Доковыляв до чертогов, Зевс припал к загодя припасённой здесь чаше с нектаром. На мгновение ему полегчало, создалась иллюзия полного исцеления, а затем внезапно вырвало. Проблемы накатили с утроенной силой.
Царь богов грузно плюхнулся на ближайшую мраморную скамью и несколько минут глубоко дышал, силясь хоть как-то прийти в себя.
— Чтоб я ещё раз... — страдальчески пробурчал он и замолк, ведь знал: потребуется — пойдёт.
Ему полегчало, и он вернулся в пиршественную залу. Многих олимпийцев ещё не было, хотя Зевсу казалось, что он распорядился собрать всех бесконечно давно.
Посредине залы Громовержец непонятно как запнулся и упал. Царь богов растянулся на мраморном полу и в гневе обернулся посмотреть, что попалось под его ногу. Обнаружился Феб — голый, шальной и в любовном экстазе.
— Сын мой, ты обезумел?! — прогремел Тучегонитель.
—Папа?! Ик! — Шальные глаза Кифарета блуждали, казалось, каждый по своей траектории. — А где пифия?..
— Проспись, ты пьян, — досадливо промолвил Зевс, поднялся и направился в свои покои.
— Куда ты, отец наш? — спросил Гермес, сидевший вместе со всеми за столом.
— Спать, — буркнул Громовержец, не оборачиваясь.
— А как же война?.. — пискнула обычно молчаливая Геба.
— Я не спал много дней, какой из меня воин...
В покоях его дожидались Гера и Афина.
— Дочь моя, ты единственная не потеряла ума, пока я отсутствовал, — проговорил Зевс. — Руководи этим стадом, пока я не отосплюсь.
— Но... — начала было Гера, однако её супруг уже упал на ложе и мгновенно захрапел.
Афина развела руками и покинула спальню сиятельных управителей мира.
...В конце концов, тучи похудели и предательски просветлели. Последняя молния вспыхнула жалкой искрой на пальцах и с тихим пшиком приказала долго жить.
Измотанный Зевс, стоящий на одном колене, в бессильном недоумении поглядел на свои могучие руки и увидел, как они дрожат. Глаза щипало от пота.
Бог поднял голову и узрел саму бездну, сам первородный Хаос, из которого когда-то вышел Кронос.
— Кто ты? — собрав последние силы, крикнул Тучегонитель.
— Я?!.. — Бездна озадачилась, и исполинское всеохватывающее давление на Зевса чуть-чуть ослабло. — Я... Хм... А! Я — Ромашкин!
По непонятным причинам Хаос возликовал, но Тучегонителю было не до выяснения причин: радость бездны многократно усилила давление на Зевса, атомы его атлетического тела не выдержали и — разлетелись. И следа не осталось.
— А-а-а-а-а!!! — заорал Зевс и свалился с ложа на мраморный пол почивальни.
— Милый, тихо... — зажурчал в темноте голос Геры. — Это сон...
— Сон... — выдохнул Зевс. — А что такое Ро-маш-кин?..
XXXVII
Ребенок молчал до 5 лет, а потом говорит:
— Каша пригорела!
Родители к нему:
— Что ж ты раньше молчал?
— А раньше все нормально было.
Бородатый анекдот
Ленка высвободила руку, сжатую Кириллом, и сказала, глядя на изваяние Аида:
— Нам надо что-то придумать. Рано или поздно придётся запустить ход времени.
Одногруппник Сциллы Харибдовны смущённо кивнул.
— Да, и тут тебя будут ждать эти двое. — Он указал на повелителя царства мёртвых и Танатоса.
— Вот спасибо за напоминание, сама-то я забыла, — саркастически проговорила пифия Афиногенова. — Особенно про этого крылатого насильника.
Танатос, застывший во всеоружии, производил гнетущее впечатление. Ленка подумала, его можно было бы выставить в современном музее — публику пугать. Девушке было невдомёк, что наши художники ещё не на такое способны.
