| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Союзники собирались идти по островам начиная с самого западного — острова Пальма — от него до Африки было почти 500 километров, поэтому хотя бы с континента истребительная авиация не будет докучать. Площадь острова — 700 квадратных километров, размеры — примерно 35 на 20 — то есть он по идее мог простреливаться корабельной артиллерией насквозь. Расположенная на острове пехотная дивизия не самой высокой боеспособности тоже вряд ли смогла бы организовать сильное сопротивление. Проблема была в том, что остров был покрыт горами, которые давали много укрытий от корабельной артиллерии, которая стреляла настильно, а также большим количеством лесов, дававшим укрытие уже оборонявшимся. Обширные вересковые поля с кустарниками до восьми метров высотой также не позволяли продвигаться вперед слишком быстро — постоянные засады сильно затрудняли продвижение.
Поэтому сама высадка десанта прошла сравнительно легко — тридцать самолетов, что базировались на острове, были отогнаны самолетами с авианосцев, подводные заграждения на пляжах разведаны и подорваны частью подводными пловцами, частью — расстреляны корабельной артиллерией, подходы протралены от мин, охрана побережья расстреляна из корабельных орудий и отошла вглубь острова, и десантные средства — уже новых конструкций — спокойно выбрасывали на пляжи все новые и новые пехотные взводы и танки практически без огневого противодействия — скрытая за холмом гаубичная батарея была быстро подавлена авианалетом.
А вот дальше все стало идти все хуже и хуже. Скрытые в горных долинах аэродромы и просто взлетно-посадочные полосы принимали немецкие самолеты с соседних островов, и после нанесения мощных ударов по флоту и десанту союзников они уходили обратно, избегая ответного удара. А рассредоточенные по пещерам запасы топлива и боеприпасов практически не страдали от бомбардировок и тем более обстрелов с кораблей. От самого крупного острова — Тенерифе — до Пальмы было всего 100 километров, поэтому немцы начали перебрасывать на него все больше и больше самолетов, так что уже через неделю их количество сравнялось с количеством самолетов у союзников, а более удобные взлетные площадки позволяли вылетать в любую погоду — это авианосцу надо идти против ветра, чтобы обеспечить самолетам взлет, а потом и посадку, тогда как более длинные сухопутные ВПП не накладывали таких ограничений. И восстанавливать сухопутные ВПП было не в пример проще, чем взлетные палубы авианосцев. Количество РЛС также увеличилось с трех до пятнадцати, уплотнилась и ствольная ПВО, были доставлены даже две зенитно-ракетные установки.
В итоге уже через две недели союзники потеряли три ударных и пять эскортных авианосцев — по два из них смогли уйти своим ходом обратно в американские порты, а остальные затонули, в том числе и два новых ударных авианосца типа "Эссекс" — сам "Эссекс" и "Йорктаун" — громадины длиной 265 метров и водоизмещением под тридцать тысяч тонн, они несли более сотни самолетов и были защищены броней до ста миллиметров, хотя третий из успевших к сражению за Канары Эссексов — Интерпид — отделался небольшими повреждениями и пожарами (в РИ все эти корабли отправились на Тихий Океан против японцев). После этого преимущество немецких войск в самолетах стало уже подавляющим, и тут-то немцы принялись за высаженный десант и поддерживающие их корабли — линкоры, крейсера, эсминцы. Кораблям поддержки пришлось срочно отходить от негостеприимных вод, а уже высаженному десанту не оставалось ничего другого, как только медленно но верно зачищать остров от остатков немецких войск — союзники успели высадить три пехотные дивизии, сотню танков, достаточно боеприпасов и продовольствия, чтобы задавить последние очаги сопротивления и вести успешную контрпартизанскую войну — этим они и занимались до двадцатых чисел сентября, когда от Америки двинулся "Канарский экспресс" — союзники, зацепившись за один из Канарских островов, решили есть слона по частям, для чего сначала забросить на остров эскортными авианосцами несколько сотен самолетов, чтобы они работали с суши — со взлетных площадок, как с тех, что были подготовлены немцами ранее, так и с тех, что сейчас оборудовались занявшими остров сухопутными частями союзников. А бомбардировщики долетят и сами, хотя союзники пока не знали как справиться с новой напастью — во время налетов на Германию несколько десятков бомбардировщиков совершили вынужденную посадку, и более десятка из них немцы восстановили, присвоили им шифр "Дорнье До 200" и стали использовать против союзников — очертания и раскраска путали противовоздушную оборону, и эти самолеты могли подносить свой груз очень близко к цели — именно так был потерян один из авианосцев (с РИ такие самолеты влезали в строй бомбардировщиков и передавали курс и скорость передвижения бомбардировочных соединений).
