Зверь лютый. Книга 25. Обмасонивание

* * *

Коллеги! Не надо иллюзий — в мире "вляпа" мы все "бессмысленны". Иначе "Вороны Одина" из разных эпох просто разорвут вам мозг.

Термин "когнитивный диссонанс" не передаёт эмоций, испытываемых попандопулой. Тут нужна клиническая психиатрия. Тихий идиот, мирно пускающий слюни — благолепный результат "переноса". Буйнопомешаный, кидающийся на окружающих с собственными экскрементами в руках и рычанием в голосе — более вероятен.

"мне за Хугина страшно,

страшней за Мунина"

Страшно за "думающего". Но ещё страшней за "помнящего".

Личность без памяти не существует.

Сохранение, в ходе "вляпа", памяти реципиента, без чего интеллект, "молотилка" просто не может "намолачивать" ворох ежедневных, ежеминутных адекватных выводов, даёт шизофрению. Что влияет на мышление, эмоции и поведение, появляются трудности в важных областях повседневной деятельности, психотические галлюцинации и бредовые иллюзии, бессвязность речи и беспорядочность поведения, безволие и отсутствие или искажение эмоций.

У вас бред? Но вы помните, памятью своего носителя, шесть вариантов ударов шпагой?

Вот это-то и страшно. При "искажении эмоций" — особенно.

Какое миленькое множество вариантов! Все для нас, коллеги.

Или — дебил. С собственной памятью из мира "старта".

Или — шизофреник. С двумя.

Или — не вы. С памятью носителя из мира "вляпа".

Выберите понравившееся.

* * *

Мне легче — тут уже учился. Стартовав из вполне осознаваемого состояния — "дебил свежевляпнутый". С целеноправленно включённой немотой для маскировки степени дебилизма. Вполне по царю Соломону:

"И глупец, когда молчит, может показаться мудрым".

Моя "свалка" не замещалась чужой, а пополнялась новым личным опытом. Это было тяжело. Но теперь — моё. Всяких собственных подвигов насовершал. Кое-чего могу и понимаю. Сам. Казалось, что я уже и забыл совсем о... о тех делах. А вот же — вспомнилось.

Напоминание. Повторение. "Мать учения".

Повело в сторону. Связало. Спутало. И руки, и мысли.

"Детские воспоминания". А не только тогдашняя, в Луках, общая заторможенность от общей побитости.

Почему? "Все мы родом из детства"? Но я-то мозгами — не ребёнок.

Не сразу, но до меня дошло. На примере Сухана. И почему "повело", и почему "вывело".

Семь лет. Семь лет назад, в феврале 1160 года меня привезли в Киев. Стали готовить в "новогодний подарок" в застенке у Саввушки. Пять-семь лет — предельный срок действия внушения. Если оно не повторяется, не поддерживается последующими эпизодами.

Голядские волхвы оказались не столь... эффективными. Возможно потому, что не использовали ряд инструментов и методов, с которыми мне... довелось близко познакомиться в Киеве. Или — времени было мало. Меня-то неделю обрабатывали.

А, может, волхвы и не имели цели создания внушения длительного действия, планировали использовать Сухана в тогдашнем конфликте с Рябиновкой в одном каком-то кратковременном эпизоде.

Хомнутый сапиенсом — весьма нестабильная система. Как физиологически, так и психиатрически. Слабеют глаза, выпадают волосы, забываются слова и лица...

— Прежде — дал бы в морду. А нынче — хочется просто плюнуть.

Саввушка оказался эффективен, "закодировал" на семь лет, на максимум. Столкнулся бы я с Хотенеем пару лет назад — меня бы "повело" без сомнений. Под его власть, в его волю. Конечно, были бы душевные мучения, переживания. Но... Мой господин! Служение — счастье!

Какой-то ножик под рукой? — Вы о чём?! — Поднять руку на свой светоч, символ и источник?!! — Да за такие слова...!

