Чудовища из Норвуда. История розы

-Приходилось, госпожа, — выговорил Кензи, — а зачем вам?

-Затем, что хозяин ухитрился потерять ключи от семейной усыпальницы, — ответила я. Это было чистой правдой: ни Грегори, ни Хаммонд, ни остальные слуги не сумели отыскать этих ключей, и куда они подевались, не знал никто. — А попасть в нее необходимо. Замки можно и сбить, но это... грубо.

-Понятно... — он почесал в затылке. — Я бы попробовал, но что скажет хозяин?

-Делай так, как я скажу, — прищурилась я. — Оставь навоз. Бери, что тебе нужно, да идем!

-А почему на ночь глядя?

-Потому что хозяин спит, — вздохнула я. — Он такое вряд ли одобрит, так что не шуми и собирайся побыстрее!

Грегори в самом деле спал — покопавшись в памяти, я припомнила еще кое-какие наставления старушки-послушницы, ну а нужные травы, пусть и не все, росли кругом. Для многих уже прошла пора сбора, но и оставшихся хватало на то, чтобы подарить Грегори глубокий спокойный сон до рассвета. Конечно, с него сталось бы обнаружить подвох, но я уже испробовала сонное питье, и он ничего мне не сказал.

-Вроде не лес, обычный парк, а страшно до жути, — пробормотал Кензи, звякая своими отмычками или что там еще имелось у него в котомке. — Как вы тут живете?

-Прекрасно, сам не видишь, что ли? — усмехнулась я. — Ничего ужасного здесь нет, если, конечно, не совать нос, куда не велено.

-А чудовища как же?

-А не помолчать ли тебе? Гляди, вон усыпальница. Идем!

-Госпожа, тут крапива выше головы! — поежился Кензи.

-Она уже не жжется, — ответила я и шагнула в самую гущу. — Видишь? Лето же на дворе!

-Лето, говорите? — недоверчиво произнес он и осторожно пошел за мною следом. — Ой!.. Ух... Да что ж такое... Это, по-вашему, не жжется?!

-Хватит охать, ты не старая бабка, — сказала я. — Потерпишь.

С тяжелых замков от одного прикосновения осыпалась ржавчина, и пришлось еще отпутывать плеть дикого винограда, завившего все кругом.

-Ну, попытайся, — велела я Кензи, и тот взялся за дело.

Я светила ему, а сама глядела по сторонам.

Ночь выдалась тихой и прохладной; в воздухе уже чувствовалась близкая осень. Пахло яблоками, хвоей, а еще благоухал шиповник — те небольшие кустики, что я посадила, дали хоть по одному бутону, и теперь цвели среди флоксов и георгин, и должны были цвести вместе с астрами и хризантемами, и еще позже, до самого снега...

-Никак, госпожа, — хмуро сказал Кензи, отставив масленку. — Заржавело насмерть, тут только молотком отбивать.

-Ясно... — мне вдруг стало не по себе, но я встряхнулась и сунула ему лампу. — Свети теперь ты!

"Ну, если деревья не пошутили... Расковник-трава, отвори мне двери!"

Ржавые замки грянулись оземь, а створки приоткрылись, стоило мне коснуться их цветком папоротника. Я до последнего не верила, что он поможет, ан поди ж ты!

Хорошо, что Кензи заблаговременно смазал петли, не то двери скрипели бы на все поместье...

-Вот так чудеса, — прошептал он. — Научите, а, госпожа?

-Хозяин тебя научит, а то и проучит, — ответила я. Не говорить же ему про расковник, в самом деле. — Свети как следует! Что тут, ступени?

-Ага, раз, два... Шесть штук, госпожа. Дайте руку, они совсем истертые...

В самом деле, поскользнуться на старых замшелых ступенях было легче легкого, и рука Кензи пришлась весьма кстати.

-А что вы ищете? — спросил он, оглядываясь.

Света едва хватало на то, чтобы рассмотреть ближайшее надгробие. Я пригляделась: вот отец Грегори, а рядом — его мать. Дальше — деды и прадеды... Но где же искать хронику и кинжал?

"Если последним, кто убил фею, был Годрик Норвуд, — решила я, — то искать сперва нужно у него! Если там не окажется нужного, что ж, придется потревожить всех..."

