на силе воли. Следовало сменить повязку, пока еще оставалось немного света. Ночь грозила выдаться безлунной, и совсем скоро нельзя будет разглядеть собственной вытянутой руки.

Путники постарались запомнить направление, в котором пульсировало свечение, а потом расположились на траве. Ягоды — вот и все, что удалось добыть съестного. Хорошему сну это способствовало. Брайт уже устал слушать возмущение собственного желудка. Мили же, как ему казалось, чувствовала себя лучше.

— Ложись, — сказал он, — я покараулю. Не могу отделаться от ощущения напряжения вокруг. На нас не то смотрят, не то ждут... Ты не чувствуешь?

Чародейка покачала головой, обеспокоенно заозиралась.

— Это призрачные огни? — спросила она.

— Нет. Я даже не уверен, что мне это все не кажется. Просто... Словно все замерло.

— Место, конечно, странное, — протянула девушка, стараясь поудобнее уложить ноющую ногу. — Разбуди меня на смену, тебе тоже надо поспать.

Брайт кивнул, уже погруженный в тяжелые мысли. Сон к нему все равно не шел. И алхимик был даже рад посидеть, подумать, а не ворочаться сбоку набок. Мысли сталкивались и теснились. А уж пищи для размышления накопилось предостаточно. Как много всего произошло за несколько последних дней. События, которые поначалу разворачивались медленно, почти неохотно, вдруг набрали невероятную скорость и попросту смели возомнивших о себе бог весть что путешественников. И все из-за каких-то озер. Да, несомненно, красивых, но не больше — ни месторождений золота или драгоценных камней, ни древних хранилищ артефактов и знаний. Разумеется, все это могло еще скрываться и ожидать часа быть обнаруженными. А если здесь нет ничего, кроме воды? Что, если все усилия напрасны? Это угнетало Брайта больше всего — бесцельность и ненужность всех усилий. Хотя отступать он не собирался. Впереди ждал источник таинственного свечения, а он мог поставить все с ног на голову.

Алхимик снова и снова перебирал в голове случившееся. Почему личи не последовали за ними? Что значили их последние слова? Кто сожрал тут всю живность? После последнего вопроса живот снова заурчал.

Уже ближе к утру Брайт растолкал Мили.

— Все спокойно? — сонно спросила девушка.

— Спокойно, — ответил алхимик. — Тебе ничего не снилось?

— Курица жареная, — улыбнулась чародейка.

Брайт хмыкнул и закрыл глаза. Усталость все же взяла свое. Вскоре дыхание алхимика сделалось спокойным и глубоким. В эту ночь сны были ярче, а голоса звучали отчетливее и настойчивее. Они еще просили, но их интонация еле уловимо изменилась, стала более жесткой. Поначалу тонкие и мелодичные, больше похожие на переливы виолы, теперь голоса превращались в тревожный набат.

Наутро сон развеялся так быстро, что, когда Брайт поднялся, о ночных голосах остались лишь смутные воспоминания.

Мили же зря времени не тратила. Она побродила вокруг места ночевки и выкопала несколько съедобных клубней. Какая-никакая, а еда. Пригоршня ягод, несколько хороших глотков пахнущей травами воды — вот и весь завтрак.

— Ну, как тебе моя стряпня? — поинтересовалась Мили, доедая с ладони последние ягоды.

— Очень вкусно. За последний день я ничего лучше не ел, — без улыбки ответил Брайт, потом встал и взглянул в ту сторону, где они вчера видели свечение. — Ну что, идем?

Мили фыркнула, но поднялась.

Чем дальше они продвигались, тем глубже и шире становились преграждающие путь озера. Сначала путники пытались обходить водные преграды, но почти сразу отбросили эту затею — уж слишком много сил и времени она требовала. Более того, они чуть было не сбились пути, пока петляли между высокими камышами и осокой.

— Попробуем вплавь? — ощупывая ноющую ногу, предложила Мили. Девушка сидела на редком сухом клочке земли и отдыхала. — Все равно уже по колено мокрые. Чего нам терять?

Брайт не мог не признать, что в словах чародейки есть резон. Единственное, что его сдерживало, так это ранение Мили. Как ни старались они быть внимательными, но то и дело проваливались или оступались: густая трава иногда стояла такой плотной стеной, что не всегда удавалось увидеть воду, скрывающуюся в подобных зарослях.

— Думаю, ты права, — наконец согласился Брайт. — Сними повязку и смотри — не потеряй ее. Как достигнем той светящейся точки — наложим снадобье снова.

Мили поморщилась.

— Моя мама обо мне меньше заботилась, — проговорила она таким тоном, словно у нее уже в печенках сидело покровительство алхимика.

Между тем, Брайт уже начал раздеваться. Чародейка пока не спешила следовать его примеру. Она просто сидела и наблюдала. Предпочтения в интимных развлечениях нисколько не мешали ей любоваться красивым мужским телом. А тело Брайта, на ее вкус, было красивым. Отказать себе в небольшом эстетическом удовольствии она не могла. Да и зачем?

Брайт обернулся. Однако Мили даже не подумала отвести глаза, продолжая его рассматривать. При этом лицо ее было наивно-невинным — ни дать, ни взять трепетный ангел.

— Будем сидеть, смотреть? — спросил Брайт.

Девушка с готовностью закивала и хихикнула.

— Раздеваюсь, раздеваюсь, — нарочито недовольно сказала она, — нетерпеливый какой.

Когда чародейка разоблачилась, алхимик свернул ее и свою одежду в один тугой комок и перевязал цепью. Больше их ничего не сдерживало. Брайт первым ступил в воду и был этому несказанно рад. Близость обнаженного женского тела не могла не подействовать на него, вызвав возбуждение. Мили старательно делала вид, что ничего не заметила, но скрыть улыбку все равно не могла. Тем более что она сама нисколько не стеснялась своей наготы. Больше того, некоторое время стояла по щиколотку в воде и, полуприкрыв глаза, щурилась на солнце. Что и сказать — чародейка любила свое тело и любила покрасоваться.

Плыли небыстро. Брайт то и дело посматривал на чародейку, опасаясь, что той внезапно может стать плохо. Но пока девушка выглядела вполне бодрой, хотя раненую ногу предпочитала не напрягать. Несколько раз им на глаза попадались странные, похожие на осколки разноцветного стекла образования или развалины каких-то строений. К сожалению, хорошо разглядеть увиденное не получалось — солнечные блики слепили глаза, заставляли жмуриться.

— Ты видел это? — в очередной раз заметив блики, спросила Мили.

— Видел. Понятия не имею, что это может быть. Вчера вечером было что-то подобное?

— Нет, трава была, вода была. И все, — последние слова девушка произносила, отплевываясь от залившейся в рот воды. Дыхание начало сбиваться.

— Ладно, вернемся на обратном пути, — сказал алхимик. — Тебе надо передохнуть.

Ждать возвращения не пришлось. Приметив ближайший островок, поросший несколькими раскидистыми ивами с густыми, свисающими до воды ветвями, путники направились к нему. Насколько же сильно было их удивление, когда сквозь колышущуюся на ветру зелень проскользнули уже знакомые блики. Мили и Брайт переглянулись.

Нечто раскинулось на островке и практически полностью заполнило его своими обломками или, вернее сказать — осколками. Деревья стояли лишь по самому берегу.

Выйдя из воды, путники замерли. Брайта уже не смущала ни собственная нагота, ни чародейки. Его взор был прикован к тому, что возвышалось прямо за деревьями. Даже теперь, когда творение неведомых мастеров почти полностью разрушено, оно не могло не восхищать. Прямо из земли вырастали и устремлялись ввысь удивительно тонкие, с плавно перетекающими цветными разводами стенки. Внутри здания, а ничем иным развалины быть не могли, виднелись прозрачные переходы и перекрытия, мебель и уцелевшая утварь.

Брайт и представить себе не мог домов с такими стенами.

— Это же, как жить в таком можно? — спросила Мили, но вопрос ни к кому конкретному не обращался.

На всякий случай алхимик провел ладонью по прозрачному материалу. Больше всего тот походил на обычное крашеное стекло или подобие витража, только более изящное. Но как построить стеклянный дом, тем более без единого видимого шва и крепления?

— Магия? — спросил он Мили.

— Наверное... Но незнакомая мне. Ничего подобного не видела, — чародейка задрала голову и тут же ойкнула, отпрыгнув назад. Один из валяющихся на земле осколков неглубоко оцарапал ей ногу.

— Осторожнее, смотри под ноги, — осуждающе сказал Брайт. — Может, обуешься?

Его взгляд невольно проследовал от аккуратной стопы девушки и выше.

— Все равно скоро снова плыть. Мне босяком даже лучше — ноги отдыхают. А царапина — ерунда.

Мили постучала кулачком по стене, прислушалась. Раздался гулкий протяжный звук, послышался звон потревоженных осколков. Аккуратно ступая по траве, она попыталась найти дверь или что-то ее заменяющее. Странно, но ничего похожего не обнаружилось. По всей видимости, жители столь удивительного дома залетали в него прямо через окна. Если вспомнить, что предполагаемыми его обитателями были феи, то ничего странного в таких полетах нет.

— Наверное, это было удивительно, — мечтательно проговорила девушка. Она напрочь позабыла о пережитом в пути и теперь восторженным взглядом скользила по развалинам. — Ты только представь себе, каких высот достигли феи в магическом искусстве, если смогли соорудить такую красоту! Ну, или кто там построил эти дома?

Сказать по правде, Брайт не разделял столь бурных эмоций чародейки. Конечно, необычное строение поразило и его, но чем-то неуловимо оно отталкивало. Глупо подозревать бездушные осколки в коварстве, но алхимик ничего не мог с собой поделать. Да и не пытался, полагая, что лучше довериться своей интуиции и лишний раз посмотреть по сторонам, чем слепо поверить красоте обнаруженного края.

— Мне кажется, это выглядело незабываемо при полной луне, — продолжала Мили. — Мягкий свет пронзал прозрачность стекла и выхватывал из темноты миниатюрные фигурки крылатых существ, — воображение девушки рисовало ей самые романтические картины. Чародейка даже попыталась представить себе, как феи могли проводить ночи — обнаженные и идеально сложенные, они рисовались ей страстными внимательными любовниками. От увиденного Мили невольно застонала и ощутила, как по всему телу прокатилась теплая волна, устремляющаяся к низу живота.

Однако насладиться родившимися образами девушке так и не удалось. В то время, пока она фантазировала, Брайт успел развязать моток с одеждой и высвободил цепь.

— Мили, в сторону! — громко сказал он.

Чародейка вздрогнула и уставилась на алхимика. Ее глаза расширились, лицо исказила гримаса ужаса.

— Нет! — выкрикнула она, видя, как оголовье цепи раскручивается со все возрастающей скоростью.

Но Брайт и не думал останавливаться. Он отошел чуть в сторону, чтобы не задеть девушку возможными брызгами стекла, и с силой обрушил на стену удар стального кулака. Тишину озерного края разорвал низкий гул такой силы, что у путников ненадолго заложило уши. Стена же, казавшаяся необычайно хрупкой, устояла. Больше того, на ней даже царапин не осталось. Лишь откуда-то сверху упало несколько небольших осколков, но даже они остались целыми и не разлетелись на части.

Алхимик потряс головой, присвистнул:

— Вот тебе и стекло!

— Ты что творишь?! — яростно набросилась на него Мили. — Совсем мозги растерял по дороге?! А если бы все это рухнуло? В кого бы мы тогда превратились? Пара истекающих кровью ежей с кусками стекла вместо иголок!

Брайт попытался вставить хоть слово в свое оправдание, но девушка бушевала. От ее возбуждения не осталось и следа. Чародейка была возмущена до глубины души.

— Один с железякой лезет в гущу мертвяков, другой стоит с голым задом и мечтает похоронить нас под грудой битого стекла. Странно, что мы зашли так далеко, когда глупость и тупость путешествовали с нами рука об руку с самого начала.

— Зато мы теперь знаем, что это разрушилось не само собой. Кто-то очень постарался для этого, — наконец смог проговорить Брайт.

Мили сверлила его взбешенным взглядом. Ее кулаки сжимались, грудь поднималась в такт глубокому дыханию.

— А других способов узнать это ты не нашел?!

Брайт лишь неопределенно пожал плечами. Он и сам понимал, что выбрал не лучший способ, но поблизости не было ни одного крупного осколка, а на мелочевке проверить материал на прочность не получилось бы. Алхимику показалось, что на самом деле он больше рисковал не во время удара, а теперь, когда Мили метала в него незримые молнии негодования. Была б она при своих силах — кто знает, чем бы в итоге закончилась изыскательная попытка.

— Надо идти дальше, — сказал Брайт, вновь перевязывая одежду, — тут нам больше нечего делать.

— Пойдем искать то, что ты сможешь сломать? — заметила Мили. В ее словах слышалось неприкрытое ехидство.

— Попасть внутрь мы все равно не можем, — будто не слыша слов девушки, продолжал алхимик.

Мили не ответила. Она развернулась и пошла вдоль развалин, обходя их, чтобы выйти на противоположную часть островка. Брайт замешкался и поэтому ненадолго выпустил девушку из поля зрения. Вскоре он услышал ее крик. Сквозь прозрачность стен алхимик видел мутный силуэт чародейки. Та уже стояла с другой стороны развалин. Стояла и куда-то неотрывно смотрела. Почти не разбирая дороги, иногда ступая босыми ногами по стеклу, алхимик бросился вслед за Мили, проклиная себя за нерасторопность. Он еще только подбегал к девушке, а от сердца уже отлегло. Ничего страшного не произошло. Но вот то, на что кричавшая смотрела, окончательно отмело все сомнения насчет названия края, в который они попали.

Перед алхимиком показался изящный, будто созданный из легкой дымки, сверкающий мост. Солнечные лучи играли в его гранях, преломлялись и разбегались в стороны испуганными цветными зайчиками.

— Радужный мост! — не смог удержаться от восхищенного возгласа Брайт. Именно эту землю они искали, именно здесь, по преданиям, жили феи, храня от людских глаз свои секреты. — Мы не ошиблись. Мы дошли.

Мили победоносно смотрела на воина, словно именно от ее четкого руководства и твердого слова все это стало реальным. На ее губах играла довольная улыбка. Недавнее негодование исчезло, уступив место искренней радости. Казалось, девушка готова броситься на шею Брайту и расцеловать его.

— Это прекрасно! — почти шепотом сказала Мили. — Знаешь, мне кажется, что я видела именно его, когда в лесу дотронулась до обелиска.

Алхимик впервые слышал о том, что чародейка что-то видела, а потому не стал спорить. Да и зачем?

Путники без спешки, будто опасаясь испортить все волшебство мгновения, подошли к мосту. Алхимик сглотнул, с трепетом вступил на него. То и дело поскальзываясь, прошел до середины, остановился. За ним последовала Мили. Воин протянул девушке руку, помог взобраться. Им казалось, что они висят над водой в плотном сверкающем мареве. Что стоит подуть ветру немного сильнее — и мост развеется без следа подобно утреннему туману.

— Что же здесь случилось? Что погубило все это? — глядя в искрящуюся воду, спросил Брайт. Он перевел взгляд на чародейку, надеясь получить хоть какой-нибудь ответ. Его не было, но вопросы все равно не могли остаться невысказанными. Наследие ушедших в неведомое фей, пусть даже и разбитое на осколки, оказалось столь ярко, что вызывало в душе алхимика дрожь. Мили стояла, закусив губу. И снова Брайт невольно залюбовался девушкой.

Потом, нехотя, путники двинулись дальше. Сверкание граней завораживало, оно ласкало взгляд теплом и мягкостью цветов. Самим небесам не стыдно бы заиметь себе такой мост. Вскоре оставили диковинное сооружение за спиной, но оно не было единственным, теперь встречались и другие. Не все из них оказались целыми, были и порядком разрушенные, но это почти нисколько не умаляло их красоты.

В какой-то момент Брайту начало казаться, будто они идут по древнему кладбищу. Мили все еще продолжала восторгаться. Сейчас она выглядела как девчонка, впервые попавшая в большой город и старающаяся не пропустить ни одной крупицы новых знаний и красот. Но любоваться можно и надгробьями. И пусть девушка этого не понимала, но алхимика не покидало ощущение огромного чудовищно древнего погоста, в земле которого покоятся многочисленные кости некогда живших здесь фей. Вся страна — одна огромная общая могила, с жадностью поглотившая своих создателей. И теперь она наверняка не откажется от пары новых тел. Сверкающие мосты и прозрачные дома виделись Брайту изысканными изваяниями над воображаемыми могилами. Мертвый замкнутый мирок, окруженный еще более мертвыми стражами, блуждающими среди бескрайних лесов. Первоначально нахлынувшее чувство восхищения угасло на глазах. Сменилось тяжелым опасливым напряжением. Он чувствовал, что они приближаются к чему-то древнему, чему-то такому, что до сих пор хранит искру былой жизни и могущества среди всех этих мертвых остовов.

И действительно, вскоре путники вышли к огромному обелиску, стоящему на не менее внушительном постаменте. Обелиск был почти точной копией того, которого необдуманно коснулась в лесу Мили. Девушка сразу заприметила эту схожесть, и улыбка на ее лице тут же померкла, а потом и вовсе исчезла, уступив место озабоченности.

— Так это мелкие летуны установили ту дрянь, — неприязненно сказала чародейка. Обаяние края начинало покрываться тленом. — Они стремительно падают в моих глазах, — она поморщилась, словно почувствовала неприятный запах.

— Как могли феи построить такую громадину? — спросил Брайт. Снова его воображение дало сбой. Представить, чтобы маленькие изящные существа, которых он видел во сне, оказались способны на возведение столь массивной конструкции, он не мог. — Он же намного больше своего лесного собрата.

— И что? — ответила Мили. — Но больше-то некому тут строить чего ни попадя. Или ты думаешь, что кто-то сюда пришел после всего произошедшего и давай камни ворочать? А потом благополучно по-тихому сбежал, оставив все, как есть?

— Почему после? И может не по-тихому и не благополучно, — теребя подбородок, сказал Брайт.

Чародейка отвернулась, более не желая продолжать бессмысленный спор.

— Так вот что мы видели, — алхимик указал вверх. Там, на самой верхушке обелиска, мерно пульсировало желтое свечение. — Что за огонек?

— Думаю, магия, — неуверенно ответила Мили, — странная она какая-то. В ней есть часть от огненной стихии, часть от земли... и что-то еще... не могу понять.

— Много вопросов и ни одного ответа. Никудышные из нас исследователи, — вздохнул Брайт.

Сколь разительно отличался этот упирающийся в небо каменный перст от всего того, что путники уже успели увидеть среди бесчисленных озер. Нет, не озер — глаз ушедшего народа, которому теперь оставалось лишь задумчиво смотреть в проносящиеся мимо облака и вспоминать. Стеклянные дома и мосты, бесспорно, потрясали. Но они терялись под сенью обелиска — увядали под его довлеющим уродством.

— Маяк, — прошептал Брайт.

— Возможно, — отозвалась Мили. — Но просто так маяки не ставят.

— Правильно! Значит, либо хотят на что-то обратить внимание, либо о чем-то предупредить. Тебе какой вариант больше нравится?

— Уж лучше бы обращал внимание, — удивилась Мили вопросу. — Но готовиться будем к худшему. На всякий случай.

Брайт одобрительно кивнул:

— Давай одеваться. Как твоя нога?

— Болит, — призналась девушка, — пока отвлекалась — вроде ничего, а как вспомнила, так хоть в петлю лезь. И кровоточит, зараза.

— Ничего, сейчас легче станет.

Одевшись и закончив с перевязкой, Брайт направился вдоль постамента. Чародейку он оставил отдыхать, наказав ей никуда не уходить, а в случае малейшей опасности — кричать что есть сил. Мили почти не возражала.

Брайт ступал медленно и осторожно. Он внимательно осматривал выщербленную, изъеденную непогодой поверхность обелиска. Печальный опыт Мили подсказывал, что прикасаться к камню не следует. Он мог бы и не обладать той же неприятной особенностью, что и в лесу. Но слишком высока цена необоснованного риска.

Вскоре в основании постамента обнаружился проход, больше походивший на широкую трещину. Алхимик, стараясь не задевать краев, заглянул в нее. В полумраке пролома ему открылся узкий короткий коридор, который уже через несколько шагов обрывался множеством ступеней, по спирали устремляющихся куда-то вниз.

— Наш маяк оказался не просто сигнальным костром, но дверью, — поведал Брайт о своей находке, вернувшись к чародейке. Во взгляде девушки появился интерес.

— Дверью куда?

— Хороший вопрос. Понятия не имею. Но там лестница и, похоже, она спускается довольно глубоко.

— Что ж, выбора у нас нет, — Мили вздохнула, представив себе вереницу бесконечных ступеней. — Только дай мне еще немного времени. Нога все еще болит.

Брайт кивнул и ненадолго пропал из виду. Вернулся он, неся хорошую пригоршню ягод. Животы от подобной пищи подводило, но даже такая еда лучше, чем ничего.

* * *

Опасливо пригибаясь, они протиснулись в трещину.

— Странная дверь, — сказала Мили, — проломили ее, что ли.

— Тут все странное, — вздохнул Брайт, — с тех самых пор, как мы ступили на тракт. На вот, держи, — он протянул чародейке рукоять цепи, сам же взялся за оголовье. — Только крепко держи. Будем спускаться медленно, чтобы не поскользнуться. Цепь — на всякий случай, если кто-то оступится.

— Как тут вообще лестница появилась, если сверху такая махина лежит? — не могла понять Мили. — Это что же, сначала построили что-то внизу, вывели наверх ступени, потом все это завалили, а потом сделали дыру? Чушь какая!

— Держи, говорят тебе! — повысил голос алхимик.

Мили в который раз попыталась испепелить его взглядом, но рукоять все же взяла:

— Хам невоспитанный!

— А бывают хамы воспитанные?

От возмущения чародейка даже задохнулась:

— Иди давай, раскорячился тут!

Алхимик хмыкнул.

Опасаясь оступиться, они осторожно ставили ноги на ступени. Почти сразу время утратило свою силу, и спуск потянулся бесконечной чередой однообразных движений. По стенам, сложенным из обычного известняка, сочилась склизкая влага. Здесь же росла странная, слабо светящаяся плесень. Света немного, но но достаточно, чтоб видеть контуры ступеней. Выглядели те на удивление новыми, будто были вырезаны и аккуратно уложены на раствор совсем недавно. Однако уже спустя несколько минут спуска вид ступеней резко изменился. На нижних витках лестницы в камне появились заметные трещины и характерные отполированные углубления от многих прошедших здесь ног.

— А зачем летающим созданиям ступени? — спросила Мили.

— Может, они только на открытом воздухе летали? — предположил Брайт.

— А мосты тогда зачем?

— Ну, для красоты.

— Не знаю, не знаю, — в голосе чародейки звучало сомнение. — Может, здесь еще кто-то жил?

— А может это вообще не Радужные Мосты?

— Как? — опешила Мили. — Так мы же сами видели мосты. Сверкающие, красивые.

— А ты наверняка знаешь, что именно так они и должны выглядеть?

Девушка примолкла, обдумывая услышанное.

Стены превратились в сплошное засилье плесени и слизи, которая студенистыми сгустками скапливалась на ступенях. У Брайта сложилось впечатление, что нижнюю часть колодца возвели намного раньше, нежели верхнюю, которая казалась несуразной, слепленной наспех.

— Интересно, куда девается эта гадость? — стряхивая с сапог полупрозрачные липкие комки, спросила Мили. — А то ведь так идем-идем, а там трясина какая-нибудь.

— Все может быть, — отозвался Брайт, — но тогда бы за годы здесь до самого верха заполнилось. Скорее всего, есть какой-то дренаж или хитрая система отвода.

— Успокоил, — не слишком уверенно сказала чародейка.

После жаркого солнечного дня промозглая подземная сырость пробирала до дрожи. Вскоре у путников уже зуб на зуб не попадал от пронизывающего холода. Как глубоко они спустились? С огромным трудом представлялся тот поистине адский труд, который позволил среди озер и ручьев в почве, пропитанной влагой, вырыть такую яму, обложить ее камнем. Сколько на подобную работу ушло времени? Годы, десятки, сотни лет?

— Мне кажется, колодец появился в здешних местах задолго до всех тех стеклянных сооружений на поверхности, — вдруг сказал Брайт.

— Почему так думаешь? Я бы сказала, наоборот — позже. Быть может, во времена упадка или потрясения, когда не было ни возможности, ни необходимости строить что-то столь же воздушное, как те же мосты.

— Я не настаиваю. Верхняя часть — вполне возможно. Там явно топорная работа на скорую руку. Но тут камень выглядит куда старше, да и качество кладки выше.

— Знаешь, на что похож этот колодец? — голос Мили еле заметно дрожал. — На кишечник огромного чудовища. Слизь, которая стекает со стен — это желудочный сок, а винтовая лестница — диковинный язык.

— Ты бы поменьше фантазировала, — поморщился алхимик.

Но воображение девушки разыгралось на полную. Ей казалось, будто окружающие стены пульсируют и сокращаются, норовя поскорее отправить добычу в необъятную утробу желудка. Мили дернулась от нахлынувшего омерзения и почувствовала, как нога срывается с очередной ступени. Чародейка вскрикнула и непроизвольно подалась вперед. Алхимик успел обернуться и принять падающую девушку на себя. Одно долгое мгновение казалось, что беда миновала, и воин сможет удержать равновесие. Но нет. Комки густой слизи в полной мере показали свое коварство. Брайт чувствовал, как неуклонно теряет устойчивость и заваливается на спину. Он попытался ухватиться за стену, однако пальцы бессильно скользнули по склизкой массе.

Алхимик попытался сгруппироваться и хоть как-то извернуться, так как падать начал не в сторону стены или вниз по ступеням, а в зияющий провал колодезной шахты. Он успел почувствоваться то мгновение, когда завис над пропастью. Где-то рядом раздался всхлип Мили. А потом ступени окончательно ушли у них из-под ног, и путники рухнули в темноту — навстречу холодной, выжидающей неизвестности.

* * *

Наверное, в тот момент, когда Мили и Брайт уже распрощались с жизнями, кто-то на небесах решил, что еще не насмотрелся на приключения забавных человечков.

Падение оказалось недолгим. Алхимик только-только успел выставить перед собой руки, как в них врезался жесткий пол, покрытый застоялой, дурно пахнущей жижей. В лицо полетели тяжелые брызги. Ладони и предплечья разорвались болью. На время мир вокруг стал сосредоточением омерзительного запаха и протяжного звона в ушах. Брайт замер, кашлянул, стараясь отдышаться. Липкая холодная слизь залепила нос и глаза. Алхимик попытался приподняться, шаря в темноте, как слепой котенок.

Мили повезло больше — она упала на бок и почти не ударилась. Тем не менее, сердце бешено колотилось, в висках гулко стучала кровь. Дикая, почти сумасшедшая мысль: "Мы все-таки дошли до самого дна", — металась в голове чародейки. Переполненная ужасом и омерзением, девушка вскочила на ноги, прищурилась. Темнота стояла кромешная.

— Брайт! — надрывно крикнула Мили. Девушка попыталась вызвать огонь, пусть совсем слабый. Руки дрожали, но даже искры не появилось на раскрытых ладонях. Здесь, под землей, в глубине таинственного края, магические силы окончательно покинули девушку. Чародейка почувствовала себя беззащитной и одинокой. На глазах навернулись слезы. — Брайт! — снова прокричала она, уже не надеясь на ответ.

— Я здесь, — раздался с пола хриплый голос алхимика. Кое-как ему удалось очиститься от налипшей слизи, и теперь слух постепенно возвращался.

Мили бросилась на голос, но тут же обо что-то споткнулась и чуть снова не упала.

— Ненавижу тебя! — сквозь слезы почти кричала она, помогая Брайту подняться. — Ты специально молчал, чтобы я тут с ума сошла?! Ненавижу! Выродок! — голос девушки срывался. Ее трясло.

Брайт не спешил отвечать чародейке той же монетой. Он понимал ее состояние, а потому предпочел то время, пока девушка будет успокаиваться, посвятить исследованию места, где они очутились. Вот только особых успехов в этом достичь не удалось.

Жижа под ногами неглубокая — чуть выше щиколотки. Ноги то и дело норовили разъехаться, а снова окунуться в склизкое зловоние желания не возникало. В колодце действительно была какая-то система отвода влаги. И это радовало очень сильно. Мысль о том, что он и Мили могли с головой погрузиться в студенистое нечто, вызывала приступ тошноты. Уж лучше сразу разбиться, чем захлебнуться в озере соплей.

Не видно ни стен, ни даже Мили, которая стояла рядом и все еще тяжело дышала. Словоизлияния она прекратила, но теперь слышался стук ее зубов. Что и говорить — после невольного купания стало заметно холоднее.

Темнота сделалась почти осязаемой. Она тихо заползла в сознание алхимика и свернулась там шипастым неприятным комком, от которого у бывалого воина по спине побежали мурашки. Он действительно боялся. Но не стыдился этого.

Поначалу алхимик решил, что у него начались галлюцинации. До слуха донеслись еле уловимые звуки мелодии. Незамысловатые переливы, извлекаемые из какого-то духового инструмента, струились из темноты, подобно легкому дуновению свежего ветра. Брайт весь превратился в слух, почти перестал дышать, чтобы не упустить волшебное звучание.

— Ты слышишь это? — шепотом спросил он Мили.

Та пробурчала что-то невразумительное, однако напряглась, прислушалась.

— Слышу, как стучат мои зубы, — наконец ответила чародейка, — а еще, как капает эта липкая вонючая слизь или что это там такое.

Стоять долго без движения крайне тяжело. Мышцы сводила жестокая судорога. Брайт кривился от боли, про себя ругался, боясь вспугнуть удивительную мелодию, так внезапно возникшую среди холода и тьмы.

— Нет, нет. Мелодия. Слышишь мелодию?

— Ты точно тронулся, — фыркнула Мили. — А полуобнаженные девственницы тебе не мерещатся?

Брайт осторожно, стараясь шуметь как можно меньше, двинулся на звук. После нескольких неуверенных шагов он дождался, когда жижа под его ногами успокоится — снова вслушался.

— Ну что? — раздался над его ухом голос Мили. — Девственницы уже пришли? Я не помешаю?

Алхимик уже было хотел сказать девушке, что он о ней думает и куда ей лучше пойти, когда:

— Ой, — растерянно сказала чародейка, — ты прав. Это похоже на... Вроде на свирель.

Брайт закатил глаза, вздохнул. Боевой маг — это конечно хорошо. Но избалованный вниманием и почестями маг — очень непростой компаньон. Тем более — избалованный маг, растерявший все силы и не доверяющий никому, кроме себя.

Между тем, мелодия становилась все более отчетливой и вскоре необходимость в постоянных остановках исчезла. Брайт шел маленькими шажками, вытянув вперед руки. Мили держала его за плечо. Вскоре воин почувствовал под разбитыми ладонями дерево — обычные рассохшиеся и сильно отсыревшие доски. Осторожно одними пальцами ощупал преграду. Почти сразу нашел большое кольцо и ржавые массивные петли.

— Дверь, — сказала Брайт, и голос его дрогнул.

— Так... Открывай, — Мили почувствовала, что в горле пересохло. Волнение разливалось по телу.

Дверь была старая и трухлявая, ее влажная поверхность пружинила под легким давлением пальцев. Затаив дыхание, Брайт потянул за импровизированную ручку. Раздался тихий скрип, дверь легко поддалась и отворилась. На вплотную подступающей жиже поднялась небольшая волна.

* * *

Звуки неведомого инструмента вмиг сделались громче. Они звали за собой, манили, и этому зову почти невозможно противиться. Дверь распахнулась, и за ней показался огромный тускло освещенный зал. Его потолок и стены утопали во мраке, однако центральная часть оказалась неплохо освещена. Свет исходил от витающих в воздухе искрящихся шариков белого цвета. И они будто ждали путников. Стоило им войти в зал, как несколько шариков плавно направились в их сторону, закружились над головами в причудливом танце. Остальные же, как по команде, выстроились и образовали своеобразный коридор, который устремился вглубь зала.

— Нас ждали? — неуверенно спросила Мили.

— Если честно — не хотелось бы, — ответил Брайт и только тут вспомнил, что цепь осталась где-то в промозглой жиже. Но так не хотелось возвращаться — уходить от чарующих волшебных звуков и вновь окунаться в тягучую мерзость. Более того, Мили уже шла по импровизированному коридору. Осторожно, подозрительно косясь на необычный эскорт, алхимик быстрым шагом нагнал девушку. Мысли об утерянном оружии были вытеснены и запрятаны в дальний уголок памяти.

— Он же огромен, — сказала Мили.

— Что?

— Зал. Я говорю — он огромен.

На самом деле об истинных размерах зала судить было затруднительно. Взору путников оказалась доступна лишь узкая освещенная полоска пола, выложенного плотно подогнанными друг к другу каменными плитами. На них под толстым слоем пыли просматривались диковинные узоры сказочных не то растений, не то животных. Даже скрытый серой пеленой, даже видимый лишь частично — рисунок впечатлял. Тот, кто создал подобное, без сомнения, был мастером своего дела. В неверных отблесках белого свечения по залу ползли причудливые тени. Они двигались вслед за шариками и тем самым оживляли узоры, словно бы те колыхались на ветру.

— Судя по эху от наших шагов и слов, — сказал Брайт, — ты, скорее всего, права.

— Какие громадины, — вновь восхитилась Мили и кивнула в полумрак. — И это все под землей, под озерами.

Алхимик взглянул в сторону, указанную чародейкой, присвистнул.

— Впечатляет, чего уж говорить. Во сколько же они обхватов?

Из темноты за пределами коридора проступали очертания огромных колонн. Их гладкие матовые поверхности покрывали мерцающие золотом письмена. Те, в свою очередь, кружились и поднимались все выше и выше, исчезая в сгущающемся мраке.

— Интересно, что там написано? — просила Мили, обращаясь сама к себе.

Кроме многолетней пыли встречались и иные признаки запустения. Неведомо откуда взявшиеся остатки досок, успевшие превратиться в труху. Истлевшая одежда, ставшая непригодным тряпьем, по виду которого нельзя определить, как оно выглядело некогда. Опрокинутые огромные канделябры, рассчитанные на десятки свечей.

— Ну-ка, присмотрись, — остановившись, сказал Брайт и рукой указал в сторону. — Что видишь?

Мили тоже замерла. Рядом с коридором она наткнулась взглядом на сваленные в кучу останки...

— Похоже на какие-то тела, — наконец произнесла девушка. — Но странные — ссохшиеся, скрюченные что ли.

— Значит, мне не показалось, — отозвался алхимик. — Как думаешь — это местные жители?

Мили пожала плечами. Даже, несмотря на относительную близость тел к свету — нормально опознать их не удавалось. Но то, что размерами они очень сильно отличались друг от друга, сразу бросалось в глаза. Помимо совсем небольших, будто бы детских, путники заметили несколько тел, чей рост значительно превосходил человеческий.

— Странные какие феи, — тыча пальцем в одну из громадных фигур, сказал Брайт. — Футов семь-восемь, не меньше.

Чем дальше продвигались путники, тем чаще попадались им на глаза тела — и большие, и маленькие. Иногда по одному, иногда образуя целые скопления.

Если на поверхности стеклянные развалины показались Брайту надгробными плитами, то тут он видел настоящий склеп. Древний и забытый, но не мертвый...

— Видели памятники, нашли и могилки с мертвецами, — сказал он задумчиво.

— Кажется, мы пришли, — оборвала его размышления Мили.

Действительно, впереди показалось возвышение. Белые шары, роняя искры, окружили его кольцом. Они зависли над нагромождением плохо обтесанных каменных блоков, без видимого порядка сваленных в кучу. Она представляла собой подобие неправильной усеченной пирамиды, на верхней, относительно ровной поверхности которой, одиноко стоял колченогий стул. Но не дряхлый предмет мебели поразил и заинтересовал путников. На стуле сидела девушка.

— Хоть одна девственница, но есть, — усмехнулась Мили, стараясь приободрить и себя, и Брайта. Алхимик же ее веселья не разделил. На его лице промелькнуло выражение озабоченности. Не понравилась ему хозяйка этого сумрачного царства мертвых. Было во всем этом что-то неправильное, нечеловеческое.

Сидевшая на стуле выглядела бы самой обычной девчонкой, если б не отталкивающая нездоровая худоба и бледно-серый оттенок кожи. На вид Брайт дал ей лет шестнадцать или даже меньше, но за свое предположение не поручился бы. Уж больно заморенной она выглядела. Облаченная в просторное некрашеное льняное платье без украшений и вышивок, девушка самозабвенно играла на каком-то неизвестном алхимику инструменте. Больше всего он напоминал собою раскидистые оленьи рога с множеством отверстий разного диаметра.

— Вот тебе и флейта, — сказала Мили, задумчиво. Чародейка так же, как и Брайт рассматривала странную девушку. Рассматривала исподлобья, с нехорошим прищуром, словно видела перед собой всего лишь соперницу.

Алхимик осторожно подошел к пирамиде. Попытался всмотреться в лицо девушки, частично скрытое длинными волосами. Они больше походили на паутину — почти такие же белые тонкие.

— Эй, — негромко позвал воин. Девушка не реагировала.

— Она живая вообще? — хмыкнув, поинтересовалась Мили.

— Хороший вопрос. Мне кажется — да, — алхимик разглядел правильные, но совершенно незапоминающиеся черты лица — словно то была восковая маска. — Она как кукла. Но пальцы-то двигаются. И смотри, как проворно.

Действительно, тонкие пальцы незнакомки порхали над диковинным инструментом, зажимая отверстия.

— У меня от нее мурашки по спине, — призналась Мили.

Алхимик кивнул. То, что спутница разделяла его опасения — уже само по себе было недобрым знаком. Брайт достаточно хорошо знал Мили, чтобы просто отмахнуться от ее ощущений.

— Пусть сидит, не будем ее трогать, — предложила чародейка и повела плечами, словно от озноба. — Может, вернемся на поверхность? Дурное это место, я чувствую затаившуюся здесь боль и безумие.

— Остановиться на самом пороге? — удивился алхимик. — Мы с тобой прошли слишком много, чтобы теперь просто развернуться. Неужели тебе самой не интересно узнать, что здесь произошло? Оглянись.

В Мили боролись две противоположности. Одна часть девушки рвалась на свежий воздух, под открытое небо — на свободу, не стесненную осклизлым камнем и гнетущим мраком. Но другая часть, вдохновленная и окрыленная волшебной мелодией, жаждала остаться, погрузиться в прошлое, смахнуть с него многолетнюю пыль забвения.

— Я не знаю, — еле слышно простонала чародейка. — Я боюсь, — последние слова дались ей с большим трудом. Признаваться в собственной слабости — это не то, что давалось девушке легче всего. Почти необоснованная паника растекалась по ее сознанию, вытесняя звуки диковинного инструмента. И что удивительно — это позволило Мили думать острее. С нее будто слетел тяжелый покров. Вмиг открылась вся странность и абсурдность происходящего. Мили уже раскрыла было рот, чтобы одернуть Брайта, предупредить, рассказать о своей догадке, но музыка стихла.

Тишина навалилась внезапно. В который раз за последние дни она становилась предвестницей чего-то страшного и неминуемого. А в том, что далее последует нечто малоприятное, Мили нисколько не сомневалась. Девушка подобралась, затравленно оглядываясь. Она видела, как замотал головой Брайт. Его будто резко разбудили. Глаза алхимика скользили по залу, словно впервые его видели. Лишь легкое потрескивание плавающих в воздухе шаров нарушало напряженную тишину.

Девушка на пирамиде замерла и ненадолго превратилась в неподвижное мраморное изваяние. Больше не порхали ее пальцы, вызывая к жизни чарующие звуки. Потом ее голова медленно повернулась в сторону путников, и они увидел глаза — абсолютно пустые, ничего не выражающие глаза слепого человека. Мили почувствовала, как пересохло в горле, а противная дрожь стала еще сильнее. Этот невидящий взгляд, казалось, пронзал ее насквозь, проникал в самую душу, и нет перед ним ни заслонов, ни тайн. Брайт отступил на шаг, невольно стараясь оказаться ближе к чародейке. Он провел рукавом по лбу — там выступили большие бисерины пота. И это в промозглом-то стылом воздухе!

Взгляд странной хозяйки подземных чертогов неотрывно следовал за пришлыми, и от этого становилось жутко. Мили ощущала себя маленькой букашкой, а не сильным боевым магом, привыкшим оставлять последнее слово за собой. Она стояла, будто голая, и не было сил прикрыться или спрятаться. Ее рассматривала и оценивала не одна пара глаз, а тысячи — такие же слепые, но пронзительные. Впервые за долгое время чародейка захотела, чтобы ее обняли, прижали к себе. Ей надо было почувствовать сильные уверенные объятия, которые смогли бы вдохнуть в нее каплю смелости. Но Брайт словно окаменел. Его лицо исказилось от боли, рот распахнулся в беззвучном крике. Алхимик обхватил голову руками, ноги его подкосились. Мили метнулась, чтобы подхватить спутника, но не успела: воин с глухим горловым стоном рухнул на колени.

Брайт решил, что его голову, по меньшей мере, разрывают изнутри на куски. Боль пронзала хищными всполохами, перед глазами все поплыло. А потом, когда сил держаться на ногах больше не было, он услышал слова. Они вливались в него сами собой. Алхимик попытался заткнуть уши руками, но это не помогло. Слова звучали в мозгу. Были они мелодичны, почти так же, как и музыка, что недавно витала по залу. Брайт внутренне покачал головой и развел руками, давая понять, что речь ему незнакома. Слова стихли, а вместе с ними медленно рассеялась боль.

Мили с облегчением заметила, что Брайт приходит в себя. В его глазах вновь появлялось осмысленное выражение. Чародейка схватила алхимика за грудки, попыталась поднять. Тщетно.

— Она что-то пытается с тобой сделать! — прошептала она ему на ухо, и голос ее дрожал от напряжения. — Твой стилет, скорее, убей ее.

Но Брайт был не в состоянии пошевелить и пальцем. Тело не слушалось, жутко хотелось спать. В голове метались отрывистые мысли. Почему-то ему казалось, что странная девушка не покидала своего колченогого стула очень давно. Сидела бессменным караульным над останками и играла.

И вновь в голове раздался голос. Брайт застонал, широко распахнул вмиг помутневшие глаза, из носа пошла кровь. На этот раз слова звучали иначе, речь изменилась. Начали проскальзывать знакомые фразы, однако смысла из услышанного уловить все еще не удавалось. Все это походило на какую-то древнюю речь, которая стояла у истоков некоторых знакомых Брайту языков.

Мили от досады выругалась, когда почувствовала, что алхимик снова удаляется от нее.

— Ах ты тварь! — прошипела чародейка в сторону восседающей на пирамиде бестии. Лицо хозяйки подземелья, до того бесстрастное, напряглось, еле заметные брови сошлись к переносице. Ее пальцы судорожно сжимались и разжимались, царапая тонкую полупрозрачную кожу длинными изогнутыми ногтями. Она совершенно не чувствовала боли или очень удачно это скрывала.

Мили не стала терять времени и пытаться расстегнуть потайной замок, надежно удерживающий стилет в ножнах на руке Брайта. Она просто схватила первый попавшийся под руку обломок блока и со всей силы швырнула его в замершее на стуле подобие человека.

— Сдохни, уродина! — выпалила чародейка и с удовольствием отметила, что камень летит противнице точно в голову. Девушка уже приготовилась увидеть, как белесые волосы разметаются в кровавом всплеске и тщедушное тельце, взмахнув руками, рухнет в каменную пыль. Не тут-то было. Тварь с поразительным проворством отклонилась в сторону, и камень просвистел всего в каком-нибудь дюйме от ее виска. Стул жалобно скрипнул.

И снова Мили разразилась отборными ругательствами. Как же тяготила собственная несостоятельность в магии! Выпустить гадине кишки, размозжить ей голову, переломать все кости — это и еще многое другое могла бы сделать чародейка всего несколько дней назад, даже не напрягаясь. А теперь... Теперь она стояла перед несуразным нагромождением камней и судорожно пыталась найти способ избавиться от застывшей наверху бестии. Мили присела на корточки, подхватила еще один камень. Толку от него, как она уже поняла, мало, но ничего иного в голову пока не приходило.

Неожиданно рядом завозился Брайт. Он тяжело дышал, отплевываясь от крови.

— Она что-то пытается мне сказать, — заплетающимся языком произнес алхимик. — Но я не понимаю, что.

Мили сверкнула на воина глазами и, развернувшись, запустила в мучительницу второй снаряд. Эффект был такой же, как и в первый раз. Девушка в исступлении закричала и почти тут же смолкла, задохнувшись собственным воплем.

В облике хозяйки чертогов что-то начало меняться. Сначала почти неуловимо, но чем дальше, тем больше оттаивало ее лицо. На смену почти недвижимой маске приходили настоящие живые эмоции. Они наползали подобно грозовой туче на ровное беспристрастное покрывало океана, которое, взбудораженное налетевшим ветром, начинало бурлить и пениться. Бестия неуверенно повела головой, зажмурилась и как-то в раз вся съежилась, сделалась совсем маленькой и беззащитной. Диковинный музыкальный инструмент выпал из разжавшихся рук, с гулким стуком свалился на пол и раскололся на несколько частей. Стул пошатнулся, норовя рассыпаться.

