— Так там волнения какие-то были на востоке. Потому подкреплений не было. А теперь вроде как замирились, всех простили, так вот и празднуют. И с войсками Лейна вроде как покончили. Так что скоро полегче нам станет.
— Куды там полегче, — скривился десятник. — Так и будем всю зиму скакать по лесам. Легче было бы, если бы раздолбали их да обратно погнали. А мы вона жжем да рушим. Эт сколько строить-то!
— Так вот, может, подкрепление подойдет, да и раздолбаем. "Волки" ведь придут.
— Жди!
Десятник хоть и спорил, а в душе явно надеялся на это же: чтобы скорее война закончилась, и все вошло в обычное русло. А вот Шела совсем этого не хотел. Опять все было так, как в Иазере: понятно, где враг, где друг. Понятно, чем себя занять. А закончится война и куда он денется? Вот только бы с видениями этими разобраться. Что если он и вправду с ума сходит?
А Катрис в этом воспоминании совсем другая была. Вернее, сначала такая же — жаркая, соблазнительная, а потом скромная. И такая — сдержанная, но готовая на любую жертву ради сестры, — она настоящая. Если бы она себя так вела, когда служила в доме Декокта, он бы тоже в нее влюбился. Но эта развратная женщина, приходившая к нему ночью и ловившая его днем... Он потер виски — голова снова начала болеть. Уснуть бы без сновидений, чтобы отдохнуть по-настоящему.
21 дисамбира, Бефкаремская пустошь
Вчерашний день отнял много сил. Когда они делали краткие привалы для отдыха на островках травы, Ялмари охватывало отчаяние: казалось, они почти не удалились от черного круга, возле которого вышли на поверхность. Они шли даже в сумерках, пока не стемнело. Только тогда остановились на ночевку. Вокруг стояла непривычная тишина — лес, с шумом деревьев и пением птиц, был далеко. За весь день принц не заметил даже птиц в небе. Ветер налетал порывами, но он тоже "молчал".
Костер им развести было нечем, они улеглись довольно близко друг к другу на голой земле, чтобы уместиться на пяточке без рыжей глины. Стражу можно было не выставлять. На целый шавр вокруг не было ни души.
Ялмари спал очень плохо. Он придерживал рукой Илкер, словно боялся, что она исчезнет куда-нибудь. Исчезнет навсегда. Беспокойство, посеянное Люне и Балором, не проходило. Он не хотел вести жену в Хор-Агидгад, но что если из-за него она погибнет здесь? Вновь охватило это неприятное чувство, будто он потерял контроль над событиями, словно кто-то иной ведет его. Вот бы сейчас тоже приснился какой-нибудь сон, который помог выпутаться из всего этого...
Но вместо сна приходила тревожная дрема. Что-то давило на виски, грудь. Мешало дышать, рассуждать здраво. Когда время близилось к рассвету, принц проснулся. С удивлением заметил, что на небе появились тучи, закрывающие звезды. Полуполковник оказался прав — погода менялась быстро. Но это объясняло давящее ощущение — перед грозой всегда так бывает.
Убедившись, что все спят, Ялмари отошел подальше от стоянки и, обратившись в волка, помчался на запад. Раз уж не спится, надо проверить, сколько им еще идти. Поискать лучшую дорогу.
На этот раз бег не приносил удовольствия. Рыжая пыль взметалась из-под лап, забивая нос. Ветер стих. Он не мог бежать так быстро, как обычно, — все требовало дополнительных усилий. Но увиденное им не радовало — трава попадалась реже и реже. Это значило, что дальнейший путь с каждым днем будет тяжелее. Может, вернуться, пока не поздно?
Он отсутствовал около часа, но небо нисколько не посветлело — там сильнее сгустились тучи. Ялмари повернул обратно. Следовало вернуться до рассвета, если он не хочет, чтобы Герард увидел, как он обращается в волка. И почти сразу по носу ударили капли дождя. Небо было черным, но не таким, какое бывает ночью. Их ждала не легкая зимняя морось...