Встретились бы через пару лет — просто придавил бы. С лёгкой ностальгией по временам давно прошедшим, по своему "босоногому детству" в этом мире. Или наоборот — спокойно сообразил бы как использовать, "покрутить динаму". А придавил бы потом, по функционалу, "за ненадобностью".

Но вот в этот переломный момент... хотя я никакого перелома не ощущал... вышло вот так.

Мне — наука. Расслабился, помягчал. На меня во Всеволжске так никто не наезжает. Спектр вероятных конфликтных ситуаций, набор внутренних заготовок агрессивного поведения — существенно сузился. Утратил Ванечка душевную боеготовность. Ослабил ожидание непрерывного сволочизма по всем азимутам. Готовность вцепиться в горло любому прохожему. Просто ощутив — враг, опасность. Просто — не так стоит, не так глядит. Заигрался в правителя, благодетеля, прогрессора.

У нас же всё для людей? Мы же по-хорошему, по закону, обоснованно! А вдруг я ошибся, недопонял? А где аргументы? Улики неопровержимые?

Не та эпоха, Ваня. Посмотри на Боголюбского. У него главное — закон. А самый главный его закон — я так решил.

Яркие чувства послужили толчком к размышлению. Я вдруг осознал, что "оторвался от жизни народной". Устроил себе "тепличные условия". Выплел "кокон". Из дорог, домов, вещей. В массе своей — мне приятных, удобных. Из людей. В большинстве своём — дружелюбных.

"У меня — всё есть": пожар — пожарники, война — военные, гоньба — телеграфисты... Чистенько, тёпленько, сытненько... Уютно. И вылезать из этого в дерьмо на мороз — очень не хочется.

Да только Русь Святая — иначе живёт.

Да и фиг, с ней, с Русью! На что она мне?!

Но висит эта громадина над городком моим. Подмороженной кучей навозной до неба. И чего в той куче стукнет-грюкнет-сложится... один бог ведает. И не то, чтобы она пойдёт-повалит меня бить-крушить... просто полюбопытствует, просто пальчиком поковыряет. А я тут... "ласты склею".

Необходимость "решать русский вопрос" стала мною ощущаться не как "хорошо бы", но как срочное, важнейшее условие моего собственного существования.

Перебирая известные мне попаданские истории, я вновь приходил в недоумение: нет мотивации прогрессорству. Что заставляет конкретного "васю" или "петю" напрягаться, "подпрыгивать", рисковать своей — единственной! — головой?

Помочь "миру старту" в непрерывно ветвящемся дереве Иггдрасиль — невозможно.

"Чужой земли мы хотим ни пяди,

Но и своей вершка не отдадим".

У попандопулы нет в мире вляпа "своей земли". Есть выглядящее похожим.

"Над прошедшим небо сине.

Вдоль дорог дожди косые.

Так похоже на Россию.

Только, всё же, не Россия".

"Чужая земля". Не хочешь "чужой"? — Другой нет. Будешь жить без земли под ногами? Аки светило небесное?

Единственная опора — личность. Собственная. Базовые инстинкты которой, в наборе из описанного мною квартета, довольно быстро удовлетворяются. Остаётся свернуть пространство-время. Закуклиться. Как кадавр у Стругацких.

* * *

Попандопулопипнутый персонаж отличается от прочих литературных героев.

В классическом романе герой гоняется за женщиной. Ура! Догнал! Успокоился. Конец истории.

В авантюрном романе герой ищет какой-нибудь "сундук Генри Моргана". Ура! Нашёл! Успокоился. Конец истории.

Это — нормальные для своего конкретного места-времени люди. Их что-то "возбудило". И они, подобно электрону в атоме, взлетели на более "высокую орбиту" чувств и действий. "Мгновение славы", "пик жизни".

"Где-нибудь, когда-нибудь мы будем вспоминать.

Об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах...".

Испустил свой "квант света" и "провалился" на более низкую, на обычную "орбиту" своего существования. Там — вспоминает.