— Уходим! — накинулась Мили на Брайта. — Пока можем, надо уходить!

Но алхимик не шелохнулся — очень уж памятным был пронизывающий взгляд невидящих глаз и следующая за ним боль. Внезапно вспомнились последние сны. В них ему тоже что-то говорили, что-то от него хотели. Уходить теперь, когда перед ними появился некто из прошлого, способный рассеять завесу тайны? Нет, это казалось Брайту кощунством. Боль можно и перетерпеть. А если наградой за нее станут знания — значит, так тому и быть. В конце концов, узнал же он несколько слов во время последнего приступа. Значит, они на правильном пути.

— Она же убьет тебя, идиот! — не унималась Мили, пытаясь поднять Брайта на ноги. — Выжжет твои никчемные мозги! — чародейка начинала выходить из себя. Она не могла поверить, что алхимик, который представлялся ей вполне рассудительным и уравновешенным, на деле оказался тупоголовым чурбаном, неспособным вовремя остановиться. Мили испытывала безотчетный страх перед этой бледной девчонкой, больше походившей не то на зомби, не то на сомнамбулу. Кем она была здесь — хозяйкой или пленницей? Ощущалось в ней что-то такое, что заставляло чародейку плюнуть на все возможные сокровища и искать пути к спасению. Мили не могла сама себе ответить — чего именно стоит опасаться, но чувство беспокойства не покидало ее. Напротив, с каждым новым ударом сердца оно становилось настойчивее и яснее.

— Ну и оставайся подыхать! — наконец, выплюнула отчаявшаяся чародейка. Ее взгляд источал презрение, перемешанное с еле сдерживаемым ужасом. Хотелось просто развернуться и броситься бежать. Собственно говоря, она уже сделала шаг по направлению к двери, в которую они вошли. Сделала и оцепенела — бестия на пирамиде очнулась. Мили заметила, как дрожат тонкие пальцы с длинными ногтями, как пробегают по неживому лицу жестокие судороги.

— Вы-ы-ы при-и-ишли-и-и, — услышали путники, обращенные к ним слова. На этот раз они звучали вполне обычной речью.

* * *

— Что? — на всякий случай переспросил алхимик, желая убедиться, что странное создание действительно раскрывает рот и более не сидит в его мозгах.

— Вы-ы-ы стра-а-ажи-и-и, — последовал ответ. Слова произносились тягуче, нараспев, будто были непривычными и чуждыми. — И-и-и вы-ыы— при-ии-шли-и-и.

Алхимик нахмурился.

— О чем это она? — спросила Мили шепотом. Ей казалось, что стоит ей повысить голос — и случиться что-то непоправимое.

— Какие стражи? — отозвался алхимик. — Может, она путает нас с кем-то?

— Очень не хочется, чтоб эта приятная дама нас с кем-то спутала, — сказала Мили. — Давай уйдем, а?

— Мы не стражи! — громко сказал Брайт. — Я даже не знаю, о ком ты говоришь. Меня...

— Вот же дубина, — Мили закатила глаза и глубоко вздохнула.

— Ни-и-икто-о-о, кро-о-оме-е-е стра-а-аже-е-ей, не-е-е мо-о-оже-е-ет всту-у-упи-и-ить в зе-е-емли-и-и де-е-ете-е-ей Ве-е-ели-и-ико-о-ой Ма-а-ате-е-ери-и-и, — перебила алхимика хозяйка чертогов. Ее ноздри трепетали. Судорога, казалось, охватила все тело, которое начало дергаться и вздрагивать.

— Сложно спорить, когда тебя не слушают? — язвительно спросила чародейка. — А еще хуже, когда тебя не слушает существо, способное с легкостью копаться в твоих же мозгах. Правда?

Брайт даже не посмотрел в сторону Мили. Все его внимание сосредоточилось на вершине пирамиды.

— И-иди-ите-е ко-о мне-е, стра-ажи-и, — вновь послышался певучий голос. На этот раз слова уже почти не растягивались, словно бестия привыкала к новым звукам. — Я-я по-ока-ажу-у ва-ам, что-о та-аки-и-е-е, ка-ак вы-ы — сде-ела-али-и...

Тон, которым была сказана последняя фраза, очень не понравился Мили. В этих словах она уловил неприкрытую угрозу и сквозящую ненависть, презрение.

— Не к добру это, — протянула чародейка и сделала шаг назад.

На этот раз алхимик был полностью согласен с Мили. До него, наконец, начало доходить, что все происходящее разворачивается совсем не так, как ему недавно виделось. В него будто плюнули и изваляли в дерьме. Брайт, прошедший весь путь по старинному тракту и миновавший все заслоны, теперь страшился худенькой девчонки. Страшился того знания, которое она может дать ему, страшился той цены, которую придется заплатить. А даст ли она знания? С чего он вообще взял, что она собирается ему что-то дать? От этих мыслей на душе стало гадко и противно. Алхимик медленно поднялся и начал пятиться вслед за Мили. Он пристально смотрел на стоящую на пирамиде, ловил каждое ее движение. Сердце выпрыгивало из груди. Воин не мог понять случившейся с ним резкой перемены. Не мог осознать, что именно гонит его прочь, почему вдруг воздух наполнился опасностью.

— Не-е-е-ет! — разнесся по залу отчаянный вопль, и хозяйка чертогов сорвалась со стула.

Брайт, не ожидавший от нее такой прыти, оступился и чуть не упал. Он-то не видел молниеносной реакции на камни, брошенные Мили, а потому продолжал думать, что тварь должна передвигаться еле-еле, иначе попросту развалится. Однако существо приближалось почти грациозно. Оно все еще напоминало куклу — так неестественны были ее движения: ломанные, но в тоже время стремительные. Алхимик сглотнул и замер. Он сразу понял, что ему ни за что не обогнать маленькую бестию, а значит, оставалось лишь одно — сражаться. Вот только в исходе схватки Брайт не спешил бы ставить на себя... Верная цепь покоилась где-то в зловонной жиже за дверью этого зала. Какой непростительной глупостью сейчас виделась та охватившая его и Мили эйфория при первых звуках музыки. Что это было — гипноз, магия? Тогда ему было не до утерянного оружия, элементарных предосторожностей или капли здравого смысла. Вообще не до чего. И вот теперь он стоял, вооруженный лишь тонким трехгранным стилетом, спрятанном в левом рукаве. Алхимик попытался вытащить хотя бы его, но пальцы лишь скользнули по пропитанной жижей куртке. Выругавшись, он сжал кулаки и попытался очистить сознание. Спокойное сосредоточение не приходило. Казалось, уже и нет многолетних тренировок и жестоких сражений. Брайт чувствовал себя испуганным мальчишкой.

Он быстро обернулся, стараясь рассмотреть Мили. Девушка стояла от него шагах в десяти, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.

— Беги! — только и успел выкрикнуть алхимик, когда на него налетел бледный ураган.

От первой атаки ему удалось увернуться. С огромным трудом он отклонился назад и пропустил смазанную тень мимо себя. Однако уже вторая попытка бестии достигла своей цели. Брайт только начал разворачиваться, когда почувствовал таранный удар в область солнечного сплетения. Мир кувыркнулся, и воин оказался на полу. Выбитый из легких воздух не торопился возвращаться. Алхимик раскрыл рот в тщетной попытке вздохнуть. Сжавшись в комок, он катался по полу. Из горла вылетали хриплые стоны. В глазах все помутилось. Появились черные точки, которые стремительно увеличивались, растекаясь чернильными пятнами. Откуда-то издалека раздался крик Мили.

Алхимик разглядел, как перед ним вырисовывается теряющая очертания тень. Ощущая в груди бушующее пламя от нехватки драгоценного воздуха, он в последний раз попытался вздохнуть. Жестокий кашель скрутил измученное тело, изо рта алым облачком вырвались кровавые брызги. Потом внутри него что-то взорвалось, воин выгнулся, застонал и обмяк, потеряв сознание.

Чародейку переполняли страх и злость. Первые мгновения схватки девушка еще надеялась, что Брайт сможет противостоять напору твари, но уже после ее первых стремительных движений поняла — шансов нет. Встреченная ими миниатюрная болезненного вида девчонка если и была человеком, то лишь когда-то. Сейчас же не надо обладать магическими способностями, чтобы осознать: тварь значительно превосходит алхимика в скорости.

Мили изо всех сил пыталась воззвать к утраченной силе. Магия — вот что сейчас могло им помочь. Девушка знала, что воздух вокруг пронизан незримыми нитями этой силы, что тварь легко пользуется ей. Но вот почувствовать нити, дотянуться до них и позаимствовать даруемую мощь не получалось. Словно в безбрежном океане, полном воды, которую нельзя пить, Мили стояла беспомощная среди сосредоточения магической энергии Радужных Мостов.

Чародейка могла бы поклясться, что на ожившем лице хозяйки чертогов блуждает презрительная самодовольная ухмылка. Бестия неспешно приближалась, полностью осознавая собственное превосходство.

— Те-ебя-я бу-уде-ет жда-ать Па-асты-ырь, — протянула она. — Ве-ерне-е э-это-о ты-ы е-его-о бу-уде-ешь жда-ать. О-он при-ине-есе-ет бо-оль, мно-ого-о бо-оли-и, по-ове-ерь мне-е. Я-я зна-аю-ю.

Нисколько не сомневаясь, Мили поверила сразу. А поэтому, что было сил, рванула к двери. Но оставленная оружием лича рана тут же отозвалась уколом острой боли, от которой нога в мгновение онемела. Девушка вскрикнула и упала, обдирая руки и колени в кровь.

— У-у те-ебя-я ее-сть вре-емя-я по-одго-ото-ови-иться-я к бо-оли-и, — услышала чародейка у самого уха тихий, словно змеиный, шепот. В лицо ей пахнуло смрадным дыханием, а потом на висок с силой опустился миниатюрный кулак. Перед глазами стало темно.

* * *

В себя он приходил долго и болезненно. Все тело болело так, будто его били долго и методично. Голова раскалывалась, а стоило попытаться открыть глаза, как мир вокруг начинал дикую пляску, вызывая нестерпимые приступы тошноты.

Брайт попытался пошевелиться — безрезультатно. Однако даже с закрытыми глазами он чувствовал, что не лежит, а висит. Руки и ноги не повиновались, погруженные во что-то вязкое и тягучее. Вокруг царила напряженная тишина. Казалось, она наполнена томительным ожиданием. Алхимик чувствовал на себе скользящий пристальный взгляд. Очень не хотелось рассеивать собственное неведение и открывать глаза. Вряд ли увиденное могло порадовать. Самое лучшее, что он мог себе представить — та странная девка, которая без труда свалила его первым же достигшим цели ударом.

— Я знаю, что ты очнулся, страж, — услышал он знакомый голос. На этот раз слова не растягивались, однако певучесть никуда не делась. — Не надо притворяться, ты же хотел окунуться в тайны этих мест. Зачем теперь бояться? Обратной дороги нет. И то, что должно случиться, вскоре случится.

Алхимик не спешил отзываться. Он подождал еще немного, пока голова перестанет кружиться и мир вернется в нормальное состояние, только потом открыл глаза. Вокруг достаточно светло благодаря все тем же летающим белым шарам. Брайт не ошибся, он действительно висел, хотя точнее было бы сказать — его вмуровали в огромную темную колонну. Ее материал показался алхимику очень уж необычным — пористый, мягкий и теплый. Будто бы поверхность живого организма.

Ноги и руки утопали в желеобразных переплетениях подрагивающих подобий щупалец. Сама же колонна, в прямом смысле этого слова, вырастала прямо из пола и устремлялась куда-то в темноту над головой Брайта. Только теперь алхимик смог посмотреть по сторонам. Он находился в относительно небольшом не то зале, не то пещере, и везде виднелись колонны, подобные той, к которой подвесили его. От каждой устремляющейся в бесконечность громадины во все стороны разбегались тугие, шевелящиеся пучки корней, как для себя окрестил их алхимик.

Внизу, у основания колонны, уставившись на Брайта немигающим слепым взглядом, стояла та самая пародия на человека — изможденная бледная девушка. Теперь она выглядела намного живее, нежели в тот момент, когда путники наткнулись на нее впервые. Она словно окончательно проснулась, сбросила оцепенение и неуверенность. Алхимик даже не удивился ей, только осторожно, чтобы не привлекать лишнего внимания, попытался вытянуть одну руку из плена щупалец. Те пружинили, но хват не ослабляли.

— Вот молодец, страж. Ты уже осмотрелся? Знаешь, что это за место?

Больше всего на свете Брайту сейчас хотелось сдавить горло этой костлявой бестии и медленно сжимать пальцы. Или выдавить незрячие глаза, от одного вида которых передергивало.

— Не молчи, страж, — продолжала девушка. — Нет, конечно же, ты не знаешь, что здесь происходило. Никто из людей не покинул этих стен, чтобы рассказать о творящихся здесь таинствах. Но тебе повезло, — она зло улыбнулась. — Тебе я расскажу. Ты же новое Семя.

Брайт по-прежнему продолжал молчать. По всей видимости, от него не требовалось ответов, а попусту сотрясать воздух алхимик не видел смысла. Между тем, он не оставлял попыток высвободить руку, стараясь, чтобы лицо при этом оставалось бесстрастным и скучающим.

— Цени, страж, — девушка подошла к колонне и запрокинула голову кверху, — я сделаю для тебя то, чего ни одна из Обращенных не делала для своих Семян раньше. Кое-что ты увидишь своими глазами, кое-что расскажу я сама. Не благодари меня, страж. Тебе будет немного больно, но ты ведь потерпишь, правда?

Внезапно Брайт ощутил, что совершенно не хочет знать тайну Радужных Мостов. Что ему достаточно всего лишь вновь оказаться на поверхности — и этого хватит, чтобы чувствовать себя самым счастливым в мире человеком. Только вот быть услышанным алхимик не надеялся. Хотелось биться головой о столб и клясть собственную упертость. Чего стоят все эти знания, если он все равно тут же умрет? Даже если и протянет какое-то время в пришпиленном состоянии.

'Стоп! Мили. Где она'?! — среди самоуничижающих мыслей он совсем забыл о чародейке. Последний раз он слышал ее крик в зале. А потом? Что потом? Смогла ли она спастись?

— Где Мили? — прохрипел вслух Брайт. — Где моя спутница?

Обращенная загадочно улыбнулась, пожала плечами. Это движение было таким человеческим, что на долю мгновения алхимик забыл, что перед ним не обычная девчонка, а чудовище, исторгнутое заполненным мертвецами склепом.

— Она ожидает своей участи. У нее другое предназначение. Кстати, ее погибелью станешь именно ты, страж. Да, да, не удивляйся. Все свершится через тебя. Но не будем же терять драгоценное время, — она весело и звонко засмеялась, а потом коснулась ладонями поверхности столба.

Брайт почувствовал, как в голову настойчиво проникают чужие слова, перед глазами зажигаются яркие вспышки. Они лезли подобно червям, самозабвенно вгрызаясь и причиняя жгучую пронизывающую боль. Алхимик дернулся и закричал. Но он не слышал своего крика, который разлетелся по залу, многократно усиленный эхом. В голове воина начали формироваться образы — сначала нечеткие, но постепенно они складывались во вполне осмысленные картины.

Он видел необъятные просторы каких-то девственных лесов. Брайт парил над ними и на многие мили окрест не видел ни одного человеческого жилья, хотя удобных мест для деревенек, а также небольших городов — было предостаточно. Леса внизу полнились дикой необузданной жизнью.

— Страж, ты видишь земли, которыми владели те, кого потом люди нарекут феями. Пока еще никто не знал, что когда-то в эти места придут дикари и огнем и злым металлом станут прокладывать себе дорогу.

Леса подернулись дымкой, и Брайт оказался стоящим на берегу небольшой речушки. Через нее был переброшен уже знакомый сверкающий стеклянный мост. По берегам рассыпались прозрачные дома. Солнечные лучи, отраженные от множества разноцветных граней, наполняли это место волшебством и таинственностью.

— Это одна из сотен деревень, где в те времена жили феи.

Действительно, между домами то и дело сновали маленькие существа. Но не с палец размером, как рассказывали сказки и легенды, а примерно с предплечье взрослого человека. Существа парили в воздухе, поддерживаемые четверкой полупрозрачных крыльев, очень похожих на стрекозиные. Феи без труда зависали на одном месте, совершали головокружительные нырки и кульбиты. Почти никакой одежды Брайт на существах не заметил. Воздушные полупрозрачные, будто сотканные из искрящегося света, свободные туники. Они ничего и не скрывали, а вкупе со всевозможными украшениями — скорее даже подчеркивали. Грация и соблазнительные контуры женской части странного народа притягивали взор.

— Ты внимательно смотришь, страж? Запомни то, что видишь! Они жили в гармонии с лесом, а иначе попросту не могли. Лес давал им не только пристанище, но и силы. Без его покровительства они бы погибли.

Брайт вновь почувствовал, как поднимается над кронами деревьев и летит куда-то на лесную окраину. Там отчетливо слышались звуки не одного десятка топоров. Алхимик почему-то сразу подумал, что это первые появившиеся в этих местах люди.

— Они пришли сюда из неведомых феям земель — гонимые не то междоусобными войнами, не то какими-то природными бедствиями. Сначала их было совсем мало, но вскоре к тем, кто успел осесть и освоиться, потянулись другие. Им нужны были новые плодородные земли и богатые угодья.

Перед взором Брайта пронеслись выжженные или вырубленные участки леса. Древние зеленые гиганты оказались бессильны перед натиском пришлых. В небеса поднялись клубы дыма, а земля натужно застонала от выдираемых из нее корневищ.

— Феи никогда ни с кем не воевали и не знали, как противостоять новой напасти. Всей их силы хватало лишь на то, чтобы отпугивать особенно ретивых смельчаков от самых почитаемых лесных уголков. Но и это удавалось недолго. Люди расползались, подобно смертоносной заразе! Их неутомимые следопыты, не знающие ни покоя, ни страха, топтали исконные владения лесного народа. И пусть не все из них возвращались обратно, чтобы рассказать об увиденном, но хватало и единиц. Оказалось, человек не ведает чувства насыщенности. Он постоянно хочет жрать. А чтобы не поедать себе подобных, он, несмотря ни на что, идет дальше. Ищет. Изничтожает.

Брайт видел, как искрящиеся в легких одеждах феи отходили все дальше и дальше вглубь леса. Слезы не высыхали на их точеных лицах — теперь не беззаботных, а тронутых печатью невосполнимой утраты. Ведь уходя, они уничтожали свои деревни. Красивейшие дома и мосты, которые были сосредоточением солнечного света, без следа таяли в воздухе.

— Но нельзя убегать вечно. Ты правильно понял, страж... Здесь — в месте, которое вы называете Радужными Мостами, маленький и очень поредевший народец должен был остановиться, так как бежать дальше стало некуда. Ты не знаешь всей тяжести их боли и отчаянья. Земля для вас — это место, где можно уложить свое вонючее больное тело, а для них — это суть жизни.

Алхимик видел огромные потухшие глаза и узкие опущенные плечи. Видел, как феи затравленно вглядывались в колышущуюся зелень.

— Они знали, что рано или поздно люди доберутся и сюда. Лесные создания не понимали: как могут пришлые так бесцеремонно губить чужой дом? Почему не чувствовали той боли, которую испытывали сами феи от гибели каждого дерева? И лишь тогда, доведенные до последней черты, из-за которой подуло замогильным холодом, они попытались измениться. Крылатые существа нашли способ использовать людскую настырность против них самих. Ты даже представить себе не можешь, страж, чего стоило феям изменить своей сущности.

Перед взором Брайта вставали картины того, как феи с поистине отрешенным остервенением вгрызаются в плоть озерного края. Остатки некогда многочисленного народа гибли, придавленные каменными блоками, тонули в размываемой грунтовыми водами глине, сдирали нежную кожу до кровавого мяса, но не прекращали работать. Одного лишь более не видел Брайт — слез. Ни единой капли солоноватой влаги не скатилось по бледным щекам. Из некогда веселых и жизнерадостных существ феи превратились в безвольных кукол, лишенных эмоций и желаний.

Картины сменяли друг друга, и вот уже перед взором алхимика развернулся знакомый зал с живыми колоннами. На каждой их них висел человек — мужчины, женщины, дети. Не было лишь стариков. Тела некоторых несчастных больше походили на высушенные мумии, другие еще были полны сил, но кожа их стала серой, ее покрывал странного вида налет, похожий на плесень. В глазах еще живых плавал нескрываемый ужас. Люди молили о пощаде, умоляли отпустить хотя бы детей, но все тщетно.

В полумраке между колоннами медленно и плавно двигались какие-то тени. Как ни старался Брайт, а рассмотреть их не получалось, но в том, что это не феи — он ошибиться не мог. Они скорее походили на людей, но странных и изуродованных.

— То были первые Семена. Они отдавали свои жизни до последней капли, отчего лес на поверхности наполнялся невиданной ранее силой. Он противостоял захватчикам, поражая их в своих чащобах.

Но теперь Брайт ясно видел лишь одно — его голова вот-вот должна лопнуть. Боль сводила с ума, заставляла тело биться в конвульсиях. Алхимик уже не мог воспринимать ни слова, ни образы. Для него все смешалось в одну стремительную яркую круговерть.

Он чувствовал, как силы медленно, но неуклонно вытекают из него. Отчаяние сменилось закипающей яростью. Покориться уготованной судьбе неи ни малейшего желания. Стать новым Семенем, подобием удобрения или кучи перегноя, чтобы почти исчезнувшая раса продолжала плодоносить? Как бы ни так!

Уже теряя сознание, Брайт попытался представить себе пустоту — тихую, ласковую. Пустоту, в которую бы вместилась и боль, и круговерть образов, и ярость. Одно из самых первых упражнений концентрации, которое некогда изучал алхимик. Тогда он еще был безусым подмастерьем и частенько получал от наставника плетьми за нерасторопность. Именно пустота помогала выбросить из головы ненужные мысли и сомнения, точно рассчитывать необходимое количество реагентов для снадобий, а потом, во время военных походов, не поддаться панике.

Не сразу, но пустота пришла. Стонущее сознание приняло ее с благодарностью и таким вожделением, с каким погибающий от жажды в пустыне бросается в спасительные воды долгожданного оазиса. Брайт почувствовал, как медленно и неохотно отступает боль, как мир перед глазами вновь обретает четкость, а мерцающие образы рассеиваются. Алхимик не потерял сознания. Он тяжело дышал, с губ стекала густая струйка алой слюны.

— Страж, ты оказался слабее, чем я думала, — раздался снизу насмешливый голос. — Ты даже не дослушал историю до конца. Новое Семя должно быть крепким, чтобы Пастыри смогли вновь обрести силу.

"Пастыри... Пастыри", — Брайт видел их в той круговерти, но не помнил: кто и чем занимались? Лишь ощущение неосознанного отвращения возникло сразу, как только девушка произнесла это слово.

— Ну, ничего, — продолжал ненавистный тягучий голос, — новое Семя даст лишь толчок, а потом пробудившиеся превратятся в очистительный лесной пожар, в пекле которого сгинут захватчики. Ты это чувствуешь, страж? Чувствуешь, как твоя жизнь растекается по венам Пастырей? Как дрожат готовые распахнуться веки, как скребут по каменному полу пальцы?

Брайт молчал, стараясь сохранить спокойное дыхание. Его горло будто разрывали изнутри — каждый новый вдох давался с огромным усилием и дрожью во всем теле.

— Да, ты это чувствуешь! Гордись этим, страж! Гордись оказанной тебе честью. Ты умрешь не напрасно, как большинство представителей твоей расы, — голос девушки стал громче, превращаясь в крик. — Никчемные, тупые дикари! Вы не видите ничего вокруг себя, не оглядываетесь на содеянное и не заглядываете в будущее!

Алхимик почти не слышал доносящиеся снизу выкрики, а пытался почувствовать собственные силыОн становился слабее. Из него словно заживо тащили жилы — столь неохотно тело расставалось с жизненной искрой. Ощущение невероятной усталости толкало к действиям. Еще чуть-чуть — и он навсегда останется в этом чудовищном склепе.

— Что же ты не радуешься, страж? — в голосе девушки звучала злость и желчь. — Ты становишься отцом нового витка истории. Но на этот раз все будет иначе. Ты это знаешь, не правда ли? Заразу можно упустить, можно дать ей развиться и укорениться, но это не будет ее полной победой. Придет время — появятся новые способы лечения. Главное — дотерпеть до тех времен. Феи — дотерпели.

Брайт действительно знал. Он не мог сам себе объяснить источников этого знания. Оно пришло ниоткуда и казалось незыблемым и необратимым. Вот только покоряться ему алхимик не желал.

Как загнанный в угол смертоносный хищник, он готов был разорвать любого, кто встанет у него на пути. Первым препятствием к свободе были путы, потом дорогу преградит Обращенная. Но сначала избавиться от щупалец.

Собравшись с силами и сосредоточившись на правой руке, Брайт почувствовал, что удерживающие ее переплетения уже не столь плотны, как раньше. В душе воина затеплился огонек надежды.

Снизу все еще слышались раздраженные язвительные выкрики, но теперь они и вовсе отошли на второй план, превратившись в почти незаметный фон. Алхимик затаил дыхание и одним резким движением вырвал руку из липкого плена. Щупальца недовольно зашевелились, задвигались в поисках ускользнувшей жертвы. Не теряя времени, Брайт схватился освободившейся рукой за левую и потянул на себя. Ему показалось, что с плененного предплечья заживо сдирают кожу. Из глаз непроизвольно брызнули слезы, с губ сорвался приглушенный стон.

Внизу ненадолго наступила тишина, а потом воздух разорвал дикий выкрик.

— Страж!

Алхимик вздрогнул, но не ослабил хватку. Рука медленно, но верно покидала склизкие объятия. По залу разносились слова беснующейся Обращенной. Теперь они сделались чужими и неразборчивыми. Бестия внизу в бессильной злобе потрясала кулаками и кружилась вокруг колонны. Наконец, с громким чавкающим звуком Брайт освободил левую руку и тут же, повинуясь скорее наитию, нежели здравому смыслу, выхватил потаенный стилет. На этот раз удача была на его стороне. Пальцы, несмотря на то что с них капала слизь, без труда нащупали потайной замок. В руках алхимика блеснул тонкий кусок металла длиной в ладонь.

Брайт с ненавистью взглянул на уже изготовившуюся к схватке Обращенную. Та в нетерпении потирала руки, лицо ее превратилось в скалящийся обтянутый кожей череп — так выступили и заострились черты. Перехватив стилет поудобнее, алхимик изо всех сил вогнал его в шевелящееся месиво на ногах, потом еще раз и еще. Щупальца почти сразу задергались, затрепетали и враз втянулись в поверхность колонны. Алхимик, который надеялся на подобный исход, взмахнул руками и, не выпуская оружия, рухнул на пол.

Первый шаг к свободе сделан успешнее, чем даже представлялось.

— Тебе не уйти-и-и, стра-а-аж! — услышал Брайт над ухом знакомый голос и тут же перекатился в сторону, уходя от возможной атаки.

Уйти не удалось. Воин почувствовал, как жесткие тонкие руки ставят его на ноги и с силой впечатывают обратно в колонну. От удара перехватило дыхание. Израненная грудь отозвалась жгучей болью. Лающий кашель разорвал легкие, на губах выступила кровь.

— Ты наш, стра-а-аж, — прошептала Обращенная, — ты же-е-е видел, сколь жесто-о-оки люди. Феи-и-и принесут ми-ир и благо-о-о. Лес снова ожи-и-иве-е-ет и воспрянет. Призна-а-ай, стра-а-аж, вы всего лишь боле-е-езнь, а мы — перерожденное лека-а-арство. Оставь глупые попы-ы-ытки...

Фразу она не сумела закончить. Брайт, глаза которого застилало багровое марево боли, а ноги начали превращаться в бессильный студень, на пределе усилий по дуге ударил мерзкое существо стилетом. Обращенная, чей взгляд впился в лицо алхимика, не успела среагировать. Острая сталь вонзилась ей в висок, вошла в мозг. Бестия неловко дернулась, хватка ее ослабла. Алхимик сполз на пол, растянувшись без сил.

Тело превратилось в один большой пульсирующий комок боли. Казалось, на нем нет живого места. Брайт провел рукавом по губам, так и есть — кровь. От легкого прикосновения к ребрам он зашипел. Желудок сжался, попытался исторгнуть содержимое. Превозмогая боль и проклиная всех богов, алхимик перевернулся набок, его вырвало. Стало немного легче, в голове прояснилось.

Как бы сейчас пригодились те волшебные шарики, что глотала Мили.

Мысли о том, что слизь дракона легко может привести к смерти, Брайт отметал. Он алхимик, а не изнеженный городской маг. Он дышал такой отравой, от которой у любого другого слизистая шла пузырями, растрескивалась и лопалась. А периодически случавшиеся взрывы в лаборатории? Сколько их было? Его кожа, попадая под воздействие самых разных, зачастую сильно нагретых реагентов — не слезала, а лишь закалялась. Несколько уродливых обширных шрамов не в счет, то было по молодости. Хотя... можно сколь угодно долго тешить самомнение и фантазировать, но от этого все равно ничего не изменится — шариков все рано нет.

Брайт лежал и пытался выровнять дыхание. Руки дрожали. Он ощущал под собой шевеление корней, и это было отвратительно. Однако сил, чтобы подняться, у него все еще не хватало. Поэтому с некоторыми неудобствами приходилось мириться. Тем более что никакой враждебности сами по себе ни колонны, ни их корни не выказывали.

'Мили, — медленно и неуклюже ворочались в голове мысли. — Надо вставать и искать Мили', — очень уж не нравились алхимику настойчивые упоминания Обращенной о Пастырях. Какие-то знания об этих созданиях вертелись в переполненной и взбудораженной памяти, но каждый раз, когда алхимику казалось, что он ухватывает самую их суть — они вновь ускользали. Одно лишь чувство опасности засело накрепко и никуда не уходило.

Брайт окинул взглядом лежащую рядом девушку. Сейчас она выглядела настоящим человеком, разве что сильно изможденным. Поддавшись порыву, воин даже привстал, намереваясь убрать волосы, спутанными клоками упавшими ей на лицо. Привстал и тут же одернул себя.

Внезапно со стороны, казалось бы, мертвой девушки раздался стон. Брайт не поверил собственным ушам. Но глаза не лгали. Бестия жива. Она дернулась, попыталась подняться на ноги, но оступилась и упала. Брайт немного отполз в сторону и теперь пристально наблюдал за попытками Обращенной. Казалось, та вконец обезумела. Глаза горели ненавистью, рот кривился в жестоком оскале, открывая острые иглы белых зубов. Не обращая внимания на торчащий из виска стилет, существо умудрилось встать на карачки и медленно двинуться к замершему алхимику, оставляя за собой дорожку темных в неверном свете капель.

Брайт, у которого начали мелко дрожать руки, следил за каждым ее движением, выжидая удобного момента для нападения. Он не тешил себя иллюзиями по поводу собственных сил — их попросту не осталось. Но и существо выглядело не лучшим образом. Сейчас Обращенная напомнила ему соскочившего с бархатной подушечки жука, в котором все еще торчит булавка. Алхимик злорадно усмехнулся, самообладание вновь возвращалось.

— Ну, иди к стражу, милая, — уже без тени улыбки произнес он и откинулся назад, поудобнее опершись на руки. Сейчас Брайт был самим собой — спокоен и расчетлив.

Она попыталась атаковать — вяло, неумело. Все ее превосходство заключалось в силе и скорости. Теперь же проворство исчезло, а одна сила, обращенная в неуклюжесть, стала бесполезна. Алхимик увернулся от растопыренных, нацеленных в глаза длинных ногтей. По инерции Обращенная качнулась вперед и снова упала, невнятно всхлипнув. И новая попытка встать. Брайт даже подивился такому упорству. Однако — ни капли жалости или уважения он не испытал. Мерзкое чудовище заслужило смерть — ни к чему оставлять в живых такого урода.

— Я буду твоим лекарством, — проговорил Брайт, и его лицо исказилось от омерзения. — Избавлю от бессмысленного существования в этом склепе. Прах к праху.

Девушка все же сумела подняться, ее слепые глаза уставились на Брайта. Сначала ему показалось, что они не изменились — не стали ни живее, ни мертвее. Но мгновением позже воин уловил разницу. Глаза бестии по-настоящему опустели, из них исчезла внушающая трепет сила. Алхимик внутренне ликовал, хотя и боялся себе в этом признаться. Вдохновленный собственными мыслями, он извернулся и носком сапога ударил по стилету сбоку, вгоняя его еще глубже. Голова бестии дернулась в сторону, да так и замерла. Рот открывался и закрывался, из горла вылетали булькающие звуки. На пол уже не капала, а обильно текла кровь. Самая обычная алая кровь.

Брайт закатил глаза, с досады ударил кулаком об пол.

— Ну, сколько можно?! — бросил он и со стоном, прижимая руки к груди, встал на колени. — Когда же ты сдохнешь?!

Обращенная протянула к нему дрожащие руки, попыталась добраться до лица. Алхимик лишь немного отклонился, его пальцы в ответном жесте сомкнулись на тонкой шее. Еще совсем недавно, вися в живых путах на колонне, он мог лишь мечтать об этом. Брайт старался не причинять лишней боли и страданий своим противникам. Быстрый удар верной цепи или доброе проверенное зелье позволяли отправлять на Судилище богов без лишнего шума. Но теперь, впервые на своей памяти, он изменил этим принципам. Ему хотелось, чтобы тварь корчилась в предсмертной агонии, чтобы сполна прочувствовала все оттенки боли, растворилась в ней, сама стала сосредоточением боли.

Бестия захрипела, попыталась высвободиться. Длинные ногти, больше похожие на птичьи коготки, вцепились в ладони Брайта, оставляя на них глубокие рваные полосы. Брызнула кровь.

— Отправляйся в пекло к Зирту! — во весь голос закричал алхимик. — Сдохни, сдохни...

Его сознание помутилось. Череп сдавило так, как бывает на большой глубине. В глазах появились черные мушки. А потом одним стремительным комом налетел поток разрозненных образов. Они мелькали и кружились, подобно осенней листве, поднятой над землей сильным ветром. Брайт чувствовал, что и без того переполненная голова набухает, словно чудовищно огромный нарыв, готовый в любое мгновение лопнуть. Мир разлетелся мириадами искр, каждая из которых несла в себе толику чьего-то сознания.

Воин не знал — продолжает ли он все еще душить Обращенную или же сам лежит при смерти. Собственного тела он не чувствовал. На этот раз не было той пронизывающей, вытягивающей силы боли. Его крик затерялся в безбрежном океане чуждой речи и певучих голосов.

Все исчезло. Мир в одночасье вновь вернулся в прежнее состояние.

Брайт с трудом расцепил скрюченные пальцы, сведенные судорогой. Костлявое тело Обращенной пошатнулось и рухнуло на пол. Он это все-таки сделал — чудовище в человеческом облике повержено. На этот раз окончательно. Вот только радости алхимик не испытывал. Да, он сумел одержать верх и выжить. Но приз оказался слишком щедрым...

Алхимик не спешил подниматься, да он бы и не смог сейчас. Тело дрожало, словно в ознобе. Он уронил руки на колени и закрыл глаза. Перед внутренним взором разыгрывалась трагедия — всего один небольшой эпизод бесконечно длинной войны.

* * *

Девушка стояла и смотрела на небо. Ее острый взгляд выискивал падающие огоньки. Бабушка всегда говорила, что, если загадать желание, пока падает слеза Леи — оно обязательно сбудется. Очень хотелось верить в эти слова. Пусть и утверждал однажды проезжавший деревню маг, что на самом деле это падают прилетающие издалека огромные осколки камней. Но разве могут камни так ярко светиться? Да и откуда им прилетать? Горы-то внизу стоят. Глупости, одним словом. Наверняка хотел показаться большим мудрецом.

А желание имелось, и еще какое — очень хотелось поехать в большой город. Прожить всю жизнь в лесной деревне — это ли не ужасно? Не видеть высоких каменных зданий, не носить красивой дорогой одежды, не вкушать изысканных блюд. Все это очень грустно.

— Так и мхом зеленым порасти можно, — говорила себе девушка и вновь всматривалась в испещренное звездами небо в ожидании заветного огонька.

Внезапно со стороны леса послышалось негромкое пение. Слов разобрать не удалось, но мотив завораживал. Волшебные звуки наполняли ночную прохладу таинственностью. Вмиг растаявшая девушка заулыбалась и, забыв обо всем на свете, устремилась к лесу. Ей хотелось танцевать и кружиться. В голове мелькнула мысль, что стоило бы позвать подруг. Нечего им, соням, спать в такую волшебную ночь. Но так не терпелось поближе услышать сладкоголосых певцов, что больше и думать ни о чем не было сил.

Она бежала — легкая, гибкая. Мечтательная улыбка не сходила с раскрасневшегося лица. В окрестных деревнях уже давно поговорили, что в лесу часто пропадают люди. Необъяснимо часто. Но девушка совершенно не помнила о предосторожностях. Ее будто околдовали, но при этом от внезапно нахлынувшего счастья она чувствовала себя на самых облаках.

На самой лесной кромке ее встретил взявшийся ниоткуда плотный туман — белый, как молоко. Он окружил гостью и скрыл от мира. Девушка остановилась, с удивлением осмотрелась. С глаз спала сладкая пелена. Волшебное пение, легкость во всем теле — все это она помнила, но уже очень смутно. Словно чувства отдалились на многие-многие годы.

По спине пробежал холодок. На глаза навернулись непрошеные слезы. Девушка с малых лет ходила с взрослыми в ближайшие леса и знала в них каждую тропку, тем более у самого дома. Но сейчас она терялась, куда идти. Казалось, туман становится все плотнее, сжимается непреодолимым кольцом. И действительно — каждый шаг давался с огромным трудом, стало тяжело дышать. Девушка обняла себя за плечи и пронзительно закричала. Звуки потонули в вязкой белесой вате и не вырвались за пределы леса.

Никто в деревне и подумать не мог, что совсем рядом от ужаса бешено бьется одно сердечко, а его хозяйка закрывает глаза и медленно погружается в холодное беспамятство. Все родные давно мирно спали. Ведь беглянка тайком выбралась из дома и пробралась за околицу. Она так делала уже не в первый раз. И всегда все оборачивалось удачно. Что может быть плохого в том, чтобы тихо посидеть, помечтать?

Как самое большое в мире сокровище, ее доставили в земли Радужных Мостов. К тому времени девушка уже пришла в себя, хотя все равно не могла двигаться. Она плыла над землей в густом тумане, который превратился в облако, а рядом то и дело мелькали неясные маленькие тени. Они кружились, то пропадая, то вновь появляясь. Волшебство превращалось в кошмар. Все страшилки, предупреждения и наставления, самые безумные слухи — всё это одновременно всплыло в сознании девушки, норовя свести с ума. Паника нахлынула жестоким пронизывающим до костей вихрем. Он срывал последние теплые воспоминания и уносил их прочь, оставляя взамен лишь липкий страх и отчаяние.

Не за что больше цепляться. Не стало привычных ориентиров. Мир превратился в белесое размытое пятно и теперь растекался перед ее взором, чтобы больше никогда не обрести прежнюю четкость.

Она долго плыла по какой-то спиральной лестнице, опускаясь все ниже и ниже в бесконечный каменный мешок. За спиной слышались тяжелые шаркающие шаги и иногда голоса — низкие, рокочущие. Было очень холодно, тело сотрясала дрожь, но девушка оставалась лишь безучастным сторонним наблюдателем: дух, мечущийся в заточении плоти. Разум — живой и напуганный, кричал, что было сил, но с губ не срывалось ни малейшего шепота.

А потом она увидела их. Огромные, сгорбленные, с длинными руками почти до самого пола. Они были облачены в мешковатые подобия платьев — наскоро сшитых из множества самых разных обрезков. На их приплюснутых лицах застыло выражение тупого отрешения. За мутными выцветшими глазами не видно ни личности, ни разума. Они выступали из темноты — пугающие и отталкивающие.

"Глаза не людей, а растений", — думала пленница, моля светлоокую Лею подарить ей, если не спасение, то хотя бы быструю, безболезненную смерть. А еще — чтобы погасли ненавистные огоньки, которые порхали за спинами мучителей.

Но Лея не услышала отчаянных просьб. Может быть, она просто не считала нужным заглядывать в потаенные схроны, возведенные нелюдями.

— Хороший кусок молодой плоти, нежное мясо, прочные кости, — раздался над головой бесцветный шепот. — Нет, не Пастырем, ты станешь Обращенной, — голос будто спорил сам с собой. — Да, ты очень хороша.

Девушка почувствовала прикосновение жестких длинных пальцев. Они грубо исследовали ее тело, оценивали, словно скот на ярмарке.

— Крепкая плоть, вкусная плоть... Жаль, нельзя попробовать. Много воды, много сил. Да, ты дождешься нового Семени...

Услышав последние слова, несчастная даже дышать перестала. В горле встал противный комок, сердце бешено заколотилось, норовя вырваться из тесной груди. В голове метались обезумевшие мысли. Надо бежать, кричать, делать хоть что-нибудь, но не лежать бессловесным куском сжавшейся от страха плоти. Но девушка смогла лишь заплакать. Даже не разреветься — всего две тоненькие струйки проложили себе дорогу по бледным щекам и убежали куда-то вниз, теряясь в туманной белизне.

— Может быть, немного попробуем? Она и так сильная, — на этот раз голос звучал сбоку.

— Сильная, смогла противиться оцепенению, — снова говорили у изголовья. — Она та, кто сможет ждать долго... очень долго. Нельзя пробовать. Больше нет времени, пора приступать...

Девушка услышала, как рвется ткань ее платья. А потом что-то острое впилось в кожу сразу в нескольких местах и начало ввинчиваться, проникая все глубже и глубже. Нестерпимая боль стремительно заполнила собой рушащийся исчезающий мир. Она сделалась единственной хозяйкой положения и еще долго не отпускала несчастную в сладкое желанное небытие.

* * *

Брайт еще долго сидел, не в силах пошевелиться. Он смотрел на недвижимое тело Обращенной и не мог разобраться в собственных чувствах. В голове творилось непонятно что. Бардак или помойка — вот лучшие определения царившей там сумятице.

Боль в груди никуда не делась, редкий кашель не всегда обходился без новых капелек крови, стекающих по подбородку. Руки ломило не то после падения, не то после знакомства с живыми колоннами и их щупальцами. Все случившееся должно было вызывать неприязнь к лежащему рядом существу. Брайт и испытывал эту неприязнь. Но не так, как следовало бы. Он не мог отвязаться от мысли, что где-то там, за искореженным телом и сознанием, все еще жила та испуганная девчонка, которая наивно высматривала падающие огоньки и мечтала о большом городе. Жила и теперь освободилась. Освободилась ли? Или она навечно связана с жестоким созданием, не имеющим понятия о сострадании?

Брайт чувствовал себя разбитым и раздавленным.

— Сострадание? — проговорил он, глядя в никуда. Собственные слова показались удивительно глупыми, чужими и далекими. — А откуда ему взяться в этом месте — построенном на крови и боли, ненависти и страхе?

В жилах закипала ярость, и алхимик поймал себя на том, что бьет кулаком в камень пола. Костяшки уже покраснели и потрескались, но боли нет. Хотелось разнести весь этот склеп и колодец в придачу. Выплеснуть всю скопившуюся ненависть на тех, кто стал всему виной. Из-за кого в красивейшие земли Радужных Мостов проникла злая порча, а люди в окрестных деревнях теряли родных. Но глупо надеяться найти хоть одного виновного. И даже не из-за того, что корни войны затерялись в далекой древности, а потому, что их попросту нет. Виновны все и одновременно — никто.

Брайт был опустошен. Ярость постепенно улеглась, а вместе с ней исчезли и мысли. В голове стало пусто и гулко. Пошатываясь и кашляя, алхимик поднялся на ноги. Пора выбираться из столь негостеприимного для людей места. Хотя для своих хозяев оно тоже не стало дворцом. Просторный склеп — вряд ли это то, о чем они мечтали.

'Мили!' — Брайт хлопнул себя ладонью по лбу. Он совсем позабыл о девушке, а ведь сейчас ей почти наверняка нужна помощь. В памяти сами собой всплыли слова Обращенной о Пастырях и об их возрождении благодаря его жизненным силам.

Алхимик тряхнул головой, отгоняя тягостные мысли, осмотрелся. Огоньки так и висели в зале, будто им нет дела до всего произошедшего вокруг. Что ж — радовало хотя бы то, что не придется блуждать в полной темноте. Хотя даже со светом это место заставляло шарахаться от собственной тени.

Брайт с удивлением понял, что знает, каким образом располагаются все коридоры, переходы и залы в этом подземном дворце-склепе. Видимо, вместе с историей обращения девушки ему стали доступны и какие-то другие сведения, которые постепенно всплывали в голове, вырисовываясь из разрозненных фрагментов в единую картину.

