Чаганов: Москва-37

-В Ленинграде арестован его сын, инженер Института Высоких Давлений...— начинаю я скороговоркой.

-Товарищ Ворошилов, задержитесь.— Перебивает меня вождь, перехватывая того в двери, снова поворачивает голову ко мне.

-Арестован, по сути, из-за меня... Два года назад, во время моей командировки в Америку, в Чикаго в сквере напротив моей гостиницы я встретил генерала Ипатьева. (Все трое недоверчиво смотрят на меня). Владимир Николаевич преподает в Чикагском Университете, живёт неподалёку и часто гулял в этом сквере. Узнал меня, подошёл (он продолжает интересоваться нашими событиями, а мои фотографии тогда часто печатали в газетах и журналах) мы разговорились. Я рассказал ему, что недавно в Ленинграде встречался с его сыном, он расчувствовался. Начал вспоминать прошлое, я спросил, чем он занимается в настоящее время. Узнав что я инженер, Ипатьев объяснил устройство своей установки, в основе которой лежит его открытие: каталитический крекинг, позволивший намного увеличить выход бензина при переработке нефти. (Мои слушатели затаили дыхание). Он также упомянул, что в тот момент работал над ещё одной установкой, по производству высокооктанового бензина, стойкого к детонации, что позволит форсировать режим работы двигателя.

-Почему не доложили об этом по приезде из Америки?— Не смог скрыть недовольства Сталин.

-Когда приехал, увидел в газетах постановление ЦИК СССР о лишении Владимира Николаевича гражданства и решение Академии Наук о лишении его звания академика... подумал, что эта встреча может быть неправильно расценена моим руководством. Кроме того, я был не уверен... а вдруг он передумает после этого сотрудничать с нами. (Сталин грустно кивнул). Тогда прощаясь в Америке, я сказал Ипатьеву, что если он решится на помощь своей родине, то пусть передаст в письме к сыну привет Сергею Трубину.

-Кто это Трубин?— Перекатился с пятки на носок Ворошилов.

-Мой знакомый, погиб давно.— Быстро отвечаю я.— Это— пароль. Попросил Владимира Владимировича позвонить мне, если прочтёт в письме от отца о Трубине. Так вот, сегодня мне дозвонилась его жена и сообщила, что муж арестован НКВД. Я пообещал срочно выехать в Ленинград и помочь...

-Обязательно поможем!— Рубит рукой воздух маршал.— Необходимо срочно отменять постановление ЦИК и вызволять Владимира Николаевича из Америки. Он необходим здесь. Мне докладывают, что положение с производством толуола и пороха— аховое. А ведь Ипатьев— родоначальник промышленного производства взрывчатки в России. Поезжай, Алексей, в Ленинград. Вопросительно смотрю на Сталина.

-Вы, товарищ Чаганов, наверное не знаете,— улыбается он.— перед вами ваш новый нарком.

-Поздравляю, Климент Ефремович!

-Идём, идём уже!— Сталин подталкивает к двери нас, в ответ на немой вопрос Поскрёбышева.— Выпишите пропуск на заседание Чаганову, ему будет интересно послушать что творится у нас.

Глава 11.

Москва, Кремль,

Свердловский зал.

22 июня 1937 года, то же время.

В абсолютной тишине делегаты пленума с тревогой неотрывно следят за Сталиным, Будённым и другими соратниками, занимающими места в президиуме. Пользуясь этим, незаметно проскальзываю к последним пустым рядам и выбираю крайнее место у центрального прохода. Не глядя опускаю откидное сиденье, оно оказывается сильно подпружиненным, вырывается из рук и громко хлопает по спинке: собравшиеся испуганно поворачиваются в мою сторону.

'Бли-и-н'...

Выпрямляюсь, расправляю плечи, делаю лицо попроще и начинаю ритмично ускоряясь хлопать в ладоши. Через секунду, как лесной пожар, бурные овации охватывают весь зал и не прекращаются несколько минут.