В следующее мгновение с неба хлынула водная лавина. Это нельзя было назвать ливнем, только лавиной. Такой, что заливает глаза и ноздри, не давая ни смотреть, ни вдохнуть. Ялмари помчался вслепую, открыв пасть, но уже через трость лапы погрузились в жидкую грязь.
Вот о чем говорила Люне! Даже пока красная почва была сухой, по ней нелегко было идти, но сейчас она быстро превращалась в густую красную сметану. Лапы утопали все глубже, и единственное спасение было в том, чтобы мчаться быстрее, не останавливаться. Но это спасение есть у него и у Балора. Люди увязнут в этой ржавой жиже. При таком ливне пустошь очень скоро превратится в грязевую топь. Ялмари заметался в поисках тропки, которая могла бы выдержать вес людей. Должна же быть хоть какая-то дорога...
Чутье бросило его к очередному кустику травы, когда дождь чуть поредел. Он не ошибся: тут земля была тверже, но это ненадолго. Еще с полчаса дождя — и эту тропку тоже размоет, очень уж тоненько она вилась среди пустоши. Но они должны попытаться.
Он уже различал небольшой островок и столпившихся на нем людей. Его с такого расстояния мог заметить разве что Балор, но Ялмари перекинулся и дальше побежал как человек. Он чувствовал страх людей, который сменялся надеждой при виде его. Но это настолько призрачная надежда... И только у Илкер он заметил удивление. Что-то вроде: "Так значит, это будет так?" — будто хотела сказать она.
"Нет, не так, любимая. Ты не погибнешь", — он дернул девушку на себя, подхватил на руки и заторопился по становящейся зыбкой тропе. Люди спешили за ним — он слышал тяжелое дыхание. Даже с такой ношей он шел довольно быстро.
Но они не успевали. Ноги погружались в грязь. Илкер прижалась к нему и съежилась: она старалась стать маленькой и легкой, не мешать ему. Страха в ней по-прежнему не было. "Ты и так легкая", — он крепче прижал ее к себе.
Теперь он шел с трудом. С каждым шагом грязь затягивала его. Вот тогда Илкер испугалась. Она не вскрикнула, только крепче вцепилась в его куртку. А за спиной раздавались ругательства и проклятия.
Ялмари уже не мог сдвинуться с места: коричневая жижа надежно обхватила колени, прочнее, чем серебряные кандалы.
И тут он вспомнил. Давний бред, когда он лежал раненый акурдом. Ему приснилось это. И он умер в этом сне. Тогда пришло такое же удивление, как у Илкер: "Неужели все будет так?"
Он оторвал девушку от себя и поднял повыше. Дождь стал реже. Он вот-вот прекратится. Может быть, она выживет... Илкер закричала, распласталась по грязи, схватила за куртку, чтобы удержать. Ее попытки были бы смешны, если бы они не были так близко к смерти.
За спиной раздался другой вопль:
— Дерево! Кто-нибудь, дайте мне кусок деревяшки! — это Люне. Сошла с ума? Он не мог обернуться, чтобы взглянуть на нее. — Да шереш вас раздери, — заорала девушка, — неужели ничего нет? Если мы утонем, вам это не пригодится.
— Держи топор, — прохрипел Етварт.
Как она умудрилась получить требуемое и не утопить инструмент в грязи, Ялмари не видел — грязь дошла до бедер. Илкер оглянулась, а он явственно слышал, как Люне шепчет какую-то тарабарщину. А потом тонкая полоска грязи густеет, кое-где покрывается корочкой.
— Быстрее! — крикнула Люне. — Это ненадолго.
Илкер отползла, уступая место Етварту и Балору. Они несли только вещи, поэтому не увязли так глубоко. Общими усилиями вытащили Ялмари из грязи, и снова побежали по дорожке.
Как только грязь земля под ногами становилась мягкой настолько, что затягивала ступни, Люне вновь наклонялась к ней и что-то бормотала. С каждым разом она слабела, а когда произнесла последнее заклинание, свалилась без чувств. Теперь пришлось нести ее. Благо дождь закончился, а впереди показалась обычная степь, покрытая сухой травой.
