"Мама!
Как ты себя чувствуешь? Я рад, что операция прошла удачно, и что тебя уже выписали из больницы! Хорошо, что Нэя согласилась пожить с тобой зимой. Скажи ей, что я ее очень люблю и жду отпуска. Я служу на лучшем корабле флота и у меня все отлично... "
Дека в спазматически сжавшихся пальцах жалобно пискнула.
Какие обыкновенные, неинтересные слова, подумал Анакин. И принялся объяснять самому себе: конечно, администраторы корабельной холосети тщательно контролируют все отсылаемые письма на тему стратегической информации. Поэтому и приходится писать так, невыразительно и скупо, вот разве что похвастаться кораблем. Все военные пишут близким такие одинаковые письма. О погоде в Галактике, как они сами любят шутить...
Он повторял это про себя, стараясь глядеть на ситуацию аналитически и отстраненно.
... Я служу на лучшем корабле флота и у меня все отлично...
Надо вернуть деку технику, вот что надо сделать.
— Чтоб такого больше не было, — сказал Скайуокер. Металл в голосе сорвался в хрип.
— Так точно, сэр!
Повернуться. Выйти из бокового коридора. Сколько осталось до спортзала? Метров двести.
И — не думать...
... О том, что на Татуине холосеть есть только в Мос-Айсли...
Мама почти не бывает в Мос-Айсли.
... Я служу на лучшем корабле флота и у меня все отлично...
Почему у меня не все отлично?
— Извини, — сказал он Кеноби, входя в спортзал. — Я немного опоздал.
Было шесть часов пятьдесят одна минута.
— Я понимаю, — вежливо ответил рыцарь.
— Сейчас. Я только переоденусь.
Скакать по залу в форме было все-таки неудобно, это Скайуокер уяснил еще на прошлой неделе. В небольшой комнатке рядом он быстро сменил одежду и отдал мундир с брюками дроиду — погладить и привести в порядок. Да, негоже валиться спать в мундире...
— Добрый вечер.
В комнатку заглянул обслуживающий спортзалы техник. Скайуокер повернулся.
— Прошу простить, сэр, — техник отдал честь. — Разрешите войти?
— Входите, — механически ответил Анакин. Внутри паром зашипело раздражение: теперь этот любопытный придурок разнесет сплетни по всему кораблю!
Он вернулся в зал. Шесть часов пятьдесят пять минут на хронометре.
— У тебя много работы, да?
Эта участливость и мягкость покоробили Скайуокера. Тем более слышать такое от человека, который целыми днями просиживал в каюте. Медитировал. В лучшем случае что-нибудь читал. Он вообще представляет, что такое "много работы"? Что он сам умеет, кроме махания сейбером?
— Много, — ответил Анакин, разминая кисти рук.
Он не раз спрашивал себя, чем занять на военном корабле человека, не имеющего ни звания, ни какого либо отношения к армии вообще? Инженеры с верфей — типичные штатские, подумал Скайуокер. Но я что-то не помню, чтобы Рутьес много отдыхал, и, потом, он всегда знает, что ему следует делать и когда...
— Не возражаешь против двуручной техники?
Анакин оглядел свой клинок. Не совсем удобно, и не совсем тот баланс...
— Нет.
— Тогда продолжим, — джедай принял стойку.
— Продолжим.
Злость на слова рыцаря выплеснулась с первым же выпадом.
За последнее время приходить в этот зал стало привычкой. Исключение он сделал только один раз — на тот день пришелся пик испытаний в экстремальном режиме. Тогда он не спал больше двух суток — не было времени. И не он один — Карпино тоже бодрствовал, Рутьес, и еще несколько человек.
Обмениваться ничего не значащими репликами во время поединков тоже вошло в привычку. Время от времени эти реплики слеплялись в ком глубокомысленных философских сентенций и циничных каламбуров, и ком этот катился, обрастал новыми колкостями и обрушивался на партнеров по спаррингу.