-Гай, — прочитала я, наклоняясь к надгробным камням. — И Грей, его брат. Гленн... Гордон... Вот, Годрик!

-А вот еще один, — добавил Кензи, зажегший припрятанную свечу.

Я невольно взялась за голову, вспоминая, в какие примерно годы жил нужный мне Норвуд. Нет, этот был лет на сто постарше, а другой — на все двести...

Годрик Шестой — это имя явно любили в семье Норвудов — обнаружился нескоро, и гробница его выглядела так, словно о ней позабыли прежде, чем о могилах его пращуров.

-Господин Норвуд, — произнесла я одними губами, — если то, что я ищу, у вас, прошу, отдайте... Иначе мне никак не выручить Грегори, а он последний из вашего рода...

Камни хранили молчание, да и цветок папоротника ничем не помог. Своротить же вдвоем с Кензи крышку саркофага мы бы не смогли, тут нужна была сила Грегори. Он, правда, сперва оторвал бы мне голову за такое кощунство!

Не Гай, не Грей... Кто же?

-Простите, госпожа, — шепотом сказала я Эмилии Норвуд. На ее надгробии была высечена фигура милой молодой женщины с длинными вьющимися волосами. Голова ее была повернута к надгробию мужа. Или его — к ней? — Я пытаюсь спасти вашего сына, но никак не найду последнего, что мне нужно для этого.

-Осторожно! — Кензи оттащил меня в сторону: я, видно, прислонилась к могильной плите, и та сдвинулась неожиданно легко... — Ничего себе!

-Убери руки и подай светильник! — приказала я и наклонилась ниже.

Эмилия Норвуд покоилась в гробу не так, как принято, на спине, со скрещенными на груди руками. Она лежала на боку, поджав ноги, одной рукой словно бы держась за руку мужа — его гробница была совсем рядом, — а другой прижимая к груди какой-то сверток.

-Госпожа, — сказала я, сглотнув, — позвольте...

Истлевшая рука будто расслабилась, когда я попыталась осторожно, не потревожив покойную, взять непонятный предмет, и Кензи вскрикнул, тут же зажав себе рот ладонью. Впрочем, и мне показалось, будто Эмилия сама повернулась так, чтобы я могла взять книгу, — а это оказалась именно она.

-Благодарю, госпожа, — шепнула я, положив на ее изголовье цветок шиповника, — спите мирно. Я не дам вашего сына в обиду. Ну а если не справлюсь, надеюсь, меня положат рядом с ним, как вас с вашим мужем...

Кензи помог вернуть на место надгробие, и мы вышли в летнюю ночь. Как же свободно дышалось под звездным небом!

Оказалось, цветок папоротника может и запереть двери, если попросить как следует, и усыпальница обрела прежний вид. Кензи, почесываясь от крапивных ожогов, убрел на конюшню, а я вернулась в спальню и развернула ткань, в которую была завернута книга.

Не такая уж толстая, она показалась мне очень тяжелой, и я поняла, почему, когда вынула из корешка недлинный, с ладонь, узкий и острый кинжал без гарды. Он был тусклым и темным даже в свете свечи, и видно было, что ковали его в незапамятные времена либо же просто не озаботились выгладить клинок до зеркального блеска. Смертью веяло от него, но не человеческой, а еще — чем-то чуждым, не враждебным, но...

"Это он, — поняла я, взвесив на ладони увесистый клинок из небесного металла. — И я не промахнусь, не будь я Беллатриса Норвуд!"

Наверно, я удивилась бы своим мыслям, но тут Грегори негромко спросил:

-Где тебя носит всю ночь?

-А вы почему не спите? — спросила я, пряча кинжал в рукаве.

-А должен? После твоих травок? — фыркнул он. — Ты думала, я не различу их запаха?

-Не злитесь, сударь, — тихо сказала я и протянула ему книгу. — Я нашла тайные хроники. Мне кажется, читать их должны вы.

-Но как... — Грегори сел и протянул руку, приняв хроники на ладонь. — Где?..

-В усыпальнице, как я и думала. И не вздумайте обозлиться на то, что я взяла с собой Кензи! Он боится меня, как огня, а еще он — прекрасный взломщик, — поспешила я сказать, уповая на то, что Грегори за мной не следил.

