Звездная Империя (Мв-21)

Дожди кончились в начале декабря. И стало гораздо жарче — авиация, и наша, и их, начала работать гораздо активней, и дороги просохли, что весьма уменьшило наше преимущество на реке: слышал, что и раньше случалось, когда наши канонерки попадали под кинжальный огонь батареи, замаскированной на берегу — но теперь это стало просто бедствием, казалось что эти 76мм пушки русского образца еще с той войны были у краснокитайцев везде! И на фронте стало намного горячее, коммуняки сосредотачивали все новые полки — так что скоро закончился наш отдых в городе Гуаньчжоу, пришло время показать, что такое танкисты Корпуса Морской Пехоты США!

Нет, в том знаменитом бою 13 декабря участвовал не весь наш полк — никто не стал бы собирать полторы сотни танков в одном месте! Вы не видели сами то место, отсюда к северу двадцать миль? Не степь, не прерия — а предгорья, поросшие лесом и кустами. Склоны иногда достаточно пологие, чтобы на них мог въехать танк — но чаще все-таки передвигаться приходилось по дорогам. Сражение шло именно вокруг дорог, особенно перекрестков, и господствующих высот. И лично я видел лишь то, что происходило на участке моей роты, по фронту где-то с милю относительно ровной и просматриваемой территории. А река была где-то далеко по левому флангу.

Ну, можете написать, что мы поймали из засады колонну коммуняк, движущуюся по дороге без разведки. Если читатели любят — хотя было все не так. Пехота у красных китаез достаточно хорошо обучена бою в лесу, умеет просачиваться, маскироваться, обходить фланги — хотя, я слышал, уступит в этом вьетконговцам. Так и в тот день — да, мы оборудовали позиции согласно уставу, но сначала на нас налетели штурмовики под прикрытием "мигов", их встретили наши, и в небе была хорошая драка с переменным успехом. Затем нас обстреляла их артиллерия — и лишь после в атаку пошли краснокитайцы, не колонной по дороге, а развернувшись в правильный боевой порядок, танки и бронемашины с пехотой.

Да, сэр, это были именно китайцы, а не русские. Я не был в Шэнси в пятидесятом — но много разговаривал с теми, кто прошел тот страшный путь. И все сходились во мнении, что русские, это сущие дьяволы, они страшны не только качеством выучки и вооружения, но и импровизацией в любой самой сложной обстановке — никогда не знаешь, какой ход они придумают в следующий момент. А те, кто атаковали нас — были подготовлены максимум, на уровне командира взвода, действовали шаблонно, в лоб. И еще было заметно, если подбить командирский танк, его подчиненные откровенно терялись, двигались неуверенно, цели выбирали плохо, будто слепые. А китайская артиллерия не умела стрелять с закрытых позиций. Так что огневой бой мы выиграли с разгромным счетом — хотя у нас было семнадцать "паттонов", а у тех, больше четырех десятков — но поле боя осталось за нами, а значит победили мы.

Опасно было лишь в один момент — когда пехота коммунистов обошла нас по правому флангу и там в лесу дошло до гранат, штыков и даже рукопашной. Лейтенант Саймон, командир третьего взвода, двинулся было на помощь нашей пехоте — нет, он был вполне грамотным офицером, однако при бое в лесу трудно различить своих и врагов, и чтобы не подставить свой борт на опасно близкой дистанции. И четыре "паттона" из пяти сгорели, подбитые из РПГ, Саймон погиб тоже — до того, как краснокитайцев удалось оттеснить назад.

