— Вот и отлично, — улыбнулся краллевич, — а теперь позвольте Ваши руки.
— Зачем? — насторожился войник.
— Мне нужно поставить вам... заклятье-блок, через который девушка не сможет вас почувствовать. Иначе наш обман быстро раскроется.
Войник снова кивнул, позволив его высочеству сделать то, что он хотел, после чего, распрощавшись с ним, направился к выходу, и уже у двери решился спросить:
— Ваше высочество, почему Вы все-таки не передали его отцу?
— Я похож на идиота? — удивленно спросил его высочество, и окликнул стражу, чтобы "проводить господина к выходу".
Дарен хмыкнул и подумал о том, что все же это хорошо, что в мире хоть иногда встречаются умные люди.
Надо же, как все просто получается. Вчера ты был полуживым узником, а сегодня — свободный гражданин с особыми привилегиями. Видно, действительно, дело в дурацком пророчестве яцирских монахов, будь оно все трижды неладно.
И сдавалось Дару, что его высочество Лексан, ненаследный краллевич Заросии, сыграет в исполнении этого пророчества немалую роль. Называйте это как хотите — предчувствием, даром или зудом в одном месте — но войник был уверен в том, что неспроста он затеял это опасное дело. Видно, есть на то свои причины.
А еще, выходя из серого неприметного здания, Дарен подумал о том, что глава Тайной полиции младше его на несколько лет...
ГЛАВА 10
Когда ты станешь тифом,
Когда я стану оспой,
Мы выйдем ранним утром —
Благословлять руины...
(Веня Дыркин)
Полумрак камеры вальяжно стелился по полу, тенями проникая во все отверстия и клубясь по углам. Стражники перекидывались в карты, изредка перебрасываясь короткими фразами, факелы ровно мерцали, но больше усугубляли ощущение мрака, чем освещали что-либо. Тени под ними колыхались, как живые, и, например, вон ту, на стене, можно было бы принять за чью-то когтистую лапу.
Настроение в углу, где на соломе сидели друзья, было мрачным: прошел день, а Дарен так и не вернулся. Яромир подбадривал остальных, говорил, что его высочество — мужик умный, и вряд ли пригласил Дара только для того, чтобы потом отправить на виселицу. Несколько раз шатренец порывался прорваться к нему же, но стражники лишь ухмыльнулись и спросили, а не надо ли ему, Яромиру, краллевну в постель.
Веля почти неподвижно просидела в углу, сверкая глазами и как будто все время к чему-то прислушиваясь. Ждан попытался пару раз ее как-то расшевелить, но девушка лишь невежливо огрызнулась, что ей было совсем не свойственно, и попросила не лезть туда, где ему медом не мазано.
Но когда наступила ночь, и отовсюду стал слышен угнетающий храп, Яр засомневался в своих собственных предположениях и гипотезах. И даже ему стало не по себе. О чем так долго можно "беседовать"? Поэтому, то, как Велимира вдруг себя повела еще через побег, после начала его тревоги, не было такой уж неожиданностью.
Девушка вдруг медленно встала, бросилась к решетке, потом метнулась к стене под непонимающими взглядами друзей, стукнула по ней кулаком, затем снова к чему-то прислушалась... После чего повернулась лицом к мужчинам и безвольно осела на пол с расширившимися от ужаса глазами.
— Что? — коротко спросил Яр, вскочив на ноги.
— Я не... чувствую его, — неживым голосом сказала Веля, во взгляде которой не осталось и намека на разум: паника смешалась с ужасом, и поглотила Велимиру без остатка.
— Это плохо? — уточнил напрягшийся Ждан.
Девушка, не видя собеседников, еще тише прошептала:
— Я его не чувствую...
— А раньше ты чувствовала? — напряженно поинтересовался Яромир, пытаясь побороть признаки паники у подруги и заодно разобраться в ситуации, — как?
— Чувствовала. Как... ниточку, — девушка подумала и чуть тише добавила: — светящуюся ниточку.
