Они прошли мимо нагромождений мертвых тел, во дворе, миновали исчезнувшие ворота и вышли обратно на террасу. Несколько амореев, ставших случайными свидетелями схватки, опасливо жались к нагромождениям ящиков и тюков, заскладированных на террасе. Приближаться к вымазанным кровью демонам никто не решился.
Далия, вспомнившая трехдневной давности разговор амореев, охранявших люки на нижние террасы, усмехнулась про себя. В одном были правы — Чилдерман и Калеб поднялись снизу как демоны и принесли Мари гибель.
Вряд ли Чилдерман, желай он действительно оставить Далию на "Графе Д" или даже в Эрцету и избавить ее от кровавых событий последних дней, поддался бы на уговоры взять энамэра с собой. Нет, все, что Далии было известно о пастырях ордена Турангалилы, говорило об одном — ни один их поступок не был бесцельным. Пусть Чилдерман сказал ей, что она ему просто нравится, но сейчас Далия была уверена — все увиденное она запомнит надолго и постарается, чтобы об этом помнили ее дети и внуки. Пусть ее действиями управляет модифицированная предками ДНК, сконцентрировавшая в себе бесценный опыт допотопной цивилизации, но и от владеющей этой информацией личности зависит многое. То, что увидела Далия, навсегда избавила ее от иллюзий по поводу ловкости балансирующего в десятке метров от палубы канатоходца. Наказание будет неотвратимым — или смертельный удар о палубу или невидимая пуля пастыря.
И что же тогда он хотел еще показать ей, раз берет с собой в Северные Воды?
Они подошли к проему в ограждении, куда подходил тянущийся от башни трос. Стоило им разбросать скопившийся там мусор, как нанизанный на нить транспортный цилиндр пришел в движение и, сметая повисшее на тросе барахло, пополз к террасе.
Цилиндр отвез их к ожидающему лифту. Чилдерман вновь проделал загадочные манипуляции над управляющими логограммами, и несколько мгновений спустя изображение террас исчезло, а лифт открылся в слабо освещенное круглое помещение. Они поднялись на самый верх пронизывающей фабрику башни.
Здесь их ждала еще одна лестница, ведущая на верхушку башни.
— Поднимайтесь, — Чилдерман пропустил спутников вперед.
Эту площадку накрывал прозрачный митрагласовый купол, разделенный перекрытиями на секции. Под каждой секцией под углом было установлено по матово-серому экрану.
Чилдерман направился к одному из них. Под его руками серая поверхность ожила и пошла полосами. Секунду спустя вместо полос появилось изображение водной глади и бегущих над ней облаков.
— Дальше, дальше, — пробормотал Чилдерман.
Изображение рассыпалось на сотни крохотных квадратиков, в каждом и которых застыло по кусочку неба. Картинки побежали вниз с умопомрачительной скоростью, Время от времени они менялись — день сменял ночь, ясная погода пасмурной, а иногда глаз Калеба успевал замечать мелькающие тот тут, то там пиратские цеппелины.
Но вот бег квадратов стал медленней и, наконец, Чилдерман остановил их движение.
— А теперь смотрите, — он провел рукой по экрану и свет в куполе погас.
Теперь их окружала ночь. Калеб опустил взгляд, и его сердце выдало несколько гулких ударов. Серая поверхность под ногами исчезла. Теперь он висел прямо в воздухе над почти черной водой, покрытой барашками волн. Изображение было пугающе объемным, отчего нестерпимо хотелось за что-нибудь ухватиться, чтобы не рухнуть в пробегающие внизу волны. Собрав волю в кулак, Калеб не сдвинулся с места.
Над водой проплыл узкий темный силуэт. Калеб сперва подумал, что это огромная рыба, но тут же понял, что так с высоты выглядит баллон дирижабля. Вскоре рядом с первым дирижаблем повис еще один. Они замедляли ход, подстраиваясь под скорость фабрики, и набирали высоту, очевидно, стремясь войти на уровень причалов.