-Слово имеет нарком внутренних дел товарищ Ворошилов.— Усиленный динамиками голос вождя с трудом перекрикивает зал.— Пож...

Громкий выдох зала заглушает последние слова Сталина, снова задержка.

-Товарищи,— фигура первого маршала излучает силу, лицо ярость, а глаза прилипли к листку бумаги, который он положил перед собой.— вы, наверное, уже заметили что сегодня в зале отсутствует много людей? Это неспроста! (Поднимает голову и тут же её опускает). Все они арестованы как участники заговора, направленного на свержение нашего правительства. Под покровом ночи эти предатели плели свои грязные сети, но благодаря недремлющему оку наших органов они были схвачены, изобличены и уже дали признательные показания. Это стало возможно так же благодаря тем честным коммунистам, кто не пошёл на поводу заговорщиков. В перерыве заседания вы получите постановление ЦИК СССР о назначении наркома внутренних дел, вам также раздадут материалы дела, показания этих отщепенцев. Кроме этого, вы сможете сами поговорить с секретарём ЦК Пятницким, членом ЦК Хрущёвым и начальником Главного Управления Госбезопасности Фриновским. А сейчас я просто хочу перечислить тех, кто входил в состав головки заговорщиков: это члены Политбюро Косиор и Постышев, кандидат в члены Политбюро Рудзутак, первый секретарь Свердловского обкома ВКП(б) Кабаков,...

Каждая новая фамилия встречалась залом новым вздохом.

'Первые секретари союзных и автономных республик, обкомов и крайкомов... Похоже, что повержены последние противники противники 'нового курса'... и этого удалось добиться относительно бескровно. Как ни самонадеянно это звучит, но и с нашей, моей и Олиной, помощью. Вот только хорошо это или плохо? С одной стороны хорошо, сохранены многие жизни, в том числе и ни в чём не повинных людей. А с другой— на свободе остались многие тысячи тех, которые при первой же возможности перейдут на сторону врага и будут способствовать гибели наших тоже ни вчём не повинных людей: такая возможность у них в скором времени появится... Где найти такие весы, на которых можно взвесить все плюсы и все минусы'?

-Спасибо, товарищ Ворошилов.— Сталин поднимается с места председательсвуещего и неспеша идёт к трибуне.

-Прошу пленум разрешить мне сказать несколько слов...— в зале вновь вспыхивают аплодисменты, вождь, пережидая их, не торопясь наливает нарзан в стакан и делает небольшой глоток.— товарищи, этот заговор, что сегодня ночью раскрыли наши органы, стоит особняком. Его участниками были не троцкисты, ..., не военные..., не оппозиционеры. Ими стали наши бывшие товарищи, с которыми мы бок о бок сражались против врагов в гражданскую, с которыми мы громили левый и правый уклоны, с которыми мы прововодили коллективизацию,... с которыми бились над выполнением заданий первой и второй пятилеток. Они не были шпионами иностранных разведок, наймитами иностранного капитала,... (еще глоток), они называли себя коммунистами и от этого горше вдвойне. Все заговорщики были партийцами, партийцами— перерожденцами, партийцами— бюрократами. Случилось то, о чем предупреждал нас Ленин: мелкобуржуазная стихия проникла, таки, в нашу партию, несмотря на нашу отчаянную борьбу с ней, на длившуюся пять лет чистку её рядов. Проникла и стала как болезнь распространяться наверх, заражая больных и нестойких.

Я, как и весь зал, затаил дыхание.

-Как я сказал,— продолжил Сталин переведя дух.— заговор был партийным, но охватил не всю партию. В нашей партии около ста тысяч секретарей первичных организаций, к ним наши органы не имеют никаких претензий, ни один из них не участвовал в этом. Затем, около трёх с половиной тысяч секретарей горкомов и райкомов: лишь крайне малая часть, как следует из показаний арестованных была вовлечена. И, наконец, третья группа— первые и вторые секретари обкомов, крайкомов и ЦК нацкомпартий: их около двух сотен. В ЦК ВКП(б) эта группа представлена широко, если вместе с союзными наркомами, то до половины от общего количества и почти восемьдесят процентов из них вошли в состав заговорщиков.