Да, можете записать, что моя рота уничтожила двадцать девять русских Т-55. Хотя по правде, их там было три штуки — а остальные, это ПТ-76 и гусеничные бронетранспортеры. Мы же потеряли восемь танков — четыре в перестрелке, про остальные я уже сказал. Из экипажей — одиннадцать парней погибло, тринадцать ранено, лишь восемь не пострадали. То есть, даже выигранный бой стоил нам половины роты. И мы так пока и не получили пополнения — а у китайцев завтра встанет в строй вдвое больше, чем мы убили сегодня. Мой дружок из контрразведки сказал, что среди пленных часто оказываются те, кто вчера был за "нашу" макаку Чана — но попав в плен к коммунистам, они охотно пошли воевать уже против нас. Так на кой черт нам нужен этот Китай, где все нам враги? Я не политик, а всего лишь капитан, командир танковой роты — но поверьте, что очень многие наши парни до последнего рядового думают точно так же. И это очень вредно влияет на их боевой дух. Или же, немало и тех, кто говорят — раз китайцы настолько погрязли в красном тоталитаризме, так не проще ли с ними как с вьетконговцами, "убей их всех, спасая их души от большего греха"?

Нет, сэр, русских там не было — знаю точно. Поскольку лично видел пленных, что мы наловили после боя. Если бы там были русские, их бы держали отдельно, как ценный товар — на кого можно обменять кого-то из наших. Ну а красных китаез у нас просто расстреливают — после допроса, или даже сразу. Так вот, там не было ни одного русского, одни лишь китайцы.

Так вы напишете про нас — и мое фото будет в вашей газете? Давно мечтал, вернуться домой героем, как Том Ренкин, который шесть "кенигтигров" подбил под Лиссабоном! И я думаю, история простит, если вы напишете и про меня — "это тот самый парень из Теннеси, что сжег шесть русских Т-55"?

Ли Юншен, генерал Народной Армии Китая.

Самое худшее на войне, это брать крепости — так говорил великий Сунь-Цзы.

Советских войск под Гуаньчжоу почти не было — лишь артиллеристы, зенитчики, связисты. Еще в пятидесятом, по условиям перемирия, Сталин сумел стребовать с чанкайшистов (и их американских хозяев) военную базу Цзилун на северной оконечности острова Формоза. Считалось, что это место нужно русским исключительно для обеспечения их коммуникации во Вьетнам — во внутрикитайской войне участие этой советской группировки было очень малым. До 10 ноября, когда советский конвой, якобы идущий в Хайфон, возле Формозы вдруг развернулся и высадил десант — как два года назад на остров Хайнань. И если в первом эшелоне десанта была лишь советская морская пехота — то вторым эшелоном на тех же транспортах перебросили еще две дивизии Китайской Народной Армии (и в том числе 31ю, одну из лучших у Ли Юншена) из только что взятого Фучжоу. Сейчас на Формозе идут бои, русские успешно подавляют последние очаги сопротивления — а Чан Кай Ши (по некоторым сведениям, собиравшийся сбежать как раз на Тайвань), сидит в британском Гонконге и вопит на весь мир о "красных зверствах", призывая все небесные кары на головы коммунистов, и персонально его, генерала Ли Юншена, и даже, вот ужас, на самого советского Великого Императора Сталина. Что ж, когда мы поймаем этого пса, то припомним ему этот лай!

-Гуаньчжоу от нас никуда не уйдет — сказал русский Наставник, Михаил Иванович — а вот Тайвань упускать было нельзя. Удерут туда белокитайцы, укрепятся — и выкуривай их оттуда!

Еще недавно Ли Юншен искренне думал, что научился высокому искусству войны — у таких Мастеров, как Жуков, Конев, Рокоссовский, Василевский, Ватутин, чьи труды он штудировал, а кого-то и слушал, ловя каждое слово, на лекциях в Академии имени Фрунзе в Москве. Он не только выучил наизусть все Правила, но и мог видеть их проявление в конкретных битвах Советской Армии, в минувшую Великую войну. И вдруг оказалось, что самому (без подсказки) уметь находить, какое из правил и в какой мере надо применять в данной обстановке — это гораздо труднее! Когда Народная Армия взяла Шанхай, то казалось, победа и конец войны уже рядом, проклятые чанкайшисты вот-вот сдадутся или убегут в эмиграцию. Оказалось же, что окопавшиеся на юге американцы не только не собирались уходить, но и переходили в контратаки, иногда нанося достаточно болезненные удары. И пусть потери пока не были критичны, и не было сомнений в окончательной победе — но что скажет сам Великий Красный Император Сталин, услышав доклад? Не вызовет ли это его немилости к нему, Ли Юншену — с самыми печальными последствиями? Проклятые буржуи, помещики и их прислуга, а также их американские хозяева — чтоб вы сгорели в атомном огне! Тем более, что сюда на юг сбежались от неудержимого наступления китайского коммунизма все недовольные народной властью — а значит, Гуаньчжоу может считаться при штурме за вражеский город, где не надо беспокоиться о сохранении жизней населения.

