— Их подарил мне король, — сказал Лейлор. — Да, папа, это его подарок. Я не говорил тебе, потому что не знал, как ты к этому отнесёшься.
Джим несколько мгновений молчал, потрясённо глядя на него. Холлонитовые сердца — яблоко раздора между отцом и сыном — кроваво-алыми звёздами горели на бархатной подложке, вызывающие и дорогие.
— С какой стати королю дарить тебе драгоценности? — спросил Джим, слегка оправившись от удивления. — Зачем? Что он этим хотел сказать? Отвечай!
Лейлору больше всего сейчас хотелось торжествующе крикнуть отцу в лицо, что они с Раданайтом любят друг друга и собираются сочетаться, но бледность отца и дрожь его пальцев удержали его от этого.
— Папуля, ты не волнуйся так, — вздохнул он. — Всё прекрасно... Я очень счастлив. Я очень люблю его, и он тоже любит меня. Сегодня вечером он приедет просить моей руки.
От каждого слова Лейлора отец пятился, качая головой. Его посеревшие губы беззвучно шевелились и дрожали, потом он и вовсе закрыл лицо руками и рухнул в кресло. Его реакция озадачила и напугала Лейлора. Присев у его ног, Лейлор стал осторожно отнимать его руки от лица.
— Папуль... Ну, чего ты?
Руки отца безжизненно упали на колени, а бледные губы зашептали:
— Нет, сынок, нет... Не верь, не верь ему, он не может тебя любить! Этого не может быть. Он делает это назло мне, хочет отнять у меня самое дорогое... Он мстит. Мой бедный, глупенький Лейлор, как ты мог ему поверить?
Последние слова отец вышёптывал, держа лицо Лейлора в своих ладонях и глядя ему в глаза полным слёз взглядом. Лейлора пробрал по коже мороз, но он ни на секунду не усомнился в чувствах короля, а отца ему стало жаль.
— Папуля, ну что ты говоришь! Какая месть? Что ты выдумываешь? Да, я знаю, когда-то он любил тебя, но его чувства давно остыли. Ведь столько лет прошло! Ему уже незачем мстить. У нас ним всё серьёзно, мы с ним уже обручились, нужно только твоё согласие.
— Когда у вас всё это началось? — шептал отец. — Когда вы успели?..
— В "Оазисе", — признался Лейлор. — А обручились мы ночью в лабиринте, сразу после той грозы.
Отец бессильно опустил голову.
— Ты с ним уже... уже?..
— Да, — сознался Лейлор, краснея. — Два раза. Но я предохранялся, не волнуйся.
Отец застонал и откинулся на спинку кресла, смежив мокрые, слипшиеся ресницы. Лейлора это начало раздражать, и он встал.
— Пап, ну что за трагедия? Пойми ты, у него же серьёзные намерения! Он правда любит меня!
Отец ничего не отвечал, только качал головой. Всё его лицо застыло в маску потрясения, с приоткрытых губ не слетало ни слова, и Лейлору показалось, что отец не был так убит горем даже на похоронах лорда Дитмара. Его бессильно повисшие руки лежали на подлокотниках кресла, но стоило Лейлору дотронуться до холлонитов, как они тут же, сверкнув холеными ногтями, вцепились в футляр. Лейлору пришлось приложить силу, чтобы отнять футляр с подарком короля.
— Папа, это моё! — воскликнул он. — Разве у тебя не достаточно своих украшений?
Глаза отца странно, дико и жутковато заблестели бледным бирюзовым отсветом, губы скривились.
— Думаешь, они мне нужны?.. Меня убивает то, что ты за них цепляешься!
— Разумеется, — сказал Лейлор. — Ведь их мне подарил любимый человек.
Отец поморщился, словно от нестерпимой зубной боли, и обхватил голову руками, вцепившись себе в волосы. Лейлор надел на палец перстень с холлонитом и полюбовался его алым сиянием.
— Между прочим, холлонит — мой камень, — сказал он. — Если я буду носить его, он принесёт мне здоровье и удачу.
— Что за чушь! — вскричал отец, вскакивая.