Впрочем, все эти рассуждения никак проблему не решали. А в покоях был ещё и Феб, уединившийся с Сивиллой. В общем, полный храм бессмертных врагов.
Ленка, в задумчивости прогулялась до Аида, потом обернулась к Кириллу.
— А что происходит с твоим восприятием с тех пор, как ты с неба свалился?
Парень взялся за подбородок, задумчиво потрепал его, и ответил, обводя рукой пространство вокруг себя:
— Я перестал быть с этим всем одним целым. Перестал «выдумывать» этот мир.
— Точно?
— Сто процентов. Как пуповину обрезали.
Девушка усмехнулась:
— Рожал?
— Миллион раз, — тихо ответил Кирилл, глядя на собеседницу исподлобья. — Я был в каждом человеке этого мира. Странная штука. Казалось бы, одновременно рождаются и умирают, дерутся и странствуют тысячи местных людей, да? А я большей частью своего сознания осознавал себя каждым из них. Представь большое музыкальное произведение, Лена. Главная неспешная тема — это извлекаемые из моей памяти сведения об истории мифической Эллады. А паузы между этими «медленными» нотами заполняются самой жизнью.
— Уму непостижимо, — прошептала студентка.
— Я не могу объяснить, такое словами не передашь, — продолжил парень, поднимаясь с круглого храмового камня. — Я побывал и Зевсом, и Кроном, и всеми остальными... Орёл клюёт печень Прометея, и это мне больно, это я Прометей! И в то же самое время, мне вкусно, я тороплюсь, упиваясь ароматом горячей крови, ведь это я, понимаешь, я клюю печень титана! А уж что во время секса между каким-нибудь Парисом и Еленой Троянской со мной происходило...
— Спасибо, не рассказывай! — оборвала его Ленка. — У меня бы башка взорвалась от такого переизбытка впечатлений.
— А у меня, случалось, и взрывалась, — сказал Кирилл, печально улыбаясь. — Ты не бойся, я с катушек не слетел. Ну, мне так кажется во всяком случае.
Ленкин ум работал в более практической плоскости:
— Ты говорил, будто вообще ни на что не можешь повлиять и никто тебя, кроме меня, не видит... Но хоть какой-то маломальский толк от тебя должен быть!
— Я упал в Фессалии, недалеко от Олимпа. А сюда я перенёсся, просто пожелав здесь оказаться.
— А груз взять можешь?
— Хм, не пробовал... — Кирилл огляделся в поисках того, что могло бы стать грузом.
Пифия Афиногенова в озарении показала пальцем на Аида:
— Обними его и попробуй перенестись как можно дальше.
«Бог из машины» скептически посмотрел на Ленку, потом на повелителя царства мёртвых. Вздохнул: чего не сделаешь ради красивой отчаявшейся дамы. Приобнял Аида.
И исчез.
Вместе с мрачным богом.
Не успела Ленка как следует удивиться, Кирилл снова материализовался в зале.
— Ну, ты голова! — восхищённо сказал он. — Котелок варит, что надо... Я, надо признать, нерешительным стал. Мог бы и сам догадаться.
— А домой вернуться пробовал? — спросила студентка.
Кирилл сник:
— Сразу же. Вот понял, что могу перемещаться, и пожелал попасть домой. И ничего.
Погрустили.
— А было бы здорово, — произнесла Ленка.
— Да...
— Я имею в виду, было бы здорово, если бы ты удалил отсюда и вот этого героя-любовника, — она махнула рукой в сторону Танатоса.
Ударив себя по голове, парень направился к богу смерти.
— А куда ты перенёс Аида-то? — поинтересовалась пифия Афиногенова.
— Домой, к Персефоне. Она там сидит, такая грустная, без мужа, на обломках их дворца... Вот будет удивление, когда отомрут! — Он обхватил плечи Танатоса.