После этих слов зал загудел как растревоженный улей.

-Также многие из представителей этой группы являются кадидатами в члены ЦК.— Нагнетает напряжение вождь.— Как вы сами видите, товарищи, сложилась нетерпимая ситуация, которая требует неотложных и решительных мер со стороны правительства. Политбюро, секретариат ЦК подготовили постановление ЦК, где предлагают ряд мер для исправления положения. (Проект постановления вы получите в перерыве). Во-первых, исключить арестованных участников заговора из партии. Во-вторых, в связи с чрезвычайной ситуацией, на период до очередного съезда партии предоставить секретариату ЦК чрезвычайные полномочия по назначению и отстранению от должности любого партийного секретаря. В третьих, поручить секретариату ЦК проивести в период до очередного съезда партии реорганизацию руководящих структур областного, краевого и республиканского звена с тем, чтобы на место республиканско— территориального принципа пришёл принцип формирования организаций по равному числу коммунистов с прямым подчинением ЦК ВКП(б)...

'Стоп, как-то мудрёно... Это что такое? Ликвидация союзных компартий и их ЦК? Смело. И своевременно: одновременно с выкорчёвыванием старых удельных князьков. Когда если не сейчас? А ещё заодно сократить число секретарей: один на несколько союзных республик, один на несколько областей и напрямую подчинить Москве. Походя сказал, без детализации'...

-... наши парторганизации увлеклись хозяйственной деятельностью. ... подмяли под себя и обезличили органы истолнительной власти. ... партийные руководители стали терять вкус к идеалогической работе, к партийно-политическому воспитанию масс, к критике наших недостатков и самокритике.

'Что предлагается? Понятно: ...упразднить промышленные и сельскохозяйственные отделы в обкомах, крайкомах. Не слишком ли радикально? Они ведь независимый источник информации, как исполкомы не ударились в приписки. Или побоятся'?

-... партруководители, несмотря на отсутствие образования, не хотят повышать свой уровень, учиться, проходить переподготовку.

'Предлагает секретарям второй и третьей групп пройти годичные курсы в Москве... по конце учёбы— экзамен, по результатам которого— решение об использовании на партийной или хозяйственной работе. Двоечников— увольнять. Переподготовку закончить за три года: выходит, что уже с этого года число секретарей среднего звена на треть. Что с третьей группой? ... Высшие руководители обязаны будут иметь диплом университета 'красной профессуры'. Так вот что планировал Сталин тогда в тридцать седьмом, но его попытки реорганизации партии и страны столкнулись с открытым противодействием партократов. На пленуме они взяли верх, продавили решение о 'тройках' и развязали в стране кровавый террор'.

-Мы, старики, скоро сойдём со сцены.— Вождь поднимает голову, смотрит на загудевший зал, как будто ищет кого-то взглядом.— Да-да, это закон природы и мы бы хотели чтобы пришедшие нам на смену не погубили всё то, что мы строим сейчас. Построить социализм можно лишь на основе новой экономической теории, создать её— главнейшая задача нашей партии!

Москва, Октябрьский вокзал.

22 июня 1937 года, 19:55.

Спешу, опаздывая, через заполненный пассажирами зал Ленинградского вокзала к железнодорожным путям. На автомате обхожу носильщиков, согнувшихся под тяжестью ноши, лежащие на гранитном полу узлы, в руке сжимаю свой походный чемоданчик, а из головы не выходит программная речь Сталина и последовавшее за ним голосование по постановлению ЦК, которое, кстати, было поддержано пленумом единогласно.

'Вот не поверю, что запугал их вождь. Хотя самые яростные его противники и были устранены, всё равно стопроцентный результат этим не объяснить: всегда найдутся сомневающиеся... Скорее распропагандировал он их, увлёк, зажёг своей речью'.

