Влюбленные в море

Юноша грустно кивнул.

— Бредит, — подтвердил он словесно. — И каждый раз говорит так... убедительно, четко, словно ко мне обращается.

Он хотел сказать еще что-то, вернее, спросить, и сеньор Бри знал даже, что, но ответить на его вопрос не смог бы даже под страхом смерти. Потому как никто не знал, когда очнется Мария Лючита Альтанеро де Контильяк, прозванная сеньоритой Фелис.

Да и очнется ли?

* * *

На Вьенто держали совет. Кают-компания, просторная и светлая, как нельзя лучше подходила для общих сборищ, ужинов и попоек, но сейчас вместо атмосферы дружеской и непринужденной царило напряжение.

— А если она не придет в себя?

— Выкарабкается наша малышка, деваться ей некуда, кхе, — пробасил Беккер, почесывая рыжие бакенбарды.

— А если все-таки нет? — с нажимом повторил Васко.

Обвел взглядом присутствующих. Беккер — ныне капитан Ла Кантары, Кортинас, судовой врач Амори Бри, мистер Нэд, абордажник Дидье Терье, выдвинувшийся при Васко, Унати — черная тень Лючиты, марсовый Чуи, Йосеф, который вырос и возмужал. Посмотрел и промолчал, так и не сделав предложения, что на языке вертелось.

— Может быть, спросим у нашего доктора уважаемого? — задал вопрос Кортинас, хмуро посматривая на ильетца. — Что вы гадаете? Ему лучше знать состояние Читы.

Взгляды обратились к Амори Бри. Тот качнул головой, в линии губ сквозила печаль, едва ли не скорбь.

— Как врач хорошего не скажу. У сеньориты Фелис рваная рана, сильное заражение. Конечно, она молода и здорова, но... с такими ранами не выживают. Как человек же и друг замечу, что... она хочет жить и жить она будет, — голос стал жестким, — я в нее верю.

— Одной веры здесь не достаточно, вам не кажется, доктор? — язвительно вопросил Васко.

— На все воля Господа нашего, сеньор Габино, — невозмутимо ответил Амори, — я же делаю все возможное. И вам, если желаете выздоровления сеньориты Фелис, того же советую.

— На что вы намекаете? — сквозь зубы проговорил ильетец.

— Лишь на то, что вам, как командиру абордажников, следовало бы следить за настроениями в команде.

— Что-то не так с настроениями, доктор?

— Вам лучше знать.

И прежде, чем Васко успел что-то ответить, сеньор Бри поднялся, принося глубочайшие извинения и направляясь в каюту капитана. Провожал его жгучий взгляд, не суливший ничего хорошего.

* * *

На корабле стало трудно дышать. И не воздух тому причиной, а тяжелая, густая атмосфера недовольства и тихой злости, что рождалась в маленьких группках матросов и растекалась далее, захватывая все больше народу.

Йосеф не единожды слышал, спускаясь в кубрик, как говаривали ильетец Васко и рандис Дидье о том, что болтаются они в море уже давно, а капитан в бессознанье лежит, и не лучше ли ее, капитана, того... немножечко отстранить. Говаривали и замолкали тут же, завидев бывшего юнгу.

Кортинас сделался зол, срывался на всех, чуя общие настроения, но не ведая, что со всем этим делать. Мистер Нэд строил команду, и слишком часто его грозный рык раздавался над палубой.

Корабли подходящий порт искали. Вьенто с Ла Кантарой во время боя почти не пострадали, но из-за Гранда, трофейного судна, потрепанного изрядно, они тащились медленно. Для мелкого ремонта пришлось искать удобную бухту, латать дыры, и потом уже отправляться дальше.

Тео, который уже к приходу фрегата и бригантины едва на плаву держался, спасти не удалось. Он затонул, медленно и печально. Пока занимались абордажем, а после носились с Лючитой, Эль Соль куда-то скрылась, искать ее не стали, удовлетворившись шхуной и бригом, которые потопили после грабежа.

Время шло, а капитан в себя не приходила.

— Если она так и дальше будет лежать, то либо умрет от истощения, либо... либо будет бунт, — мрачно предрекал Уберто, и Йосеф, что приходил проведать девушку, грустно кивал.

