Самоучка

Недоумение только начинает оформляться в догадку, как подросток снимает кепочку. Черные волосы рассыпаются по плечам. Рита. Понятно. Ей Служба не помеха.

Моя ненаглядная быстро шагает наперерез мужику с явным намерением остановить его... или меня, кстати. В свете открывшихся обстоятельств — кто ее знает? Но она явно не успевает с перехватом — ни его, ни меня. Не учла расстояния, бывает. Для мужчины-маньяка все закончится раньше, чем она подоспеет. А для меня, при любом исходе — только начнется.

Рита срывается на бег — и все равно не успевает, городская нескладеха. Быстрота вообще не ее конек. Мужик замечает ее и убыстряет шаги, тоже почти бежит. Он ее боится, что ли? Тот, кто только что разметал профессиональных бойцов, боится нескладной девчонки?! Б-л-л... на меня смотри, придурок, не на нее, ты же мне всю операцию ломаешь!

Мужчина прет вперед дергаными, какими-то разболтанными движениями. Вглядываюсь. Нервное лицо, глубоко посаженные карие глаза, спортивная гибкая фигура... он это, без сомнения он. Тот самый оперативник Службы, фото которого я выбрал. Которого хотел и не успел уволить Алексей Лыков. Что его связывает с Ритой? Как она на него вышла?

Мужчина наконец замечает, что кто-то преградил ему дорогу, и, не прекращая движения, приседает и вскидывает руки. И кричит. Слегка поддаюсь, чтоб понять природу его воздействия. И чуть не падаю в обморок. Вот оно что. Вот как это выглядит, значит. Паук. Гигантский мерзкий паук, язык в обрамлении клыков тошнотворно вибрирует, издавая невыносимые звуки. Парень явно обращается напрямую к древней человеческой памяти, к тем временам, когда подобные твари жрали людишек без счета... И сам он тварь, мерзкая и сильная. Интересно, это его вседозволенность покорежила — или Рита?

Стою, размышляю. А должен бы упасть без сознания. Ну, мужчина исправляет этот недочет одним движением: выхватывает из кобуры скрытого ношения боевую железяку и лупит по ногам. Дважды. Падаю, как подкошенный. Уй, больно-то как! Это же "Импульс" — лицензионный шокер охранников! Да мне одного заряда достаточно, чтоб глаза на лоб полезли, что он творит?!

Маньяк торжествующе визжит мне в лицо. А вот это он зря. Мне, знаете ли, в глаза смотреть опасно. И внимание на меня обращать — опасно.

— Осторожней с визгом, связки порвутся, — замечаю ему.

Маньяк послушно затыкается, угощает зарядом подбежавшую Риту — она даже рот не успевает открыть — и дерганой походочкой удаляется к парковке. Где-то там у него, надо полагать, автомобиль. Чего маньяк не знает — там же притаились ребята Лыкова. Как подозреваю — накачанные до бровей боевой химией. Ага, вот и они.

Из подлетевшей машины выскакивают бойцы в броне. Маньяк привычно приседает, вскидывает руки, разевает рот... ну и все, в общем-то. Один из бойцов коротко бьет его в челюсть, обмякшее тело подхватывают и закидывают в салон машины. Конец операции.

— Как ты снял установку? — бормочет рядом Рита. — Как?!

Разворачиваю себя руками, смотрю внимательно на любимую свою цаплю. Ей больно, наверняка очень больно, как и мне, но думает она явно не об отказавших ногах. В ее взгляде читается только одно — КАК? Профессиональное любопытство во всей красе. Криво ухмыляюсь:

— А я не снимал. Я другую наложил. Он орать не смог, связки перехватило, а без крика, без опоры на материальное совсем не то. Молодой, неопытный. Бывает.

Рита смотрит напряженно. Она понимает, что "молодой, неопытный" — это и про нее тоже. И не слышит в моем голосе сочувствия. Осторожно, на руках подтягиваюсь к ней. Так же осторожно она отодвигается. На всякий случай. Умница, правильно понимает ситуацию. Много вопросов к ней накопилось, и на все ей придется ответить. И никак иначе.