Когда они добрались до нее, упали вповалку. Мокрые, заляпанные грязью с ног до головы, они с хрипом втягивали воздух, а полуполковник зарычал. Это было так неожиданно, что стало страшно.
— Етварт! — одернул его Ялмари, не выдержав.
Шрам тут же умолк и еле слышно просипел:
— Я не верил, что мы выберемся. Ей богу, не верил.
22 дисамбира, Хаббон, Гучин
Челеш любил Гучин. Вампиру легче там, где погода прохладней, — кровь и так будто кипит в венах. На Галдае они задыхались. На Гереле, особенно на севере было чуть легче — тут он носил самый тонкий плащ и то, чтобы не привлекать внимания. Была бы его воля, ограничился бы камзолом.
Добравшись до Хаббона, он не стал расспрашивать о нужном ему трактире, и сам легко его найдет. Он был немногословен, как отец. При воспоминании о крепком, уверенном в себе мужчине с короткой темной бородой и густыми, едва начавшими седеть волосами, в душе не появилось боли или грусти. Может, потому что отец, сам того не зная, подготовил его к любым поворотам в жизни?
Когда ему исполнилось двенадцать, у соседей произошла трагедия: единственный сын упал со стропил при строительстве новой церкви и повредил спину. Какое-то время родители еще мечтали, что он поднимется, но вскоре стало ясно, что позвоночник поврежден сильно. Пролежав в кровати месяц, мальчишка перерезал себе горло столовым ножом, пока мать вышла из комнаты за вином. Его хоронили на проклятом кладбище, и почти никто не пришел проводить самоубийцу. Но отец пришел и привел Челеша. Они стояли поодаль, за спиной несчастной женщины, рыдающей на могиле сына. И ему негромко объясняли:
— Знаешь, от чего он умер? Не от того, что перерезал горло. И не от того, что повредил спину. И не от отчаяния. Он умер от жалости к себе. От того, что не умел смотреть вперед, а только оглядывался назад. Многие скажут, что лучше такая смерть, чем жизнь в постели. А я скажу, что есть люди, которые не ходят с рождения. И они не были никому в тягость. Даже сидя на одном месте можно многое сделать руками, а руки у него были здоровы. Можно многому научиться и быть счастливым, если научиться смотреть вперед, а не назад...
Эти слова и вспомнились, когда Челеша обратили в вампира. Отец был главой кузнечного цеха. Он готовил сына к тому, чтобы тот принял на себя часть обязанностей. А пока решил его женить. Выбрал для него хорошую девушку: красивую, добрую и с богатым приданным. По случаю помолвки отец позволил Челешу погулять в трактире. Впервые в жизни он напился до бесчувствия. Проснулся в вонючей подворотне, почувствовал такую слабость, что не мог встать на ноги, а на шее болели раны. Сутки он провалялся там, а когда пришел в себя, понял, что домой не вернется, потому что он не человек. Отказался от крови, несколько дней боролся с собой изо всех сил, а в результате убил ребенка, потеряв разум от голода. Еще около трех лет скитался в лесах, пытаясь совладать с новой природой, но вместо этого убивая снова и снова...
Челеш не оглядывался назад. Он смотрел вперед и опять боролся с собой. Еще до того как он влился в семью Шонгкора он выработал тот же кодекс: раз он не может не убивать вообще, надо убивать мерзавцев. Так он и делал. Ходил из города в город, из деревни в деревню, прислушивался к разговорам, присматривался к людям. Выносил приговор. Вот только в родной город он никогда не приходил. Челеш был уверен: то, что с ним произошло, не случайно. Кто-то хотел, чтобы у отца не осталось наследника. Но вот кто нанял вампира: двоюродный брат отца, желавший стать наследником, или тайный поклонник его невесты, — этого он так и не узнал.
Ему было страшно оглянуться. Страшно увидеть, как его семья живет без него. Страшно увидеть, что у них все плохо, и страшно увидеть, что они счастливы. Надо смотреть вперед, представив: все, что было до обращения, — это всего лишь приятный сон...