— Надо же с этим что-нибудь делать! — восклицал мальчишка, а Кортинас резко ответствовал:

— Что? Перевешать половину команды? Всех тех новых матросов, канониров и большую часть абордажной команды, которая не прониклась еще читиным руководством? Так что ли?

Юноша почесал в рыжем затылке.

— А что же Хоуки?

— А у них теперь корабля своего нет, так что, черт их знает, Хоуков этих! Я думал фрегат им трофейный отдать, но... подождем.

— Не будет ли ожидание слишком дорого стоить? — подал голос Уберто.

Кортинас не съязвил даже в ответ. Двинул только плечами, глядя с сочувствием и досадой на бледную девушку, без движения лежащую на кровати.

— Чита, до чего же некстати... и как тебя туда понесло?

* * *

Голос из темноты звал настойчиво и упорно. Демоны давно не являлись, стало тихо и хорошо, только голос этот... назойливый и противный, все звал к себе. Лючита велела ему убираться, но он не послушался, даже громче стал. И такое говорил, что начала она невольно злиться.

— ...Чита, глупое ты существо, вот кто тебя просил лезть туда, а? Женщина. Нет, ребенок и есть ребенок. Девчонка! Если ума своего нет, какого черта соваться туда, куда не просят? Капитан... Удачливая... тьфу ты, тонта! Сеньоритой Фелис ее еще прозвали. Вот где твоя удачливость? Подохнешь на этой самой кровати, кому хорошо будет? Никому...

Он бы еще говорить продолжил, но осекся, увидев сердитые глаза и плотно сжатые губы, которые выплюнули зло:

— Сам ты тонто! Не спеши меня хоронить, братец. Я пока что жива. Ай!

Девушка вскрикнула, когда Энрике сгреб в объятия, приподнимая с кровати. Опомнился, опустил обратно с величайшими предосторожностями.

— Раздавишь, кот ты лесной, — укорила она, постанывая. — Попроси сеньора Сорменто кофе сварить. И рома туда... с перцем... побольше.

— Сопьешься, — предрек с усмешкой Кортинас.

Лючита фыркнула и тут же поморщилась.

— Что-то неважно я себя чувствую.

— Еще бы ты себя чувствовала хорошо! Десять дней проваляться в постели в бреду... любой бы отошел в мир иной. О! Надо обрадовать сиделку твою.

— Какую сиделку?

— Уберто, какую ж еще? Чтобы ты знала, сеньор Димаре от тебя не отходил почти. Все виноватым себя считал за произошедшее.

Вспомнилось, как не хотел он пускать на борт Гранда, как следовал тенью, норовил прикрыть от ударов.

— Что он?

— Живой, что ему станется? Здоров, как вол. А чего это ты так им интересуешься?

Кортинас заухмылялся и взъерошил волосы.

— Братец, не начинай.

— Не буду. — И совсем другим тоном добавил, — напугала ты нас. Теперь-то поправишься хоть?

— А разве есть у меня выбор?

Умолчала она о том, что голова кружится и дышать сложно, что руки-ноги плохо слушаются, а в животе поселился будто бы кто-то. Ни к чему ему знать. Ведь и вправду, не собирается же она помирать! Вот отдохнет чуть-чуть...

Энрике тихонечко вышел за дверь, а когда вернулся — с Уберто, Йосефом и доктором, — Лючита уже спала.

* * *

На поправку она шла хорошо и вскоре, хотя сеньор Бри настойчиво не советовал делать этого, начала вставать. По-прежнему все болело, тело казалось чужим, но Лючита, стиснув зубы и превозмогая накатывающую быстро усталость, вышагивала по каюте на дрожащих ногах, а после опускалась на кровать, совсем обессиленная. Уберто, который всегда страховал от падения, смотрел с укоризной.

О былых занятиях с Кортинасом и речи не шло, потому Чита взялась за книги. Дамские романы, истории о приключениях и трактаты о судостроении, очерки о растительном и животном мире, стихи и поэмы. Голова оказалась загружена, но тело все равно жаждало деятельности.