Капитан Лыков не спеша идет к нам от машины, небрежно помахивая пистолетом. Пистолетом? Приглядываюсь. Надо же, показалось. Рация у него в руке, командирская станция, мы такие на Балканах использовали. Но ситуация — самое то для пистолета, лучше не найти. Два опаснейших монстра сидят на асфальте, временно беспомощные, и только что закончилась операция по поимке маньяка, на которого очень удобно списать парочку смертей... Так что я на всякий случай принимаю необходимые меры для страховки. Ну и что, что Алексей — друг? А вдруг не справится с искушением?

Офицер Службы опускается рядом на корточки, без всякого сочувствия разглядывает композицию тел.

— Давно хотел сказать... — безмятежно начинает он.

— Да, — прерываю его.

Офицер смотрит недоуменно.

— И она — тоже да, — угрюмо добавляю я. — И не махай рацией, рука онемеет.

Лыков думает.

— Знаешь, а я сейчас хорошо понимаю Даниила, когда он трясется от страха и орет, что ты его достал своими фокусами, — признается офицер. — Меня ты тоже иногда пугаешь. До усрачки. Вот как сейчас.

Фу. Вот чем неприятны люди — матерятся, пошлят и сквернословят без меры. Грубиян. Мутанты в этом смысле гораздо сдержанней.

— Операция по обезвреживанию особо опасного террориста завершена успешно, — официальным голосом сообщает Лыков неправду и встает. — Расследование обстоятельств будет произведено силами службы собственной безопасности в закрытом порядке. Всем присутствующим — благодарность за помощь правоохранительным органам. Разбор полетов и подведение итогов — через полчаса у тебя, Док. И вставайте, уже, не разлеживайтесь. Больно, но потерпите, до машины как-нибудь доковыляете.

Офицер пытается поднести ладонь к берету в уставном приветствии — и с удивлением смотрит на ладонь, которая ему явно не подчиняется.

— Потри, и пройдет, — невинно советую ему.

— П..., х...., ё......!!!

Вот и помогай таким. В следующий раз пальцем не шевельну, пусть так и ходит с одеревеневшей рукой!

Ноги колет тысячами иголок, они словно горят огнем, но вроде бы уже слушаются. Осторожно поднимаюсь.

— Ну и на что я только что согласилась? — подает голос Рита.

— Работать на Службу. Всю жизнь. Если потребуется — даром. И я тоже.

Девушка ошеломлена. Не была б "зомби" — задохнулась бы от возмущения.

— Он обязан был тебя застрелить, — бормочу неохотно. — Монстры вроде нас крайне опасны для людей, тут он прав. Неуправляемые же монстры подлежат немедленному уничтожению — просто в целях выживания вида, это инстинкт. Люди нас ненавидят и боятся. Он и сейчас обязан тебя застрелить — по результатам расследования. И дураку понятно, кто истинный виновник случившегося, а Алексея можно считать кем угодно, только не дураком. Он дает нам шанс. Работать на Службу и быть под ее контролем. Только так. Я с ним согласился.

Рита думает.

— Тогда почему...

Почему не застрелил? А хороший вопрос. Только ответ на него нехороший.

— Потому что он мой друг, — говорю почти правду и подаю ей руку. Действительно, нечего рассиживаться, ребятам пора снимать оцепление. То, что я поручился за нее, взял на себя обязанность ее контролировать, и, если что, принимать решение о ее судьбе, я не озвучиваю. Зачем? Это же очевидно. Это понимаю я, понимает она и понимает Алексей — к чему лишние слова и договоры?

Алексей терпеливо ждет у машины. Деликатный, дает время объясниться без свидетелей. А мы не объясняемся, бредем к машине молча. Между нами столько странного — ста метров не хватит, надо идти вместе всю жизнь, чтоб понять. Или расстаться сразу.

Мы и в машине молчим. Рита наверняка чувствует себя арестованной — и правильно чувствует. Я ничего не хочу объяснять. Объяснять должна она. Алексей — ну, он занят, за рулем, очень удобная позиция.