Челеш довольно быстро нашел "Жирного гусака". Нужно быть внимательным к людям, к их повадкам. Вот этот квартал вполне добропорядочный, а здесь такими только притворяются. И пьяная молодежь устроившая потасовку на улице, на самом деле устроила ловушку. Вон как глаза сверкают, следят за каждым его шагом.
Он ловко перехватил ладонь, срезающую у него кошель. Пусть он и был почти пуст — для вида висел, но и его он не отдаст. Парень завыл — Челеш слишком сильно сжал кисть, возможно, сломал. Драка мгновенно прекратилась и его окружили. Забавно было следить за их наглыми рожами и при этом обостренным чутьем "видеть" каждое движение за спиной.
— Ой, рука-рука-рука... — причитал семнадцатилетний воришка.
Челеш казался им ровесником, а значит, совершенно безопасным. Резкий удар локтем назад, еще кто-то завыл, а потом упал и затих. После этого он выхватил меч, и быстро ударил по запястью с тянувшимся к нему кинжалом. Пронзительный крик вновь пронесся над улицей, а вот первый вор затих, изумленно глядя на прохожего. Челеш обвел мечом вокруг себя, заставляя остальных расступиться. Тот, кого он ударил локтем, так и лежал, скрючившись на земле. Неужели убил, не рассчитав силу удара? Хотя здесь он бы многих убил, жаль нельзя задержаться на неделю. И жаль, что этот труп пропадет бесполезно. Он втянул запах крови. Это напугало малолеток, они отступили дальше. Поразительно, что никто до сих пор не произнес ни слова. Обычно начинались вопросы, хотя бы: "Кто ты?"
— Запомните, ребятки, — он дождался, когда раненый перейдет с крика на скулеж. — Не каждый, кто выглядит простаком, на самом деле простак. "Жирный гусак" далеко?
— Нет, — мотнул головой один из парней, и взгляд у него был волчий.
Сейчас не кинется, умен, но постарается выследить и, собрав дружков покрепче, отомстить. Значит, встретимся еще.
— Благодарю за помощь, — Челеш еще раз повел мечом вокруг себя, расчищая дорогу.
Он легко уклонился от пущенного ему вслед кинжала, только полы плаща взметнулись в воздухе и невозмутимо продолжил путь. Он мог бы убить их всех. Но сейчас много свидетелей. Не убивать же половину города из-за этого маленького инцидента. Что если им придется поселиться в Хаббоне?
В трактире царил полумрак. В ноздри ударил запах немытых тел и перегара. Оборотень бы тут умер, едва вдохнув. Вампир же через эти запахи прежде всего чувствовал кровь. На этот раз с примесью дешевого пива и граппы. Не торопясь отойти от двери, Челеш окинул взглядом присутствовавших. Шонгкор сказал, что Вааса всегда тут. Прямо у стойки, за которой стоял хозяин заведения, сидел, скорчившись, пьяненький старичок и что-то втолковывал толстяку. Челеш хмыкнул и направился прямо к нему, но дорогу преградила грудастая женщина, бросившись ему на шею.
— Кааакой красивый мальчик... — пропела она.
Он привык к тому, что привлекает в основном зрелых женщин. Девушки считали его недостаточно опытным. Если бы Шонгкор позволил ему задержаться, он, пожалуй, провел бы с ней одну ночь, а пока вновь перехватил ладонь, тянущуюся к кошельку. На этот раз осторожно, чтобы не повредить.
— Сударыня, — гримаса, которая появилась у него на лице, способна заменить улыбку для такого общества, — если вам нужны деньги, скажите. Я делюсь ими только по собственной воле.
— Надо же какой? — за спиной встал громила. — Изъясняется-то как! Ты случаем не заблудился птенчик?
"Опять драться? Не очень удачное начало". Челеш заметил, что и старик за стойкой, и хозяин смотрят на него.
— Хозяин, — крикнул он. — Я могу убить пару человек и еще пару покалечить, после чего уйду. Или мне все-таки позволят отобедать, и мой кошелек будет принадлежать вам.