-Здравствуйте, Алексей Сергеевич!— Знакомый проводник в железнодорожной форме приветствует меня.

-Здравствуй, Петрович!— Поднимаю голову, замечаю, что чуть не проскочил свой спальный вагон и подаю ему свой билет, кусочек толстого жёсткого картона с пробитыми дырками.

-Прошу,— радушно приглашает он внутрь вагона, на секунду близко поднеся билет к близоруким глазам и его в карман.— ваша спутница уже там. Купе номер три.

'Какая спутница? Сослепу Лосева перепутал с женщиной'?

Узнав что я еду в Ленинград, напросился в попутчики: что-то ему нужно там в физтехе из оборудования. А мне ещё лучше: можно провести воспитательную беседу о дисциплине в его лаборатории в неофициальной обстановке. Отодвигаю дверь в сторону, свет в купе не включен, но на фоне сереющего вагонного окна замечаю знакомый Олин силуэт.

-Ты как здесь?— Почему-то шепчу я.— Где Лосев? Что случилось?

-Случилось...— С перрона в купе проникают привычные звуки вокзальной суеты перед отправлением поезда.

-Граждане провожающие! Просьба покинуть вагон!— Шепелявит проводник в коридоре.

-... прокололись мы с немецкими диверсантами.— Оля порывисто встаёт в широком проходе между обитым чёрным плюшем диваном (другой диван на той же стене вторым этажом) и столиком с двумя стульями, и снимает короткую кожаную курточку, оставшись в белой тонкой батистовой блузке, которая вдруг становится прозрачной на фоне окна.

Плюхаюсь на диван и не могу отвести взгляд от этой красоты. Поймав мой взгляд, девушка быстро садится рядом.

-Ты слышишь? Про-ко-ло-лись!— В её голосе послышалось раздражение.— Не тех взяли!

-Как не тех?— Прихожу в себя.— Берзин же Сталину уже доложил...

-А вот так, не тех.— Оля откидывается на спинку, закидывая ногу за ногу в твидовых брючках и поводя кованным носком сапога из строны в сторону.

'Это этим носком она Креста'?— Поёжился я.

-... после стычки, кхм, я метнулась из Сокольников на улицу Станиславского. Там Гвоздь второй день нашу парочку пасёт. Он божится, что они на тот момент территорию посольства не покидали и что буквально пять минут назад видел женщину в окне. Я звонить тебе, Берзину, полковнику— никого нет на месте. Дальше его пытать, выясняется: похожую пару пару часов назад посадили в автомобиль и куда-то увезли. Только пара эта— не наша, зуб даёт, говорит, по росту немного отличаются, по походке и, мол, он тех, что на Татарской возле твоего КБ отирались, ни с кем не спутает. Постояли ещё, думаю, а что если Гвоздь прав, тогда диверсы поедут на 'Красной стреле'. Снова звоню вам, дозвонилась до Берзина, выпросила у него машину, ничего не объясняя, а то бы не дал, сказала, мол, аппаратуру надо перевезти. Только разведупровская машина пришла, 'сладкая парочка' нарисовалась с чемоданом: они— в машину, мы— в машину, они— на вокзал, мы— на вокзал. Смотрю, Лосев, объясняет зачем он здесь, ну я у него билет и конфисковала, сказала, что его печка подождёт, в крайнем случае Чаганов сам с ней разберётся, а мне надо строить личную жизнь. Посопел, попыхтел твой друг и отчалил. Всё! Нет, вот список дел, что ты в Ленинграде должен сделать вместо Лосева.

Хотелось закричать: 'Давай, начинай, строй'! Но сдержался. Некрасиво как-то, ведь мою подругу только вчера похоронили. Хотя легко сказать...

-Ну и что делать будем?— Отвожу глаза в сторону от девичьей фигурки и внимательно рассматриваю потускневшую медную табличку, прикрепленную к стене над столом: 'II классъ. Камердинеръ ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА'.

-Что-что... Приказ выполнять.— Равнодушно заметила девушка.