Под рукой Ли Юншена было четыре дивизии: 15я и 28я (из тех, кто форсировали Великую реку и брали Шанхай) и еще 59я и 66я (пришедшие уже после, еще не проверенные в бою и не имевшие опыта). В Гуаньчжоу же укрепились части Второй Дивизии морской пехоты США, еще многочисленные тыловые подразделения (всего, до десяти тысяч американцев), а также неустановленное число сбежавшегося туда гоминьдановского отребья (по разным подсчетам, от пятидесяти до ста тысяч), боеспособность и дисциплина которых оценивались невысоко. Однако же их хватило, построить вокруг города весьма серьезные укрепления — к тому же, враг не имел проблем со снабжением и транспортом, при наличии хорошо оборудованного порта и складов в своем самом ближнем тылу.

Народной Армии же приходилось все приходилось везти за пятьсот километров, от города Чаньша (где была главная тыловая база). Не хватало бензина для машин, в грязи застревали даже гусеничные тягачи. И под проливным дождем, грязь месили ногами носильщики из местного населения, мобилизованные в "трудовые батальоны" — ведь будет справедливо, если те, кто отсиживались по домам, когда мы проливали кровь за победу коммунизма, тоже внесут свою плату, своим трудом? Как было у советских товарищей — все для фронта и для победы, кто не воюет, тот должен трудиться, а кто не хочет работать, тот не ест и подохнет! Мобилизованные на трудфронт получали паек — достаточный и им, и их семьям. И все равно, немало было саботажников, вредителей и дезертиров — с такими, разговор был короткий, по законам военного времени. Так же как с бандитами, мародерами, курильщиками и торговцами опиумом. Где проходила Народная Армия — безлюдели деревни: дома оставались лишь старики, женщины, дети и калеки — а трудоспособные мужчины, кто не были призваны в строй, если не тащили груз по распутице, то восстанавливали дороги, мосты, работы хватало всем.

В декабре стало наконец легче, закончились дожди. И удалось прогнать с Жемчужной реки американскую флотилию — хотя отсутствие своего флота там очень мешало. Народная Армия вышла к Гуаньчжоу — всего тридцать километров до самого города. Дальше продвинуться не получалось, морская пехота США оказалась неожиданно сильным противником. Первые атаки Народной Армии на рубеж обороны были отбиты, с заметными потерями. И если пехоту можно было восполнить мобилизацией населения, и даже пленных гоминьдановцев, желающих загладить свою вину — то с техникой (а особенно, обученными экипажами и расчетами) было намного труднее. В то же время и американцы могли лишь обороняться, но не наступать, сил у них явно не хватало. Возникло равновесие, с перспективой долгой позиционной войны. Что, как знал Ли Юншен, совершенно не входило в планы Великого Императора в Москве!

-Что тебя тревожит, наш Повелитель? Можем ли мы помочь тебе советом? Нас не учили искусству войны — но "великий мастер побеждает еще до боя и без боя"!

Лань ("орхидея") и Киан ("роза"), сестры-китаянки.

Нас не учили искусству войны — но в совершенстве учили искусству Власти.

Для Власти же первый и главный ресурс — это люди. Не друзей (равно и тех, кто может стать ими, с высокой вероятностью) следует использовать, чтобы они хотя бы своими никчемными жизнями принесли пользу — как например, мобилизованных здесь на Юге (который никогда не был лоялен Северу), ставить в первые ряды при атаке "пехотными волнами" на вражескую позицию (пребывая рядом с Повелителем, даже мы познали какие-то основы военного искусства). Ну а друзей следует беречь — и если уж тратить, то на что-то очень ценное и важное.