"Интересно, специально она мне все это передала или нет? — задал себе алхимик мысленный вопрос. — Вряд ли. Даже находясь при смерти выкладывать врагу столь важные сведения? Глупо. Разве что их открыла уже не смертоносная бестия, а наивная девчонка? Как ее звали?' — вот чего он так и не узнал, так это имени последней из Обращенных.

Брайт склонился над недвижимым телом, одним коротким движением выдернул из виска иглу, провел рукой по распахнутым векам. В глубине души он надеялся, что вот-вот это костлявое существо вновь станет обычной девчонкой. Пусть даже неживой, но сумевшей обрести свой истинный облик. Разумеется, этого не случилось. У ног алхимика по-прежнему лежало нечто, лишь напоминающее человека.

— Прости, — одними губами прошептал Брайт и направился прочь, более не оборачиваясь.

* * *

Мили очнулась в полной темноте. Голова раскалывалась. Произошедшие события выглядели далекими и нереальными, как плохой сон. Только в отличие от обычного сна, который должен развеяться без следа, последствий от кошмара чародейки было предостаточно. Девушка попыталась дотронуться рукой до ноющего виска, но не тут-то было. Прочные путы стягивали ее тело и крепко прижимали к чему-то гладкому и холодному. Попытки высвободиться ни к чему не привели. Тем более что каждое резкое движение тут же отзывалось в голове очередным приступом пронизывающей боли.

Воздух вокруг стоял спертый и затхлый, с примесью мелкой пыли. У Мили немилосердно кружилась голова, то и дело накатывали приступы тошноты. Девушка широко раскрывала рот, пыталась поглубже вздохнуть, но взвесь, попадая в горло, вызывала сильные приступы кашля, от которого голова и вовсе раскалывалась. Вот когда чародейка возблагодарила скудный рацион последних дней. Можно не опасаться задохнуться в потоках содержимого собственного желудка, сейчас пустого и сжавшегося. Но это не отменяло неприятных ощущений в животе.

Поначалу девушка старалась шуметь как можно меньше, опасаясь привлечь ненужное внимание. Она даже кашляла, сдерживаясь изо всех сил. Что, впрочем, не очень помогало. Акустика помещения убивала Мили. Небольшое пространство словно нарочно выплевывало все рожденные в нем звуки с пугающей чародейку громкостью. Девушка жмурилась, прислушиваясь к возможным шагам. И она их слышала — каждый раз после очередного приступа кашля. Но время шло, а никто так и не подходил к перепуганной пленнице.

Взбудораженное воображение рисовало картины страшных безглазых чудовищ, медленно крадущихся в темноте. Мили проклинала себя за излишне живое воображение, но ничего не могла с ним поделать. Одни картины сменялись другими — еще более отталкивающими и пугающими. Чем дальше, тем сильнее чародейка накручивала себя. Она уже чувствовала, как тонкие пальцы с острыми загнутыми когтями скользят по ее коже. Как бьет в лицо чье-то горячее зловонное дыхание, а над ухом в предвкушении сытной трапезы клацают невидимые челюсти.

Мили закричала. Ужас переполнял и грозил свести с ума. Путы сделались еще туже, они врезались в тело, перекрывали ток крови. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не сухой продолжительный кашель. Он раздирал горло, душил, высасывал силы. Хрипя, не чувствуя ни рук, ни ног, почти теряя сознание от головной боли — чародейка затихала. Ей уже было все равно — крадутся ли во тьме. Хотелось одного — чтобы мучения скорее закончились.

'А ведь можно и самой все прекратить', — подумала Мили. Мысли, то и дело прерываемые болезненными вспышками, ворочались еле-еле. Перед глазами плавали разноцветные круги.

'Просто немного сильнее удариться головой — и все'.

Но стоило ей лишь подумать об этом, как сознание смилостивилось над несчастной и отпустило в спасительную тьму забвения.

* * *

Он шел медленно. Благодаря образам, что вольно или невольно влила в него Обращенная, Брайт спокойно мог ориентироваться в полной темноте. Однако часть огоньков, как привязанная, последовала за ним. Они вились над его головой, иногда отлетали в стороны, но не пропадали вовсе. Размышлять о столь похвальной верности шаров алхимик не стал. Прогнать-то он их все равно не смог, хоть несколько раз и взмахнул рукой. Те просто поднимались выше, а потом снова возвращались.

Зато тени, которые отбрасывал алхимик, поражали своим разнообразием. Искажаясь в колоннах и переплетениях корней, они превращались в чудовищ, наделенных множеством щупалец. Зрелище скорее неприятное, нежели пугающее.

Сам зал оказался небольшим. Покидая его, Брайт задался вопросом: сколько же людей здесь отдало свои жизни? Вмурованные в колонны, безоружные и неспособные оказать достойного сопротивления. Сколько боли и страданий помнили эти стены? Алхимик чувствовал, что ответы на все эти вопросы расколотой мозаикой хранятся в только что обретенной памяти Обращенной. Но слишком много внезапно полученной информации. Мысли толпились и наслаивались одна на другую, перемежались картинами прошлого — зачастую жестокого, наполненного глубокой скорбью и тоской. Брайт старался выбросить из головы все лишние мысли и образы, но сделать это оказалось не так просто.

Легкость и плавность давно исчезли из движений воина. Плечи ссутулились, поникли. В груди все горело, дышать удавалось с трудом, поэтому приходилось часто останавливаться, отдыхать. Очень хотелось сесть, а еще лучше — лечь, закрыть глаза и забыть обо всем. Но Брайт понимал: стоит ему опуститься на пол и больше он уже не сможет подняться. Так и останется в этом забытом богами склепе, среди иссушенных тел. Сейчас его гнало вперед чувство вины перед Мили. Спасти чародейку, вывести ее на поверхность, а там будь, что будет. Глупо, но алхимик надеялся еще раз взглянуть на небо. Пусть оно будет затянуто тучами или ветвиться молниями. Мрачные стены подземной темницы давили и угнетали, здесь нет свободы. Теперь Брайт понимал то отчаяние, которое наполняло души укрывающихся здесь фей. Эти существа издревле жили среди бескрайних лесов и привыкли к их просторам. Ничто не должно сдерживать искрящийся полет, довлеть над головами. Неспроста даже жилища их были легкими, невесомыми и прозрачными.

Оказаться после всего того великолепия в сумрачных переходах подземелий — означало медленное угасание. Это и случилось. Феи чахли не столько от осознания собственного бессилия, сколько от отсутствия света, дуновения ветра, запахов леса. Они умирали изнутри, замыкались в себе, погружались в мир несбыточных грез и фантазий. В те дни залы и переходы напоминали склеп даже больше, чем теперь. Феи летали по ним изможденными призраками, стеная и проклиная ненавистных пришельцев.

Люди одержали полную и бесповоротную победу, истребили большую часть похитителей своих детей, а жалкие остатки лесных тварей загнали под землю. Туда маги не смогли пробиться. Они отошли, но оставили вокруг Радужных Мостов караульные посты, чтобы ни один бродящий по лесам человек не смог случайно или намеренно проникнуть в запретную землю. Достаточно смертей и потерь, достаточно свидетельств о вероломстве созданий с прозрачными крыльями. Существа из сказок — они обратились коварными и неумолимыми убийцами. Загнанная в кандалы зараза более не должна показаться в мире честных добрых сельчан. Ей следовало издохнуть в той яме, куда она сама трусливо спряталась.

Все это Брайт почерпнул из собственной памяти, которая оживала каждый раз, когда на глаза воину попадались характерные черты подземных чертогов. Создавалось впечатление, что Обращенная обладала знаниями не одного поколения фей.

Все это заставляло много думать и постоянно отвлекаться, чего делать нельзя. При всем при этом алхимик не видел ни для себя, ни для Мили будущего, но продолжал упорно переставлять ноги. Будь тракт свободным, можно было бы надеяться на спасение. А так — исход оставался лишь один. Он получил то, к чему так стремился. Но обретенные знания не радовали и ничем не могли помочь.

— Что ж, будет, что рассказать Мили у костра, — протянул Брайт. — Со скуки точно не помрем.

Погруженный в свои мысли, он не сразу осознал, что слышит крик. Протяжный женский крик, переполненный ужасом. С полной уверенностью сказать, что это Мили, алхимик не мог, но и отмахнуться от такой возможности было бы непростительной глупостью. Тем более что и кандидатур на роль испуганной жертвы ему виделось немного. Шипя от боли, воин прибавил шаг.

Крик улегся, погасли последние отзвуки эха. Разобраться в хитросплетениях коридоров оказалось непросто, но Брайт выбрал примерное направление и старался придерживаться его. Он уже успел привыкнуть к тому, что идет в относительной тишине и все звуки принадлежат лишь ему. Но какой-то новый шум заставил его насторожиться, замереть. Что это? Игра воображения или кто-то еще бродит в неприветливых чертогах?

Алхимик замер. Он торопился, но терять бдительности не мог. Ему казалось, будто стук собственного сердца разносится на многие футы вокруг и тем самым созывает к небольшому кольцу света всех выживших или воскресших чудовищ. Впервые за время своего одинокого путешествия по подземным переходам Брайт пожалел, что вокруг него продолжают виться искрящиеся шары. Как бы он не прятался, а все равно будет, как бельмо на глазу — замечательная мишень, лучшей и желать нельзя. Тем более что испускаемого огоньками света так мало, что хватало лишь на несколько шагов вокруг. Все остальное пространство плавно тонуло в непроглядном мраке. Больше вреда, чем пользы.

Он уже почти не дышал, опасаясь пропустить настороживший его шум. Невольно вспомнилось дно колодца и первые ускользающие звуки мелодии, которую он так же боялся потерять. Но теперь все иначе. Тогда он шел — восторженный, исполненный надежд и предвкушения, теперь же — настороженный, испуганный, без веры в благоприятный исход.

Шум донесся снова. Больше всего он походил на то, словно бы по полу перетаскивали что-то большое и тяжелое.

"Если там еще одна Обращенная, значит на этом все и закончится", — подумал алхимик, с тоской взглянув на стилет. Снова ожидать такой удачи, как в зале с живыми колоннами, глупо. Он не сможет справиться с очередной жертвой фей, превратившейся в бестию. А вновь оказаться в путах и почувствовать, как из тела медленно выкачивается жизнь, Брайт попросту не мог себе позволить. Самоубийство не лучшее решение, но если подумать и прикинуть варианты... выходила очень непростая дилемма.

Так или иначе, но стоять на месте в ожидании, пока источник шума сам пожалует на огонек, казалось алхимику еще более неправильным. Пока не поздно, можно повернуть обратно и попробовать поискать другой путь, но сколько на это может потребоваться времени — Брайт не знал. Да и нет никакой уверенности, что в следующем коридоре он снова не услышит такой же шум. А вдруг там нет ничего опасного? Вот же дураком он сейчас выглядит, дрожа от нетерпения и сомневаясь в принятом решении.

Алхимик вздохнул, закашлялся, в который раз вытер окровавленные губы рукавом. Шорох стал ритмичным, он приближался. Теперь отступать уже поздно.

"Что ж, тем лучше, — невесело улыбнулся Брайт. — Не придется бегать по этому муравейнику, ломать ноги".

Он пригнулся, осторожно двинулся навстречу звуку. Шаг — остановка, еще шаг — снова остановка. Во рту пересохло. От напряжения в ногах появилась дрожь. Алхимик выпрямился, постарался расслабиться.

— Вот же вояка, — прошептал он одними губами и тут же от неожиданности вздрогнул, чуть не выронив стилет. Из темноты, совсем рядом, раздалось утробное бормотание. У Брайта округлились глаза. Источник бормотания находился выше любого, даже самого рослого человека.

Брайт чувствовал, как сжимающая стилет ладонь стала мокрой от пота. Как по лбу сбегают разъедающие глаза соленые капли. Прихошлось щуриться и при этом постараться не пропустить малейшего движения во тьме. И он не пропустил. Нечто огромных размеров проявлялось неспешно, надвигаясь подобно скале.

Темнота сгущалась и обретала форму, пока над воином не нависла высоченная сгорбленная фигура с безучастным плоским лицом. Алхимик мельком посмотрел на стилет. Рядом с появившейся тушей тот казался безобидной булавкой, способной своим уколом вызвать разве что приступ гнева.

"Неужели и это тоже раньше было человеком"? — не веря себе, думал алхимик. Перед ним замерло нечто, вдвое превышающее его в росте, но уже в плечах. Вживую Пастырь выглядел еще более отталкивающе, чем в видениях. Грязный, в еле прикрывающих наготу клочьях истлевшей ткани, покрытый тонкой маслянистой пленкой, с сочащейся из множества нарывов сукровицей. Существо двигалось неловко, подволакивая одну ногу. Брайт с удивлением отметил, что колени у Пастыря гнутся в обратную сторону.

— Доброе сочное мясо, — разорвал великан повисшую тишину. Его голос звучал тускло, без эмоций. Безгубый рот открывался темной дырой, наполненной корявыми черными зубами. Носа и ушей не было вовсе. На их месте виднелись провалы с неровными шевелящимися краями, из которых вытекали струйки темной жидкости.

Брайт неприязненно сплюнул.

— Новое Семя, — продолжал Пастырь. — Неправильно. Не должен ходить, должен быть источником. Мало отдал.

— Извини, источник пересох, — глядя исподлобья, буркнул алхимик.

— Нет, вкусное мясо здесь. Хватит, чтобы тело больше не болело, чтобы стать сильным, — Пастырь высунул распухший длинный язык, покрытый клочьями отмирающей кожи, и облизнулся. Затем попытался схватить Брайта за горло, однако длинная рука взрезала лишь пустоту. Алхимик не терял бдительности. Больше того, в нем родилась и начала крепнуть уверенность в том, что не все еще потеряно. Не до конца восстановившееся чудовище оказалось неповоротливым и медлительным. А значит, появлялся шанс на спасение бегством. Еще бы успеть найти и освободить Мили.

Брайт начал медленно обходить Пастыря. Никаких резких движений, никаких слов — ничего, что могло бы вызвать преждевременную ярость у великана. Усыпить бдительность, оттянуть время неизбежной атаки.

— Мясо должно остаться. Мы так ждали. Очень долго, — новая попытка существа добраться до алхимика. И снова неудача. Уклоняться от неуклюжих замахов чудовища оказалось плевым делом — и ребенок бы справился. Куда как сложнее выдерживать его вид, вдыхать зловонные миазмы, исходящие от все еще распадающегося тела.

Слушать и далее размышления Пастыря о тяготах затянувшегося ожидания Брайт не стал. Он как мог резко развернулся и бросился бежать. Светящиеся шары последовали за ним. В груди пожар разгорелся с новой силой. Уже спустя несколько размашистых шагов прыть алхимика значительно поубавилась. Бег превратился в быструю ходьбу с редкими остановками, чтобы откашляться и отдышаться. Брайт, которому запас собственных сил виделся значительно большим, чем оказалось на самом деле, в первые мгновения с замиранием сердца ждал справедливого возмездия за глупую самонадеянность. Он даже представил, как тяжелая узловатая рука опускается ему на спину, как хрустят под чудовищным натиском позвонки, а неспособное пошевелиться тело безвольным кулем летит на камень. Однако Пастырь оказался еще менее расторопным. Он проводил ускользающую добычу пустым взглядом, попытался прыгнуть следом, но одна нога с чавкающим звуком подломилась, и существо грохнулось на пол, рыча и поднимая облака пыли.

Падение Пастыря прибавило Брайту оптимизма. Теперь главное — не потерять темпа и не сбиться с намеченного пути. Если он все правильно определил, то крик Мили, если, конечно, это кричала чародейка, доносился откуда-то из района приемного зала — того самого, где они и встретили Обращенную. Из зала должны уходить в стороны несколько ответвлений, часть из которых оканчивались тесными комнатами. Алхимик надеялся, что сумеет найти девушку быстрее, чем окажется запертым в узком коридоре настигшим его Пастырем. Но пока следовало добраться хотя бы до зала.

Вот только Пастырь не разделял столь смелые планы алхимика. Чудовище попыталась встать, но тут же упало. Подломившаяся нога более не могла выдерживать веса своего хозяина. Более того — из голени, разорвав на лоскуты бледную кожу, торчал окровавленный кусок кости. Пастырь пошатал его рукой, попытался вправить. На полу почти сразу образовалась лужа крови. Плоть же вокруг перелома превратилась в рыхлую кашу. Но это нисколько не огорчило великана. Более не мешкая, он встал на четвереньки и, поджав под себя изувеченную ногу, весьма резво на трех конечностях припустился за беглецом. Ни единого намека на то, что боль причиняет ему неудобства, Пастырь не выказывал.

Брайт услышал погоню не сразу, а лишь когда добрался до приемного зала. Собственное тяжелое дыхание и пульсирующая в висках кровь заглушали все иные звуки. Алхимик остановился у высокого арочного проема, украшенного витиеватой резьбой. По камню в разные стороны разбегались роскошные цветы. Казалось, не хватает легкого дуновения ветра, чтобы цветы ожили, заколыхались. Глядя на застывшие бутоны, Брайт начинал понимать, зачем исчезающему народу понадобилось в своем последнем прибежище тратить драгоценные силы на столь тонкую, многотрудную отделку. Феи хотели забрать с собой часть родного для них мира, окружить себя и под землей тем, к чему относились трепетнее всего — цветами. Но каменная растительность не смогла заменить живые прообразы. Несмотря на исключительную красоту, все это мертво.

Алхимик вздрогнул и обернулся. Во тьме за пределами освещенной области пока еще ничего нельзя разглядеть. Однако отдаленный шум быстро приближался. Брайт похолодел, с досады пнул ногой стену. Толком не успев восстановить дыхание, воин заковылял через зал.

* * *

Мили пришла в себя от ощущения, что ее кто-то трогает. Поначалу девушка решила, что это либо сон, либо очередной плод фантазии. Но слишком уж натуральной была эта фантазия. В воздухе повис тяжелый запах. И он что-то навязчиво напоминал — что-то очень знакомое, малоприятное.

— Кто здесь? — дрогнувшим голосом спросила чародейка тьму. Ответом ей было неразборчивое бурчание. Определенно, рядом кто-то есть. — Отзовитесь, прошу вас. Не молчите, — и снова одно лишь бурчание.

Мили чувствовала, как с нее стаскивают одежду. Но не аккуратно, что было бы крайне сложно, а пойдя самым простым путем — распарывая. Это могло означать лишь одно — одежда ей больше не понадобится. Девушка старалась держать себя в руках и не поддаться панике. Проявить сейчас слабость — ну уж нет! Она, гордая дочь потомственных магов, не доставит такого удовольствия безмолвным мучителям, чтоб им гореть в пекле Зирта!

Вот только с каждым ударом сердца гордая дочь магов забивалась все дальше и дальше, ища самый глубокий и темный уголок в разуме Мили. А ей на смену потоками выплескивались страх и омерзение. Чародейка чуть не застонала, когда с раненой ноги одним беспощадным движением был сорван сапог. Немного запекшаяся и успокоившаяся рана тут же открылась. Девушка даже не почувствовала боли. Мир вокруг почему-то стремительно закружился, собственное тело стало невесомым, а сковывающие путы словно бы и вовсе пропали. Однако уже в следующее мгновение реальность вновь вернула себе права. Затекшее ноющее тело, звук распарываемой одежды, невнятное бормотание — все это никуда не ушло. Больше того, чародейка почувствовала, как на обнаженную кожу капает что-то теплое и тягучее. Девушку передернуло, по телу пробежали мурашки.

Внезапно Мили вспомнила этот запах.

Однажды ей довелось посетить одного состоятельного господина. Тот намеревался предложить чародейке тайный заказ на устранение своего компаньона. Банально, низко, но и оплата соответствующая. Скрепя сердце, Мили отказалась. Но главной причиной тому послужило то, что господин уже не один год лежал в постели, не в силах даже приподняться. Он продолжал вести дела, продолжал увеличивать капитал, но в его комнате, обставленной цветами и умащенной благовониями, стоял еле заметный запах больного, медленно разрушающегося тела. Глупо, но Мили не смогла побороть сразу родившуюся внутри себя неприязнь к этому человеку.

Тот же самый запах, только многократно усиленный, она чувствовала и теперь.

Одежда все продолжала трещать. Чародейка чувствовала себя так, словно голая лежит в постели того состоятельного господина. Но за все годы тяжелой болезни белье, успевшее стать темно-серым, ни разу не менялось. А сам господин — сморщенный и покрытый какой-то слизью, стоит подле и в похотливом нетерпении роняет зловонные слюни на тело своей нареченной.

Этого девушка уже не смогла вынести. Она снова закричала, но на этот раз сознание потерять не удалось. Разум цепко ухватился за отталкивающие образы и не желал с ними расставаться, даже если это грозило помешательством.

* * *

Казалось бы, преодолеть каких-нибудь тысячу триста футов по прямой — что может быть проще? Но не когда собственные ноги больше походят на пару соломенных тюков, готовых вот-вот рассыпаться. А резь в груди делает каждое движение схожим с ощущением, словно лежишь на огромной наковальне, и сверху раз за разом опускается пудовый раскаленный молот. Да еще ко всему перечисленному по пятам гонится огромное чудовище, способное голыми руками оторвать вам голову.

Наверняка в другое время и в другом месте Брайт сам бы нашел свой бег забавным — подгибающиеся, заплетающиеся ноги, хриплое частое дыхание, руки-плети. Все портило разве что окровавленное, искаженное болью лицо. Алхимик больше походил на пьяного, успевшего не один раз повстречаться физиономией с чьим-то кулаком. Но сейчас не до смеха. Он слышал неумолимо приближающуюся погоню.

По пустынному залу гулко разносились шаркающие шаги Брайта, им вторили шлепающие звуки, которые издавал во время бега Пастырь. Внезапно в шум погони вклинился крик. На этот раз алхимик уже не сомневался — то был голос Мили. И источник его значительно приблизился. Выбранный путь оказался верным.

'Значит, еще жива. Не опоздал!'

Сразу бежать к чародейке глупо — все равно не успеть. Даже учитывая то, что просто от нечего делать так не кричат. Не хотелось думать о худшем, но, видимо, девчонке приходится действительно не сладко. Но и попасть между двух огней без возможности достойно обороняться — глупо вдвойне.

'Цепь!'

Алхимик даже застонал от собственной глупости. Он же вспоминал об утерянном оружии совсем недавно и вот снова забыл. Тупица! Так или иначе, но шанс все же есть. Дело оставалось за малым — успеть добраться до колодца, найти в жиже цепь, убить Пастыря. Что может быть легче?

Впереди показалось возвышение со все еще стоящим на нем стуле. Брайту показалось, что прошла целая вечность с тех пор, когда он и Мили впервые оказались тут. Больше не звучало чарующей мелодии, не осталось и следа восхищения от созерцания отделки, не манила своей близостью ожившая тайна. Теперь Брайт ощущал себя древним старцем — разбитым и больным, обремененным кучей замшелых знаний, которые обрывками всплывали в сознании.

Шлепанье сзади уже почти оглушало, снова послышалось утробное бормотание, а потом внезапно все оборвалось. Почти не отдавая себе отчета в действиях, Брайт рухнул на пол и несколько раз перекатиться в сторону от пирамиды. И вовремя. Мимо него пронеслось тело Пастыря. Чудовище, которое попыталось достать законную добычу в прыжке, теперь неуклюже скользило конечностями по гладкому камню пола, пытаясь найти хоть что-то, за что можно было бы уцепиться — безрезультатно. Между плитами не было ни малейшего зазора или выщерблины — сплошная гладкая поверхность, не оставляющая Пастырю ни единого шанса. Массивное неповоротливое тело на всей скорости врезалось в сложенную много лет назад пирамиду. Послышался шум падающих, разбивающихся блоков и протяжный стон угодившего в ловушку Пастыря, погребенного под грудой камней.

Брайт тяжело дышал, распластавшись на полу чуть поодаль. От падения перед глазами все еще летали черные точки. Надежды, что чудовище подохло, у алхимика не было. Поэтому следовало, как можно скорее, вставать и бежать, бежать... Только откуда взять силы? Воин оперся на руки, успевшие стать черными от налипшей пыли, попытался приподняться. В груди что-то лопнуло, и все тело прорезала острая боль. Брайт чуть было не захлебнулся собственной кровью, хлынувшей изо рта и носа.

Он перевернулся на бок и дождался, пока поток крови иссякнет. Сколько же ее уже вытекло из него? Однако упрямство брало верх. Появившаяся неожиданно надежда на спасение не желала так просто отступать. Теперь, когда Пастырь завяз под грудой камней, самое время его уничтожить окончательно. Если такое вообще возможно.

Стараясь не обращать внимания на головокружение, Брайт поднялся. Его шатало, словно под ногами не недвижимый каменный пол, а танцующая палуба какой-нибудь ветхой посудины во время шторма. Шаг, другой — падение, выбивающийся из легких воздух.

Под превращенной в кучу камней пирамидой что-то заскреблось. Брайт с силой сжал бесполезный стилет, будто бы тот мог чем-то помочь.

— Жив, — с досадой прошипел он и сплюнул красным. — Что же вы все не можете спокойно умереть?

Погоня грозила затянуться надолго.

Снова встать на ноги, снова идти. Брайт с силой закусил левую ладонь, но боли от этого почти не почувствовал. Шаги давались с большим трудом. Алхимик брел, словно продираясь сквозь вязкую невидимую паутину. В ушах слышался монотонный звон, звучащий на одной ноте.

Из-под завала показалась рука со свисающими с нее лохмотьями кожи. Рука шарила по полу, что-то выискивала. Затем раздался скрежет камней, нагромождение вспучилось и показалось то, что недавно было Пастырем. Теперь это существо походило на кусок протухшего мяса, истекающий кровью и гноем. Чудовище раззявило рот, ставший почти беззубым, и издало громкий крик, от которого, казалось, затерявшийся во тьме потолок незамедлительно должен упасть на голову ненавистного пришельца.

Брайт обернулся, облизал пересохшие губы. Его отделяли от Пастыря каких-то три десятка футов — ничтожное расстояние. Чудовище с легкостью могло преодолеть его за пару прыжков. Или уже не могло?

Алхимик остановился, оперся руками о колени. Пастырь медленно выползал из-под груды блоков. Судя по тому, как он двигал руками и ногами — переломов было множество. Голова стала бесформенным кровавым месивом, из которого продолжали смотреть пустые глаза. Даже теперь, должно быть, испытывая невыносимую боль, существо никак не проявляло эмоций. В его действиях сквозила неизбежность, и это пугало больше всего. Казалось, Пастырь никогда не остановится. Так и будет преследовать добычу, пока не настигнет ее и не доберется до вожделенной плоти.

Брайту все же удалось первым добраться до злополучной деревянной двери, ведущей в кишку колодезной шахты. Всю дорогу алхимик оборачивался и следил за Пастырем — не встанет ли тот, не прибавит ли в скорости. Но нет, чудовище способно лишь ползти. Оно подтягивалось одной рукой, пострадавшей не очень сильно, и, извиваясь всем телом, продвигалось вперед. Однообразные бездумные движения — ни одного слова или звука, кроме шуршания в пыли изуродованного тела.

Алхимик ввалился в шахту. Тут же поскользнулся, но сумел устоять. Сюда огоньки за ним не последовали, в беспокойстве заметавшись по залу. Вмиг опустившаяся темнота поглотила Брайта. Он будто бы перестал существовать, растворившись в бесконечной пустоте. Воин встал на колени, опустил руки в холодную студенистую жижу. По телу пробежала неприятная дрожь. Но делать нечего — поиски могли занять много времени, и терять его на преодоление брезгливости стало бы преступлением. Брайт судорожно шарил по склизкому дну. Пальцы нащупывали какие-то мягкие комки, осколки камня, куски мха, еще какую гадость, но не искомую цепь. На душе становилось неспокойно. Каждое ускользающее мгновение стремительно уменьшало шансы Мили, да и его собственные.

Внезапно деревянная дверь с громким треском разлетелась в мелкую щепу, и в открывшемся освещенном проеме показался Пастырь. В непосредственной близи — перемолотый тяжелыми камнями, он выглядел еще более отталкивающе. Великан бесформенной массой начал стекать в жижу, держа над ее поверхностью лишь голову.

Брайт отшатнулся и тут же почувствовал, что нога задела нечто странное. Это нечто выбивалось из всего того, что алхимик нащупывал прежде. Быстрый разворот и, уже опуская руку в колышущийся студень, воин знал, что там найдет — выпавшую при падении с лестницы боевую цепь. Ощутив в ладонях привычную рукоятку, обвитую мягкой выделанной кожей, пусть сейчас и скользкую, Брайт почувствовал себя значительно увереннее. На губах появилась зловещая улыбка.

— Быстро ты добрался, — раскручивая цепь, проговорил алхимик, и в глазах его была сталь.

Пастырь поднял взгляд.

— Семя не должно ускользнуть, — чуть слышно прошамкал он. — Вкусное мясо, новая жизнь...

Алхимик не дал чудовищу договорить. Довольно слов. Здесь они давно стали горькими и колючими. Пастырь протянул руку, пытаясь дотянуться до Брайта. Воин даже не обратил на это движение внимания. Он направил оголовье цепи в обезображенную морду того, кто должен был стать ловцом новых Семян. Раздался чавкающий звук. Череп Пастыря лопнул. Тело, не успев отреагировать на утрату мозга, дернулось в попытке уклониться от уже достигшего цели удара.

Брайт не стал полагаться на надежность первой удачной атаки. Слишком много за последнее короткое время он видел возрождений после, казалось бы, запредельных ранений. Цепь рассекла полумрак колодца и вновь обрушилась на голову Пастыря. Снова и снова бил Брайт, пока череп чудовища не превратился в бесформенную кашу и не слился воедино с поглотившей его жижей. Только тогда алхимик остановился. Он тяжело дышал, лицо раскраснелось, глаза сверкали торжеством. Воин стоял и смотрел на поверженного противника, чье тело, освещаемое сновавшими за дверью огоньками, безвольно застыло с вытянутой перед собой рукой. Пастырь даже после смерти продолжал исполнять давно усвоенное поручение.

* * *

Мили медленно сходила с ума от ужаса и отвращения. Надежда на спасение давно умерла и успела истлеть. Разум же все глубже и глубже погружался в омут ужасных отталкивающих образов. Как хотелось девушке, чтобы хоть в этом подобии забытья ее охватило что-то теплое, успокаивающее, к чему нестрашно тянуться из каменной коробки забытого подземного дворца. Но нет — никаких радужных фантазий. Вместо них чародейка ощущала себя вожделенной добычей полусгнившего старика, который тянул к ней свои скрюченные дрожащие руки. И она, сжавшаяся в комок, как ни старалась, не могла спастись. Постель больного превратилась в оплывающий могильный холм — из его плоти к Мили устремлялись тонкие извивающиеся черви. Они больно впивались в кожу, проникали в вены и двигались по ним, как по проторенным тропам.

Силы покинули чародейку. Она больше не кричала, не плакала. Никогда девушка не могла вообразить, что окончит свои дни подобным образом. Ей всегда казалось, что жизнь — это одно большое приключение, созданное для того, чтобы повеселиться. Конечно, встречались в приключениях и неприятные моменты, но как же без них. Своим присутствием они заставляли кровь бурлить в жилах, а удовольствие от очередной победы делали еще более насыщенным и полным. Слишком поздно пришло осознание собственного заблуждения. Слишком высокой ценой оно досталось.

— Обращенная. Да, — сквозь пелену кошмаров Мили услышала грубый бесцветный голос. — Слабое тело, мало жидкости. Но хватит на первое время.

Причиняя страшную боль, черви продолжали движение по венам. Девушка бесшумно молилась, чтобы они скорее уже добрались до сердца и остановили его. Но нет, проклятые твари не торопились. Они ползли медленно, уничтожая в жилах кровь и заменяя ее гнусным ядом, который должен дать телу чародейки новую, перерожденную через смерть жизнь.

— Убери от нее свои лапы! — внезапно услышала Мили знакомый голос. — И отойди к стене.

Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Неужели? Брайт? В тот самый момент, когда она уже распрощалась с жизнью? Дерьмо дракона, что он так долго? Девушка готова была расцеловать алхимика и тут же разорвать его на мелкие клочки, если бы на то были силы.

* * *

Брайту повезло. Ему не пришлось выбирать среди нескольких возможных коридоров. В той стороне, откуда он слышал крик Мили, прохода было лишь два. При этом один из них вел далеко — в другие части обширных чертогов. А вот другой имел в длину порядка тридцати футов, и всего пару поворотов. В конце же коридора, будто бы проплавленного в толще грунта, должна располагаться небольшая комната. К ней алхимик и направился — так быстро, как только мог.

Белые шары вновь следовали за ним. В их свете Брайт ступал по остекленелому, скользкому полу открывшегося тоннеля. Стены и потолок также можно использовать в качестве зеркала. Куда ни падал взор — везде виднелись плавные округлые формы, никаких острых углов. Когда-то алхимик сам проводил серию экспериментов по получению особого прочного стекла. Особых успехов добиться не удалось, но хорошо помнил, как из совершенно, казалось бы, неподходящих для этого компонентов — очищенного кварцевого песка и древесного угля, получается прозрачное тягучее вещество. Но для этого требовалась огромная температура. Какие же силы бушевали здесь?

Брайт осторожно вышел из-за второго поворота и глаза его расширились. Перед ним, повернувшись спиной, стоял еще один Пастырь. Чудовище склонилось над подобием алтаря, из которого торчало множество тонких шевелящихся отростков. Насколько мог судить алхимик, все они тянулись к тут же лежащей девушке. Мили, он все же нашел ее!

— Убери от нее свои лапы! — спокойно сказал Брайт, и тут же цепь разрезала затхлый воздух. — И отойди к стене.

На самом деле воин не собирался давать Пастырю шансов. Чудовище еще только начинало оборачиваться, когда шипастое оголовье, направленное уверенной рукой, врезалось ему в висок. Брызнула кровь. Великан пошатнулся, издал протяжный рык. Не теряя времени, Брайт метнул в Пастыря стилет. Конечно, Брик мог бы это сделать куда как изящнее, точнее, но и достигнутый результат был весьма неплох. Полоска металла вонзилась чудовищу в шею.

Огромная туша дернулась, но не упала.

— Семя, — прорычал Пастырь, — не правильно, не должно...

Оголовье завершило стремительную дугу и врезалось чудовищу прямо в лицо. Больше Пастырь уже не мог ни видеть, ни говорить. Во все стороны брызнуло алое и темное. Великан крутнулся на месте, что-то пробулькал, затем поднес руки к шее, без труда выдернул стилет и отбросил его в сторону. Брайт уже не удивлялся и не злился невероятной живучести существа. Его беспокоило другое — отростки в алтаре. Все это неприятно походило на процесс превращения девочки в Обращенную. Сколько времени длится подобное перерождение, алхимик не знал. Но испытывать судьбу не было ни малейшего желания. Не хватало еще, чтобы Мили теперь превратилась в беспощадную бестию. Чародейка и раньше не была подарком, но уже привычным 'не подарком', даже родным.

Пастырь стоял, шатаясь из стороны в сторону, и скоблил руками месиво, которое образовалось на месте лица. Казалось, он пытался найти там глаза. Грязные кривые пальцы шарили по развороченной плоти, натыкались на осколки кости, утопали в появившихся трещинах и провалах. Брайта это вполне устраивало. Он не стал добивать чудовище, а бросился к алтарю.

Алхимик не представлял, что будет, если просто выдернуть присосавшиеся к телу Мили отростки. Он старался найти в обретенной памяти хоть какую-то, пусть самую обрывочную информацию на этот счет, но не находил. Либо ее нет вовсе, либо она покоится под гнетом других воспоминаний.

Чародейка застонала, открыла глаза:

— Брайт, поимей тебя горгул, — тихо прошептала она серыми губами. — Не стой столбом, раз пришел.

Воин больше не колебался. Он схватил один отросток и осторожно, стараясь не причинять чародейке еще больших страданий, потянул его. Тот был теплым, упругим и полым внутри — словно живая трубка. Когда он нехотя вывалился из вены, то из него еще продолжала капать черная маслянистая жидкость. Ранка на теле Мили тут же закровоточила. Брайт с облегчением отметил, что кровь все еще обычного алого цвета. Хотя и у Обращенной она не изменилась... Не давая себе времени на сомнения, алхимик начал один за другим вырывать из девушки отростки, уже не заботясь об осторожности.

Пастырь прекратил искать собственные глаза. Он опустил окровавленные руки и замер, вслушиваясь. Брайт как раз успел освободить Мили от протянувшихся к ней трубок. При этом последние он вырвал одним движением, схватив сразу целый пучок. Девушка вскрикнула и потеряла сознание. Выглядела она сейчас прескверно — вся в многочисленных кровоточащих ранах, некоторые из них были весьма устрашающими на вид. Кое-где кожа не выдерживала напряжения и рвалась.

Но Брайт твердо считал, что лучше уж так, чем чародейке в вены будет продолжать вливаться непонятная дрянь. На поверхности найдется достаточно трав, чтобы быстро снять боль и ускорить заживление. Но туда еще надо попасть.

— Я здесь, урод! — громко проговорил алхимик, обходя Пастыря стороной. — Что-то потерял?

Великан повернулся на голос, сделал неверный шаг, остановился. Его тело казалось совершенно безвольным. Но от этого оно не стало менее зловещим. Голова рывками поворачивалась из стороны в сторону, и каждый раз с лица срывались тяжелые капли. Брайт хотел выманить Пастыря подальше от алтаря, чтобы чудовище случайно не задело девушку. Но, по всей видимости, огромное тело просто не знало, что делать. Лишившись последних остатков мозгов, оно превратилось в кучу покрытой кровью плоти. Алхимик не стал выжидать более удобного момента для атаки. Цепь вновь взвилась в воздух, оголовье начало свой сокрушительный полет.

Удары со всех сторон посыпались на Пастыря. Брайт не старался поразить одну лишь голову. Он бил в руки, ноги, корпус. Бил до тех пор, пока великан не рухнул на пол и не стал похожим на груду мокрого грязного тряпья. Только тогда алхимик отыскал отброшенный Пастырем стилет. С ним он вернулся к Мили и перерезал стягивающие ее путы. Те тоже оказались живыми, но это уже не удивляло. Их обрубки еще некоторое время извивались, фонтанируя зеленоватым соком.

Брайт поднял с пола сапоги чародейки. Мелочь, но босой она далеко не уйдет. Аккуратно, стараясь как можно меньше тревожить открытую рану, алхимик натянул порядком испачканную и порванную обувь на ноги девушки. Теперь можно уходить. Задерживаться дольше в огромном подземном склепе нет никакой надобности. Судьба и так была благосклонна к путникам, дав им еще один шанс на спасение. Надо думать — последний.

Алхимик поднял Мили на руки. Даже сейчас, почти вконец обессиленный, он почувствовал, что безвольное тело стало необыкновенно легким. В голове не было воспоминаний о процессе обращения: как долго он проходит, что при этом творится с несчастным. Потому Брайт нес чародейку, то и дело косясь на нее. На душе было неспокойно.

Светящиеся шары по-прежнему кружились вокруг. Они выхватывали из кромешной тьмы неверно шагающую фигуру ссутулившегося мужчины. На его руках покоилась бледная девушка. Некогда великолепные волосы цвета спелой пшеницы превратились в ссохшийся спутанный колтун, который вряд ли бы поддался даже самому прочному гребню и мягкому мылу. Ее кожу покрывали разводы запекшейся корки из собственной крови, слюны Пастыря и зеленой жидкости. Посмотреть со стороны — труп трупом. Но алхимик чувствовал ее тепло, видел еле заметное подрагивание век. Сам он двигался медленно: проходил несколько шагов, останавливался и отдыхал. Но даже это не помогло. Не успевая восстанавливаться, силы стремительно таяли.

Уже у самого выхода из оплавленного коридора Брайт положил Мили на пол. Тащить чародейку и дальше сил просто нет. До колодезной шахты оставалось еще около трехсот футов, но после всех передряг они растянулись на целые мили. Тем более что алхимик уже начал сомневаться — сможет ли он в одиночку преодолеть бесконечные витки сотен ступеней. Чего уж говорить о том, чтобы сделать это в паре с бессознательным телом. Небольшой отдых все равно необходим. А за это время Мили вполне могла очнуться.

Алхимик сполз по стене, со стоном кое-как привалился к холодному камню. Расслабиться не получалось. Малейшее неподконтрольное движение тут же жестоко каралось острой болью. Брайту казалось, что незримый мастер пыток вбивает в него длинные тонкие гвозди. Но, несмотря на это, вскоре воин почувствовал, что глаза начинают неумолимо закрываться. Расслабленное тело просто перестало подчиняться, а разум впадал даже не в забытье, а в ступор. Тупое бессмысленное оцепенение. Появись сейчас в кругу света очередной Пастырь или новая Обращенная, Брайт не смог бы пошевелить и пальцем.

Внезапно в засыпающем мозгу родилась идея. Преодолевая невероятное сопротивление собственного тела, алхимик вытащил из ножен стилет, полоснул им по внешней стороне левого предплечья. Боль яркой вспышкой озарила замершее сознание. Брайт усмехнулся. Что ж — способ оказался вполне себе действенным. Тревожить покалеченную грудную клетку не хотелось — успокоилась и хорошо. А вот немного позабавиться со стилетом — самое оно. Главное не перестараться и не истечь кровью. А то глупо получится.

Алхимик посмотрел на Мили.

— Слушай, если мы так и останемся здесь сидеть, — сам не понимая зачем, начал Брайт, — то, скорее всего, уже никогда не поднимемся наверх. Ты этого хочешь? — ответа нет. Но он и не требовался. Воин говорил, скорее, для себя, нежели старался достучаться до чародейки. Слова возвращали его самого к реальности, отвлекали ото сна и тяжести в груди. — Давай же, ты можешь, я знаю. Не стоит лежать на холодном полу. Я еще хочу посмотреть на твоих детей. А так ничего с этим может не получиться. Хотя... — он задумался, вспомнив интимные предпочтения Мили. — Ты уж постарайся. А пока открывай глаза, давай.

Его голос звучал тихо и спокойно. Впервые за многие годы подземные чертоги слышали обычную речь. И дело не в словах, а в интонации. В ней не было ни ненависти, ни отчаянья, ни грандиозных призывов или несбыточных надежд. Ничего, кроме разве что небольшой толики отрешенности. Будто не был алхимик измучен до последнего предела, и не сидел он в богами забытом склепе, и не лежала рядом с ним умирающая девушка. А раскинулось вокруг них широкое поле с мягкой зеленой травой, и из глубокого чистого неба смотрело на прилегших отдохнуть путников теплое солнце.

Он говорил и говорил, удивляясь внезапно нахлынувшей болтливости. Слова срывались с губ сами собой, Брайт даже не задумывался над ними. Ему всегда было уютнее в тишине, но сейчас она превратилась в злейшего врага — затаившегося и терпеливо выжидающего, когда разомлевшая жертва закроет глаза.

Внезапно до его слуха долетел странно-знакомый шелестящий звук. Брайт умолк, прислушался. Нет, то определенно не шаги. Алхимик до боли напрягал слух. Больше всего шум походил на... На журчание обычной проточной воды.

— Странно, — задумчиво проговорил алхимик. — Потопа нам еще не хватало.

Он отчетливо помнил, что ни когда они впервые вошли в этот зал, ни потом подобного звука не было. Значит, прорыв случился совсем недавно. Но почему? Неужели проклятый дворец-склеп простоял столько лет, чтобы именно сейчас начать разваливаться на куски и дать течь? Брайт не мог поверить в такое совпадение.

— Ну, ты и болтун, — раздался голос Мили. — Да смерти меня заговорить решил, чтобы больше не тащить? — девушка мутными глазами озиралась вокруг.

Алхимик с облегчением вздохнул, попытался приподняться, но тут же со стоном осел обратно. Тело будто одеревенело, и каждое движение сопровождалось жестокой болезненной судорогой.

— Вот и отдохнул, — сказал Брайт, утирая моментально выступивший на лбу пот.

— А что это капает? — приподнявшись, спросила Мили. Как ни странно, но чувствовала себя девушка вполне сносно. Многочисленные раны, конечно, болели, но несильно. Хуже с головой. Та все еще продолжала гудеть и немного кружиться.

— Капает? — переспросил Брайт. — Мне казалось, там уже целая река.

— Почему же нас еще не затопило? — хмыкнула девушка и тут же, словно в ответ на свой вопрос почувствовала, как намокает превращенная в лохмотья одежда, как касаются кожи первые холодные струйки воды.

— Чего ты говоришь? — спросил Брайт.

Он закрыл глаза и, неуклюже опираясь на стену, начал вставать. Девушка последовала его примеру.

— Уже молчу, — смеясь сквозь боль, сказала Мили. — Мы с тобой как пара подзаборных калек.

Сравнение было вполне уместным. Грязные, оборванные, с большим трудом удерживающиеся на ногах — путники с легкостью могли сойти за обитателей самых клоачных трущоб любого города.

Внезапно по залу прокатился оглушительный треск, за которым последовал грохот такой силы, словно разверзлись сами небеса. Шум падающей с высоты воды усилился в разы.

— Потолок! — выдохнул Брайт и затравленно осмотрелся.