На волнах показались первые багровые отблески, и Калеб осознал, что сейчас увидит. Его охватила жуткая слабость, на глаза набежала кровавая пелена, а в голове зашумел чужой голос, монотонно вещающий:
Он ко мне прикоснулся, превратил меня в птаху,
Крылья, как птичьи, надел мне на плечи:
Взглянул и увел меня в дом мрака, жилище Иркаллы,
В дом, откуда вошедший никогда не выходит,
В путь, по которому не выйти обратно,
В дом, где живущие лишаются света,
Где их пища — прах и еда их — глина...
Калеб опустился на колени и оперся руками о невидимую палубу. Его взор был устремлен вниз, на плывущий по волнам пылающий остов Ханаана. Разбросанные по почерневшему полотну города очаги пожаров бросали на воду яркие отблески. С высоты полета из-за беспорядочного буйства огня невозможно было разглядеть ни самих обитателей Ханаана, ни жалких остатков их жилищ. На покрытом угольно-черной гарью гофере понтонов не было заметно никакого движения, но кое-где вдруг вспыхивали яркие точки. Первые несколько вспышек показались Калебу остатками пожарищ, но вскоре стало понятно, что они движутся совершенно независимо от городских понтонов.
Мгновение спустя он понял, что это.
— Где их пища — прах и еда их — глина, — прошептал Калеб. — А одеты, как птицы, — одеждою крыльев, и света не видят, но во тьме обитают, а засовы и двери покрыты пылью! В доме праха, куда вступил я...
На холодную поверхность проекции упала капля влаги. Изображение под ней исказилось, как под маленькой линзой. Рядом шлепнулась еще одна капля, затем еще... Слезы лились из глаз Калеба одна за другой, но он даже не пытался остановить их. Легенда о Тильмуне истаяла, испарилась как окружающий фабрику туман.
Чилдерман опять оказался прав. Иллюзия развеялась без остатка. То, что Калеб принимал за рай, принесло смерть его народу и ввергло его в водоворот безудержной и бессмысленной мести.
— Калеб, мне очень жаль, — рядом на колени опустилась Далия и положила руку на плечо ханаанцу. — Правда и в самом деле редко приносит успокоение...
Тот поднял на нее затуманенный слезами взгляд, и Далия едва не вскрикнула. Из глаз ханаанца исчезло привычное безумие. Они даже больше не были пустыми стекляшками мертвеца или бешеными глазами зверя. На Далию смотрел человек, пусть и переживший чудовищный внутренний апокалипсис.
— Калеб... — прошептала она.
— Теперь ты готов идти? — резко перебил ее Чилдерман. — Чувствовать себя покойником дело крайне нудное, болезненное и бессмысленное. Добро пожаловать в мир живых, Калеб.
Калеб сморгнул, стряхивая слезы, и поднялся. Сгоревший Ханаан исчез из-под его ног, и теперь запись вновь демонстрировала только безмятежно бегущие волны. Не говоря ни слова, Калеб поднял Далию с колен, благодарно сжав ей руку.
— Себе самому не принес я блага, доставил благо льву земляному, — произнес он мертвые уже несколько тысяч лет слова. — За двадцать поприщ теперь уж качает цветок пучина. Открывая колодец, потерял я орудья — нечто нашел я, что мне знаменьем стало: да отступлю я...
— Храни тебя Мами, Калеб, но как же ты достал меня с этими цитатами! — Чилдерман в сердцах сплюнул. — Неужели твоя долбанная прошивка не в состоянии воспроизвести хотя бы Шекспира?
Он спрыгнул в люк, и Калеб с Далией поспешили за ним.
Пора было убираться с проклятого богами райского острова Тильмуна.
007. Почти бессмертен
Портовые ворота в Канто устроены крайне своеобразно.
