Священника, впрочем, и раньше любили. Старик остался прежним: насмешливым и простым. Однажды он бросил фразу, что занозой засела в нем:
— Любовь народа как ветер. Сегодня он приближает твой корабль к цели, а завтра бросает его на рифы.
Внутри Гарое все сопротивлялось этому утверждению, но он не спорил с умудренным жизнью священником. Время покажет, прав он или нет.
Киший спорить с Цохаром не боялся. Прочел пару книжек и теперь считал себя чуть ли не ученым. Из-за чего частенько попадал впросак — Цохар с радостью пользовался случаем поставить наглеца на место. Его оруженосец дулся, потом выискивал в библиотеке книгу потоньше, читал ее за одну ночь и отправлялся опять что-то доказывать священнику. Гарое был уверен: эти дискуссии затевались с одной целью, — показать, насколько он, Киший, приближен к "великим" людям. Гарое предупредил Цохара, чтобы тот не подогревал тщеславие у парня, но старик не согласился:
— Долго ли ему еще тешиться?
— Он скоро погибнет? — Гарое внутренне сжался.
— Бог с тобой, сынок, — упрекнул его старик. — Откуда я могу знать, кто и когда погибнет. Или ты меня тоже за волшебника, как неграмотные ремесленники, принимаешь? Иногда Эль-Элион дает мне проницательность, но судьбы людей я не вижу.
— Тогда о чем вы? — от сердца отлегло.
— Да о том, что сейчас все быстро меняется, и никто не знает, что будет завтра. Может, завтра ты станешь королем, а может, тебя вздернут на виселице. Может, Киший станет генералом, а может, подастся в разбойники. Сейчас для него самое большое счастье — почесать со мной язык. Ну и пусть его. Кто знает, что завтра будет. Знаешь, как говорят? Мудрому достаточно слова, чтобы научиться, а глупому и побои не помогут. Так что если твой оруженосец глуп, мои упреки его не спасут, а если умен, то и мои шутки ему на пользу.
Неизвестно, поумнел Киший или поглупел, но огорошить он полковника сумел. Как-то его окликнули на улице по имени, и Гарое упрекнул парня:
— Ты уже оруженосец полковника, а тебя все по имени. Неужели не простишь отца?
— Не-а, — Киший так замотал головой, что Гарое испугался, как бы он шею не свернул. — Пусть зовут по имени, я не гордый. А по фамилии я позволю себя называть не раньше, чем вы меня усыновите.
— Чего? — опешил Гарое.
— Нет, ну если не хотите, так я не настаиваю, — засмеялся оруженосец. — А вообще хорошо было бы: полковник — Кеворк и оруженосец у него — Кеворк. А сыновей у вас все равно нет, чего бы и меня не усыновить?
— Балбес ты, Киший, — засмеялся он.
— Как есть балбес, — легко согласился парень.
Гарое пробовал узнать, что у него там с отцом произошло, но сослуживцы ничего об этом не знали, а с просьбой усыновить, он к Гарое не к первому обращался, а к каждому, кто допытывался о его происхождении, даже если это был его ровесник.
В один из дней, пока город готовился к осаде, к полковнику Кеворку зашел неприметный ремесленник. Гарое услышал его пререкания с Кишием в коридоре.
— Дело у меня, — невнятно, но настойчиво бормотал кто-то.
— Так доложи, какое дело, иначе не пущу.
— Нет, я полковнику должен сообщить... — голос показался странно знакомым.
Гарое вышел из кабинета, несколько мгновений всматривался в незваного гостя, а потом остолбенел.
— Добрый день, господин полковник, — папаша Улм рассматривал пол и неловко теребил шляпу. — Мне бы с вами наедине поговорить...
Невысокого роста, еще нестарый — явно нет и пятидесяти, но полностью седой, хотя и не белой, а темно-серебряной сединой, гость жался в углу, бросая исподлобья взгляды загнанного зверя и нервно сминая потрепанную шляпу, грозя разорвать ее в клочья. Куда делись рубленые фразы, как у отставного солдата, прямая осанка, которую священник видел в Меаре? Словно кто-то чужой захватил тело этого человека. Теперь перед ним был не кучер богатой дамы, а хитрый торговец, жалкий и опасный одновременно, как голодный шакал. Если бы Улм не снял шляпу, Гарое ни за что бы его не узнал.
— Как же можно, господин полковник! — возмутился Киший. — Я вас с ним наедине не оставлю, как хотите.
— Мне ничего не грозит, — заметил Гарое и сдвинул брови.
Киший насупился и, достав из ножен меч, демонстративно уселся у двери.
— Добрый день, папаша Улм, — поприветствовал он гостя, закрывая за собой дверь. — Или вы теперь не Улм?
— Нет, — знакомый прищур — это, пожалуй, единственное, что сохранилось в агенте Полада. Все тот же жадный взгляд, будто вбирающий в себя все, что находилось вокруг. — Да, конечно, проходите, — он отступил, чтобы пропустить старого знакомого. — Теперь меня знают как Чашвара, — объяснил он. — Все имена мне чужие, а настоящее только я знаю, так что разницы особой нет. Но в Биргере я бываю под этим именем, и лучше, чтобы другое не всплывало.