-То есть все это время книга была рядом? И если бы я не забыл... — он бережно развернул ее, и на пол порхнуло несколько сложенных листов бумаги. — Что это?

-"Мой дорогой сын", — прочитала я, подхватив первый листок, — "даже если ты полетишь быстрее ветра, смерть настигнет меня раньше, чем ты вернешься домой. Мальчик мой, я долго ходил по краю и вот — оступился. Не повторяй моих ошибок, молю, потому что конец рода Норвуд означает конец всему... Запомни..." — Я подняла на него глаза. — Сударь, мне кажется, это слишком личное, и читать это должны вы один.

-Нет, — ответил Грегори. — Я уже раз читал это письмо в одиночку. Теперь я помню... или мне кажется, что я помню, как пил стакан за стаканом, а потом хотел сжечь эти страницы... Да только подумал — я настолько пьян, что забуду половину! Перечитаю с утра, а тогда уж... И сунул их в хронику... Точно! Я ведь и взял ее, когда хоронили отца — она была в могиле моей матери! В письме было указание...

-Там я и нашла ее, — сказала я, подсев поближе к нему. — Вы вернули ее назад, прочитав, но потом забыли об этом, когда вас настигло проклятие. Читайте же снова! До рассвета еще далеко!

-Давай уж лучше ты, а я буду вспоминать, — попросил Грегори, обнимая меня. Мне отчего-то показалось, что ему страшно.

Ну а я не боялась — клинок из небесного железа теперь был у меня. И пусть кинжал — не двуручный меч, перерезать горло человеку — не сложнее, чем зарезать овцу, а я умею это делать, доводилось в обители. Конечно, если фея обернется огнедышащим драконом, мне придется несладко, но если примет человеческий облик, я еще поборюсь, или я не Беллатриса...

-Читай уже, — велел Грегори. — Или тебе темно?

-Нет, я все вижу, — качнула я головой, повернула письмо к свету и продолжила: — "Запомни, с феями шутки плохи..."

*

Я уснула перед рассветом, а когда проснулась, Грегори все сидел над хрониками, вчитываясь в чужой витиеватый почерк.

-Как вы? — спросила я, коснувшись его руки.

-Пытаюсь уложить в голове все, что прочитал, — ответил он. — Ты тоже прочтешь, потому что... Мне не верится, будто это правда!

-Что именно?

-Все эти истории о чужом мире, об изгнании фей, о Короле-чародее и его потомках... — Грегори с силой потер усталые глаза. — Какие-то сказки! Зачем их понадобилось прятать?

-Но это не сказки, сударь, — сказала я. — Деревья рассказали мне то же самое. А прятали эти хроники потому, что там должен быть описан способ, которым можно уничтожить фею... Вы нашли его?

-Конечно, тут и искать не надо! — Грегори перелистнул несколько страниц и с выражением прочел: — "И низверг Гай Норвуд врага, придавил к земле и пронзил мечом, но только рассмеялась фея и восстала, будто не в ее сердце вошел клинок. Да и было ли у нее сердце? "Ты проиграл, — молвила она, — но ты храбро сражался, а потому умрешь быстро". Однако не успела она договорить, как схватил ее сзади Грей Норвуд, намотал ее волосы на руку и приставил к горлу феи острый кинжал. "Это ты умрешь, отродье, — сказал он, — а мой брат будет жить. Как были мы неразлучны в утробе матери, как не расставались всю жизнь, так и впредь останемся вместе. Я отдаю ему половину своей жизни, и пусть твоя кровь служит порукой", — Грегори перевел дыхание и дочитал: — "Кровь брызнула из перерезанного горла, а фея обратилась в прах. Братья же обнялись и жили еще долго, но умерли бездетными".

-Продолжение человека — в детях, так ведь считается? — спросила я, дождалась кивка и добавила: — Грей поделился жизненной силой с братом — ему это легко далось, наверно, раз они были близнецами. У близнецов ведь особая связь... Гай не умер, но, видно, сил хватило только на то, чтобы спастись самим, но не дать жизнь потомству.

-Надеюсь, они не жалели об этом, — негромко сказал Грегори.