— Иногда жаль даже становится, что книги, попадая в руки одного человека, так у него и оседают, — говорила она в задумчивости, поглаживая корешок небольшого томика. — Не всегда, конечно, но очень часто. Понимать начинаешь сеньора Кальяреса, открывшего библиотеку.

Девушке сеньор книгопечатник вспомнился, а брату ее Хоуки, отец и сын, которые обещались быть к ужину, если сеньорита не возражает, конечно, и будет хорошо себя чувствовать.

— О, передай Малкольму, что я его с радостью увижу. Как и сына его.

— А вы с Дарреном Хоуком не знакомы, так понимаю.

— Не имела чести быть представленной.

Энрике ухмыльнулся, в синих глазах запрыгали бесенята.

— Советую приглядеться. Он, как ты говорить любишь, настоящий.

— Настоящий кто? — спросила Лючита, не принимая его игру.

— Моряк, благородный дон, мужчина. Присматривайся внимательнее.

— Братец, дорогой, а не изволишь ли ты... пойти прочь!

Ухмылка негодяя стала еще шире.

— Конечно, дорогая сестра! Прислать вам горничную?

Девушка погрустнела. Одеться самой казалось задачей едва ли выполнимой.

— Обойдусь, — буркнула она.

В штаны с рубашкой вползала долго, устав так, как не уставала и после боя. Колет множеством пуговиц и завязок вызвал ужас, Чита, не долго думая, откинула его в сторону. Одно хорошо — мокасины надевались без усилий. Теперь осталось добраться до кают-компании. Девушка тяжко вздохнула.

— Вы?

С мужчиной, высоким и молодым, столкнулась почти у дверей, и глядя в его глаза странного цвета — зеленовато-голубые — вспомнилась сразу Картахена-де-Индиас, порог дома сеньора Кальяреса, дверь, открывшаяся едва ли не в лоб.

— Э! Сеньорита Фелиция! Радость моя, вот вы где!

Мистер Хоук, подъявившийся невесть откуда, сгреб Читу в объятия. Девушка только пискнула, а после застонала. Отстранил, оглядел внимательно и после лишь поклонился церемонно, снимая шляпу.

— Рад видеть! Наслышан о ваших приключениях.

Спросить, от кого, Лючита не успела, у дверей показался автор рассказов. Приветствуя сеньоров кивком, Энрике произнес:

— Вижу, вы уже встретились и... — быстрый взгляд на сестру, — познакомились.

— Аа... не совсем, — пробормотала девушка.

— Э! Прошу простить меня, сеньорита Фелиция, за оплошность. Мой сын, Даррен Хоук, капитан Тео... в недавнем прошлом, — быстро поправился мистер Хоук.

Сын метнул такой взгляд на отца, что показалось: скажет резкость, но тут же остыл, кланяясь Чите.

— Лючита Фелис, капитан Вьенто, — представил девушку брат. Добавил, улыбаясь, — наш талисман удачи и всеобщая любимица.

Чита поморщилась. "Любимица", как же! Ситуация с Васко не разрешилась, ушла в скрытое состояние. Моряк не говорил ничего, не действовал, но атмосфера разряжаться и не думала.

Ужин удался. Мужчины шутили и рассказывали истории, выдавали остроумные колкости, говорили комплименты единственной за столом женщине. Лючита от обильной еды, вина и восхваления ее персоны раскраснелась и жалела, что нет при ней веера, которым лицо и обмахнуть можно, и прикрыть.

Ночью уже, когда солнце нырнуло в океан, и пришла на его смену луна, протиснулся в дверь Ахэну, юнга-индеец, быстрый и юркий, он казался обеспокоенным. Приблизившись к девушке, зашептал быстро на ухо. Чита скривилась.

— Точно?

— Сам слышал. Сегодня на рассвете.

— Что — сегодня на рассвете? — вопросил Кортинас, который следил за сценой с любопытством.

— У нас на борту есть предатели. Сегодня на рассвете они хотят поднять бунт.

Голос Лючиты звенел, пальцы стиснули с силой кружку.

— Малкольм... сеньор Хоук, — Чита замешкалась, не зная, как обращаться к сыну и отцу, носящим одну фамилию. — Надеюсь, вы не будете мешать нам разбираться с внутренними вопросами.