— Да уж, — улыбнулся Гарое, а перед глазами встали похороны рыжего секретаря леди Люп. — А как та девушка?
— Айна? — зачем-то уточнил папаша Улм. — Хорошо. Пришла в себя, вышла замуж, ждет ребенка. Живет в портовом городе на Нефтоах. Если остановим кашшафцев, то ей ничего не грозит.
Гарое чуть было не удивился вслух: девушка, которая была так безутешна три месяца назад, уже вышла замуж. Но что-то было во взгляде Чашвара, что от вопросов он воздержался.
— Вы в гости пришли? — спросил он вместо этого.
— Нет, хотя увидеть вас очень хотелось. Конечно, вы и в Меаре мне понравились, но все равно трудно было поверить, будто под рясой скрывался такой талантливый военный. Теперь убедился, что это вы.
— А не еще один агент Полада? — уколол он папашу.
— Так одно другому не мешает, — нисколько не обидевшись, подмигнул Улм.
Но Гарое сразу подобрался:
— Я не служу Поладу, — отчеканил он.
— Вы служите Энгарну, — примирительно подхватил Чашвар. — И служите неплохо. Но я принес письмо от Полада.
— Да? — Гарое принял запечатанный в простую бумагу конверт, который Чашвар извлек из грязной тряпицы. Подошел к окну и открыл. Красивый, даже вычурный подчерк.
— Полад? — он стоял спиной к гостю.
— А что? — насторожился папаша.
Гарое принужденно рассмеялся.
— Глупый вопрос. Не могли же письмо подменить, — Улм не знал, от кого письмо, и наверняка королевская семья хочет, чтобы никто этого не знал. Но тот же Киший обязательно поинтересуется, что это за таинственный ремесленник. Кеворк свернул письмо и положил себе в рукав. Прочтет позже, когда останется один.
Чашвар угадал его переживания.
— Это не последнее письмо, которое я принес вам, — сообщил он. — Поэтому вы должны запомнить легенду. Я — торговец, который знает тайные пути в город. Скоро начнется осада, и в городе будет недостаток продуктов. Я хожу к знатным людям Биргера и договариваюсь о поставках продуктов. За большую цену, конечно, ведь я рискую, а вы голодаете.
— И вы действительно будете поставлять продукты в осажденный город?
— Да, — подтвердил Улм. — И не только продукты. Я осведомлен, что ответа не будет, поэтому позвольте откланяться.
Только теперь Гарое спохватился, что ничем не угостил старого знакомца, но папаша снова опередил его:
— Пить будем в другом месте и в другое время. Сейчас это было бы неуместно, ведь я собираюсь выйти очень обиженным. Не тот вы человек, чтобы тайком есть изысканные лакомства, даже если у вас есть деньги для этого. Так что крикните что-нибудь оскорбительное вслед. Мне вот про х... собачьи рассказали. Очень хорошо сказано.
— Это было тоже в другое время и в другом месте, — Гарое смутился. — Сейчас я так не смогу.
— Ну, как сможете, — прищурился Улм.
Гарое распахнул дверь и гаркнул, как можно громче.
— Убирайтесь, сударь. Я не нуждаюсь в ваших услугах и попрошу впредь обходить мой дом стороной.
— Как скажете, господин полковник, как скажете, — Улм, кланяясь, пятился к выходу. — А, однако, кто знает, может, еще и зайду. Вдруг вы переменитесь?
— Ты что не слышал? — грозно вскинулся Киший.
— Уже ухожу! — папаша рыбкой юркнул в дверь.
— Чего этому проходимцу надо? — оруженосец еще пылал обидой и гневом — ведь даже стукнуть назойливого гостя не удалось. — Я вам сразу говорил...
— Да, говорил. Но мне надо было с ним побеседовать. Он собирается дорогое вино богачам поставлять.
— Убил бы, — прошипел парень. — Проследить бы за ним...
Гарое с удивлением заметил, что ненависть у Кишия очень настоящая.
— Ну-ну, — примирительно попросил он. — В осаде он нам еще пригодится.
— Ага, — сверкнул глазами оруженосец. — Если врагам нас не продаст с потрохами, то пригодится.
— Он не дойдет до такого.
— Плохо вы людей знаете, господин Кеворк. Очень уж доверяете всем.
— Может, и так, Киший. Но в любом случае я прошу тебя без моего ведома ничего не предпринимать. Я могу на это рассчитывать?
— Можете, — слишком развязно прозвучало это слово, чтобы обещание вызвало доверие.
— Если ты не будешь выполнять мои указания, ты не будешь моим оруженосцем, — сухо завершил Гарое.
Киший сразу вскочил и вытянулся в струнку.
— Сделаю, как вы скажете, — он был печален и строг.
— Это хорошо. А теперь позаботься, чтобы меня с полчаса никто не беспокоил.
— Так точно, господин полковник, — Киший чуть расслабился.
