Зверь лютый. Книга 25. Обмасонивание

И что же мне с этим "недостроем" делать?

Строительные ассоциации вызывали в памяти картинки из прежней жизни, вид и звук ревущих тяжёлых бульдозеров, срывающих, сносящих накопившийся мусор, очищающих площадку "до голого материка", звон и грохот копров, вбивающих железобетонные сваи в неподатливую, вздрагивающую от равномерных ударов, землю. И — удобное, изящное здание. Поднявшееся на месте недавней помойки.

Как это сделать стройкой — знаю. А вот с душой человеческой... Для начала — "бить шурфы". А там... по обнаруженным свойствам.

И я пошёл. В подземелье к Ноготку. Выяснять подробности "залегания" и "промерзания".

Глава 548

Взвизгнул засов, стукнула дверь. Она сидела на земле у стены, плотно обхватив коленки руками, повернув ко мне лицо. Измученное, с ввалившимися глазами, с растрёпанной косой. Подслеповато щурилась на свет скипидарного светильника, принесённого мною. После суток темноты — на свет смотреть больно. По себе знаю.

Её трясло. Тело била неостановимая дрожь, стучали зубы, дрожали пересохшие, обмётанные белым, губы.

В подземельях холодно. По себе знаю.

Вспомнился мне киевский застенок. Тогдашний "космос". Мой панический, невыносимый ужас.

Мне было хуже — я ничего не понимал, был совершенно не готов. К "Святой Руси". К системе. К рабству. К собственному состоянию "двуногой скотинки".

И — дольше. Оставить её здесь ещё на пару дней? Чтобы "дошла до кондиции"? — Фактор времени. Боголюбский... Степанида свет Слудовна поторопила тогда, семь лет назад, Саввушку. И вот я здесь. Воевода Всеволжский. Живой и при делах. А могли вбить мне эту... "выученную беспомощность" аж до донышка души.

Она — не я. В неё это свойство вбивали всю её жизнь, каждый день. Всей "Святой Русью".

— Ты сказала: "Я — твоя. В воле твоей. Господин". Не передумала?

Она попыталась ответить. Горло отказало — только хрип. Сухо здесь. Испугалась, что я не пойму, или пойму не так. Нервно затрясла, замотала головой. Отрицательно. И остановилась. Спрятав лицо в колени и тревожно кося поверх них глазом.

— Ты хочешь отдать себя? В мою власть? В рабыни? Стать орудием говорящим? Скотинкой двуногой? Моей вещью? Исполнять любую мою волю? Превозмогая свой страх. Свою боль. Даже и ценой жизни своей. У тебя не будет иной цели, чем услужить мне? Иной заботы, чем забота о благе моём?

Она снова трясла головой. Теперь утвердительно.

— Ты понимаешь, что я — "Зверь Лютый"? Что отдавшись мне ныне, ты никогда не выйдешь из моей воли? Ты никогда не станешь свободной. Ни на этом свете, ни на том. Это — навечно. Над тобой более не будет ничьей иной власти. Отца или матери, епископа или князя, бога или диавола. Только моя. До скончания веков.

Она снова трясла головой соглашаясь. Понимает ли? Осознаёт ли? Или просто измученно-автоматически... "отстань придурок"?

* * *

— Знаешь ли ты, что тебя ожидает? Холод, голод, ненависть, насмешка, презрение, обида, тюрьма, болезнь и самая смерть? Отчуждение полное, одиночество?

— Знаю. Я готова. Я перенесу все страдания, все удары.

— Не только от врагов — но и от родных, от друзей?

— Да... и от них.

— Знаешь ли ты, что ты можешь разувериться в том, чему веришь теперь, можешь понять, что обманулась и даром погубила свою молодую жизнь?

— Знаю и это.

Что-то из меня опять русская классика выпирает. Тургенев, стихи в прозе. Как в школе учили — близко к тексту.

Только... как бы это помягче... Тургеневской барышне есть что терять. А Вщижской княгине... "ненависть, насмешка, презрение, обида..." — уже. Изначально. Просто по факту её зачатья. "Холод, голод, тюрьма..." — а мы где сидим? "Удары от друзей"... — о ком вы?

Она — уже. Обычным течением жизни, своей и святорусской, вынесена за тот порог.

