Влюбленные в море

— А, вижу, сеньорита наша очнулась, — проговорил он, и девушка сразу почувствовала приступ ненависти к этому холеному сеньору.

Или это сказались кандалы?

— Очнулась, — ответил сам себе.

— Что вам от меня нужно? — спросила Лючита, принимая горделивую позу, что в ее положении далось нелегко.

— От вас?

Вопрос, казалось, немало развеселил сеньора.

— От вас ничего. Хотя...

Для немаленькой фигуры двигался он поразительно быстро. Подскочил, так что успела только отпрянуть, наступил ногой на цепь от кандалов, одной рукой хватая за волосы на макушке, а другой сдирая с шеи камешек на цепочке. Возмущенная таким воровством, Чита ударила кулаком повыше коленки, сеньор дрогнул. Обрушилась на лицо оплеуха, щеку ожгло болью.

— З-забавный зверек, — процедил мужчина, возвращаясь на место, подальше от рванувшейся с привязи девушки.

— Отдай! — выкрикнула Лючита.

Дотронулась до щеки, чуя влажное, пальцы испачкались темным. Сеньор, вовсе не благородный — ибо какой дон станет бить женщину, скованную и безоружную, — повертел на пальце кольцо с массивным камнем.

— Мне он нужней.

— Какого черта?!

— Вот только не надо ругаться, не люблю этого, сеньорита Фелис... или правильнее сказать де Сальвадорес? Или называть вас все-таки именем, данным при рождении?

"Откуда он знает?" — пронеслось в голове, а вслух прошипела лишь:

— Как вам будет удобно.

— Замечательно. Мне больше нравится, что сеньорита Фелис оказалась не такой уж удачливой, как привыкла считать.

— Так что вам от меня нужно?

Мысли в голове метались лихорадочно. Этот человек знает слишком много, чтобы быть случайным прохожим. Да и неслучайным тоже.

— Повторюсь: от вас — ничего. Неужели думаете, что мир пляшет под вашу дудку? Что все завязывается на вас? Не слишком ли самонадеянно для столь молодой с-сеньориты?

Она молчала, позволяя говорливому мучителю продолжать.

— Вы хоть и причинили немало бед хистанской короне, но вовсе не так ценны, как люди иные. Например, ваш отец.

— Что — мой отец? — холодея, спросила девушка.

— Он — губернатор и крупный землевладелец. И присвоил кое-что из того, чем обладать должен я!

Последнее едва не выкрикнул, наклонившись вперед. Теперь пламя лампы освещало его лицо, и память ответила узнаванием. Вспомнился кабинет отца, разговоры с некими сеньорами и ссора с сеньором этим. Она тогда пряталась за шторой, и мужчины, не ведая о ее присутствии, в выражениях не стеснялись. После уже, когда гости ушли, отец возник перед укрытием, напугав до полусмерти, и сказал строго, чтобы так больше не делала.

— Как вас зовут? — спросила она, вздергивая подбородок.

— Не думаю, что это имеет значение.

— Вы ошибаетесь, сеньор.

— И зачем же вам мое имя?

В голосе зазвучала насмешка, глаза девушки еще больше сузились.

— Предпочитаю знать своих врагов. Особенно тех, кого собираюсь убить.

— Даже и не надейтесь, — бросил он.

— Я и не надеюсь.

Подумалось, что не будь на ней кандалов... то что? Задушила бы голыми руками? Лючита качнула головой, остывая почти мгновенно. Ни к чему тут горячая злость, гораздо полезней тихая хитрость. Где б еще взять ее.

— Как скоро вы собираетесь меня отпустить?

Мужчина, намеренный уходить, замер, не веря своим ушам. Захохотал раскатисто.

— Нет, вы, сеньорита, точно ненормальная. Кто ж отпускать-то вас будет?

Чита скрипнула зубами, но сдержалась.

— Допустим, вы получите от отца то, что хотите. Дальше что?

— Вам сообщат. Приятно оставаться, сеньорита.

— Радостно сдохнуть, сеньор, — в тон ему ответила девушка.

