Эх, Рама бы сюда вместе с его орлами. Но он севернее пытался увести другую кашшафскую армию от столицы. Не только он, конечно, но о его подвигах даже здесь рассказывали. Бесстрашен и неутомим. Он всегда был такой, выкладывался до конца, что бы ему ни поручали. И солдаты его любили, несмотря на вспыльчивость, потому что на заведомо слабого он никогда руку не поднимал. Гарое потрогал переносицу и хмыкнул.
Остатком "драконов" командовал маркиз Увангур. Он был на три года старше Гарое, но дослужился только до капитана. И тем не менее он винил себя в гибели полка. Прежде всего винил за то, что не погиб под Чашной.
— Господин полуполковник, — к нему, запыхавшись, подбежал порученец полковника. — Они в трех часах от нас. Разведчики доложили.
— Отлично, — повернулся к Кишию. — Передать капитанам, — оруженосец умчался.
И опять он радовался, что не придется сражаться с магами и пакость, косившая войска на северо-западе, сводя солдат с ума, тут не появлялась. Так что у них есть шанс выстоять, есть. А там, как в Аине: где день, там и второй. А там, глядишь, и принц появится с амулетом... Надо надеяться.
Гарое направился в палатку. Надеяться — это хорошо, но и подготовиться надо. А подготовиться — это значит отдать долги. У него долгов особенно нет. Кроме того, что ее высочеству он так и не написал. Если не написать сейчас, к вечеру может быть уже поздно. Три часа должно хватить, чтобы сочинить что-нибудь стоящее.
Он сел за стол. Перо и бумага лежали тут с самого утра. Открыл чернильницу. Обмакнув в жидкость перо, тщательно стряхнул лишние капли. А затем быстро написал:
"Госпожа! Простите мою дерзость. Не обращаюсь к Вам по имени и титулу, чтобы не скомпрометировать Вас.
Вы наверняка помните бестактного полуполковника, танцевавшего с Вами две недели назад. Как вы сами упомянули, недавно я был священником. Но, может быть, Вы не знаете, что я служил в небольшой деревенской церкви, поэтому по долгу службы мне приходилось много общаться с вилланами. Уже через два года служения я научился определять некоторые женские "болезни" лишь по внешнему виду. Пишу Вам об этом только для того, чтобы Вы поняли: я знаю о Вашей беде. И сейчас я пишу Вам не как мужчина или полуполковник, но как священник. Не бойтесь бросить вызов судьбе. Не идите у нее на поводу. Мы все оступаемся, но Бог прощает нас. Вы не должны отдавать себя в жертву. Поверьте, у Эль-Элиона есть тысячи выходов там, где мы видим только один. Доверьтесь людям, которые любят Вас, они помогут. Помните, Вы не одиноки и Вам все по плечу. С глубоким почтением к Вам и с надеждой на то, что хоть чем-то Вам помог, Гарое Кеворк".
Он не перечитывал. Прошелся по палатке. Затем присыпал письмо песком, стряхнул и решительно свернул трубочкой. Почтовые голуби ждали в клетке. Полад прислал их позже. Судя по их количеству, он надеется по крайней мере на три письма.
Вытащив одну из птиц, Гарое привязал к ее ножке записку и, выйдя наружу, выпустил ее в небо. "Все надо делать быстро, — он следил за исчезающей в небе точкой, — иначе не сделаешь никогда. Не забыть сказать Кишию, чтобы выпустил птиц, если будем терпеть поражение..."
Сигнал тревоги прозвучал так обыденно, что Гарое даже не прибавил шаг, когда шел на наблюдательный пункт. Первый бой не их. Сначала кавалерия.
С холма было очень хорошо видно, как на них несется тяжелая конница. Тысяча... нет, не меньше полутора тысяч рыцарей. Они еще далеко, арбалеты не достанут. Да и опасно — можно попасть по своим. Что сейчас командует маркиз? Конница Энгарна стремительно перестраивалась и вскоре неслась навстречу врагу.
Решили ударить в правый фланг? В этом есть смысл. Так хоть кто-нибудь сумеет уйти в замок Хецрон.
Смотреть на это было страшно. Рыцари ворвались во вражеские ряды, сбивая кавалеристов с лошадей, втаптывая упавших в землю. Конские копыта разбивали чьи-то головы, ломали грудные клетки. А следом снова кто-то падает, пронзенный мечом или копьем. Вражеская атака захлебнулась, они не успели перестроиться, чтобы встретить энгарнцев. Да наверняка и не воспринимали их всерьез — мало их было. Но теперь, когда они умудрились почти добраться до центра, им пришлось остановиться. Вражеские "драконы" развернулись очень красиво, не мешая друг другу, и стали напирать на горстку рыцарей. Теперь на землю полетели и свои.