— Подожди! — окликнула Ленка. — Предлагаю усложнить ребятам жизнь. Выставь этот весь скульптурный ансамбль так, чтобы Аид увидел, как Танатос вот таком виде тянется к Персефоне. Это их слегка отвлечёт.
Кирилл рассмеялся, качая головой, и исчез вместе с загробных дел божком.
— Готово! — отрапортовал он через минуту.
Ленка нетерпеливо топала ногой.
— Отлично, — сказала она. — Теперь надо сбагрить отсюда Аполлона. Есть идеи, куда бы его закинуть?
Одногруппник Харибдовны задумался.
— Могу хоть на Олимп доставить.
Эта идея девушке понравилась:
— Заодно посмотри, чем они там заняты, хорошо?
— Будет сделано, — с ироническим солдафонством в голосе ответил Кирилл. — Как быстро ты мной командовать начала... Но ещё удивительнее, что ты не послала меня сразу за своим рыцарем.
У Ленки челюсть отвисла. Странное дело, почему она не подумала о Польке?!..
— А ты знаешь, где он?
— Должен быть на острове циклопов. Я его в последний раз там видел.
«Прямо откровение за откровением», — подумала девушка и спросила:
— И вы... говорили?
— Нет, я предпочёл оставаться в тени. В общем, веди меня к местному Аполлону, я его утащу, а на обратном пути заскочу за твоим, — постановил Кирилл.
Так и сделали.
Пришли в Ленкины покои, демиург этого мира испарился с голым Фебом под мышкой, а пифия Афиногенова осталась в компании с Сивиллой, расположенной на кровати самым комичным образом. Её любовник исчез, и их поза, в наше время известная как миссионерская, стала неполной. В общем, голая баба в позе курочки гриль.
Прикрыв это непотребство простынёй, Ленка отошла к окну полюбоваться неподвижной ночью. Помаялась там, ожидая Кирилла. Он что-то не возвращался. Передумал помогать? Вряд ли. Он ведь надеется вернуться вместе с ними...
Девушка начала бродить по комнате.
«Ему нужно время на поиски Польки, — решила пифия Афиногенова. — Но что же делать дальше?»
Студентке было абсолютно непонятно, как работала злополучная чаша. Одногруппник Зили Хабибовны провалился в свой Хаос без чаши в руках, ведь чаша осталась у профессорши. А Ленка с Аполлоном провалились в туман, держа по половинке чаши. Никакого правила не угадывается. Чушь.
Внезапно в покоях возник Кирилл. Один.
— Где Полька?! — выдохнула девушка.
— На острове его не оказалось, — ответил парень. — Я ощущаю какое-то противостояние в царстве Посейдона. В общем, нужно больше времени. Не скучай пока.
И исчез.
«Где же ты, паразит? — подумала Ленка с тоской. — Вроде бы, беды не чувствую. Лишь бы не вляпался».
«Море волнуется раз... море волнуется два... Море волнуется три... Любая морская фигура, мать твою, замри!» — мысленно повторял на бегу Ромашкин.
Сначала создавалось ощущение, будто он находится внутри одной из самых суровых картин Айвазовского. Но вскоре свет, исходивший от Посейдона и его «колесницы», совсем перестал освещать путь, и Аполлон попал в практически полностью тёмное пространство. Впрочем, глаза кое-как привыкли.
Он быстро выдохся — застывшие морские волны были и скользки, и высоки, так что пришлось бежать сторожко. А иногда и на всех четырёх. Чисто эволюционно человек давно встал с четверенек, поэтому усталость только добавлялась.
Дважды парень поскальзывался и падал. Пока он катился вниз, главным развлечением становилось спасение осколка чаши. Третий раз Аполлон свалился, заметив впереди движение и резко переключив испуганное внимание с поддержания равновесия на потенциальную опасность. Ни толком разглядеть ничего не смог, ни с бегом не справился.