Мужчина вновь хохотнул и вышел, накручивая на палец сплетенную из разноцветных ниток веревку с камешком, подаренным отцом. Появилась и исчезла охрана, забирая источник света. Скрипнула дверь, провернулся ключ. Мир погрузился во тьму.

* * *

Он пришел еще раз через двое суток или около того — точно время Лючите определить не удалось. За это время девушке лишь еду давали и в достаточном количестве воду, не желая, видимо, морить голодом и жаждой.

Сеньор жаловался на то, что отец ее не торопится принимать решений, и послал таки людей своих искать дочь, хоть и велели ему шума не поднимать.

— Сеньор, признайтесь честно: вам не с кем поговорить? — спросила Лючита.

Ей надоел порядком рассказ его, перемешанный с издевками и нападениями. Не обращая внимания на ответ, девушка продолжила:

— Или вы боитесь отца и потому предпочитаете мучить дочь его?

За дерзкие слова ей досталась пощечина, голова загудела, а сеньор ухмыльнулся. Кажется, он входил во вкус. Лючита зашипела злобно:

— Только руки освободите, да дайте саблю...

— Что-что?

— Подойдите ближе — узнаете.

— Э нет. Зверек на цепи, но кусается. Вы послушайте лучше...

— Не хочу я вас слушать. Или освобождайте руки и готовьтесь смыть оскорбление кровью, или подите прочь.

Он продолжил усмехаться.

— Шустрая маленькая сеньорита. Не волнуйтесь, время ваше придет. И руки освободят, и отвечать придется.

Чуя неладное, Лючита спросила:

— За что отвечать?

— А то не за что? Потопленные хистанские корабли не в счет?

— Я вас не понимаю, — высокомерно ответила девушка, холодея в душе.

— Нет нужды притворяться, я все о вас знаю. И про корабли, и про пожар в Картахене, и про дела с мятежниками тамошними. Вы много задолжали хистанской короне, и расплатиться вряд ли получится. Да и с Инглатеррой войны нет, потому действия ваши в отношении их судов правильными тоже назвать нельзя. Подумайте об этом в свободное время... пока оно есть.

Он ушел, оставив девушку замирать от понимания. И ладно бы про губернаторский дворец только, то дело шумное, да и корабли хистанские не все захватить получилось, но про дела с заговорщиками знать человек мог, лишь находящийся неподалеку. Кто-то из команды? На вопрос "кто?" ответа так и не нашла. Команде она доверяла.

Может быть, зря?

* * *

— Выходи.

Лючита с легким удивлением взглянула на человека, снимающего тяжелые оковы с ее рук. Рядом стоят еще двое, оба при оружии. Усмехнулась горько. Ее здесь опасаются и недооценивать явно не собираются.

Встает, покачиваясь, ноги после долгого бездействия держат неохотно, норовят зацепиться за ступени. Девушка стискивает зубы и шагает, морщась от света. Два пролета лестницы — и солнце бьет в глаза, заставляя полностью терять ориентацию. Она как крот в этом сияющем мире, где все причиняет боль.

Охрана держится рядом, поглядывает хмуро, но с плохо скрытым сочувствием. Чита вздергивает подбородок. Еще не хватало казаться жалкой.

— Сеньор велел искупаться, — говорят конвоиры, указывая на ванну, стоящую посреди комнаты.

— А еще он ничего не велел? — спрашивает девушка, но те не чувствуют язвительности и сарказма.

— Велел. Одеться и ждать.

— Чтоб он сдох, ваш сеньор! — от души желает она.

Горячая вода манит, рядом лежит чистое покрывало и — то, что перевешивает чашу весов, — родной колет и сапоги.

— Выйдете! Ну отвернитесь хоть.

Ни того, ни другого мужчины делать не собираются, ухмыляются лишь и поблескивают глазами, и девушка, преодолевая смущение, стягивает рубашку со штанами и ныряет в ванну. Время идет и длится блаженство, Лючита растягивает его, сколько может, понимая внутренним чутьем, что события, для нее радостные, вряд ли за этим последуют.