Мили даже присела, когда услышала грохот. Желание шутить моментально улетучилось. Вода под ногами стремительно прибывала, и уже не было никакой уверенности, что в следующее мгновение обрушение не повторится. Девушка однажды видела, как быстро может сложиться огромное здание, если умело выбрать места для пары небольших взрывов.

Страх навалился тяжелой гробовой плитой. Чародейка с ужасом всматривалась в непроглядную тьму над головой. Ей казалось, что вот-вот оттуда свалится огромный камень, вслед за которым в зал ворвется бушующий грязный поток.

— Быстро! — прокричал Брайт и схватил девушку за руку.

Мили и сама понимала, что медлить нельзя. Но невидимая плита продолжала давить, заставляя вжимать голову в плечи. Тем не менее, путники направились к колодезной шахте. Они не могли бежать или даже быстро идти. Ноги шаркали по покрытому водой полу, выбивая фонтаны брызг.

И снова зал наполнился треском. Темнота лишь усиливала приступы нервозности, которые охватывали девушку. Она смотрела на Брайта и видела искаженное болью лицо, но на нем не было страха. Это внушало уверенность, но ненадолго. Всего лишь до следующего обрушения. А звучали они теперь одно за другим. Каждый раз, когда сверху падала очередная глыба, пол ощутимо вздрагивал. Мили старалась не представлять себе размеров этих глыб и того, что любая из них может в мгновение ока свести на нет все попытки спастись.

К тому времени, когда путники почти достигли входа в колодец, вода поднялась им уже до колен. На ее поверхности плавала не только грязь и непонятный мусор, но и потревоженные, ссохшиеся тела фей. Нашедшие свое последнее упокоение глубоко в недрах земли, вдалеке от цветов и солнца — они даже после смерти не стали свободными.

— Почему нам так везет?! — срывающимся от напряжения голосом спросил Брайт. Он не ожидал получить ответа. Да и вопрос вырвался сам собой, став всего лишь продолжением мечущихся мыслей. — Еще немного — и можно будет плыть.

Действительно, каждый новый шаг давался со все большим трудом.

— Магия, — неуверенно предположила Мили, — я чувствую — что-то изменилось.

— Изменилось, я даже знаю что — здесь стало сильно мокро.

— Я не об этом, дубина! — выпалила девушка. — Что-то изменилось в переплетениях магических нитей. Они угасают. Магия как будто уходит из этого места.

— И вместе с ней рушатся какие-то заслоны? — предположил Брайт.

— Догадливый какой.

Перепалку прервал очередной грохот. На этот раз он прозвучал совсем близко. От обрушившейся земляной массы в стороны разбежалась упругая волна. Ее силы вполне хватило на то, чтобы сбить путников с ног. Мили вскрикнула и тут же погрузилась в воду. От неожиданности девушка вдохнула, закашлялась. На мгновение ее голова оказалась над водой, потом скрылась. Ее разум метался в ужасе и отчаянии. Заветный колодец совсем рядом. Несколько шагов, и все — спираль, ведущая к спасению. Но нет, сколь непосильными оказались эти шаги, сколь недостижимыми лежали каменные ступени.

Волна ударилась о стену и отхлынула. Брайт, который успел задержать дыхание, отплевываясь, вскочил на ноги. Во рту остался неприятный привкус, в длинных волосах запуталась полуистлевшая тряпка.

В свете мечущихся шаров зал напоминал небольшое бурлящее море с растрескивающимися скалами-колоннами.

Приглядевшись, алхимик различил чародейку, безвольное тело которой утаскивали с собой убегающие волны. Воин выругался. Хорошо еще, что он смог быстро сориентироваться, и Мили отнесло недалеко. Окруженный брызгами, он бросился за девушкой. Сверху сыпалась земля и небольшие камни. Вытянув перед собой руки, Брайт прыгнул, ухватил девчонку за ноги. Тут же притянул к себе, вытащил из бушующей стихии. Чародейка закашлялась, из ее рта брызнула темная вода.

— Живая! — непонятно зачем прокричал алхимик. — Бежим! Потом откашляешься!

Мили изо всех сил пыталась переставлять ноги. Она ничего не видела и почти ничего не слышала. Мир вокруг превратился в гудящую водную вакханалию, сопровождаемую понуканиями со стороны Брайта. Он нисколько не жалел девушку, почти насильно таща ее за собой.

Внезапно над головами раздался долгий протяжный не то скрип, не то стон. У алхимика чуть не остановилось сердце. Ближайшая к беглецам колонна дрогнула и накренилась.

— Быстрее! — Брайт уже не кричал, он вопил во всю глотку.

Только теперь Мили смогла проморгаться и мельком взглянуть по сторонам. О чем сразу пожалела. Огромная колонна на глазах покрывалась трещинами и неспешно, словно время замедлило свой ход, начала заваливаться в сторону беглецов. Девушка взвизгнула и чуть не упала. На выручку пришел Брайт. Он обернулся, поддержал. В его обезумевших глазах плавал страх.

Острые обломки уже сыпалась на измученных путников, когда те, задыхаясь и хрипя, ворвались в проем колодца. Брайт искренне возблагодарил Пастыря за вовремя сломанную дверь. За спинами почти сразу послышался оглушительный треск, и в шахту ворвалась волна, которая разметала беглецов по стенам. Здесь, в небольшом закутке, вода перемешалась с застоялой жижей, образовавшей на поверхности маслянистую пленку. Наполовину оглушенные, чародейка и алхимик ползком взобрались на ступени. Поднявшись немного выше уровня мерзкой, плескающейся под ногами жидкости, они привалились к стене.

* * *

Темнота. Почти спокойная, почти желанная.

Светящиеся шары и в этот раз не последовали за пределы зала. Они продолжали метаться под его сводами, словно огромные светлячки, потерявшие хозяина.

— Знаешь, — задумчиво проговорил Брайт, — а ведь мы оборвали последнюю нить, которая связывала фей и наш мир.

Мили промолчала, но алхимик чувствовал ее вопросительный пристальный взгляд.

— Мы должны были послужить возрождению, а на деле стали причиной краха надежд. Теперь уже несбыточных.

— Ты расстроен этим? — спросила чародейка, и в словах ее звучала растерянность.

Алхимик ответил не сразу:

— Нет, разумеется, нет. Своя жизнь дороже. Понимаешь... Остался какой-то неприятный осадок. Эти плавающие тела...Феи ведь просто хотели жить. Как думаешь, если когда-то и нас так же попросят с наших земель? Загонят в землянки или пещеры. Как поступят люди?

Мили фыркнула. Ее то и дело мутило, но пока еще удавалось сдерживаться.

— Просто хотели жить? Расскажи это той гадине, которая оглушила нас обоих. Или разлагающемуся чудовищу. Что оно хотело сделать из меня? Почему молчишь?! — чародейка бушевала. Не будь темнота столь густой, Брайт бы увидел разъяренную тигрицу со сверкающими глазами и пылающими алым щеками.

— Я не знаю, — только и проронил алхимик. Он не хотел рассказывать девушке о том, что на самом деле ей была уготовлена судьба Обращенной. Такой же, как и той, что ловко расправилась с ними обоими при встрече.

— Не знаешь?! — Мили, сидевшая ниже Брайта, почувствовала, как вода подбирается к ее ногам. Это несколько усмирило пыл чародейки. — Иди, воскрешай своих фей! Как раз компания для тебя — гнилые мертвяки и сухая девка. Надеюсь, тебе будет с ними хорошо.

Сказав это, девушка поднялась и, держась за стену, направилась вверх по лестнице. Перешагивая через озадаченного алхимика, она как бы невзначай наступила ему на ногу. Такое детское вымещение обиды прибавило настроения. Мили победно улыбнулась и услышала, как Брайт за ее спиной охает, встает на ноги и начинает ковылять по ступеням.

— Сентиментальный пустоголовый пень! — презрительно бросила чародейка.

Подъем грозил стать долгим и нервным.

Действительно, для них обоих путь наверх превратился в бесконечное преодоление ступеней. Несмотря на невысокую скорость передвижения беглецов, вода прибывала еще медленнее. То и дело доносились отголоски падающих глыб, от которых стены колодца содрогались и норовили рассыпаться. Это обстоятельство не могло не подгонять путников. Перспектива быть засыпанными расшатавшейся кладкой не впечатляла. Даже здесь, в колодце, ощущалась утрата защитных заклинаний. Стены очистились от слизи и теперь сочились обычной водой. Она весело сбегала по ступеням и устремлялась вниз. Как ни странно, но в воздухе появился запах цветов. Душистый аромат перебивал гнусную вонь, поднимающуюся со дна. Идти стало легче.

Без привалов обойтись не удалось. Но они проходили в полной тишине. Брайт не считал нужным заводить разговор, а Мили была все еще слишком обижена. Казалось, темнота остановила ход времени, а лестницу вытянула в бесконечность. Чем выше, тем быстрее ноги становились ватными, тем чаще приходилось отдыхать.

Чародейка чувствовала, что раненая нога наливается неподъемной тяжестью. Девушка уже давно пропустила алхимика вперед и теперь старалась не отставать. Давалось это с огромным трудом и злыми слезами на глазах. Признать себя слабой, неспособной о себе позаботиться, она не могла. Лучше упасть без чувств, а там будь, что будет.

До обморочных падений дело так и не дошло. Хотя девушка и шла, словно в бреду. В какой-то момент Брайт яростно затряс чародейку за плечо, указывая куда-то вверх. Мили не сразу отреагировала на столь бесцеремонное обращение. А когда, наконец, очнулась, не поверила собственным глазам.

— Мы дошли, — прошептала она, и в неверном тусклом свете, падающим из разлома в постаменте, увидела улыбающееся лицо алхимика. Все обиды и злость как рукой сняло. Девушка просияла.

— Дошли! — выдохнул Брайт. Мили показалось, что в этом слове прозвучали и облегчение, и растерянность. Вряд ли воин сам до конца верил в то, что они смогут подняться.

Последние десятки ступеней беглецы преодолели так быстро, словно и не было у них за плечами смертоносных встреч и испытаний. Ноги сами несли к живительному свету. И он ударил в глаза мягкой золотистой волной предзакатного солнца. Угасающие лучи приветствовали сумевших выжить. А сами путники, не чувствуя под собой ног, рухнули наземь. Выбравшись из каменного мешка, из холодных объятий дворца-склепа, они будто заново слышали шелест травы, ощущали ее мягкость и аромат. Весь мир сжался до размеров небольшого островка с вырастающим из него грубым каменным пальцем.

Мили перевернулась на спину. Высоко в небе неспешно плыли редкие облака.

— Подожди-ка, — Брайт тяжело сел. — Посмотри на обелиск. На самую верхушку. Что видишь?

— Ничего, — равнодушно ответила чародейка.

— Вот и я ничего. А должно быть свечение, на которое мы с тобой и клюнули.

Беззаботное выражение сползло с лица Мили.

— Я так понимаю, что там, внизу, ты сделал что-то такое, что теперь разрушает все заклятия фей. Сначала щиты, сдерживающие воду, теперь свет маяка. Ну, или наоборот. Что ты сделал, Брайт?

— Я вырвался с колонны, убил Обращенную, затем убил Пастыря и потом другого Пастыря, спасая тебя, — начал перечислять алхимик.

Мили лишь поморщилась.

— Ты думаешь, я хоть что-то поняла?

— Извини, — смутился Брайт. Он и забыл, что чародейка не знает ровным счетом ничего. — Давай сделаем так, — продолжил он. — Я постараюсь набрать ингредиентов для снадобья. Очень уж мне не нравятся твои раны. Их обязательно надо промыть и смазать. Где бы только взять огонь... Скоро станет холодно.

— Знаешь, — задумчиво сказала Мили, — ты неси дрова и свои цветочки, а с огнем я что-нибудь придумаю.

— Держи, на всякий случай, — Брайт протянул девушке стилет. — Я быстро, — он не понимал, каким образом чародейка собирается добыть огонь, но спорить не стал. Раз уверена, значит, так оно и будет.

Оставшись в одиночестве, девушка привстала на локтях и попыталась осмотреть себя. Увиденное заставило ее застонать. То, что добротная куртка и штаны превратились в драные лохмотья, ее не смущало. Но от вида истерзанного тела хотелось выть. Спасаясь и убегая, думать о ранах было некогда, теперь же разум отказывался воспринимать покрытую растрескавшейся коркой крови плоть своим вместилищем. Мили откинулась на траву и заплакала. Чародейка не понимала алхимика: зачем нужны все эти травы и промывания, если она почти уже труп? Мало того что ее убивали яд и проклятье лича, так к ним теперь добавились раны от той непонятной гадости, что вливало чудовище. Спасение вмиг перестало быть радостным.

Изменение настроения девушки не тронуло Брайта. Он был готов к этому. А потому, вернувшись, сразу принялся за изготовление снадобья. Чтобы отвлечь Мили от невеселых мыслей, начал рассказывать ей все то, что с ним произошло в подземном дворце. Чародейка действительно оживилась, в ее взгляде появился интерес. Она даже иногда задавала уточняющие вопросы. А к тому времени, когда алхимик закончил с лекарством, и вовсе находилась в возбужденном состоянии.

Брайт видел, что чародейкой овладела какая-то мысль. Очень для нее важная. Что-то в его собственных словах вдохнуло в отчаявшуюся девушку новую искру жизни.

— Костер, — отрывисто бросила Мили.

— Чего? — не понял алхимик.

— Сложи костер.

Брайт пожал плечами, направился к сваленной рядом куче хвороста. Он постарался на славу — куча была внушительная, благо сухих деревьев в непосредственной близости валялось предостаточно. Выбрав несколько сухих веток, алхимик поломал их и сложил шалашом возле Мили. Выжидающе посмотрел на нее.

Чародейка села на колени, закрыла глаза. Лицо ее стало сосредоточенным, потом дрогнуло. Но ничего не происходило. Брайт уже было махнул на затею рукой, когда увидел еле заметную тонкую струйку дыма, поднимающуюся от шалаша. Сердце пустилось в пляс. А спустя еще несколько невыносимо долгих мгновений ожидания послышался легкий треск и над сложенными ветками заиграл боязливый огонек. Он трепетал под порывами ветра, но не сдавался, пока не набрался сил и не превратился в спокойное уверенное пламя.

— Ты же говорила, что не можешь! — восхищенно воскликнул Брайт.

— Говорила, — согласилась Мили, открывая глаза и не без гордости смотря на пламя. — Все изменилось. Вспомни, заклинания фей теряют свои силы...

— То есть тебя больше ничего не сдерживает?

— Сдерживает. Это место только начало очищаться от чужой для меня силы. Не так быстро.

— Когда ты сможешь колдовать по-прежнему?

Мили пожала плечами.

— Я не была уверена, что смогу зажечь и этот костер. Мне кажется, Обращенная... Она управляла всеми магическими нитями внутри дворца. Она же поддерживала заклинания. Когда ты ее убил, то рассек самое важное звено. Силу больше некому направлять, а сама по себе она ни на что не годна. Нужен тот, кто сможет обуздать ее.

— Ты можешь? — тут же спросил Брайт.

— Внизу она была какой-то другой. Нет, думаю, нет. Но ты не расстраивайся, мне хватит и того, чем я владела.

— Хорошо, — алхимик осмотрелся по сторонам, присматриваясь к берегам. — На сегодня хватит уроков по магии, давай займемся твоими ранами.

— Отдаюсь в твои руки, целитель, — склонив голову, сказала Мили. — Что мне делать?

— Для начала снимай всю одежду.

Чародейка удивленно подняла бровь.

— Я не могу тебя заставить. Да и не хочу. Просто пойми, что одежда помешает промыть раны должным образом.

— Помоги, — Мили протянула руку, желая встать.

* * *

Обнаженная девушка снова сидела на коленях, но теперь уже по пояс в воде. В неверных отблесках разгоревшегося костра она бы выглядела диковинным мифическим существом, сошедшим с древних гравюр, если бы не волосы... Некогда прекрасные, они превратились в один чудовищный колтун без надежды на прежнюю блистательность.

— Режь, — ровным, уверенным голосом сказала Мили.

Брайт, который стоял рядом с ней со стилетом в руке, медлил. В отличие от девушки, он не раздевался полностью, оставшись в штанах.

— Ты уверена?

— Да.

Алхимик сглотнул, осторожно взял девушку за волосы.

— Да не тяни же ты! — не выдержала чародейка.

Сталь блеснула — и первый спутанный локон отлетел в сторону. Девушка закусила губу.

Когда все было закончено, Мили, едва сдерживая слезы, взглянула на алхимика.

— Ну, как?

— Знаешь, что я тебе скажу? — начал тот. — По-моему, ты великолепна в любом виде.

На губах чародейки появилась неуверенная, смущенная улыбка, словно девушка первый раз в жизни услышала комплимент.

— Ладно уж, давай покончим с этим поскорее. А то холодно и вообще-то жутко больно, — последние слова звучали уже сквозь стиснутые зубы.

Брайт начал с того, что окатил Мили водой. Чародейка съежилась, но промолчала. Потом отмыл ее от кроваво-грязной корки. Дыхание девушки стало частым и поверхностным, но алхимик знал, что это никакое не возбуждение, а желание скрыть терзающую боль. И только после этого он приступил к промывке самих ран.

Со стороны это могло показаться очень интимным действом: полуголый мужчина ласково гладит обнаженную женщину. Эдакая прелюдия к чему-то большему. Но стоны и всхлипы, которые срывались с губ Мили, наполнялись страданием. Она вздрагивала каждый раз, когда Брайт касался очередной раны. Под конец экзекуции девушка дрожала не переставая. Холод сделал тело еще более чувствительным. Алхимик ощущал, как напряжена чародейка — словно тонкая, готовая оборваться струна. Он искренне дивился ее стойкости и самообладанию. Избалованная девчонка с нежной кожей безропотно принимала жестокое, но необходимое лечение.

Обратно к костру Брайт нес Мили на руках. Чародейка так ослабла, что не могла стоять на ногах. Ее кожа приобрела синеватый оттенок, а зубы отчетливо стучали.

— Потерпи чуть-чуть, — уговаривал ее алхимик, — скоро станет легче.

Он осторожно положил девушку на чистую, непримятую траву и бегом кинулся к дровам. Быстро наломав веток, бросил их в огонь. Пламя с жадностью принялось за новую пищу, распространяя вокруг себя живительное тепло.

Брайт вернулся с разложенным на большом лопухе снадобьем и принялся смазывать раны чародейки. Он, как и раньше, добавил в получившуюся кашицу глину — для придания вязкости. А также морской табак. По счастью, тот рос поблизости в огромных количествах. Вреда от него все равно не будет — решил алхимик, а вот польза великая. Удивительно, но в неприметном бледно-розовом цветке таилась такая сила, что при должном использовании могла нейтрализовать самые сильные яды и некоторые проклятия. Прежде всего следовало очистить организм от грязи и чуждых гнетущих сил. А потом уже помогать ему заживлять раны.

Покончив с нанесением снадобья, алхимик отложил в сторону лопух, сам сел рядом с девушкой. Та лежала с закрытыми глазами. Лицо ее осунулось, щеки впали. Но, несмотря на это, на бескровных губах появилась еле заметная улыбка.

— Спасибо, — прошептала она.

Но Брайт молчал. Он закрыл глаза, распростер над чародейкой руки. Теперь требовалось воззвать к глубинным, дремлющим силам растений. Попросить помощи. Направить в нужное русло. В обычном состоянии снадобье тоже принесло бы облегчение, но лишь незначительное. Алхимик же тянулся, просил. И отклик пришел. Теплое зеленоватое сияние окружило тело Мили и тут же погасло. Но Брайт знал — снадобье работает на полную силу.

— Глупо спрашивать, как ты себя чувствуешь, — сказал он. — Но все же — как?

— Тепло, — вздохнула девушка. — Чувствую, словно на меня рухнула целая скала.

— Почти так оно и было, — ответил алхимик. — Знаешь, ты даже в зеленой каше выглядишь привлекательной.

Мили приоткрыла один глаз.

— Не смей ко мне приставать, мужчина, — с ехидной ноткой сказала она. — То, что я лежу перед тобой голая и беззащитная — еще ничего не значит.

Брайт рассмеялся:

— Неужели теперь бьют просто за слова?

— Нет бы угостить девушку вкусной едой, так он заговаривает ей уши.

— Вот дубина! — алхимик вскочил на ноги и сделал несколько шагов в сторону, а когда вернулся, нес в руках пару больших реп. — Вот, совсем забыл.

— О, как изысканно. Ну, корми меня. Раз начал заботиться, так не останавливайся на полпути.

За шутками и своеобразными капризами чародейки крылись вполне объяснимые причины. Девушка просто не могла нормально пошевельнуться. Боль только-только начала отступать, но любое движение все еще давалось с трудом.

— Ну же, где мой кавалер с подносом сладостей и фруктов? — продолжала Мили.

— Уже здесь, о прекраснейшая из нимф, — как можно более вдохновенно ответил Брайт.

Алхимик очистил и мелко порезал одну репу и склонился над девушкой. Сейчас, когда та лежала расслабленная и горячая, оставаться равнодушным не получалось. Она действительно была красивой. Несмотря на усталость, раны и размазанное снадобье.

— Ну, дай мне уже кусочек, — почти взмолилась девушка.

Брайт вздрогнул, выдохнул.

— Конечно, держи.

Он кормил ее с рук, как маленького ребенка. А она благодарно принимала нехитрое кушанье.

— Все, спасибо, — наевшись, сказала Мили, — или я лопну.

— Отдыхай, я буду рядом.

Алхимик отошел к озеру, скинул штаны, вошел в воду. Теперь следовало подумать и о собственных ранах. Они не столь ужасны, как у чародейки, но все же требовали ухода. С ушибами, пусть и сильными, проблем возникнуть не должно. А вот многочисленные порезы и ссадины пришлось промывать тщательно. Какая зараза могла находиться в жиже на дне колодца — Брайт не знал, да и не хотел знать. После жара костра вода казалось ледяной.

Вернувшись, алхимик намазался остатками снадобья. Воззвал к скрытым силам его составляющих. Почти сразу стало легче дышать, тупая ноющая боль отступила. Воин сел поближе к костру. Как ни странно, но сна не было ни в одном глазу. Да, чувствовалась огромная усталость, но не больше. А ведь ему положено валиться с ног.

Он смотрел в огонь — разглядывал тлеющие угли, наблюдал за грациозным танцем языков пламени. Самое время для размышлений. А подумать есть над чем. Оставаться в здесь нет никакого резона. Дворец разрушен и затоплен, если в нем еще хранились сколь-нибудь ценные сокровища, то все равно добраться до них возможности нет. Еще теплилась призрачная надежда на что-то ценное в стеклянных домах на поверхности. Но слишком уж не верилось в глупость победителей. Эти места должно было разграбить в первую очередь.

А еще Брайт теперь знал: широкий и добротный тракт, по которому они пришли, не единственный путь к спасению. Существовала еще одна дорога, не столь ухоженная и удобная, она вилась тоненькой ниточкой и убегала дальше на север. О том, кто ее проложил и куда она вела, алхимик не имел ни представления. В обретенной памяти не удавалось выловить никаких подробностей, кроме самого факта существования иного пути.

От попыток докопаться до истины заныло в висках. Брайт все еще не мог понять, как из всего многообразия не им накопленных за долгие годы знаний извлекать нужные. Этот процесс походил на копание в огромном стоге сена, в котором требовалось найти маленькую иголку.

— Не спишь? — внезапно услышал он голос Мили. Брайт даже вздрогнул от неожиданности. Обернулся.

— Сушусь вот, — честно ответил алхимик.

Девушка по-прежнему лежала на своем месте, но теперь приподнялась, опираясь на локти.

'Добрый знак, — подумал алхимик. — Если уже сейчас пришла в себя, значит, завтра сможет шагать'.

— Да ты совсем в себя ушел, — с улыбкой продолжала чародейка. — Того и гляди, в костер упадешь. О чем думаешь?

— Думаю, как нам лучше отсюда убираться, — сказал Брайт. — Как считаешь, трактом сможем пройти обратно?

— А у нас есть другие варианты?

— Да, — задумчиво протянул алхимик. — Есть дорога, даже скорее тропа. Она начинается...

— Подожди, тебе известна вся местность вокруг нас?

— Как сказать... Нет, конечно. Лишь отчасти. А северное направление, именно туда и ведет тропа, вовсе закрыто. Или я пока просто не могу ничего вспомнить.

— Тогда иди сюда и набросай карту, хотя бы в общих чертах. Хотелось бы и мне знать то, что известно тебе.

— Только дров подброшу и штаны одену.

— Дрова — это правильно, а штаны... Чего я там не видела? Иди уже, дай одежде спокойно высохнуть.

Спорить с чародейкой не было ни сил, ни желания. Брайт осторожно опустил в костер пару толстых бревен (их должно было хватить надолго), подобрал несколько тонких веток и расположился рядом с девушкой.

— Значит, смотри, — начал он, приминая траву и стараясь не смотреть на Мили. Близость с обнаженной красавицей волновала. Алхимик и подумать не мог, что способен сейчас испытывать возбуждение. Внутри медленно разгорался огонь желания, и только скользящий по траве взгляд не давал ему вырваться на свободу.

— Брайт.

Алхимик непроизвольно повернул голову на голос чародейки. И тут же почувствовал, как нежная рука обнимает его за шею и настойчиво тянет к себе. Противиться? Ну, уж нет! Брайту было абсолютно все равно, что движет девушкой и с чего она вдруг изменила своим вкусам.

Желание наполняло его тело сладким томлением. Мили с жадностью, словно изголодавшись, со стоном впилась в его губы. Слова не нужны. Оба знали, чего хотят, и стремились получить это как можно скорее. Боль от ран почти не ощущалась. Она тонула в разливающихся волнах оживающего волшебства. Но волшебства, источником которого были не магические нити, а почти животная страсть двоих любовников.

Мили вцепилась в волосы Брайта, делая поцелуй еще более глубоким и жадным. Уже давно она не испытывала такого внезапного и всепоглощающего влечения, тем более к мужчине. Пусть все тело — сплошная рана, пусть завтра не будет сил ни у него, ни у нее, но разве это могло что-то изменить? Рациональные мысли отступили почти без боя, покорно сложив стяги целомудрия к кургану желания.

Нет сил терпеть. Тишину безлунной ночи разрывало хриплое дыхание и еле сдерживаемые стоны. Звуки нарастали, обретали поистине сумасшедшую мощь, начинали играть новыми красками. Измазанные снадобьем, в неверном свете костра любовники мало походили на обычных людей — скорее, то были сказочные создания. Плоть от плоти жители волшебного леса.

В таком состоянии прелюдия не могла затянуться надолго. Все случилось быстро и ярко. Пика наслаждения они достигли одновременно. Затаившуюся ночь, словно бичом разрезал долгий надрывный стон Мили. Ему вторил глухой рык Брайта. Для двоих тьма перестала быть непроглядной, она вмиг окрасилась сонмом разноцветных огней. На какое-то время окружающий мир перестал существовать. Любовники словно воспарили над землей и устремились в бесконечно высокие небеса.

Блики костра играли на обнаженных, блестящих от пота телах. Феерия чувств понемногу стихала. Первые переживания, острые и взрывные, плавились, сменяясь долгими и мягкими.

— Мы завтра будем как мухи перед зимней спячкой, — со все еще затуманенным взором прошептал Брайт, целуя обмякшую под ним девушку.

— Ты сильно расстроен? — не открывая глаз, спросила та.

— Мне плевать на завтрашний день. В конце концов, имеем мы право на небольшую передышку. Как считаешь?

Мили медленно и с удовольствием потянулась, открыла глаза, в которых тут же заплясали маленькие озорные огоньки.

— Полностью с тобой согласна. Тем более ты же не думаешь, что мы закончим на этом?

Брайт приподнял бровь, сказал:

— Откуда только силы берутся. Сказать по правде, мне нравится то, о чем я сейчас подумал.

— Что же это? Поделись, пожалуйста.

Вместо ответа алхимик снова припал к губам Мили, и девушка с готовностью ответила на поцелуй.

* * *

Проспали они долго. Солнце уже перевалило за полдень, когда намаявшиеся за ночь, но бесконечно довольные любовники окончательно проснулись. Брайт поднимался несколько раз за ночь, чтобы подбросить в прогоревший костер очередную порцию дров. Потом возвращался к Мили, ложился рядом. Девушка обнимала его, и алхимику казалось, что делает она это с большим удовольствием. Сам он, порядком уставший, тут же засыпал в ее объятиях.

— Так, когда ты мне нарисуешь карту местности? — делано недовольно спросила Мили, пытаясь привести в сколь-нибудь пригодный вид свою исполосованную одежду.

Брайт, который в это время закапывал в угли кругляши репы, даже руками всплеснул:

— Не далее, как прошлой ночью, я это уже сделал. Вернее, попытался.

— Да? Тогда будь любезен, повтори попытку.

— Какую именно? — Брайт хитро посмотрел на уже одевшуюся девушку.

— Карта, милый, карта, — ничуть не смутившись, сказала Мили. — А то, боюсь, после других попыток я теперь ходить буду с трудом. Знаешь ли — отвыкла...

— Извини, я не...

— Все отлично, — она подошла к алхимику и коснулась его губ легким невинным поцелуем. — Я сейчас наберу ягод, и ты мне все расскажешь и нарисуешь. Правда?

— Только не отходи далеко, мало ли что.

Когда чародейка вернулась, неся в лопухе изрядное количество небольших плодов, Брайт как раз вытаскивал из углей рупе. Ароматный запах тут же отправил на второй план все разговоры и объяснения. Усевшись поудобнее, путники приступили к завтраку. Вернее сказать — позднему обеду.

— Знаешь, — сказала Мили, насытившись. — Если так дела пойдут и дальше, то скоро магия фей рассеется окончательно.

— Это же хорошо, — ответил алхимик. — Ты снова обретешь прежние силы. У нас будет больше шансов выбраться отсюда.

— Подумай еще раз. Ты ничего не упускаешь?

Брайт попробовал проанализировать все произошедшие за последние два дня события. Получилось не очень хорошо. Тело было расслабленным, голова отказывалась работать.

— Не мучь меня, Мили. Скажи сама.

— Вспомни, что ты мне рассказывал, когда мы делали первые шаги по этим местам. Почему мы остались живы на том склоне?

Брайт почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.

— Личи, — выдавил он. — Их больше ничего не сдерживает.

Чародейка утвердительно кивнула:

— Еще сдерживает. Магия не так скоро развеется окончательно. Но это обязательно случится. Через пару, может быть, три дня.

— Я понял, к чему ты клонишь, — алхимик принялся что-то чертить на уже порядком вытоптанной земле возле костра. — Отсюда мы пришли, здесь находимся сейчас, а вот здесь та тропа, про которую я говорил. Куда она ведет — не знаю. Охраняют ли ее — не знаю. Кто проложил ее...

— Ты не знаешь, — продолжила за него девушка. — Это я поняла. До нее нам добираться ближе, чем до тракта, по которому вряд ли сможем пройти, даже если я успею полностью вернуть себе силы. А тропа — это неизвестность, но при этом и шанс. На тракте его нет вовсе.

— Думаешь, тропа охраняется меньше?

— Откуда я знаю, Брайт? Я даже не знаю, откуда взялись эти проклятые маги и почему они стоят на страже давно заброшенного торгового пути.

— Тут все просто, — пожав плечами, сказал Брайт. — Это потомки тех, кто некогда был поставлен сдерживать сокрытую в этих землях порчу. Под порчей имелись в виду феи и их творения. Хотя почему потомки? Это самые первые маги до сих пор и ходят по лесам. Это они собирают, как ты сама говорила, полчища неупокоенных вокруг себя.

— Но почему и как древние стражи ступили на путь некромантии и разрушения? Что так чудовищно исказило их мысли? Личи — это не стая. Это маги-отшельники, которые удаляются от цивилизации и уж тем более от себе подобных. Бывают, конечно, исключения. Но не такие, как мы встретили здесь.

— Мили, у меня нет ответов на твои вопросы. И я не буду с тобой спорить. Ты лучше знакома с нежитью. Но мы видели то, что видели.

Девушка вздохнула. Спорить действительно не о чем. И она это прекрасно понимала, хоть никак не могла объяснить себе загадочное появление такого количества личей в одном месте. Расскажи ей кто-нибудь о подобном еще дней десять назад — подняла бы на смех. А теперь... теперь было не до веселья.

— Что ж, — немного помедлив, сказал Брайт. — Значит, идем той загадочной тропой. Очень надеюсь, что происхождение всех этих тварей так и останется для нас загадкой. Если честно, не хотелось бы их снова встречать. Хватит с меня тайн и сокровищ. Давай уже выберемся отсюда.

— Согласна, — улыбнулась чародейка, но в глазах ее стояла грусть.

Брайт знал или, по крайней мере, думал, что знал о причине этой тоски. Снадобье не действовало, как того хотелось бы. Мили не жаловалась и старалась не показывать, как ей больно. Но от взгляда алхимика не могло укрыться, как при каждом шаге девушка съеживалась и внутренне замирала.

* * *

— Тебе не кажется — что-то здесь стало не так? — пристально вглядываясь в блистающий впереди радужный мост, спросил Брайт.

— Нет, а что случилось? — Мили щурилась от ярких солнечных бликов.

— Он стал словно... — алхимик задумался, стараясь подобрать нужное слово. — Словно еще прозрачнее.

— Куда уж больше? И так облако облаком, — ответила девушка, однако голос ее уверенным не звучал. Она и сама приметила — стеклоподобный материал словно оплывал. Грани потеряли строгую резкость, идеально очерченные контуры искривились, а прозрачность сделалась такой, что мост почти сливался с воздухом.

— Они исчезают, — тихо сказал Брайт. — Мосты, дома и вся утварь просто истаивают. Они исчезнут так же, как и все остальные деревни ранее. Дверь в прошлое закрывается. Еще немного — и истории о феях окончательно превратятся в сказки.

Алхимик взглянул на чародейку, ожидая, что та взорвется, как случилось в колодце. Но нет. Мили завороженно смотрела, как солнечные лучи забирают то, что им причиталось уже давно.

— Как думаешь? — спросила она. — Велика во всем этом наша вина?

— Похоже, мы просто завершили то, что по какой-то причине не закончили наши предки. Странно чувствовать себя одновременно и победителем, и убийцей целого народа.

— Мы только пытались выжить, — неуверенно парировала Мили. — Тем более те существа, которые пришли на смену феям — они не были столь же одухотворенными и мирными.

— Ты про людей? — улыбнулся алхимик.

— Нет, конечно, — девушка нахмурилась. — Хотя, ты в чем-то прав. Но сейчас я про Пастырей и Обращенных. Пойми меня правильно. Я верю твоим словам, но что-то не складывается. Не могли феи создать подобных существ. Не могли оставленные дозором маги вмиг превратиться в личей. А ведь все это связано. Я не могу объяснить, почему так думаю. Считай это чем угодно — интуицией, прозрением или глупостью. Ты уверен, что в полученных тобою знаниях нет прорех?

— Мили, моя память сейчас больше походит на большой ящик, в котором грудой свалены сотни и сотни свитков. На каждом из них что-то написано. Я беру по одному свитку и просматриваю. Полной картины всего произошедшего у меня нет до сих пор. И не знаю — будет ли когда-нибудь.

— То есть ты с полной уверенностью не можешь сказать, что феи сами создали этих чудовищ?

— Нет. То были слова Обращенной.

— Что ж, — Мили поморщилась: снадобье уже не могло унять боль в ноге. — Я не думаю, что с нами у фей был шанс на возрождение. Во всяком случае, на возрождение в своем истинном виде. И не только с нами — с любым из людей. Ни одно существо не может вернуться из-за смертной черты прежним. Сказка умерла уже давно. Умерла безвозвратно.

Не было слышно ни звона, ни грохота падения. Мосты и останки домов не рушились, они просто исчезали, растворяясь без следа. Мили и Брайт то и дело бросали взгляды на уже еле заметные очертания диковинных строений. Запомнить, запечатлеть в памяти то, чего больше никто и никогда не увидит.

Когда путники добрались до окружающего край Радужных Мостов леса, солнце уже скрылось за горизонтом, и ночь стремительно вступала в свои права. Последние футы они преодолели, следуя за небольшим огненным шариком, который создала Мили. Она вполне уже могла пользоваться магическими силами, не рискуя упасть без чувств. Эти же силы помогали ей идти. Девушка изменила несложное заклинание ударной волны. Теперь воздух вибрировал под ее ногами и немного приподнимал, снимая часть нагрузки. Не левитация, но хоть что-то.

Несмотря на это, чародейка рухнула наземь сразу же, как Брайт объявил привал. Нанесенная личем рана пылала огнем и за прошедший день заметно расползлась. Алхимик с горечью наблюдал, как Мили осторожно дотрагивается кончиками пальцев до почерневших краев. Он чувствовал себя бессильным и бесполезным. Еду и ингредиенты для снадобья они набрали в пути. Но какой толк в лекарстве, которое не помогает? Тем не менее, вечерний ритуал остался почти без изменений. Сбор дров, разведение костра, приготовление снадобья и ужина. И еще одно, куда как более приятное действо, на которое ушла значительная часть ночи. Осознание того, что уже завтрашний день может стать последним, вдохнуло в любовников новые силы. Покров условностей слетел без следа, обнажив под собой почти неуемное желание. Брайт и Мили вновь наслаждались друг другом, стараясь продлить, растянуть укрывающую их ночь. Алхимик неистово брал девушку, а та отдавалась ему самозабвенно, без остатка.

А на следующий день, стоя перед неширокой, хорошо утоптанной тропой, путники всматривались в ее змеящиеся, теряющиеся между деревьями извивы.

— Знаешь, — сказал Брайт, — мне почему-то кажется, что мы обязательно выберемся. Не знаю, что там впереди, но мы пройдем.

Девушка одарила его улыбкой, взяла за руку.

— Мне бы тоже очень хотелось в это верить. Но не получается.

— Что ж, значит, моей уверенности хватит на нас двоих, — бодро ответил Брайт. — Держись, с нами твоя магия и моя цепь — проскочим. А потом найдем тебе самого лучшего лекаря. Нельзя, чтобы такую красу омрачали шрамы.

— Никогда бы не подумала, что ты такой льстец, — усмехнувшись, сказала Мили. — Хмурый неразговорчивый воин, больше похожий на непоколебимого голема, внутри оказался мягким и чувственным.

Брайт открыл было рот, чтобы возразить, но палец девушки лег ему на губы, призывая молчать.

— Я рада, что ошибалась, — проговорила она шепотом и поцеловала растерянного воина в щеку. — Идем.

Не говоря больше ни слова, путники ступили на тропу.

Часть третья. Куда ведет тропа?

— Так что тебя понесло в это путешествие, будь оно не ладно? — не отставала Мили. Девушка так невинно и преданно заглядывала алхимику в глаза, что тот невольно терялся, не зная, куда себя деть. И чувствовал же, что играет с ним девчонка. Самым бессовестным образом играет. А ничего поделать не мог.

Чародейка же забавлялась, разумеется, не показывая этого в открытую. Она раскусила алхимика только в землях Радужных Мостов. Оказалось, что за хмурым взглядом и кажущейся неприступностью кроется ранимая душа. Правду говорят: полностью узнать человека можно, лишь пройдя с ним огонь и воду. В случае же выживших путников к этому можно прибавить еще и неоднократные встречи с теми, кому полагается давным-давно тлеть в земле.

— Я вся внимание, милый, — проворковала Мили, обиженно сморщив носик.

Это стало последней каплей, последним камнем в баррикады Брайта. А ведь совсем недавно они казались неприступными и нерушимыми. Алхимик вздохнул и сдался.

— Знаешь... — начал он. — За последние два года я впервые выбрался в город. Не скажу, что все время до этого я провел, сидя на какой-нибудь одинокой скале и помешивая вонючие зелья. Нет. Мои изыскания довольно кропотливы и в конечном итоге полезны. Но именно поэтому мне требовалось определенное оборудование, инструмент. Я устроился в землях Герхем, в горах. Все необходимое заказывал через жителей небольшой деревеньки. Им доставались кое-какие лекарственные снадобья. Я же избавился от необходимости общения с внешним миром. Обмен — и всем хорошо.

— Но почему? — Мили искренне удивилась. Поначалу шуточный, вопрос по-настоящему захватил девушку. — Я помню, что ты и раньше не был душой компании, но внезапно бросить все, уехать неведомо куда... Как еще Брик умудрился тебя отыскать?

— Вот этого и сам не знаю, — Брайт улыбнулся. — Просто одним утром в мою пещеру вбежал деревенский мальчишка и принес срочное, как он сказал, послание. Ни от кого оно, ни кем привезено в нашу глушь — он не знал, но пергамент оказался дорогим, а его появление почти таинственным. Я поддался порыву и потом не смог остановиться.

— Мы все получили такие письма, — пожала плечами девушка. — Но если бы я добровольно стала затворницей, то не один раз подумала, прежде чем срываться с места по зову наемного убийцы.

— Помнишь, Брик говорил о старинных свитках?

— Да, — Мили нахмурилась, — он что-то упоминал о них при Маркусе.

— Именно. Так вот он вложил их в то послание.

— Тебе?! В послание, которое отправил тебе?!

Алхимик кивнул.

Мили открыла рот не в силах произнести ни слова.

— Видимо, хотел бить наверняка. Знал, что пустыми обещаниями меня не выманить.

— А что там было? — девушка справилась с первым удивлением, вновь взяла себя в руки. — Что содержали те свитки?

— Теперь мне кажется, что ничего конкретного, — медленно проговорил Брайт. — После прочтения я провел их тщательный разбор. Изучал чернила, сам пергамент. Ну, хотел узнать — не подделку ли прислал мне Брик.

Мили удивленно вскинула брови.

— Да, да, я разучился доверять людям, — ничуть не смутившись, ответил на невысказанный вопрос алхимик. — Но как бы то ни было, а тому пергаменту действительно не одна сотня лет.

Девушка присвистнула:

— Ты уходишь от главного. Что там было?

— Всегда добиваешься своего, так? — улыбнулся Брайт.

Мили лишь неопределенно повела плечами. Выжидательно уставилась на алхимика.

— Если отбросить отступления и пространные размышления... — начал Брайт.

— Милый, хватит юлить, — оборвала его чародейка. В ее голосе звучала нервозность.

— Хорошо. Но не надейся узнать многое.

— Говори уже.

— По всему выходит, что тракт, по которому мы шли, некогда соединял два весьма больших города.

— Теграса — большой город? — Мили фыркнула.

— Будешь слушать или фырчать, как лесная кошка?

— Мяу! — нарочито громко сказала девушка и замолчала.

— Так вот. До поры до времени все было хорошо. А потом в окрестных деревнях и с самого тракта начали пропадать люди. И все бы ничего. Все знают: большая дорога — место опасное. Но именно в то самое время впервые появились упоминания о творящихся вокруг странностях: пленяющих умы песнях, скользящих между деревьями странных тенях, вообще какой-то мистике, которая все больше и больше отворачивала торговцев от рискованных путешествий по тракту.

— И ты в это поверил?

— Сначала нет. Потом... не знаю, наверное, сработало какое-то чутье. Я понял, что это самый большой шанс в моей жизни.

— Что за шанс? — Мили ничего не могла понять.

— В свитках говорилось о древнем народе и его тесной связи с природой. Ты представь, сколь глубокими могли оказаться накопленные за долгие века познания о растениях и сокрытых в них силах, — глаза алхимика фанатично сверкнули. — Люди и раньше рассказывали сказки о маленьких, живущих в лесах, крылатых существах. Но чего не услышишь за кружкой доброго пива или на привале у костра? Однако сказки оказались правдой. Сейчас мы с тобой уже знаем — насколько страшной и губительной.

Мили только кивнула.

— У людей появился страх перед неизвестностью. На всем протяжении тракта лес не прочесать. Даже маги на это не способны.

— Подожди. Что-то не сходится, — Мили задумчиво теребила подбородок. — Ты говорил, что Радужные Мосты стали последним пристанищем фей. Говорил, что именно там они открыли способ создания Обращенных и Пастырей. А теперь выходит, что этот край насквозь пронзал тракт, по которому ездили обозы. Я чего-то не понимаю?

— Ты совершенно права, — Брайт вздохнул. — Я сам ломаю над этим голову. Получается, где-то закралась ошибка. Тем не менее, я бы доверился памяти Обращенной... Что, если я пока не все помню, или она мне не все передала?

— Я так понимаю, что сообщение между двумя городами сошло на нет? — наполовину спрашивая, наполовину утверждая, сказала Мили.

— Именно, — кивнул алхимик. — Больше того, со вторым городом вообще связано много таинственного. В свитках говорилось, что его поглотили болота.

— Как это? — чародейка, которая уже успокоилась и решила, что удивляться больше нечему, даже остановилась.

— А вот так, — Брайт развел руками. — Устала? Может быть, сделаем привал?

— Нет, нет, — Мили зашагала вновь.

— Такое ощущение, — продолжал алхимик, — что плодородная почва вокруг него просто превратилась в топь. В одно мгновение.

— Думаешь, это дело рук фей?

— Не знаю. Тут, наверное, ты понимаешь больше моего. Одно могу сказать наверняка — в моей голове ничего по этому поводу нет. По крайней мере, пока. Возможно, всплывет со временем.