Раскидав диванные подушки, он убежал к себе в спальню, так ничего как следует и не объяснив. Лейлору оставалось лишь гадать, почему он так психует; не видя решительно никаких обстоятельств, которые делали бы его отношения с Раданайтом невозможными, он не понимал причины такого поведения отца. Всё это удручало его и озадачивало, но вместе с тем он не мог не испытывать сладкого содрогания при мысли о предстоящем визите короля. Он приедет, и всё станет на свои места — Лейлор был непоколебимо уверен в этом. Отцу останется только смириться и успокоиться: ведь не пойдёт же он против короля, в самом деле! Взяв в руки кулон на цепочке, Лейлор с удовольствием полюбовался алым искрящимся сердечком и надел его себе на шею. Надев также и браслеты, он подошёл к зеркалу. То, что он видел там, ему очень нравилось.
Впрочем, скоро отец взял себя в руки. Вечерний чай был подан в обычное время, и они собрались за столом все вместе: отец, Лейлор, Дейкин с Лайдом, Дарган и Серино. Хоть лордом Дитмаром был в настоящее время Дейкин, но место во главе стола занимал отец, а молодой лорд со своим спутником сидел по правую руку от него. Сначала главной темой разговора была предстоящая свадьба Серино; говорили о том, как Философ всех удивил своим внезапным решением остепениться, тем более что никаких предвестников этого события в последнее время не наблюдалось. Впрочем, это казалось вполне в его духе: Серино был известен своей скрытностью.
— Ну и ошарашил ты нас, старик, — сказал Дарган. — Всегда один, всегда в своих размышлениях, и вдруг — бах, свадьба!
Лейлор сказал:
— А я очень рад. Эсгин будет жить с нами?
— Мы пока не решили, где будем жить, — ответил Серино уклончиво. И добавил: — Милорд Райвенн предлагает нам жить в его доме.
— Ты хочешь от нас съехать? — нахмурился отец.
Серино пожал плечами.
— Я соглашусь с решением Эсгина. Как ему будет лучше, так и поступим.
Предстоящий визит короля отец умышленно обходил молчанием. Лейлор поразился быстроте, с которой он овладел собой: насколько истеричен он был два часа тому назад, настолько сдержан и непроницаем он стал теперь. Его глаза были уже в полном порядке, без капли влаги на ресницах и без единого пятнышка туши на веках, а украшенные изящными тонкими браслетами руки двигались над столом плавно и спокойно, наливая чай и намазывая поджаренный хлеб повидлом. На его гладком лбу серебристо блестело украшение с голубыми феонами, оплетёнными замысловатой филигранью из драгоценного каэлия, которое повторяло своей формой изгиб его бровей, а его волосы были искусно уложены и сбрызнуты лаком с разноцветными блёстками — словом, отец снова сиял во всей своей изысканной красе. Однако красота эта была незнакомая и неприступная, от неё веяло непривычным холодком.
— Папуля, ты чем-то огорчён? — спросил Дейкин.
Отец вскинул на него взгляд. В спокойной бирюзовой глубине его глаз мерцали холодные искорки.
— С чего ты это взял, дорогой? Вовсе нет, — ответил он с льдистым звоном в голосе.
Больше никто не осмелился его расспрашивать. С минуту все молча пили чай, а потом Лайд робко пожаловался, что у него болит голова, и спросил позволения пойти к себе. Брови отца дрогнули и нахмурились.
— У тебя болит голова? — насторожился он. — Может быть, стоит вызвать доктора Скилфо?
— Нет, что вы, зачем? — вяло улыбнулся Лайд. — Это пустяки. Полежу немного, и всё пройдёт.
— Ты бледен, дружок, — сказал отец. — Учитывая твоё положение, ни один тревожный симптом нельзя оставлять без внимания.
— Да нет, не нужно, — отказался Лайд. — Возможно, это ерунда... Не стоит беспокоить доктора по таким пустяковым поводам.
— Мы платим ему такие деньги, что он обязан приезжать по первому зову, даже если кто-то из нас всего лишь порежет палец, — возразил отец.
— Быть может, позже, — неуверенно ответил Лайд, морщась и потирая пальцами бледный лоб.
Дейкин сказал:
— Вызывать доктора Скилфо нет надобности, папуля. Не забывай, что среди нас целых два врача. Я сам обследую Лайда.