Дискуссий на тему миссии форсьюзера в Галактике больше не велось. И, говоря по правде, ничего серьезного сам он от Кеноби так пока и не узнал. Временами Скайуокера даже посещала назойливая мысль: а какого гребаного ситха я тут делаю?
Фехтованием на клинках, имитирующих колюще-режущее оружие, он занимался несколько лет во время учебы в высшем военном училище. Занимался неплохо, с упорством, и вообще привык слышать только хорошие слова от тренера. В чем-то помогали начальные навыки, вбитые на храмовых тренировках. Однако рыцарь-джедай не шел ни в какое сравнение с тренером, а проигрывать Скайуокер не любил, и теперь оставалось только честно расписаться в собственной зависти.
— Давно хотел спросить, как идут дела в Храме? — вежливо поинтересовался Анакин во время очередной минутной передышки.
— Храм стоит где стоял.
— Я заметил. Когда был на Корусканте.
— Ты недавно был в столице?
— На приеме у Канцлера.
— Я что-то слышал об этом.
— Прекрасный город. Мне всегда нравились мегаполисы, — отстраненно заметил Скайуокер. Помедлил и добавил. — В Храм я тоже заглянул.
Кеноби оживился.
— Да? Каким образом?
— Сходил на экскурсию, — объяснил Анакин.
— Ах, да, — джедай кивнул. — Понятно.
Рыцарь успокоился и теперь ожидал самого обыкновенного выпада.
— Полагаю, — вертикальный удар прошил воздух, — Дарта Сидиуса уже нашли?
Джедай с трудом удержал клинок в дрогнувших руках.
Анакин с таким же трудом спрятал улыбку.
— Или нет?
— Откуда ты... Откуда ты можешь об этом знать?
Скайуокер пожал плечами и ответил ровным, почти ленивым взмахом клинка.
— Угадай.
— Это не смешно.
— Действительно.
Кеноби ждал ответа, сжимая рукоять так, что костяшки пальцев побелели.
— Подумать только, — Скайуокер отвернулся, как будто поединок надоел ему. Затем нанес сильный и резкий удар с разворота, — как плохо в Храме берегут стратегически важную информацию.
— Анакин!
Почти криком. Выдирая себя из прострации. Отвечая на каждый удар ударом более сильным. Серией. Контратакой. Ровной, стремительной и яростной. Вкладывая не Силу — всего себя.
Как если бы поединок шел взаправду.
Сталь лязгнула по полу — Скайуокер остался безоружным. В следующую секунду он получил удар по ногам и, потеряв равновесие, упал на пол.
— Я не люблю играть в загадки, — сказал джедай.
— Как жаль.
Анакин сел, подтянув колени к груди. Словно и не собирался вставать.
— И я не люблю провокации, — Кеноби занес клинок для удара.
Скайуокер быстро перевернулся, подхватил оружие и вскочил на ноги.
— Я тоже не люблю провокации, — без малейшего сарказма сказал он. — Особенно когда их устраивает Храм. И мне нечем на это ответить.
— Что ты имеешь в виду?
— Так. Мелочи жизни. А в Храме действительно на редкость много болтовни.
— К кому именно относится это обвинение?
— Разве я сказал, что вообще кого-то обвиняю?
— Опять шарада!
— Не шарада, — Скайуокер почувствовал, что начинает уставать. И что фехтовать одновременно клинком и языком становится все трудней. — И даже не ребус.
Кеноби неожиданно сменил тактику. Закрыться от колющего удара в грудную клетку Анакин не успел — пришлось резко податься назад, со всей силы налетая затылком и спиной на стену.
В голове взорвались тысячи комочков боли. Потемнело-выключилось-включилось.
Рыцарь оставался на прежней позиции. Не нападал, но держал клинок наготове.
— Пожалуйста, продолжай, — сказал он.
— Вот представь. Храм. Идут два уважаемых рыцаря по галерее, треплются почем зря... И тут один другому говорит... Звучит, как начало анекдота, правда?
— Что это были за рыцари?