Попандопуло не имеет в "мире вляпа" "обычной орбиты". Он может "провалиться" только в могилу. Или в её аналоги типа сумасшествия или пьянства. Или — "светить" непрерывно. Он "возбуждён" миром своего "старта".

Это — тяжело. Морально, интеллектуально. Физически. Чего ради? Если базовые инстинкты удовлетворены, "баба" и "сундук" получены...

Что — дальше?

Возможны, очевидно, два пути: интенсивный и экстенсивный.

Они — конфликтуют между собой. Имеющиеся ресурсы — всегда ограничены. Главное — у попандопулы ограничено его собственное время жизни, его собственная "полоса восприятия".

Коллеги! Попадавцы и попадевцы! "Memento mori" — помни о смерти. Своей, единственной и неповторимой.

Зачем тебе туземцы? Что тебе до их образа жизни, обычаев, традиций? — Каннибальничают? Но бананы к твоему завтраку поставляют исправно? И чего мешать людям? Они в рамках своей диеты, своей культуры, своей воли. Иное — колониализм, империализм и оккупация.

Попандопуле не нужен экстенсивный путь. Он замкнут на себя, он удовлетворяет себя. Разрыв между его личным "realm-ом" и остальным миром растёт, попаданец отгораживается стеной, замыкается на себя. Создаёт разные, милые сердцу, "парожопли и дерижабли". Для себя, любимого.

Идеал — "башня из слоновой кости". С эффективным самогонным аппаратом внутри. Следующий шаг — "сияющий град небесный". И улететь отсюда к едрене фене.

А туземцы? — А ну их. Какие-то они... неумытые.

В разные времена разные мудрецы пытались понять: каков он, двигатель исторического процесса.

Нет, понятно, движитель — человек, конкретные люди в конкретном месте-времени. Которые порой даже и жизни свои отдают чтобы процесс дальше пошёл. Или наоборот — чтобы не пошёл. Но что их, столь разных и по-разному оцениваемых потомками индивидуумов, к тому толкает? Пинает, зовёт, манит и мобилизует?

Измышления мудрецов можно свести в три группы.

1). Воля бога. Какого-нибудь.

2). Воля героев. Пассионариев, каких-то особо одарённых, лучших людей. Сверхчеловек. Белокурая бестия.

3) Законы общественного развития и материального производства.

Первый вариант рассмотрен у Ленина в "Материализм и эмпириокритицизм". Рассуждая о философских системах, Ленин фиксирует их политические последствия. "Эта дорога ведёт в болото поповщины..." — постоянный рефрен.

Второй — в "Детской болезни левизны...". Где у "пламенных р-революционеров" реально — номер шестой. Сперва "верхи" не "смогут", потом "низы" не "захотят", а уж сильно потом, как рюмку рома к сигаре на десерт, можно и р-революционеров выпускать...

Третий вариант... — смерть попаданца.

Коллеги дают массу миленьких историй о спасении "царства светлого будущего" в прошлом, в форме Советского Союза или Российской Империи. Очередной, перегруженный знаниями о технике, о предстоящей истории, вундервафлист пытается изменить ход процесса. И, если у автора хватает последовательности, честности и ума, он скоро упирается в классику:

"Вся писанная история есть история борьбы классов".

"Революция есть прямое движение широких народных масс".

Это не кулуарная деятельность, свойственная "детям во времени". Кого-то плохого застрелил. И всё стало хорошо. Кого-то хорошего грудью своей закрыл. Не наповал, конечно. И всё стало хорошо. Показал аборигену "фигурный болт". А тот, смышлёный такой, запиндюрил его в нужную дырку. И настала тотальная лепота и всемировое благорастворение.

Увы, чтобы стало "хорошо" нужна революция. В смысле: коренное изменение общества. Не только его надстройки, во всех формах её проявления, но и прав собственности, средств производства, производственных отношений... Для этого — то самое "прямое движение широких народных масс". А "работать с массами" попандопулы не умеют.