— С твоего позволения, я тоже приму в этом участие, — добавил Дарган.
— Ну, как знаете, — ответил отец.
Дейкин встал и подал руку Лайду.
— Пойдём, солнышко. Тебе надо прилечь. Не волнуйся, мы с Дарганом не позволим никакой болезни даже приблизиться к тебе.
После их ухода отец слегка отодвинулся от стола, давая понять, что чаепитие окончено. Сказав, что его беспокоит самочувствие Лайда, он ушёл, и Лейлор с Серино остались вдвоём допивать свой остывший чай. Эннкетин с услужливым поклоном осведомился:
— Желаете ещё что-нибудь, господа, или прикажете убирать со стола?
— Мне капельку маиля, — попросил Серино.
Эннкетин наклонил блестящую голову.
— Сию минуту, сударь.
Он принёс графинчик перламутровой густой жидкости и хрустальную рюмочку, после чего с поклоном удалился. Налив себе рюмку маиля, Серино откинулся на спинку стула и неторопливо выпил, смакуя каждый глоток. Лейлору нестерпимо хотелось с кем-нибудь поделиться своим счастьем, и он сказал:
— А у меня тоже будет свадьба, вот так.
Серино удивлённо поднял брови.
— У тебя? Это ещё с кем?
— А вот, — улыбнулся Лейлор, напустив на себя таинственность. — С минуты на минуту приедет мой избранник... Просить моей руки.
— Так, так, это новость, — оживился Серино, двигая стулом. — Когда же это ты успел, малыш? Ну и ну! Кого же ты очаровал? Хотел бы я взглянуть на этого голубчика.
— "Голубчик"! — рассмеялся Лейлор. — Слышал бы он, как ты его назвал! Ручаюсь, ты упадёшь, когда его увидишь.
— Почему это я должен упасть? — улыбнулся Серино, обнимая Лейлора за плечи и привлекая к себе. — Он что, какой-то экстравагантный тип?
— Не экстравагантный, — сказал Лейлор. — Дело не в том, какой он, а в том, кто он.
— И кто же он? — поинтересовался Серино.
— Не скажу, — лукаво ёрзнул на своём стуле Лейлор. — А то впечатление будет уже не то.
Серино налил себе ещё рюмку маиля.
— Кажется, я понимаю, почему папа сегодня такой напряжённый, — сказал он. — Из-за этого визита?
Лейлор вздохнул.
— Папуля не в восторге... Но это ничего — поломается и успокоится.
Серино выпил вторую рюмку и устремил на Лейлора серьёзный взгляд из-под нахмуренных бровей.
— Так, малыш, признавайся: с кем ты связался? Я должен знать, ведь я всё-таки твой старший брат.
Лейлор шутливо ткнул его кулаком в плечо.
— Да не переживай... Он классный. Самый классный, замечательный, самый прекрасный во всей Вселенной. Я его очень люблю, и он меня тоже. Он не может сделать мне ничего плохого.
— Откуда ты знаешь? — Серино хотел налить себе ещё маиля, но передумал и отодвинул графин.
— Знаю и всё, — улыбнулся Лейлор. — Когда ты его увидишь, ты поймёшь.
Серино задумчиво нахмурил брови, провёл пальцем по краям пустой рюмки.
— По-моему, я начинаю соображать, что к чему, — проговорил он. — Эти твои выкрутасы в лабиринте — истерика, ссора с папой... Это тоже связано с этим твоим... избранником?
Лейлор молчал, сдерживая дрожь в уголках губ и избегая смотреть брату в глаза. Но Серино уже сделал выводы, и они были не слишком благоприятны.
— Послушай, малыш... Ведь если папа не в восторге от твоего выбора, это что-то значит. Может быть, стоит прислушаться к его мнению? Он тебе плохого не посоветует.
— Да ничего это не значит! — воскликнул Лейлор раздражённо, встряхнув кудрями. — Ему ничего не нравится, никогда. Он только и ищет повода покритиковать меня, придраться к чему-нибудь. У него это уже вошло в привычку. Я его очень люблю, но в последнее время он стал невыносимым занудой. Знаешь, я думаю, он просто не хочет, чтобы я становился взрослым. Держит меня за маленького, думает, что я ничего не понимаю!