— Сеньорита Фелис, понимаю, по воде вы соскучились, но сколько ж мокнуть можно?

Сеньор, разодетый пуще прежнего, в алом кафтане с синими вставками, бирюзового цвета штанами и в туфлях с пряжками, выглядит хитрым попугаем. Девушка под пристальным взглядом его вытирается, вся — вызов и презрение, — натягивает штаны и затертую порядком рубашку, застегивает на все пуговицы колет, сапоги надевает.

— Шляпу верните, — велит холодно.

— Прошу прощения, сеньорита, но головной убор ваш утерян. Но не спешите расстраиваться: он вам более не понадобится. Впрочем, скоро все сами узнаете. Пройдемте, нас уже ждут.

Он вежлив и мил, аж до тошноты, это-то и пугает. Руки не предлагает, напротив, держится подальше. Зал, куда приводит, похож на гостиную немалых размеров, за столом восседают мужчины числом чуть больше десятка. Увидев Лючиту, они оживляются, начиная переглядываться и даже шептаться.

— Кто все эти сеньоры?

— Дорогая сеньорита Фелис, мы собрали сию аудиенцию, чтобы судить... вас.

Происходящее кажется фарсом, за спиной и по бокам стоят люди с оружием, а сеньор-тюремщик продолжает говорить, что обсуждение уже прошло, и они готовы довести до сеньориты приговор. Один из мужчин, пользуясь ее оторопью, начинает читать с листа, украшенного какой-то печатью:

— Мария-Лючита Альтанеро де Контильяк, известная также как Фелис и де Сальвадорес, милостью хистанской короны приговаривается...

— Сеньор, потрудитесь сказать для начала, в чем меня обвиняют! — отчеканивает она, сверля его глазами.

— Что ж, вы имеете на то право, — соглашается мужчина. — Вас обвиняют в сговоре с лидером мятежников Хавьером Фрэскуэло и действиях против хистанской короны в Дарьене, нападении ни корабли: Марию-Сесилию, Эль Сол, Гранда и Буэнавентуру, в вероломном похищении корабля Голден Фиш дружественной Инглатерры, в...

Он долго говорит, включая в список этот все или почти все значимые ее преступления, а также небрежение дочерним долгом и богохульство. Чита звереет медленно, думая о том, что сведения эти собрать можно, лишь самому будучи участником событий. Жажда мести беспокоит ее теперь даже больше собственной судьбы, и потому голос, сообщающий о решении аудиенции, приходит издалека.

— ...приговаривается к смертной казни через повешение с последующим изъятием имущества, принадлежащего указанной персоне.

Лючита смотрит на сеньора, глаза распахнуты широко, в них удивление и неверие собственным ушам. Приговор этот будто та пуля по окончании боя на Гранде — неожиданно и обидно. Столько всего пройти, выжить в боях и дуэлях, вернуться домой, увидеть отца и получить негласное прощение его... и, в довесок, — "смертную казнь через повешение"? Ну уж нет!

— Вы желаете оспорить решение аудиенции?

Она готова уже ответить что-нибудь резкое, уничтожить обвинителей словесно, как — не знает еще, но — уничтожить. Дверь распахивается, впуская отца.

— Я желаю!

Вваливаются следом Кортинас с мистером Нэдом, Уберто, братья-буканьеры, черные тени: Унати, Баако и Арапмои, шустрые Йосеф и Чуи, и много еще кто. Едва ли не половина команды пришла спасать капитана. Сеньорам, которые здесь в меньшинстве, велят опустить оружие, выразительно указывая на пистолеты в своих ладонях.

Мужчина, что был тюремщиком Читы, возмущается громко:

— Что вы себе позволяете, сеньор губернатор?! Это же произвол! Вам это так не сойдет!

— Ни в коей мере не желаю мешать правосудию. Я только очень расстроен, сеньоры, что вы не пригласили на обсуждение меня.

Расстроен! Чита давит нервный смешок. Да он зол, как сто чертей! Ярость кипит, но наружу выплескиваются лишь слова, четкие, выверенные и порой даже смертельные.