Веля моргнула, и по ее щеке покатилась слеза. Ей не хотелось думать, не хотелось вообще ничего, но подлые мысли все равно лезли в голову, с садизмом разрушая все то, что Велимира выстроила в себе за эти годы.
— Почему ты плачешь? Что случилось? — забеспокоился Ждан, — кто-нибудь может мне объяснить?
— Веля, — тихо позвал Яр, — ты уверена?
Он-то прекрасно понял, что это могло значить.
— Да-а, — по-детски всхлипнула чаровница и посмотрела на него такими жалобными глазами, что не устыдился бы только мертвый, — Яромир, за что они его? Что он им всем сделал? Они же даже камнем не смогут воспользоваться... ну почему, почему он?
Шатренец положил ладонь ей на плечо, легонько сжал его, а потом успокаивающе сказал:
— Может быть, ты ошибаешься. Мало ли что могло произойти?
— Да в чем ошибается? — не выдержал Ждан, ничего не понявший из этой странной беседы: нитки какие-то, камни...
— В том, что Дарена убили, — запредельно спокойным голосом пояснил Яр и снова повернулся к девушке: — Веля, подожди. Давай немного порассуждаем.
Разум Яромира отказывался воспринимать смерть друга как данность. Да и просто отказывался воспринимать. Не мог, ну не мог этот изворотливый тип вот так просто взять и умереть!
— Я не хочу, — попыталась возразить чаровница, но ее возражения шатренца не интересовали.
— Когда он валялся тут, отравленный, ты его чувствовала?
Велимира кивнула и снова сморгнула слезу.
— Хорошо. А эта "ниточка"? Была она? Так же светилась? Или как-то иначе? Вспомни.
— Была... — девушка честно попыталась вспомнить, как она светилась, — но светилась... не знаю, вроде, не так сильно, точно не помню. Да зачем это тебе сейчас? Сейчас ее вообще нет! Она не погасла, Яромир. Она — исчезла. А это может значить только...
Веля снова замолчала.
— Может быть, ты ошибаешься? Даже если бы его убили профессионально, агония длилась бы несколько пылинок. Что-то не сходится. Мне кажется, "ниточка" должна была сначала потускнеть, а потом уже исчезнут насовсем... Как ты думаешь?
— Не знаю, — тихо ответила она и пожала плечами, боясь надеяться раньше времени, — наверное...
Яромир почти успокоился и посмотрел на Ждана:
— Думаю, нас кто-то хочет обдурить.
И как-то плохо пытаются. Надеются на неграмотность Вели? Или это просто ловушка?
— А зачем? — поинтересовался парень, которого почему-то тоже не обрадовала возможная кончина Дарена: сказать по-честному, он и сам не вполне понимал, почему.
— Знал бы я, — отрешенно отозвался Яр.
— Надо выбираться отсюда, — подвел итог Ждан.
— Сейчас надо спать, — возразил шатренец и продолжил: — если нас дурят, то позаботятся о том, чтобы у нас и мыслей таких не возникало. А если же нет...
Он пожал плечами, и друзья сами догадались, что концом фразы было: "то уже и нет смысла его искать".
* * *
Утро началось с публичных извинений стражи, конкретно тех, кто их повязал, и закончилось тем, что, ошарашенные таким поворотом дел, друзья оказались на улице, залитой солнцем где-то к полудню. Правда, о Дарене никто и словом не обмолвился.
Жажда деятельности кипела в каждом, но что конкретно делать — никто не знал, поэтому для начала все направились в гостильню, потому как хоть за душой и было только то, что им решили все-таки вернуть — то бишь, несколько стрибрянников, но есть хотелось просто жутко. Шатренец, задумавшись, заказал три кружки биры вместо двух и два блюда вместо трех, и в результате Велимира чуть не осталась без обеда. Ситуацию спас Ждан, вовремя заметивший этот беспредел. Ждану, немного опьяневшему от чувства свободы, казалось, что самым разумным было бы слинять из столицы как можно скорее; Яромир, наоборот, хотел задержаться и кое-что выяснить (что — он никому почему-то не сказал); Веля просто молчала, ибо не хотела встревать в очередную перепалку, чтобы ненароком не попасть под горячую руку.