Снаружи это обычная арка, вырезанная в гоферовом основании, такая же, как в тысячах других ковчегов Земли. Но стоит воздушному кораблю зайти внутрь, как по бокам гондолы возникают возносящиеся вверх мощные деревянные опоры, выкрашенные в красный цвет. Те, кто прибывал в Канто не впервые, знали, что сверху на эти две опоры уложена еще одна деревянная балка. Ее можно было увидеть, только находясь в глубине портовых территорий. Еще они знали, что каждая балка была вытесана из отдельного дерева и поставлена сюда при строительстве ковчега.
Деревянные ворот назывались тории.
— Поверить не могу, что когда-то на Земле росли такие огромные деревья. — Далия Гиллеспи по пояс свесилась за борт "Графа Д", разглядывая проплывающее мимо сооружение.
Цеппелин проходил так близко от левой боковой балки, что под слоем краски различалась неровная текстура древесины.
— Это не обычное дерево, — стоящий рядом Чилдерман рассматривал ворота с гораздо меньшим интересом. — Когда еще не было уверенности в том, что Потоп накроет всю планету, кое-кто задумал модифицировать геном некоторых видов растений мангровых зарослей. Представлялось все это красиво — вокруг сплошь вода, а прямо из нее растет огромной высоты лес.
— Наверное, это должно было быть действительно красиво, — вздохнула Далия. — Мне сложно даже представить себе такую картину.
— А ее никто и не успел представить. Пока подросли первые посадки, стало ясно, что вода не останавливается. А так как древесина гибридов получилась жесткая и тяжелая как железо, ее пустили на штуки вроде таких ворот.
Команда Асоки рассыпалась по бортам, сбрасывая канаты причальной команде. Закрепленные на катушках канаты напряглись и загудели, удерживая дирижабль на месте. Затем лебедки заскрежетали и, выпуская облака пара, потянули "Графа Д" к свободной посадочной площадке, размеченной белой краской прямо на палубе.
Из лабиринта переулков дна потянуло забытым за недели пути тяжелым запахом.
— Какие здесь интересные причальные машины, — Далия проводила взглядом вращающуюся керамическую катушку, на которую целиком намотался причальный канат. — А почему в Эрцету таких нет?
— Эрцету вообще не предназначался для жизни, его перестроили почти перед самым Исходом, — Чилдерман покосился на Далию. — Вам дед об этом не рассказывал?
— Что-то смутно припоминаю, — уклончиво ответила Далия.
Всплывшие при этом воспоминания о появлении в Эрцету идиота по имени Этана, взбудоражившего весь ковчег обещаниями вознестись в небеса и вернуть сушу, не вызывали у нее особого восторга.
— Впрочем, я бы не назвал и Канто обычным ковчегом, — Чилдерман тактично не заметил возникшей заминки. — Население большинства ковчегов этнически бессистемно. При наличии единого языка сейчас оно вернулось во времена до возведения Вавилонской Башни... — Чилдерман уловил недоумение в глазах Далии. — Когда-то давно бытовал миф, что люди изначально говорили на одном языке, но как-то раз возомнили себя равным богу и решили построить башню до небес. Бог идею не одобрил и наделил горе-строителей разными языками. В результате все перестали понимать друг друга и разбрелись по своим углам, а башня рухнула.
— Грустная история.
— Все прошлое человечества — одна на редкость грустная история. Зато сейчас оно практически превратилось в единую монокультурную расу. Хотя Потоп лишь ускорил процесс. До него на едином языке говорило две трети населения. Экономика стала единой. Эрцету, Урук, сотни других городов Индики отстроены в готическом стиле, хотя этот стиль произошел из совершенно другой части планеты... Так что глобализация, как когда-то модно было говорить, началась еще до Потопа.
— А свою башню вы начали строить? — хотела было спросить Далия, но тут гондола дернулась и зазевавшаяся энмаэр едва не вылетела за борт.
— Ничего себе не отбили?
Далия выдавила из себя улыбку. Ребра болели, но не сильно.
— Так вот, — продолжил Чилдерман. — Канто и еще с десяток ковчегов этого региона ухитрились сохранить признаки допотопной культуры. Здесь всегда довольно жестко поддерживалась политика сдерживания рождаемости и исторической преемственности...