— Бо-ло-та... — по слогам, словно пробуя слово на вкус, протянула Мили. — Это же не только природа, но еще стихия земли и воды. И представь — какая мощь! Я думаю, что лишь объединенные усилия сильнейших магов наших дней могли бы сотворить нечто подобное. А феи... эти существа не показались мне искусными волшебниками. Не в обиду будет сказано, но странно, как они вообще смогли протянуть так долго. Можешь говорить что хочешь, но в этом мире правит сила. Если ты не обладаешь стальными когтями или самой большой палкой, то приготовься освободить место другим. Тем, кто уже озаботился обзавестись чем-то подобным.

— А тебе в рот палец не клади, — усмехнулся Брайт. — Откусишь по самый локоть.

— Не только откушу, а еще и пинка дам хорошего, чтобы в следующий раз смотрел, куда руки суешь, — парировала Мили.

— Ну что, устроили твою душеньку мои ответы?

— Смеешься? — девушка нахмурилась. — У меня такое ощущение, что чем меньше знаешь, тем проще жить. Только стоит копнуть поглубже — и все, тут же на каждый ответ рождается десяток вопросов. Когда мы выходили из Теграсы — почти все было ясно. А теперь... к чему мы пришли теперь?

— К чему? — поинтересовался Брайт.

— А к тому, что ничего не знаем. Я уж не говорю о Маркусе, Брике и Бергане. Домыслы, домыслы, домыслы... И ничего, кроме них. Даже пожрать нечего. Странное завершение путешествия. Не находишь?

— Думаешь, мне все это нравится? Получи я то послание теперь — сжег бы, не открывая. Но мы не можем повернуть время вспять, — голос алхимика стих. — К сожалению, не можем. Хотя... Знаешь, есть кое-что такое, о чем я не жалею и не хотел бы лишиться.

— Поделись, будь так любезен.

Брайт улыбнулся.

— Мне бы не хотелось...

Из глубины леса, на корню прерывая затянувшуюся беседу, раздался долгий протяжный стон.

Брайт осекся на половине фразы. Мили позабыла о собственном вопросе. Путники переглянулись. Во взглядах читался страх. Неужели все начинается заново? Стон, паническое бегство, сражение без надежды на победу?..

* * *

— За нами следят?! — выпалила Мили.

— Что? — Брайт опешил. — Кто?

— Слежка, — девушка даже застонала от необходимости в столь неподходящий момент разъяснять самые элементарные вещи. — Болотные огни. Ты их чувствуешь? Нас ведут?

Еще некоторое время во взгляде алхимика плавало непонимание — это заставило чародейку нервничать еще больше. Потом воин будто прозрел.

— Нет, — произнес он. — Сейчас точно нет.

— Уверен? — голос Мили дрожал.

— Конечно! Я бы очень хотел забыть то ощущение, но не смогу, наверное, до самой смерти.

— Мы и так ходим с ней рука об руку все последние дни. У тебя есть все шансы умереть в здравой памяти, не обронив ни капли из увиденного.

— А ты умеешь вселить уверенность, — криво усмехнулся Брайт.

— По крайней мере, не тешусь пустыми надеждами. А это куда как практичнее. И не столь обидно, когда очередные воздушные замки начинают неудержимо рушиться.

— А что тебе слежка? Я бы сказал, если почувствовал.

— Раз спрашиваю, значит, не просто так, — отрезала чародейка и остановилась. — Сейчас сделаем привал. Не отходи никуда.

Брайт исподлобья взглянул на девушку. Та, не обращая ни на что внимания, уселась на тропе, закрыла глаза. Вскоре дыхание ее выровнялось, лицо разгладилось, теряя всякую обеспокоенность. Однако алхимик продолжал сверху вниз смотреть на зарвавшуюся девчонку. Последние ее слова больше походили на обращение к какой-нибудь собачонке. А он-то думал, что Мили изменилась. Хоть бы чуть-чуть. Ан нет. Самовлюбленной язвой была, ей же и осталась. Купился на нежность и страсть. Так же, как когда-то...

* * *

Да, пусть тогда многое было иначе. Недолгое спокойствие уютного домика не шло ни в какое сравнение с теперешней опасностью. Тем не менее, вывод оставался неизменным — лучше сторониться человеческого общества. Оно приносит слишком много боли. Брайт помнил, как последний раз держал на руках маленький теплый комочек, как обнимал ту, с которой решил навсегда связать свою жизнь. Чем они стали неугодны богам? В чем провинились? Почему теплота домашнего очага вмиг растаяла под напором неумолимого рока? Черный ворон — предвестник смерти, накрыл своими крылами самые южные провинции Синтонии. Стремительная вспышка неизвестной до того разновидности лихорадки оставила в живых лишь каждого десятого. Брайт до сих пор не мог простить себе того, что выжил. Тогда, находясь на грани помешательства, он баюкал на руках недвижимое, уже остывшее тело жены. Баюкал, не желая смириться и поверить в случившееся. А рядом, в подвешенной к потолку на цепи люльке, безмятежно спала малютка-дочь. Спала, чтобы уже никогда не проснуться. Все было кончено всего за пару дней. Они не успели покинуть дом. Хворь взяла слишком быстро. Он не успел сделать лекарство. Годы алхимической практики пошли прахом под напором неумолимой болезни. Знания оказались бесполезны в то самое время, когда сильнее всего требовалась их помощь.

Почему он тогда не сошел с ума? Почему не наложил на себя руки? А ведь хотел. Думал, что это действительно самый верный и правильный путь. Он долго сидел на полу и слушал, как в омертвевшем доме поет ветер. Долго вертел в руках острый нож, нанося себе небольшие порезы. Смешно, но оказалось, что иногда можно совершенно не чувствовать боли.

Он был уже почти мертв. Наверное, даже мертвее, чем личи. Внутри него царила бесконечно глубокая пустота. Она ширилась, делалась все холоднее и холоднее. Но все равно не смогла убить. Не смогла нанести последний и самый главный удар, который покончил бы с мучениями.

Попытка получить свой кусочек счастья обернулась страшной болью. Брайт помнил, как спустя недели или даже месяцы — тогда время для него просто перестало существовать — он бесцельно бродил по просторам Синтонии, изредка выполняя простенькие алхимические заказы. Но каждый раз, когда на глаза попадались улыбающиеся, счастливые люди — его передергивало, а сердце наполнялось горечью. Хотелось бежать, спрятаться и больше не видеть разрывающих душу улыбок, не слышать смеха...

Одинокий человек может избежать боли, может остаться в стороне от терзающих мук совести — так он думал тогда. К этому же возвращался и теперь. Лишь отрезав себя от остального мира, Брайт спустя время почувствовал уверенность. Вновь обрел ту незримую нить, которая впоследствии удерживала его от помешательства. Алхимик решил посвятить себя созданию лечебных снадобий, которые могли бы помочь в борьбе против того ужаса, что лишил его семьи.

Именно поэтому он и согласился на путешествие, предложенное Бриком. Пусть даже шанс почерпнуть знания ушедшего народа и был призрачным, но отбросить его вовсе Брайт не смог.

И что теперь? Снова кровь, боль и разочарование. Неужели они являют собой неотъемлемую часть людской натуры? Неужели ими пропитано все существование?

Брайт помотал головой, стараясь отогнать сумрачные мысли. Ни к чему они теперь. Все и так ясно — он не создан для жизни среди людей. Пусть это проявление слабости. Но кому какое дело? Одиночество, по крайней мере, всегда честно.

* * *

— Брайт, что с тобой?! — Мили испуганно смотрела на алхимика, продолжая трясти его за плечо.

— А? Что? — он медленно выплывал из воспоминаний. Почему-то снова накатила тоска по утерянному теплу.

Чародейка выдохнула.

— Не смей меня больше так пугать! — накинулась она на все еще не совсем пришедшего в себя Брайта. — Ты это что надумал? Я зову-зову, а в ответ никакой реакции. Уставился в никуда, разве что слюни не роняет. Или ты забыл, что мы не на прогулке? Мечтать потом будешь. Спрашиваю еще раз — прямо сейчас ты чувствуешь слежку?

Алхимик просто помотал головой. Мили возвела глаза к небесам.

— Я уже почти уверена, что сама тебя придушу. Так что личей и остальной нечисти можешь не бояться. Они просто не успеют до тебя добраться. Одолжение он мне тут делает. Раз за разом убеждаюсь, что вашего брата только могила исправит. Такие же сообразительные, как желудь. Зато гонору...

— Послушай, давай ты меня уже придушишь, — оборвал словоизлияния чародейки Брайт. — А то сейчас на твой крик соберутся не только личи, но и все остальные красавцы, которых мы не добили. Не успеешь выполнить обещанное.

Мили вспыхнула, но тут же одернула себя. И точно — все сначала. На тракте они уже чуть не перебили друг друга. Неужели снова? Девушка отступила на шаг, мысленно сосредоточилась на плавно покачивающихся листьях недалеко стоящего дуба. Надо успокоиться, не дать назревающему конфликту перерасти в нечто большее.

— Магия фей уходит, но ее воздействие все еще сильно, — проговорил Брайт.

— Это не феи, — отозвалась Мили. Голос ее звучал уже спокойно. — Теперь я точно могу сказать: что на тракте, да и здесь — переплетены две силы. И они имеют разный источник. То, что вызывает в нас раздражение — это магия личей. Раньше ее отголоски были слишком слабы. Теперь же проявляются весьма определенно.

— И почему я не удивлен, что тут не обошлось без этих душистых ребят? — хмыкнул Брайт. — Так вернемся к нашим делам насущным. Ты вроде что-то хотела от меня. Или мне показалось?

— Ах да. Конечно, хотела, — девушка обольстительно улыбнулась.

Алхимик удивленно поднял брови, ожидая пояснений, однако их не последовало. Мили просто протянула руку и коснулась кончиками пальцев лба Брайта. У воина свет померк перед глазами. На миг тело будто окунули в кипящее масло, потом бросили в вековечные льды. Казалось, размякшая плоть отваливается, оплывает и приобретает новые очертания, застывая на пронизывающем морозе.

— Меня... дотронься до меня... — расслышал Брайт далекие выкрики Мили. Почти не чувствуя собственного тела, алхимик попытался на ощупь найти чародейку. Он сейчас был слепым калекой, которого неведомая сила выгнала из родного дома в незнакомую враждебную местность. Воздух превратился в тягучий липкий кисель, и сквозь него приходилось продираться.

Однако такое состояние продолжалось недолго. Вскоре способность видеть снова вернулась, тело обрело чувствительность и прежнюю относительную легкость. Брайт проморгался, взглянул на собственные руки. Ничего — никаких изменений. А он-то уже внутренне был готов увидеть как минимум следы от ожогов или же, напротив, обморожения. Что эта девчонка себе позволяет? Решила его убить? Зачем тогда такой сложный способ? Могла бы просто сжечь, как поступила с личем.

Брайт осмотрелся, выискивая чародейку. Она лежала прямо за его спиной — маленькая, свернувшаяся калачиком. Вся злость и непонимание вмиг слетали с алхимика. Он бросился было к девушке, однако заставил себя остановиться. По всему выходило — она сейчас чувствовала то же самое, что и он только что. Значит, поспешными были выводы. Алхимик ощутил укол совести.

Сути заклинания он не знал, а потому не решился помочь девушке. Неспроста она просила дотронуться до нее. Как бы теперь лишнее касание не перечеркнуло всю задумку чародейки.

Мили открыла глаза. Ее тело расслабилось.

— Что это было? — присев рядом с ней, спросил Брайт.

— Изнанка, — тяжело дыша, ответила девушка. — Знаешь, это весьма сложное заклинание. Уже то, что оно получилось — говорит о многом.

Алхимик внимательно слушал.

— Магия фей исчезает, — продолжила чародейка. — Быстрее, чем я думала. Так что можем чувствовать себя увереннее. Теперь нас так просто не сожрать. Подавятся.

— Чудесно, — без доли сарказма сказал Брайт. — Но все же ты не ответила на вопрос.

— Какой же ты зануда, — скривилась Мили. — Не дашь девушке порадоваться. Изнанка — заклинание из раздела щитов и зеркал. При его воздействии ткань реальности начинает... — чародейка помедлила, подбирая слова, — обтекать заклинаемый объект. Она выталкивает его из себя.

Брайт помотал головой. Объяснения запутали его еще сильнее.

— Мы с тобой сейчас своего рода обманщики. Но обманываем не личей или их прихвостней, хотя и их в итоге тоже, а само мироздание.

Глаза алхимика расширились.

— Да, да, не надо так удивляться, — Мили улыбнулась. — Небольшой лжи никто не заметит. И нас тоже.

— Что тоже?

— Не заметит, глупый, — тоном терпеливой няни произнесла Мили. — В идеале нам бы следовало замереть, чтобы свести воздействие на окружающий мир к минимуму. Но это нам ничего не даст. Идти надо все равно. Поэтому я спрашивала — нет ли слежки. На того, кто нас уже видит, это заклинание не произвело бы никакого эффекта. Возможно, он заметил бы мерцание или подрагивание воздуха вокруг нас, но и всего. Но для всех остальных мы просто пропали.

— Невидимость? — собрался с мыслями Брайт. — Нас никто не видит?

— Можно и так сказать, — согласилась Мили. — Но не только. Не видит, не слышит, не может найти магическим образом...

— Так нам ничего не стоит выбраться отсюда, — алхимик только теперь полностью осознал открывающиеся перед ними возможности. Больше не надо прятаться, не надо убегать и шарахаться от каждого стона неупокоенных. Достаточно набраться терпения и закончить путешествие легкой прогулкой.

— Не все так просто, — поспешила умерить его пыл Мили. — Мы выпали из окружающего нас мира, но продолжаем оказывать на него воздействие. Примятая трава, срубленная ветка, даже разговор — все это ослабляет действие заклинания. Я уже не говорю о том, если наши пути пересекутся с личем или кем-то из его свиты. Невидимость тут же спадет, все вернется на круги своя.

— А я уж размечтался, — вздохнул алхимик. — Что ж, значит, молчим и топаем, стараясь ничего не задеть, ни на кого не налететь?

— Вот такого я тебя люблю, — чародейка кивнула. — Можешь же думать, когда захочешь.

* * *

Шли молча. От внимания Брайта не скрылось, насколько сосредоточена была чародейка. Теперь Мили не только облегчала себе ходьбу посредством заклинания, но и поддерживала невидимость. А это не могло не сказаться на порядком вымотавшейся за время путешествия девушке. Необходимость постоянно быть в напряжении подтачивала и без того не безграничные силы.

Тропа то сужалась, то становилась шире. Но даже в самых широких местах она не шла ни в какое сравнение с поддерживаемым магией фей трактом. Здесь с обеих сторон нависали пышные кроны деревьев. Они почти полностью скрывали небо, образуя своеобразный шелестящий купол, пропускающий потоки солнечного света. Создавалось впечатление, будто идешь по тенистой аллее в каком-нибудь городском парке. Но именно это буйство растительности и узость дороги стали причиной того, что путники не успели вовремя рассмотреть притаившуюся на их пути опасность.

Шедшие плечом к плечу, они старались ступать как можно тише, по возможности обходить преграждающие дорогу кусты и высокие травы. Путники с трудом продрались сквозь очередные густые заросли и вышли на относительно свободную часть тропы, где тут же остановились. Прямо на них, щурясь от окрашенных легкой зеленью лучей, смотрели две пары гноящихся глаз.

Брайт сглотнул. Звенья цепи звякнули. Мили умоляюще взглянула на алхимика, покачала головой. В ее глазах застыла невысказанная просьба. Воин замер — и тут же последовал кивок чародейки в знак того, что он все понял правильно.

Заметно, как принюхиваются и шевелят огрызками ушей обладатели гноящихся глаз. Скроенные из кусков мертвой плоти, покрытые комками и разводами белесой не то слизи, не то жира, эти подобия больших собак производили отталкивающее зрелище. Они неуверенно переступали с лапы на лапу, скаля длинные зубы.

Алхимик был уверен, что сможет справиться с ними даже в одиночку. Он уже видел, как легко умирают эти создания, и именно поэтому первым его побуждением было — напасть, пока еще действует невидимость. Справиться с парой чудовищ не составило бы особого труда. Но что потом? Об этом он подумал, лишь взглянув на Мили. Судя по бледному напряженному лицу чародейки, та держалась из последних сил. Покров невидимости грозил спасть в любое мгновение.

Одно из чудовищ шагнуло к путникам. Брайт отчетливо видел сквозящую в его действиях растерянность. Что оно сейчас слышало, что видело? Очевидно: либо заклинание изнанки оказалось не таким уж всеобъемлющим, как говорила Мили, либо силы чародейки истаивали, а вместе с ними ткань реальности начинала возвращать себе утерянное.

Шаг, еще шаг — существо медленно приближалось. Брайт превратился в туго сжатую пружину, готовую в любое мгновение распрямиться в стремительном броске. Чудовище жадно принюхивалось, втягивая забитыми запекшейся кровью ноздрями лесной воздух. Алхимик не мог понять, как это нагромождение мертвой плоти, которому рука неведомого скульптора придала форму большой собаки, может что-то чувствовать? Как кусок изъеденного червями протухшего мяса умудряется думать, самостоятельно принимать решения? Речные утопленники — вот, по мнению Брайта, какими должны быть поднятые из мертвых. Бездумными, тупо идущими на сталь, не знающими ни страха, ни сомнений. Носители чужой силы и воли, но не больше. А это существо размышляло. От этого становилось жутко.

Сколько могло продолжаться это противостояние? Брайт видел, что Мили находится на грани. Вихри под ее ногами улеглись, раненая нога коснулась земли. Девушка поморщилась, но не проронила ни звука. Еще немного — и заклинание изнанки исчезнет, а тогда счет времени пойдет на мгновения. Кто первым нанесет удар, тот и одержит победу. И Брайт собирался ее одержать, даже если бы она стала иллюзорной и лишь отстрочила неизбежное.

Мозг алхимика судорожно работал, выискивая пути к безопасному отступлению.

'Отвлечь', — металась настойчивая мысль. Но как? Брайту казалось, что чудовища способны простоять так целую вечность. Куда торопиться тем, кто не замечает течения времени? Кто не боится смерти. Кому незнакомо чувство усталости, голода, самосохранения, да и все остальные чувства тоже.

'Голод... голод... А вот голод вы должны испытывать. Иначе зачем жрете?' — перед глазами встал тракт и окровавленная трава с разбросанными вокруг кусками человеческой плоти. Но надеяться на то, что чудовища проголодаются и уберутся восвояси, алхимик не спешил.

Все разрешилось само собой. В лесу раздался протяжный стон. Он звучал всего в каких-нибудь трех десятках футов от дороги. Внимание чудовищ тут же переключилось на него. Морды повернулись в сторону леденящего кровь звука, раздалось невнятное рычание. Алхимик мог бы поклясться, что оно было недовольным. Будто могильных созданий отвлекли от любимого дела.

'Отвлекли от выслеживания добычи. Отвлекли от охоты', — подумал алхимик, и его передернуло.

— Хозяин, — одними губами прошептала чародейка.

Однако сказанное было лишним. Брайт уже и сам все понял. Приближение лича могло говорить лишь об одном — все так или иначе вскоре закончится.

'Нашли волки зайчика', — нервно подумал воин и криво усмехнулся.

Напряжение достигло пика. Пот заливал глаза. Но ни алхимик, ни Мили не решались пошевелить даже пальцем.

Ближайшее к путникам существо отвернулось от леса и принялось водить обезображенной мордой возле ног чародейки. Казалось, девушка перестала дышать. Чудовище снова зарычало, раскрыло пасть.

'Сейчас перекусит', — подумал Брайт, глядя на длинные кривые зубы. Перед взором алхимика невольно сгустилась картина того как эти зубы смыкаются на ноге девушки. Как сминается и рвется плоть, начинает трещать кость. И крик, безудержный крик боли поднимается над тропой, превращаясь в посмертный хрипящий вопль.

Брайт до боли прикусил губу, отгоняя кровавое видение. Что ж, он, скорее всего, успеет перебить хребет этой твари и остановить следующую. Мили возьмет на себя подоспевшего лича, а потом...

Стон раздался снова. На этот раз отдалившись, он звучал заметно тише. Существо, все это время стоявшее в стороне, сорвалось с места и опрометью, не разбирая дороги, бросилось на зов. Тварь, замершая же возле Мили, отступала медленно, неохотно. Она то и дело поглядывала на дорогу, будто надеясь, что там вот-вот появится вожделенная добыча. Наконец, издав пронзительный, переходящий в визг, рык, чудовище направилось к деревьям. Его шаги становились все быстрее, пока не превратились в бег. Еще мгновение — и кошмарное создание скрылось в ярко-зеленой листве.

Мили выдохнула и осела на землю. Брайт не мог поверить в неожиданную развязку. Впору благодарить неупокоенного мага, который, сам того не зная, спас незадачливых путников.

— Мы все еще невидимы? — еле слышно спросил Брайт, когда треск кустов, ломающихся под напором бегущих чудовищ, стих.

Чародейка кивнула.

Алхимик не стал допытываться подробностей. Они сейчас неважны. Вполне хватало того, что мерзостные твари, наконец, исчезли из виду. И, судя по едва доносившимся звукам, убежали весьма далеко. При этом на земле и кустах они оставляли хорошо различимый след из небольших комков крови и слизи.

'На ходу разваливаются', — отстраненно подумал Брайт и сел возле девушки. Как-то сразу почувствовалась вмиг навалившаяся усталость. Напряжение постепенно отпускало. Идти дальше нет никаких сил. Алхимик решил, что не случится ничего страшного, если они немного отдохнут.

'Главное — не дать себе окончательно расслабиться', — думал он, наблюдая за поникшей, осунувшейся чародейкой, которая, как ему казалось, готова тут же уснуть.

* * *

Брайт прислушивался к лесу, всматривался в густые заросли. Солнце стояло достаточно высоко, и потому алхимик надеялся успеть пройти еще хотя бы несколько миль, пока не станет темно настолько, что нельзя будет рассмотреть тропу.

— Ты как? — шепотом спросил он Мили.

Девушка снова кивнула. Алхимик понимал все то напряжение, которое она недавно испытала и все еще продолжала испытывать, но такой ответ его не устраивал. Требовалась более подробная информация. Тыкаться носом, подобно слепому котенку равносильно самоубийству.

— Мили, не молчи, — вновь обратился он к чародейке. — Мне надо знать, что мы имеем. Знать, на что рассчитывать.

— Пока что в основном имеют нас, — устало усмехнулась девушка. — Мы терпим и идем дальше.

— Но прошли-то далеко.

— Да уж. Я удержала заклинание. Они нас не увидели.

Алхимик выдохнул. Он все еще опасался, как бы твари не навели на них личей.

— И знаешь... — Мили задумалась. — У меня такое ощущение, что эти безмозглые создания натасканы на выслеживание таких, как мы с тобой. Они нас чуяли каким-то совершенно непонятным мне образом. Понимаешь, для них нас здесь нет. Не то, чтобы мы просто невидимы. Нас не должно здесь существовать ни для кого. То есть ни запаха, ни шума — ничего. Даже отголосков заклинания.

— А они заподозрили наше присутствие сразу, как мы вышли из-за кустов, — поддержал ее Брайт.

— Я заметила, — голос Мили звучал растерянно. — Это далеко не костяные гончие и даже не их разновидность. Те бы прошли мимо и не почесались. Я не могла поверить сначала, а теперь не могу закрывать глаза на очевидное. Личи не в состоянии жить в одной куче. Это все равно, что посадить в один ящик голодных крыс. Нанести каждой ранку так, чтобы шла кровь, и поместить в одну коробку. Что будет?

— Перегрызутся? — предположил алхимик.

— Угадал. Они разорвут друг друга. Так поступают многие животные. А теперь представь ту же самую ситуацию, но в коробку сунули магов. И не рядовых заклинателей, а по-настоящему амбициозных, сильных волшебников. Только с той разницей, что каждый из них озлоблен на весь мир и ненавидит его всей душой.

— Ну и картину ты мне нарисовала, — почесал затылок Брайт.

— Будет кровь, милый. Реки крови. Они сотрут друг друга в порошок, призовут на помощь все силы, воспользуются всеми правдами и неправдами. Вот так поступают неживые маги. Так относятся личи к любому, кто посмеет посягнуть на их владения.

— Видимо, не все такие, — пожал плечами Брайт.

— Ты прав, — девушка тяжело вздохнула. — И это меня настораживает. Мало того, что некроманты издревле имеют дело с мертвой плотью, так теперь они объединились. Результат мы видели сами.

— Ты видела, — осторожно поправил ее Брайт. — Для меня нет особой разницы между всеми этими мертвяками. Разве что одна — кого и как можно убить. Все остальное — это, скорее, твоя вотчина. Разобраться, понять, докопаться до сути.

— Ничего ему не надо, — закатила глаза Мили. — А как, не разобравшись, понять, как кого бить? И не забыл ли ты, великий могучий воин, о защите?

— Хорошо, хорошо, — поспешил сдаться Брайт, не желая продолжать спор. — Давай подытожим и будем подниматься. И так непозволительно долго засиделись.

— Почему же непозволительно? — улыбнулась девушка. — Похоже, заклятие фей окончательно спало. Сил у меня достаточно. Если, конечно, снова не придется играть в гляделки с какими-нибудь тварями.

— Подожди, — Брайт мучительно старался догнать ускользающую мысль. Что-то очень, как ему казалось, важное. — Личи — почему им не мешала магия фей? Не мешала на тракте.

— Личи... — протянула Мили и снова улыбнулась. Только улыбка вышла невеселой. — А я не знаю. Мне тоже показалось, что их смогли сдержать только границы Радужных Мостов. На тракте они чувствовали себя отлично. Может быть, приспособились. А может быть, как-то связаны со всем этим. Вернее, не так — они точно связаны. Но, возможно, глубже, чем мы можем себе представить.

— Я уже начинаю думать, что в моем случае лучше все же ограничиться святым незнанием, — сказал Брайт. — Теперь буду ломать голову, пытаясь понять все то, что ты сказала.

— Зато не скучно, верно? — Мили поднялась, и воздух под ее ногами вновь заколыхался. — Пойдем, мыслитель, пока твоя голова еще на месте и не развалилась от тягостных дум.

* * *

Да самого вечера тропа более не преподносила сюрпризов. Путники не останавливались и почти не разговаривали, стараясь свести признаки своего присутствия к минимуму. Раздобыть еды или новую порцию необходимых для снадобья трав они не решались. И более всего на этом настаивала Мили. Девушка категорически противилась любым лишним движениям, не будь они жизненно необходимы. Все доводы Брайта отметались на корню. Чародейка была непреклонна. Одно из немногих, против чего она не протестовала, — попадающиеся в тени деревьев канавки с водой. Не столь вкусная и душистая, как в Радужных Мостах, — простая дождевая, она вполне утоляла жажду. А большего путникам и не требовалось.

Остановились, когда почти стемнело. Под ноги, как назло, начали лезть выбивающиеся из-под земли корни. Плохо различимые в сумерках ветви хлестко стегали по лицам. В конце концов, передвижение сделалось невыносимым.

— Я не смогу поставить щит, — сказала Мили, всматриваясь в открытый горизонт, который затягивала стремительно темнеющая хмарь. Здесь тропа на протяжении сотни шагов бежала вдоль крутого каменистого склона, у подножия которого смутно виднелись завалы из огромных глыб. — Любая, направленная вне изнанки магия тут же привлечет внимание личей и их пособников.

Девушка прикрыла глаза и с наслаждением наблюдала, как за верхушками деревьев исчезали последние блики солнца. Зарево, еще недавно подобное пожару, неумолимо превращалось в еле дышащий огонек свечи.

— Ты умеешь молиться? — спросила она внезапно.

Брайт, стоящий за спиной чародейки, покачал головой. Затем, сообразив, что девушка его не видит, сказал:

— Я утратил веру и в Лею, и в Зирта несколько лет назад, — голос его звучал надтреснуто. В нем слышались нотки все еще не позабытой горечи. — С тех пор я не молюсь. К чему сотрясать воздух пустыми, никому не нужными словами?

— Знаешь, что говорила моя бабушка?

— Бабушка? — Брайт скептически скривился. — Я догадываюсь что. Но скажи.

— Она говорила, что молитва — это, прежде всего, обращение к богу внутри себя, а не к небесам. Бездумная надежда на всевышних — огромная глупость. Это все равно, что самому умывать руки, сваливать на них всю грязную работу. Если услышат и помогут — люди принимают это как должное и забывают до следующего раза. А если не придет отклик или помощь, так поливают небожителей грязью. Мол — нет им дела до смиренных и просящих.

Брайт насупился.

— К чему все это? Ты же не думаешь, что я сейчас расплачусь и примусь биться головой о камни, взывая к небесам.

— Нет, конечно, — Мили обернулась. Лицо ее выглядело задумчивым и растерянным. — Тем более что бабушкины слова я вспомнила только что. Никогда не задумывалась о молитвах, обрядах, таинствах. Как думаешь, может быть, зря?

— Мили, ты меня пугаешь. Есть что-то, о чем я не знаю?

— Нет, нет, — девушка попыталась улыбнуться. — Просто сейчас почему-то очень ярко почувствовала...

— Что случилось?!

— А вот видишь закат? Солнце скрылось, а его свет все еще виден, он все еще борется с наступающей ночью. Борется без надежды на победу. Вот и мы с тобой так же. Глупости, да?

Брайт видел, что чародейка готова разреветься. Желая обнять, попытаться утешить, он сделал шаг к ней. Мили отстранилась, подняла в защитном жесте руку.

— Мы не должны касаться друг друга. Заклинание этого не выдержит. Нас расплющит ткань мироздания, избавится от пары заноз.

— Хороший способ покончить с собой, — проговорил Брайт. — Личи пленных не берут, но мало ли... А тут просто — взялись за руки и все.

— Не смешно. Мне еще хочется пожить. Сейчас это ощущается острее, чем когда бы то ни было. Наверное, я становлюсь сентиментальной. А, Брайт, похожа я на избалованную городскую дурочку, полную романтических грез?

— На дурочку, полную грез, не похожа, — честно отозвался алхимик и улыбнулся. — Я же сказал, что мы выберемся, значит, так и будет. Подожди справлять по себе отходную.

— Мне просто страшно, — Мили мелко дрожала, из ее глаз все же потекли слезы. — Прости, ты не подумай, я сейчас возьму себя в руки. Наверное, я уже должна смириться, но пока не могу. Мы оба с тобой знаем: мне остался день, максимум два. Теперь не помогут и твои снадобья.

Брайт стоял, не в силах произнести ни слова. Он просто не знал, что говорить, как успокоить девушку. Как бы он сам себя чувствовал, зная, что сегодняшний закат может стать для него последним? Что чувствует неизлечимо больной человек или приговоренный к смерти преступник, лежа на куче гнилой соломы? Как текут их мысли, что они вспоминают, о чем думают?

— Да ты не переживай, — Мили улыбнулась сквозь слезы. — Мы им всем еще покажем. Маг я или не маг? Помнишь, я тебе приводила пример с крысами?

Алхимик кивнул.

— Так вот я сейчас самая большая и голодная крыса.

— Очень обаятельная крыска, — рискнул сказать Брайт, за что удостоился теплой улыбки. — Ты это... имей в виду: без тебя я долго не протяну на этой тропе, — как бы невзначай продолжил он. — А мне жить тоже хочется. Так что и тебе нельзя на тот свет торопиться.

— Эгоист, — прыснула чародейка. — Придется терпеть тебя, не бросать же на произвол судьбы.

Брайт позволил себе немного расслабиться. Вроде бы Мили почувствовала себя лучше. Пусть ненадолго, но он будет рядом, чтобы поддержать. Неуклюже, деревянными словами, а не ровной мягкой вязью замысловатых речей.

— Эй, — голос Мили звучал еле-еле слышно. — Смотри.

Алхимик взглянул в указанную сторону и обомлел.

— Согласись, мне везет на всякие находки, — с гордостью произнесла чародейка.

Брайт не нашелся, что ответить. Он только пристально всматривался в возникающие внизу, почти у самого подножия склона, алые точки.

— Костры? — не веря собственным словам, спросил он.

— Ты же воин, тебе лучше знать, — уклончиво ответила Мили. — Я могу ошибаться.

— Если это снова не какие-то магические игры, то точно костры. Мили, ты представляешь, что это может значить?! — даже в сгустившейся темноте в глазах Брайта светилось возбуждение.

— Может, ты мне расскажешь?

— Если это не деревня, то лагерь. Там должны быть люди... Стоп. Личам нужен свет?

— Нет, у них и зрения-то в нашем понимании нет.

— Значит, точно люди!

* * *

И снова нервозное ожидание. Начать спускаться со склона сейчас, в уже полной темноте, — значит сильно увеличить собственные шансы на падение. А скатиться по острым камням на ждущие внизу булыжники казалось делом малоприятным. В итоге путники отошли от края обрыва и расположились под сенью высоченного раскидистого дуба. Гиганту был не один десяток лет, и своей внушительностью и незыблемостью он внушал искреннее уважение.

Несмотря на усталость, сон не шел ни к Мили, ни к Брайту. Оба находились в предвкушении утренней встречи с неведомыми путниками. Как они забрались в такую даль? Зачем пришли? Очередные искатели приключений? Шайка головорезов? Конечно, нет страшнее зверя, чем человек. Но, в сравнении с личами, даже самый отъявленный негодяй уже не выглядел лишенным совести убийцей и ублюдком. Так — мелкий неудачник из клоачных трущоб. И не больше.

— Только бы не проспать, — сказал Брайт. — А то снимутся с места, и догоняй их потом.

— Не проспим. Как чуть станет светать, так и пойдем, — Мили задумалась. — Шума поднимем много, камней затронем. Пыль, гул — как бы заклинание не слетело.

— Так и ладно, — Брайт удивился. — Все равно к своим идем. Ну, к людям то есть. Им все равно показываться придется.

— Я бы предпочла снять покров уже перед ними, чем терять его еще при спуске, — парировала чародейка. — Последний козырь всегда лучше держать при себе.

Алхимик почесал затылок, хмыкнул.

— Значит, будем спускаться нежно и ласково, чтобы не потревожить спокойствия местных красот.

— Брайт, ты меня поражаешь все больше и больше, — Мили всплеснула руками. — Может быть, тебе в менестрели податься? А что — спел балладу, подмешал что-нибудь в кубки слушателей, и все — собирай себе золотые. Ну, или любая девица твоя. А? Как?

Алхимик поморщился.

— Хватит смущаться, как девственница на брачном ложе. Поди, надоело уж по пещерам да хижинам ютиться. Так и мхом порасти недолго. Нет еще мха-то нигде?

— А ты проверь, — подмигнул чародейке Брайт.

— Проверила бы, но нельзя, — Мили пожала плечами.

Ночь шла своим чередом. Ненадолго засыпал то Брайт, то Мили. Даже не засыпали — проваливались в беспокойную дрему. Несколько раз подходили к кромке склона, всматривались в подножие. Костры продолжали гореть. Было их пять штук. Более того, казалось, что по лагерю движутся факелы — еле заметные крошечные светящиеся точки.

— Они или слишком самоуверенные, или не представляют, куда попали, — задумчиво сказал Брайт, в очередной раз вернувшись к дереву. — Всю ночь жечь костры. Зачем?

— Ты меня об этом спрашиваешь? — Мили сонно подняла брови.

— Рассуждаю, — пробурчал алхимик. — Не вижу в их действях логики. Словно на прогулку выехали. А может, мы уже вышли за пределы обитания личей? Как думаешь?

— Сам в это веришь?

— Нет, — честно ответил алхимик. — Но иной причины такой расхлябанности я не вижу.

— Утро все расставит по местам, — зевнула Мили.

* * *

Солнце еще даже не показалось из-за горизонта, а Мили и Брайт уже готовились начать спуск. День грозил выдаться хмурым — в небе толкались серые кучевые облака. Однако утренних сумерек вполне хватало, чтобы рассмотреть на склоне все неровности и выступы.

— Смотри, костров всего два осталось, — обратил внимание Мили Брайт.

— Вижу, вижу. Наверное, обленились, забыли дрова подбрасывать. Как бы не замерзли, бедняги.

— Ничто не может лучше согреть озябшего на марше воина, чем добрый пинок любимого командира, — прозвучал беспристрастный голос алхимика.

— Ну-ну, смотри, как бы нас не наградили.

— Если что, то я спрячусь за спину великого мага.

— Сволочь же ты, сразу видно, что отшельник. Лишь бы схорониться, залечь в нору. Нет бы, защищать слабую девушку. Так нет, только и норовит спрятаться за ней.

Спуск начался.

Путники двигались медленно. Они сначала пробовали ногой почву и, только убедившись в надежности опоры, полностью переносили вес. Вернее сказать, это больше относилось к Брайту. Чародейка же почти скользила, поддерживаемая усилившимися вихрями. Теперь они походили на небольшие торнадо. Однако пыль и другие мельчайшие частицы под ее ногами не вились. Они еле заметно поднимались и тут же снова опускались на место. Мили старалась изо всех сил, почти не выдавая себя. Алхимик на ее фоне выглядел огромным неповоротливым слоном, неведомо как забредшим в посудную лавку.

Несколько раз Брайт замирал, чувствуя, как уходит из-под ног опора, а недавно казавшийся недвижимым камень вызывает небольшой обвал. В такие мгновения Мили менялась в лице. И без того внимательное сосредоточение усиливалось, превращаясь в полное отрешение от мира. Чародейка реагировала моментально, вливая энергию в заклинание изнанки. Со стороны могло показаться, что со склона ни с того ни с сего срывается камень. Булыжник устремлялся вниз, захватывая по пути камни поменьше.

В конце концов, спуск завершился удачно. Путники прислонились к огромным валунам, отдыхая, приводя дыхание в норму. Хотелось пить, но, как назло, поблизости не было не то что канавки с чистой водой, но даже грязной лужи. Брайт провел языком по пересохшим губам. Спуск ему дался непросто.

— Надеюсь, они не откажут несчастным путешественникам в глотке воды.

— Если откажут, — глаза чародейки нехорошо блеснули, однако тон оставался спокойным, — клянусь, что выжгу все в радиусе мили.

Брайт посмотрел на девушку, и ему показалось, что та не шутит. Она даже не угрожала. Просто поставила спутника перед фактом неизбежного.

— Ну, тогда пойдем, — сказал алхимик.

Они быстро преодолели россыпь больших камней и вышли к пологому подъему длиной шагов в сто. Именно за ним, в уютной овальной чаше, расположился лагерь неведомых путешественников. Передвигаясь небольшими перебежками, то и дело припадая к доходившей до колен траве, Брайт и Мили за считанные мгновения добрались до края чаши. Добрались и тут же рухнули, вжимаясь в землю, стараясь слиться с ней, раствориться в нежной зелени.

В нос ударил знакомый сладковатый запах разложения. Сейчас, во влажной прохладе утреннего воздуха, он доносился еле заметным дополнением к сотне иных запахов. Но что будет, когда солнце достигнет зенита и жара станет почти нестерпимой?

Это не был лагерь каких бы то ни было путешественников. Определенно, когда-то здесь располагался укрепленный форт, обнесенный, каменной стеной. Теперь древняя кладка растрескалась и рассыпалась, превратившись в жалкое нагромождение валунов. Стихия и время постарались на славу. Действуя рука об руку, им почти удалось изгнать из этого места последние крохи памяти о некогда обитавших здесь существах. Почти...

— Что это? — шепотом спросил Брайт, высовываясь из-за большой, поросшей осокой кочки.

— Кладбище, — не раздумывая, ответила Мили.

На самом деле вопрос алхимика был почти риторическим. Воин и сам видел, чем стали древние развалины. Между камней, покрытых каким-то белым налетом, чудовищным отталкивающим изобилием валялись останки. Здесь были и кости, и куски разлагающейся плоти, и фрагменты амуниции. Среди множества черепов виднелись как человеческие, так и животные. По крайней мере, Брайт отчетливо определил несколько конских.

Над всем этим ужасом висел тяжелый гул. Целые тучи огромных жирных мух роились над этой свалкой. А ничем иным увиденное алхимик назвать не мог. Разум отказывался поверить в реальность происходящего. Не должно существовать столь страшного места. Да, поля сражений зачастую выглядели так, что отнимали разум даже у бывалых воинов. Но здесь... Чья-то воля нашла развалинам новое применение, сделав из некогда надежного оплота подобие братской могилы.

— Смотри, — прошептала Мили.

Из-за одного из облепленного мухами камня вышла уже знакомая собакоподобная бестия. Остановилась, осмотрелась, гулко рыкнула на копошащихся мух. Те словно и не заметили ничего.

— Там, внутри, тоже кто-то ходит, — одними губами сказал Брайт.

Мили нахмурилась.

— Ну, там, в самих развалинах, — пояснил алхимик. — За стенами из останков, — добавил он, помедлив.

Действительно, былое оборонительное кольцо уступило место завалам дурно пахнущей спрессованной плоти, поднявшейся над землей на высоту выше человеческого роста.

— Сколько же здесь тел? — взгляд чародейки метался по контурам ужасающих стен. — Сколько лет это накапливалось?!

— Вот тебе и легенды, — Брайт глубоко дышал, сдерживая приступ тошноты. Отсутствие за последние дни нормального питания теперь сказывалось как нельзя благотворно. Желудок просто не мог ничего из себя исторгнуть. И все же в животе невыносимо крутило.

— Они сторожат. Смотри, дозором ходят, — Мили кивнула в сторону.

— Умные, твари, — скривился Брайт, наблюдая за появлением второго чудовища.

Существа действовали на удивление слаженно. Они не бесцельно бродили вокруг нагромождений склизких останков, а пристально всматривались в края чаши, ловили каждый звук, принюхивались к тяжелому застоялому воздуху.

— Они нас чувствуют? — спросил он Мили.

— Похоже, нет. Я вообще не понимаю, как оттуда можно учуять или услышать хоть что-то.

— Что-то мне подсказывает — они это могут.

Чудовища сблизились, издали несколько отрывистых звуков, больше всего походивших на скулеж, и разошлись. Вскоре они скрылись за развалинами.

Однако не успели путники прийти в себя от увиденного, как мерный гул разорвал пронзительный надрывный крик. Мили от неожиданности вздрогнула. Крик звучал из самого сердца развалин.

— Мертвые так не кричат, — пробубнил себе под нос алхимик и ощутил, как начинают мелко дрожать руки. Неужели живой человек? Там, среди гниющей плоти, среди заразы и удушающего смрада. Может ли такое быть?

Он взглянул на чародейку. Та словно не дышала. Огромные глаза отрешенным взором устремлены в сторону развалин, руки вцепились в траву, медленно вырывая ее с корнем.

Крик повторился. У Брайта отпали последние сомнения. Мертвый не может испытывать страха. А в этом голосе звучал неприкрытый, несдерживаемый ужас. Впору даже усомниться в рассудке несчастного.

— Погань! — прошипела Мили. Костяшки ее пальцев побелели, в глазах разгорался боевой азарт.

— Что здесь происходит? — Брайт уже понял, что чародейка что-то для себя уяснила, и теперь желал знать — что именно.

— У тебя будет время, чтобы уйти. Не очень много, но тебе хватит. Потом здесь все сгорит.

У алхимика перехватило дыхание.

— Что? — только и смог спросить он.

— Там живой! — резко ответила девушка. — Ты понимаешь? Живой! Мне все равно не спастись. Я останусь, попытаюсь ему помочь. Или, — она запнулась, — отомстить, выжечь этот гнойник.

Алхимик всматривался в лицо Мили — напряженное до предела, сосредоточенное. Чародейка приняла решение и не собиралась его менять. Нельзя все время убегать. Это ломает не хуже страха или боли.

— Тогда идем, пока еще не поздно, — сказал Брайт и встал во весь рост. Он не собирался спорить, не собирался что-то доказывать. Он даже расспрашивать больше не хотел. Жажда знаний утолена сверх всякой меры.

— Глупец! — Мили вскочила и бросилась за алхимиком, который уже бодро шагал к развалинам. — Ты что себе думаешь? — набросилась она на него. — Я стану спасать тебя, следить за тобой, оберегать от мертвяков?! Может быть, еще и сопли подтирать? Прошу, уйди...

— Хочешь, чтобы нас услышали уже на подходе? — алхимик говорил спокойно. — Много сил? Тогда продолжай кричать. Ты знаешь, я не уйду. Только не теперь. Лучше бы убрала эту вонь.

Действительно, стоило путникам выбраться из нехитрого укрытия, как в нос ударили тяжелые миазмы разлагающихся тел. И это уже в паре десятков шагов от ужасной стены.

— Осел самоуверенный, — уже шепотом проговорила Мили. — Уберу, когда подойдем вплотную. Не путайся под ногами.

Брайту показалось, что в голосе чародейки сквозит горечь и что-то еще — еле заметное, тщательно скрываемое. Однако понять и разобраться в оттенках интонации он не успел. В третий раз раздавшийся крик оборвался внезапно, словно человеку засунули в рот кляп. Путники переглянулись и припустили бегом. Расстояние до развалин стремительно таяло.

* * *

Мили решила не снимать заклинание изнанки до самого последнего момента. Однако стоило приблизиться к осклизлой стене почти вплотную, как дышать стало совершенно невозможно. Исходящий от останков смрад казался живым. Он проникал не только в легкие, но и окутывал разум, замедляя его работу. Брайт вообще уже двигался на одном упрямстве.