Гарое услышал, как взводятся арбалеты.
— Бей, — отдал он приказ, который эхом пронесся над солдатами. Запела смерть. Она некрасиво поет и уродливо пляшет. Но что поделать, если это единственный бал, на котором они желанные гости? Хорошо хоть не надо думать, где свои, а где чужие. Здесь все понятно.
Арбалетчики метили в коней и не промахнулись. Лошади ржали от боли, становились на дыбы, не всем удалось с ними справиться, и они тоже оказывались под копытами. Некоторые животные были сразу убиты.
Арбалеты снова взводятся. Но теперь он отдает немного иной приказ. Надо ударить в центр. Иначе никто из кавалеристов не уйдет.
Еще один залп. Гарое вытягивает шею. Да, они успевают. Немного, около ста из всех, но они найдут спасение в замке. Теперь настал их черед.
— Лучники! — раздается резкий крик.
— Потанцуем? — бормочет он себе под нос.
Отец так и не признал его по-настоящему. Младшие сыновья всегда были рядом, а Солта вырос без него. И от этого старшему Ройне казалось, что воспитали его не так, испортили. И еще он постоянно подозревал, что Денисолта хочет предать его, переметнуться к королю, а то и убить отца, чтобы самому стать правителем Ветонима. Солта делал все, что отец ожидал от него, но так и не смог угодить ему. Четыре года превратились в череду войн с войсками короля и ссорами с отцом. Не тот характер был у молодого графа Дивона, чтобы терпеть оскорбления. Несколько раз он уезжал в свое поместье, но как только семье грозила опасность, возвращался, и все начиналось сначала. Последняя ссора произошла, когда отец, заплатив кучу денег королю Манчелу, все-таки добился от него признания своих прав и стал полноправным графом Ветонимом. Солта, помня об Авишуре, предложил пригласить рыцаря на службу и услышал гневную отповедь:
— Где он был, когда у нас каждый воин был на счету? Мне не нужны трусы. Воевал без него и сейчас без него обойдусь, — а когда Солта собрался возразить, заорал. — Не смей спорить со мной, иначе отправишься к нему!
Солта и без того отправился. Вновь вернулся в Дивон и нашел Авишура. Тот на предложение службы усмехнулся:
— К батюшке вашему не пошел бы. А к вам пойду.
Граф Дивон знал, что его поместье никогда не приносило большие доходы, поэтому если он хочет иметь деньги, ему нужна сильная армия. И Авишур в этом лучший помощник. Но все изменилось до того, как его честолюбивые планы осуществились. Его призвали в Ветоним: отец умирал.
...Солта стоял у его постели и не мог произнести ни слова. Старший Ройне был ужасно изуродован: вместо носа "красовались" вывороченные ноздри, нижняя губа вместе с челюстью выдвинулась, так что зубы торчали наружу, а язык вываливался. Кожа вокруг одного глаза тоже слезла, открывая глазное яблоко, а на другом наоборот напухла, и зрачок закрылся бельмом. Говорили, что он весь в язвах, но этого Солта не видел — отца укрыли покрывалом по шею. Сказать Венадад ничего не мог, так что вовсе и не собирался он благословить сына, а просто спешно призвали того, кто защитит Ветоним, если король опять вздумает отобрать поместье. Братья для этого еще молоды, да и большого военного опыта нет.
В спальне было темно, душно и невыносимо смердело. Отец гнил заживо. Духовник старался прекратить сплетни, угрожая и во всеуслышание заявляя, что граф умер от неизвестной заразы, которую на него наслала деревенская ведьма. Но служанки все равно шептались. Мол, ведьма та девка или нет, — это еще посмотреть надо, а вот то, что она срамной болезнью болела, — это точно. И господин по всем признакам от этого умер. Отгулялся господин.
Часы, проведенные Солтой у постели умирающего отца, превратились в вечность. Он так и не пришел в себя и не смог произнести ни слова, только хрипел и громко стонал. Когда отец затих, Солта покинул его спальню и едва не упал — от свежего воздуха закружилась голова. Братья ждали его в кабинете, смакуя лейнское вино и вполголоса рассказывая друг другу пошлые истории. Но Солта не улыбнулся.
— Отец умер, — сообщил он сухо. — Отныне я — граф Ветоним, а вы подчиняетесь мне.
Подождал возражений, но не услышал. Затем Алеан поинтересовался:
— Ты урежешь нам содержание?
— Если Ветоним останется у нас и будет приносить прежний доход — нет.