— Да какая, к лысой лошади библиотека! — распалялся Ждан, потрясая кулаками, — бежать нам надо! И поскорее, пока другие охотники за нашими головами не спохватились!
— Ты дурак, Ждан, — спокойно отвечал Яромир, — подумай сам: зачем его высочеству нас освобождать, чтобы потом обратно сажать?
— Да дьябол его знает! А вдруг он просто надеется, что мы его приведем к тому, на что он рассчитывает? Папенька-то у него...
— Помолчи. Ты не думал, что интересы ненаследного краллевича могут идти вразрез с интересами самого кралля?
— Не думал, — огрызнулся Ждан.
— Советую попробовать. Говорят, помогает.
— Да ты...Да я тебя сейчас!..
— Что? — деловито уточнил Яр.
Парень засопел, видимо мысленно перебирая те варианты, в которых он одержит победу, потом вспомнил драку в камере, да так и промолчал.
Веле тоже вспомнилась драка, и она тут же виновато подскочила:
— Ой! Я совсем забыла, у тебя же...
— Ну ты хоть не начинай, — вяло отозвался шатренец, допивая третью кружку и игнорируя возмущение парня, — само заживет.
Ну не объяснять же ей, что ему совсем бы не хотелось видеть ее кошкой?! Даже если это все неправда, незачем рисковать.
Велимира же послушно замолчала, решив его полечить ночью, втихомолку, а вот Ждан не стерпел и бросил:
— Ты вроде как к кому-то идти собирался? Вот и иди.
— Обойдусь без твоих напоминаний, — он встал и все-таки направился к выходу.
Веля было бросилась за ним, но тот жестом остановил ее, и девушка понуро вернулась к своему столику, на котором стоял недоеденный и уже остывший ужин.
Парень молчал несколько пылинок, а потом сделал громкий вывод, что на шатренца плохо повлияла дружба с Дареном. Девушка погрустнела еще больше и пробурчала что-то о пьяных мужиках, одних из которых тянет в сон, а других почему-то на подвиги. Ждан пожал плечами, допил то, что оставалось в его кружке после глотка Яромира, и спросил:
— Что будем делать?
Веля помедлила с ответом, а потом бросила:
— Ждать.
— Здесь?
— А где еще?
— На нас и так уже подозрительно косятся, — проворчал парень, — а если мы тут еще просидим с побег... Да он, в конце концов, может, просто по бабам направился, и хрен сюда после своих подвигов заявится.
— Да что ты понимаешь! — взъярилась вдруг девушка, — если у тебя все мысли ниже пояса, это не значит, что у всех остальных — тоже!
Сказано это было достаточно громко, чтобы услышали все присутствующие.
— Ты чего? — удивился парень.
— Ничего!
Чаровница пулей вылетела за дверь и побежала по улице, толком не разбирая дороги.
* * *
Одни говорят, что русалок не бывает. Другие боятся входить в воду после дня Водославы, чтобы не оказаться на дне навеки. Третьи верят, что русалки существуют, но уверены, что бояться их незачем...
И те, и другие, и третьи были неправы. Яромир мог это сказать с такой же точностью, с какой утверждал, что на его руке — пять пальцев. Но сообщать кому-либо эту ценную информацию шатренец не спешил: во-первых, надеялся, что при случае эту информацию можно будет продать подороже, а во-вторых одним местом чуял, что утечка пошла из-за стен Государственной Академии Чародейства. А Академия таких вещей не прощала, и следы заметать умела лучше всех: потом бы никто и не вспомнил, что был на свете такой вот веселый парень Яромир со светлой копной волос...
Яр тряхнул вышеупомянутой "копной", которая сильно поредела после борьбы с колтунами, и, тяжело вздохнув, все-таки свернул в знакомый переулок. Фонари здесь не горели — коптили сквозь черные стекла, распуская вокруг себя мягкий оранжевый свет. Тишина стояла — было слышно, как ветер шумит по углам.