И, судя по долетавшим до нас слухам, сейчас в штабах союзников царило уныние — своей армадой они собирались быстренько захватить Канары, за месяц перетащить на них громадные количества запасов и войск, этими силами мощно и сразу взломать оборону Африканского побережья благо до него оставалась бы сотня километров, которые можно пройти сразу на высадочных средствах, если позволит погода, и затем, захватив порты в Африке, начать продвижение дальше на восток и на север — освободив южный берег Гибралтарского пролива, можно будет пускать корабли все дальше и дальше вдоль южного побережья Средиземного моря, что еще больше усилит логистику. Грузы — это победа.
Теперь же получалось, что даже на захват Канар потребуется больше сил, которые неоткуда взять кроме как с Тихоокеанского направления, и взять их оттуда придется — метания туда-обратно до добра точно не доведут и надо дожать хотя бы одного их противников, а Китай ... да черт с ним, с Китаем — потом подберется сам собой.
ГЛАВА 21.
До войны американцы уже начинали прибирать Китай к рукам — впрочем, как и другие империалистические державы — Англия, Франция, Япония, до Первой Мировой — Германия и Россия. Для всех них Китай был важен и как источник дешевого сырья и своим огромным рынком сбыта — более четырехсот миллионов китайцев, да хотя бы по доллару в год с каждого ... лакомый куш. Для меня же Китай был интересен своей третьей силой — как я про себя называл организованные структуры, которые не определяли мировую политику, не были достаточно мощными, но вместе с тем пытались играть какую-то самостоятельную роль. Нашу республику я относил именно к таким силам, и, чтобы определить дальнейшую тактику и стратегию, интересовался — а что же происходит с аналогичными силами по миру ? Глядишь, на что-то новое и наткнусь. С французскими силами де Голля было понятно — их карта бита, по крайней мере на этом этапе — недостаток ресурсов, которые к тому же были почти все потеряны, думаю, надолго выбил Генерала из ряда Третьих сил. А вот в Китае такой третьей силой были коммунисты, и я по крохам собирал информацию о том, как они столько лет держались во враждебном окружении — в этом плане они сильно напоминали нашу республику — также создали собственные территории, также опирались на тактику широкой партизанской войны, также рассматривались основными противниками как второстепенный фактор — как немцы основные усилия направляли против РККА, так и японцы основным врагом считали Гоминьдан.
Путь коммунистов был недолог, но тернист. Во второй половине 19го века в Китае существовало множество тайных обществ, которые противостояли Цинской династии, правившей Китаем с середины 17го века. В 1885 году заканчивается франко-китайская война, в результате которой Китай потерял Северный Вьетнам, а с ним — и важную водную и транспортную артерию — Красную Реку — по которой с морем связывались южные провинции Китая. Беззубость цинской династии, нищета подавляющей массы населения Китая подвигает молодежь объединяться в тайные общества, которые пытаются разрабатывать доктрины выхода из постоянного кризиса. К этой когорте принадлежал и Сунь Ятсен, который родился в бедной крестьянской семье, но смог получить образование в миссионерских христианских школах, затем — диплом врача. Еще на студенческой скамье он составляет свою программу выхода из кризиса, которая сначала базировалась на постепенных изменениях, что в общем-то не свойственно молодым людям. И только неудача с продвижением этой программы среди цинских чиновников приводит его к мысли о необходимости революции.
Очередное поражение Цинской династии — теперь уже в японо-китайской войне 1894-95 годов — подвигает Сунь Ятсена отправиться на Гавайи к брату, чтобы собрать там средства на революционное выступление. Именно на Гавайях в 1894 году 28-летний Сунь Ятсен создает первую революционную организацию — Союз Возрождения Китая — ее эмблема — белое солнце на синем фоне — затем перекочует к партии Гоминьдан. В конце 1895 года власти раскрывают планировавшееся организацией восстание в Гуанчжоу, а Сунь бежит в Японию, где наконец состригает косичку — знак подчиненности китайцев маньчжурам — те заставляли носить ее китайских мужчин, как бы намекая тем что они на самом деле бабы. Из Японии он отправляется в Европу — искать деньги и единомышленников, впрочем — непонятно на какие деньги он смог туда поехать, хотя в его Союзе состояли небедные люди — помещики, врачи, учителя — могли что-то и внести в кассу организации.
По возвращении в 1905 году в Японию он на базе своего Союза и других революционных организаций — Союза обновления Китая, Союза возрождения славы Китая и других — создает Тунмэнхой — Объединенный союз — эта партия была уже более массовая, с отделениями во всех провинциях Китая. Ее тактикой стала организация местных восстаний в надежде, что они разгорятся во всекитайское, как за несколько лет до того произошло с восстанием боксеров. Не срослось — восстания, к которым привлекали местные тайные общества в качестве поставщиков бойцов, раз за разом проваливались, авторитет Тунмэнхоя падал, от организации постепенно откалывались все новые и новые куски, падал и авторитет Сунь Ятсена.