— Вот и отлично, — Гарое вернулся в кабинет.
Он несколько раз прошелся от двери к окну и обратно, прежде чем снова остановился у окна и развернул письмо. И чего он, собственно, так волнуется? Как мальчишка, честное слово. Ну и пусть письмо от принцессы. Она-то видит в нем только священника.
Он смотрел на коротенькую записку и поначалу не вчитывался в смысл. Только разглядывал завитушки. Не лень ей было их вырисовывать? И почему-то представилось, как она сидела в спальне с дощечкой на коленях и старательно выводила буковку за буковкой, потому что тщательно обдумывала каждое слово, чтобы вышло не очень откровенно, или очень холодно, или очень переполнено отчаянием. От запаха чернил тошнило и хотелось разрыдаться, но вот эти завитушки отвлекали от дурных мыслей и от жизни, которая страшила, тоже отвлекали... Маленькая, запутавшаяся девочка. Сколько ей лет? Восемнадцать? Не так мало. Если бы она родилась в семье виллана, уже бы нянчила троих детей. Но она родилась наследной принцессой, и много лет мать потакала ее капризам, а последний каприз грозил разрушить ее жизнь.
Он глубоко вдохнул и вчитался в строки.
"Господин Кеворк! Я очень благодарна Вам за это письмо. Вы вовсе не были дерзки, и забудьте то, что я говорила Вам на балу. Мне нужно было услышать именно это: что еще не все потеряно и я могу поспорить с судьбой и исправить то, что натворила. Но Ваших слов утешения не хватило надолго. Потому что я не вижу другого выхода, кроме как стать женой лорда Нево. Вы знаете другой путь? Я либо должна обмануть хорошего человека и обманывать его всю жизнь, храня свою тайну, либо должна выйти замуж за бесчестного человека. Разве порядочный человек, такой как Вы, например, сможет быть снисходительным ко мне, зная все о моем легкомыслии? Женится ли такой человек на мне и даст ли имя моему ребенку, чтобы потом не упрекать за мои ошибки? Я не уверена, что это возможно, а обманывать никого не хочу. Я все еще пишу Вам как священнику. Скажите яснее, какой выход видите Вы?
Э.
Вы побуждаете меня довериться близким, но мне некому довериться. Близкие предупреждали меня, что я могу попасть в беду, но я не верила им. Теперь они скажут, что я должна испытать последствия своей ошибки. Но это так страшно!"
"Маленькая, запутавшаяся девочка, — повторил он про себя. — И очень одинокая..."
5 янайира, у замка Хецрона
— Здесь пойдем пешком, — Авишур спрыгнул с лошади и взял ее в повод.
Солта тоже спрыгнул. Земля мягко пружинила под ногами. Он любил такой лес — светлый, солнечный, очень тихий. Главное сейчас не нарваться на стражу. Военачальник ведет их нехожеными тропками для того, чтобы обойти их.
Короткий путь между стволами деревьев, и они спускаются к речушке. Чья-то лошадь беспокойно заржала, Авишур только хмуро обернулся. Звездочка Солты еле слышно фыркала, ей тоже не нравилась дорога, на которой можно сломать ногу. Он успокаивающе положил ладонь на морду. Надо немного потерпеть.
Вода мирно плещется, солнечные лучи играют в чистом ручье так, что слепят глаза.
— Это еще что? — слова военачальника еле слышны.
Солта смотрит в том же направлении, что и рыцарь. Там покачиваются на волнах чудные предметы — квадратные, плетеные из прутьев и обтянутые кожей.
— Рыбацкие лодки? — предположил кто-то из солдат за спиной Солты.
Он хотел было уже поспорить, что не бывает таких лодок, они из дерева должны быть и формы другой, но Авишур процедил сквозь зубы:
— А рыбаки-то где? Найти быстро!
Сразу четверо бросились обыскивать берег. Солта вместе с капитаном и остальными воинами переходили вброд реку. Вскоре из леса раздались вопли.
— Тихо подошли, называется, — военачальник злился, и за этим раздражением на самом деле скрывался страх. — По коням! — скомандовал рыцарь. — И быстро, быстро...
Быстро не получилось. Хорошей тропинки не было и на том берегу, приходилось беречь лошадей. В какой-то момент военачальник остановился. И Солта нутром почуял, что будет дальше, поэтому быстро объехал его и скомандовал:
— За мной!
И все приняли его руководство. Чем ближе был замок, тем реже становился лес, и они скакали быстрее, а когда выскочили на луг перед замком, к нему с воплями бежал какой-то виллан, а стражи замка, сообразив, что к чему, стали поднимать мост. У них было очень мало времени.
— Выручай! — шепнул он на ухо Звездочке и пришпорил ее.
Она заржала от боли и метнулась вперед. Мост поднимался медленно. Доскакать до него — а там он уже сделает что-нибудь, чтобы оставить ворота открытыми. Ветер свистел в ушах и не давал вдохнуть полной грудью. А затем со стены полетели стрелы. Одна прошла совсем близко, оцарапав щеку. Но он скакал дальше — вот же он, мост, — рукой подать.