— Сеньор Альтанеро, вы не можете представлять здесь непредвзятую сторону.

— А вы можете, сеньор Монтарео? Человек, вероломным образом пленивший девушку в моем доме.

— Она преступница!

— Я так не думаю.

Лючита смотрит на него, опасного для всех, кто пойдет против, и знать не знает, что такого придумать он смог, чтобы обелить ее имя.

— В чем ее обвиняют?

И вновь читают они список, длительный и ужасный, и Чита грустнеет с каждой минутой, потому как будь она на месте сеньоров этих, тоже вынесла бы смертный приговор, заслышав подобное. Но не все в нем правда, вернее, правда отчасти лишь. Надежда и есть, и нет одновременно, потому как убить ее просто так не даст дорогая команда, но имя, имя — ее и отца — связано будет с черными преступлениями, и привычная жизнь его кончится. Все больше мрачнея, думает девушка, что не следовало возвращаться ей и подвергать опасности родных и близких. Чересчур безответственно и по-детски захотела она домой, ни разу не думая о последствиях.

— Хочу заметить, — едва ли не впервые подает она голос, глядя все на довольную ухмылку сеньора-тюремщика, — что отец мой, сеньор Хосе Гарсия Альтанеро, к действиям моим не причастен. Все, что делала я — одна лишь моя вина.

Смотрит в глаза, такие же, как ее, просит взглядом: откажись, не возражай. Не защищай, пусть говорят, что хотят, пусть! Откажись...

— Дочь моя, видимо, повредилась рассудком, — отвечает отец строго. — Не знаю, как и где ее содержали, но на пользу ей это явно не пошло. И вы, сеньор Монтарео, за это еще ответите. По поводу сказанного. Я был прекрасно осведомлен о действиях своей дочери. Более того: некоторые из них я направлял.

Девушка уставилась на него едва ли не с разинутым ртом, а сеньор Альтанеро продолжил, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы не выглядеть слишком растерянной, потому что подобную версию событий слышала впервые.

По рассказу его, губернатора Хаитьерры, человека почтеннейшего и достойнейшего, получалось, что Чита чудо как хороша, едва ли не ангел возмездия в здешних водах. Корабль у Джереми Джойса она купила, с мятежниками не связана, это наглая клевета, но если уж на то пошло, то сам губернатор тамошних мест многим себя запятнал, в том числе казнокрадством и связями с Инглатеррой. С которой, стоит заметить, они в состоянии войны с недавних пор.

Новость вызвала шум и множество возмущений, когда все немного притихли, сеньор вновь продолжил. В свете последних событий, нападения девушки на инглесские корабли нельзя воспринимать столь критично, да, это преступление, но преступление, призванное усилить мощь великой некогда Хистании, и стоит ли винить чрезмерно усердную сеньориту?

Он врал, нагло и беспринципно врал. Но как врал! Убедительно и вдохновенно, приводя в свою пользу мельчайшие факты, почерпнутые из разговоров с Энрике и остальными, и как бы ни были далеки его слова от действительности, ему верили, едва ли не безоговорочно. Каждому действию нашлось объяснение, и Чита, которая слушала эту сказку про какую-то другую девушку, тоже верила ему. Не могла не верить.

Лючитин тюремщик в великом возмущении попробовал возражать, но остальные сеньоры сами велели молчать и ждать, пока выскажется защитник.

— Ваш рассказ, конечно, хорош, — заключил, причмокивая губами, пожилой мужчина, один из богатых и влиятельных людей города, — но очень уж отличается от того, что поведал нам сеньор Монтарео. Те же события, только... в совсем ином свете.

— Этого следовало ожидать. Наш уважаемый сеньор Монтарео лгун, каких еще не видали.

— Сеньор Альтанеро! — предмет разговора даже с места вскочил. — Выбирайте выражения!

— Это вы выбирайте, что говорить людям. А лучше молчите, мы вас достаточно слушали, а я еще не закончил. Сеньоры, поведаю вам еще одну историю, увы, не последнюю, но многое объясняющую. На корабле, которым командовала моя дочь, был человек, подосланный сеньором Монтарео.