-Как знать? — Я села поудобнее и пригладила ему взлохмаченную гриву. — Я попробовала представить себя на месте Грея, но так и не могу понять: предпочла бы я еще не рожденных и не зачатых детей родному брату, с которым не разлучалась с рождения?

-Наверно, он думал схоже, — кивнул он. — Гляди, вот и Годрик — этот славился силой, а потому отсек фее голову. Все тем же кинжалом, что характерно, пусть и в три приема... Но куда подевался сам кинжал?

-Не знаю, — покачала я головой. — Вы сами-то его видели?

-Если бы я помнил! Кажется, нет...

-Я написала брату, как только узнала от духов деревьев о таком кинжале, — сказала я, чтобы отвлечь его. — Наверняка на свете не один такой. Вон, даже Кензи слышал о небесном железе! У торговцев редкостями может найтись что-то подобное, а Манфред знает многих из этой братии. Вы не сердитесь?

-За такую вещь я готов заплатить без торга, — серьезно ответил Грегори. — Лишь бы это не оказалась подделка, а то, знаешь ли, выходить против феи с фальшивым клинком я бы не рискнул.

-Если не будет выбора, хоть со столовым ножом выйдешь, — ответила я. — Но, кажется, вы вычитали еще что-то?

-Да... — Он помолчал. — В письме отца был еще один лист. Когда остальные выпали, этот остался в книге, и я нашел его только что... Взгляни, о чем он пишет. Это — тайна его смерти.

Я взяла лист и вчиталась в неровные строки — видно было, что человек, написавший их, удерживал перо из последних сил (да ведь Грегори сказал, что его отец велел привязывать ему перо к пальцам!). Буквы прыгали, слова обрывались, кое-где под кляксами невозможно было ничего разобрать, но...

-Значит, он все-таки обманул фею, — проговорила я, вернув Грегори этот лист.

-Да. Я не знал. Никто не знал.

Отец Грегори женился второй раз за несколько лет до смерти, тайно, и у него родилась дочь.

-Значит, ваш отец сумел обойти запрет, верно? А девочка?

-Девочка выжила, — вздохнул Грегори. — Я следил за ее судьбой. Выросла, вышла замуж, родила детей, умерла в свой срок...

-Погодите... Но как же так? Если он женился законно, то куда подевалась супруга? И если он признал дочь, то как же она уцелела?

-Супруга его была простой женщиной и считала моего отца купцом средней руки: он назвался другим именем, — усмехнулся Грегори. — Он обеспечил ее до конца жизни. Что до Марион — так ее звали, — отец в самом деле признал ее дочерью. Не перед людьми, это-то неважно, главное, об этом знал Норвуд! — Он помолчал и добавил: — Отец расплатился своей жизнью за дочь. Она родилась живой, но очень слабой, и...

-И он поступил так же, как поступил Грей Норвуд, чтобы не дать Гаю умереть, — закончила я. — Только у тех была одна жизнь на двоих, а вашему отцу, видно, едва хватило остатка его собственной, чтобы спасти дочь. Но что же вы? Вы говорили, прежде Норвуды принимали в род мужчин, которые женились на их дочерях! Наверно, ваш отец рассчитывал именно на это...

-Сперва я был слишком зол, чтобы думать о подобном, потом развлекался, а когда успокоился, Марион уже была замужем за почтенным господином преклонных лет, за которого ее выдала матушка, — мрачно ответил Грегори. — На момент смерти отца ей было уже одиннадцать, а там и до замужества рукой подать. В наше время отдавали и в тринадцать... Ну а за ее детьми я не следил — как раз получил свое проклятие, и было мне вовсе не до того. Может, кто-то из потомков и жив еще, но вряд ли это те люди, которых стоит приглашать в Норвуд!

Я молча обняла его. Знаю, он думал об отце, который мог прожить лишний десяток лет, если бы не его затея. И о сестре, которую не знал и, полагаю, знать не желал. Может, заинтересуйся Грегори ее судьбой чуть раньше, то занялся бы воспитанием Марион, не встретился бы с Лизбет, не получил проклятие... Да о чем это я! Сейчас, возможно, он и задумался бы о подобном, но тогда, думаю, им владели только злость и обида...