"— Дура! — проскрежетал кто-то сзади.

— Святая! — принеслось откуда-то в ответ".

Здесь — ни то, ни другое. Здесь — жертвенность безысходности, "выученная беспомощность".

А вот дальше... По Беллману: "уж не знаю как ты сюда вляпался, но если дальше пойдёшь оптимально, то это и будет твоим наилучшим путём...".

* * *

— Я не требую клятв. Ибо следую словам сына божьего: не клянитесь. И пусть будет ваше да — "да", а нет — "нет". Твоё слово?

Она попыталась ответить, поперхнулась, закашлялась. Испугавшись что я пойму эти хрипы как отрицание, задёргалась, схватилась за горло, стала бить себя кулачками в грудь. Увидев, что я не двигаюсь, не ухожу, оставляя её одну, здесь — в "космосе подземелья", чуть успокоилась, и хрипло, сдерживая кашель, произнесла.

— Да.

И снова зашлась, багровея от попыток вздохнуть, дышать.

Отдышалась, отплевалась. И, снова пряча лицо в колени, спросила:

— Что ты... сделаешь со мной?

Интересна форма вопроса. Служанки спрашивают: "что мне делать?". В смысле: какие работы исполнять? Наложницы: "как встать или лечь?". А здесь... Любопытство овцы на скотобойне? Привычка к собственной объектности? Не путать с объективностью.

— Всё. Всё, что пожелается моей левой пятке. Выпотрошить, освежевать, зажарить. Целиком или по частям. Как мне вздумается. Ты же не будешь возражать, если мне захочется попробовать на завтрак... твой мозг? С грибным соусом?

— Н-не буду. Господин.

Реакция — нулевая. Паники нет. Чуть тормозит. Не верит? Доказывать реальность возможности? Отсутствие воображения? Слишком сильная усталость? Только сглатывает. От нервов? От сухости воздуха?

— Тебе предстоит исполнять все мои... повеления. Неисполнение... наказывается. Убежать, спрятаться, защититься — ты не можешь. Но у тебя есть... способ. Избежать боли.

— К-какой? Господин.

Горло у неё сорвано. Вроде бы и не кричала, а хрипит как пропитой грузчик.

— Заслужить. Милость. Благоволение. Хозяина. Меня. Если ты будешь мне... интересна. Приятна, полезна то... то будет неразумно... мучить тебя. Просто так, для забавы. Разве что — по делу. Ты понимаешь мои слова?

— Д-да. Господин. Я... я постараюсь быть... как ты пожелаешь. Чтобы... было неразумно... только... я не умею, не знаю... как стать... приятной... я ещё никому... не была... интересной.

Класс! Самообладание на грани истощения.

* * *

Истощение сил физических приводит, сперва, к утрате контроля над эмоциями: истерика, паника. Следующая фаза — отсутствие сил и для самих эмоций: тупость, апатия. Видно по характеру плача: "слёзы громкие, разнообразные" переходят в "слёзы тихие, неостановимые". Между этими двумя фазами есть, не у всех, узкая зона, когда человек может направить остатки сил на управление слабеющими эмоциями. Часто именно это называют самообладанием, стойкостью. "Умираю, но не сдаюсь". Если, конечно, умираешь долго, постепенно слабея.

* * *

— Ты знаешь — кто твой отец? Мать сказала?

— Д-да.

Факеншит! Каждое слово — клещами вытягивать?

— Кто?

— Дядя. Якун Степанович.

И вдруг вспышка. Быстрая, страстная речь:

— Она не виновата! Её заставили! Один раз!

Оп-па... А тут у Софочки прокол. Не всё она дочке рассказала. Стесняется она. Посиснивается.

Три оставшихся привязанности, три фрагмента фундамента души: мать, отец, бог. Сносим. "Бульдозером правды".

* * *

"Сила дьявола не во лжи. А в правде. Дьяволы не лгут. И в этом суть не их слабость, а их сила. Ничто так не может смутить разум, как клинок правды, который нанес свой удар. Но называя слугу Тьмы — отцом лжи, вы будете правы. Ибо правда, высказанная в нужный момент, как бы истинна она ни была, способна привести того кто слушает Тьму, к ложным выводам и погубить вашу душу".