— Первый — наш любимый магистр всея Ордена Мэйс Винду. Ему, конечно, все уступают дорогу, падаваны воспитанно шарахаются в сторону... загляденье просто. Вокруг все тихо, ни души. По крайней мере, Винду в этом свято уверен. Угадай, кто был второй рыцарь.
— Ты подслушивал?
— Разумеется.
— Зачем?
— Мне было нечего делать, — Скайуокер демонстративно закатил глаза.
— Почему я не удивляюсь... Что ты еще успел узнать?
— Относительно немного. Уважаемые рыцари очень быстро удалились в башню. Мне туда проникнуть не удалось. А жаль...
— Вот уж действительно: разведка не дремлет, — Кеноби решился на грустный юморок. — Я надеюсь, ты никому об этом не рассказывал?
Анакин одарил его внимательным пристальным взглядом.
— Из твоего вопроса я делаю один интересный вывод. Вы так и не нашли этого Сидиуса.
— Я этого не говорил, — ответил Кеноби.
Его резкий выпад вспыхнул серией ударов. Диагональный, блок, боковой, блок, опять диагональный... Клинки застыли крестом.
— Все равно. Этого не говорили в новостях. — Скайуокер напрягся и оттолкнул рыцаря. — И сколько рыцарей было в этом занято?
— Столько, — Кеноби сумел не потерять равновесия и ударил с разворота, — сколько нужно!
— Значит, пол-Ордена? Фундаментальная научная работа — поиски персонажа из сказок. Одним словом, пока вы страдали какой-то фигней, причем бессмысленной...
— То, что произошло на Набу, по-твоему, бессмысленно? Моего учителя убил ситх. Самый настоящий. Из плоти и крови. И это ты называешь...
Скайуокер посерьезнел. Опустил клинок.
— Нет. Но понимаешь, его смерть ничего не изменила в Храме.
— Его смерть изменила мою жизнь.
— И мою тоже, — напомнил Анакин. — А для всего Ордена? Не те масштабы.
От рассудительных слов на губах остался горький привкус.
И эта самая горечь — на мгновение — во взгляде человека напротив. Не по кодексу. Не по статусу. Обыкновенная человеческая скорбь.
— Ты не думаешь, что когда-нибудь тоже самое скажут и о тебе?
— После смерти? Значит, надо постараться, чтобы меня еще долго помнили.
— Долго помнят только святых или чудовищ, убитых святыми.
— Согласен. Наверно, мне будет трудновато пробиться в святые, — Анакин улыбнулся. — А вот ты можешь попробовать.
— Не смешно.
Скайуокер положил клинок на столик. Вытер лицо полотенцем и только тогда повернулся к рыцарю.
— Я слышу это второй раз за вечер. И, знаешь, мне тоже совсем не смешно. Вы — лучшие дипломаты Республики. Вы — лучшие оперативники. И вы пропустили начало гражданской войны. Почему? Потому что все искали какого-то ситха?
— Ты не понимаешь. Этот ситх вполне мог подначивать сепаратистов начать войну.
— Сразу всех? Вы до сих пор верите в легенду о Вселенском Зле. Удобно. Для бездельников. Потому что всегда есть на кого свалить собственные провалы. Мы ни в чем не виноваты — это страшный злобный ситх пришел и все испортил.
— Анакин, и кто из нас теперь читает мораль?
— Я. Для разнообразия.
— Иногда я перестаю понимать, когда ты иронизируешь, а когда говоришь серьезно. И объясни мне, почему во всем виноват один Орден? Нас только десять тысяч на всю Галактику. Вместе с падаванами. Мы не можем уследить за всем.
— Защитники справедливости научились оправдываться?
— Нет. По-твоему, мы пропустили начало войны? А Сенат, что, не пропустил? А военные не пропустили начало войны? Где ты был сам, когда война началась?
— Я тогда еще не родился. Война началась тысячу лет назад. Вместе с подписанным миром и образованием Республики. Республику создали — при участии Ордена — и она начала разваливаться.
Кеноби кивнул.
— Напоминает циничное брюзжание вроде "человек стареет, начиная с рождения".