Чародейка в который раз про себя выругала тупую упертость алхимика и скинула заклятие. С плеч словно тяжелый камень упал. Изнанка требовала значительных затрат сил, и теперь они освободились, готовые прийти на помощь по малейшему зову. Мили и не стала ждать. Воздух в чаше пришел в движение. Нехотя, будто монолитная каменная громадина, он стронулся с места. Это еще был не порыв, даже не дуновение. Раскачать незримую стихию оказалось непросто. Она словно закостенела — пропиталась трупным ядом, сгустилась от обильно сочащейся слизи.

Краем глаза Мили уловила движение. Быстрое, безмолвное. Девушка успела повернуть голову и увидеть, как на нее несется недавно виденное чудовище. Поджарое, состоящее из тугих переплетений кровоточащих мышц, оно распласталось над землей в невероятно изящном и длинном прыжке. Уже понимая, что не успевает, чародейка выбросила перед собой руку. Раскрытая ладонь смотрела в сторону приближающейся смерти. Не хватало всего доли мгновения, чтобы нанести удар.

А вот Брайт среагировать успел. Он все время озирался по сторонам, предвидя появление дозорных бестий. И не ошибся. Существо выскочило из-за облепленного мухами камня, не издав ни малейшего звука. От чародейки его отделяло всего несколько шагов. И они растворились под напором могучих лап. Алхимик парой слитных движений раскрутил цепь, и в тот самый момент, когда чудовище оторвалось от земли, шипастое оголовье вспороло густой воздух. Убийственный металл пронесся над плечом девушки и врезался в оскаленную, уже готовую сомкнуться на нежном горле, пасть.

Мили вскрикнула и отпрянула, пропуская мимо себя безжизненное тело бестии. Спустя пару мгновений появилась вторая собака. Брайт даже не шелохнулся, отдавая инициативу девушке. И та воспользовалась этим в полной мере. Скулящее, извивающееся в судорогах существо рухнуло наземь, даже не добежав до путников. Мерный гул нарушал треск костей и звук рвущейся плоти.

— Не смей ничего говорить, — сжав кулаки, сказала Мили. — Ни слова.

Алхимик благоразумно промолчал, для наглядности прикрыв рот ладонью.

Развалины древнего укрепления представляли собой настоящий лабиринт. Мельком брошенный на стены взгляд заставил Мили сложиться пополам. Их вид вкупе со все еще тягостным воздухом мог свести с ума. Девушку не вырвало, но пустой желудок несколько раз ощутимо сжался.

Стены были покрыты шевелящимся ковром из белых и ярко-красных червей. Они самозабвенно ползали, копошились в расплывающейся плоти, сплетались в клубки, пронизывали все и вся. Истинные хозяева мертвого мира. Казалось невероятным, чтобы посреди нетронутого девственного леса образовался столь чудовищно омерзительный чирей. Как еще источаемые им яды и зловоние не погубили все вокруг на многие футы?

— Я не могу, — пятясь назад, проговорила Мили. — Не могу туда ступить.

Девушка заливалась слезами. Сейчас она ненавидела себя за внезапную слабость. Ненавидела, но сил справиться с ней не хватало. Отвращение заполонило разум, отняло последние крохи самообладания. Чародейка сжалась, закрыла глаза, будто это могло помочь избавиться из панической слабости. Хотелось забиться в самый далекий угол и спрятаться там. Сделать вид, что ничего нет, что мир полон лишь ярких красок и благоуханных ароматов.

— Огонь! — Брайт тряс чародейку за плечи. — Вспомни, чем ты мне грозила. Выжги заразу. Ни один человек не смог бы побывать в этом безумии и остаться прежним. Мы уже никого не спасем. Но ты можешь превратить это проклятое место в пустыню, в раскаленный пепел! Можешь?

Словно в ответ на слова алхимика из развалин в очередной раз послышался крик. Теперь он звучал глухо и больше походил на стон.

— Это же лагерь личей, да? — Брайт продолжал тормошить девушку. — База, лагерь, лаборатория... Не молчи! Здесь они создают своих слуг? Создают из тел тех, кто стремился в волшебную страну фей. Я прав?

Алхимик с силой встряхнул чародейку.

— А? — девушка словно выплывала из сна. — Огонь, ты прав...

Брайт выпустил Мили из рук, с облегчением выдохнул.

— Мы проложим себе путь огнем, — продолжила чародейка.

Алхимик открыл было рот, чтобы поспорить, но Мили опередила его.

— Он жив! И мы должны попытаться.

Брайт только развел руками. Он вовсе не был уверен в собственной правоте. Тем более что мысль о том, чтобы оставить еще живого человека в самом сердце гниющего чирея — ужасала.

Дышать стало легче. А значит — можно идти дальше. Заметно усилившийся ветер делал свое дело, разгоняя мерзостные, затуманивающие сознание миазмы.

Мили с ненавистью посмотрела на копошащихся червей. Девушка не числила себя в рядах избалованных неженок, но перед этими созданиями испытывала безотчетный панический страх. Она чуть не сошла с ума от нахлынувших видений там, под озерами Радужных Мостов. Теперь кошмар вернулся вживую, и с ним надо было справиться самой. Брайт мог подбодрить, помочь словами, даже увести. Бежать, снова бежать? Еще на день отсрочить неизбежное. Отвернуться от возможности наконец-то проявить себя в полную силу. Поквитаться. И все из-за каких-то червей?! Чародейка тряхнула головой.

— Смотри по сторонам, — сказала она. — Если что — кричи так громко, как можешь.

Мили замерла перед входом в развалины. Разум стенал и кричал, но девушка всеми силами старалась подавить поднимающую голову истерику. Более не смотря на стены, она подняла прямые руки над головой, а потом резко, словно сдирая невидимый покров, опустила их. Воздух вокруг завибрировал, поплыл алыми всполохами. Брайт ощутил неожиданный жар. На лбу моментально выступил пот.

Вокруг чародейки появилось сияние. Обжигающе яркое, почти белое. Девушка повела перед собой рукой — и на земле появилась выжженная дуга.

— Идем, — сказала она, и голос ее звучал подобно морскому прибою.

Брайт даже оторопел от разлившейся вокруг мощи. Определенно, девчонка стала сильнее. Теперь, не сдерживаемая никакими барьерами, она внушала почти благоговейный трепет.

Мили ощущала в себе невероятную злость. Она переполняла, выплескивалась. Казалось, если от нее не избавиться — разорвет на куски. Но девушка и не собиралась сдерживаться. Она простерла перед собой руки — и с пальцев потекли огненные всполохи.

Воздух вмиг сделался сухим, послышалось отчетливое потрескивание. Черви на ближайшей стене съежились, обратились в пепел. Разваливающаяся гнилая плоть почернела и обуглилась. В небо взметнулся столб удушающего дыма. Налетевшие порывы ветра уже в нескольких десятках футах над землей развеяли его без следа. Однако у самой поверхности смрад стал еще сильнее. Запах паленой, горелой плоти смешался с уже витающими здесь миазмами разложения.

Чародейка двинулась в очищенный, почерневший проход. От мушиного гула не осталось ни следа. Крылатые гады в спешке покидали место побоища, сотнями теряя менее расторопных сородичей.

А Мили продолжала идти. Стены вокруг нее скукоживались, усыхали, покрываясь толстой коркой угля. Разумеется, их толщина — примерно в семь футов, позволяла сохранять в самом центре остатки влаги. Но девушку это не заботило. Главное, нет больше осклизлых останков, шевелящегося ковра червей.

Брайт в нескольких шагах осторожно ступал за чародейкой. Он больше поглядывал назад, опасаясь тыловой атаки. Но ее все не было. И это беспокоило. Либо противник собирал силы, либо он вообще не считал нужным охранять свое... свой лагерь. Если вспомнить, что за последние годы, десятилетия, а может, и сотни лет никто не мог противопоставить личам ничего серьезного, то во втором предположении была логика. Была надежда.

Оказалось, что развалины представляют собой небольшой концентрический лабиринт. Коридор, по которому шли путники, по спирали устремлялся к центру. То и дело в стенах открывались темные провалы. В царящем в них полумраке что-то натужно поднималось и опадало. Брайт заглянул внутрь всего один раз. Там, на полу, покрытом толстым слоем слизи, наполовину в нее погруженный, лежал полупрозрачный кожистый кокон. Его поверхность пронизывала паутину толстых, пульсирующих вен. А внутри кокона кто-то беззвучно бился в судорогах.

Зрелище было отталкивающим. Алхимик на мгновение представил, как это зарождающееся в корчах существо тянет из отравленной земли соки. Как складываются в новом порядке куски мертвой плоти. Как под действием чар некромантов умерший обретает новый облик, обретает новую жизнь.

Мили не готова была размышлять подобно Брайту. Девушка пришла убивать, пришла мстить. И она это делала.

— В сторону! — прохрипела чародейка, и алхимик отшатнулся от уже раскаляющегося провала. Тот стремительно превращался в кузнечный горн, начинал светиться изнутри. Кокон разбух, став из продолговатого почти круглым, и лопнул. В стороны разлетелись брызги. Капли тягучие и тяжелые. Они расплескались по стенам, начали стекать, шипя и испаряясь. В густой закипающей слизи билось бледно-серое тело — абсолютно безволосое, с длинными, ниже колен, руками и короткими кривыми ногами. На искаженном болью лице выделялся широко распахнутый беззубый рот. Существо словно пыталось вздохнуть, но безрезультатно. На тонкой, начавшей трескаться, коже вспучились большие кровавые пузыри. Они надувались, меняли цвет от белого к пунцовому, а потом взрывались.

Весь вид сжигаемого чародейкой существа кричал о нестерпимой боли. Хотя из его рта до сих пор не вырвалось ни звука.

— Идем! — прокричала Мили.

Ветер наконец-то набрал такую силу, что превратился в небольшой ураган. Его порывы заметно толкали в спину, поднимали и уносили в небо клубы пепла. От этого над головами путников образовалось серое облако. Ветер выдувал из лагеря личей все, что мог, и не спешил возвращать нечистоты обратно на землю. Воздух сделался раскаленным. Вонь почти исчезла, хотя дышать все еще тяжело.

Уже почерневшее в провале существо продолжало извиваться. Человек на его месте давно бы уже умер, а еще раньше потерял сознание от болевого шока. Но нет, исчадье мертвой магии не сдавалось. Не в силах двинуться с места и, тем более, причинить вред своим мучителям, оно выгорало дотла, но не сдавалось.

Мили упорно шла по коридору, а перед ней тек смертоносный огненный вал.

— Не боишься сжечь человека? — догоняя, прокричал Брайт. Он не понимал, каким образом девушка планирует спасти несчастного. Ее мощь не давала ему шансов. Вал не знал пощады.

— Я знаю, где он, — не оборачиваясь, ответила Мили, — чувствую его. Он еще жив и находится в самом центре.

Путники больше не заглядывали в попадающиеся на пути провалы. Завидев такие, чародейка тут же их выжигала. Каких существ вынашивали эти сумрачные утробы — осталось загадкой. Ни одна тварь не выбралась из раскаленных недр обугленных стен.

Однако вскоре алхимик и думать забыл о чудовищах, которым не суждено испытать второе рождение. По спине пробежал уже позабытый холодок. Посреди иссушающей жары он превратился в бесконечный ледяной поток.

— Нас нашли, — одними губами прошептал Брайт и затравленно обернулся. В уже остывающем коридоре нет никакого движения. Ветер утащил все, что смог поднять. — Теперь бы нас только слепой не заметил, — алхимик взглянул вверх.

Над чудовищной могилой, в которую превратились развалины, мерно кружилась огромная воронка. Ее крылья простирались далеко за пределы чаши и с каждым мгновением растягивались все дальше. Зрелище захватывающее, но жуткое.

— Мили! — закричал алхимик. — Мили! Соглядатаи где-то рядом!

Девушка замерла, на ее скулах заиграли желваки.

— Это снова огни?

Брайт кивнул.

— У нас еще есть время, успеем, — уверенно сказала Мили.

— Тогда не слушай меня, идем.

Чародейка прибавила шаг. Вернее сказать, она быстрее поплыла. Ее ноги, до колен скрытые парой стремительных вихрей, более не касались земли. Брайт едва поспевал за спутницей.

Спустя виток, он ощутил, как жара спадает. Увидел, как блекнут мерцающие перед девушкой всполохи. А еще через мгновение окунулся в колючую вьюгу. Соглядатаи не таились. Да и умели ли они прятаться?

Перед путниками встала непреодолимая преграда.

— Тупик, стена! — выпалил Брайт, однако тут же прикусил язык.

Не стена, а забрызганная кровью и еще боги знают чем башня. Вернее сказать — развалины некогда величественной каменной твердыни. Теперь, лишившись добрых двух третей своей первоначальной высоты, она выглядела куцей и сутулой, словно древняя старуха. На том месте, где должно висеть массивным, окованным металлом дверям, зияла дыра. Ее края испещрены множеством углублений и потеков, будто сюда выплеснули огромный жбан с самой сильной кислотой.

— Чернильное облако... — неуверенно проговорила Мили и, более не медля, вошла в башню.

* * *

Тьма внутри башни жалась, отступала, скалилась невидимыми клыками. Она, словно трусливый падальщик, поджимала хвост, но не могла заставить себя уйти окончательно, кружась рядом, капая голодной слюной.

Чародейка не стала ничего выдумывать, а воспользовалась простым заклинанием света. Вокруг нее в радиусе нескольких шагов мрак стремительно таял, разлетаясь отдельными серыми сгустками. Но и они вскоре исчезли.

— Очень удобно, — произнес Брайт, наблюдая, как на границе поддерживаемого чародейкой круга перемещаются какие-то фигуры. Они кружили, но не нападали, предпочитая оставаться в тени. — Я смотрю, нас тут встречают.

Удивительно, но здесь, в просторном зале нет ни одного червя. По какой-то причине копошащиеся в шаге за дверью твари не решались переползти ее порог. Пауки — вот кто правил здесь бал. Огромные, с кулак размером, они вальяжно перебирали суставчатыми лапами, направляясь к очередной бьющейся в путах добыче.

— Если не нападают, значит, боятся, — отвела Мили. — Скорее всего, это слуги. Рабы. Не способны драться.

— Ну-ну, — Брайт не разделял оптимизма чародейки.

Холодные взгляды то и дело полосовали кожу иззубренными бичами. Пробивались так глубоко, что воину казалось, будто сердце вот-вот остановится. Стало больно дышать. Грудь онемела, появился разрывающий горло кашель.

Мили сразу поняла, в чем дело.

— Потерпи, — почти взмолилась она.

Шустые заросли паутины частично закрывали покалеченные стены. Кое-где они оплыли подобно воску, кое-где казались целью стенобитных орудий — столь глубокими были покрывавшие их выщерблены.

— У них нет шансов, — тихо проговорила Мили, продолжая продвигаться по залу.

Брайт не понял ее слов, да и не старался понять. Он предпочел бы честную схватку, чем бы она ни закончилась. Напряжение изводило до крайности. Башня казалась ему пропитанной заскорузлой болью и страхом. Словно камень впитал в себя весь сонм рожденных здесь эмоций, а теперь отдавал его пришельцам.

Чародейка остановилась так резко, что Брайт чуть не налетел на нее.

— Пришли, — услышал алхимик.

Перед путниками суетились пять существ.

— Черви, — неприязненно прошипела девушка, и Брайт был с ней полностью согласен.

Обрюзглые тела со складками на безволосой коже. Короткие кривые ноги, длинные тонкие руки. Сглаженные черты лица, тонкогубый беззубый рот. Все равно, что взять одного из тех червей, что еще ползали за стенами, увеличить его в размерах, придать пропорции человеческого тела. Твари будто не имели костей. Они изгибались плавно и совершенно немыслимо. Оставляя следы прозрачной слизи, скользили по полу, друг по другу.

Но даже больше, чем откровенная схожесть с червями, путников поразило выражение их глаз. Там плавал ужас. Самый настоящий неприкрытый ужас. Увидеть страх здесь, в твердыне смерти и разложения, — невероятно. Как может мертвый чувствовать страх? Что его в силах напугать?

— Они что-то старательно прячут, — сказал Брайт. — Смотри, не сходят с места. Ползают...

— Они по человеку ползают! — Мили сжала кулаки и одним взмахом руки раскидала бестий вдоль ближайшей стены. Однако твари, что-то бормоча себе под нос, вскакивали на ноги, устремлялись обратно. Они ковыляли так, словно научились ходить всего несколько дней назад. Ноги подгибались и заплетались, а руки, извивающиеся подобно змеям, нелепо вытянуты в стороны.

— Нас они боятся все же меньше, чем хозяев, — сказала Мили. — А зря!

Девушка вытянула руку, направила на одно из существ, сжала кулак. Брайт ожидал услышать треск костей, как это было уже не раз, но нет. Бледное тело замерло, словно налетело на стену, забилось в судорогах. Его корежило и крутило. Кровь потоком выплеснулась из широко раскрытого рта, глаза вылезли из орбит.

— Не-е-ет, пожа-а-алуйста-а-а — прохрипело существо и обмякло.

Мили разжала кулак и посмотрела на Брайта. На лице ее читалась растерянность.

— Что это было? — спросил алхимик.

— Ничего, — прошептала чародейка. — Ничего не было. Этого просто не может быть.

Между тем, твари снова сгрудились перед путниками, заискивающе заглядывая им в глаза.

Девушка ненадолго зажмурилась. Алхимик заметил, что ее губы дрожат.

— Убей их, — наконец, сказала она. — Ни о чем не спрашивай, просто убей.

Брайт не заставил себя просить дважды. Он шагнул вперед, взмахнул цепью. Обернулся, удостоверился, что не заденет чародейку. Первый удар пришелся в плечо одного из гадов. Ни привычного глухого звука, ни ощущения попадания. Оголовье словно в пуховую подушку вошло. Существо пискнуло и опрокинулось на спину. В том месте, куда врезался шипастый металл, мягкая плоть лопнула, превратившись в развороченный кровоточащий провал.

— Быстрее! — выкрикнула Мили. В ее голосе звучали истерические нотки.

Цепь взвилась и заметалась с новой силой. Она со звоном рассекала смрадный воздух, разбрасывая в стороны настырных тварей. Они лишь вскрикивали и падали. Пол почти сразу стал мокрым и скользким. Бестии оскальзывались, но продолжали ползти к защищаемой позиции. Не бессмертные, но живучие. Иногда хватало одного точного удара, чтобы белесое тело больше не двигалось. Иногда приходилось бить несколько раз.

Но как бы то ни было, а схватка походила на избиение младенцев. Существа не сопротивлялись, не пробовали бежать. Они упорно стремились к заветному месту. И ужаса в их глазах уже не было. Там поселилась глухая обреченность. Брайта убивали эти взгляды.

К реальности возвращала отталкивающая внешность бестий. То, как они копошатся в жидкой грязи из крови, пыли и слизи. Как извиваются, подобно трупным червям.

Вскоре все было кончено. Мили не стала дожидаться, пока все твари затихнут.

— Хватит! — окрикнула она алхимика.

Что-то в ее голосе заставило воина остановиться сразу и бесповоротно. Но что? Обернувшись, он успел заметить, как девушка трет тыльной стороной ладони глаза. Что? Слезы? Брайт открыл рот спросить, но тут же закашлялся. Грудь словно изнутри разрывали когтями. Будто там поселился все увеличивающийся в размерах ледяной шар, испещренный длинными иглами.

Мили более не обращала внимания на готового выплюнуть собственные легкие алхимика. Она бросилась к распластанному на полу телу мужчины. Изможденное лицо, превратившиеся в лохмотья некогда добротные шелковые одежды, многочисленные синяки и ссадины. И порезы... Сначала девушка приняла их за обычные царапины, но, когда те начали складываться в замысловатые узоры, — задумалась.

— Нож! — выкрикнула она. — У них был нож?

— Я думал, мне показалось, — прохрипел Брайт. Он сидел на корточках, пытаясь унять кашель. — Но если ты спрашиваешь, то да. Что-то с кривым лезвием. Даже не нож — скорее, серп.

— Я плохо разбираюсь в чужих рунах, но от этих знаков веет смертью. Они отворили для него дверь на другую сторону. Связали чем-то вроде пуповины. Заменяют в нем человека на что-то иное.

— Они из него лича делают, — как-то враз придя в себя, ответил Брайт. — Ты говорила, что их не может быть много, что ими становятся лишь по своей воле. А представь, если они нашли способ обращать.

— Невозможно, — чародейка помотала головой. — А как же разум? Мало стать ходячим мертвяком. Лич — это, прежде всего, ход мыслей, побуждения, желания, цели. А уж потом...

— Давай потом договорим. В более пригодном для того месте, — оборвал ее алхимик. — Нам еще как-то надо выбраться.

— Поднимай его, попробуем прорваться.

Брайт склонился над мужчиной. На всякий случай проверил пульс. Еле ощутимый, но ровный. И тут снизу раздался вой. Был он столь громким, что пол завибрировал, заходил ходуном. Казалось, не выдержит даже каменная кладка.

— Это еще что такое?! — прокричал алхимик, подхватывая на руки бесчувственное тело.

— Даже знать этого не хочу, — бросила Мили, но круг света расширила.

— Будь я проклят... — прошептал Брайт. — Смотри.

В десятке шагов от путников у самой стены в полу виднелось черное пятно с рваными краями. И из него уже торчали две лысые головы с испуганными глазами.

Алхимик начал пятиться к выходу.

— Стой, где стоишь! — девушка вскинула руку. — Мы не уйдем просто так. Извини, но я не могу оставить все, как есть.

Из пятна, которое оказалось всего-навсего раскуроченным люком в подвал, показались новые головы. Они толкались, неуверенно переглядывались, словно набираясь смелости. Ждали, пока кто-то из них первым соберется с духом выбраться на поверхность.

Вой повторился. Брайт дернулся. Будь его воля, он бы уже бежал со всех ног. Вой проникал в душу, вцеплялся в нее отравленными когтями и шипами. Дышал смрадом бесчисленных веков.

— Вот кого они боятся куда сильнее нас, — дрожащим голосом сказала Мили, совершая какие-то пассы руками. — Вон червяки как полезли.

Действительно, существа, чьи незадачливые собратья лежали на полу в лужах собственной крови, отбросили всякие сомнения и волной повалили из люка. Они припадали к полу, некоторые прикрывали голову руками, щурились.

— Я тоже испугался, — честно сказал Брайт. — Ты скоро? Боюсь, на этот раз они заберут то, зачем пришли.

— Почти все, — отозвалась девушка.

Алхимик неотрывно наблюдал за приближающимися бестиями и потому не видел, как на него самого смотрит чародейка. Взгляд полный горечи. Она словно прощалась, стараясь запомнить этот момент. А возможно, вспоминала нечто из того, что успело стать ей близким и родным.

— Мили! — окрик Брайта вырвал девушку из ступора.

Та преобразилась, в последний раз бросила взгляд на почти вплотную приблизившихся существ — жалких и грязных. Все, что они могли сделать, — умереть в угоду своему хозяину. Могли, но отчаянно этого боялись, до последнего оттягивая момент схватки. И лишь когда вой раздался в третий раз, они подобрались. А потом первые ряды, неуклюже потрясая кулаками, атаковали.

* * *

Брайт вполголоса выругался и уже готов был бросить тело мужчины на пол, когда увидел алое мерцание. Оно обволакивало их небольшую группу сплошной подрагивающей сферой. Совсем не то, что выставляла Мили на ночь вокруг лагеря, но смысл, скорее всего, тот же. И в этом он убедился уже в следующее мгновение.

Первые существа достигли сферы и попытались пройти сквозь нее. Не было ни взрывов, ни искр или шума. Просто бестии начали сгорать — так же, как плавится кусок масла на сковороде. Твари отпрянули. Повалил дым, зал наполнился запахом горелой плоти. Раздались тонкие, на самой грани слышимости, крики. Скорее, даже писк. Вновь подталкиваемые к убийственному мерцанию, существа упирались, затравленно зыркали на путников, словно именно у них ища защиты. Но задние ряды и не думали останавливаться. Они напирали, превратившись в плотную бледно-серую массу.

— Неплохо, — уважительно сказал Брайт. — А личей она тоже остановит?

Мили ничего не ответила, пожала плечами. А потом закрыла глаза. Лицо ее стало напряженным и сосредоточенным. Алхимик почувствовал, как тело покрывается мурашками от тысяч невидимых, впивающихся в кожу игл.Заволновались и твари. Они приостановили самоубийственное наступление, недоуменно завертели головами, вжимая их в сутулые узкие плечи.

И снова вой!

На этот раз алхимику показалось, что он звучит прямо под ногами. Неужели неведомое чудовище отчаялось дождаться своих нерадивых слуг? Неужели само решило подняться за добычей?

Брайт ощутил нарастающую панику. Обострившаяся жажда стала почти нестерпимой. Он облизал распухшие губы. Те покрылись жесткой растрескавшейся коркой. Горло превратилось в древний пыльный колодец, из которого много лет назад ушли последние капли воды.

Под ногами послышалось шуршание. Сначала еле слышимое, но вскоре ставшее грохотом огромных вращающихся жерновов. Твари с неведомо откуда взявшимся остервенением вновь бросились на мерцающую сферу.

От жестокого шума, в который слились вой и гром, раскалывалась голова. Пол под ногами заходил ходуном, будто путники стояли на палубе попавшего в шторм корабля. Со стен посыпался раствор, клочья паутины и мелкое каменное крошево. Где-то под потолком натужно заскрипели деревянные перекрытия.

— Не сожрут, так завалит, — произнес Брайт. — Везет нам на такие катастрофы. Не находишь?

Но Мили молчала. Она словно в трансе покачивалась из стороны в сторону, и алхимик совсем не был уверен, что девушка сможет устоять на ногах.

Чародейка не упала. Напротив, она словно остолбенела, став со скрипящим полом одним целым. Будто вросла.

— Проклятье, — прошептал Брайт, всматриваясь за спины бледных тварей. Там, раскидывая пищащие тела в стороны, из темного провала поднимались многосуставчатые щупальца. По крайней мере, алхимику они виделись именно щупальцами. Массивные, покрытые множеством шевелящихся отростков, истекающие какой-то темной дрянью.

Щупальца качнулись, а потом резко выпрямились. Отростки, которые сначала показались алхимику чем-то вроде толстых волосков или шипов, — оторвались и устремились в сторону сферы. Некоторые долетели и сгорели без следа, другие же попадали на пол и на притихших бестий. Касаясь твердой поверхности, они тут же сворачивались в спираль и лежали в таком положении, пока не начинали светиться коричневым. Будь в зале темнее, алхимик не смог бы разглядеть этого свечения, но сейчас оно настойчиво притягивало взор.

Потом отростки распрямились и поползли. Ассоциации с ядовитыми волосками медуз тут же растаяли. Черви-переростки, размером с предплечье взрослого человека. Они собирались у одной точки сферы, и один за другим бросались на нее. Именно бросались — словно пружины срываясь с места.

— Чтоб вас разорвало, — зло проговорил Брайт, но тут же осекся.

Алый цвет сферы в том самой точке, которую атаковали черви, начал темнеть, пока не сделался коричневым. Словно наливное красное яблоко на глазах покрывалось гнилью.

— Мили, если ты еще тут, то самое время что-то сделать. Еще немного и нас будут рвать. Мне почему-то кажется, на этот раз у них это получится. Мили?! — голос Брайта взвился до крика.

И только теперь девушка очнулась. То ли сама собой, то ли благодаря стараниям воина. Но тому было плевать на причину.

Девушка презрительно посмотрела на червей, потом перевела взгляд на колышущиеся у стены щупальца.

— Мразь! — выплюнула она.

Алхимик не совсем понял, к кому именно обращалась чародейка, но переспрашивать не решился. Тем более что в следующий миг от сферы во все стороны потекло пламя. Не тот жар, что девушка катила перед собой, идя по лабиринту. Настоящее, обжигающее пламя. Было оно густым и медлительным.

Зал наполнился пронзительным писком. Из-под пола донесся полный ненависти рев. Щупальца напряглись, а потом втянулись во мрак подземелья. Втянулись, чтобы тут же ударить, разнося доски в мелкую щепу. Снизу словно бил тяжелый таран. Под его натиском пол вспучивался и взрывался. Бледные твари разлетались в стороны.

— Здесь не принято жалеть своих, — проговорил Брайт.

— Вот и мы не пожалеем, — отозвалась Мили.

Девушка прижала руки к груди. Изо всех сил сжала кулачки. А потом выбросила руки в стороны. Огонь затопил зал. Обрушился неукротимым лавовым потоком. До того сдерживаемая в узде, мощь обрела свободу.

Брайт перестал дышать. Он чувствовал себя в жерле проснувшегося вулкана. Зрелище одновременно и восхищало, и пугало. Стоило лопнуть мерцающей защите — и все... Буйство пламени не пожалеет дерзнувших покуситься на древнюю мощь стихии.

Сначала из виду пропали метавшиеся в панике бестии. Их крики потонули в надрывных стонах пламени. Потом исчезли стены и потолок. Пол перестал содрогаться от ударов.

Алхимик подумал, что сейчас доски не выдержат и провалятся. А вместе с ними в пропитанную смертью бездну низринутся и они. Но сфера не шелохнулась. Она зависла в воздухе и плоть от плоти стала частью по-настоящему огромного погребального костра.

— С тобой лучше не ссориться, — наконец выдохнул Брайт. — Тут не то что мокрого места или горсти пыли дорожной не останется, а даже...

Он так и не закончил фразу. Достаточно взглянуть на чародейку, чтобы мысли пустились вскачь. Глаза стали красными и светились. В них полыхало все тоже пламя, что и снаружи сферы.

Сильна... Сильнее, чем можно было представить.

Внезапно под ногами раздался оглушительный треск, и огонь рухнул вниз. Он облизывал почти отвесные стены, догонял нечто огромное и темное. Существо беспрестанно оглашало подземелье злобным, полным ненависти ко всему живому, ревом. А вскоре рев сменился на крик — почти человеческий, разве что многократно усиленный и искаженный эхом. Алые языки коснулись бесформенного тела и уже не отпустили его, пожирая, превращая в раскаленный пепел.

Когда алхимик задрал голову вверх, то увидел, что потолка уже давно нет, и сквозь широкую дыру смертоносный поток устремляется вне пределов башни.

Огонь под ногами, огонь в небесах.

Наверное, чародейка хотела удостовериться, что чудовище из подвалов получит свое. Так как стоило затихнуть болезненному крику, в раскаленный зал ворвались стремительные порывы ветра. Они еще больше раздували огненное буйство, будто нарочно выдавливая его прочь. А потом сфера медленно поплыла вверх.

Она продиралась сквозь переплетающиеся языки пламени, словно огромная диковинная рыба поднимается из глубин океана. Все выше и выше.

— Проложить себе путь огнем, — пробормотал алхимик, вспомнив слова Мили. — Пусть теперь мертвяки попробуют пройти по нашим следам.

Чаша превращалась в настоящее озеро из жидкого пламени. Оно текло и колыхалось, не брезгуя угощением из нагромождений мертвой плоти. Будь здесь поблизости деревья — непременно случился бы пожар. Но их нет. Высокая трава начинала тлеть уже за десяток шагов от подрагивающих границ новорожденного озера.

Сфера, набирая скорость, понеслась по направлению к тропе. Брайт успел заметить, как из окрестных лесов появляются крошечные фигурки. Разглядеть подробнее он так и не смог, но вряд ли это мог быть кто-то, кроме личей.

— Успели. Надо же. Удача, определенно, на нашей стороне, — алхимик усмехнулся.

В следующее мгновение сфера дернулась и резко накренилась, а затем и вовсе завертелась. Земля и небо стремительно менялись местами, превратившись в сплошную круговерть. Лишь над самыми кронами деревьев чародейке удалось вновь выровнять полет, однако падения было уже не избежать. Сферу то и дело подбрасывало и кидало из стороны в сторону, словно повозку на плохой, испещренной рытвинами дороге.

У Брайта все плыло перед глазами. Он не мог понять, как Мили до сих пор умудряется колдовать. Но был ей за это крайне благодарен.

Девушка изо всех сил старалась продлить полет как можно дольше. Чтобы не сбиться, она направлялась вдоль тропы. Но слишком много потрачено сил в развалинах, слишком быстро их вытягивал своенравный ветер. Из носа теряющей сознание Мили протянулись первые стройки крови. Нога немилосердно болела, словно ее раздирали безжалостные когти.

Сфера уже задевала верхушки самых внушительных лесных исполинов. Сильно поблекшая, она все еще была очень горячей и потому без труда срезала встречаемые на пути ветви. А их становилось все больше. Сфера неумолимо снижалась.

Чародейка чувствовала, как разум заволакивает туманом. Наваливается сладкая апатия. Сколько можно бороться?

Мили сама бы не смогла объяснить, почему продолжает цепляться за жизнь. Она уже не помнила ощущения легкости и свободы, которые совсем недавно воспринимались как должное. А что изменилось? Боль. Она не отступала, надежно обосновавшись в теле. И сейчас, когда приступы накатывали один за другим, держать голову холодной и расчетливой невероятно трудно.

Сферу тряхнуло, и она завертелась подобно волчку. Девушка вскрикнула, уже понимая, что последние удерживающие заклятия нити вот-вот порвутся. Разобрать хоть что-то в бешеном мельтешении перед глазами стало невозможно. Земля, небо, деревья сменялись с такой скоростью, что разум отказывался воспринимать информацию. Потеря же концентрации для мага непозволительна. И Мили это отлично знала. Радовало одно — боли больше не будет...

* * *

Брайт попытался открыть глаза. Не получилось. Веки были тяжелыми. Впрочем, как и голова. Что случилось? Где Мили? Он помнил сумасшедший полет. Помнил, как еще в воздухе утратил нить происходящего. А потом и вовсе провалился в беспамятство — неожиданное и болезненное. Даже плавая в вязком мраке, он чувствовал, как врезается во что-то твердое и горячее, как хрустят кости, все вокруг становится липким и почему-то приходит запах крови. А может быть, все это ему лишь показалось?

Алхимик приподнялся на руках. Как ни странно, но это далось весьма просто. Первое, что приходило в затуманенную голову, — они упали. Осмотреться бы. Он перевалился на спину, вслушался в собственное тело. Боль в груди, но терпимо. Руки, ноги слушаются. Что ж, либо это все еще шок, либо серьезных повреждений действительно нет. Брайт поднес ладони к глазам, ощупал. Так и есть — запекшаяся корка. Разодрав ее, он проморгался.

Свет был мягким и теплым. Опираясь на вовремя подвернувшееся дерево, алхимик поднялся, выпрямился. И тут же со стоном упал на колени. Голова раскалывалась, словно ее распирало изнутри. Брайт согнулся, крепко обхватил виски. Перед глазами вновь все завертелось.

В следующий раз алхимик вставал медленно. А потом, привалившись к дереву, еще некоторое время приходил в себя, пережидая бешеное биение сердца и струящийся по спине холодный пот.

В воздухе стоял запах дыма. Самого обычного. В другое время он бы мог показаться добрым, даже долгожданным. Но не теперь. Вывороченные с корнем деревья превратились в огромные угольные карандаши — тлеющие под порывами заблудившегося ветра. Ничем иным, как падением огненной сферы, объяснить увиденное Брайт не мог. Странно еще, что дело не дошло до пожара. Все указывало на то, что взрыв был страшным.

Словно оставленная огромным плугом борозда, лес рассекла глубокая полоса выжженной земли. А в паре десятках футов от себя, алхимик разглядел дымящуюся воронку. Именно она венчала борозду. Именно здесь, судя по всему, перестала существовать сфера.

Почувствовав себя лучше, Брайт сделал несколько пробных шагов. Голова больше не кружилась, хотя тяжесть никуда не делась. Добравшись до воронки, он осторожно заглянул в нее. От обугленных стенок исходил сильный жар — такой, что у воина перехватило дыхание.

Никого.

— Мили! — негромко крикнул Брайт и прислушался. В ответ лес отозвался гробовой тишиной. Лишь где-то в стороне со скрипом упало дерево.

Поиски не заняли много времени. Совсем скоро алхимик наткнулся на чародейку. Мили лежала под завалом из тяжелых сучьев. Борясь с головокружением, Брайт осторожно высвободил ее, оттащил к одному из уцелевших деревьев. Удостоверившись в том, что девушка дышит, а новых видимых ран на ее теле не прибавилось (царапины не в счет), он отправился на поиски спасенного в лагере личей мужчины. Тот нашелся в смешанном с грязью и пеплом ручье.

— Мы все еще живы? — будто не веря собственным глазам, спросила Мили, когда пришла в себя. Ее мутный взгляд коснулся сидящего перед ней Брайта.

— Тут подушка знатная, — улыбнувшись, пояснил он и для наглядности надавил кулаком на дерн. Тот прогибался и пружинил. — Упали бы среди камней — костей бы точно не собрали.

— Ну и ладно. Знаешь, устала я. Никогда не думала, что можно устать жить. Тем более всего за несколько дней. Тем более в мои годы.

С лица алхимика сползла улыбка.

— Уже раз сто задавала себе вопрос — что меня дернуло откликнуться на злосчастное письмо Брика? Задавала, думала, но ответа так и не нашла. Нет, не так. Достойного, веского ответа. В голове все крутятся какие-то глупости. Ну и дура я. Скажи мне, отшельник — почему мы не ценим то, что имеем? Ты же долго жил один. Наверное, много думал.

— Жить среди людей — не значит быть не одному. А если живешь в городе, совсем не думаешь?

— Не передергивай, — девушка вздохнула. — Хотя да, получается, не думаешь. Я-то уж точно. От мягких перин, белоснежных простыней...

— Давай об этом позже, — не повышая голоса, оборвал ее Брайт. — Нас личи могли видеть? Как мы улетали.

Мили пожала плечами.

— Подумай, прошу. И еще — можешь нас снова спрятать?

— Возможно, и видели, — раздраженно ответила чародейка. — Даже скорее всего. Если ты о том — стоит ли нам опасаться их появления? Да, непременно. Когда? Не знаю. Может быть, сразу ринутся в погоню, может быть, сначала поплачут на пепелище. А могут и разделиться. Нет у меня больше сил. Мы и так зашли дальше, чем должны были.

— Но...

— Я не воительница, отшельник. Не пылающий меч возмездия. Да — боевой маг. Да — сильный. Но силы истощаются. И ладно, если только физические или магические. Я пуста внутри. Понимаешь? Там осталась лишь боль, и она сжигает меня. Именно поэтому я бы предпочла упасть не на мягкий дерн, а на острые камни.

Брайт слышал слова девушки и узнавал в них себя после смерти жены и ребенка. Тогда у него тоже не было ни сил, ни желания жить. Физическую боль успешно заменяли душевные муки. И что? Он смог совладать с черной апатией. Один, никем не поддерживаемый. Пусть и ценой одиночества. Так неужели не сможет теперь вытащить отдаляющуюся Мили? Должен вытащить. Только как? Он не знал.

Рядом застонал спасенный. За разговором путники совсем позабыли о нем. Мужчина помотал головой, открыл глаза — тусклые, бездумно смотрящие в небо.

— Ух, живой, — удивленно сказала чародейка. — Я уж, честно сказать, не думала, что удастся тебя вытащить. Все эти черви, гнилое мясо, слизь... Бррр. Я бы с ума сошла на вашем месте.

— А как бы он и не того... Взгляд пустой, ты присмотрись.

— Эй, уважаемый, — Мили тронула спасенного за руку.

Реакция мужчины была мгновенной. Он извернулся, подскочил на месте и замер. Напряженный, готовый сорваться в любое мгновение, он исподлобья смотрел на незнакомцев.

— Спокойно, — тихо проговорил Брайт и развел руки в стороны, показывая, что в них ничего нет. — Мы не сделаем тебе дурного. Мы спасли тебя. Помнишь? Вытащили из развалин. Ты вообще что-нибудь помнишь?

Сначала мужчина не выказывал признаков того, что понял хоть слово из услышанного. Он походил на затравленного зверя. Потом его лицо расслабилось, до того заострившиеся черты оплыли, сгладились. Тело обмякло, безвольно опустилось на траву.

— Я Брайт, это Мили, — все тем же тихим голосом продолжил алхимик. — Как тебя зовут?

— Они всех убили, — прошептал мужчина. — Разорвали на куски, а меня оставили. Зачем? Что я им сделал? А эти крики, я до сих пор их слышу.

Брайт было дернулся к говорившему, но девушка успела остановить его.

— Пусть говорит, не мешай, — прошептала она.

Однако мужчина уже погрузился в собственные воспоминания, изливая на внезапно обретенных слушателей скопившуюся боль.

— Они не убивали сразу. Нет. Окружали и начинали кусать. Отщипывали по кусочку плоти. Это как игра такая — кто ловчее и быстрее, но еще и аккуратнее, что ли... Сначала кусали за ноги, за руки — чтобы обездвижить, лишить возможности сопротивляться. Они вырывали целые куски, вцеплялись в пальцы и не отпускали, пока не отгрызали хоть бы одну фалангу. А потом стояли и облизывались, примериваясь к новому броску. Свирг — он держался дольше всех. Одна рука — окровавленная изодранная плеть, искусанные ноги. Он стоял в луже собственной крови. Сапоги хлюпали, когда он переступал. Нет, не только собственной — еще и крови этих тварей. Во второй руке он держал меч. Мастер-мечник. Я не помню таких, кто бы смог выстоять с ним больше нескольких минут. А тут...

Мужчина замолчал, и его вырвало черной слизью. Отдышавшись, он продолжил:

— Одна тварь в очередной раз вцепилась ему в изорванную культю, а вторая перехватила запястье с клинком. Не знаю, им, наверное, надоело терять своих, и они атаковали сообща. Так и держали его за руки, уперевшись лапами в землю. А остальные — рвали. Медленно. Он был еще жив, когда они добрались до его лица...

Рассказчик снова умолк и согнулся, судорожно хватая ртом воздух. По его подбородку текло нечто черное, тягучее.

— Меня тоже окружили, но ничего не делали — просто не пускали никуда. А я не мог не смотреть. Хотел, а не мог отвернуться, словно кто-то нарочно заставлял. Почему мы их подпустили так близко? Почему не заметили еще на подходе? Как все глупо получилось.

Мужчина замолчал, погрузившись в свои мысли.

— Уважаемый, — воспользовался заминкой Брайт, — ты бы все ж представился. Как называть-то тебя?

— Мне кажется, из нас всех больше всего повезло Генашу. Он никогда не отличался храбростью. Не раз показывал спину. И за это его недолюбливали. Но чутье! Он, словно корабельная крыса, чувствовал опасность. Надо было последовать его примеру. А мы что? Сами обезумели от страха. А когда он бросил меч, обмочил штаны и побежал, Свирг выстрелил ему в спину. Я еще помню появившуюся у него на губах пену. Она падала ему на грудь, но он уже ничего не замечал. Бежал и что-то кричал не своим голосом. Твари его не тронули, отпустили.

Руки мужчины мелко дрожали. Из множества отчего-то враз открывшихся порезов засочилась кровь.

— Промыть бы его раны, — сказал Брайт.

— Не думаю, что это безопасно, — тихо ответила Мили. — Он явно не в себе. Да и не простые это царапины. Руны. От него просто смердит магией — мертвой и очень сильной. Заклятия никуда не исчезли. Они продолжают работать и... — девушка запнулась. — Они что-то делают с его телом и разумом. И я не хочу, чтобы мои предположения насчет этого 'что-то' оправдались.

Алхимик не слушал. Он вскочил на ноги, бросился к спасенному и запрокинул тому голову, словно намеревался перерезать горло.

— Как тебя зовут?! Кто ты?! — голос Брайта взвился до крика. — Зачем потащился в Радужные Мосты и что делал в дороге?! Что делал каждый из вас?!

— Полегче с ним, — вступилась за мужчину чародейка. — Ты его пугаешь.

— Я сам испуган, — бросил алхимик и взглянул в лицо незнакомца. — Лучше тебе ответить.

— Вы ничего не понимаете. Они у меня в голове. Я чувствую, как они выгрызают мой мозг, мою душу. Эта боль не проходит, лишь усиливается, становится почти приятной. Я вижу обрывки странных видений. Сначала они пугали, но теперь завораживают, притягивают.

— Отвечай на мои вопросы! — Брайт с силой тряхнул говорившего.

— Вопросы? — осклабился тот и начал вставать. — Герри — маг-самоучка, к вашим услугам. А зачем потащились вы? Власть, богатство, сила? Чего вы сами хотели?

— Брайт, — окликнула алхимика Мили. — Лучше отойди от него.

Девушка с трудом поднялась и стояла, прислонившись к дереву.

— Чего же вы добились, людишки? Отвечайте на вопросы, — мужчина вперился взглядом в алхимика. — Что, страшно?

Брайт почувствовал, как от лица отхлынула кровь. В нос ударил запах мертвечины. Воин невольно разжал пальцы, выпуская спасенного человека. Человека ли? Только что сломленный и подавленный, тот преображался на глазах. Не столько внешне, обильное кровотечение еще можно как-то объяснить, сколько внутренне. Перед путниками стоял уже не прежний доморощенный маг, лепечущий несвязные слова, но некто, облеченный силой.