Забавно. Если "правда" — истинна, то она и есть "истина". Из истины можно сделать выводы. Верные или ложные. Из лжи — только ложные. Если вы вывели из истины ложь, то беда не в истине, а в вашем "выводилове". Это — лечится. Обучением. Советом. Опытом. Если вы предпочитаете делать выводы из лжи — это не лечится. Такое называется по-разному: идеализм, фанатизм, романтизм, идиотизм... Если истина способна погубить вашу душу, то ваша душа соткана из обмана. Ложная душа. И с этим вы собираетесь явиться к престолу Всевышнего? В надежде на "Царствие Небесное"?

Не держите Господа за лоха.

* * *

— Твоя мать — курва. Блудодейка, шлюха, давалка... Как и принято у таких... сучек блудливых — она врёт. И про "один раз" — тоже. Всё её дети — от разных мужчин. И ни одного — от законного, богом данного, венчанного мужа. Твой кормилец, князь Андрей, воитель славный, правитель мудрый, праведник христианский, муж добрый... Он — муж обманутый. Слабак, лопух, слепой дурень. Рогоносец. Ни храбрость, ни мудрость, ни вера не защитили его от... от этой змеи ядовитой, от матушки твоей.

Она молчит. Только вжимается сильнее лицом в коленки, только сжимает коленки сильнее руками. Мои слова, подобно плети палаческой, хлещут её душу. Но... "Мужнина честь" женщинами воспринимается несколько... отстранённо. Да, конечно, ай-яй-яй, как нехорошо, а поподробнее?... да что ты говоришь! стыд-то какой... бедненький, как ему с этой стервой... сам дурак — бачили очи шо купували...

* * *

В эволюции самец стремиться распространить свой набор генов. Наиболее широко. А самка — хорошо кушать. "Секс в обмен на еду". В сочетании с необходимостью длительного ухода за потомством это дало, у хомнутых сапиенсом, ограниченную моногамию. Сильно ограниченную.

Цели самки и самца одинаковы — квартет базовых инстинктов. Но пути удовлетворения этих инстинктов, взаимный вес, формы выражения, границы допустимости...

* * *

Я могу уменьшить её уважение к князю Андрею, ослабить надежду на его защиту, но ни "влезть в его шкуру", ни "плевать ему в спину" — она не будет. Слишком велика разница между само— и мироощущениями пятнадцатилетней девчонки-вдовы и пожилого мужчины, воина-государя.

Что ж, перейдём к родительнице. И я спокойным размеренным тоном сообщил Ростиславе о Софочкиных подвигах. Начиная со свадьбы с видом на окровавленную плаху во дворе усадьбы, где только что покатилась голова Степана Кучки, дедушки моей собеседницы. Вспомнил судьбу противника Мономаха, казнённого Хадоги. И роль Кучковичей в этом деле. Упомянул многократность мерзости измены Софочки мужу и государю. Подчеркнул противоестественность, греховность инцеста. Красочно описал процедуру зачатия самой Ростиславы. Софью и Якуна я видел в Кучково — могу наполнить рассказ правдоподобными подробностями, характерными мелочами поведения, внешности.

— И вот ты здесь, передо мной. Малолетняя шлюшка во втором поколении. В ряду поколений рода изменников и предателей. Порождение сатаны. Не только с момента рождения, но даже с мига замысла о соитии. Олицетворение похоти, выражение противоестественного разврата. Мясцо, пропитанное зловонием преступления и смрадом греха в каждой частице своей. Сотворённое из лжи и выращенное в обмане. Бедствие, выпущенное в мир божий "Врагом рода человеческого". Для совращения, искушения и погубления душ христианских. Каждый день на Святой Руси тысячи тысяч голосов повторяют: "не введи нас в искушение, избавь нас от лукавого". Это про тебя. В тебя — не введи, от тебя — избавь.

Она продолжала сидеть у стенки, сжавшись под словами моими. Из остановившихся, даже не закрываемых серых глаз её текли слёзы.

Интересно — она меня вообще слышит? Или так... "звуки му".

— Ляг. На спину.

Слышит. Не кричит, не рыдает. Даже не скулит. Чуть всхлипывает при дыхании. Хорошо же её выучили. Беспомощности.