— Не совсем. Но по-моему, все причины того, что сейчас происходит с Республикой — они как раз в том прошлом. Люди не живут вечно. Государства тоже.
Рыцарь шагнул к автомату с напитками. Выдернул пластиковый стаканчик. Внимательно рассмотрел ассортимент — от фруктовых соков до специальных спортивных тонизирующих напитков.
Он налил себе обычной воды. Половину выпил одним глотком.
— Ты был рад началу войны? — спросил Кеноби. — Я имею в виду все-таки не тысячу лет назад, а...
— Нет, не был. Вернее, и был тоже.
— Одновременно?
— Да. Именно так. Тебе этого... не понять.
— Ты даже не пробовал объяснить.
— Любые слова будут банальны.
— Если это опять будут слова о блестящей карьере и званиях — возможно.
— Напротив. Слова о том, что жизнь — это вечный бой, тем более банальны. Потому что если ты не почувствовал этого еще в детстве, пытаться понять потом бессмысленно. Слова о долге перед Республикой — верх банальности. Потому что они давно обесценились. А воинская слава всегда была заманчивой вещью. Так что это, по крайней мере, честно.
— А присяга? Тоже обесценилась?
— В Республике еще остались люди, которых можно уважать. Вот им я и присягал.
— Софистика, Анакин, — Кеноби допил оставшуюся воду. Потом прицелился и метко бросил пустой стаканчик в пасть утилизатору. — Разве среди сепаратистов нет таких людей?
— Есть. Но республиканцы не держат меня на прицеле.
— Еще недавно сепаратисты были на нашей стороне. Война делает человека жестоким не потому, что нам приходится делить мир на врагов и союзников. А потому, что мы не успеваем посмотреть в лицо противнику. Часто мы даже не думаем, что у него вообще есть лицо.
— Знаешь, в окопах нет времени заниматься физиогномией.
— Физиогномикой.
— Ну, пусть будет физиогномикой. Выживает тот, кто успеет выстрелить первым.
— И тебе хочется всю жизнь смотреть на людей сквозь прицел? Не приходило в голову, что можно жить иначе?
— Все очень просто: чтобы один мог жить "иначе", кто-то другой должен смотреть на людей сквозь прицел. И я не о предназначении говорю. Мне в Храме вот так, — Анакин провел ладонью поперек горла, — хватило разговоров о предназначении. И, извини, не надо во мне искать остатки джедая. Я им никогда не был.
Кеноби улыбнулся.
— Тебя тоже нетрудно уязвить.
— Это к чему?
— Ко всему. И ко владению клинком тоже. Ты полагаешься только на собственную силу. И не учитываешь ни преимуществ, ни слабостей противника. Хорошо атакуешь и очень плохо защищаешься. Двуручную технику ты вообще забыл. А о существовании колющих ударов даже не подозреваешь.
— Спасибо.
— Не за что. Мне ждать тебя завтра?
Очень хотелось ответить "нет". Потому что... потому что Шликсену нужен двенадцатый пилот в эскадрилью, и как раз завтра можно было бы посмотреть, что за человек этот парень из штрафной роты, бывший пилот...
— В десять вечера по корабельному времени устроит?
— Меня устроит любое время, — Кеноби помедлил. — Ты сильно устаешь.
Скайуокер не ответил.
— Когда начнутся испытания вне этой системы?
— Дней через пять.
— Так быстро?
— Да. Через четыре дня нас посетит адмирал. Цандерс хочет лично посмотреть, что происходит с "Викторией".
— Тебе надо подготовить корабль к приезду твоего начальства.
— К приезду моего командира. Начальство — это твой магистр Мэйс Винду.
— Пусть будет по-твоему, — Кеноби аккуратно водрузил клинок на стойку с оружием. — Благодарю за спарринг. Мне нравится, что ты не бросил этого занятия.
— Мне нравится, когда ты дерешься в полную силу, — ответил Анакин.
Рыцарь с минуту переваривал эти слова. Затем молча кивнул и направился к выходу из зала.
— Желаю хорошо отдохнуть, капитан Скайуокер.
* * *