И — не хотят.

Их можно понять. Революционеру, даже если его уже тащат на эшафот, значительно веселее, чем попандопуле-прогрессору.

Революционер — отрыжка неизбежности. Он — продукт своего общества. В котором уже сформировались (давно) социальные противоречия, уже есть (поколениями) конфликтующие социальные группы. Революционер — не один, вокруг него масса его сторонников, единомышленников. Полных, половинных, на четверть...

Да хоть бы и противников! Но они все понимают о чём речь, они говорят на одном языке. Фраза:

— Товарищи! Социалистическая революция о необходимости которой так долго и упорно говорили большевики, свершилась!

наполовину состоит из слов, которых здесь просто нет! "Говорили" — понятно. А кто, про что... Об чём это вообще?!

Революционер вырос в этой среде. Его выдавливает, как червячок фарша из мясорубки, в активную деятельность — давление его общности, массы солидарных с ним людей.

— Мы же все всё поняли! Так жить нельзя! Хватит болтать! Кто возьмётся?!

Процесс Веры Засулич. Покушение на петербургского градоначальника. Присяжные выносят оправдательный приговор. И зал суда, полный золочёной публики, звёздатых генералов — аплодирует. Имперские аристократы, высшее чиновничество — рукоплещут и проливают слёзы радости на груди друг у друга.

Они вовсе не революционеры, отнюдь не террористы, их детей и внуков будут ставить к стенке пачками большевики. Но... "Ура! Справедливость восторжествовала!".

Вывод — "отстреливать винтики государственной машины — правильно" — Россия восприняла.

Если власть в состоянии уловить этот, ещё относительно слабенький, душок развала системы — революционер становится не нужен. В лучшем случае — переквалифицируется в реформаторы. Или — в управдомы. В России, судя по качеству ЖКХ...

Революционер — продукт общественного разложения. Он сам — "плоть от плоти народа". Полуразложившейся.

Попандопуло... Тоже — "плоть от плоти". Только другого народа. Из другой эпохи. Инородный, иноверный, иновременной, иносоциальный элемент. Чужеродный.

Он не вырос здесь, не впитал всего букета сию-местных и сию-эпохнутых понятий и отношений. За ним нет "шир.нар. масс". Нет многочисленного слоя, интересы которого он пытается выражать, который думает и понимает мир, свои цели в нём, также как попадун.

"И скучно и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды...

Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..

А годы проходят — все лучшие годы!

Любить... но кого же?.. на время — не стоит труда,

А вечно любить невозможно.

В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа:

И радость, и муки, и всё там ничтожно...".

Коллеги! Посмотрите в себя: "И радость, и муки, и всё там — ничтожно...".

Да и откуда взяться в вас, в продукте постиндустриального общества тотальной дерьмократии и всеобщей либерастии чему-то, что "чтожно" здесь? Тут даже вагоны баксов — просто испорченная бумага. Можно в печку. Хотя дрова — лучше.

Оглянись в своём мире "вляпа". Ты — один. У тебя нет единомышленников. Потому что мыслить так, как ты, они просто не могут.

Хуже — не могут и чувствовать так. Как жители Элиды не чувствовали запаха навоза. Пока не пришёл Геракл и не занялся сантехникой в Авгиевых конюшнях. И, впервые за тридцать лет, аборигены начали отличать "запах моря" от запаха свежего хлеба или жареного мяса.

Разные культуры. Они не знают и не понимают тебя. Ты можешь их знать. Как-то, что-то. Но между знанием и пониманием — пропасть.

Шпенглер говорил о неспособности "вчувствоваться" в инородное: мы способны знать былое, но наша способность видеть ограничена собственным взглядом, мы можем делать интеллектуальные поправки, но не способны изменить свою оптику.

Здесь есть добрые люди. Которые могут искренне любить тебя. Есть преданные. Лично тебе. Которые даже умрут за тебя. Есть попутчики.