— Покажи. Как ты... под Магогом своим.

Мда... Низкий уровень сексуального влечения был следствием не только гормональных изменений в организме покойного.

— Ну и куда он тут... всовывал?

Тоненький вздрагивающий пальчик неуверенно ползёт по бедру. Указывает ответ. На мой идиотский вопрос. Отчего ещё страшнее. Стыднее. Непонятнее.

— Дырка. Ты — дырка. Ты думаешь, что ты человек. А ты — просто отверстие. С каёмкой. Как бублик. Ноги — чтобы отнести на случку. Руки — чтобы распахнуть пошире, голова, чтобы кормить, не дать ссохнуться. Брюхо — поганое ведро. Вместилище нечистот похоти. Всё это — ободочек. А суть твоя — дырка. Бесом вожделення преисполненная. Это — твоя судьба, промысел божий, твоё предвечное предназначение. Инструмент диавола. Сосуд мерзости. Все мысли твои и чувства, страхи и желания — там. Цена твоя — не в том, что ты есть, а в том, чего у тебя нет. В отсутствии. В отверстии. В пустоте и темноте. В мраке адовом внутри тебя, где невидимые чудовища алчно поджидают души слабые и глупые.

Это я круто загнул. Почти по Декамерону. Правда, там парень, проинформировав девушку о наличии у неё "ада", тут же предложил загнать туда своего "чёрта". Чем молодёжь и занялась к взаимному удовольствию.

И насчёт тьмы... Можно подумать, что у кого-то во внутренностях газосветные фонари иллюминацию устраивают.

— Твой отец — тебе не отец. Не жди от него помощи, не надейся. Твоя мать — курва. И — стерва. Она, поди, жалобно рассказывала о своей любви к тебе, к единственной, желанной, долгожданной, родненькой... Так? Заманила сюда, в мой город, привела в мою баню. Бросила на съедение "Зверю Лютому". Мало — не подержала, не сама насадила. Тебя. Деточку. Сиротинку беззащитную.

— Она... моя мать.

Оп-па... А девочка крепче, чем кажется.

— Такая матушка — хуже ворога. Восприяв мерзость похоти от брата своего, приумножила и извергла тебя из чрева, нечистотами наполненного. Яблоко от яблони недалеко катится. Вот и ты... подкатилася. От пинка родительницы. Разве любящая мать отдала бы дочь свою единственную за такого как Магог? Разве не исполнила бы всё возможное и невозможное, чтобы спасти тебя от... от такого? — Нет. Ты для неё — отрыжка похоти. Мусор. Выкидыш. Ветошь протирочная. Грязь смердящая. Ибо она знает — кто ты, из чего ты. Если ей будет выгода — она тебя и волкам в лесу скормит, в печи горящие кинет.

Молчит. Не возражает и не соглашается. Ещё раз. "Бульдозером".

— Ты думаешь о ней как о матери, как о защитнице. А она — стерва. Дитя собственное для неё — просто кувалда. Которой удобно бить окружающих. Чтобы добыть себе... платьев дорогих, блестяшек разных. Себе. Не тебе. Она предаст и продаст тебя. Как предала отца и мужа. Не жди от неё защиты.

— Я... я знаю.

Нефига себе! Это меняет моё представление о ролях, об отношениях в этой паре.

— Тогда... Почему же ты согласилась, почему пошла? Соблазнять Воеводу Всеволжского. Она же обманывала тебя!

— Всё равно.

"Что воля, что неволя...". "И жизнь уж нас томит...".

Ломать — ничего не надо. Уже...

* * *

Эти люди очень ценят своих предков. И мало — себя. Личность — ничто, род — всё.

"Мой предок Ратша мышцой бранной

Святому Невскому служил...".

С высоты такого аристократизма, шестивековой родословной, можно и ёрничать:

"Но я... Я — мещанин".

Наследственность, "кровь" распространяется на всё. Не только на имущество, но и на положение в обществе, правила поведения, границы допустимости... На саму себя. Ты то, чем были твои предки. "Что было — то и будет. И нет ничего нового под луной". Предки — сволочи, преступники, развратники, изменники — и ты такая же. Стать иной — невозможно. "От осины не родятся апельсины".