Да ещё и приложился тем боком, к которому привязал осколок. Да ещё в лоб прилетел меч в ножнах, висевший на другом боку. Хорошо хоть, плашмя ударил.
Аполлон мысленно «возблагодарил» Посейдона и привстал на колено, морщась от боли в ушибах. Ощупал осколок чаши. Их стало два.
— Вот гадство! — посетовал Ромашкин.
— Нужна помощь? — послышалось с гребня ближайшей волны.
Стало действительно страшно. Конечно, неожиданно. И вторая же мысль — вдруг говорящий и есть повелитель этого глобального стоп-кадра?! Мало ли эти олимпийцы умеют?
Резко обернувшись на голос, Ромашкин сразу же стартовал к говорившему. До молодого незнакомца было недалеко, шагов семь, притом Аполлон рискнул, и двигался изо всех новообретённых сил.
В общем, кем бы ни был таинственный доброхот, но Ромашкин сбил его с ног, и они устремились «под откос» волны, как два незадачливых игрока в «Царя горы».
Может статься, не располовинься осколок жертвенной чаши, и Аполлон повёл бы себя иначе. Но сейчас смешались досада, страх и усталость. Психика студента приказала молодому организму проявить агрессивную активность. В падении незнакомец хотел что-то крикнуть, схватив Ромашкина за рукав толстовки, но парень уже вовсю действовал, нанося чужаку роскошный удар в подбородок.
Когда падение логически закончилось, в водяной «яме» оказались один чертыхающийся студент и второй непонятно кто в отключке.
— И что мне с тобой делать? — задумчиво протянул Аполлон, замечая, между прочим: незнакомец-то больше похож на него, нежели на древнего грека.
XXXVIII
У тебя такое же родимое пятно!!!..
Герой каждого второго
индийского фильма
Хуже всего, когда ты не знаешь всех возможностей и особенностей вещей или, допустим, талантов, которые «упали в твои руки». Так можно годами забивать микроскопом гвозди, а может быть, попросту взорваться на мине, выглядевшей, как диск для физических упражнений...
Елена Афиногенова так долго ждала хоть кого-нибудь, пусть одного Кирилла, но лучше бы, конечно, увидеть Польку... Она так давно его не видела... Так давно... И эта тишина... И замерший мир... Всё такое спокойное... Такое надоевшее... Надо присесть, а лучше прилечь, ведь от неё никакого прока, да и не хотелось бы переусердствовать в замёрзшем времени, как тогда... Это же какая в тот день усталость навалилась... Какая гигантская усталость...
В общем, Ленка задремала.
И, заснув, отпустила вожжи этого мира. Возможно, засыпающее сознание скользнуло по серебристым еле заметным струнам, струны заколыхались, зазвучала жизнь, отмерла раскоряченная в недвусмысленной позе Сивилла, оказался посреди пиршественной залы Феб, и об него тут же полетел сам Тучегонитель, а где-то в царстве мрачного Аида отмер Танатос и схватил по инерции за плечо Персефону вместо строптивой пифии, ожил и сам Аид и стал ещё более мрачным, увидев деяние Танатоса...
А потом содрогнулось царство мёртвых, и не удержались на своих местах ни Танатос, ни Аид, ни удобно сидевшая Персефона, — упали, застигнутые врасплох, вздыбилась земля под их ногами, закричали глухо и печально миллионы неприкаянных душ, взвыл испуганно Цербер...
Все эти события произошли почти мгновенно, и никто из перенесённых Кириллом богов не успел осознать, что же с ним произошло. Особенно пьяный Феб. Он упал на мрамор и захрапел, хотя прояви он чуткость — и уловил бы еле заметное сотрясение сиятельного Олимпа.
А простые смертные почувствовали подземные толчки явственно. Дельфийская ночь наполнилась тревожными криками, скулящим лаем собак, паникой и прочими сопутствующими звуками и недоразумениями. То же творилось и в других эллинских городах.