Мистер Хоук поспешил заверить девушку в своей преданности и расположении. Сын его, Даррен, произнес:

— Сеньорита Фелис, никогда не умел оправдывать людей, отвечающих черной неблагодарностью капитану. Тем более, если капитан столь... хороша. Если нужна наша помощь, то считайте, мы с вами.

Короткий поклон, сдержанная улыбка Лючиты. Некогда теперь радоваться комплиментам, все более чем серьезно, и опасность близка.

— Сколько ваших людей на Вьенто?

— Двенадцать, не считая нас.

— Они вам преданны в достаточной степени, чтобы...

Девушка вновь замялась, подбирая слова. Бунтом и мятежом это называть не хотелось, но иных слов она не находила. Подумалось вдруг, что равным за равное воздается. Как когда-то давно захватывали они власть на пиратской Кентаврии, отправляя на тот свет всех несогласных, так и сейчас... но сейчас — дело иное. Матросы ее не пленники и вольны выбирать.

"Вот и выбирают", — подумала она горько. Что не так делала — разве поймешь теперь?

— Преданны ли? Вполне.

В тоне его послышался укор-превосходство или показался лишь, Чита не обратила внимания, понимая, что не время цепляться к таким мелочам.

— Соберите людей, только так, чтобы не было это заметно своей спешкой.

Бывший капитан Тео не ответил, покинул стол, извинившись перед сотрапезниками. Девушка возбужденно потерла ладони, передернула плечами в нервном ознобе.

— Бартемо, усиль охрану оружейной комнаты. Унати, собирай своих. Энрике, Уберто, наготове будьте. Доктор, надеюсь, помощь ваша сегодня не понадобится.

Голос девушки крепчал, она чувствовала себя гораздо лучше, чем пару часов назад. Вцепилась пальцами в плечо мальчика, разворачивая его к себе.

— Ахэну, при Васко с Дидье, если понадобится, сможешь сказать все услышанное?

Он дернулся, но Чита не отпускала.

— Это очень важно, Ахэну. Есть у меня одна задумка...

Энрике, когда услышал задумку, выругался, но почти сразу же сник и сказал, что согласен. Взгляды обратились на мальчика. Тот с серьезным выражением лица кивнул.

— Отлично. Йосеф, пригласи сеньора Габино на ужин. Будет спрашивать если, зачем, жми плечами и говори, что капитан пьяна и хочет общения. Иди. Сеньоры, еще вина?

— Э, сеньорита Фелиция, возможно, не в свое дело вмешиваюсь, но... вы понимаете, что это вызов?

Мистер Хоук смотрел внимательно, голос девушки прозвучал жестко:

— Я все понимаю. Но не ждать же утра.

Ожидание показалось долгим, хоть и не было таковым. Чита крутила в руках кружку, но все поглядывала то на дверь, то на пистолет, который аргументом, вполне весомым, лежал на столе. Напряжение разлилось в воздухе и звенело натянутыми, как тетива, нервами.

Дверь распахнулась, впуская людей. Ильетец, не дожидаясь приглашения, ухватил ближайший стул и сел, следом втекли и расположились за его спиной другие абордажники, здоровые все и дурные. Человека три осталось снаружи, в ладонях тускло блеснули тесаки.

— И зачем чудесная наша сеньорита Фелис хотела меня видеть? — не скрывая издевки, спросил Васко.

— Хотела узнать, почему мой офицер отказался от ужина. Или вы брезгуете нашим обществом, сеньор Габино?

— Ну почему же?

Встал, сгребая со стола бутылку вина, отпил прямо из горлышка.

— Ваше здоровье. Кстати, как оно?

— Более чем хорошо. Вашими стараниями, видимо.

Чита была сама любезность, а в душе кипело все. Рано еще, слишком рано, Даррен Хоук со своими запропастился куда-то, Унати тоже, а здесь надежных и верных мало: Уберто и братец, Йосеф и мистер Хоук. Доктор с Ахэну не в счет: одному нет резона сражаться, другой слишком мал.

— Мы что, разговаривать сюда пришли? — проворчал Дидье, перехватывая удобнее саблю.

— А почему бы и не поговорить? — вопросом на вопрос ответил Васко, широко ухмыляясь.