Повелителю ведомо — о необходимом превышении сил наступления над обороной. Мы же знаем, что те, кто пришли сюда с боями от Великой Реки — слишком ценны, чтобы завтра погибнуть при штурме крепости Гуаньчжоу. В Школе в Москве нас учили "видеть в каждом человеке его потенциал", то есть, насколько высоко он поднимется — среди офицеров (и даже некоторых сержантов и рядовых) Десятой Армии мы уже отметили тех, кто будет благодарен Повелителю, когда сами станут генералами или высшими чиновниками. И пусть никчемные вопят, что "из достойных людей не делают солдат" — советские доказали всему миру, что страна и народ должны ценить своих защитников — значит, так будет и в Народном Китае. Так что надо сделать, чтобы те, кого мы избрали, завтра остались жить?

Повелитель, сколько у нас этих никчемных, ждущих приговора? И сколько наловят завтра? Вели их не казнить, а дать возможность искупить вину трудом. Надо сделать всего лишь....

Это ведь не будет нам стоить ничего. В худшем случае, если на той стороне не заметят или не поймут — у нас, толпа бездельников лишь разомнется работой.

Ван Юнь, беглец из Шанхая.

Я был рожден в провинции Фуйзянь три десятка лет назад. Судьба носила меня почти по всему Китаю, пока десять лет назад я не осел в Шанхае, помощником почтенного господина Лю Вонга, которых служил мистеру Гилмору, по торговым делам. В китайской традиции считаются выше всех Император и его Двор, затем чиновники, затем крестьяне, затем те, кто занят ремеслом — и уже после идут торговцы, ниже их лишь солдаты. Потому, даже когда я заработал неплохие деньги, меня презирали все равно. Я слышал, что в Америке наоборот, человек с деньгами наиболее уважаем — и мечтал уехать туда.

Но я не успел накопить достаточно, чтобы начать свое дело в другой стране — когда в Шанхай вошли коммунисты. Они относились к моему занятию с еще большим презрением, назвав "нетрудовым элементом". Несколько раз мобилизовывали "на трудфронт" — заставляя чинить мостовую и трамвайные рельсы. Затем дозволили торговать, обложив при этом непомерным налогом — я еще мог держаться, и даже получать минимальную прибыль, но о том, чтобы быстро накопить капитал, нельзя было и мечтать.

У мистера Гилмора я научился ценить свободу — делать то, что я сам хочу и когда хочу. Но при коммунистах все было жестко определено — как в старом Китае всем было предписано, по сигналу барабана с городской башни, утром вставать и начинать работу, а вечером так же по сигналу заканчивать, запирать двери и не выходить на улицу. Жители, все до единого, были объединены в "десятки" — не людей, а семей — которые должны были следить за правильностью поведения каждого, и отвечать круговой порукой за любую его вину. Тех, кто показался нелояльным, равно как и чужаков, подвергали допросу в "народной милиции" — после чего случалось, что тех людей больше никто не видел, и не полагалось спрашивать об их судьбе. И каждый день был один час "политсознательности" — когда все должны были учить цитаты из "Краткого курса" Сталина, а затем скандировать их хором — уклоняющийся от этого действия считался большим преступником, чем вор и разбойник! В поиске "врагов" особенно усердствовали те, кто состоял в молодежной коммунистической организации — в большинстве, дети голодранцев, но иногда даже, вполне достойных родителей. Они шныряли везде, как крысы — выслеживали, доносили. Вооружались обычно лишь бамбуковыми палками — но им на помощь быстро прибегал армейский патруль. Да, при коммунистах в Шанхае жить стало легче, особенно нищебродам — больше стало работы (а значит, и сытости), меньше преступности и грязи. Ценой такого ограничения свободы, какого не было даже при Империи — но что значит свобода для тех, кто ее не ценит?