Все произошедшее полностью изменило Солту. Мир стал иным: жизнь обрела цель, но чтобы ее добиться, мало было уметь воевать.
Первую неделю в замке еще сохраняли видимость скорби, но затем братья захотели устроить пирушку. И натолкнулись на железную волю графа Ветонима.
— Хотите пьянствовать — пьянствуйте, — сурово одернул он, — но не здесь. Здесь еще траур.
— И сколько ты собираешься соблюдать его? — с подозрением спросил Алеан.
— Как положено — полгода.
— Полгода! — ахнул Идбаш. — Да столько жены по мужьям скорбят! Ты чего, брат? Ну, перед другими ладно, но тут все свои.
— Пьянствовать будете в другом месте, и на другие деньги, — отрезал Солта. — Я на это не дам и медяка.
И прямиком отправился в церковь. Последнее время это стало его правилом — в утренние часы слушать проповедь духовника. Вскоре и братья присоединились к нему — поняли, что иначе денег от него не дождутся. Они отчаянно скучали, но подчинились его правилам. Пусть только внешне — не важно. Если бы отец соблюдал церковные установления, с ним бы такого ужаса не случилось. И если братья сами не придут в себя, он им поможет. Деньги — великая сила, они могут изменить и самых упрямых.
Однажды за обедом молоденькая служанка пролила на него вино.
— Ой, простите, господин граф, — она бросилась вытирать его камзол. Знал он эти трюки, в трактирах частенько девушки так делали, чтобы обратить на себя внимание. Тело отреагировало мгновенно: он долго был без женщины. Но вместо того, чтобы усадить ее на колени, как он делал обычно, Солта ударил ее наотмашь тыльной стороной руки, так что перстень рассек щеку.
— Еще раз тронешь меня, — прошипел он, не обращая внимания на ее слезы, — сверну шею.
Братья, которые, как потом выяснилось, заплатили девушке, чтобы она помогла ему расслабиться, потрясенно смотрели на эту сцену, но так и не смогли выговорить ни слова.
Это не было показной жестокостью. Солта ничего не мог с собой поделать: он боялся женщин так же сильно, как раньше любил. Едва к нему начинали проявлять внимание, перед ним возникало изуродованное лицо отца.
Какое-то время братья еще ожидали, что его "монашество" и набожность пройдут, когда закончатся дни траура. А вот то, что в один миг он станет не только хорошим воином, но и мудрым правителем Ветонима, не ожидал никто. Но он смог отстоять землю перед королем и добился, чтобы их семья процветала...
Энгарнских рыцарей было мало, они не могли противостоять кавалерии Ройне. Осталась жалкая кучка ополчения, ее они сметут еще быстрее. Надо только как-то защититься от луков и арбалетов. Денисолта быстро отдавал приказы, хотя на душе было муторно: ему нравились осады. Если бы здесь был хотя бы полк пехоты или кавалерия "волков", он бы, пожалуй, не вступил в бой, тщательно не продумав тактику. Но горожане...
С легкой насмешкой он вместе с Алеаном рассматривал холм, на котором укрепились ремесленники. Небольшой ров для лошади не помеха, да и людей задержит не сильно, потом строй "солдат", укрытых щитами, а за ними телеги, на которых укрепили знамена. На них то и дело забирается какой-то священник, что-то кричит.
Алеан не выдержал.
— А можно я не буду их убивать, — он принял умоляющий вид, но сам явно еле сдерживал смех. — Ну, это же, как с овцами сражаться, засмеют ведь. Я их так, попугаю немного, и все. Ладно?
Солта тоже бы посмеялся, если бы не разучился давным-давно. Поэтому он ответил сурово:
— Овцы после спрячутся за городские стены и будут гадить на тебя сверху. Лучше убей.
— Хорошо, — брат поник, будто его обрекли на казнь. Он больше любил поединки, чем битвы с пехотой.
— Надо бы окружить их с флангов, — Улла с собачьей преданностью заглядывал в глаза Денисолте. — Сейчас мы на них поедем, напугаются, и лови их по всему полю, чтобы убить.
Он хочет хорошо выполнить задание хозяина. Молчал бы уж. Как же раздражало это желание выслужиться. Ведь и боец никакой, если и убил кого, то только случайно. Хотя, может, с этими овцами у него что-нибудь и получится.
— Пехота впереди, — отдал приказ генерал Ройне, — пусть прикроются мантелетами.
Идбаш ускакал.
Конь под Алеаном приплясывал от нетерпения. Они выбрали лошадей по собственному характеру: у младшего — нетерпеливый, горячий порывистый; у Денисолты — хладнокровный, но неустрашимый.