— И это не сказалось на точности прогнозов?
— Конечно, разобщенность ковчегов не сыграла бы на руку новому миру. Но отклонения вроде Канто слишком незначительны, да и они рано или поздно будут поглощены.
На палубе появился Калеб, молчаливый как обычно. По виду ханаанца сложно было сказать, что он чувствует, прибыв в город, в котором произошло его перерождение. После катарсиса Мари он изменился, но не намного. Калеб все также не любил говорить, взгляд его часто уходил в никуда, а по ночам он часто будил Далию выкриками на непонятных языках, мало похожих на лингос.
Но теперь, изредка, он рассказывал Далии странные истории своего народа.
— Мы здесь надолго? — к Далии и Чилдерману поднялся Асока с пакетом документов на корабль. — Может быть, в кои-то веки, стоит использовать вашу печать по назначению?
Далия бросила быстрый взгляд на выброшенный из гондолы трап. С городской палубы на борт поднялись два местных чиновника в длинных камзолах и довольно дурацких высоких шапках. С безмятежным видом они обмахивались веерами, ожидая появления капитана.
— Мысль соблазнительная, но в корне неверная, — покачал головой Чилдерман. — На данный момент, думаю, нам имеет смысл оставаться инкогнито.
Асока выругался про себя, но вслух промолчал.
— Приготовьтесь к длительному перелету, — сообщил Чилдерман Асоке, спровадившему писцов спустя час. — Постарайтесь не отпускать людей с корабля без необходимости. Как только мы вернемся, сразу отправляемся в Северные Воды.
— Куда именно, пастырь? — Асоку слова нанимателя не удивили, ведь его работа исправно оплачивалась.
— Вы когда-нибудь пытались пересечь полюс?
— Ха, да вы меня за идиота держите! Всем известно, что полярные области скрыты в постоянном тумане и в них не действуют компасы!
— Считайте, что для вас будет сделано исключение.
Асока уставился на Чилдермана как будто тот только что сообщил, что предки вернулись и готовы выдать персонально ему, капитану Асоке, личный кусок суши.
— Да какого... — окончание фразы сбитого с толку капитана уже не предназначалось ушам Чилдермана
Тот спустился по трапу в сопровождении Далии и Калеба.
— Чилдерман, скажите, зачем, Энлиль вас побери, вы опять играете в свои игры? — стоило им удалиться от корабля, поинтересовалась Далия. — Неужели нельзя просто явиться к энамэру и настращать его до усрачки?
— Во-первых, я всегда проверяю сообщенную мне информацию сам, — Чилдерман спокойно прокладывал путь среди гомонящей портовой публики. — Во-вторых, подобные меры редко дают долгосрочные результаты. Вот если бы я мог одновременно присутствовать во всех ковчегах мира и постоянно стоять за плечом каждого энамэра...
— То есть, нормальный прием в зиккурате нам не светит, — на всякий случай уточнила Далия.
— Я уверен, что в Канто полно приличных гостиниц, верно, Калеб? — подмигнул из-под шляпы Чилдерман. — Будь добр, отведи нас к одной из них.
Канто произвел на Далию неизгладимое впечатление. Чем-то он ей напомнил Ницир, огромный по меркам мира ковчегов мегаполис, в котором проживало почти семь миллионов человек. На Ницире дома по количеству этажей стремились соперничать с зиккуратом, лепились один к другому, соединялись бесчисленным количеством переходов и балкончиков. По всему городу возвышались гигантские здания — причудливая башня ордена инженеров, утыканные антеннами этажи которой вращались вокруг своей оси, мрачный, окруженный фигурами допотопных воинов, собор сынов Мардука, уходящая под самый купол игла ордена дознавателей... По улицам Ницира текли нескончаемые потоки людей, а пространство вокруг ковчега заполняло бесчисленное множество воздушных и морских кораблей — краны, поднимавшие и опускавшие на воду суда, не останавливали свое движение ни на минуту.