И тогда организация стала работать по самой причине своих провалов — многочисленные агитаторы стали проникать в армию. Несколько восстаний уже армейских частей также закончились провалом, но в октябре 1911 года вспыхнуло Учанское восстание — его подняли солдаты саперного батальона — один солдат смог заныкать после учебных стрельб винтовочный патрон, офицеры-маньчжуры это прощелкали, а винтовки у солдат и так были, поэтому ночью они этим патроном застрелили часового у склада с боеприпасами — и понеслась. К восставшему батальону тут же присоединились другие воинские части — распропагандированные революционными организациями солдаты-китайцы только и ждали случая восстать против маньчжуров. Через два дня весь Учань был в руках восставших, власть взял совещательный совет — орган местного самоуправления, которые на свою голову создавало само Цинское правительство (ну прямо как в Российской Империи !), к восставшим стали стекаться добровольцы, которых было чем вооружить — в Учане был крупный арсенал, пороховой завод, склад вооружения, а также большие запасы серебра, золота, банкнот. Началась Синьхайская революция (1911 год по китайскому лунному календарю — год Железной крысы — Синь-хай).
За месяц до этого цинскими войсками с трудом было подавлено восстание в Сычуане — правительство национализировало компанию по строительству железной дороги, что ударило по миллионам вкладчиков, те взбунтовались, захватили Сычуань и объявили ее свободной от власти цинской монархии. С удавшимся Учансим восстанием все вспыхнуло вновь, разгорелись восстания армейских частей в других городах. Верные цинской династии войска были двинуты на восставших, причем действовали жестоко, сжигая села и города, находившиеся на территории восставших. Но это привело к обратному эффекту — сопротивление только росло, в итоге две центральные провинции Китая провозгласили независимость от центрального правительства. Правительство же вдруг заголосило "я все прощу !", пообещало провести конституционную реформу, ввести парламент, амнистировать политзаключенных и даже уравнять в правах маньчжуров и китайцев. Поздно. Доведенный до ручки народ уже не хотел даже слушать своих бывших правителей.
Более того — к народу присоединялись и части так называемой "новой армии" — после поражения в японо-китайской войне маньчжуры вдруг поняли, что их Восьмизнаменная армия — полный отстой, и начали формировать армию европейского образца. Одной из таких армий была Бэйянская армия, созданием которой занимался потомственный военный Юань Шикай. Перед революцией он находился в опале, но как началась революция, о нем тут же вспомнили и пригласили на командные должности, лишь бы погасить революцию. Но условия, на которых Шикай был готов возглавить цинскую армию, поначалу не устроили власти. Вот только части Бэйянской армии тоже начали переходить на сторону восставших, а ведь она располагалась недалеко от Пекина. Переходили на сторону восставших и другие части других армий, и даже целые провинции — к началу революции многие наместники и губернаторы были практически независимы от цинской империи и налаживали свои связи с внешним миром в обход столицы — особенно эта тенденция усилилась после Боксерского восстания, когда императрица попыталась увеличить налоги чтобы выплачивать контрибуцию. Чиновники сказали "конецно сделаем !" и потом по тихому профутболили свое начальство. Более того — последующая попытка переложить на плечи местных администраций содержание новых армий привело только к тому, что эти армии по факту стали подчиняться именно этим чиновникам. Так что если чиновник говорил цинскому правительству "нафиг с пляжа !", то у него была сила, которая могла подкрепить его слова.
В итоге по Китаю катился эффект домино, так что 2го ноября — всего через полтора месяца после начала революции — Юань Шикаю все-таки предложили пост премьер-министра и главкома всех вооруженных сил на его условиях. Но в Пекин он не спешил — по пути вел переговоры с различными группировками, благо что судьба монархии была уже понятна — за полтора месяца только из Пекина в Манчьжурию сдернуло четверть миллиона манчьжурских "аристократов" — как и через шесть лет в России, крысы впереди собственного визга бежали с тонущего корабля, от трона они могли только получать плюшки, но не вставать грудью на его защиту.
А "парад суверенитетов" продолжался — с начала по середину ноября о своей независимости от трона объявили аж семь провинций, причем восточных — самых густонаселенных, а юг был уже неподвластен царице.
16 ноября Юань Шикай формирует правительство, удаляет дворцовую стражу — императрица и князья становятся фактически его заложниками. Причем Шикай вел переговоры с республиканским югом, и одновременно его войска вели успешное наступление на повстанцев. Но к началу декабря под властью цинской династии — а по факту Юаня Шикая — остались только провинции вокруг Пекина и дальше на восток, до Синцзяна. Внешняя Монголия отвалилась — там образовалась Богдоханская Монголия, которая в 1924 стала Монгольской Народной Республикой. Отвалился и Непал. Юань же Шикай в конце ноября в последний раз "рыкнул" своими войсками на республиканцев, чтобы они были сговорчивее — захватил Ханьян, после чего обратил взор на саму династию.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