Лыков мастерски вписывается в поворот, влетает во двор, протискивается на дорожку прямо к моему офису и выключает двигатель. Что называется — приехали. Предстоит неприятная, но неизбежная работа. Вздыхаю, выбираюсь из машины — и утыкаюсь взглядом в девичью фигурку. Мата. Девушка смотрит на нас, и выжидательная улыбка медленно сползает с ее лица. Ну да, видок у нас тот еще. Как после драки. Да и... похрен, как выражались до Катастрофы. Пусть привыкает к специфике работы.

— Лыков, Алексей. Мата, фамилии не знаю. Знакомьтесь. Мата, это твой главный начальник. Алексей, это твоя новая сотрудница в научный отдел.

Алексей издает невнятный звук. Здорово, очень выразительно, я бы так не сумел. Мата смотрит круглыми глазами. И так я тоже не сумел бы.

Рита объявляется между нами, как привидение. Смотрит непроницаемо на девушку, на меня. Бормочет:

— Все верно. Тебе с ней будет проще.

И уходит. А я остаюсь стоять с раскрытым ртом. Ну да, иногда у меня это здорово получается. Лыков тихо шипит и хватается за рацию. Ну... молодец, сообразил быстрее меня. Через минуту подкатывает машина, Риту вытаскивают оттуда в невменяемом состоянии. Оперативники ежатся под моим взглядом, но я не выдвигаю претензий — шарахнули чем-то, и правильно, другим способом им ее не остановить. Алексей смотрит на меня сочувственно. Потом подхватывает Мату под локоток и уводит. Ну да, надо же ему познакомиться с новой сотрудницей, удостоверение выписать, подписку о неразглашении взять, запугать — исполнить, в общем, легкие и приятные обязанности. А вот мне...

Открываю офис, завожу Риту и усаживаю в кресло. Открываю медицинский кейс. Чем бы ее ни шарахнули, антишоковое должно помочь. Ударный инъектор в кулак — готово.

Смотрю, как медленно проясняется взгляд Риты.

— Теперь назови причины, по которым я не должен тебя убить. Приступай.

Рита — купированная "зомби". Поэтому она смертельно испугалась. Обычная девушка на ее месте просто умерла бы от страха. И правильно бы сделала, кстати. Потому что, когда у меня начинает непроизвольно дергаться лицо, до смерти — один шаг.

8

— Так почему я не должен тебя убить?

Жду. Внутри медленно взводится стальная пружина.

У Риты в распоряжении — множество вариантов поведения. Как любая женщина, она может оскорбленно промолчать в ответ на такой дурацкий вопрос. Вот только она — не любая женщина, в ее руках огромная власть над людьми. Предполагающая ответственность.

Сжимаются стальные витки. Щелк.

Как любимая женщина, она может обратиться к моим чувствам. И может, и должна. Только я чувствую фальшь. А искренне она должна была укрыться за моей спиной раньше, намного раньше. Когда осознала содеянное. Но не укрылась. А теперь поздно.

Щелк.

Еще она может разъяснить причины своих поступков. Спокойно, с чувством полной уверенности в своей правоте. И это будет естественно — существа с деформированной психикой часто уверены в своей правоте. Только — покалечились девочки, и сотрудник Службы потерял рассудок. Монстру, рассуждающему о правоте таких своих действий, не место на земле.

Щелк.

Еще она может...

Рита поднимает на меня полные боли глаза.

— Что же я натворила! — шепчет она. — Док, что же я натворила!

И начинает плакать. Крупные слезы текут по узкому лицу, она размазывает их кулачком, оставляя темные следы на щеках, и плачет навзрыд. Похоже, моя черная цапля последние ночи провела по колодцам канализации. Замарашка.

Странное дело — до сих пор я считал, что зомби плакать не способны.

— Ну и что же ты натворила?

Рита рассказывает, глотая слезы и давясь рыданиями, и передо мной разворачивается темная картина ее семейной жизни, полная дикой любви к отцу, жгучей ревности к матери, страшных обид на них обоих — и на многочисленных любовниц отца...