— Конечно, ты уже большой, — с улыбкой проговорил Серино, ласково заправляя локон волос Лейлора ему за ухо. — Но всё-таки не мешает быть легче на поворотах. Надо признать, что жизненного опыта у тебя ещё маловато, и прислушиваться к старшим совсем не вредно.
— Только не надо меня поучать, — сморщился Лейлор, отодвигаясь. — Я не ребёнок. Думаешь, я не понимаю, насколько серьёзен этот шаг? Прекрасно понимаю. Но я не представляю рядом с собой никого, кроме него. Мне нужен только он и больше никто.
— Ладно, — вздохнул Серино, чмокая его в нос. — Посмотрим на твоего избранника. Может быть, ничего плохого в этом и нет, и папа зря переживает.
— Конечно, зря! — воскликнул Лейлор.
Серино, подумав, всё-таки выпил третью рюмку маиля и разрешил Лейлору выпить полрюмки.
— Но папе об этом ни слова, — сказал он, погрозив пальцем. — А то мне попадёт.
Лейлор хихикнул и торжественно застегнул себе рот на невидимую молнию.
Ему пришлось изрядно понервничать в ожидании приезда короля. Он полагал, что Раданайт приедет к ужину, но со стола уже убирали, а короля всё не было. Кроме того, у Лайда голова разболелась всерьёз, а вдобавок к этому отекли ноги и подскочило давление. Пришлось вызывать доктора Скилфо, и тот настоятельно порекомендовал поместить Лайда в натальный центр вплоть до самого разрешения от бремени, дабы избежать серьёзных осложнений. Лайда увезли, а встревоженный Дейкин поехал с ним. Дарган уехал к своему другу, сказав, чтобы его не ждали, а Серино удалился в библиотеку — работать над своей диссертацией.
Только в начале одиннадцатого на площадку перед ангаром опустились три одинаковых чёрных флаера-"лимузина". Внутри у Лейлора распрямилась туго скрученная пружина, и он подбежал к окну. Просияв улыбкой, он бросился встречать короля. Выбежав на крыльцо, он с бешено колотящимся сердцем наблюдал, как из флаеров эскорта выскакивают подтянутые фигуры в чёрной форме; у двоих охранников в руках было по корзине с огромным ворохом цветов, ещё один держал какой-то небольшой серебристый предмет полуцилиндрической формы. Раданайт, сверкая великолепными лакированными сапогами, королевской цепью на груди и феоновой короной, шёл к крыльцу твёрдым стремительным шагом, и полы его плаща развевались за ним на ветру, как чёрные крылья. Поднявшись на крыльцо и поравнявшись с Лейлором, он остановился, окидывая взглядом сумрачный фасад дома.
— Кажется, мне здесь не рады, — проговорил он с чуть приметной усмешкой.
— Вы ошибаетесь, ваше величество, — ответил Лейлор едва слышным, срывающимся от волнения голосом. — Вам очень... очень рады!
Раданайт улыбнулся, взяв его за руки и нежно сжав их.
— Я знаю, что ты мне рад, мой милый, — сказал он. — И мне этого довольно. Я счастлив снова видеть тебя.
Рука об руку они вошли в дом. Джим в этот момент как раз спускался по лестнице в гостиную, облачённый в самый лучший свой наряд, лилово-белый, с золотой вышивкой. К его плечам была приколота длинная шёлковая накидка с отделанным белыми кружевными цветами верхом, а в причёске мягко переливался жемчуг. Он спустился, держась с величавым достоинством, сверкая каэлиевой филигранью и голубыми феонами на лбу; при сравнении его с Раданайтом даже было трудно сказать, кто из них король. На пару мгновений Раданайт застыл, молча глядя на него, и в его взгляде мелькнула тень восхищения. Учтиво, но не теряя достоинства, Джим склонил голову, приветствуя короля.
— Прошу прощения за поздний визит, — сказал Раданайт. — Раньше не смог выбраться.
— Что вы, ваше величество, это нам следует приносить извинения, что не встретили вас должным образом, — ответил Джим. — Спутник Дейкина плохо себя почувствовал, и пришлось отправлять его в натальный центр. Ужин уже прошёл, а за этими хлопотами мы не успели собрать новый стол.