— Страшно? — повторил вопрос Герри и закашлялся.

Алхимик успел отскочить в сторону. И вовремя. Изо рта спасенного выплеснулась все та же черная тягучая жидкость.

— Лич, — прошептала Мили.

— Еще нет, — в тон ей ответил Брайт. — Но процесс обращения запущен. Ты говорила, это невозможно. Что думаешь теперь?

Чародейка ничего не ответила. Она вжалась в шершавый ствол, словно пыталась стать с ним одним целым.

Между тем, Герри снова упал наземь — ничком, словно подкошенный. Его тело дергалось и извивалось, из горла вырывались громкие стоны.

— Больно, — прохрипел он, когда приступ закончился. — Помогите. Я больше не могу. Они ползают внутри меня. Это ужасно. За что? Они резали меня. Смотрели пустыми глазами и продолжали резать. Каждое прикосновение стали растягивалось на годы, на века. Боль. Они учили меня принимать ее и наслаждаться ею. Я кричал, молил о пощаде, но все тщетно. Они разделывали меня, словно на бойне. И сейчас это все еще продолжается. Я уже не боюсь. Боль отнимает страх. Убейте меня. Прошу вас...

В глазах Герри стояли слезы, лицо исказилось невыносимой мукой.

— Ему надо помочь, — упрямо стоял на своем алхимик. — Не зря же его спасали. Что, получается весь риск впустую?

— Дурак, — Мили поморщилась. — Мы уничтожили их лагерь. Тебе этого мало? А ему, — она посмотрела на плачущего мужчину. — Ему мы можем помочь лишь одним способом. И чем раньше, тем лучше. Или ты хочешь проследить процесс обращения до самого конца? Мне достаточно увиденного.

— Будьте людьми, — взмолился Герри, — вы представить себе не можете этой боли. Я умер еще на тракте, когда те твари рвали моих товарищей. Все было решено уже тогда. Спасибо вам за спасение. Доведите же начатое до конца.

Брайт вытащил стилет. Цепь он так и не нашел — та затерялась где-то среди бурелома во время взрыва.

— Давай! — выкрикнул Герри и привстал на руках, открывая незащищенную шею.

Алхимик полоснул так, словно бил наотмашь. На примятую, порядком выпачканную траву, плеснуло алым. Глаза незадачливого мага закрылись и он упал.

Брайт все еще продолжал стоять над недвижимым телом, когда Мили бесшумно подошла сзади.

— Идем, — сказала она очень тихо, — нам нельзя здесь оставаться.

— Что? — алхимик выглядел растерянным.

— Идем отсюда, — терпеливо повторила девушка. — У меня очень мало сил, поэтому желательно уйти подальше. Мы и так потеряли много времени.

— Ты же говорила, что...

— Молчи.

— А он? Он мертв? — Брайт указала на окровавленный труп. — Если превращение началось, то как далеко оно зашло?

Мили задумалась.

— Я не в себе. Извини. Ты прав. Оставлять за спиной потенциального черного мага не стоит. Отойди.

Чародейка сосредоточилась, вытянула над Герри руку раскрытой ладонью вниз. С заметно подрагивающих пальцев потекли струи белого пламени. В тех местах, где они касались тела мага, появлялись черные расползающиеся пятна. Запахло горелым. Через несколько минут у ног девушки лежали сильно съежившиеся, обугленные останки. Брайт, который все это время стоял рядом, готов был биться об заклад, что видел, как дергалась голова Герри, как впивались в податливую землю скрюченные пальцы.

— Мили, ты видела, что...

— Видела, — оборвала его девушка и пошатнулась. — Идем.

Алхимик подхватил чародейку под руки.

— Тебе надо отдохнуть. Ты на ногах не стоишь.

— Просто немного голова закружилась. Скоро пройдет. А если останемся, то... — девушка сглотнула. — Обещай мне одну услугу.

— Какую?

— Обещай.

— Мили, я не смогу тебя убить, — потухшим голосом сказал алхимик. — Ты же об этом хотела попросить? Извини.

— Ты видел, что они сделали с ним? Слышал, как это делалось?

Брайт неохотно кивнул.

— Я не хочу. Ты слышишь?! Я не хочу подобного! — по щекам чародейки побежали слезы. — Если я хоть немного... если ты... — плач душил, проглатывал слова. — Не отдавай меня им. Пожалуйста.

— Хорошо, — прошептал алхимик, — обещаю.

— Спасибо, — Мили улыбнулась сквозь слезы и поцеловала Брайта в губы. — А теперь идем.

* * *

Тропа бежала под уклон, и оттого идти стало легче. Девушка пришла в себя, однако ни о каких более-менее сильных заклятиях не шло и речи. Чародейка чувствовала себя опустошенным колодцем, в который по капле вновь набирается вода. Однако о первоначальном ее уровне впору только мечтать. Медленно, очень медленно прибывали магические силы.

— Как думаешь, мы далеко от лагеря? — спросил Брайт, стараясь вытащить Мили из поглотивших ее раздумий.

Вновь, как и на тракте, он поддерживал чародейку, и та с немой благодарностью принимала помощь.

— От какого лагеря? — рассеянно произнесла Мили.

— Лагеря личей, — пояснил алхимик. — Сколько миль? Большой у нас запас по времени?

Девушка пожала плечами.

— Я старалась удержать заклинание, а не любовалась видами. Миль шесть, семь... Не знаю. Запас есть, но я бы не обольщалась насчет безопасности. Не поверю, что мертвяки оставят нас в покое. Тем более теперь.

— Я не обольщаюсь, — хмыкнул Брайт. — Я о другом. Почему ты раньше не использовала такую сферу? Мы вполне могли обезопасить себя сразу, когда спали заклятия фей. Ну, пусть не обезопасить, но уж точно повысить шансы на спасение. Взлетели да отмахали сотню миль. Глядишь, и выбрались.

— Глупая, — грустно улыбнулась Мили. — Сейчас мне кажется, что я просто не хотела выбираться. Понимаешь?

Брайт молчал.

— Как тебе объяснить? Да уж, объяснять то, в чем сама не уверена... — девушка помедлила, потом продолжила. — Для меня стало сильным ударом то самое первое ранение. И чем дальше, тем больше оно меня тяготило. Не столько даже боль, сколько ощущение обреченности. Я жалела себя — это самое точное, что можно сказать. И сейчас жалею, но уже не так.

— Что же изменилось? — Брайт все еще не мог уловить сути сказанного чародейкой.

— Наверное, я сама, — Мили улыбнулась. — Как мне кажется, переломным стал момент, когда мы увидели обнесенные стенами из гниющей плоти развалины. Глупо, но я почувствовала, что не могу уйти оттуда, оставив все, как есть. Тоже мне героиня...

— А почему нет? — подбодрил ее алхимик. — Я бы не решился даже близко подойти к тем... к тем стенам.

— Не сравнивай, — покачала головой Мили. — Сталь бессильна против мертвых. Мы это оба хорошо знаем. У тебя не было шансов.

— А ты была уверена в себе?

— В том то и дело, что нет. Поэтому и говорю, что глупо. И, конечно, Герри. Это звучит странно, даже дико, но он вернул мне жажду жизни. Я не хочу оставаться в этих землях. Не хочу опускать руки. Теперь не хочу. Но больше всего меня страшит участь Герри и магов до него.

Девушка передернула плечами, поежилась.

— Знаешь, я не жалею, что потратила столько сил там, в лагере. Наверное, мне надо было пройти через страх обращения в лича. Извини меня.

Брайт нахмурился.

— Извинить?

— Да — насчет избалованной девчонки. Я не буду произносить пустых высокопарных слов. Ни к чему они, да и не объяснят ничего. Просто хочу, чтобы ты простил меня за то, что слишком долго себя жалела.

— Да ты что? — удивился Брайт. — Брось.

— И тем не менее. Оказывается, иногда полезно посмотреть на того, кому еще хуже, чем тебе. Получается, что еще можно и нужно бороться. Можно жить.

— Я готов сказать спасибо Герри, — сказал алхимик. — Просто за то, что вернул тебя... — он запнулся. — Нет, не так. Помог тебе вернуться.

Внезапно девушка замедлила шаг.

— Что случилось? — спросил Брайт.

— Запах. Ничего не чувствуешь?

— Неужели догнали? Так скоро?

— Нет, — раздраженно ответила Мили. — Не торопись с выводами.

— Не пойму, о чем ты, — втягивая носом воздух, сказал алхимик. — Ничего необычного. Вроде...

— Тоже мне отшельник. Ладно, идем дальше. Может быть — это уже мне все кажется.

Ей не показалось. Вскоре ветер, дувший в лицо, донес запах, странный для чистого леса. Пахло чем-то гнилым и застоялым. Лоб алхимика прорезали морщины.

— Ну, что скажешь? — вновь подала голос чародейка.

— Почему мне на память приходят слова из свитков?

— Тех, что получил от Брика?

— Аха.

— И что же тебе вспоминается из них?

— А то, что если Радужные Мосты оказались правдой, — задумчиво сказал воин, — то почему не быть правдой и всему остальному? Впереди болота, так?

— Не знаю, но очень похоже.

Путники двигались еще с получаса, когда лес начал светлеть. Ни Мили, ни Брайт не разговаривали. Каждый думал о чем-то своем. Каждый прилагал все усилия, чтобы поскорее достичь лесной окраины. Вскоре деревья разошлись, и взорам остолбеневших путников предстала действительно иная картина, нежели осталась за их спинами.

— Меня уже не радует, что легенды на поверку оказываются правдой, — усевшись на землю и вытянув ноги, сказала Мили.

Впереди простиралось болото. Очень ровное, почти лишенное сколь-нибудь заметных холмов. Обычных деревьев и кустарников нет вовсе. Несколько корявых, будто пораженных страшным недугом стволов, одиноко выделялись на фоне серо-зеленой трясины, испещренной высокими кочками. Иногда взгляд путников задерживался на редких сухих островках, заполненных грудами камней. Но само по себе болото не могло ни удивить, ни заинтересовать сверх меры, если бы не одна деталь. Меньше чем в миле от берега виднелись полуразрушенные стены большого города.

Брайт присел рядом с Мили.

— Странно, что сюда так никто и не вернулся за прошедшие годы, — сказал он.

— Так, судя по всему, о нем просто позабыли.

— Или постарались позабыть.

Девушка вопросительно посмотрела на алхимика, ожидая продолжения рассуждений. Но их не последовало.

— Обождешь немного? — спросил он. — Надо набрать трав для снадобья. Пока есть время обработать твою рану. Может, посидишь здесь? Я отойду вглубь леса. Недалеко.

— Не по себе мне здесь, — призналась Мили. — Чувствую, словно у обрыва сидим. Ни бежать, ни отступить. Давай сначала все же болото пересечем, а там уж делай, что хочешь. Я немного оправилась, сейчас идти будет легче.

— Успеем ли пересечь? — Брайт взглянул на топь, потом на чародейку. — Как сама думаешь?

— Пока еще шевелюсь, — девушка улыбнулась. — Обидно будет, если потратим время на поиски компонентов, а потом окажемся запертыми где-нибудь на полпути — в самой трясине.

— Хорошо, — немного помолчав, сказал алхимик. — Тогда не будем терять времени. Я иду первым, ты за мной. Ступаешь точно в мои следы. Тропа продолжается и дальше, вьется даже среди топи.

Брайт впитывал спокойствие ждущего болота. Он всматривался в тропу, следя за ней взглядом. Как эта ниточка до сих пор жила и не скрылась под толщей воды и грязи — он не знал, да и не хотел знать. Куда важнее, что она вообще есть — нечеткая, прерывистая, но осязаемая.

— Пусть ее не везде видно, но хоть так, — продолжил он. — Глядишь, не собьемся. Но доверяться ей все равно не следует. Даже после меня, даже если кажется, что опасности нет — сначала проверяешь шестом, потом ступаешь сама. Все ясно?

— Да, мой господин, — в глазах чародейки зарождалось раздражение.

— Мили, — Брайт взял девушку за руку. — Прошу, когда переберемся на ту сторону — можешь кричать, ругаться, но сейчас послушай меня. Прими мои слова, не спорь. Я знаю, что тебе неприятно подчиняться мужчине. Но сделай на сегодня исключение. Пожалуйста.

Мили посмотрела на Брайта, словно увидела его впервые. Алхимик не отвернулся, не опустил глаз. Внешне он был спокоен, но внутри бушевал пожар сомнений.

— Помоги мне подняться, — наконец сказала чародейка. — Кажется, это сейчас для меня самое сложное.

* * *

Шли медленно, проверяя перед собой каждую пядь тропы. Самой Мили они казались парой тараканов, ощупывающих дорогу длинными усами. Девушка вновь использовала магию, стараясь облегчить себе путь. Воздух под ее ногами вибрировал, немного приподнимая чародейку.

Сложнее приходилось Брайту. Он несколько раз оступался и глубоко проваливался. Хорошо еще, что лишь одной ногой. Трясина с большой неохотой отпускала законную добычу.

— Интересно, кто здесь ходил? — тяжело дыша, спросил алхимик. — Место мертвое, бросовое.

— А почему ты решил, что здесь ходили? — отозвалась из-за спины Мили.

— Так сама по себе тропа исчезла бы сразу, перестань люди или хотя бы животные ею пользоваться. Тем более, здесь.

— Глупый. А как же магия? Скорее всего, магия фей поддерживала как тракт, так и эту тропу.

— Тогда нам повезло, — выдохнул Брайт, в очередной раз погрузившись в тину. — А то бы померли, пока нашли собственную тропу. А тут почти легко.

Он с громким чавкающим звуком выдрал ногу из липких объятий трясины.

— Ты бы поосторожнее, — сказала Мили, голос ее был напряженным. — У меня сердце замирает, когда ты вот так проваливаешься. Не можешь нормально идти?

— Думаешь, я специально? — огрызнулся алхимик. — Скользко же.

— Под ноги смотреть надо.

Тропа петляла между кочками, и уже было хорошо видно, что ведет она к разрушенному городу. Чем ближе подходили путники к стенам, тем чаще на пути попадались островки твердой земли, заполненные грудами камней.

— Стой, — окликнула Мили измазанного в болотной грязи алхимика. — Я все думала, откуда здесь камни. И так много. Болотистая местность — давно бы уже все потонули. Ан нет. Это дома, Брайт. Развалины домов. Присмотрись.

Воин оперся о шест, обвел взглядом болото. На ходу ему некогда было смотреть по сторонам, и поэтому только теперь он смог по достоинству оценить раскинувшийся вокруг ландшафт. Водная гладь вовсе не выглядела опасной или коварной. Напротив, она весело сверкала в лучах перевалившего за полдень солнца. Порывы ветра избавляли путников от тяжелых болотных испарений. Запах никуда не делся, но, по крайней мере, он не забивал носоглотку. А среди искрящейся воды спинами огромных рыб выступали сухие островки земли. За исключением мха и лишайника, растительности на них почти не было — редкие пучки камыша встречались скорее как исключение, чем правило. Зато камни — развалины древних построек. В позеленевших остовах стен хорошо различимы дверные и оконные проемы. Разумеется, от деревянных конструкций не осталось и следа, но камень стоял до сих пор. В некоторых местах кладка потрескалась, а раствор рассыпался в пыль. Поэтому на многих островках строения превратились в бессмысленные каменные нагромождения.

— Как же так? — тихо спросил Брайт. — Почему люди ушли? Зачем оставили дома? Целый город...

— Почему ушли? — Мили нахмурилась. — А как тут можно жить? Я не знаю такой силы, что смогла бы вновь превратить топи в плодородные земли.

— Значит, все, как говорилось в свитках? Болото поглотило второй город?

— На это твопрос нам никто не ответит, кроме самого города, — сказала Мили.

Брайт хмыкнул и зашагал по тропе.

* * *

Путники замерли возле городских стен. Брайт упал сразу же, как только ноги коснулись сухой, поросшей пожухлой травой земли. Мили сняла заклинание и со вздохом опустилась рядом.

Девушка взглянула на полуразрушенные стены. Некогда могучие и неприступные, теперь они вызывали жалость. Затерянные, брошенные среди лесов, позабытые своими хозяевами. Пустые бойницы, искалеченные непогодой, беззлобно скалились в чистое небо. Сквозила среди длинных ветвящихся трещин и валяющихся тут и там обломков какая-то обреченность. Витающая возле подступов к древнему городу атмосфера сама собой навевала безысходные мысли. Мили почувствовала себя старой и очень уставшей. Раненой ноги она уже не ощущала, словно той и не было. Боль поползла выше, завоевывая все новые рубежи. А рубежи сдавались почти без боя. Организм полностью исчерпал внутренние силы и более не в состоянии был противиться заразе.

— Мне страшно, — услышала Мили свой голос. Она сама не заметила, как мысли перетекли в слова. — Брайт, у меня внутри так холодно, так больно. Я старалась держаться, старалась быть сильной. Глупо городской девчонке пускаться в эту прогулку. Представляю, сколько было бы писка и криков, увидь меня подруги. Попадали б в обморок.

— Мили, — Брайт старался, чтобы голос звучал спокойно и уверенно. — Ни к чему такие разговоры. Ты же сама вновь загоняешь себя в угол. Мы сейчас встанем и войдем в город. Если ты еще в силах и сможешь осветить нам дорогу, то без остановок пойдем дальше. А в лесу я найду все, что нужно.

— Молчу, молчу, — девушка снова плакала — тихо, изредка вздрагивая. — Дай мне, пожалуйста, руку. Опять чувствую себя жутко беспомощной. Ненавижу это чувство. Зачем оно приходит снова и снова?

— Женщина иногда может себе позволить быть беспомощной, — сказал Брайт, протягивая руку. — А тебе сами боги это велели.

Мили до крови впилась зубами в собственное запястье.

— Уж лучше не отдыхать, — дрожащим голосом сказала чародейка. У нее кружилась голова, а чувство было такое, словно тело вывернули наизнанку.

— Обопрись на меня.

— Дай мне минуту. Совсем расклеилась.

Некоторое время девушка стояла, прижавшись к алхимику, потом под ее ногами воздух завибрировал.

— Ну что, отшельник, вот тебе снова большой город, — голос Мили немного повеселел. — Не боишься затеряться в толпе?

— Ты же со мной, — в тон ей ответил Брайт. — Не бросишь старика в беде. Правда?

— Я подумаю, — чародейка нарочито громко вздохнула.

Древние развалины встретили незваных гостей гробовой тишиной.

Внутри стен оказалось не столь сухо и комфортно, как рассчитывал Брайт. Те части города, которые находились ниже уровня болота, были затоплены. Подернутая маслянистой пленкой, вода отталкивала одним своим видом. Мутная почти до черноты, она казалась квинтэссенцией канализационных стоков, хотя и не обладала их запахом. Алхимик не решился переходить такие места вброд.

Здесь царили духота и влага. Плесень толстым слоем лежала на всем, куда только падал взгляд: на стенах домов, колоннах, мостовой. Мелкие, убегающие в стороны от главной улицы переулки большей частью завалены камнями.

— Мне это место напоминает огромный овощ — давно испортившийся и прогнивший, — неприязненно сказала Мили. — Мы словно попали внутрь него и теперь идем по одной из стенок. А она вот-вот сомнется и рухнет. Или разъедется под ногами мягкой кашей. Поглотит не хуже болота.

— Ну тебя, — огрызнулся Брайт.

— Странное место, мертвое, — продолжала рассуждать чародейка. — Обрати внимание: ничего, кроме плесени. Ни травы, ни деревьев. А за годы, да при таких благоприятных условиях, здесь должно все зарасти. Не находишь?

Алхимик молчал.

— Больше того, чтобы посреди топей устоял тяжеленный город. И не просто устоял, но даже не рассыпался. Это какое же у него должно быть основание? И при этом на улицах стоит вода. Чушь! Может, все это мираж? А, Брайт?

— Скорее, кошмар, — бесцветным голосом произнес воин.

— Все наше путешествие — кошмар, — вздохнула Мили. — И вообще, куда ты все смотришь?

Алхимик шел мелкими шажками, развернувшись вполоборота. В одной руке он сжимал захваченный шест, в другой — стилет.

— Эй, — перешла на шепот чародейка, — ничего не хочешь мне сказать?

Брайт глянул на девушку так, что та, несмотря на всю вспыльчивость, замолчала.

Только то, что алхимик двигался медленно, спасло его от притаившейся ловушки. Что-то на самой грани сознания и инстинкта заставило замереть и не сделать очередного шага.

— Замри, — отрывисто бросил Брайт, чувствуя, что балансирует у самой пропасти.

Мили встала, как вкопанная. Удивленно посмотрела на спутника.

Алхимик отступил на шаг, перевел дух. Он еще сам не понимал, что же его напугало.

— Ну что? — не выдержала чародейка.

Брайт поднял шест и с силой, почти плашмя, опустил его перед собой. Палка с отчетливым треском переломилась, а покров плесени разорвался и провис.

— Поимей меня горгул, — одними губами прошептала Мили. — Это еще что за волчья яма? — спросила уже громче.

— Не волчья, — задумчиво ответил алхимик, обходя ловушку по краю. Оставшейся половиной шеста он сбивал лохмотья плесени, открывая абсолютно круглый провал.

— Ого, футов десять в диаметре, — присвистнула Мили и осторожно заглянула внутрь.

Обнаруженная яма была почти до краев заполнена черной матовой жидкостью, которая совершенно не отражала света. А кроме того двигалась неторопливым водоворотом.

— Как ты ее только почувствовал?

— Не знаю, — Брайт пожал плечами. — Ступил на самый край, и словно что-то взорвалось внутри. Самому странно.

— Где же раньше твои странности были? — вздохнула чародейка. — Глядишь, не полезли бы в тот каменный мешок.

— Жалеешь?

— Честно? — Мили посерьезнела. — Нет.

Они некоторое время стояли и смотрели, как густая жидкость поглощает куски упавшей в нее плесени.

— Теперь проверяем каждый шаг, — сказал Брайт. — Как на болотах. Вдруг эта яма тут не единственная.

Мили кивнула и спросила:

— Ты что-то такое предвидел?

— Такое — нет, — признался алхимик. — Я чувствовал слежку. Обычный взгляд, без магии. Но он словно везде. Никак не определить источник.

— И сейчас чувствуешь?

— И сейчас.

— Может быть, тут кто-то выжил? Остался еще с древних времен. А теперь прячется, оценивает? Пытается понять — стоит ли нас бояться.

— Не знаю. Не похоже, чтобы тут кто-то жил. Хотя, город большой...

Мили повела головой, внимательно всматриваясь в темнеющие провалы домов, улицы, завалы. Затем бросила свой шест наземь и крикнула:

— Не бойтесь нас! Мы пришли с миром!

Ответом ей было эхо.

— Хорошая попытка, — сказал Брайт, когда блуждающее многоголосье стихло. — А теперь бери палку и идем.

Он заметил, что Мили уже почти не скрывает болезненных ощущений. В ее лице нет ни кровинки. Больше того, судя по вялости движений, яд почти завершил свое дело. Брайт почувствовал острый укол обиды. Обиды на самого себя за то, что ничем не может помочь. Он готов был руками разнести весь город по камню, если бы это позволило облегчить девушке страдания, поддержать в ней жизнь.

Они нашли еще две ямы — такие же, как и первая. И снова ловушки оказались скрытыми плотным слоем плесени. Казалось почти невероятным, чтобы мягкий ковер смог полностью затянуть сокрытый под ним водоворот.

А потом путники наткнулись на след. Широкий, хорошо заметный. Он начинался где-то среди развалин некогда величественного здания — вполне возможно, городской управы, а потом выходил на главную улицу, да так по ней и тянулся.

— Получается, ты была права, — присаживаясь перед ним на корточки, сказал Брайт. — Здесь кого-то тащили и совсем недавно.

— Значит, мы здесь не одни?

— Похоже на то. Но тащили не человека — слишком широкий след.

— Ты меня почти успокоил, — поморщилась Мили. — Надоели мне эти прятки.

— Может, нас провожают? Смотрят, чтобы не совались, куда не надо. Спокойно прошли город.

Не забывая ощупывать перед собой улицу, путники двинулись вдоль следа. Тот планомерно направлялся в сторону площади, где и обрывался возле статуи. Со своей пятнадцатифутовой высоты она горестно взирала на вымерший город. Неведомый скульптор, волею или нет, придал лицу длинноволосой аристократки выражение глубокой скорби. Девушка словно плакала за всех жителей — неведомо как исчезнувших. Плесень отчего-то побрезговала статуей и добралась лишь до постамента, у основания которого обнаружилась очередная яма. Покров над ней был порван в клочья.

Брайт молчал, пытаясь разглядеть какие-нибудь следы в крутящейся жидкости. Тщетно. Чернота не выдавала своих секретов.

— Боги! — Брайт отшатнулся от ямы.

— Что еще... — Мили осеклась, увидев, как изменилось лицо спутника.

За короткий миг оно исказилась такой мукой, словно с алхимика заживо сдирали кожу и тут же присыпали раны солью.

Он упал наземь, обхватил голову руками. Белки распахнутых глаз стремительно покрывались сетью кровоизлияний. Из носа и из-под крепко прижатых к ушам ладоней показались алые струйки.

Мили, забыв о собственной боли, бросилась к Брайту. Обхватила его голову руками, силясь заглянуть в глаза. В них не было ничего. Ни малейшего проблеска сознания.

Потом приступ кончился. Так же внезапно, как и начался. Тяжело дыша и обливаясь потом, алхимик без сил растянулся на мягком, изорванном покрывале. И пусть оно было не пуховым, а плесенным, это ничего не меняло. Мутная пелена постепенно спадала, и Брайт увидел склонившуюся над собой Мили — заплаканную, обеспокоенную. Девушка всхлипывала, то и дело смахивая слезы.

— Я так испугалась, — сказала она и попыталась улыбнуться. — Это было словно там, в Радужных Мостах, когда тебя держала Обращенная.

— Нет, — глухо прошептал Брайт и улыбнулся в ответ. Улыбка вышла вымученная. — Но там кто-то есть.

— Где?! В яме?! — Мили преобразилась, слезы мгновенно высохли. — Я так и знала, что это все не просто так. Ну ладно...

Она потерла ладони, повернулась к яме.

— Не надо, — подал голос Брайт.

— У меня не было сил помочь тебе тогда, но они есть теперь. Я не допущу повторения, даже если придется выжать себя до капли.

— Да послушай же!

Мили с недовольством посмотрела на не желающего умолкнуть спутника.

— Мне показалось, оно не хотело причинить мне зла. Просто смотрело, изучало.

— Показалось? — чародейка вздохнула и всплеснула руками.

— Да. Это совсем не то, что случилось в Радужных Мостах. Поверь, прошу.

— Верю, — с готовностью ответила Мили. — Только почему это должно помешать мне наказать гада?

— Просто потому, что я тебя прошу об этом.

Девушка свела брови к переносице. Видно, что ей трудно дается решение. Первый порыв к уничтожению всего и вся оказался силен. Он заставил сердце биться чаще, а дыхание сделал глубоким и рваным. Боевое возбуждение всего на миг превратило Мили в былую воительницу, чтобы тут же обрушить на ее голову всю мощь блуждающего по венам яда. Последние, противящиеся смертоносной заразе рубежи сдались.

Мили даже не заметила, как исчезло поддерживающее вибрацию воздуха заклинание. Ноги просто подкосились, а мир сделался мутным и гулким. Чародейка только чудом не свалилась в поджидающую яму. Замерев у самого края, она попыталась встать, но тело уже не слушалось. Рядом копошился Брайт.

Возле таинственной ямы лежали двое. Женщина, не шевелясь, смотрела в затягиваемое тучами небо. Мужчина не оставлял попыток встать и все время окликал женщину, но та не реагировала. А где-то в лесу за болотами послышался долгий протяжный стон. Затем еще один и еще...

* * *

Опасаясь того, как бы Мили не свалилась в яму, Брайт оттащил ее в сторону и, как оказалось, вовремя. Черная жидкость заволновалась, пошла пузырями, словно внизу кто-то развел большой костер.

Что произошло дальше — алхимик потом помнил не вполне четко. Ему показалось, что из ямы на высоту примерно в два человеческих роста вырвался иссиня-черный столб непонятной жидкости. Он колыхался и дрожал. По его поверхности хаотично двигались большие капли. А внутри, в самом центре столба, виднелась чья-то массивная фигура, больше походившая на округлый булыжник с руками. Потом столб с шипением рухнул вниз, при этом за пределы ямы не вылетело ни единой капли.

Не отдавая себе отчета, Брайт выхватил стилет. Однако глупо и беспомощно смотрелась жалкая железка перед тем, кто остался стоять в пределах аккуратного круга. Существо было не то, чтобы очень большим, скорее — объемным. Оно заполняло собой почти весь круг и возвышалось над его поверхностью примерно на восемь футов. Нечто, отдаленно напоминающее улитку, смотрело на путников умными пронзительными глазами. Сказать, что во взгляде читалась мудрость — значит не сказать ничего. В нем виделись даже не десятилетия — века.

Брайт содрогнулся. Он помнил эти глаза. Совсем недавно они сжигали, разрывали сознание на части. Но не теперь.

Мили приподняла голову и все еще мутными глазами посмотрела на существо. По мере того, как взгляд девушки прояснялся, — вытягивалось ее лицо. Не говоря ни слова, она медленно вытянула руку. С ладони сорвался небольшой огненный шар. В момент, преодолев расстояние до цели, он врезался во внезапно сгустившийся перед существом щит и разбился, разлетевшись сонмом свергающихся брызг.

— Проклятье, — прошептала чародейка.

Со стороны леса вновь послышался стон. Ему вторил лай, переходящий в заунывный вой. Теперь эти леденящие кровь звуки почти не стихали. И, судя по всему, приблизились уже почти к самым болотам.

— Сделай, что обещал, — одними губами попросила Мили. — Пока еще не поздно. Они нас догнали. А еще и это... — она кивнула в сторону существа.

До Брайта не сразу дошел смысл этих слов. А когда дошел, он изменился в лице. Рука со стилетом задрожала.

— Ты обещал, — взгляд девушки, чистый и открытый — умолял. — Не дай им сделать со мной дурного.

Путников накрыла тень. Существо выбралось из круга и теперь возвышалось над ними. Оно действительно походило на улитку: мясистое, даже на взгляд, шершавое тело несло на спине закручивающийся в спираль панцирь. Его поверхность, грязно-серого цвета, испещрена незнакомыми ни Мили, ни Брайту символами, словно татуировками. Во все стороны торчали длинные острые шипы-иглы, местами обломанные. Ног не было, вместо них — широкая подошва. Она еле заметно сокращалась, что и позволяло существу двигаться. Медленно, в полном осознании собственного достоинства. Пара тонких четырехпалых рук, дряблая, покрытая длинными белыми волосками грудь. Абсолютно лысая круглая голова. Узкая щель безгубого рта на приплюснутом, испещренном оспами лице.

И этот рот дрогнул, открылся, чтобы исторгнуть низкий шипящий звук. Существо заговорило:

— Идите со мной. Нельзя терять времени. Они близко. Я помогу.

Путники во все глаза продолжали смотреть на странную тварь. По всей видимости, силой она обладала немалой, и была в городе полноправным хозяином.

— Ты кто? — Брайт поднялся и встал перед существом, отрезая его от девушки. В руках он все еще сжимал стилет, который более не дрожал.

— Зовите меня Дженай.

— Дженай... — словно пробуя слово на вкус, повторил алхимик. Что-то было в нем неуловимо знакомое. Да и не подходило оно этому, выползшему из ночных кошмаров существу. — Рискую показаться неучтивым, но не могу не спросить. Это твое имя?

— Вы не сможете осознать моего настоящего имени, люди. Моя истинная речь способна сжечь ваши мозги, — сказал назвавшийся Дженаем. — Я выбрал то, что близко вам. Это название того города, где мы сейчас стоим. Я и город — едины. Я и есть город.

— Высокомерный какой, — неприязненно отозвалась Мили и тут же задохнулась от нового потока боли. Во рту появился противный привкус желчи и крови.

Брайт разрывался. Он видел, что девушка умирает, и потому бросился к ней. Огромная говорящая улитка отошла на второй план. В другое время он бы удивился подобной встрече куда сильнее, но не в этот раз. Все мысли алхимика занимала только Мили.

— Кажется, тебе не придется ничего делать, — прошептала девушка. — Я уже не чувствую тела. Просто держи меня за руку.

— Глупые, глупые люди, — раздался голос Дженая. — Никогда не слушаете, никого не слушаете.

— Послушай, ты! — не выдержал Брайт, однако существо перебило его. Хлестко и зло.

— Не испытывай мое терпение, человек! Я предложил помощь, — он указал на девушку. — Она может выжить, может остановить тех, кто идет за вами.

— Как все красиво, — Мили попыталась улыбнуться. — И все вот так за спасибо? Вылечишь меня, да?

— Ты останешься здесь. Возможно навсегда, — ровным голосом ответил Дженай.

— А как же личи? Ты прогонишь их?

— Это не в моей власти, но ты... Ты сможешь.

— Да кто ты такой?! — Брайт готов был вырвать твари глаза — столь глубокие, что казалось, будто они заглядывают в самую душу.

— Я согласна, — послышался шепот Мили.

— Что? — алхимик не верил собственным ушам. — Ты веришь этому... этой... ему? После всего того, что мы встретили на пути, — доверять очередному чудовищу? — он не стеснялся высказывать то, что думал, несмотря на близость этого самого чудовища. Страха нет. Что терять приговоренному к смерти, когда одной ногой уже взошел на эшафот?

— Что я должна делать? — Мили проигнорировала возмущенные выкрики Брайта.

— Следуйте за мной, — существо заколыхалось и начало разворачиваться. Оно больше не смотрело на людей, полагая разговор оконченным.

— Ты же не собираешься... — Брайт растерянно взглянул на Мили.

— Помоги мне.

Алхимик застонал.

— Позволь мне самой решить. В последний раз. Для меня это призрачный, но шанс.

Брайт молча убрал стилет в ножны. Шатаясь, поднял девушку на руки. Сил почти не было. Истощенный организм требовал отдыха, которого давно не получал.

— Если вас это вдохновит и поддержит, — вдруг послышался голос Дженая, — я расскажу вам об этом городе и его жителях.

— И о себе, — тут же отозвалась Мили.

— И немного о себе, — согласилось существо. — Вставайте в круг и ничего не бойтесь.

Брайт осторожно, не перенося всего веса тела на ногу, ступил на кружащуюся жидкость. Удивительно, но та выдержала, даже не дрогнув. По ощущениям она походила на цельный кусок черного стекла. Удостоверившись, что провалиться в пучину водоворота им не грозит, алхимик встал в самый центр круга.

Жидкость забурлила, а потом вмиг поднялась сплошной стеной. Брайт почувствовал, как из легких уходит воздух. Его словно нарочно откачивали. А вдохнуть не получалось. Просто потому, что вокруг абсолютная пустота, не пропускающая ни звука. Зато тело обрело невероятную легкость. Казалось, стоит оттолкнуться от жесткой, все еще вращающейся поверхности — и полетишь. Однако уже в следующее мгновение на плечи упала такая тяжесть, что алхимик рухнул на колени, но не выпустил девушку из рук. Та же безучастно смотрела куда-то в сторону, словно все происходящее ее ничуть не заботило.

Тем временем, тяжесть увеличивалась. Брайт уже было решил, что ползучая тварь заманила их в ловушку, когда почувствовал падение.

'Не раздавил, так разобьет', — успел подумать он и потерял сознание.

* * *

Тьма отступила безболезненно. Брайт очнулся — одним рывком вырванный из тенет пустоты.

— Ты как? — первым делом спросил он, заметив, что девушка открыла глаза.

— Пока еще живая, — ответила та. Не пошутила, не нагнетала трагичности — сообщила факт.

Их окружал мягкий полумрак. Голоса разносились гулко и далеко. Небольшая комната, в которой оказались путники, имела куполообразную форму. В стенах по всему периметру виднелись округлые проемы, за ними угадывались коридоры. Под ногами круг, заполненный медленно вращающейся жидкостью. В стороне еще несколько таких же. И в одном из них уже стоял Дженай.

— Следуйте за мной, — проговорил он. — Недалеко. Приготовление потребует некоторого времени.

Существо двигалось медленно, и потому у алхимика было достаточно времени, чтобы получше разглядеть окружающую обстановку.

Стены и потолок, как в самой комнате, так и в коридорах, не были гладкими. Их покрывали странные шершавые наросты. Не дерево, скорее металл, но необычный — теплый и мягкий. Наросты сливались, образуя диковинную лепнину, изготовленную сумасшедшим мастером. В этих хитросплетениях Брайту виделись перекошенные лица, скрюченные конечности, изломанные тела.

Откуда лился свет, алхимик так и не понял. Казалось, что светился сам воздух. Словно в разрушенной башне в лагере личей, когда Мили применила заклинание. Но тогда у него был строго ограниченный радиус действия. Здесь же Брайт видел ответвляющиеся коридоры — каждый из них освещен, сколько хватало глаз. Памятуя слова чародейки, что постоянная поддержка заклинания требует расхода сил, алхимик прикинул: какова же должна быть мощь Дженая?

— Уважаемый, — Брайт нарушил прорезаемую легким шуршанием тишину. — Зачем тебе наша помощь? Что тебе в людях, когда сам обладаешь огромной силой?

— Сила силе рознь. Не всякую мощь можно использовать по собственной прихоти, подчинить собственным целям и желаниям, — прошипело впереди ползущее существо. — Не всякая сила откликнется на зов. Вот ты можешь повелевать ветром или огнем? Можешь возводить горы или заставить остановиться чужое сердце? Не отвечай, я знаю, что нет. А сила вокруг тебя.

— Глупость какая, — недоверчиво буркнул Брайт. — Я же видел, как с тебя стекал брошенный Мили огонь. Щит? Конечно, щит. И этот свет повсюду. Тогда о чем ты говоришь? Иметь в руках подобную мощь и даже не попытаться воспользоваться ею. Это больше на трусость походит. Как считаешь?

— Не суди скоро, человек. Ты ничего не знаешь обо мне. У меня нет главного — нет ключа.

— Вот я и хочу узнать. Мы же будем сражаться вместе. Я прав?

— Нет, — отрезал Дженая. — Не мы — она.

— Что?! — Брайт даже остановился, пораженный услышанным. — Бросить девчонку в кровавую баню, а самим сидеть в кустах и смотреть? Она и есть ключ?

— Не суди быстро, человек, — существо ровным голосом почти повторило сказанное недавно. — Я не принуждаю. Я даю шанс, даю возможность выбора.

Не нравилось все это Брайту. Не нравилось до рези в груди. Недомолвки и тайны, а еще поспешность. Не любил он такой поспешности. А тем более доверия к совершенно незнакомому... даже не человеку — не испытывал. Кто знает, что там, за бездонными глазами, способными вывернуть душу наизнанку?

— Пришли, — спустя некоторое время сказал Дженай.

Еще одна комната — близнец той, в которой располагались круги. В самом центре виднелось нечто вроде водопада. Из ярко-красного отверстия в потолке вниз устремлялся поток тягучий жидкости. Самой первой ассоциацией Брайта была слизь. Но что-то внутри подсказывало, что это не совсем так. Жидкость скапливалась в обширном бассейне, стенки которого вырастали прямо из пола. Однако чем выше они поднимались, тем разительнее менялся их вид. Поверхность из шишковатой и шершавой превращалась в идеально отполированную, прозрачную, словно чистейший горный кристалл.

— Клади ее туда, — сказал Дженай, указывая на бассейн.

— Ну уж нет, — алхимик попятился. Опустить девушку в чан с непонятной дрянью? Не бывать этому.

— Я даю шанс.

— Я это уже слышал, — злобно бросил Брайт. — Шанс утонуть или превратиться в нечто такое, что расплодилось там, в лесу. Мы видели лагерь со стенами из гниющей плоти. Видели то, что было под ним. Что будет с Мили? Почему мне кажется, что во всем этом есть связь?

— Она действительно есть, но не такая, как ты думаешь. Я не настаиваю, решать вам. Но учти, из той, кого ты называешь Мили, уходят последние капли жизни. Вскоре может стать поздно.

— Нет! — решительно сказал Брайт. — Мы лучше умрем.

— Ты можешь решать за нее? Тогда садись и жди. Я не стану принуждать. Не хочу и не могу повторять ошибок.

Алхимик знал, что принял верное решение, но почему тогда так гадко на душе? Он словно стоял по колено в дерьме и продолжал медленно, но верно погружаться. Мили лежала на его руках безвольная, с запрокинутой головой, бессильно свесив бледные, забрызганные грязью руки. Брайт осторожно, как самую большую драгоценность в мире, положил ее на пол. Сам сел рядом, взял маленькие ладони в свои.

Внезапно ее веки дрогнули, открылись. Алхимик почти физически почувствовал ту тяжесть, которую преодолевала Мили. Бескровные губы что-то шепнули, но столь тихо, что Брайт ничего не расслышал.

— Я не слышу, прости, — произнес он голосом, полным боли, и склонился над самым лицом умирающей девушки.

— Сделай... — пауза. — Он... — еще пауза, на этот раз более длинная. — Говорит...

— Что? Сделать, как он говорит? — Брайт почувствовал, как пол уходит из-под ног.

Мили еле заметно кивнула.

— Безумие. Ты же сама просила не отдавать тебя. Сама заставила пообещать.

— Сделай...

Он снова поднял девушку на руки, сделал шаг к бассейну. Было в нем даже что-то притягательное, завораживающее. Дженай стоял в отдалении, наблюдал.

Несколько футов до бассейна показались Брайту вечностью. Из головы пропали все мысли. На их место пришло одно единственное чувство. Алхимик ощущал себя жрецом древнего бога, которому теперь нес жертву.

У самого бассейна он остановился, все еще не решаясь исполнить волю Мили.

— Ты точно этого хочешь? — спросил он.

Девушка уже не говорила и не отрывала глаза — просто кивнула.

Дрожащими руками Брайт опустил чародейку в жидкость. Та оказалась теплой и вполне приятной на ощупь.

Первых несколько мгновений ничего не происходило. Потом Мили широко распахнула глаза, дернулась и обмякла. Брайт с ужасом видел, как тускнеет ее взгляд, как становятся бессмысленными остекленевшие глаза.

— Нет! — выкрик прозвучал, как рев смертельно раненого зверя. — Ты не можешь умереть!

Ощущение потери нарастало стремительно и неумолимо. Брайт судорожно шарил руками внутри бассейна. Но почему-то ничего не находил. Тело словно растворилось.

— Она сделала свой выбор, — раздался за спиной голос Дженая. — Прими его и смирись.

— Ах ты, ползучая тварь! Знаешь, каким теперь будет мой выбор? — алхимик медленно поднялся на ноги, вытащил стилет. — Мне плевать, насколько ты силен, плевать, кто ты и откуда. Я возьму твою жизнь — это мой выбор. Что скажешь? Имею я право?

— Имеешь, но тогда ты погубишь ее. Смотри.

Брайт, который ожидал какого-нибудь подвоха, все же краем глаза покосился на падающую с потолка жидкость. Покосился и обмер. Мало того, что поток стал значительнее слабее и продолжал уменьшаться, так стенки бассейна — в тех местах, где они были прозрачными, начали светиться белым цветом. А потом колышущаяся гладь дрогнула, пошла волнами, словно от брошенного камня, и раскрылась.

Алхимик завороженно наблюдал, как жидкость выпускает недавно полученную добычу. Мили поднималась медленно, словно все еще не уверенная в своих силах, в том, что жива. Одежды на ней не было, стройное гибкое тело изогнулось, потом распрямилось струной. Никаких ран, никаких следов тяжелого путешествия. На удивленном и отчего-то грустном лице возбужденно горели глаза. Живые глаза.

Брайт почувствовал, как мир замыливается, а по щекам катятся слезы. Он и не пытался их сдержать. Радость от воскрешения Мили захлестывала. Только спустя несколько долгих мгновений, немного успокоившись и вновь обретя возможность рассуждать здраво, алхимик ощутил неладное. И даже не то его насторожило, что девушка не спешила выбираться из бассейна. Не то, что по ее ногам, словно живая, начала подниматься алая жидкость подобно второй коже укутывая чародейку. А то, что во взгляде воскресшей не было ни капли радости — тоска, боль, сожаление, что-то еще, но только не радость. Словно она знает нечто такое, что не ведомо Брайту.

— Мили? — неуверенно спросил алхимик, делая шаг к девушке.

В ответ кивок и легкая улыбка — такая знакомая, такая теплая.

— Осторожнее! — выкрикнул Брайт, и уже хотел было прыгнуть в бассейн, когда Мили взмахнула рукой, призывая его остановиться. Алхимик замер у самых стенок. В его глазах стояла мольба. Стоило чародейке лишь подать знак, он бы сорвался с места. Но просьбы о помощи так и не последовало.

Откуда-то сверху раздался приглушенный шум.

— Они в городе, — послышался шипящий голос.

Брайт уже не знал, что делать. Чувствовал себе растерянным до крайности. Впору сесть на пол и тупо ждать, что случится дальше.

Между тем, жидкость полностью покрыла тело чародейки. Даже глаз не стало видно. Однако девушка не выказывала беспокойства. Она развела руки в стороны, стала похожей на каменное изваяние — настоящее произведение искусства. Вот только сравнение с камнем было бы неуместным. Уже в следующее мгновение Мили рухнула. Рухнула так, словно за эти мгновения полностью утратила все твердые и мягкие ткани, обратившись во все ту же алую жидкость. Поток из-под потолка иссяк, зато поверхность бассейна вздыбилась множеством высоких тонких струй. В воздухе появилось низкое неравномерное гудение. Оно то нарастало, то опадало — в такт выбросам струй.

— Началось, — проговорил Дженай. — Слияние завершено.

* * *

Мили чувствовала небывалую легкость и свободу. Она еще не в полной мере осознала все то, что произошло с ней за последние мгновение. Однако уже полученных и, что важнее, пропущенных сквозь себя новых знаний хватало, чтобы понять — она стала иной. Кем конкретно? Оставалось загадкой, но внутренний голос подсказывал: времени во всем разобраться будет более чем достаточно. Если... Если она устоит.

Она могла видеть город с высоты птичьего полета, могла заглянуть в его самую маленькую щелку. В мгновение ока переместиться из одного конца в другой или одновременно быть сразу в нескольких местах. А еще она чувствовала дремлющую мощь. Сжатую в плотный комок, замершую где-то намного ниже самых глубоких давно затопленных подвалов. И эта мощь, охотно отзывающаяся на призыв, подвластна только ей.

Болото, еще недавно чистое и сверкающее на солнце, заволокло туманом. Белые густые клубы двигались ровным фронтом. Подобно огромному чудовищу, туман выбрасывал перед собой длинные щупальца, словно исследуя открывающуюся перед ним местность. А там, в белесом сумраке, двигались тени. Оттуда доносились стоны и вой. И оттуда же вылетали пока еще редкие чернильные облака. Одно из них добралось до города и окутало высокую сторожевую башню. Та накренилась и со страшным грохотом рассыпалась.

Туман полнился злобой и ненавистью, голодом и жаждой крови. Мили чувствовала сотни горящих взоров. И все они направлены не только на древний город, но и на нее саму — бесплотную, неосязаемую. Мертвые маги пришли, чтобы за все расквитаться с бог весть что возомнившими о себе людишками. Убийственная сила приближалась, сопровождаемая волнами ужаса, которые теперь расходились на мили окрест.

Мили, не утратившая эмоций, дрогнула. Она видела перед собой не просто несколько оборванных скелетов в сопровождении адских гончих, но небольшую армию, способную сровнять с землей не то что город — провинцию, страну. Знание пришло само собой: их больше ничто не сдерживает. Они не вернутся обратно в леса. Направятся дальше. Древние, как сам город, постигшие глубинные тайны магии смерти, преследующие свои, чуждые всему живому цели, они соберут обильную жатву. Появятся новые лагеря. Они не будут знать недостатка в телах. Запах тлена и мертвечины встанет тяжелым смогом, трупные яды отравят почву и воду.

А еще внизу был Брайт. Мужчина, рядом с которым она начала меняться.

'Мужчина', — Мили внутренне усмехнулась. Кто мог предположить, что все так обернется, и она станет больше беспокоиться именно о нем, а не о тысячах жертвах там, в обжитых землях?

Туман приблизился почти к самой городской черте. Только теперь в белесых клубах начали проступать размытые тени. Личи не искали троп, они просто плыли над болотом. Объединенная мощь позволила им придать туману не только почти полную непроницаемость для взора, но и твердость земли.

Мили выжидала до тех пор, пока на берег не ступили первые твари. Мертвые маги не пришли в одиночестве, их сопровождали стаи верных псов. Они-то первыми и хлынули в город. Оскальзываясь на плесени, бестии передвигались длинными прыжками. Неодолимый голод гнал их вперед. Гнал к тому месту, где совсем недавно были люди.

И Мили ударила. Не по четвероногим бестиям — по их хозяевам. Порыв колючего ветра был силен. Он в мгновение ока разметал туман в клочья, открыв таившихся в нем личей. Теперь Мили отлично видела скелетоподобных магов. Те разворачивали иссиня-черные щиты, скрываясь в них, как в коконах. Потом болото, подернутое легкой рябью, вскипело. Клубы пара с громким шипением рванулись к небесам, появились отблески пламени. Казалось, горит топь, на самом же деле огонь бил сверху.

Мили превратилась в извергающийся вулкан. Она зависла над личами и поливала их чистой энергией огненной стихии — магическим пламенем. Несколько десятков черных коконов распались сразу же, их хозяева обратились в пепел. Еще часть — дрожали, то и дело теряя свою непроницаемость. Но порядка десяти стояли незыблемо.

Быстрой победоносной атаки не получилось. Мили, которая надеялась испепелить магов сразу и бесповоротно, почувствовала себя обескураженной, почти обманутой. Самоуверенность от обретения новой силы растаяла без следа. Простым нахрапом удалось расправиться лишь с мелочью. Самые же сильные, а значит и опасные, замерли среди бушующего пламени. Они выжидали, присматривались, оценивали, но в долгу не остались.

Мили почувствовала сковывающий холод. Странным было это ощущение — льдистые всполохи пронзали недавно обретенную сущность, окутывали разум непроницаемой завесой, за которой маячили тени. Мили попыталась пробить завесу, метнув в нее огненное копье. Белое пламя бесследно исчезло в морозной круговерти, ставшей еще плотнее и злее. Ощущение верха и низа пропало. Вокруг метались исполинские осколки черных скал — гладкие, отполированные до зеркального блеска. Мили без устали метала копья, уже понимая, что ей не превзойти объединенную мощь мертвых магов. Эта мощь не убивала, не пыталась сломить или свести с ума, она выталкивала. Куда? Мили не знала, но чувствовала, как со все возрастающей скоростью несется в объятия затаившейся смерти.

* * *

Прибытие было внезапным и болезненным. Мили корчилась на твердой каменистой поверхности, сдирая кожу в кровь. Осознание произошедшего заставило ее вскочить на ноги. Превозмогая боль, девушка осмотрела себя. У нее снова прежнее, человеческое, тело.

Покрытая пылью, исцарапанная, прикрытая рваными лохмотьями, она стояла на обширном плато. Уродливые трещины рассекали его на части, превращая в одну большую кровоточащую рану. Притом кровоточащую в прямом смысле этого слова. Из развороченных провалов вытекали потоки омерзительной коричневатой жижи. Первая ассоциация Мили была связана со сточными канавами, но характерный запах трупного разложения не оставлял сомнений в природе этих излияний. Заглядывать вглубь трещин сразу расхотелось. Над головой, в низком, грязно-сером небе, плавали уже знакомые черные осколки. Они сталкивались и разлетались, разрывая воздух гулким треском.

Мили стояла, все еще ежась и дрожа. Холод глубоко въелся в тело и разум. Девушка попыталась дотянуться до оставшейся где-то в необозримых далях силе. Почувствовала пульсацию, отзыв. Но то была лишь жалкая часть из подвластного ей совсем недавно. Там, паря над развалинами города, она ощущала себя почти богиней. Теперь же впору становиться вровень с деревенской знахаркой.

Мили вздохнула. Надеяться на что-то с такими возможностями глупо. Замысел личей стал кристально ясен — выдернуть дерзнувшую сопротивляться в иной мир, где почти лишить сил. Но что это за мир? При виду выплескивающихся из разломов потоков, в голову приходили самые сумрачные предположения.

Внезапно в нескольких шагах от девушки воздух сгустился, проступая черным пятном. Мили выдохнула и бросилась бежать. Она уже знала, что случится дальше. Знала, но слишком сильным оказалось желание жить, разбуженное в ней Брайтом. Впереди, отрезая путь к призрачному спасению, появилось еще одно пятно, потом еще. Девушка свернула в сторону и тут же чуть не провалилась в разверзнувшуюся под ногами пропасть. В нос ударил непереносимый смрад, послышались далекие крики о помощи. В голове зашумело, перед глазами все поплыло. Что было силы, Мили оттолкнулась и прыгнула. Удар о камень вышиб из легких воздух, однако очистил голову. Согнувшись, прижимая руки к груди, девушка встала. Страха нет. Осталась злость.

Теперь пятна виднелись со всех сторон. Их было немного — около десяти, но за то время, пока чародейка медлила, они успели окружить ее.

Пятна начали обретать форму. Каждое пятно — свою.

Девушку передернуло. Перед ней из бесформенных сгустков темноты выступали кошмарные создания. Они не были тварями Зирта, не были порождениями светлой Леи. Нечто такое, что навечно затерялось между жизнью и смертью, преобразившись, обретя запретные силы и знания.

Первым, кто двинулся в сторону жадно хватающей воздух Мили, был огромный, закованный в броню рыцарь. Полный доспех проржавел насквозь. В нем зияли внушительные дыры. Каждый шаг сопровождался громким лязгающим скрежетом. С обоюдоострого двуручного меча наземь то и дело скатывались зеленоватые капли. Великан не шел — он бежал. Легко перепрыгивал через узкие разломы, на глазах съедая и без того небольшое расстояние.

Девушка еще раз попыталась воззвать к магическим силам, но безуспешно. Краем глаза Мили заметила движение в стороне. Черная фигура в драном балахоне напряглась и с места взмыла в воздух, расправив размашистые крылья, обтрепанные, словно паруса у попавшего в бурю корабля.

Мили присела, втянув голову в плечи, а потом побежала. Сверху ее преследовал громкий пронзительный крик. В нем слышалось ликование, упоение властью, но обладатель противного голоса не появлялся на виду. Скрывался за парящими осколками.

Круг начал сужаться. Девушка не оборачивалась, чтобы рассмотреть остальных существ. Хватило единственного скользящего взгляда, чтобы понять: ничего хорошего встреча с любым их них не светит. Что было сил, она ринулась в оставшуюся после взлета крылатого чудовища брешь.

За спиной кто-то кряхтел, кто-то рычал — эти звуки Мили ожидала услышать. Но вот смех! Обычный женский смех — живой и переливчатый... Это стало шоком. Мили невольно обернулась и почти тут же пожалела о содеянном. Она успела увидеть легконогую обнаженную девушку — красивую, но отчего-то испачканную в крови. А потом почувствовала резкую боль, и земля начала стремительно удаляться.

Чародейка застонала, чувствуя, как трещат ребра. Ее обхватило и поднимало вверх толстое, истекающее слизью и сукровицей щупальце, на конце которого виднелось круглое отверстие с множеством крошечных зубов. Мили почти потеряла сознание от накрывшей ее боли. Слабые потуги выбраться ни к чему не привели.

— Отдай ее мне! — услышала она женский крик. — Отдай!

— Прочь! — прогремел голос, привыкший повелевать. — Ты получишь свое, но не сейчас. Ты же не хочешь убить ее и все испортить?

— Не хочу, — последовал не совсем уверенный ответ. — Но потом она не будет такой аппетитной. Ты же знаешь, как я истосковалась. Может быть, ненадолго? Я буду очень осторожна.

— Нет!

Потом послышался негромкий скрип, и хватка щупальца ослабла. Мили смогла вздохнуть, хотя от тяжелого смрада ее чуть не вывернуло.

'Попалась', — крепко зажмурившись, подумала она. Не хотелось смотреть на уродство поймавших ее созданий. Лучше уж так — не видя. Только бы поскорее.

— Открой глаза, — привыкший повелевать голос звучал над самым ухом.

Мили не отреагировала.

— Я сказал, открой глаза! — ее обдало ледяной ненавистью, голова будто раскололась на части. — Имей мужество, человек! Или это слово больше ничего не значит в мире живых?

Мили сама не поняла, почему ее задела последняя фраза мертвяка. Какое он имеет право так разговаривать? Бездушный убийца, которому должно прахом лежать в земле, а не расхаживать по ней господином.

— Вот так, — послышалось из-под ржавого забрала. — Учись повиновению, человек. Это сложная наука. Важнее нее только боль. Мы научим тебя наслаждаться болью, желать ее, грезить ею. Ты растворишься в ней.

Мили растерянно хлопала глазами. Весь напор враз куда-то испарился, когда она увидела говорившего. Воин действительно был огромным — примерно втрое выше обычного человека. Девушка покачивалась перед его лицом. Хозяина охватившего ее отростка она не видела. Доспехи воина в местах сочленений и просто из проржавевших дыр сочились густой темной дрянью. Мертвому телу словно было тесно в заточении.

— Ты только не сильно меняйся, хорошо? — раздался снизу уже знакомый женский голос. — Я хочу тебя такой. Я же смогла остаться прежней. Сможешь и ты.

Мили почувствовала, что начинает сходить с ума. Смрад разъедал глаза, мешал думать. Все происходящее казалось страшным кошмаром.

Кольца щупальца снова сжались. Воздух тоненькой струйкой продолжал проникать в легкие.

— Ты не сбежишь, — пророкотал воин. — Отсюда не сбежать. Твоя магия не придет на помощь. Здесь нет магии... Это наш мир, и он мертв. А постепенно станет и твоим. Покажи ей...

Мили не знала, к кому обратился мертвяк, но голову тотчас же охватило пламенем.

Она увидела мир, частью которого ей суждено стать. Не весь мир, лишь малую его толику, но и этого оказалось достаточно, чтобы потерять остатки надежды.

Умирающий мир, который каким-то непостижимым для чародейки образом до сих пор питался силами погребенных в нем существ. Сама его плоть переродилась настолько, что стала вечно гниющей пустыней, выбрасывающей на поверхность смрадные потоки. Загубленные некогда души продолжали стенать в глубинах разломов, корчась в непередаваемых муках — платя за собственную дерзость и ошибки.

Мили очнулась лежащей на камне — дрожащая, перепуганная до полусмерти.

— Что... что вы сделали... со своим... миром? — голос то и дело срывался на всхлипы.

— Мы — ничего, — послышался звонкий голос. — Мы только пользуемся знаниями и силой этого вкусного места, милая. Они сами себя уничтожили. Ты все поймешь. Со временем.

— Нет... — Мили снова зажмурилась и попыталась отползти. Руки судорожно шарили по земле, но, как назло, ни одного осколка не попадалось.

— Ты найдешь очарование в этом месте, милая. Не надо слез. Они тебе еще понадобятся. Дорога к постижению истинной ценности боли долгая. Мы проведем тебя по каждому ее витку. Ты научишься ценить...

Мили готова была выть от бессилия. Ее кожи коснулось что-то очень холодное и склизкое. Над головой раздался насмешливый крик.

* * *

Что-то изменилось — на уровне смутных ощущений, почти неуловимо. Сверху все так же доносился режущий ухо крик. Тело, вновь подхваченное склизким щупальцем, покачивалось в воздухе. Мили постаралась собраться, прислушаться к себе, не обращая внимания на происходящее вокруг. Так и есть — в нее вливалась сила. Та, которая осталась неведомо где, заключенная под древним городом. Тонкий ручеек струился неуверенно и опасливо. Чародейка потянулась к нему и обнаружила, что от прикосновения тот словно воспрял духом, превратился сначала в тихую речку, а потом в полноводный горный поток. Резкое изменение было странным и неожиданным, но разбираться в его природе Мили не стала. Она зачерпнула вливающуюся мощь и выплеснула ее на ближайшую тварь.

В воздухе над закованным в броню воином появилось белое полукруглое лезвие. Оно покачнулось, словно заклинивший маятник, а потом с негромким свистом рухнуло вниз. Могучее тело дернулось и распалось надвое. Металл загремел по камню, расплескивая вокруг себя фонтан грязных брызг.

Без промедления Мили коротко полоснула по сжимающему ее щупальцу. Упала и тут же ощетинилась сонмом длинных игл. Как оказалось — не зря. На нее тут же обрушился чудовищной силы удар, но, наткнувшись на сопротивление, натиск мгновенно исчез.

Задыхаясь от омерзения и царившего вокруг смрада, Мили отпрянула в сторону, на ходу отдирая от себя остатки щупальца. Теперь это был просто кусок сильно прогнившей, расползающейся под пальцами, плоти. Девушка прижалась спиной к стене, бегло осмотрелась. Она стояла на ровной площадке, размером примерно тридцать на сорок футов. Вдоль стены тянулся ряд порядком раскрошившихся фальш-колонн. Они были увиты толстыми черными жгутами, напоминающими вены. Эти же жгуты виднелись и на стенах — мягких и податливых. На внешней кромке площадки еще можно различить остатки балюстрады. Сейчас она представляла собой жалкое зрелище из нескольких растрескавшихся балясин и полоски резных перил.

Но самое главное — Мили была не одинока. Рядом с телом убитого предводителя, а именно так девушка восприняла воина, стояли еще двое.

Вернее сказать, стояла одна — худая, с болезненно-желтой кожей женщина. Ровно половина ее тела, слабо прикрытого грязными лохмотьями, покрыта чередой нарывов и гнойников. Руки с длинными темными ногтями застыли согнуты в локтях. Глаза горят злобой.

Вторым противником было подобие огромной кучи гнилого мяса. Мили сначала и не поняла, что именно это поймало ее, а потом удерживало. Куча подрагивала, перетекала. Никаких конечностей или органов чувств.

— Как?! — словно выплюнув сгусток яда, спросила женщина.

Мили только плечами пожала. Вступать в диалог не хотелось. Твари явно в растерянности, и этим следовало воспользоваться. Неразрывным кольцом вокруг них поднялись языки белого пламени. Оно не приносило тепла — холодное, почти прозрачное. Женщина взвизгнула и бросилась к Мили. Прыгнув сквозь огонь, она рухнула на пол, забилась в жестоких конвульсиях. Ее тело обуглилось, стало почти черным. Куски плоти отваливались и тут же распадались пеплом. Но бестия не сдалась. Нашла в себе силы подняться.

— Головешка тлеющая, — процедила сквозь зубы Мили и ударила снова.

Тело твари будто взорвалось изнутри. В стороны разлетелись окровавленные ошметки.

Круг огня начал сужаться. Колышущаяся куча заметно оживилась, забеспокоилась. Она выпускала длинные щупальца, неуверенно шарила ими у границ пламени, затем отдергивала, втягивала обратно.

Мили улыбнулась

— Это ваш мир? — спросила девушка. — Позволь навести здесь свои порядки.

Ответом ей был глухой стон-мычание. Словно кому-то в рот засунули кляп. А потом огонь стал еще яростней.

— Сдохни! — прошипела Мили.

Круг сомкнулся и исчез. На его месте осталось лишь дымящееся пятно да несколько распадающихся комков плоти.

Чародейка опустилась на пол. Руки дрожали.

'Пятен было около десяти, — размышляла она. — Тут осталось трое. Не так уж и плохо. Их можно уничтожить, и они не могут колдовать. Главное, не расслабляться. Кто знает — что еще может предложить этот мир?'

Девушка заозиралась. Вверх и вниз вдоль стены вела широкая лестница со сбитыми, но вполне пригодными ступенями. С противоположной стороны, примерно в полумиле виднелась точно такая же стена. Сверху — неровный зигзаг низкого неба.

— Разлом, — прошептала девушка.

Мили подошла к краю площадки, осторожно заглянула вниз. От увиденного закружилась голова. Девушка никогда не боялась высоты, но открывшаяся под ногами бездна заставила отпрянуть. Бесконечность было ей имя.

Мили отползла от края, подождала, пока уймется вырывающееся из груди сердце.

— Что же вы сделали со своим миром? — спросила она в пустоту.

Чародейка с презрением посмотрела на ступени. Ей хватило спирали каменного мешка в Радужных Мостах, и снова бить ноги нет никакого желания. Скоро она парила над лестницей в прозрачной сфере — точно такой же, какую использовала в лагере личей. Сначала медленно, потом со все возрастающей скоростью пузырь выбирался из разлома.

Мили показалось, что с момента, как ее схватили на поверхности, до сражения на площадке прошло совсем немного времени. Однако глубоко они спустились.

Иногда в стенах встречались темные провалы. Некоторые из них выбрасывали клубы пара, словно дышали. Другие истекали вязкой жидкостью. Мили старалась держаться от них подальше.

Ее уже ждали. Их было шестеро. Расположились полукругом недалеко от трещины. Завидев приближающуюся девушку, одно из существ взмыло в воздух и тут же затерялось между обломками скал.

Мили не собиралась давать тварям шанса, не собиралась вступать в честное открытое противостояние. В том, что магическая сила не иссякнет, нет никакой уверенности.

'Все повторяется, — подумала она. — Твари внизу, я наверху. Да будет пламя'.

В сторону чудовищ полетел целый рой мерцающих стрел. Однако оценить результат атаки чародейка смогла не сразу.

Мелькнула быстрая тень, сфера содрогнулась и лопнула. Кувыркаясь и размахивая руками, словно это могло помочь, Мили полетела вниз. Лишь в самый последний момент она успела замедлить падение и сгруппироваться. Удар о камень показался несильным, но болезненным. Сжав зубы, девушка вскочила на ноги. Рядом валялись расплывающиеся останки одной из тварей.

'Летающий урод', — подумала Мили и тут же бросилась обратно, наземь. Над головой пролетело что-то зеленое, врезалось в лежащий за спиной валун. Поверхность камня зашипела, появился дым.

— Проклятье! — прошипела чародейка и, как могла быстро, откатилась в сторону, а потом спряталась за пострадавший камень.

Оставалось надеяться, что залп не прошел впустую и пусть не убил, но ранил часть противников. Время, надо выиграть время. Мили не сомневалась, что сможет разобраться с тварями поодиночке, но если они навалятся всей кучей...

И снова девушку окутало мерцание сферы. Но подняться в воздух не удалось. Из-за камня совершенно бесшумно выскочила странная многорукая фигура и ринулась в бой, умело орудуя двумя парами длинных костяных мечей. Два удара сфера выдержала, однако после третьего раскололась множеством сверкающих искр. Тварь отскочила назад, заслоняясь единственной уцелевшей рукой-мечом. От остальных остались лишь дымящиеся культи.

Совсем близко слышались торопливые шаги, шуршание, какие-то выкрики и рычание. Мили метнула в однорукого шар огня, но тот, словно предвидя действие чародейки, уклонился. Потом прыгнул, занося зазубренное лезвие для решающего удара.

Девушка даже не попыталась увернуться — атаковала сама. Раздался громкий хлопок, воздух дрогнул, ринулся в стороны упругой волной. Клубы пыли завертелись. Небольшие камни, словно выпущенные из пращи, стремительно скрылись в серой мути. Застигнутое на излете чудовище что-то невнятно выкрикнуло и исчезло, отброшенное куда-то за пределы пылевого круга.

Мили перевела дыхание, бросилась бежать. Надо где-то отсидеться — совсем недолго, сконцентрироваться и ударить по-настоящему. Но преследователи не собирались давать ей такой возможности. Словно гончие, почуявшие близкую добычу, они скользили между камнями и настигали. Каким-то невероятным образом им удавалось передвигаться куда как проворнее чародейки.

Для Мили время замедлило свой бег. Девушка петляла, как заяц, и только это спасло ее от атаки неведомого стрелка. Под ноги уже дважды прилетала вязкая зеленая жижа, сильно смахивающая на слюну. Стоило ей коснуться камня — тот начинал дымиться и таять.

— Тебе не уйти, дрянь! — услышала Мили полный ненависти выкрик.

Параллельно ей, легко перепрыгивая через большие валуны, бежала та, что больше всех походила на человека, — обнаженная, истекающая кровью девица. Но теперь ее тело было обожжено. Сухая, растрескавшаяся корка в некоторых метах отвалилась, обнажила плоть. Но бестию это не останавливало. Она на ходу подняла камень и с силой метнула в Мили. Та чудом увернулась, однако уже в следующее мгновение почувствовала, как на плечи наваливается что-то тяжелое.

Падение.

Мили прочувствовала каждый камень, каждый разрывающий плоть осколок. Застонав, она попыталась подняться. Не тут-то было — ее крепко прижимали к земле.

— Сверни ей голову! — послышался знакомый женский выкрик. — Я сама вырву ей сердце и заставлю сожрать!

Вспышка.

Мили не успела вложить в нее достаточно сил, но освободиться от гнета получилось. Переворачиваясь на спину, она наугад выпростала руку — и из пальцев брызнули языки пламени. Получилось даже лучше, чем можно было надеяться. Огонь охватил сразу две твари. Не вовремя подоспевшего паука, как Мили для себя назвала недавнее четырехрукое существо. И обладающее непомерно толстыми узловатыми руками чудовище с телом человека, но лишенное головы. Головы, но не лиц... Несколько искаженных ненавистью лиц нелепо громоздились друг на друге. Казалось, они состоят из одного только дыма — плотного, меняющего цвет от красного к черному.

Паука огонь поглотил сразу. Тот даже не успел остановиться. Так и продолжал бежать, развеиваясь в пыль. Многоликому же повезло больше. Он почти успел отклониться. Почти... Пламя с жадностью набросилось на его руку. Раздался оглушительный рев. Мили откатилась в сторону — и вовремя. На то место, где она только что лежала, обрушился сокрушительный удар. Брызнуло каменное крошево. Вжимаясь спиной в землю, чародейка сделала жест, словно отмахивалась от надоедливого насекомого. Тело многоликого дернулось, из спины вырвался кроваво-огненный поток. Клубящийся над плечами дым задрожал, дернулся и рассеялся.

Боль пульсировала, нарастая с каждым ударом сердца. Хотелось выть. Мили встала на колени, осмотрелась. В нескольких десятках шагов виднелась огромная туша, больше походившая на гору. Белое, все в складках лоснящееся тело принадлежало червю... опарышу... или чему-то очень к этому близкому, только вымахавшему до невероятных размеров. Тварь извивалась, оставляя после себя потоки густой слизи. Движения ровные и неспешные. На безглазой морде изредка открывается темный провал, из которого вылетает очередная порция зеленой дряни.

'Неужели и это когда-то было человеком'?

Однако внимание Мили отвлек иной шум. Проклиная всех богов, держась руками за вытекшие выжженные глаза, стояла голая девица. Она беспомощно поворачивалась из стороны в сторону, пытаясь найти противницу.

— Иди ко мне, дрянь! — выкрикнула она, потрясая кулаками в бессильной злобе. — Ну, иди, прошу тебя!

— Уже спешу, — без тени улыбки сказала Мили, и по телу девицы побежали искры. Они прожигали и без того порядком обожженную плоть, вгрызались в нее и вновь выныривали. Протяжный высокий крик еще долго витал над мертвой равниной.

Червяк приближался. Мягкие бока вздымались, словно паруса. Мили повернулась в его сторону, возвела вокруг себя сверкающую сферу, о которую беззвучно разбивались кислотные плевки. Убегать она больше не желала, да и не могла. Сколько можно? Уничтожить всех! Каждую переродившуюся тварь.

Второго из уцелевших выдал шелест камней. Мили не сразу и разглядела его. Несколько сваленных в кучу костяных остовов выглядели мертвыми, если бы не обволакивающая их прозрачная слизь.

Они ударили одновременно. В сторону перетекающей по камням твари потянулись языки пламени. В ответ... Мили даже не поняла, что это было. Просто сфера вдруг вспыхнула и рассеялась, а тело обожгла острая боль. Чуть не задыхаясь, чародейка взглянула на руку. Глубоко под кожей засели сразу несколько тонких длинных игл. По всей видимости, сфера не сумела сдержать их все. Между тем, тварь не медлила. Она сгруппировалась, переместив в переднюю часть своего тела массивные бивни.

'Неужели бросит'? — подумала Мили и ударила вновь. Она просто раздирала тварь на части. Выдавливала из нее костные образования. Один из бивней чудовище успело метнуть, но промазало. А остальные обернулись против своего хозяина. Они изнутри вспарывали податливую плоть, впуская внутрь жалящие искры. Ни криков, ни стонов — тварь растеклась быстро мутнеющей лужей.

Боль была дикая. Рядом, расплескавшись тяжелыми каплями, упал очередной плевок. Мили почувствовала, что еще немного — и уже не сможет подняться, став легкой мишенью. Она потянулась к небу. Не в молитве или прошении — к плавающим там каменным глыбам. Огромные и величественные, они казались великанами, наблюдающими за мельтешением беспокойных существ. Чародейка выбросила все из головы, вцепилась в одну из глыб. Не зная природы удерживающих ее в воздухе сил, Мили тянула скалу к земле.

Тело почти не слушалось, будто охваченное жгучим пламенем. Перед глазами поплыла кровавая муть, но девушка не останавливалась. Она словно боролась разом со всем миром — проклятым миром проклятого народа. Боролась и победила. Сначала неохотно, а потом стремительно набирая скорость, глыба начала падение. На ее гладкой, отполированной поверхности появились первые языки пламени. Червяк успел что-то почувствовать, беспокойно завозился на месте. А потом раздался оглушительный грохот. Земля содрогнулась.

Когда пыль рассеялась, на месте последнего из личей, виднелась лишь груда осколков. Мили опустилась на колени. Ноги сделались ватными. Сознание медленно улетучивалось.

* * *

Было темно. Мили чувствовала, что плывет по стремительной бурной реке. Вода холодная, даже ледяная. Терзающая тело и разум боль медленно отходила, уступая место оцепенению. Мысли — и те сгустились, остановились.

Но ожидаемое забытье не торопилось приходить. Вокруг зрело напряжение. Мили не могла его себе объяснить, просто чувствовала. А потом темнота взорвалась мириадами колючих огней.

Внизу снова виднелись руины древнего города. Мили даже не сразу поверила в случившееся. Она-то уже приготовилась умереть. Но ее просто выбросили. Вытолкали за дверь. Проклятый мир избавился от чуждого ему существа. Но зачем?

Мили даже представить себе не могла, что будет так рада вновь увидеть развалины. Покрытые тлеющей плесенью камни казались почти родными. Вся брезгливость куда-то исчезла. Живой мир завораживал, однако любоваться его красотами, пусть и сомнительными, пока рано.

Все еще пылающее болото превратилось в выжженную пустыню — пламенеющее кольцо вокруг замершего города. Черных коконов осталось всего девять. Мили внутренне содрогнулась.

'Обман? Иллюзия? На самом деле не было никакого мертвого мира? — мысли беспорядочно метались. — Они все еще здесь. Проклятье! Ну, уж нет, хватит игр!'

Мили попыталась обуздать выпущенное ею же пламя. Собрать его тугими шарами вокруг ненавистных мертвяков. Однако стихия не спешила поддаваться, огрызаясь яркими вспышками.

Внезапно взгляд чародейки привлекло движение. Почти неразличимое в бушующем безумстве. Один из коконов дернулся, словно заключенная в нем тварь пыталась выбраться на свет. Пыталась, но не могла. Теряя контроль над пламенем, Мили постаралась собрать рассеянную вокруг мощь. Нацелить ее острие на пробуждающееся 'нечто'.

В следующий момент кокон лопнул. В ярких отсветах удалось разглядеть размытую фигуру огромного закованного в доспехи рыцаря. Но совсем недолго. Вскоре он превратился в еле заметное облако, а потом и вовсе исчез.

То же самое произошло и со всеми остальными. Окончательная смерть пусть не сразу, но настигла мертвых магов. Уничтоженные в своем мире, они не имели шансов выжить в этом. Мили поняла это только теперь.

Оставалось закончить начатое. Чародейка поднялась высоко над городом и отпустила огненную стихию на свободу. Магическое пламя накрыло город и стихло. В его вое не было слышно предсмертного скулежа сгорающих заживо четвероногих тварей. Огонь облизал камни, скользнул по оплавившемуся дну бывшего болота и опал.

* * *

Брайт стоял на коленях у бассейна. С исполосованных стилетом рук сбегали ручейки крови. Алые змейки падали во вновь ожившую жидкость.

— Она борется, — послышались слова Дженая.

Алхимик кивнул и вновь сжал кулаки. Боль была даже кстати. Она проясняла разум, отгоняла тягостные мысли. А мыслей скопилось предостаточно. Неопределенность и неизвестность — две подруги, которые слишком уж часто за последнее время приходили рука об руку.

Брайт знал: что-то там наверху пошло не так. Дженай, который каким-то образом был в курсе происходящего, не находил себе места. Если так можно сказать о большой улитке. Он ползал по комнате, заламывал руки, качал головой. Иногда делился крохами информации. Именно из-за этих крох алхимик разрезал себе ладони. Именно после этого содержимое бассейна, стихшее вскоре после исчезновения Мили, ожило.

— Магия крови — страшная сила, — проговорил Дженай. — Иногда я жалею, что устроен иначе, чем вы, люди.

Брайта мало интересовало строение большой улитки. Хотя теперь, истекая кровью, он начал задумываться о некоторых странностях. В голову закрались подозрения. Однако им не удалось окрепнуть: бассейн вновь умер, а спустя мгновение из него поднялась Мили.

Алхимик даже перестал дышать, боясь, что девушка вновь исчезнет.

— Все! — словно не веря самой себе, выпалила она.

Брайт облегченно вздохнул и только теперь понял, как ослаб. Порыв подняться и прижать победительницу к себе не удался — подогнулись ноги.

В глазах Мили появилось беспокойство. Не понадобилось долгих объяснений, чтобы понять, каким образом она смогла вновь овладеть силой.

Прикосновение бледных рук было приятным. Брайт улыбнулся, позволил перевязать себя. Мили с легкостью расправилась с его курткой, распустив на полосы.

— Извини, я бы с радостью сняла с себя последнее, чтобы помочь тебе, но не могу, как видишь, — сказала она.

— Мне очень нравится, как ты выглядишь, — попытался комплементом ответить Брайт и тут же понял, что зря. Мили потупилась, ничего не ответила. Но алхимик успел заметить, как потускнели ее глаза.

Что-то не так, но что?

— Ты нам кое-что должен, — наконец, обратилась девушка к Дженаю.

Тот все это время продолжал ползать, что-то неразборчиво бубнил себе под нос.

— Ты слышишь?

— Вы правы, если считаете, что я имею отношение к тем, кого вы называете личами, — без обиняков начал Дженай. — Так же вы правы, если считаете, что ваш мир мне не родной. А еще правы, если... — он замолчал. — Хотя, не стану забегать вперед. Расскажу по порядку.

Ни Мили, ни Брайт его не перебивали, ожидая продолжения.

— Когда мой корабль потерпел крушение и рухнул в поросшую лесом горную местность, стало ясно — это конец. Большинство систем вышло из строя, а сам корабль намертво вплавился в породу.

— Стоп, стоп, — алхимик ошарашенно замотал головой. Услышанное его поразило. Он хотел задать сотню вопросов, посмотреть, пощупать... — Я почти ничего не понял из того, что ты сказал. Если все остальное объяснение будет таким же, то можешь не стараться.

— Я пытаюсь найти в вашем языке наиболее близкие слова и понятия к тем, которыми пользуется мой народ. Примите на веру — я из другого мира, и я не имею ни малейшего понятия о магии. Вернее, не имел много лет назад.

Брайт вздохнул и пожал плечами: мол — считай, что поверил. А для себя решил, что потом обязательно выспросит все подробности, даже если для этого придется разрезать неразговорчивого иномирца на части.

— Местные обитателям видели мое прибытие как огромный, объятый огнем шар, медленно спускающийся с небес. Мне удалось не разбиться, иначе на много миль вокруг не осталось бы ничего живого.

— А тебя бы это расстроило? — спросил Брайт. У алхимика появились некоторые предположения, и он старался найти им подтверждение.

— Не надо смотреть на меня, как на чуждое существо с неясными целями. Мне не нужны жертвы и кровь. Я не испытываю удовольствия от чужих страданий. Поэтому — да, меня бы это расстроило.

Брайт промолчал.

— Многие годы я не выходил на поверхность: пытался устранить неисправности, связаться со своими. Ничего не вышло. Я оказался отрезан. Без надежды на спасение.

Дженай уставился куда-то под потолок, словно там видел картины далекого прошлого. Потом продолжил:

— Решение далось непросто. Если не можешь найти выход из ситуации — попробуй с ней смириться и извлечь наибольшую выгоду. Так я подумал. И стал присматриваться к окружающему миру. Раз уж мне суждено остаться в нем надолго, если не навсегда, следовало подробно его изучить. Этим я и занялся.

Дженай вновь посмотрел на алхимика, потом на Мили.

— Местный народец оказался на удивление дружелюбным и открытым. Одно омрачило наше общение — их разум не мог вынести моего взгляда. Он сводил их с ума, выжигал все мысли, оставляя пустую оболочку.

— Ты на меня так же смотрел? — оживился Брайт. — В первый раз.

— Так же, — словно нехотя, согласился Дженай. — Мне понадобилось время, много времени, чтобы научиться прятать эту силу, управлять ею. А с тобой я просто забыл. Здесь так давно не было никого из того — первого, или вашего народа. Что я просто забыл.

— Первого? — подала голос Мили. — Ты имеешь в виду фей?

— Да. Я с ними неплохо поладил. Нам было о чем говорить.

— Личи — это ты их создал? — напрямую спросил Брайт. Он устал и не желал выслушивать подробности давно истлевших отношений улитки-переростка и крылатых человечков.

— Люди пришли тогда, когда я уже начал считать эти земли родными. Возможно, если бы мы сразу поняли всю опасность, что они несли с собой... Возможно, все пошло бы иначе. Но мы не поняли. А потом было поздно. Да ты и сам знаешь, правда? — обратился Дженай к Брайту.

— Может быть, что-то я и знаю, — ответил тот уклончиво. — Ты продолжай.

— Я потерял терпение, когда человеческая волна докатилась до этих мест. Они пришли в мой дом. Стояли на пороге, собирались войти. И ведь почти вошли. Построили город, широкую дорогу. Начали копать вглубь. Не знаю зачем.

— И ты решил избавиться от них? — в голосе Брайта звучал неприкрытая неприязнь.

— Да, — Дженай нисколько не смутился. — К тому времени я уже имел представление о вашей силе — магии, как вы ее называете. Но сам не мог ей воспользоваться. Решение пришло само собой. Если я могу оставить от человека лишь оболочку, то почему не заполнить ее чем-то иным? Наполнить пустой сосуд тем, что будет полезнее для меня.

— Обращенная, Пастырь... — сглотнув подкативший к горлу ком, произнес алхимик.

— Это были первые опыты, — кивнул Дженай. — Я надеялся, что эти... сосуды смогут помочь феям. Но, как я уже говорил, было слишком поздно. Мои попытки помочь лишь продлило их агонию.

— Следующий шаг — личи? — Брайт чувствовал, как внутри нарастает волна гнева.

— Этот бассейн позволяет попавшему в него магу значительно увеличить свои силы. Я же могу контролировать его разум... — Дженай осекся, но поняв, что лишнее уже сказал, продолжил. — Мне удалось поймать одного человека-мага. К сожалению, я сделал это лишь тогда, когда феи уже задыхались под землей.

Брайт встал, еле заметно покачнулся. Перед глазами все поплыло, но приступ длился недолго.

— Я не чувствую, чтобы мной кто-то управлял, — поняв немой вопрос, ответила Мили.

— Тобой никто не управляет, — Дженай вновь воззрился на потолок. — Я думал, что умнее всех. Что могу обезопасить себя. Надо было остановиться уже после первых сосудов. Они принесли больше боли, чем пользы. Но я не остановился. Не смог. Лишь спустя годы понял, что бороться злом со злом — не выход. Я, который пришел в этот мир незваным гостем, стал для него погибелью.

— Я не понимаю, — тихо сказала Мили.

— С помощью пойманного мага мне удалось пробить барьер и проникнуть... ты видела это место. Я даже не знаю, как оно называется. Не знаю, что совершили его обитатели, чтобы навлечь на себя такую кару. Но в том мире осталось нечто такое, что охотно откликнулось на мой зов. Я думал, что смогу это контролировать. Поначалу так и было. Измененные маги подчинялись — стали моей личной охраной. Как теперь я знаю, они всего лишь набирали силу. Сидящее в них 'нечто' осматривалось, привыкало.

— Их было девять? — спросила Мили, уже зная ответ.

— Нет, их осталось девять. Они не были изначально сильными, поэтому выжила лишь часть. Когда они поднялись в город и начали убивать, я сорвался.

— Ты же хотел избавиться от людишек, — прошипел Брайт, — не для этого ли создал этих тварей? И еще — почему я ничего не знаю о тебе? И тропа, и эти развалины — этого нет в моей голове, нет в памяти Обращенной.

— Опять же — ради безопасности. Я постарался сделать так, чтобы мои сосуды ничего не помнили о своем истинном создателе. А что касается людишек... Я не хотел резни, — твердо сказал Дженай, глядя алхимику в глаза. — Хотел лишь обезопасить себя. Но ошибся и признаю это. Поэтому и не взял вас обоих под контроль. Я дал вам шанс помочь себе, а мне — исправить свершенное некогда. Когда они начали убивать, их никто не мог остановить. Но дело не ограничилось одними убийствами. Сидящее в них 'нечто' наделило их силами, о которых я ничего не знал. Они могли оживлять мертвых. Тогда я ударил по городу, где и без того шла кровавая резня.

В комнате повисла тишина. Дженай ждал реакции на свои слова, но Мили и Брайт стояли, как оглушенные.

— Но девятерым удалось уйти? — почти прошептала Мили.

— Да. Они ушли в лес. Наложенная феями магия не противилась им, пропустила. Но лишь в одну сторону. Почему так — не знаю.

— Значит, они нашли поставленных в охранение людей, нашли форпост и... — продолжала Мили.

Дженай кивнул.

Брайт чувствовал себя прескверно. Обретенные знания складывались в цельную, отчего-то очень неоднозначную картину. Разумеется, стоящее перед ними существо заслуживало смерти. Но вопросы, которые алхимик боялся задавать сам себе, не имели четкого ответа. А что бы он сам сделал на месте Дженая? Как поступил? Где те рамки, которые не решился бы перейти в борьбе за выживание?

— Два последних вопроса, — Мили выглядела сосредоточенной. Ни малейшего признака беспокойства или неуверенности. — Что значат твои слова: ' Я, который пришел в этот мир незваным гостем, стал для него погибелью?'

Дженай кивнул.

— А каким будет второй?

— Что будет с... — ее голос все же дрогнул, — с Брайтом?

Алхимик, у которого в ушах появился легкий шум, посмотрел на Мили.

— Ты о чем? — он не понял последнего вопроса.

Мили молчала, выжидательно уставившись на Дженая.

— Я очень боялся, что созданные мною много лет назад сосуды станут слишком сильными. Что поглотившее их 'нечто' не остановится на достигнутом. До поры их сдерживала магия фей, но это время не прошло впустую.

— Можно короче? — не выдержал Брайт. Ему очень хотелось отдохнуть. Недолго, всего несколько минут. Прикрыть глаза. Но показать слабость перед пришельцем из иного мира он не желал.

— Они сумели открыть дорогу между вашим миром и тем, откуда черпали силу! Тем, который изменил их до неузнаваемости! — впервые за все время повысил голос Дженай. — Я не верил в это до последнего. Этого не должно было случиться. А теперь...

— Что теперь? — не сдавался алхимик. Глаза уже закрывались сами собой.

Мили то и дело бросала на него косые взгляды. Она не сомневалась: Брайт потерял слишком много крови и теперь держится на одном упрямстве.

— А теперь чудовищным образом переродившаяся плоть мертвого мира получила лакомую и легкую добычу. Боюсь, именно ты стала путеводной нитью, упрочившей связь миров. И в этом виноват только я. Представь себе заражение, которое медленно, но верно убивает твое тело. Так же будет и с вашим миром.

— Так вот почему меня выбросили.

— Значит, надо закрыть дверь в чужой мир, — пожал плечами алхимик. — Мили, ты же можешь это сделать.

Девушка молчала.

— Можешь же?

— Надо попытаться, — голос Дженая вновь стал спокойным. — Немного времени у нас есть. Потом болезнь станет необратимой. Она, — он указал на Мили, — дверь. И вскоре даже я ничем не смогу помочь.

— А если закрыть дверь, болезнь уйдет? — спросил Брайт.

— Не все так просто. Я не могу гарантировать полное выздоровление.

— Но шанс есть?

— Да.

— Брайт, не надо, — неуверенно проговорила Мили. — Единственный способ, который позволит наверняка обрубить связь с мертвым миром — моя смерть. Все остальное — риск. Мы не можем рисковать. Не должны.

Алхимик повернулся к чародейке, пристально посмотрел той в глаза. Девушка отвернулась.

— Мили...

Чародейка подняла взгляд.

— Мы не для того проделали весь этот путь, чтобы теперь опустить руки, — улыбнулся Брайт. — Мы не нашли золота, не нашли драгоценных камней. Даже обретенные нами знания не кажутся столь уж важными. Мы потеряли друзей. И я не хочу потерять тебя. Ты стала для меня той единственной драгоценностью. Я не жалею ни о чем. Все не напрасно. Не лишай меня себя. Прошу.

— Что ты предлагаешь? — тихо прошептала она.

— Бороться.

— А если мы проиграем?

— Этого не случится, — он протянул девушке руку. — Ты со мной?

Мили медлила, но Брайт не опускал руку. Наконец, прохладные пальцы Мили коснулись его пальцев.

— С тобой, — на лице девушки появилось подобие улыбки. — Что нам надо сделать? — спросила у Дженая.

— Мы отправимся в прошлое мертвого мира и попытаемся предотвратить его падение.

— Мы?

— В основе всего случившегося лежит моя вина. Пришло время исправлять ошибки.