Она мстила порнокрасоткам за разрушенную семейную жизнь, понимаю я. И мстила отцу — за равнодушие и невнимание. И чуть не убила мать — из дикой ревности. И в своей мести готова была убивать невинных. И, обладая частью измененного генотипа Вайнштейна, нелюдя и зверя, превратилась в кукловода. Или, в моей классификации — в ведьму. Сколько генетических тайн в ней скрыто еще? Достойная дочь своего отца. Одна из тех, кого я некогда поклялся уничтожать. Поклялся сам себе — но что из того? Клятва себе — самая сильная из клятв.

Щелк — пружина сжалась до предела. И встала на боевой взвод.

— Я люблю отца, — тихонько говорит Рита. — Безумно люблю. Но он — зверь. Как и мама. Я для них — их полная собственность. Чужих в семье они не потерпят. Они бы тебя уничтожили. Они боятся только силу. А я, дура, попыталась им твою силу показать... и допоказывалась. Дура.

Тихонько звенит, дрожит напряженная струна. Все не так. Оказывается, я все понял не так. Она встраивала меня в семью. Неумело, глупо... как могла.

— Исполнитель — кто он?

Слова даются мне тяжело. Наверно, горло пересохло. Рита виновато отводит глаза. Понятно. Еще один кусочек ее темной прежней жизни.

— У Игоря всегда здорово получалось пугать, — тихонько бормочет она. — С самого детства. И у него был допуск на все массовые мероприятия, он же полицейский...

Знакомый из детства. Откуда она могла знать, что психика человека так легко ломается? Молодая, неопытная. Попросила помочь, пугнуть порноактрис, внушением немножко усилила его способности... а он сломался и пошел вразнос. Травмированные спортсменки — чисто его работа. Что у него с ними не сложилось? Теперь неважно, Лыков разберется.

Смотрю на ее чумазое лицо. Решение принято.

— Нам пора домой. И в душ. Грязнуля.

Слова по-прежнему даются тяжело. Заболеваю я, что ли?

Первым иду к двери. Люди капитана Лыкова — профессионалы, мало ли как поймут появление Риты. Еще решат, что сбегает, и навернут чем-нибудь. А шокер трижды за день — все же перебор и немалый вред для женского организма.

— Тебе уже приходилось убивать учениц, да?

Она жалеет о сказанном, едва увидев мои глаза. И боится ответа. Но я все же отвечаю:

— Не учениц. Учителя.

Пружина срывается со взвода. Последнее, что вижу перед тем, как бумкнуться головой об пол — огромные глаза Риты. Хотя от природы они у нее — вовсе не огромные.

-=-=

— ... Гиоргиу!

Голос звенит и звенит в голове. Меня зовет. Почему-то на Балканах считали, что меня зовут именно так. Я не возражал.

— Гиоргиу!

Осторожно поднимаю голову. На залитой жгучим солнцем, пышущей жаром каменной улочке подразделение "Фалцонов" окружает нашу бывшую базу. Поздно, соколики, нет там никого. Один я остался. В засаде.

Офицер "Фалцонов", видимо, прекрасно это понимает, потому что достает из ножен огромный тесак и не спеша идет к нашей кухарке. По слухам, "Соколы Балкан" такими ножичками режут тех, кто дает приют наемникам. Чтоб остальные боялись. Умно, ага. А как не давать, а? Разве наемники у кого спрашивают разрешение?

"Фалцоны" здесь по мою душу. Нас в очередной раз предали. Кто? Да какая разница. Скорее всего, как раз Ханна, кухарка. Она про нас больше прочих знает. Что-то услышала, об остальном догадалась. И сейчас ее в благодарность убьют. Если она надеялась на милость в обмен на предательство, то сильно промахнулась — офицер не из ее села. Древняя балканская земля насквозь пропиталась вековыми распрями, здесь за своих признают только родичей, да и то...

Ханна отступает к каменному забору и жалобно озирается, ища помощи. Это она зря — дядя ее чухнул в лес, едва завидев солдат в начале улицы.