Здесь ничего не изменилось с тех самых пор, как его ноги касались этой улочки последний раз, шесть лет назад...
"Боги, боги, — изумленно думал шатренец, подходя к знакомому двухэтажному домику, зажатому между двумя большими соседями, — сколько времени прошло, а здесь все так же..."
В нерешительности он застыл перед низкой дверью, порывисто дергая кулаком, чтобы постучаться, и так же отдергивая его. Мысли рассеянно клубились в его голове вязким туманом и коварно шептали: "А вдруг она уже здесь не живет? Вдруг что-то случилось, а ты так и не узнал? Вдруг она замуж вообще вышла?". Правда, после последней мысли Яромир рассердился сам на себя и все-таки постучался.
Звук утонул в дереве и пропал, будто бы дом поглотил его.
...А тайна заключалась в том, что кроме русалок были еще и другие водные жительницы — ундины. По легенде, которую шатренцу однажды удалось раскопать в отцовских архивах, ундины — морские волны, обращающиеся прекрасными девушками с чарующими голосами. Наверное, именно из-за голосов их в одно время и принимали за русалок, пока и вовсе не забыли об их существовании, когда как ундины не были нежитью, они были... душой моря? На суше такие красавицы долго существовать не могли: море звало их обратно, предостерегая от опрометчивых поступков. Ведь своей души у девушек не было... Но легенда гласила, что ундина, хоть однажды познавшая любовь человека, обретет душу, но больше никогда не сможет вернуться в родные воды.
Он впервые увидел ее мальчишкой, больше десяти лет назад. Увидел и позвал за собой, то ли попав под чары, то ли просто в качестве благородного жеста: ундину он и его друг отбили у трех пьяных матросов. Если бы они не были настолько пьяны, еще неизвестно, как бы все обернулось, а так... Они думали, что спасли ее, тогда как на самом деле — погубили: после ночи среди людей морская дева пришла к воде, но вода не приняла ее.
Дверь со скрипом отворилась, и Яромир поднял голову, очнувшись от своих воспоминаний.
Она ничуть не изменилась: миниатюрная фигурка, осиная талия, маленькие ножки, прикрытые длинной юбкой по нынешней моде, бледные тонкие ручки, почти кукольные, длинные-длинные серебряные волосы, которых ласково касался тот оранжевый свет, идущий от ближайшего фонаря. Но самым удивительном в ней были глаза: бирюзовые, пронзительные, они ни пылинки не оставались одинаковыми, меняя цвета, как морские волны, идущие к берегу.
И врут все злые языки, не было у нее никакого рыбьего хвоста! Не было и быть не могло. Какие невежи смогли спутать утопленниц-полурыб с этими загадочными существами?
— Засмотрелся? — улыбнулась женщина и подала ему руку для поцелую, — заходи, коль пришел.
— Здравствуй, — голос дрогнул, как у мальчишки, а ундина уже снова открыла рот, и Яр поспешил заговорить снова: — нет, молчи, молчи, пожалуйста.
Женщина улыбнулась и поманила его пальцем в дом. Шатренец сделал глубокий вдох и вошел.
Дверь бесшумно закрылась за его спиной, и мужчина почувствовал себя так, будто попал в сказку: настоящую сказку с волшебными вещами, добрыми старушками-чаровницами и говорящими стихиями.
— Все говорили, что ты погиб, — сказала ундина, приглашая садиться за стол, на котором стояли две хрупкие чашки, наполненные фруктовым чаем, — но воду не обманешь.
— Ты говорила с водой? — попавший под чары Яромир, казалось, был только рад этому.
— Говорила.
— Я был ранен, — разоткровенничался шатренец и, прислушавшись к себе, добавил невпопад: — у меня голова кружится.
— Сейчас пройдет, не беспокойся. Ты же помнишь, мне все еще сложно... быть человеком.
Мужчина прикрыл глаза и постарался очистить свои мысли от навязанных образов, шуршащих и перешептывающихся, как море. И действительно, через пару волн ему стало легче и он смог, наконец, выговорить:
