Самоучка

1.

В Москву, в Москву! Москва — финансовый центр, там денежки есть! Я рожден для жизни в столице!

Так или примерно так думает каждый второй из приезжающих в Москву на заработки. Если честно, я тоже так думал. Хотя при этом не забывал, что в прошлый раз пришлось улепетывать из первопрестольной буквально без штанов. Почему? До Катастрофы говорили — черная полоса в жизни. Потом, с модой на упрощенные речевые конструкции — зебра пошла. Позже, при дрейфе в сторону экспрессивно-ненормативной лексики — песец пришел.

А сейчас, во времена взрывного распространения мутантов, принято улыбаться и уклончиво говорить "бывает". Все разновидности мутантов почему-то ненавидят откровенность.

Но я — натуральный человек, и потому признаюсь честно: знал бы заранее, чем обернется очередная попытка покорения Москвы, с вокзала уехал бы обратно домой, и детям, которых у меня нет и не может быть, запретил бы появляться в столице. И плевать, что кредитов на карте не хватает на билет, пешком бы ушел. Потому что жизнь — дороже. Жизнь дороже всего, особенно жизнь близких.

К сожалению, предвидение — не мой конек, им немножко владеют только "баксы", на уровне, достаточном для интуитивного использования. Да и близких при моем образе жизни у меня нет.

Инфо постят, что Москва построена на месте бывшей столицы огромной русской империи. А та была построена прямо на капище славяно-угорской державы Гиперборея. Вообще постам инфо верят только "виртуалы" в последней стадии, но когда глядишь на метровый срез асфальта под манипулятором дорожной бары, понимаешь, что в данном случае крохи реальных фактов в постах все же есть. Москва стоит на гигантском культурном слое, под которым давно скрылись легендарные семь холмов и поднялись сотни новых, рукотворных. В этом слое, если покопаться, можно и артефакты атлантов найти.

Бойцы службы безопасности транспортного узла провожают меня взглядами. И чего смотреть? Я самый обычный, рост сто семьдесят, вес под восемьдесят, на вид лет двадцати, блондин с залысинами, одежда в меру скромная. Такого увидишь и через минуту забудешь. Не тайна, что патрули болтаются у выхода в ожидании приехавших на заработки, но я-то знаю, что работяг они узнают исключительно по объемистым сумкам, на большее умений не хватает, и предусмотрительно шагаю всего лишь с легким чехлом инфо на плече. Не знаю, за кого они меня приняли, но интерес угас, и патрульные отвернулись. У меня же опыта побольше, достаточно мимолетного взгляда, чтоб определить в них "гоблинов". Так же ходят группами, характерно держат головы выдвинутыми вперед и слегка вниз. Впрочем, они и по лицам определяются без труда. Столкнешься разок с этакой малоподвижной маской в безлюдном переулке — на всю жизнь запомнишь. И друзьям накажешь обходить их стороной. Правда, с друзьями в наше время тоже следует держаться осторожно. Ты к нему с открытой душой, а он, оказывается, "чарми". Или "друг", что гораздо хуже.

"Чарми", "гоблины", "виртуалы", еще множество других — моя собственная терминология, как их называют ученые и называют ли вообще, не представляю, я же самоучка, университетов не заканчивал. Но вообще-то они все — мутанты. А я, соответственно, доктор мутантов. А что такого? Кушать всем хочется, а с работой сейчас негусто. Если есть определенные социально-генетические группы, почему бы не существовать особому доктору для них? Ну да, я самоучка, но ведь и расценки у меня соответствующие. Равны стоимости легкого завтрака, так и в объявлениях сообщаю — и почти не обманываю.

Просто завтраки — они очень разные по стоимости. Одно дело в "Картошечке", и совсем другое — в "Доме кофе".

До гостиницы недалеко, полчаса неторопливой прогулки. На ходу я в очередной раз гадаю, что должно было случиться страшного с миром, чтоб породить такое разнообразие мутантов, особенно в столице. Обилие химии? Ядерный взрыв? Хм, про ядерные взрывы в инфо ни слова, но это не значит, что события не было. Инфо — оно такое, с компьютерными спецэффектами, с мультипликацией информационных вбросов, в инфо могут показать что угодно, могут стереть любое происшествие и заменить рекламой мобилов последней версии. Показали же в инфо, как мы высаживались на Луне. Потом показали, что это мистификация. А потом доказали, что мистификация — тоже мистификация. После этого инфо все смотрят, но никто не верит. Никто, кроме "виртуалов" в последней стадии. Впрочем, они реально больные, их даже официальная наука признает, правда, относит не к сумасшедшим, а к наркоманам. Признает, но не лечит. Никто не знает, как. И это обстоятельство дает мне маленькую нишу для существования. Ну, мне много и не надо, я одинок и очень скромен в потребностях.

На Садово-Каретной наблюдаю характерную сценку. Маленький дорожный конфликт. Из полноприводного "Титаника" на белый свет выбирается для объяснений бледный юноша с шарфиком на шее. Ему навстречу из черного "Тауруса" — трое без шарфов и в принципе без шей. У юноши оказывается феноменальное чутье на опасность, он машет ладонями, разворачивается и быстро уходит, а потом и вовсе бежит через улицу. Трое плюют, загружаются и уезжают. Еще бы юноше не убегать. "Рогатые" убьют не задумываясь. Полиции, естественно, не видно — "гоблины" "рогатых" инстинктивно боятся, у этих групп мутантов полная несовместимость. Да у "рогатых" вообще со всеми несовместимость. В свое время я объяснил это тем, что "рогатые" сформировались далеко от столицы. Я и сейчас так считаю.

Чем хороша столица — всегда найдется, где пожить. В Москву нескончаемым потоком текут люди в надежде на заработки, естественно, в первую очередь зарабатывают именно на них. Один из безотказных вариантов — хостел. Берется комната, забивается битком приезжими и сдается по цене элитного гостиничного номера. Но если плату раскидать на десятерых, выходит терпимо. Нахожу такой хостел и я. Широкоплечий тип на ресепшене смотрит вопросительно, я не совсем укладываюсь в образ приезжего.

— Поиздержался в неудачной командировке, кинули, — объясняю я.

— Бывает, — философски соглашается тип и ведет меня на подселение.

Сам тип работает именно на тех, кто кидает приезжих, и нисколько этого не стесняется. Что хотите, это Москва, самое большое скопление мутантов в мире, человеческие нравственные нормы здесь не котируются. И почему я люблю этот город, сам не понимаю. Наверно, за деньги. Они здесь есть, не могут не быть, у меня на родине так и говорят — все деньги в Москве.

При ходьбе он кажется еще более широкоплечим, потому что едва достает мне макушкой до носа. Впрочем, я не обольщаюсь, в рукопашной этот коротыш уложит парочку таких, как я, и не вспотеет. "Рогатый" в латентной форме, ему чью-либо башку разбить в радость. Он к тому же умеет это делать профессионально. Ну почему все "рогатые" если не борцы, то боксеры? Как будто магнитом их тянет в единоборства. Подозреваю, так оно и есть.

В комнате собралась достаточно милая компания: два "гоблина" с соседней стройки, "движуха" оттуда же, начинающий "зомбак" и десяток вроде бы людей с юга, но за их аутентичность все же не поручусь. Окраины бывшей империи — они загадочные, оттуда всякие могут заявиться в столицу. И всякое. Парбло, вот так поверишь в ядерную катастрофу без вездесущего инфо.

Кстати, инфо. Объявление о приеме страждущих я закачал еще из поезда, не очень надеясь на удачу, но, когда на счету пусто, хватаешься за любую возможность заработать. Бегло проверяю почту и чуть не подпрыгиваю от радости. Две регистрации на сегодняшний прием! Живем! Я люблю тебя, столица, вместе со всем необъятным сборищем мутантов! У-у, лапочки, моя кормовая база, не выводитесь никогда!

Но радость радостью, а действовать следует быстро. Отдохнул и выспался в поезде, а в Москве надо работать! И я работаю: быстренько оббегаю окрестности, договариваюсь за пару минут с владелицей агентства недвижимости о поднайме офиса на вечер-ночь, закупаю в туристическом магазине необходимую для работы мелочовку и вношу в миграционном центре квартальную оплату лицензии индивидуального работника. Последняя операция оказывается неожиданно разорительной. Я даже присвистываю от удивления и всерьез соображаю, а не переехать ли мне ночевать под куст, ибо карточка показывает практически ноль. М-да, Москва бьет с мыска, и больно бьет.

Спохватываюсь я только на выходе из миграционного центра. Ну не может так быть, чтоб за год лицензия подорожала втрое! В полтора раза еще ладно, но чтоб вот так? Возвращаюсь.

— Вы же сами оплатили добровольную страховку, — говорит мне женщина-оператор. — Вот ваша подпись. От страховки надо отказываться письменно и отдельным соглашением, внимательней изучайте правила.

И ведь даже в лице не меняется, тварь. А с чего бы ей меняться, если она "бакса"? Я даже не злюсь, ухожу, обескураженно качая головой. Надо же, "бакса". Обман с честным лицом — ее профессиональная деятельность. Если я, профессионал, попался, то что она вытворяет с обычными людьми? Хотя иногда, при очередном посещении столицы, мне кажется, что обычных людей в Москве давно не осталось. Разве что я. Впрочем, и я не совсем обычный. Если честно, то — совсем необычный.

Вечером иду на работу. Мое оборудование: личный инфо с записями, складная ширма, магнитная защелка на входную дверь, видеокамера над дверью, еще кое-какие мелочи — вот и все. Легко вмещается в кейс, легко устанавливается, за пару минут снимается.

Обычно я работаю с подростками. Я бы со всеми работал, но со всеми бесполезно. Только с подростками, в вилке от двенадцати до двадцати пяти, пока они не утвердились в изменении.

Сворачиваю за угол, прохожу во двор. Как обычно, агентство недвижимости, самое то для меня. Там всего две комнаты, приемная и кабинет, но мне хватает одной. Открываю стальную дверь, пришлепываю на нее магнитную защелку, над ней видеокамеру, устанавливаю ширму, усаживаюсь за нее, и работа начинается.

В инфо на сегодня записались двое, но только одна из родительниц сообразила указать причину визита. Девочка равнодушна ко всему. М-мать, только бы не "зомби"! Она же из меня все силы вытянет, нервы измотает, и не факт, что поддастся! Еще и первой по очереди стоит! Запрашиваю по инфо, как у нее насчет температуры. Мамочка находит возможность ответить сразу. Обреченно читаю ответ — пониженная. В ожидании пациентки пролистываю инфо, чтоб освежить знания. "Быки", "друзья", "чарми" и прочие меня пока не интересуют. Сейчас ко мне однозначно везут "зомби". Пониженная температура, м-мать... Такое бывает и у "эльфов" на начальной стадии — но "эльфов" при всем желании не назовешь равнодушными, скорее наоборот.

Явились. Разглядываю их через камеру. Мамаша застенчиво улыбается, теребит у груди сумочку с документами. Милое лицо, и кажется, где-то ее уже видел. Дочь на нее совсем не похожа, высокая черноволосая девица, лицо удлиненное, без всяких признаков волнения или смущения. Впрочем, и на равнодушную не похожа, настороженность ощущается даже сквозь дверь. Ну, посмотрим. В который раз задумываюсь, что же должно было произойти в мире, чтоб вызвать к жизни "зомби". Вообще все мутанты — ответ на вызов изменившейся среды, способ выжить и преуспеть. Так что такого произошло в нашей жизни, что атрофия чувствительности и вообще чувств вкупе с заторможенностью мышления и еще кучей дегенеративных проявлений стали преимуществом?!

Защелка срабатывает, когда на лице мамаши начинает проступать недоумение. Итак, работаем.

Мамаша входит в приемную — и в растерянности останавливается. Явно не понимает, как себя держать перед черной ширмой вместо вежливого, предупредительного врача. А я по ее представлению обязан быть предупредителен — чтоб она заплатила мне за прием. Реакция не нова, многие, узнав, что оплата только по окончанию приема, настраиваются на капризное и недовольное поведение — и теряются, уткнувшись в ширму с односторонней прозрачностью. Чего мне и надо.

А вот девица не реагирует. Ей все равно, что ширма, что улыбчивый доктор. Плохо.

Предлагаю присесть. Так они оказываются совсем рядом, ведь стулья поставлены вплотную к ширме. Быстренько осматриваю девицу, заношу результаты в инфо. К сожалению, она "зомби", без вариантов. Сужение зрачков, характерная бледность и пониженная температура кожных покровов. Замедленная моторика. Девица даже не вздрогнула, когда я неожиданно взял из-под ширмы ее руку. И не попыталась выдернуть. Никто не выдергивает, я все же доктор, но обычно я ловлю слабое противодействие. А тут — ничего. "Зомби". Ей все равно.

— Сыпь в низу живота? — уточняю на всякий случай.

Мамаша затрудненно кивает и пускается в оправдания, мол, это не венерология, проверили в первую очередь, не аллергия и не кемиоэкзема... Я прерываю ее. Конечно, у "зомби" не бывает аллергии. "Зомби" даже средством для очистки санкоммуникаций так сразу не проймешь.

Возможно, это и есть причина появления "зомби". Аллергии различных форм, экземы и гиперпсориаз совсем недавно были настоящей чумой нашего века. И разом ушли. Возможно, организм с предрасположенностью к гиперпсориазу таким образом защищается от агрессивной для него среды. Возможно. Тогда девочку лечить нельзя. Гиперпсориаз ее убьет за пару лет. И умрет она в ежедневных страданиях. Пусть лучше мамаша поживет рядом с бесчувственным, но хотя бы не умирающим в мучениях телом.

— Покажите сыпь, — бросаю я.

Если девочка — "зомби" за серединой второй стадии, то разденется без промедлений. "Зомби" действительно все равно. Идеальная игрушка для сексуальных садистов — если б они еще встречались. Садистов-то хватает.

Но она медлит, прежде чем взяться за тоненький гальтер брючек.

А когда слышит уговаривающий голос мамаши, и вовсе опускает руки. Кстати, мамаша чем дальше, тем больше меня смущает. Что-то в ней не то. Что-то, непосредственно связанное с мутацией дочери. Кстати, а мутация ли это?! Девочка — "зомби", но какая именно "зомби", м-типа или же?..

На радостях я вскакиваю так быстро, что чуть не роняю стул. Огибаю ширму и со всего размаху отвешиваю девице полновесную затрещину.

— Ах ты дура! — ору я. — Назло маме решила подохнуть?!

Мама в шоке, а я молочу ее дочку с обеих рук, стараясь попасть куда поболезненней. Она получает несколько плюх — и начинает закрываться руками. Закрывается, она закрывается! Ура!

Кончается безобразная сцена тем, что девица тонким голосом орет, что ей больно — и пытается дать мне сдачи. И я тут же останавливаюсь. Уф. Больно ей. Все руки об дуру отбил. Зато, вон, и глаза засверкали, и щечки зарозовели. Не так и бесчувственна, оказывается, больше прикидывалась. Дура.

— Вы что себе позволяете? — дрожащим голосом возмущается мамаша.

Мы с дочкой не сразу соображаем, кто она такая. С дочкой понятно, она сейчас немножко не в себе. Легко представляю, что она испытывает. После месяцев существования в бесцветном пространстве, лишенном запахов, ярких красок и резких звуков — внезапный удар по всем чувствам, болезненно яркое, сочное ощущение полноты жизни. Ей сейчас не до мамы, девица плывет на волнах наслаждения. Ну и мне тоже не до нее, я лечебный сеанс проводил... потом я пытаюсь представить, как все выглядело с ее точки зрения, и ее дикий взгляд становится понятней. С ее точки зрения, она привела больную девочку на консультацию к врачу, а тот выскочил из-за ширмы и принялся избивать беззащитного ребенка... кстати, ей в суматохе тоже пару раз прилетело. А нечего соваться разнимать, если не умеешь.

— Мама, да все окей! — говорит девица, вытирая под носом кровь.

Женщина не обращает на нее внимания, хотя это наверняка первые за несколько месяцев слова, услышанные ею от дочери в свой адрес. Женщина не понимает, что я только что излечил ее девочку. К сожалению, излечил пока что временно. Но не молотить же ее ежедневно, так и до смерти можно забить.

— Вы что творите? — говорит мама, постепенно наполняясь решимостью. — Кто дал вам право бить ребенка?

Ее голос становится все громче и уверенней. А мне становится противно. И я, и ее дочь прекрасно понимаем, что она просто не хочет платить за прием. Изменения в девочке невозможно не заметить. Она заговорила, в конце концов, если розовые щеки не заметны в искусственном освещении. Но я, в ее понимании, здорово подставился с рукоприкладством, и мамаша мгновенно решила это использовать, а то и поиметь кое-что в виде откупа от неприятностей. Тем более что разбитый нос — действительно подсудное дело. За такое как минимум лицензию отберут.

— Мы немедленно идем снимать побои! — решительно заявляет женщина. — Вы извините, но вам самому следует лечиться! Принудительно!

— Идите, — легко соглашаюсь я. — Думаю, меня арестуют. И когда через месяц у вашей дочери случится рецидив, помочь уже будет некому.

— Переживем! — уверенно бросает женщина, собирая с пола разбросанные в драке документы.

Я их, кстати, так и не посмотрел, а ведь женщина старалась, анализы, наверно, собирала, а они в столице ненормально дорогие. Да и что в столице дешево? Разве что жизнь приезжих.

— Она переживет, — уточняю я спокойно. — А вы — нет. При ее заболевании характерна болезненная тяга к наблюдениям за страданиями других, по логике жизни это обычно родственники. А так как сейчас мало кто страдает, вы точно нет, то девочка скоро сообразит добавить вам чего-нибудь в еду, чтоб посмотреть, как вы катаетесь от резей в животе...

Женщина резко меняется в лице. Ого. Что, уже было? Здорово, в последний момент успел. Еще немного, и она бы свою мамашу умучила. Бесстрастно наблюдая со стороны.

— В моей практике встречались дети, резавшие родителям вены, — предупреждаю я честно. — Битым стеклом.

Женщина внешне спокойна, но ее выдает мелкая дрожь пальцев.

— Почему — стеклом? — слабым голосом спрашивает она.

— Потому что ножи к тому времени родители уже прячут.

— Чем она больна? — решается спросить женщина. — Это сумасшествие?

Конечно, это сумасшествие, но я несу псевдонаучную чепуху, и родительница немного успокаивается.

— Но разве нельзя без избиений? — делает она последнюю попытку открутиться от платы. — Существует столько лекарственных средств! Ваш сомнительный профессионализм...

У меня кончается терпение.

— Придете через месяц по рецидиву, назначу химию! — резко отвечаю ей. — Но эмоциональная встряска одновременно с болевыми ощущениями — самое надежное и безопасное средство включения нужного комплекса казуаторов! Не жалко дочь — пусть травится! Пять приемов — и добро пожаловать на пересадку печени! С вас три минимала, в любой форме!

— Постойте, в соглашении указан один! — тут же включается в торг она. — У меня в инфо осталась копия!

— Потому что выполнял дополнительную работу! — обрезаю я. — Обычно родители сами бьют детей по моей просьбе! Кстати, те, кто рекомендовал вам мою консультацию, именно так и сделали без лишних вопросов.

Женщина поджимает губы и расплачивается. Ну вот, живем, ночевка под кустом временно отменяется.

— На ближайший месяц уберите дочь из своего окружения, — добиваю я напоследок. — Это единственный шанс избежать рецидива и действительно ее вылечить.

Они уходят, я включаю защелку и долго сижу, обхватив голову руками. Потом заношу в инфо новую информацию. Нервы нервами, но нужно зафиксировать все, что сможет помочь другим. У девочки мутация п-типа. "П" означает, что основным казуатором в ее случае являлась деформация психики. Врачи принимают ее за психическое расстройство, но на самом деле это, конечно, мутация. Что вообще включает страшный механизм изменчивости генов? Я не знаю. Открытых исследований на эту тему нет. Мировая наука как будто вообще не догадывается, что как минимум четверть проживающих на Земле — мутанты разных форм. И из-за чего-то они ими становятся. Я называю эти факторы казуаторами. Во множественном числе, потому что подозреваю — действует не одна причина. Так вот, источник казуаторов для девочки-"зомби" в данном случае — ее мать. Тоже — мутант.

Я бы сразу разглядел ее, будь она чуточку моложе или хотя бы ухоженней. "Чарми", вот кем была недавно ее мамаша. Девушка-очаровашка, одной улыбкой покоряющая людей. Не знающая ни от кого отказа в исполнении своих желаний. То есть я бы, конечно, даже не заметил ее потуг, а вот дочери пришлось тяжко. Сутками находиться под ударами маминого очарования — это страшно. Из года в год, без перерыва. Выполнять по ее просьбе глубоко противные ее природе действия. И организм наконец взбунтовался. Что она требовала от дочери? Да фак угадаешь заскоки сильной "чарми." Может, добивалась гениальной игры на скрипке от лишенной слуха девочки. Может, отличной учебы от пораженной синдромом рассеянности. Но, скорее всего, просто пыталась сделать из дочки свою копию. Но дочка ведь — не "чарми". И вот ее организм стал бесчувственным, таким, что и "чарми" не пробить. Девочке стало все равно. А память о ярких чувствах вылилась в крайне извращенную форму садо-вуайеризма. Наблюдения за страданиями матери заменили ей чувства — и вылились в месть за изломанное детство.

И ведь не зверь ее мамаша, хотела наверняка дочери только хорошего. Не зверь. Гораздо страшнее — мутант.

Давить человеческую свободную волю — мерзость.

Пискнул сигнал сообщения. Без всякого удивления смотрю на знакомое уже удлиненное лицо в обрамлении коротких черных волос и короткую фразу под ним "Я приду?" Еще бы ей не прийти. За столько месяцев первый выплеск настоящих ярких чувств. Ее сейчас тянет сюда, как мотылька к яркому огню. Причем не конкретно ко мне, а сюда. Мир вуайеризма — жестокий век, плотская любовь даже не подразумевается. Ей-то хорошо, а мне как?

Но все равно вздыхаю и даю согласие. Агентство арендовано до утра, пусть приходит. Ну, сойду с ума, ну и что? А если она не придет и не выговорится, то ей конец, установленные тяги снесет безвозвратно. Наверняка эта дура-мамаша и не подумает убрать от себя дочь хотя бы на месяц. Или просто не имеет такой возможности. Если есть богатые, то должны быть и бедные, говорят с улыбкой в Москве. Страшный, бездушный, горячо любимый город.

Зато со следующей пациенткой я отдыхаю. Двенадцатилетняя очаровашка-"чарми" удивительной силы. Мелкая свинота стала сладким ужасом и для мамы, и для бабушки, и уж тем более для папы. На мужчин такие поросявки без всяких мутаций прекрасно умеют воздействовать. Родители умом понимали, что нельзя позволять мелкоте буквально все — но только умом. Сил привести ее ко мне у мамы все же хватило. Девчушка поглядела на меня буквально минуту, подобрала ключики и тут же взялась охмурять, по ее мнению, вполне успешно. Еще через минуту она уже сидела передо мной на столе, болтала ножками и чирикала, как завзятая соблазнительница. А я посмотрел на ее маму — и сразу сдался. Мама тоже была "чарми", да еще какая! Сорок лет ей вовсе не мешали. Наследственная мутация, я с такими не работаю. Это семейство появилось задолго до мутагенного взрыва и успело закрепить нужные для процветания изменения намертво. Не то чтобы я ничего с девочкой не мог сделать, но... давить свободную волю — мерзость.

Так что мы просто побеседовали. Я ни разу не произнес слово "мутант". Сказал — это наследственное. Вроде то же самое, но людей почему-то не пугает. Мамаша оказалась вполне вменяемой. Из нее удалось выбить признание, что да, она приглушала в быту свои способности. Интуитивно чувствовала, что слишком много — нехорошо. А по жизни, естественно, пользовалась вовсю, и не жалеет. Вот только дочке свою разумность передать не в состоянии. Мелкая ее попросту забивает.

Я все же сумел им помочь. Характерная ошибка всех "чарми" — любую проблему решать при помощи своих способностей. И когда не пролазит, "чарми" сразу теряются. Хотя достаточно было просто объяснить. Девочке двенадцать лет, вполне взрослая, чтоб понимать сказанное. Так что я спокойно снял мелкоту с колен, куда она уже успела пробраться, пересадил на стул и строго поглядел в глаза. "Чарми" моргнула, поняла, что тут не катит, и сдулась. И стала вполне нормальной симпатичной девочкой. Очень даже умненькой, между прочим. Перспектива свести близких с ума в самом прямом смысле ее не обрадовала. На полном серьезе она пообещала дома сдерживаться. Уверен, так и сделает. Ну, хотя бы попытается, поначалу контролировать природные способности нелегко, по опыту знаю.

А еще я отсоветовал ее мамаше нанять девочке воспитательницу, невосприимчивую к ее очарованию. Еще не хватало вводить в хорошую семью "баксу".

Успокоенные дамы ушли. Я немножко поспал прямо в кресле, восстанавливая силы. Вроде ничего не делал, но вымотался, будто вагон разгружал в одиночку. Кстати, бывало и такое в моей жизни.

Потом вернулась девочка-"зомби", и мы славно пообщались. Начали с того, что она пообещала забить мать молотком и сесть пожизненно в концлагерь, закончили же... ну, это врачебная тайна. Точно не интим — девочки-зомби, даже бывшие, равнодушны к телесным ласкам, а я еще не настолько озверел, чтоб пользоваться бесчувственным поленом.

2.

Москва бьет с мыска, и больно бьет. Прошла неделя, а у меня ни одного клиента. Как я уже упоминал, в Москве не принято признаваться в неудачах, я думаю, из-за обилия мутантов. В большинстве мутагенных групп стандарты поведения предписывают позицию "да все пучком", "олрайт" и подобное, и не спрашивайте меня, какие факторы окружающей нас действительности закрепили в мутациях улыбчивый оскал и постоянную ложь.

Я тоже не признаюсь в неудачах, но по другой причине — гордость не позволяет.

Но если честно — мои дела плохи. Люди едут в столицу заработать, я не исключение. Но нет работы — нет и заработков. А без денег в Москве делать нечего. "Париж любит деньги", историки приписывают эту мудрость исчезнувшей цивилизации. Не знаю, как Париж, а вот Москва — это да! Москва помешана на деньгах, на них же стоит и с них существует. Здесь бесплатно можно только по улице пройти, и то не везде. И я брожу, брожу днями напролет в надежде, что меня осенит что-нибудь по части работы. Ну, кое-чего я в результате добился — ломоты в ногах и разбитой обуви. М-да, горек хлеб иммигранта. Но когда его нет — возмечтаешь и о горьком. Хоть домой возвращайся. Там все хорошо, только работы нет.

Через неделю я сдаюсь и решаю с утра подыскивать более дешевый способ проживания. Варианты есть, неприятные, но есть. Для большинства из них надо выбраться за пределы Старого города.

У моих соседей дела обстоят тоже не очень удачно. Парочку молодых "гоблинов" турнули с работы, и теперь они сидят на кроватях и болтают по телефону. Я с завистью на них поглядываю, пока готовлюсь к поездке. В каком-то смысле существование "гоблинов" сродни счастью. У них все не просто, а очень просто. Если нечего делать, "гоблин" разговаривает по телефону со своей подружкой. Причем для разговора ему вовсе не требуются ни темы, ни повод. Он просто выспрашивает у девицы, что она делает. Выспрашивает подробно, слушает и как будто живет вместе с ней ее жизнью. Такие разговоры могут продолжаться часами и обычно продолжаются. Если он ей надоедает, они ссорятся, так же подробно и со вкусом. Потом выясняют отношения, мирятся, опять выспрашивают друг друга, кто что делает... Жизнь "гоблинов" отличается полнотой, им всегда есть что делать, особенно когда делать нечего. В данный момент, например, один из них объясняется в любви, объясняется подробно, искренне, не спеша, другой рядом ругается с подружкой, с теми же интонациями, так же обстоятельно.

— Кто я, ты сказала? — бубнит он в трубку. — Чмо? А почему ты так решила?..

— Я люблю тебя, — долдонит второй. — Я хочу тебя поцеловать. Куда? Я хочу поцеловать тебя в шейку. Мне так тебя не хватает. Я скучаю...

Их голоса переплетаются, четко звучат в обоих телефонах, но их это не смущает, их подружек тем более. Красота, а не жизнь, никаких забот. А вот обычные люди в нашей комнате, те, что с окраин бывшей империи, томятся беспокойством за собственное будущее, тихо переговариваются о том, что в подмосковном лесу обнаружили очередную убитую девочку и чем это может грозить приезжим. Зря переживают. Ничем это им не может грозить сверх того, что уже есть. Их и так обдирают, как хотят. Это Москва живет за счет периферии, а не наоборот, как надеются приезжие.

Метро стремительно несет меня на окраину Москвы. Я равнодушно смотрю из вагона. Когда-то, до Катастрофы, система подземных коммуникаций считалась мистическим местом, источником легенд о кремлевских ветках, бункерах, зомби и крысах-мутантах, но те времена канули, и сейчас это всего лишь средство передвижения, не более. Народ сплошным потоком вливается под землю, чтоб через четверть часа выплеснуться за полсотни километров. Постоянное безличное движение, ни одного знакомого лица, никто ни на кого не обращает внимания. Самое чистое одиночество — в московской толпе.

— ... или в Подмосковье роща вдоль пригорка, — тихо выпевает мой инфо.

Старые песни, из тех времен, что до Катастрофы, наполнены каким-то особым очарованием, у меня в инфо их несколько сотен, и все любимые. Если прослушать их разом, получается очень красивый образ мира, который мы потеряли. Мира до Катастрофы.

Подозреваю, что его вообще не существовало. Но песни все равно хорошие.

Внезапно приходит сообщение на инфо. Потом еще. И сразу за ним — еще одно. Да что же это такое? Открываю — оп-па! Так это же работа! И как раз в том районе, куда я направляюсь. Живем, братья-мутанты! Я люблю тебя, жизнь, что само по себе и не ново!

Где они, подмосковные рощи вдоль пригорка, они же стайки тоненьких берез в платьях подвенечных? Выдумали всё вруны-поэты. Или Катастрофа смела с лица земли. Я около столицы вижу только грязные буреломные лесочки, часто подболоченные, в грязных бородах мха тут и там, обычно еще и замусоренные. Через один из таких лесочков мне за день, пока организовывал место для работы, пришлось пробежаться раз пять, и надоел он мне хуже чойсов — хотя хуже чойсов ничего на свете не придумано, любой приезжий подтвердит. Мы едим их годами, и только их, мы знаем.

Почему новые микрорайоны строят не сплошняком, а пятнами в лесу? Бегай теперь, как дикарь из славяно-финно-угорского славного прошлого. Правда, сторонники идеи северной цивилизации утверждают, что гиперборейцы никогда не были дикарями, да кто бы им верил. Они сами первейшие дикари, коли верят в подобную чушь.

Только вечером, когда я, заключив все необходимые договоры, утверждаюсь в очередном арендованном офисе в ожидании клиентов, понимаю причину свалившейся на голову удачи. Все просто, даже "гоблин" способен понять: сегодня пятое, в большинстве фирм это день выдачи зарплаты. У людей появились свободные денежки, их можно немножко потратить на всякие глупости вроде меня.

Первый звонок в дверь, приникаю к монитору и тихо ругаюсь: этот клиент точно пришел сюда не денежки мне отдавать, скорее наоборот. На крыльце терпеливо ждет, пока разблокируется защелка двери, капитан службы охраны общественного порядка, до Катастрофы именуемый участковым. Поминаю всуе всех святых правителей государства российского и впускаю. Участковый без интереса бросает взгляд на черную ширму, опускается на стул и раскрывает на коленях кейс с документами.

— Может, выйдете? — предлагает он рассеянно. — Я не ваш клиент, меня дурить не стоит. Да и не получится.

Он прав, надо выходить, власть предержащие шуток не понимают. В чем он не прав — он все же мой клиент. Я таких с первого взгляда ловлю, все же моя работа. Да, с "баксой" прокололся, но в остальном — профессионален.

Сидим на стульях друг против друга, участковый копается в документах, я копаюсь в его симптоматике. Видел я уже таких опустошенных, слишком часто видел. Вроде еще работает человек, разговаривает, дышит, даже шутит, а приглядишься и понимаешь — пора заказывать надгробие. В лучшем случае надгробие, в худшем спецназ полиции для него и труповозку для остальных, кто рядом оказался в момент кризиса. И не важно, что человек он, может, хороший, примерный отец детей, отзывчивый и внимательный товарищ. Важно то, что у этого человека табельное оружие в кобуре скрытого ношения, угасание даже общего фона эмоций, мышцы в нижнем пределе тонуса и угнетенное состояние центра принятия решений. Это он сейчас документы перебирает, потому что на службе, выполняет поставленную задачу. А после службы зайдет в супермаркет, там у него скользнет какая-нибудь слабая мысль, вспомнит, к примеру, что пропустил последнюю сдачу зачетов по стрельбе, вытащит пистолет и расстреляет посетителей и продавцов, насколько хватит патронов — спокойно, равнодушно, аккуратно. На последнем выстреле, может, подумает, для чего это делает, но ответа дать не сможет и достреляет обойму до конца. После чего с просветленным лицом пойдет в руки спецназа, а оттуда в психушку, хотя вполне себе вменяемый человек. Просто его жена — "вампа".

Есть у меня предположение, что "вампы" были всегда, очень уж яркие их описания встречаются в книгах предыдущей цивилизации — женщины-стервы, мужчины-склочники и целый легион им подобных. Но только после мутагенного взрыва они обрели истинную силу, и теперь обычный человек им сопротивляться не может. Живет такая рядом, вроде бы милая женщина, добродетельная супруга и мать, живет и давит, и сосет жизненные соки, и снова давит. Ей надо, чтоб подчинялись, и ей подчиняются. А чтоб подчинялись лучше, она потихоньку забирает силы. Никакой мистики, обычная психология, просто очень грязная. О причинах появления "вампов" даже гадать не требуется, и так всё ясно. Большинство мутаций вызваны желанием и необходимостью подчинять других, так или иначе. У "вампов" это желание обрело разрушительную и довольно мерзкую форму, только и всего. Встречаются мутанты менее опасные, например, те же "рогатые", бывают и похуже. Но хуже "вампов" только "муты", а их надо стрелять при первой встрече.

— Договор на аренду офиса в силе? — интересуется участковый, не отрываясь от документов.

Я мысленно вздыхаю и предъявляю. Сцена проиграна участниками десятки раз, реплики заучены до автоматизма и надоели до тошноты, но перескочить сразу к финалу невозможно, я несколько раз пробовал, пока не махнул рукой. Будем играть, чего теперь, это же власть.

— И лицензия есть?

Есть лицензия, предъявляю и ее.

— Врач? — без выражения говорит участковый. — Документ, подтверждающий профпригодность?

— Вам-то зачем? — не выдерживаю я. — Что вы там поймете?

— Мошенники и шарлатаны на особом контроле, положено иметь, — поясняет он и замолкает, уставившись куда-то вбок и в стену.

Я чуть не подпрыгиваю. Мать моя женщина, это кризис! Только бы не вспомнил о пропущенных стрельбах! Ёпт и ёшкин кот, как выражались до Катастрофы!

— Часто жена о чем-то просит? — выпаливаю я.

Участковый не удивляется. Еще бы, его сейчас невозможно удивить, ему просто нечем удивляться.

— Бывает, — спокойно отвечает он. — У нас благополучная семья.

— Не менее трех раз в сутки? — допытываюсь я.

Навяливание бесконечных просьб и требование их неукоснительного выполнения — одно из средств неопытных "вамп". Молодая жена? Опытные действуют тоньше и не так разрушительно.

— Бывает три, бывает больше, — флегматично говорит участковый. — У меня молодая супруга, многого не умеет, не успевает, приходится помогать.

Ага, не успевает она. В городе, что ли, не успевает, при наличии метро, при круглосуточных супермаркетах, обилии бытовой техники в квартире? Видел я таких, еще как видел. Но три — это очень плохо, это предел. А больше трех — за пределом.

— Вашей супруге требуется помощь квалифицированного врача, — решаюсь я. — Лучше всего, если приведете ее прямо сейчас, немедленно.

Придется ломать планы и отменять визиты, гарантированно платные, между прочим, но иначе он сегодня-завтра выстрелит если не по коллегам, так себе в висок.

По лицу участкового пробегает слабая тень эмоций. Однако задавила его супруга, даже смотреть страшно.

— Жена обожает лечиться, — говорит офицер. — Однако можете не стараться, в ваши сети она не попадет. У нас нет лишних денег — кредитов набрали.

— Тогда я проведу сеанс бесплатно, — криво улыбаюсь я и встаю. — С вами. Сидите-сидите. И засыпайте.

Участковый уходит минут через пять, но у меня еще полчаса подергивается лицо и сжимаются кулаки. Давить свободную волю — мерзость. Даже если это просто гипноз.

Через полчаса приходит парочка "эльфов" с жалобами друг на друга. Он и она, парень со своей девушкой. Я сочувственно слушаю. "Эльфы" — закрытое сообщество, прекрасно чувствуют себя только среди себе подобных. О них все знают, но принимают за молодежную субкультуру. На самом деле они, конечно, мутанты. Их видовые признаки, помогающие паразитировать на теле человечества — непосредственность, наивность, чувственность, одаренность в искусствах, физическая красота. Жуткий эгоизм не упоминаю, он является отличительной чертой любого мутанта. Прекрасные приживалы, содержанки и содержанцы, альфонсы — в этом их суть. С ними не скучно, они украшают нашу жизнь и в целом безвредны. Как правило, подвизаются в творчестве, "эльфа" за станком представить невозможно, ежедневные рабочие смены для них хуже смерти. Большинство наших художников, композиторов, певцов и артистов — "эльфы".

— Кто вы по профессии? — прерываю я поток жалоб.

Надо же, свободные художники. Стопроцентные "эльфы", в десятку. Печальный случай. Проблемы эльфов заключаются в их скученности. Богемная тусовка — это здорово, весело, это драйв и всё такое, пока дело не доходит до свадьбы. А оно доходит, и частенько. С кем тусуются, с кем знакомы, на тех и женятся, понятное дело. Только "эльфам" нельзя создавать семьи, они же паразиты. "Эльфам" надо, чтоб кто-то тянул груз бытовых проблем, исполнял ежедневные обязанности, деньги зарабатывал, наконец, чтоб свободно порхать над обыденностью бытия. Только после свадьбы вдруг обнаруживается, что "эльфы" не только милые красавчики, таланты и юморные создания, но и жуткие неряхи, раздолбаи, не очень-то верные супруги, а про дикий эгоизм и говорить нечего, по одному этому признаку мутантов можно в любой толпе определить. Когда оба супруга таковы — это настоящий ужас, летящий на крыльях ночи, как говорилось во времена до Катастрофы. "Эльф" — прекрасный любовник, собеседник, друг, соавтор в любых видах творчества, но только не супруг. Если б "эльфы" скрещивались, человечество в скором будущем получило бы необычайно одаренную новую расу. Но "эльфы" не могут иметь детей от себе подобных. Почему? Подозреваю, причина в эгоизме. У "эльфов" он настолько силен, что блокирует детородную функцию. Да и вообще у людей после Катастрофы проблемы с размножением. Физическая любовь как таковая сильно уступает позиции альтернативным способам. Век вуайеризма — жестокий век. Наслаждайся издалека, в общем, такая сейчас мода. Для обычных людей с плотскими желаниями в современном мире осталось мало места.

Клиенты наконец выговариваются и замолкают, выжидательно глядя на меня. Я аккуратно доношу до них мысль, что их проблемы кроются не в воспитании, не в личных желаниях, а гораздо глубже. Изоморфизм кислотных последовательностей, индивидуальная особенность организма, вроде бы так я им сказал. Чушь несусветная, но сойдет, верят же. Главное, не использовать слово "мутанты". Не то чтобы официально нельзя, но после Катастрофы оно табуировано чуть ли не на подсознательном уровне. Ляпнешь, не подумав — считай, потерял клиента, а это денежки, без которых в Москве никак.

— Есть специализированная химия, — признаюсь я. — Кого из вас сделать обычным человеком?

"Эльфы" неуверенно переглядываются. Им не нравится слово "обычный".

— Потеря художественного дара, — оправдываю я их подозрения. — Техника останется, вдохновение уйдет. Образность речи заметно сдаст, потому что она завязана на парадоксальность мышления, а именно по этому сегменту работает химия.

— А нельзя так, чтоб он избавился только от инфантилизма и заскоков в башке? — выпаливает "эльфийка", тыча пальцем в друга. — Мы на этом по деньгам нехило так встряли, не хотелось бы повторить!

Юноша безмятежно улыбается. Обсуждение собственных недостатков и болячек в обществе чужих людей — еще один характерный маркер "эльфов". Стеснение "эльфам" вообще не присуще, они, например, охотно позируют голыми.

— Вы в курсе, что долго не проживете? — спрашиваю я, клиенты недоверчиво улыбаются.

К сожалению, это правда, век "эльфов" недолог. Я перечисляю подводящие признаки, чтоб мне поверили. Парень проникается серьезностью ситуации первым. Еще бы, он уже успел заглянуть в сумеречную зону — выпал на трое суток из жизни, где бродил и что делал, неизвестно, обнаружил себя в парке под кустом, трезвым, неограбленным и неизбитым. Глядя на него, забеспокоилась и "эльфийка". Скорее всего, они безбедно существуют благодаря заботам какого-нибудь спонсора "эльфа", эгоизм рулит.

В конце концов мы договорились. Они соглашаются на вмешательство в личную сферу, я останавливаю процесс мутагенных изменений на достигнутом уровне. Никакой мистики, просто слова, немного гипноза, по большей части работает осознание серьезности ситуации и собственная воля. Что действительно требуется от меня — сделать так, чтоб разговор со мной не забылся и отрезвлял при особо сильных заскоках в поведении. Ну, это как раз очень просто.

— Спи, — советую я, и "эльфийка" охотно засыпает.

С чего "эльфы" решили, что не поддаются гипнозу? А это тогда что? Рука девушки свободно висит в воздухе, никаким усилием не опустить, проще сломать. Когда упадет — процесс импринтинга закончен. Ее приятель наблюдает с застывшей улыбкой.

— А вы страшный человек, — замечает он. — Если человек.

Очень смешно. Сидит передо мной мутант и обвиняет в нечеловечности.

Парень на воздействие в результате не соглашается, он сильно испуган. Я не настаиваю. Свое дело я вообще-то могу делать и без гипноза, и делаю. Он теперь руку своей подруги, каменно висящую в воздухе, всю жизнь не забудет. Она ему в кошмарах будет сниться. Что и требовалось.

— У вас не может быть общих детей, — предупреждаю его на прощание. — Если планируете семью, лучше временно расстаньтесь. Потом сойдитесь снова, когда у нее будет ребенок от другого. Это — единственный вариант.

"Эльф" вежливо кивает. Вряд ли они так поступят, эгоизм превыше всего, но подсказать имеющуюся возможность завести детей — моя обязанность. Я пусть и самодельный, но все же доктор, в нашей среде сохранились остатки корпоративной этики, существовавшей до Катастрофы.

Поздно вечером возвращаюсь в переполненную комнату хостела и застаю знакомую, но оттого не менее противную сцену. Один из "рогатых" в начальной стадии немного выпил. Как бы им вдолбить в упрямые башки, что алкоголь "рогатым" категорически противопоказан? Впрочем, бесполезное дело, тупое упрямство — групповой признак "рогатых". Так что он выпил и пошел бодаться, неважно с кем. Пока что не нашел, потому что дураков нет бодаться с "рогатыми". Они же все или боксеры, или борцы, а бодание считают лучшим времяпровождением на свете. И им без разницы, сколько в результате получится калек. Зато ух как погонял всех, есть о чем вспомнить в веселой компании.

Я застаю "рогатого" в момент, когда он пытается спровоцировать кого-то на конфликт. "Рогатый" считает, если он десяток раз повторит "Ты где спишь?", что-нибудь получится. Несчастливец, один из строителей-"гоблинов", от конфликта всячески уворачивается, но продолжение очевидно всем — после десятой фразы "рогатый" сочтет, что его не уважают, и все равно полезет в бой. В глазах "гоблина" тоска, как открутиться, он не представляет. Простота гоблинского мироустройства на этот раз его подвела, тут нужны нестандартные ходы, а их у "гоблинов" и нету.

— Брат! — говорю я "рогатому". — Ты мне брат или друг?

"Рогатый" неуверенно улыбается. Сквозь мощный лоб в его мозги пробивается мысль, что я из своих. Обнимаю его за плечи и вывожу в коридор. Он удаляется в полной уверенности, что знает, куда и зачем идет. А я иду в душ.

Ошибка — у "рогатого" не менее второй стадии. Пока я ходил в душ, "рогатый" вернулся, немножко озадаченный собственным поведением, изловил "движуху" и начал докапываться по новой. Когда я вернулся, знакомое "ты где спишь?" прозвучало как минимум в пятый раз. "Движуха" пытается использовать мой прием, но ему не везет. Ну не умеют "движухи" говорить искренне, где-то да мелькнет фальшь, да и "рогатый" после кругов по коридору начинает подозревать, что где-то как-то его дурят. Хэк — и "движуха" стекает на пол. Нокаут. У меня кончается терпение, день и так выдался не из легких.

— Иди! — говорю я и ложусь спать.

Не то чтоб мне так уж жалко "движуху", терпеть не могу типов, зарабатывающих на жизнь обманом бедных людей, я просто устал от компромиссов и уговоров.

"Рогатый" вернулся в хостел утром. Всю ночь он куда-то шел. Опомнился перед рассветом, без единой мысли в голове, правда, с деньгами в карманах, потому и вернулся так быстро. Я-то думал, его суток трое не будет. Ну, зато трезвый.

3.

Утром краем уха ловлю в комнате разговоры. Обнаружена очередная убитая девочка. Это неудивительно, в Москве каждый день кого-то убивают, удивительно другое. Преступление совершено там, где я работал вчера, и предыдущее убийство случилось там же. Маньяк? Или?.. До вечера мне все равно нечего делать, в смысле, свободных денег нет, чтоб тратить, и я решаю прогуляться вокруг места работы. Я не гений сыска, ни в коем случае не детектив и не супермен, просто есть вещи, в которых я разбираюсь, а больше — никто. Внутри неприятно сосет от предчувствий, но есть кое-что на свете, что я обязан делать, невзирая на страх. Если не доктор, то кто? Так что я собираюсь и еду, чтоб снова ходить туда-сюда через надоевший до чертиков лес.

Ну, что сказать? Следов волочения тела я не нашел, да и не смог бы — не профессионал. Я вообще место преступления не нашел, если честно. Кто бы мне его показал? По общедоступной информации — "в парке недалеко от жилого комплекса "Солнечный брег". Умеют же в Москве давать названия. Какой брег, какое солнце? Сколько раз бывал в Москве, всегда нарывался на одну и ту же погоду — слякоть, противный ветер, мокрая каша под ногами, непритязательное серое нечто вместо неба над головой. Может, дело в том, что я приезжаю обычно зимой, может, летом тут рай? Ага, хорошо, где нас нет — и когда нет.

В принципе кое-что я понял. Здешний лесок, громко именуемый парком, для места преступления категорически не годился. Не, грохнуть невинную душу в запале могут где угодно, хоть под кремлевскими стенами, и грохали неоднократно, но чтоб осмысленно? Для начала — какого черта девочек понесло в лесок? Через него не ходят в школу. Через него вообще не ходят. Москвичи вообще-то ездить горазды, не ходить, если кто не в курсе. Мест для отдыха в парке нет, это просто неприглядный кусочек леса. Есть одна тропа от остановки автобуса к соседнему жилому комплексу, выводит на парковку. Пока я там бродил, ни одного пешехода не заметил, кроме себя — а тут вдруг сразу две девочки подряд, и обе убиты. Они что, сговорились с преступником? Мол, мы пойдем тогда-то, жди?

Может, они зашли в лесок в знакомой компании, по своим, чисто молодежным делам? Ну, знаем мы эти дела, сами молодыми были. Так вот — не подходит лесок для молодежных компаний. Грязный, ни одной скамейки, я даже поваленного ствола достаточной чистоты, чтоб посидеть, не обнаружил.

Получается, их привели. Одну за другой. От остановки или от парковки? Или вообще не по тропе? Перепрыгнул маньяк через бордюр, поддернул за руку жертву и потащил по грязи в ближайший лесок? Дикость какая-то. Москвичи равнодушны, но не до такой же степени. Кто-то мог позвонить куда надо, телефон у каждого есть. Ночью? А ночью проблемы с наличием девочек, не бродят они ночью в одиночестве возле лесочков.

Или лес не место преступления, и девочек туда притаскивали уже без признаков жизни? Но я бы бросил тело не в лесу, а в ближайших зарослях клена по канаве, там бы вообще не нашли. Туда, кстати, обычно и кидают. Туда — и еще в колодцы теплотрасс. Быстро, удобно, меньше вероятность появления свидетелей. Тащить девицу в лес — глупость несусветная и, кстати, неординарная задача. Нынешние девочки — они частенько тяжелые, надорвешься таскать.

Оставался один вариант, и он мне страшно не нравился. Ее могли привести. Кто? Ну, например, мут. Приказал бы идти, и пошла б, как миленькая, с веселой песенкой на устах. Зачем привести, в смысле, зачем убивать — вопрос второй. Но на него тоже имеются варианты ответов, один хуже другого.

Я в последний раз вышел к парковке и оглядел панораму. А ведь он где-то здесь бродит. И живет здесь же. Иначе не складывается. Кто — он? Да как сказать... тоже — мой клиент. В каком-то смысле.

Сегодня у меня два клиента. Первого привели родители. Симпатичный такой бойчик, шустренький, деловитый, практичный до невозможности. Ярко выраженный "муравей" о тринадцати лет. Как дразнились до Катастрофы — "курит табак, спички ворует, дома не ночует". И он действительно курит, причем давненько уже, ворует не спички, а деньги, и да, дома ночует через раз. Их, "муравьев", по этому признаку легче всего определить. Родители в шоке.

Я радуюсь. Работа легкая, положительный результат гарантирован, мутация условно безвредная и почти наверняка обеспечит пареньку неплохое будущее. "Муравьи" заточены под коллективные дела, такова суть их мутации. Они легко находят партнеров, помощников, компаньонов, мгновенно организовывают совместный бизнес, неплохо ладят с криминалом и вообще с людьми. В тринадцать лет их уже ничто не держит в семье. Какое там уважение к родителям, когда такие интересные дела намечаются! Но этот конкретный "муравейчик" только начинает, судя по тому, что таскает денежки из дома. Понятно, требуется стартовый капитал. Через год он сам станет деньги в дом приносить, правда, только на собственные нужды. Все мутанты — страшные эгоисты, с этим ничего не поделать.

Как могу доходчиво объясняю родителям ситуацию. Мол, вот такой у вас ребенок, прирожденный бизнесмен, вовсе не вор и не бродяжка. О мутантах, естественно, ни слова. Родители немножко успокаиваются. Утешаются мыслью, что для дела же ворует, не на наркотики. Он, может, и на наркотики, но чтоб торговать, а не употреблять. За пару минут ставлю легкий блок. Потерпит до конца школы с деловой активностью, ничего с ним не случится. Потом в институте наверстает. Эх, все бы клиенты были такими. Мечты, мечты.

Вторым притащился "виртуал". Сам, что удивительно. Тяжелый случай. Я, если честно, "виртуалов" обычно не лечу, бесполезно — как и "рогатых", и еще множество иных.

— Я кушать забываю! — бормочет он в панике. — В школе сижу — об инфо думаю. Прихожу домой, и нет меня — до ночи играю, и ночью играю. У меня глаза режет, белки красные от крови — все равно играю. Родители инфо выкинули — к друзьям стал уходить. Да и как без инфо, домашние задания только через него делаются...

Я сочувственно киваю и думаю. У меня на "виртуалов" самое полное досье, и всё без толку. Не с моими жалкими возможностями бодаться с мировой индустрией развлечений. У них программисты высочайшего уровня, у них талантливые психологи, у них многотысячные коллективы сотрудников, а что у меня? Если б этот несчастный интересовался хоть чем-то еще, кроме игр, я бы влегкую смог перепривязать его манию на более продуктивное занятие! Но в том и дело, что "виртуала" не интересует ничего, кроме игр. Выморочная мутация, не дающая преимуществ носителю. Иногда мне в голову прокрадывается кощунственная мысль, что акулы индустрии развлечений вообще делают доброе дело, хоть как-то скрашивая краткую жизнь ни к чему не пригодных особей. Они вообще-то были всегда, эти несчастные, до появления инфо пополняя собой ряды горьких пьяниц и наркоманов. Я как-то пытался переключить страсть "виртуала" на очень близкую к играм — бесполезно. Оказалось, что программирование, разработка софта к играм, ремонт инфо — совсем, совсем не то для истинного "виртуала". "Виртуал" не хочет ничего. Его единственное желание — погрузиться в выдуманный мир и не выныривать из него никогда. В конце концов так и происходит. Жизнь "виртуалов" не поражает длительностью, мягко говоря.

— Деньги на прием у родителей взял? — спрашиваю на всякий случай.

Есть очень маленькая вероятность, что паренек работает, тогда для него не все потеряно, но он печально кивает.

Все же он пришел сам, нашел где-то силы. Мне его жалко. Сколько ему жить осталось? Лет десять, и в психушку?

— Средства нет, — решаюсь я. — Но можешь дать согласие на эксперимент. Повезет — станешь другим человеком. Не повезет — добавишь отрицательный пунктик в копилку моего врачебного опыта, тоже неплохо. Тогда верну плату за прием.

Парень не понимает истинного смысла фразы "станешь другим человеком" и соглашается. Его действительно приперло.

— В детстве кем мечтал стать? — мимоходом интересуюсь я. — Космонавтом?

Мутант неожиданно светло улыбается. Неужели угадал? Вот где чудо, космонавтика после Катастрофы не в почете. Ну что ж, значит, космонавтика. Космонавтом ему не стать, здоровье не то, зато про космос писать ничто не помешает. Если я все сделаю правильно, если ему повезет, он сможет стать писателем-фантастом в меру своего таланта, или блогером — популяризатором науки, или... но для этого ему должно сказочно повезти. Надеюсь, что на этот раз правильно выбрал заместительную деятельность. Писательские дела — тоже в каком-то смысле нырок в виртуальный мир.

"Виртуал" уходит через полчаса, и еще полчаса я плююсь, матерюсь и нервно бегаю по офису. Ненавижу ломать чужую личность, просто ненавижу! Он ведь, если я все сделал правильно, теперь другой человек! Его родители могут не узнать! У-у, факинг-макинг парбло!

Больше клиентов не записано, но приходит еще один и решительно стучится. Я разглядываю его удивленно через камеру, разблокирую защелку и выхожу из-за ширмы. С этим клиентом ширма только навредит, не любят наши полицейские загадок и препон. Что ему еще от меня надо, участковому?

— Даниил, — неожиданно представляется офицер и протягивает ладонь для рукопожатия.

Жму. Его рука мне нравится — энергичное, сильное движение, не то что в прошлый раз. Ай да я, ай да молодец. А "вампа" сейчас, пожалуй, в растерянности. Ну, кого-кого, а ее точно не жалко.

Сидим друг против друга, смотрим изучающе. Бледный, редкие волосы, широкий лоб — обычный человек, привыкший держать чувства при себе. Ну и?

— Вчера ты что-то со мной сделал, — медленно говорит офицер. — Я вернулся домой и сразу заставил супругу... ну, неважно что. Важно, что она очень удивилась. Я тоже. Потом она мыла полы, чистила ванную. Пыталась протестовать и чуть не вылетела из квартиры. Утром у меня прошла многодневная слабость. И голова стала ясной. И вот я подумал... а что ты сделал?

Офицер вопросительно смотрит. Я молчу. Ничего он не докажет. Крови, правда, попортит. Вот и делай людям добро.

— Приходила мама жены, — сообщает офицер. — Сказала, что я стал другим человеком. Сказала, если б знала заранее, не согласилась бы на свадьбу.

— Тоже, значит, "вампа", — бормочу я. — Это ты классно влип. Ты ее с лестницы, что ли, спустил?

Офицер невольно усмехается.

— У нас первый этаж. Но она тоже удивилась. Ты что-то сделал, и теперь у меня рушится семья. Мне это не нравится. Очень не нравится. Жду объяснений.

Объяснений он ждет. А поверит? У него в семье каждый вечер перед глазами сдуревшая от безнаказанности "вампа", а кадровый офицер полиции ее принимает за жену — какие объяснения, о чем вообще речь? Удивительно, что без дубинки пришел.

— Ага, что-то сделал? — огрызаюсь я. — Значит, уже не шарлатан, не мошенник?

Офицер чувствует себя неуютно, работа приучила, что он всегда прав, и вдруг разрыв шаблона. Или обрыв, или облом — толком неизвестно, как оно звучало изначально, до Катастрофы. Этот Даниил наверняка и про Катастрофу не слыхивал, а еще объяснений ждет.

— Я бы с дубинкой пришел, — вдруг говорит он. — И с коллегами. Изолента помешала.

Ах вот оно что. Это я вовремя успел. В последний момент. А у него еще и претензии?! Вот козел.

— Зачем ты лезешь в мою семью? — тихо говорит офицер, но я по голосу слышу, что он заводится.

Эдак он возбудится и полезет в драку, а их там, в академии, этому делу неплохо учат, между прочим. "Вамп" различать они не умеют, а как морду набить — очень даже профессионально! Что-то не хочется, если честно.

— Успокойся! — говорю я и чувствую, что тоже злюсь. — Сейчас сниму защиту с твоей пукалки, иди, рискуй! Только себе в башку стреляй, понял? Продавщицы к твоим делам не относятся! Придурок.

— Откуда узнал? — медленно спрашивает он.

— Есть такой подвид людей, — отвечаю я, не глядя на него. — Для душевного комфорта им необходимо доминировать.

— Ну, доминировать все любят...

— Да, только у этих нет реальных возможностей! "Вампы" — они все глупы, как пробки! Они загоняют близких в сумеречное сознание, это их манера жить! А некоторые дебилы с табельным оружием не замечают простейших вещей, когда женятся! А потом стреляют в кого попало и даже не отдают себе отчета, для чего это делают — потому что сил нет себя контролировать! В кого хотел пульнуть, честно скажи!

— В себя, — неожиданно говорит офицер. — Сначала в нее, потом в себя. Вытаскиваю ствол, а он весь изолентой обмотан. Я так удивился. Жена в окно, мы же на первом этаже... А я, пока размотал, в себя пришел. Думаю: чего я творю? А ответа — нет. Меня Даниил зовут, не придурок, я же представился.

И офицер снова усмехается. Вот падла. Специально меня злил, чтоб я проговорился. Каким гадостям их учат в академии.

— А почему ты был уверен, что пистолет? — любопытствует он. — Почему не бутылка, например?

— Это у вас, военных, в подсознании сидит. Выдано оружие, чтоб стрелять в людей. Стрелять приходится редко, а хочется, очень хочется. Глубоко внутри сидит желание проверить, как оно действует. Вы, военные, как дети, с железками не наигрались. А за бутылку хватаются физически сильные алкаши. Слабые — те используют кухонный нож.

— И твоя работа — приводить в чувство таких, как я?

— Таких, как твоя жена, — поправляю я. — Но вообще-то я больше с подростками работаю, им еще можно помочь.

Даниил пропускает мимо внимания страшные для себя слова. Не понимаю, это у него самозащита сознания такая или просто дурак?

— Много можешь?

Я отрицательно качаю головой. Если б я действительно много мог, я бы... эх. Как подступиться к "гоблинам", даже не представляю. "Рогатых" могу только глушить, но это и дубинкой по затылку можно, даже надежней дубинкой. От "термитов", "пчел" и "собак" вообще держусь подальше. Мои обычные клиенты — молоденькие "чарми", "эльфы", "зомби" и прочие в целом безобидные создания извращенной человеческой природы.

— Где вчера был, можешь рассказать и подтвердить?

Ах вот оно что. Даниил, оказывается, не такой и дурак. Где я был вчера... и это вместо благодарности за спасенную жизнь?

— Девочек в лес таскал душить! — отвечаю зло.

У участкового резко расширяются глаза. Понятно. Значит, их действительно душили. Плохо-то как...

— Откуда узнал?!

Не успеваю глазом моргнуть, как оказываюсь зажатым в тиски болевого захвата. Намертво. М-мать, больно же. Молчу. Как говорить, если горло локтем передавлено? Вот и спасай таких.

Бум! Это моей, между прочим, головой. По стене. Был бы стол поблизости, он бы меня лицом по кромке бил. Ну и кто тут маньяк, спрашивается?

Наконец он выдыхается и отпускает меня. Сидим, оба дышим тяжело, как после марафона. На душе благодать и просветленность. Все же здорово его высосала "вампа", силенок пока что маловато для хорошей драки. Не буду больше вмешиваться, к черту! Пусть жрет его гадина, пусть ее стреляет, себя и всех соседей!

— Вы его не возьмете, — тихо говорю я.

Даниил смотрит вопросительно. Ему неловко за рукоприкладство. Ага, так я и поверил.

— Он скажет "иди", и ты пойдешь, — поясняю я. — Пойдешь как миленький, не сомневайся. Сам для себя причину выдумаешь, зачем тебе надо именно сейчас именно в этот лесок.

— Такие люди существуют на самом деле?

— На задушенных девочек посмотри! — зло советую я.

— Я посмотрел. Потому и спрашиваю — где был вчера?

— Пошел к черту.

— Значит, не ты. А жаль, так бы дело закрыли.

Забавный у полицейских юмор. С трупным душком.

— Но как-то же его можно взять? — настаивает Даниил. — Ну не бывает неуловимых, не верю!

Я жму плечами. Конечно, можно. Обычные розыскные действия, никакой мистики. Следы волочения тела, отпечатки протекторов, анализ ДНК крови и волос. Опрос свидетелей. И все остальное, участковому лучше знать, он профессионал. Чего он не знает — маньяка надо брать не менее чем десятком. И внезапно. Или сразу влепить пулю в лоб. Пулей надежней. Так ему и говорю.

— И тебя нужно десятком брать?

Вот же гад. Или почуял чего? Полицейские с нюхом действительно бывают, лично встречал — только не разобрался, мутация это или что.

— А кто меня по стене мордой возил?

— А я не понял, поддавался ты или нет, — сознается участковый. — Слушай, а твоими методами его никак? Он же явно твой клиент. Может, даже знакомы? Что-то ты многовато знаешь.

— Я лечу подростков, — устало повторяю я. — Кстати, насчет лечения: ты взрослый, тебе я помочь не могу. Это значит — мое внушение кончится через сутки, и супруга за тебя возьмется снова, а ты с прошлого раза еще не восстановился. Решай что-нибудь.

— Не суй нос в мою семью! — рычит он и уходит.

Я усмехаюсь ему вслед. Как бы не так. Был бы он просто неадекват, пальцем бы не шевельнул. Но он — неадекват с табельным оружием, а это совсем, совсем другое дело.

И да, мое внушение не закончится через сутки. Оно вообще не закончится. Ненавижу ломать чужую личность, но уж если ломаю, то качественно, ибо профессионал.

Выхожу из офиса поздно вечером, но иду не к метро, а по тропе через надоевший лесок, к парковке, и долго смотрю на движение людей у подъездов. Через полчаса осознаю, чего именно жду, плюю и отправляюсь обратно, к станции метро. Он несомненно живет где-то здесь, но ожидать, что маньяк поведет очередную жертву в лесочек ночью — глупость, рожденная отчаянием. Я лечу детей не для того, чтоб их убивали! Но это не значит, что надо терять голову от злости. Маньяк действует при свете дня, это очевидно. С чего ему бояться? Он же обо мне не знает.

4.

Работа с клиентами невольно формирует мне особый график жизни. Большинство из них днем или на учебе, или — это касается родителей — на службе. На прием им проще идти вечером или в выходные. Так зачем затруднять товарищам нести мне денежки? Значит, и я работаю вечером и в выходные. А с утра и до вечера — мое законное время отдыха. И я отдыхаю, чем вызываю нехорошее чувство зависти у соседей по комнате: хорошенько высыпаюсь, занимаюсь в инфо-библиотеках до рези в глазах, хожу на тренировки в студию экстрим-танца, если есть свободная наличность, или просто гуляю по городу при хорошей погоде. Вообще Москва хорошей погодой не балует, но иногда выпадают ничего такие денечки — теплые, ясные. Как, например, сегодня.

Сегодня я гуляю. Поток людей сметает меня под землю, десять минут оглушительного гула, переход по каменной кишке, еще десяток минут грохота и воя, обратный поток тел выплевывает меня наружу — и вот я уже за десятки километров от моего облезлого хостела, иду не спеша по бульвару, моргаю расслабленно на солнце, любуюсь группками студенток в модных юбочках-флай. И при этом москвичи ноют и жалуются на пробки и жуть метро. Эх, попробовали б они у меня на родине добраться из пригорода в центр.

Флай... Великий русский язык всасывает все, что звучит в инфо, и сейчас напоминает исходник разве что грамматикой и совсем чуть-чуть фонетикой, особенно у молодежи. Флай — нечто короткое и легонькое на бедрах, взлетающее при каждом шаге, при любом ветерке. Москвички умудряются носить ЭТО и зимой. Говорят, после Катастрофы климат изменился, потепление. Врут. В головах у них изменение, не в климате. В инфо кое о чем упорно помалкивают, дело же в том, что сейчас на московский улицах царит век вуайеризма, жестокий и прекрасный. Суть в одном принципе: смотри, но не трогай. Как подозреваю, это еще одна мутация, настолько распространенная, что ее уже считают нормой. Незапланированные дети и неизлечимые венерические болезни стали слишком большой проблемой в вопросе выживаемости, и человек изменился, не мог не измениться. Физиологическая тяга к противоположному полу не исчезла, но вытеснилась в области эксгибиционизма и вуайеризма. Юные гёрлы ходят по улицам буквально раздетыми и испытывают от этого реальное наслаждение. Смотри сколько хочешь, никто не запретит, не возмутится! Смотри, любуйся, но не трогай. Общество вуайеристов страшно жестоко по отношению к натуралам. Притязания на физическую близость без одобрения противоположной стороны контакта по недавно принятым законам караются стерилизацией. Притязания к несовершеннолетним, независимо от согласия — смертной казнью.

Удивительно, но человечество до сих пор не вымерло. Как-то размножаются без любви, без проявления особых чувств, просто по необходимости. О детях, правда, трогательно заботятся, иногда даже чересчур.

Вдоль бульвара — буйство рекламы. Я гляжу на нее с насмешкой. Кричи, моргай, зазывай — на меня не действует. У меня есть серьезные основания полагать, что реклама — одна из причин появления на свет мутантов. В мире, где концентрация чужеродных химических соединений зашкаливает, генетическая устойчивость человека минимальна. Так устроено в природе: если меняется мир, человек должен измениться тоже. Должен — и меняется. Современного хомо химией не отравить, шумом не оглушить, и это хорошо, потому что и химии, и шума в городах с избытком. Но есть и продукты воздействия рекламы, а вот это уже страшно. В мире, где человеку навязывают, нашептывают, загоняют в подсознание чужие желания, просто обязаны появиться люди, способные противостоять внушению инструментов, созданных настоящими профессионалами, гениями своего дела. И они неизбежно появляются.

Вот только люди, умеющие противостоять современной, адски изощренной рекламе, умеют и обратное. Умеют сами навязывать другим свои желания. Сквозь все защиты, сквозь волю, сквозь здравый смысл. Умеют — и делают это. Человеку трудно противостоять соблазну всемогущества.

Я зову их мутами — и никогда не лечу.

Я гуляю не просто так, а двигаюсь к вполне определенной цели. Иногда, вовсе не по расчету градостроителей-проектировщиков, в городе образуются места, где пересекаются разнообразные людские потоки. У этих мест — свое очарование, может быть, скрытое для большинства, но очень ценимое мной. Если же пересекаются потоки студенческие — таким местам цены нет. Их, к сожалению, мало, и становится все меньше — москвичи сейчас ходят в основном от парковки до подъезда дома или же от станции метро до ближайшей остановки общественного транспорта. Но кое-что сохранилось, в основном неподалеку от учебных заведений. Вот к одному из таких священных мест я и иду неторопливо. Спешить некуда. Сегодня там должен петь Гипер-С, а Серега, если берется работать, вкалывает честно, с утра и до вечера, полную рабочую смену, как на заводе. Правда, работает далеко не каждый день. Почему? Ну, я уже упоминал, что все мутанты — жуткие эгоисты? Серега — из ярко выраженных, пробы ставить негде. Он — из вымирающего племени уличных музыкантов, оригинальный поэт, талантливый композитор и аранжировщик. И исполнитель, разумеется. До Катастрофы таких называли бардами и очень уважали, сейчас их гоняет полиция и не уважает никто. Я слышу его издалека — у Сереги очень яркий, светлый, легко узнаваемый тенорок.

— Девочка по воздуху идет, тип-топ...

Звенит колокольчиками, льется прихотливым ручейком мелодия. Волшебная вещь — синтезатор. Что может сравниться с ним? Скрипка? Но это только мелодия. А его синтезатор поет, звенит и дышит музыкой.

Сегодня Серега поет о девочках на столбиках. Мода изменчива, и завтра, может, столбики уйдут в небытие, но пока что девочки на столбиках — обворожительное, незабываемое зрелище. Вот идет, течет толпа студентов, вдруг раздается на мгновение, и появляется стройненькая, легонькая гёрла. Вышагивает себе плавно и спокойно... на две головы выше всех. Потому что туфельки ее — особые. Называются — столбики. Жутко дорогие, жутко стильные. Ажурная конструкция может вознести обладательницу столбиков на полметра вверх, может по желанию опустить. Ходить на столбиках учатся на специальных курсах, учатся долго, и все равно далеко не у всякой получается. Но уж если получается, то — глаз не отвести.

Серега не только поет. Он продает рингтоны, это его основной заработок. У него получаются превосходные рингтоны, по особому заказу и оплате — уникальные. Песенка о девочках на столбиках нравится многим, особенно девочкам на столбиках. К нему регулярно подходят, скачивают мелодию, перекидывают безнал с карты на карту. Парень действует расторопно, но несколько отстраненно. Наверняка он сейчас не только торгует оповещалками для инфо, но и впитывает окружающее, вглядывается в лица, слушает звуки и ритмы улицы. Через какое-то время у него появится очередной шедевр. И такой уникум сидит на улице, собирает крохи. Что поделать, лучшие места в обществе давно заняли совсем другие — "баксы", "движухи", "муравьи", "собаки" и им подобные.

Я им и восхищаюсь, и жалею. Он мутант. Он мутант из тех, кого по закону следует уничтожать. И Серега наверняка не переживет своей юности. Но если кто и поставит точку в его судьбе, то не я.

Гипер-С — так звучит его приговор. Крайне редкая, смертельно опасная мутация нашего сумасшедшего времени. Сергей получает жизненные преимущества от своей неукротимой тяги к женщинам. Гиперсексуал, что значит — без женщин жить не может. Причем в самом простейшем, плотском значении этого слова. Это сильно не вписывается в современные нормы, но женщины охотно идут ему навстречу. Как-то он на них воздействует. В свое время я подробно занимался исследованием феномена гипер-С, чтоб определиться со своим к нему отношением. Оказалось, Серега воздействует на женщин в каком-то смысле уникально. Они его просто придумывают для себя, таким, каким им нравится. Например, популярным спик-мэном. В общем, всё делают сами, и соглашаются на все тоже сами. Я подумал и успокоился. Самообман часто встречается во взаимоотношениях людей, способности гипер-С для этого вовсе не требуются. Выдумаешь себе образ идеального друга, потом чешешь затылок и не можешь понять, как так лопухнулся. Знакомое состояние, не правда ли? Так что я перевел Серегу из разряда потенциальных клиентов в просто знакомого и надеюсь, что не ошибся.

Что забавно, Серега черпает силы для жизни не в самой любви, а в драмах, ее сопровождающих. Не держатся женщины возле него, слишком быстро прозревают. Он же ничего из себя не представляет ни внешне, ни внутренне, да еще мутант, что автоматически означает дикого эгоиста. После бурной встречи тут же следует не менее бурный разрыв, Серега страдает и отливает океан своих чувств в золото волшебных мелодий. До следующей встречи. А там по новой. Понятно, что нервной системе и вегетатике сердца такой образ жизни не очень полезен, и проживет он недолго, даже если его не пристрелят.

Подозреваю, что гипер-С были всегда. Иначе как объяснить высокий процент людей искусства, сгоревших к тридцати семи и до последнего дня окруженных женщинами?

— Приветствую золотой голос России! — приятельски шлепаю его по плечу.

Серега отрывается от изучения кредитной карточки и неуверенно улыбается.

— Ты сегодня здорово поешь, — серьезно говорю я.

Я не люблю и не умею льстить, даже хвалю через силу, но тут надо, и я стараюсь говорить как можно искренней. Серега — талант, а таланты без благодарной публики чахнут. Раздувшийся счет на кредитке — это очень хорошо, это возможность пользоваться метро, жить в хорошей гостинице в одноместном номере и заходить в торговые центры не просто так, а по делу. А искренняя похвала для таланта — это жизнь, не более и не менее. Потому-то все таланты обожают поклонников и не гонят их от себя, несмотря на все грязные истории, связанные с фанами.

— Да песни ерунда, у меня и получше есть! — расплывается в довольной улыбке Серега. — Вот я вчера одну гёрлу подцепил, это да! Умопомрачительно юна! Такая тоненькая-тоненькая, а на ней только столбики, юбка-флай, шир-маечка — и больше ничего, слово даю!

Ну, слово поэта не крепче сотрясения воздуха, поэтому я не принимаю историю за правду. Шир-маечка у него, она же прозрачка — по такой погоде? Трепло. Нет, гёрла несомненно была, но всё остальное — яркая выдумка. Серега трещит, улыбается до ушей и разводит руками, я слушаю, склонив голову, и озадаченно соображаю. Что-то мне не нравится. Что? Понятно, почему Серега пел сегодня так себе — увлечен новой девицей. Вот когда она плюнет ему в лицо и убежит — тогда он запоет по-настоящему. Но и сегодняшний его уровень на голову выше наших шоу-стар. Значит, причина моего беспокойства не в его рассказе.

Я потихоньку проверяю окрестности — и мысленно чертыхаюсь. Вот они. Два мужика в черных куртках и девица при них. Стоят, смотрят, не скрываясь, на Серегу и очень нехорошо улыбаются. Непростая компания. Девица явно "бакса", мужики непонятно кто, но из опасных, потому что поток людей их инстинктивно сторонится, и стоит троица очень свободно. Скорее всего, "собаки". Похожи на частных охранников. А девица при них — информатор. Похоже, Серега влип со своей любовью к несовершеннолетним. Если "тоненькая-тоненькая" перевести в возраст, то сколько ей лет? И кто ее родители? Он же возлюбленных именно здесь и находит, на площадке перед университетом, а в университете дети простых людей учились разве что до Катастрофы. Итого? В сумме для Сереги выходит... если придет полиция, то смертная казнь, если частная охрана — выкинут в канаву, в заросли клена. Будет одной кучей мусора больше. Хм, разницы между государственным и частным подходом не заметно.

— Эй, поэт, к тебе насчет "крыши" не подходили? — на всякий случай проверяю наиболее безобидную версию.

— Подходили, — равнодушно бормочет он. — И университетская охрана, и полицейский патруль, и гвардия. Все подходили. Поставил им пару песенок на инфо.

Так, бандитская версия несостоятельна. Забыл, что здесь центр города. В центре города главные бандиты — патрули полиции и московской гвардии. Здесь живут, работают и учатся приличные люди. Чужаков с окраин в центр не пускают.

— Толку с их "крыши"? — внезапно злится Серега. — Меня гоняют, а мошенникам везде проход! Подошла вчера одна, говорит, на "Ночь студента" подбирают команду аниматоров, вступительный взнос на конкурс полминимала. И я, как последний лох, отдал! Она мне, тварь, даже чек с ридера выдала! Ничего не боятся!

Я усмехаюсь. Не тварь, а "бакса". Не один я попался, мелочь, а приятно.

— Строгий костюм, высокая прическа, безупречный макияж? Говорит холодно?

Серега удивленно смотрит. Значит, действительно "бакса".

— Если б она лезла в доверие, я бы сразу отшил! — бурчит Серега. — Я ж не дурак, не первый сезон в Москве работаю. На официальность купился. Док, а ты откуда ее знаешь? Знакомая, что ли?

— Да они все одинаковы! — машу я рукой. — Еще сезона два здесь поработаешь, начнешь различать. Но лучше б тебе вернуться домой. Доиграешься с девочками, убьют.

— Дома хорошо! — вздыхает поэт. — Только работы нет.

Он прав. Кому за пределами Москвы нужны песни? Там о насущном думают. Но и я прав — "собаки" никуда не делись, так и стоят, скалятся. Наблюдают за жертвой. И девица смотрит холодно и внимательно.

Мне пора на работу, и я ухожу. На прощание изображаю небольшой круг по площадке и прохожу мимо троицы. Они кривятся, переглядываются и дружно снимаются с места.

Нормальные люди инстинктивно боятся "собак". А "собаки" боятся меня. Если, конечно, я этого хочу. Это все, что я могу сделать для Сереги. Он "гипер-С", от своей судьбы ему все равно не уйти.

Подпрыгивает в сумке инфо. О, очередной клиентик с денюжками? Люблю клиентиков с денюжкой... нет, уже слегка подзабытое удлиненное лицо в рамке прямых волос. Прошлый раз она назвалась Ритой. Наврала, как принято у женщин, но мне все равно, как называть, лишь бы откликалась. Я назвался ей Доком. Не люблю делиться информацией о себе, как принято у мужчин. Под визиткой — голосовое сообщение. Странно, чего ей надо? Вроде все объяснил прошлый раз. Рандомное проявление третичных мутационных признаков? Почему тогда сама контачит, не мама? Пока что контролирует себя? Все равно не дай бог! Я же ее не вытяну, раньше точно не получалось!

Говорят, до Катастрофы сообщения передавали текстом. Неправда скорее всего, потому что если сейчас терпеть не могут набивать текст, с чего бы это любили раньше? Сейчас текстом гоняют только юридические документы, заявки на прием ко мне в том числе. А в остальных случаях используют голос, собственный или синтезированный. Синтезированный красивее, но с малым количеством вариантов, собственный часто неразборчив. Сам я пользуюсь исключительно собственным голосом. Рита же взяла синтезированный "безличный" в редкой ныне функции сообщения. Ей иногда пользуются, когда не уверены, что будет ответ. Чего это она? Я же врач, обязан отвечать. Ну, послушаем...

— Хи, Док. Куда пропал? Приходила пару раз, закрыто. Где тебя найти?

Я крепко задумываюсь. Все же у нее что-то случилось. Голос равнодушный, но видал я такое равнодушие со всех сторон, и перед самоубийством в том числе, чего никому не желаю. Найти меня... это можно, но где? Прямо здесь, на бульварах?

Я представил на мгновение себя и ее вместе гуляющими по аллее. Лысеющий мужчина непонятного возраста в дешевой мешковатой одежде универсального назначения, а рядом худая, плоская девица едва-едва за возраст согласия, но на полголовы выше. Под легкой курточкой топик до подмышек, брючки на узких бедрах еле держатся. Не, что-то не складывается картинка. Так нас патруль городской гвардии через каждые сто метров будет проверять. Посидеть с ней в кафе-хаус, послушать? Здорово, но моя карта двоих не потянет. Иммигранты — бедные существа. Мы экономим на всем, чтоб хоть что-то иметь. Лучше дать адрес моего временного офиса, назначить время и надеяться, что до вечера она не уйдет в сумеречную зону, откуда возврат есть, но мне пока что неподвластен.

По пути к офису снова прохожу через надоевший лесок. Внутри странное беспокойное чувство. Где-то здесь он бродит, печенкой чую. Где он ищет жертвы, кто бы сказал? У школ? Но там видеоконтроль, школьные камеры должны были проверить в первую очередь. Тогда где? Что-то не складывается... Может, он не мужчина?! Девчоночья банда прямо в школе? Хорошо, если б так... Этих найдут и без меня, эти — не мой случай...

Колокольчик в голове звякнул, когда я почти прошел парковку. Я машинально остановился, готовый ко всему. Но рядом ничего особого не происходило. На парковке в данный момент и людей-то почти не было. Девочек — точно не было. Ну, просто шел к авто грузный мужчина в белом поло и шортах поверх спортивных брюк, рядом с ним дородная женщина. Глюк от нервного напряжения, не иначе. Я крутнул головой, избавляясь от наводок, собрался идти дальше — и снова остановился. Мужчина. И женщина. Оба среднего возраста. И что в них? Оперативники по мою душу? Да ну, не, я же ничего не сделал... ну, в этот раз. А прошлый, надеюсь, уже забылся всеми заинтересованными сторонами. Да и — ну что такого может натворить бедный иммигрант, чтоб по его душу отправляли подготовленных ищеек? На таких, как я, достаточно патруля городской гвардии или вообще участкового. К тому же мужчина слишком грузен, чтоб гоняться за шустрячками вроде меня. Женщина? Ну... шляпа-парасоль на голове, грубоватое лицо, открытые полные плечи, несмотря на прохладненькую погоду... радужный сарафан-флай из тех, которые ветром поднимает до подмышек, неуместный при ее жирных формах, но формы не у всех юные, а сарафаны хочется носить каждой женщине, как и туфельки-столбики, и они носят, невзирая на... И что? Что?

Мужчина щелкнул фиксаторами дверей, кивнул. Женщина обогнула его и покорно забралась внутрь, что характерно, на водительское место. Покорно забралась... покорно... И все рывком встало на свои места. Ее вели.

Я наконец понял, на что среагировал: на вот эту вот особую посадку головы, чуть склоненную, напряженную, словно жертва все время ожидает тычка в шею. И еще ее особый скованный шаг. И неподвижность плеч. Я чуть не упустил их, потому что внутренне считал — должны быть мужчина и девочка. А тут — тетка. Вид, как у продавщиц среднего пошиба, таких в Москве сто штук на сотню, ничего особенного...

И я ведь наверняка видел их раньше! Только не обратил внимания. Не подумал, что у вот такой тетки запросто может быть дочь, совершенно беззащитная перед маньяком у себя дома... не подумал, и очередная жертва, вполне может такое быть, уже лежит где-то в кустах на грязной траве.

— Эй, мут! — негромко окликнул я.

Мужчина мельком глянул без всякого опасения. Уверен в своей силе? Или еще не понял? И уверен, и не понял. Вид-то у меня абсолютно безобидный. Меня только "собаки" боятся, но они берут инстинктом, присущим только им.

— Превент, — тихо сказал я, быстро сократив расстояние.

Мужчина кивнул, потому что это вовсе не тайное слово. Так сейчас принято: один при встрече говорит "превент", другой отвечает "привет". Мода. А молодежь из выпендрежа говорит "хи" вместо "хай", но мы не молодежь.

— Поговорим? — так же тихо предложил я. — А она пусть едет.

— Пусть едет, — согласился мужчина.

Я посмотрел на его толстые ладони. Вот этими мощными пальцами он их душил. Задушит и меня — если позволю.

— Ее дочь жива?

— Пока жива, — сообщил убийца.

Он отвечал свободно, по собственному желанию, еще не осознавая поражения. Может, еще и потому, что не чувствовал опасности. Я — врач, я мутантов лечу, а не убиваю.

— Пойдем в лес, пописаем? — дружески предложил я.

— Пойдем, — согласился убийца.

Загипнотизировать легко, если приказ не противоречит желаниям жертвы. Значит, он тоже хочет идти со мной в лесок. Туда, откуда я только что пришел. И мы идем.

Машина за нашими спинами взрыкивает и уезжает. Хорошо, свидетелем меньше. Что она успела увидеть из салона? Надеюсь, ничего.

Он напал на тропе, выждав, чтоб никого рядом не было. Кинулся всем своим тяжеленным телом, вытянув могучие руки. Я приказал ему пойти, и он пошел. А убить попытался по собственному желанию. Он действительно был уверен в собственных силах. Двенадцать безнаказанных жертв укрепили его веру в собственную неуязвимость. Двенадцать, вовсе не четыре — я немножко поговорил с ним по дороге. Чего и кого ему бояться? Он, скорее всего, атаковал еще и психически, не знаю...

Когда-то он был простым шофером. Просто здоровый мужик, требующий, чтоб его желания выполнялись беспрекословно. Любые. Особенно высказанные по дурному настроению. Раньше, до Катастрофы, про таких говорили — самодур. Еще говорили — семейный тиран. Сейчас о семейных неурядицах откровенничать не принято. Но понятно, что таких вокруг нас много. Много — но не все мутанты. А этот сначала заметил, что его желания действительно выполняются беспрекословно. Любые. Ему это очень, очень понравилось. И постепенно он разошелся.

Семья молчала, а безнаказанность — страшный яд, особенно для мутантов. Потом, естественно, семья исчезла, желания стали безумней, а умение принуждать — сильнее...

Я спросил его в конце разговора, зачем нужно было обязательно убивать. Оказалось — нет, не обязательно. Только когда жертвы переставали подчиняться. А они все переставали. Он же, идиот, требовал, чтоб его ЛЮБИЛИ... А как может полюбить безвольная кукла, как? Этот же выродок любую фальшь чуял! И когда его приказ не выполнялся, он думал, что жертва выходит из-под контроля. А такая жертва много чего могла про него рассказать, потому что желания его были, как у всякого безнаказанного тирана... жутковатыми. И тогда он убивал. А потом спокойно знакомился со следующей женщиной, у которой приметил симпатичную дочку, в искренней надежде, что уж в этой-то семье его ПОЛЮБЯТ обе...

Он и на меня напал, не чувствуя опасности. Он ошибся. Я врач и не убиваю мутантов, верно. Но защищаться умею.

Когда я выбрался из лесочка, руки у меня крупно дрожали. Не от страха, нет — еще бы я боялся мутантов! Они же все — мои потенциальные клиенты! Банальное энергетическое истощение. Пришлось заглянуть в кофе-шато и заглотнуть здоровенную порцию горячего шоколада с парочкой сладких слоек. А потом еще добавить пирожные и крепкий кофе. И тогда отпустило.

У временного офиса меня уже поджидала Рита. Быстро она. Крепко прижало? Пристально вглядываюсь — вроде нет. Даже улыбнулась при встрече — неуверенно, но улыбнулась. А много ли вполне обычных, здоровых людей улыбаются друг другу при встрече? Но что-то с ней не то. Печенкой чую. Понаблюдать бы. Она вроде и не против. Но и не говорит, зачем приехала. Передумала откровенничать? Обычное дело. Усаживаю ее за ширму. Она забирается с ногами на кресло, достает инфо, склоняется над ним, и мир вокруг нее утрачивает реальность. Обычное дело среди молодежи — предпочитают виртуальный мир общения реальному. Я пока что не могу классифицировать, что это — психическая девиация, новая мутация или просто норма для нынешнего хомо модерн.

Посетители у меня сегодня странные. Я даже не могу их назвать ни клиентами, ни тем более пациентами. Спрашивается, зачем ко мне приводить обычного мальчика с обычнейшей гиперактивностью? Что, районным терапевтам совсем нет доверия? Так они определят то же самое! И пропишут то же самое! Подумаешь, плохо учится. А оно ему надо? Вот над чем надо для начала задумываться, а не таблетками пичкать! Но принял, посмотрел. Не мой клиент однозначно. Есть вероятность, что разовьется в "движуху", но маленькая. Таблетки выписал, как просили, печать на рецепт шлепнул, именную, между прочим. Она у меня каким-то чудом даже в госреестре зарегистрирована. Ну и что, что диплома нет? Зато образование есть. Медакадемию я все же закончил, и одним из лучших. Просто на диплом не хватило кредита, обычное в нашей провинции дело. Вот и мыкаюсь по временным офисам с оглядкой на участковых.

Все же заработал на хлеб с маслом. Дурацкие посетители, а заплатили. Ни одного мутанта, но оно и к лучшему. Не расположен я после дневных событий к серьезной работе. Могу, но... лучше я сегодня с обычными кемиоаллергиями повожусь. Дело тоже знакомое, граничит с моей специализацией. Да с ней, считай, все граничит.

По позднему вечеру заявился участковый. Стоило упомянуть, и сразу тут как тут. Капитан охраны общественного порядка собственной персоной, и бутылка "Саянской белочки" в кейсе, как только влезла в портфельчик для бумаг. Во времена до Катастрофы спиртное с этаким названием и задаром не взяли бы, но мода на экспрессивную лексику поменялась, и сейчас белочка — просто белочка, ничего более. И козел, кстати — просто животное. А конкретно "Саянская белочка" — крепкущая настойка на кедровых орешках. Отобрал у молодняка, злодей, и не заактировал, гадом буду.

— Тхе эндец семье! — угрюмо говорит он и выставляет перед ширмой бутылку.

У меня екает внутри — в смысле, какой конец?!

— Чуть не убил! — поясняет капитан с мрачной улыбкой. — Сбежала к маменьке. Разведусь и разъедемся, иначе я ее... Помянем прекрасную семью капитана Даниила Рождественского, док?

Я подумал, подумал... а пока думал, из-за ширмы появилась Рита с креслом в обнимку. Надо же, оторвалась от инфо, подвиг по нынешним временам. Капитан не удивляется, кивает, и Рита скромненько пристраивается третьей. Ну да, что такого, нормальная компания для гульбища: капитан на службе, несовершеннолетняя гёрла, сбежавшая от маменьки, и врач-гипнотерапевт с поддельной лицензией. Впрочем, для гульбища любая компания нормальна — после определенного количества принятого. Так что мы садимся и потихоньку пьем. Почти не разговариваем — о чем тут говорить? У капитана горе, у меня — нервное потрясение, у Риты пока неизвестно что, но наверняка не менее серьезное, раз приехала на ночь глядя. Капитан открывает рот всего пару раз, и то лишь для того, чтоб сообщить основному подозреваемому, что сомнения по моему поводу сняты. В смысле — в лесочке найден мужчина. Повесился, сволочь. По отпечаткам пальцев на нем жизни пяти невинных девочек. Вообще двенадцати, но я помалкиваю. Я опоздал, они погибли, ничего не изменить. Капитану за него влепили по службе, ибо на его участке, типа не уследил. Нашли крайнего. Выпиваем за вселенскую несправедливость, что тут еще сделаешь.

— Даже выродка совесть заела, — задумчиво говорит капитан.

Я отрицательно качаю головой. Капитан не понимает.

— Представляешь, какая это тогда должна быть мощь? — поясняю я. — Поломать инстинкт самосохранения, жуткий эгоизм, присущий любому преступнику, превозмочь все культурные императивы... если б совесть обладала такой силой, она бы давно правила миром.

Капитан задумывается, потом мрачно кивает. Он тоже не находит для совести места в нашем мире. Так в тишине и заканчиваем пьянку. Аж полбутылки выпили на троих.

А Рита за весь вечер выдает всего одну фразу, уже на выходе. Зато такую, что меня пробирает до костей.

— А ты гораздо старше, чем выглядишь, — замечает она.

Я стремительно разворачиваюсь, беру ее лицо в свои руки и всматриваюсь в карие глаза пристально и напряженно. Ясновидение?! Ни разу не сталкивался! Чем грозит носителю — представления не имею! И как ей помочь, если что?!

Что тут скажешь? Здравствуй, племя младое, незнакомое...

5

Сегодня у меня уловистый вечер — пять клиентов. Пять! Пять жирных карасиков, согласных перекачать скромную сумму на мою карту! Если так дело дальше пойдет, переселюсь через месяц в приличную гостиницу! А там, чем черт не шутит, может, и на квартирку накоплю? Квартирка в столице — предел моих мечтаний. Чтоб было место, куда я могу вернуться после работы, посидеть в тишине, разбираясь с рабочими записями, а потом улечься перед настенным инфо да так и заснуть в той же тишине и одиночестве, и чтоб никакой "рогатый" в этот момент не бродил по комнатам, чтоб "гоблины" за спиной не гундели нескончаемые разговоры под пиво... Эх, мечты!

Пять клиентов, а я что-то не могу сосредоточиться. Дело в Рите. Вот где загадка! Вчера я плюнул на слабость, нежелание работать и затащил ее обратно в офис. Ясновидение — страшная штука, если вдуматься, с ним надо разбираться, пока есть возможность, чтоб в будущем быть готовым к неожиданностям. Не сказать, чтоб я совсем не думал о таком варианте мутации. Если есть "баксы", "движухи" и прочие, способные с одного взгляда определить потенциальную жертву, то почему б не быть ясновидящим? Между ними — один шаг всего. Так что я и думал, и готовился. Разработал сложновывернутый тест как раз для такого случая. Его я и обрушил на Риту, едва усадив перед ширмой. Вопрос, ответ, запись результата, пометки о реакции испытуемой — и так двести пятьдесят раз. Аж пальцы заболели текст набивать. Потому и обработал его только на следующий день. Интерпретация результатов — важнейшая часть тестирования, к ней надо подходить со свежей головой. Так вот, результаты. Странные они. Мне на вид — лет двадцать. Как говорится, последние двадцать лет дают на вид двадцать лет. В наше время это никого не удивляет, "муравьи", например, выглядят моложаво до старости, этакий распространенный тип молодого успешного бизнесмена, которому на самом деле неизвестно сколько лет. А "гоблины" и в старости производят впечатление малолетних инфантилов, да они такие и есть. Удивляет то, что Рита уверенно определила, что я — намного старше. Это в первый раз. Но в ходе тестирования попалась во все ловушки, реагируя в предлагаемых ситуациях на меня как чуть ли не на ровесника. Тест — он же в первую очередь предназначен именно на исключение ошибки, обмана и подлога. Чтоб четко определить — это ясновидение и ничто иное. Так вот — нет его у Риты. Есть очень интересный набор личностных характеристик, а ясновидения — нет. Ну и что тогда это было? Так и явился в раздумьях о ней к офису. А она уже у дверей стоит, ждет. В своей короткой курточке на голое тело — пардон, на топик, в тоненьких брючках с супернизкой посадкой — б-р-р! Понятно, губы синие, туфельки, как говорится, в пупырышках. Запустил погреться, что делать. Так и сидит за ширмой, сложилась в кресле с ногами, почти не видно ее. На вопрос, как мама относится к ее отлучкам, коротко ответила, что та рада. Из чего я заключил, что маменька дочку элементарно побаивается. Надо же, "чарми", а соображение есть. Еще я понял, что Рите особо идти некуда. Есть ли у нее подруги? Да почему бы нет, недавние "зомби" вполне подходят для дружбы, ну, в современной ее форме. А что? Молчаливая, спокойная, не надоедает — идеальная подруга. Что равнодушна ко всему — а кто сейчас неравнодушен? Видимо, ходит по подругам, а когда их родители начинают выражать недовольство, идет ко мне. Это проблема. На моей карте не так уж густо, чтоб привечать кого-то. В смысле, так-то есть, но я коплю на квартирку! Мы, иммигранты, все копим в дикой надежде на лучшее, потому и питаемся чойсами. Ладно, она воспитанная и кушать не попросит, хотя хочет.

Опять "гоблина" привели. Вернее, "гоблиненка" лет десяти. Как будто я могу что-то с ним сделать. И родители у него приличные, явные натуралы, а вот у сына мутация. Смотрю сквозь ширму на папу, на сына, на маменьку, и что-то кажется мне, что не родной он папе, не родной. Не могу объяснить, но... в таких вот образованных, с хорошим достатком семьях мутанты тоже рождаются, но обычно кто? "Муравьи" чаще всего, "чарми", ну, "эльфы" иногда -но чтоб "гоблины"? Так что — не родной он папе. Впрочем, не мое дело. Мое дело — жалобы родителей на плохую успеваемость сыночка. Еще бы, он же "гоблин"! Его и так все в жизни устраивает! Ему пива в руку, инфо, чтоб с дружками-подружками болтать — ничего больше в жизни не надо для счастья!

— ... ничего в жизни не надо! — возмущается мама. — Болтает днями по инфо, и все! Мы уж и отбирать пробовали, и запрещать...

— Мы в детстве такими не были, — растерянно добавляет папа. — Ну, ленились, не без этого, но и стремились к чему-то! А он... ничего не хочет! На все дополнительные занятия водили, и без толку! Что обидно — мальчик-то хороший! С сестрой играет, неконфликтный, что скажешь — все делает... но только если скажешь...

Последняя фраза резко меняет мои планы. Я ведь совсем было собрался рискнуть в очередной попытке. Жалко мне таких родителей, честно — жалко! Но хороших "гоблинов" я не рискую лечить. Вероятность неудачи велика. Как говорится, от добра добра не ищут.

Еще раз внимательно разглядываю родителей, слушаю. Грамотные. Таких "кислотными последовательностями" не задуришь. Таким надо говорить правду, какая она есть. А правда в данном случае — страшненькая.

— Есть средства, — признаюсь я. — Шоковые. Вы же понимаете, что это не болезнь, это личность? А личность одной таблеточкой не изменить!

Родители кивают. Да, они понимают. Помаялись с сыночком несколько лет и теперь хорошо понимают.

— Вы хорошо осознаете, что после моего вмешательства он по сути станет другим человеком? — требовательно смотрю я.

Родители снова кивают, но уже неуверенно. Умные, что-то им не нравится в моих словах.

— Тогда надо решить, как мы будем убивать вашего сына, — спокойненько заявляю я. — И в кого мы его превратим.

Родители молчат. И молчат. И молчат. То-то и оно, умные вы мои. Страшновато, ага? А каково мне в этом жить и работать?

— У вас хороший ребенок, — тихо говорю я. — Ни к чему не стремится, потому что и так счастлив. Можно оставить как есть. В мире станет на одного счастливого человека больше. Будет просто жить, любить родителей и сестру... у вас достаточно средств, чтоб обойтись без его карьеры в дальнейшем?

Да, средства у них есть. Они, конечно, предпочли бы увидеть его жизненные успехи, но коль вопрос поставлен именно таким страшным образом, то...

— К тому же он не ленив, ну, в изначальном смысле этого слова, — замечаю я. — Просто выполняет минимально необходимые движения для личного счастья. Если правильно поменять обстановку, чтобы учеба стала необходимым условием для жизни — он будет учиться. Не лучше других — но и не хуже.

Родители переглядываются.

— Мы можем уехать за границу. Там ему придется осваивать язык, как-то изучать новые условия жизни...

Вот даже как. Они могут. Я с острой завистью гляжу на юного "гоблина". Он будет жить за границей, ходить в частную школу, может, недалеко от моря... Ему даром достанется жизнь, к которой я рвусь изо всех сил, рвусь до крови в горле, до темноты в глазах... но, как говаривают в Москве, если есть богатые, должны быть и бедные. Я, к сожалению, из последних.

Следующим привели "рогатого" пяти лет, да в такой ярко выраженной форме, что хоть за образец бери. Всех бьет. В том числе стульями. Родители в шоке. Это они молодцы, что сразу забеспокоились, многие на их месте пальцем бы не шевельнули, мол, он же бьет, не его, все в порядке. "Рогатый" поганец смотрит на меня с милой улыбкой. Ну, неудивительно, он же "рогатый". Для него мир прост и понятен. Вот дядя, ему улыбнуться. А вон те — жертвы, их гонять. И тогда счастье. Я тоже улыбаюсь, но отнюдь не ласково — и обрушиваю на него всю мощь взрослого человека. Пять лет — это мне по силам! Наверное, по силам... Факинг-макинг, должно быть по силам!..

У малыша оказалась феноменальная устойчивость к внушению. Они что, начинают приспосабливаться к таким, как я?! Тогда это катастрофа! Но я бьюсь до последнего, потому что искренне спасаю его от шанса попасть в концлагерь за неумышленное убийство — и побеждаю. Ф-фух. Он останется "рогатым", с этим ничего не поделать, но — в латентной форме. Может, спортсменом станет. Великим. А я буду смотреть его победы по инфо. Так и советую слегка напуганным родителям.

Остальные клиенты оказались легче. Ну, по сравнению с "рогатым". Даже не мутанты. Все равно принял, ибо деньги нужны, а лечить я могу всех. Не всех разрешено по лицензии, я же официально — психотерапевт, врач-гипнолог, но... у меня как бы есть контакт с местным надзирающим, не так ли? Даже пили вместе, вот. Почти друзья — в обычном, не мутантном смысле слова. Именно "друга" я к себе и близко не подпущу.

Сижу, привожу в порядок записи. Рита придвигается за спиной.

— Первые двое были — больные? — вдруг спрашивает она.

Думаю, что ответить. Вспоминаю ее странные результаты тестирования.

— Не более, чем ты.

— Я не больная, я... — она теряется и бормочет:

— У меня ничего не болело, даже наоборот, но... кто я?

— "Зомби", — коротко отвечаю я. — Подавление реакций в целях приспособления к окружающему враждебному миру.

Рита обдумывает. Молодец, умничка. Впрочем, последнее неопровержимо подтверждает тест. Ее ум и многое другое.

— А они?

— "Гоблин" и "рогатый". Атрофия честолюбия в целях приспособления к окружающему миру. И безусловная агрессия к себе подобным с целью доминирования в окружающем мире.

— И ты их... нас... лечишь?

Я вздыхаю. Если бы. Как вылечить мутацию? Она уже случилась, всё. Изменения на генном уровне мне неподвластны, я не бог. До Катастрофы считали, что бог то ли есть, то ли нет, сейчас точно знают, что нету, но верующих больше. Тоже контингент, очень близкий к моим клиентам. Но там мне ловить нечего, там священников поляна.

— Не лечу. Я же не бог. Помогаю вам существовать в мире... без критического урона для окружающих вас простых людей.

Существуют-то они и без меня, и многие очень даже неплохо, взять тех же "рогатых" или "бакс". Но близким та-ак нехорошо...

— У тебя каждый сеанс как схватка. Ты боец.

Я просто киваю. Она не хвалит, просто констатирует факт.

— Опасно?

Я ухмыляюсь, мол, сама как думаешь? А в прошлый приезд вообще улепетывал из Москвы, можно сказать, теряя на бегу подштанники, снова вошедшие в моду. Рита вспоминает угрозы маменьки, хмурится. И задает следующий вопрос, очень нехороший:

— Маньяк повесился — тоже твоя помощь?

Я удивлен: с чего такое умозаключение?

— Ты вчера пришел без сил, — поясняет она. — Совсем как сегодня после "рогатого". Только гораздо сильнее. Ты страшный человек.

Мне повезло, что она "зомби". Другая на ее месте улепетывала бы с визгом до ближайшего пункта городской гвардии. Повезло, что купированная "зомби" и что тесты у нее очень неординарные.

— А ты понимаешь, почему я с тобой откровенничаю? — интересуюсь я на всякий случай.

Она отрицательно и несколько растерянно качает головой. Нет, до такого уровня ее проницательность не достает.

— Наш капитан, — тихонько замечает она, глядя на дверь.

Там действительно сквозь стекло виден Даниил, как его... Рождественский. Как раз поднимает руку, чтоб позвонить. Что, уже кто-то донес о незаконной врачебной практике? Вот и помогай людям...

— Маньяк повесился — твоя работа? — спрашивает капитан в лоб.

Он зол и настроен очень решительно. Рита чуть заметно улыбается — капитан чуть ли не дословно повторил ее слова.

— Я хорошо работаю головой! — объясняет капитан сердито. — Медленно, но хорошо! Ты вчера правильно сказал — если б совесть обладала... ну, ты помнишь, надеюсь. Но он — повесился. Ты же умеешь такие штуки? Умеешь, это твоя профессия! Что ты с ним сделал?

Я молчу. Нашел дурака признаваться. Пусть попотеет, его работа.

— Нам сегодня показали снимки с камер наблюдения, — угрожающе добавляет капитан. — Ты с ним разговаривал на парковке! Я тебя узнал!

— Такой среднего роста, среднего возраста, в непримечательной одежде? — уточняю я. — Снято издалека и неразборчиво? Не, не я.

Рита фыркает. Капитан хочет выразиться, но сдерживается. Все верно, нынче экспрессивная лексика не в почете, слишком откровенная. Мат — это уже не "всё пучком", это признание собственных проблем.

— Ну и что с тобой делать? — спрашивает капитан и устало опускается на стул.

— Ничего? — предлагаю я.

— Тебя ищут! — зло говорит капитан. — Как возможного пособника. Или подельника. Или убийцу-мстителя. Ищут и найдут! И тут ты, весь из себя врач-гипнотерапевт, талантливый и без диплома, то есть угнетенный мировой несправедливостью. И с преступником в каких-то отношениях! Готовый кандидат в исполнители!

— Я у него спрашивал, где ближайший туалет, — хмыкаю я. — Москва бедна отхожими местами! И мы пошли в кустики. А там разошлись, и больше я его не видел. И моих отпечатков на нем нет, я к нему не прикасался.

— Еще бы! Конечно, нет! Зачем тебе? Просто приказал, он пошел и...

— Я не могу превозмочь инстинкт самосохранения, — замечаю я. — Никто не может. Иначе я бы правил миром.

Капитан смотрит зло и безнадежно. Он мне не верит. Профессиональный нюх, чтоб его. Надо бы заняться этим феноменом, хотя бы в целях самозащиты.

— Ты хоть понимаешь, какой ты страшный человек? — спрашивает капитан. — Грохнул мужика без суда и следствия, потом спокойненько пошел на работу. И сейчас сидишь передо мной, шутишь тут!

— Врачи вообще-то все такие... привычные, — замечаю я. — Потому что смерть... видят часто. И не только хирурги. Сидишь на работе, к примеру, беседуешь с пациентом и видишь, что он сейчас встанет, пойдет домой и застрелит собственную супругу, а потом себя. И так частенько. Сегодня у меня, к примеру, был пациент с неоперабельной опухолью мозга. Неоперабельной — потому что денег на операцию нет. Чем я ему помогу? Остается как-то с этим жить.

— Глаз-рентген, да?

— Последний пациент, — поясняю я не ему, а Рите. — Не рентген, но тень близкой смерти я вижу, опыт. Может, не опухоль мозга, но что-то такое же по результату.

— Там вроде "Саянская белочка" оставалась, — говорит капитан устало.

— Нет.

— Это моя "белочка"!

— Только попробуй! — серьезно предупреждаю я. — Так загипнотизирую, что от газировки блевать будешь! До конца жизни!

Капитан невольно дергается. Верит, еще как верит. Так он пить бросит без всякого воздействия, на одном самовнушении. Может, оно и к лучшему? Так-то мне плевать, но алкаш с табельным оружием — очень нехорошее сочетание.

— Кофе будешь? — предлагаю миролюбиво.

— Чтоб к завтрашнему дню духу твоего здесь не было! — решает капитан. — Забуду тебя, как страшный сон! Благодарить не обязательно!

Бах! Это капитан так уходит. И зачем биться в дверь? У меня в договоре, между прочим, прописана ответственность за имущество!

— Я спас ему жизнь, — объясняю я удивленной Рите. — Ему и его супруге.

— Тогда он очень порядочный человек, — решает она, подумав.

— Он очень умный человек, — бормочу я. — Понимает, что на его участке я совсем не к месту. А порядочных нет.

Рита долго смотрит, но не возражает. Вот и молодец, хорошо дружить с "зомби".

— Побежишь? — аккуратно интересуется она.

Понятно, не хочет терять удобное место для посидеть. А что? Тепло, никто не мешает, интересные дела происходят. Вот, "Белочку" вчера пили.

— Незачем, — беззаботно отвечаю я. — Если станут искать, легко найдут. Я же объявления в инфо даю для клиентов. Не давать объявления — без работы нет денег. Только искать не будут. Кто меня видел? Прихожу вечером, ухожу к утру. Работаю через ширму.

— Капитан обязан доложить...

— Не. Он умный, но думает медленно, сам говорил. Он сейчас еще подумает — и поймет, что я ему необходим. И не узнает меня на снимках.

— А ты что будешь делать?

Я смотрю непонимающе. Что еще может делать иммигрант в Москве? Конечно, работать! Иначе смысла нет приезжать.

— Все кончилось, жизнь продолжается, — вздыхаю я. — Буду работать, как работал. Мне еще всю жизнь работать. Может, на квартирку скоплю...

— Так нужна?

— Мечта и цель всей жизни, — признаюсь я честно. — А прямо сейчас я буду пить кофе.

Рита смотрит из кресла, как я бережно отмеряю ценный порошок, смотрит не отрываясь и не меняясь в лице. В конце концов я не выдерживаю и насыпаю полной ложкой. И ей тоже. У, разорение! Выбрал за вечер тройной лимит! Ей, наверно, еще и сахар нужен?! Сердито смотрю, как она загадочно улыбается.

— Док, у тебя женщина есть? — непонятно с чего интересуется Рита.

Отрицательно качаю головой.

— Почему?

— Ты бы смогла?

Рита задумывается и невольно вздрагивает. О, даже "зомби" проняло. Могуч я, могуч...

— Ты страшный человек, — снова говорит она.

— Вот потому и нету.

Она встает из кресла и тянется за сахаром. Брючки съезжают еще ниже, топик поднимается выше. В полутьме кабинета светится обнаженная спина. Узкие бедра, худые ребра, ничего женственного в фигуре. Она меня совсем не привлекает, но я вдруг думаю, что, если подойти к ней сейчас сзади и обнять, она даже не удивится. И не отстранится. Она все еще "зомби", хотя улучшения очевидны.

Не подхожу. Я не настолько очумел, чтоб обнимать равнодушное тело.

6

Работа, милая работа! Снова — пять клиентов! Это я уловистое место нашел, молодец! "Солнечный брег"... что за жилмассив странный, с таким количеством мутантов с проблемами? Явно какая-то аномалия. А какая? Может, бывшая промзона, остатки производств, химия какая-нибудь действует... Идея заманчивая, но как проверить на химию? В Москве везде — химия...

Несусь со свистом в поезде метро, слушаю редкие, можно сказать, уникальные записи песен из времен до Катастрофы. Сомневаюсь, что они сохранились где-то еще. Мне они достались когда-то от отца. Таких сейчас не пишут. "Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра!" — нежными голосами выпевает детский хор. Ну кто сейчас такое скажет? "Баксы", что ли? Или "рогатые"? Даже не смешно. Натуралов, конечно, пока еще много, но в руководстве, начиная с низших ступеней, исключительно мутанты. Они более приспособлены к окружающему враждебному миру, ничего удивительного. А кто в руководстве, тот и заказывает музыку. Мог бы такое написать Серега-гиперС, но что ему добро? Конченый эгоист, он даже не знает, с чем его едят. Серега увлечен девочками в юбках-флай, о них и поет.

Почему-то выходы из метро на окраинах постоянно ремонтируются, оттого выглядят трущобно. Прохожу гофрированной кишкой и сразу вижу Риту. Стоит, тонкая, высокая, съежившись на промозглом ветру. Почему-то ждет меня здесь. К ней неторопливо пристают "собаки", прикидывают, можно ли ограбить, сдалась ли жертва, а пока что просто тешат самолюбие. Иду прямо на них, "собаки" трусливо переглядываются и отступают. Так-то "собак" в трусости не обвинишь, но меня они сторонятся инстинктивно. Чуют, гады, кто может в одно мгновение превратиться в живодера.

Рита еле шевелит губами, так замерзла.

— Почему они испугались? Их четверо, ты один. Ты ничего не говорил. Почему?

Оглядываюсь на уходящих "собак". Ну да, обычная стая: один здоровый волкодав, два гончака-тайгана и мелкая шавка из приблудных.

— Третья сигнальная система, — объясняю я, пока идем к трубе надземного перехода. — Чем шире расставляю локти, тем выгляжу злее. Если расставить вот так, любая "собака" подожмет хвост.

Рита смотрит недоверчиво, но молчит. Хорошо балагурить с купированными "зомби", прекрасные из них слушатели.

— Мысленно расставляю, — все же добавляю я.

— И меня можешь испугать?

Не верит. Желает поставить эксперимент. Умная девочка. Впрочем, тесты на это сразу указали.

— Тебя не могу, ты не "собака".

— Кто?

— "Собака". Стайное поведение в целях приспособления к окружающему враждебному миру.

Молча проходим через стылый захламленный лесок, пробираемся через парковку, доходим до офиса. Хозяйки — две слабо выраженные "баксы", кстати — уже ушли, так что беспрепятственно открываю дверь своим ключом. О, тепло! Ставлю ширму, пару стульев, загружаю инфо — вот и все приспособления. Ну, где вы, милые клиенты, носители денюжек на мою карту?

Рита по привычке забирается с ногами в кресло, складывается так, что брючки съезжают окончательно и становятся видны розовые трусики. Ей все равно, мне тоже, у меня работа.

— "Собаки", "гоблины", "рогатые", "зомби", — задумчиво бормочет Рита за спиной. — А одним словом как?

Ох, умничка! Холодная, безучастная, но какое острое мышление!

— Мутанты, — подумав, все же отвечаю я.

Оборачиваюсь. Рита шокирована. Не каждый день услышишь, что ты — уродище.

— Это моя личная концепция, наукой не признана, — сразу предупреждаю я. — Но в качестве рабочей гипотезы вполне подходит, потому что объясняет все наблюдаемые факты.

— Радиация?

— Нет. Еще до Катастрофы было установлено, что радиоактивные мутанты в абсолютном большинстве нежизнеспособны. И, кстати, появляются сравнительно редко.

— Катастрофа?

Она никакого представления не имеет о Катастрофе. Как и большинство людей, считает окружающую действительность данной изначально раз и навсегда. Что ж, ее ожидает множество открытий.

— Если не радиация, то что?

— Люди, — вздыхаю я. — Человечество — очень агрессивная, ядовитая среда, и кто-то приспособился к ней на генетическом уровне. А кто-то — нет.

Рита собирается еще что-то спросить, но тилинькает звонок, и я молча показываю ей на банку кофе, мол, трать мои продукты и не мешай. А у меня начинается работа.

Первый клиент. Очень эффектная женщина привела малолетнюю "баксу". Юное лицо без следов косметики, пышные волосы, скрытая смешинка в глазах, молодое стройное тело в эффектной упаковке модной одежды — это про женщину, конечно. А про "баксу" что говорить? "Бакса" — она и в детстве "бакса". Сидит, молчит. В глазах холодный расчет и крупные купюры отсвечивают. И не очень она похожа на маму.

Поговорили. Оказалось — не мама, тетка. А маме прийти стыдно. Ворует девочка просто дико. У собственной, что характерно, родительницы. Врет постоянно и, что называется, на ровном месте, то есть без очевидной выгоды для себя. И все это со спокойным выражением на лице уверенного в своей правоте человека.

Я вздыхаю, женщина слышит сквозь ширму.

— Что, так плохо? — тут же интересуется она.

У меня вдруг сердце начинает стучать в каком-то сладком предвкушении. Ф-фак, она что, скрытая "чарми"? Да ну, не может быть, все ужимки "чарми" отлетают от меня, как теннисный мячик от гранитной стены.

— Вообще-то нет, — признаюсь я. — Просто эгоистка и очень расчетливая. Если бы ей в детстве вбили основные правила сосуществования...

— ...разных видов, — иронично замечает женщина.

У меня снова сбоит сердце. Да что это такое?

— ... то она хотя бы понимала, что гадить там, где живешь — неразумно, — все же продолжаю я, — и применяла бы свои умения вне семьи.

— Умения? — тут же выделяет ключевое слово женщина.

А она умна. Причем способна думать очень быстро.

— Ее немотивированное вранье никакая не болезнь, а обычная тренировка, — объясняю я. — Девочка учится жить в окружающем ее мире с выгодой для себя, тренирует соответствующие навыки. Весьма трудолюбивая, целеустремленная и разумная особа. Только мама поздно спохватилась. Если б года в три-четыре, тогда можно было б что-то закрепить. Особой любви в семье не было бы все равно, но была бы взаимопомощь на базе точного расчета — хоть что-то.

— Любопытная концепция, — отмечает женщина и тут же деловито спрашивает, ввергая меня в умиление:

— Помочь никак?

Такая милашка, деловитость ей идет, просто прелесть!

— Мама мечтала для нее о научной карьере, — поясняет женщина. — У девочки необыкновенные математические способности. А тут — воровство!

— Не получится, — мотаю головой я, удивляясь про себя собственной словоохотливости. — Слишком расчетлива. Она скоро найдет другие, более надежные пути к успеху.

— Жаль, — легко говорит женщина и поднимается. — Но все же озвучьте основные правила... сосуществования разных видов. Лично для меня. Чтоб знать заранее, что вбивать в голову слишком практичным крошкам.

— Это старые правила. Не укради, не убий...

Она всплескивает руками и смеется звонко, как девчонка, до слез в глазах.

— Знаю! — восклицает она в восторге и вытирает глаза ладошкой. — Эти — знаю! Да кто же в них поверит даже в три года?! У нас все общество держится на воровстве!

Мне вдруг хочется ее обнять и поцеловать мокрые от смеха глаза, сдерживаюсь страшным напряжением воли.

— Тем не менее маленькие коллективы до сих пор существуют по этим правилам.

— Да, это заставляет задуматься, — легко соглашается она, машет на прощание ладошкой, подхватывает за руку молчащую "баксу" и уходит.

Я не успеваю предупредить, что все их мучения скоро кончатся. Как только "бакса" убедится, что жизнь в семье больше не приносит ожидаемых дивидендов, она тут же свалит под благовидным предлогом в лучшую жизнь.

— А эта кто?

Вопрос Риты выводит меня из прострации. Оборачиваюсь и поражаюсь виду гёрлы. Если б у нее на загривке была шерсть, она сейчас вся стояла бы дыбом. И искрами бы потрескивала. Н-да, чем-то не понравилась ей посетительница. А по мне, все бы такими были! Она щедро заплатила, чего еще? Но антипатия — странное явление, малопонятное, возникает иногда на пустом месте. Ничего, бывает. Однако ее вопрос заставляет меня задуматься.

— Женщина, просто красивая юная женщина, — задумчиво бормочу я, проверяя свои ощущения. — Не "чарми", не "эльфийка", вот только...

И я невольно дергаюсь к двери. До меня наконец доходит, чем она меня подкупила. Она же меня совершенно не боялась!

— Вот только — что?

Голос Риты почему-то требователен и недоволен, но я не обращаю на это внимания. Я вдруг осознаю, что именно только что потерял.

— Вот только она единственная, кто могла бы стать моей женщиной, — говорю я с горечью больше сам себе.

Иду не спеша к двери, проверяю, прикрыта ли, возвращаюсь за ширму и сажусь, обхватив голову руками.

— Больно? — беспокоится Рита.

Отрицательно мотаю головой и откидываюсь на спинку кресла. Мне не больно, мне плохо.

— Я же врач-гипнолог, — бормочу я. — Очень сильный. До Катастрофы таких называли магнетизерами и считали, что их не существует... Но я есть, и сейчас мне так плохо... Я чудовище, Рита! Если мне понравится женщина, я же ее задавлю желанием, сразу! И станет она послушной куклой! Но разве это любовь?! Ненавижу ломать свободную личность... Женщины чувствуют опасность и сторонятся меня, инстинктивно, понимаешь? Даже ты меня боишься! Бесчувственная "зомби", и все равно боишься! Она первая, которая не испугалась! Она могла бы меня полюбить сама...

Я опускаю голову. Сказки. Кто я, и кто она? Она — необыкновенно красивая, явно преуспевающая москвичка, а я — жалкий иммигрант из общежития с окраины Москвы, питающийся чойсами и часто ночующий на креслах в съемных офисах.

Рита движется за спиной аккуратно и бесшумно. Передо мной появляется чашечка горячего кофе и шоколадная конфета.

— Спасибо, — бормочу я.

Отхлебываю кофе — крепкий и горячий, то, что надо. Откусываю конфету — вкусная. Вроде таких у меня не было. И вообще у меня конфет не было, не покупаю, дорого. Ладно, жизнь продолжается. Мы, иммигранты, народ без иллюзий. Где там следующий клиент? Пора зарабатывать денюжки на квартирку. Пусть крохотную, у черта на рогах, но свою.

— Ты настоящий боец, Док, — уважительно говорит Рита. — А она — конкретная дрянь, я чувствую. Не думай о ней.

Она ошибается. Я — иммигрант. Цепкий и живучий, как сорняк. Меня из Москвы ничем не вытравить. А прекрасная незнакомка — она и есть Прекрасная Незнакомка. Москвичка. Мелькнула на горизонте моей жизни и исчезла навсегда. Рита просто ее невзлюбила за красоту. Ничего, и не такое переживали, работаем.

Остальные клиенты оказались сплошь "виртуалы". На последнем даже Рита фыркнула, заметив удивительную очередность. Одаренная девочка, с четвертого раза научилась определять "виртуалов" — и это без подсказок, без наставничества! Все они просили помочь — нет, не справиться с пагубной зависимостью, еще чего! Они хотели играть! Но так, чтоб не забывать вовремя покушать, в туалет сходить, наконец, то-сё. "Ну, эт можно!" — тянул я благодушно и помогал. А что не помочь в этакой-то малости, когда и сами клиенты не против? Тут и внушать почти не требуется, они, можно сказать, сами кодируются.

— Капитан! — почему-то с досадой говорит Рита.

Смотрю в камеру — действительно он. Стоит, голубчик. Чего-то мнется.

— За "Белочкой" пришел, жлобяра! — ворчу я и открываю.

Капитан садится на стул для клиентов и складывает руки на коленях.

— Выпьешь? — предлагаю ласково.

Капитан задумывается — и его заметно передергивает.

— Все же закодировал! — шипит он со злостью. — Сволочь, сволочь ты, Док! Я теперь даже на лимонад не могу смотреть, тошнит!

Я ржу в голос. Рита смеется удивительно мелодично и тихо.

— Это ты сам, все сам! — уверяю его, задавливая прорывающийся смех. — Сам и раскодируйся теперь, если сможешь! Значит, пить не хочешь? А чего пришел?

— Коллегу убили, — просто говорит Даниил, и смех у меня резко пропадает.

В отличие от Даниила я умею думать быстро. А когда припрет — так даже очень быстро. Смерть человека противна моим убеждениям, это так. Пусть даже человек этот — правоохранитель. В отличие от многих нарушителей закона я отношусь к офицерам службы охраны общественного порядка благожелательно. Ну, такая у них работа, в чем-то уродская, неестественная, но где сейчас найдешь лучше? Надо просто не ожидать от правоохранителей больше, чем от простых обывателей. Они, в общем, такие же люди, не лучше, но и не хуже прочих. Ну, процент "гоблинов" там повыше, такая специфика работы. И "гоблины", кстати, не худшие из людей. Только мое отношение к правоохранителям никак не объясняет, почему Даниил явился со своей бедой ко мне. Он меня практически не знает, хоть и пили вместе. Я, когда пью, то пью, а не болтаю. Такая вот профессиональная особенность. Так что я для капитана — чужой человек. Но он пришел. Следовательно? Снова меня подозревает, что ли?!

— Я тебя не подозреваю, не гляди зверем, — бормочет капитан и ерзает.

Не подозревает он. Ага. Так я и поверил.

— Я уже говорил, что медленно думаю, — с каким-то непонятным упрямством произносит капитан. — Но я думаю! И только сегодня утром понял, что убийства девочек расследовали не так, как обычно.

— Знаешь что? — принимаю я мгновенно решение. — Ты сейчас не при исполнении? Тогда иди отсюда! Чтоб я тебя не видел!

Капитан неуступчиво склоняет лобастую голову. Не выгнать, понимаю я с тоской. Рита смотрит на наше представление, озадаченно прищурившись.

— А куда еще мне идти? — тихо спрашивает капитан.

— Домой! — отрезаю я. — Спать, а утром — на работу!

— Чтоб и меня убили?

— Ой-ой-ой, как страшно! Не лезь, куда не просят, никто и не тронет — потому что не заметят такую букашку!

— Я не лезу!

— А сейчас что делаешь?

Даниил сдувается. Снова ерзает, прячет глаза.

— Да это я просто пожаловаться на жизнь, — бормочет он. — Иногда так обидно становится! С нас требуют борьбу с преступностью, все жилы выматывают! А сами даже необходимых следственных действий не провели. Это при том, что погиб свой же сотрудник! Что, и меня у гаражей подберут, тоже плюнут и забудут через день? Лес у нас какой-то аномальный, что ли...

— В инфо ничего не было про убийство, — замечаю я.

— Не предают огласке. Если б я про смерти девочек не закинул в инфо, тоже ничего не было б...

Оп-па. Ай да капитан. Простой как детский телефон, и думает медленно, а какие телодвижения совершает! С дальним прицелом! Сливать в инфо служебную информацию — это уже политикой попахивает! Факинг-макинг, как говорится, от таких держусь подальше!

— Ты пожаловался, я тебя понял, — говорю я ласково. — Выпьешь? "Белочка" есть.

Капитан бледнеет и вроде как даже немножко зеленеет. Эк как он себя уделал. Бац! Это он покидает помещение. Чего хлопать-то, чего? За регулировку двери кто заплатит, опять бедный иммигрант?!

Клиенты иссякли. Никуда не спешу, привожу в порядок записи. Раздел "виртуалов" сегодня пополнился несколькими ценными наблюдениями. То, что они косяком пошли ко мне за помощью, может означать, что "виртуалы" начинают приспосабливаться к жизни. Так они, пожалуй, скоро нащупают приемлемую форму игромании. Будут жить достаточно долго, чтоб повзрослеть, может, даже семьями начнут обзаводиться, детьми... Дети в семье "виртуалов" — это будет нечто особое. Предполагаю, их будет отличать от прочих невероятная самостоятельность ... и, если судить по Рите, полное неприятие образа жизни родителей. Ее от одного вида "чарми" воротит, мамочка постаралась. "Зомби" — антагонист "чарми", это уже понятно. А у "виртуалов" кто в паре? Интересный вопрос...

Работаю, торопиться мне некуда. Общежитие с "рогатыми" на этаже и "гоблинами" в комнате не манит нисколько. Лучше переночевать здесь, кресла достаточно удобные. Рита тоже не спешит уходить. С мамой у нее взаимная ненависть, а папу не упоминали. Кстати, обычное для "чарми" дело. Легко создают семьи, но и легко разрушают в поисках новых побед. Поиск более выгодного партнера — тоже своего рода приспособление к окружающему враждебному миру. А потом — бабах! — юность прошла, "чарми" выцвела, одного супруга успела бросить, а нового очаровать — уже никак-с... На состоятельных супругов между "чарми" конкуренция, и побеждает молодость.

Рита вздыхает и поднимается с кресла. Понятно. Весь мой недельный запас кофе профакала, пора домой. Все же спать на креслах с ее ростом не очень комфортно, да и душевая гёрле постоянно требуется, то-сё.

— Провожу, — сообщаю я.

Она вопросительно смотрит.

— Капитан говорил, лесок у них нехороший.

— А ты как?

— Да кому я нужен? — удивляюсь я.

— А я кому?

— "Собакам", например, — рассудительно говорю я. — Сама видела, стая у метро крутится без налички в карманах. Еще здесь окраина, иммигрантов много. Обманет их какая-нибудь "движуха" на пару месяцев зарплаты, оголодают, пойдут на разбой. И убьют по неопытности.

Чем-то ее не устраивает мое объяснение, но она молча кивает. Хорошая девочка, не спорит, не треплет нервы.

Идем к метро так же молча. Рита по своему обыкновению, а я мучительно соображаю, как бы так необидно объяснить гёрле, что в вечерние посиделки надо бы вкладывать и свою долю. Нет, ну как можно столько жрать кофе?! Она его всухую жует, что ли? Могла бы и сама догадаться, что хороший кофе стоит хороших денег, а плохой я не пью! В смысле, на работе не пью, в общежитии какой только гадостью не приходится заливать такую же гадкую еду.

— Даниил — мутант? — вдруг спрашивает Рита.

Я сначала удивляюсь вопросу, но потом до меня доходит: у Риты научный склад мышления, она анализирует постоянно окружающий мир, и что-то у нее не сошлось. Я говорил ей, что сильно помог капитану, но его группу она определить не смогла. Оттого и вопрос.

— А, нет! — машу рукой я, сообразив. — Жена у него "вампа". Чуть до самоубийства не довела.

Рита проявляет интерес. Информация в общем не первой степени важности, "вампы" ко мне не заглядывают, их и так все в жизни устраивает, но я рассказываю.

— Даниил — хороший человек, — выслушав, неожиданно заключает она.

Мне почему-то это не нравится.

— Карьерист он, каких еще поискать! — бурчу недовольно. — Зачем, думаешь, он убийства девочек на своем участке в инфо слил? Для успешного расследования, что ли? Как бы не так! Расследовать лучше без огласки, любому дураку понятно! Но ему нужен политический вес. Гласное расследование уже дало ему первоначальную известность в СМИ. А он ее еще как-нибудь увеличит. Сейчас вот норовит меня в свои игры затянуть. Убийство полицейского, то-сё, и он тут как неподкупный борец с преступностью. А потом подгадает удобный момент смены местной власти, и глядишь — он уже в департаменте общественной безопасности или еще где на непыльной, но хорошо оплачиваемой работе. Даниил далеко пойдет, если не остановят, запомни мои слова.

— И чем это плохо?

— Тем, что не с преступностью он борется, не с преступностью. А со своими коллегами в продвижении наверх. А они с ним. В результате с преступностью не борется никто. И я ему нужен в качестве кувалды, вышибающей из нужных мозгов нужные сведения. Думает, дурачок, если пройдется со мной по участку да поспрашивает, сразу все и раскроет...

— Ты не хочешь ему помогать?

— Зачем? — удивляюсь я. — Это его работа, не моя. Он за это деньги получает. А моя работа — лечить людей. Ей я и буду заниматься, никаких Даниилов в помощь не позову.

— Только меня?

Даже в темноте чувствую, что Рита улыбается. Надо же, как ожила "зомби". И какая она все-таки умница, сама догадалась.

— У тебя есть все способности, чтоб овладеть моей профессией, — оправдываюсь я. — И я же не просто так позову, я платить буду! Немного, как стажеру, но...

— Док, а ведь ты тоже очень хороший человек.

Я не сразу нахожусь с ответом. В молчании доходим до метро и расстаемся. Ешкин кот, так и не выбрал время, чтоб намекнуть про кофе. Ведь совсем меня разорила, и не стыдно ей ни разу! Все мутанты — конченые эгоисты, даже купированные "зомби".

7.

День начался обычно — войной с людьми. А я еще удивляюсь полчищам мутантов в Москве. Тут скоро сам отращу ядовитые иголки. Ну, заспался немножко, и хозяйки агентства недвижимости, две потертые жизнью "баксы", столкнулись со мной в дверях. Сразу стальные взгляды, ультиматумы, расторжение договора. Мол, под жилье офис не сдавали, только под работу! Подумаешь. Собрать вещи в кейс — дело пяти минут. И я бы собрал, только "баксам" этого и надо. У меня аренда оплачена на две недели, думали меня выдавить, плату не вернуть. Чуть не попался на их уловку. И ведь они даже не планировали, так, мимоходом меня прижали! Мутанты страшны своими инстинктами. Но я вовремя опомнился и устроил необходимый срач. А что делать, с "баксами" в принципе невозможно вести дела мирно, все время давят. Заявил, что работал всю ночь и вообще они сдали мне помещение без влажной уборки! Срач, короче. Отбился. Можно бы включить способности и тупо задавить, но у задавленной "баксы" наступает что-то вроде помешательства, в омраченном состоянии рассудка может побежать за "крышей", а то и за полицией. Или родню подтянет на разборки. "Баксы" — очень приспособленный к московским реалиям тип мутантов, цепкий, их только огнеметом выжигать.

Сегодня у меня экстрим-танцы. Ну, как экстрим... на карнизах высоток не танцуем, хотя говорят, что до Катастрофы такое практиковали. Вполне может быть: если до Катастрофы была безопасная жизнь, адреналинщики вполне могли искать себе ярких впечатлений и на карнизах высоток. А нам, современным танцорам, впечатлений по жизни хватает. И на танцах мы в основном готовимся действовать в экстрим-обстоятельствах. Сегодняшняя тема, к примеру — танцы лежа...

Что хорошо — студия танца снимает помещение с душевыми кабинами. Отмываюсь от пота, меняю запашную рубашку на свежую и отправляюсь в библиотеку. Профессия врача требует постоянного обучения, и я учусь. Оплачиваю аренду информационного терминала. Нахожу раздел лицензированных научных журналов и ныряю в малоисследованный до сих пор мир фармакологии, органической химии, физиологии... Сведения порядком устаревшие, не устаревшие корпорации придерживают для себя, но для меня и устаревшие — бесценная информация. Потому что я нахожу для них уникальное применение в области, где не ступала нога человека — в психопатологиях мутантов Москвы и Московской области. Так бы могла называться моя диссертация... эх!

На сегодня — два клиента. Назначаю им время попозже и сам выдвигаюсь к офису попозже, чтоб лишний раз не встречаться с хозяйками.

Что меня насторожило? Что-то. Можно сказать — профессиональный опыт. Я же все время смотрю на людей, анализирую, изучаю. В результате неплохо в них разбираюсь. Мелкие фактики, объяснимые по отдельности, но в сумме вызвавшие настороженность. Так-то я в основном соображал, почему меня у метро не встретила Рита, я как бы уже привыкать начал. А тут двое навстречу. Двое мужчин. Могут мужчины идти куда-то вечером вдвоем по московским окраинам? Да запросто. Только у одного из них букет цветов в опущенной руке. К женщине? Да почему бы и нет? Вот только они оба — "собаки". Здоровенный, массивный вожак и резкий волкодав рядом. Обученные, судя по пластике. А такие люди-нелюди по окраинам Москвы не ходят. Они ездят. Особенно если к женщине. Не, могут идти — но только от парковки к подъезду. А тут вбок. Сорвалась свиданка-пьянка — шли бы к парковке. Вот и насторожился. Поэтому, когда они быстро шагнули наперерез, сказал еще быстрее:

— Первент.

Все, и попались "собачки"!

— Ну привет, — отозвался вожак.

— Убивать идете? — поинтересовался я.

— Не убивать.

— Пограбить?

— Не пограбить.

Я разговариваю и внутренне лихорадочно соображаю. Кто-то поработал с "собаками", плотно поработал. Запрет на раскрытие информации о заказе. Необязательно гипноз, вполне могут просто сильно уважать или бояться своего начальника. Они не могут говорить правду. Но она мне и не нужна, информацию я возьму из любого ответа. Не говорят, какой приказ, но не убить и не пограбить. И что остается? То-то и оно. Ну и кому потребовалось меня пугать? И зачем?!

А еще я жду. Эти двое целенаправленно вышли мне навстречу. Очень точно по времени, чтобы пересечься со мной именно здесь, в безлюдном месте. Это странно, но в переполненной Москве полно безлюдных мест, вот как это, например. Открытое голое пространство, люди их инстинктивно сторонятся. То есть случайно на меня наткнуться не могли. Значит — есть третий. Вел меня от метро и подал сигнал на перехват. И он за спиной. А иначе никак не складывается. Не так-то просто без поддержки перехватить или выследить человека, разве что бежать следом. Но преследователей я бы еще в лесочке засек, а эти вышли навстречу. Есть третий, есть!

— Бейте, — разрешаю я, не дождавшись третьего. — Но цветы поберегите, хорошие цветы.

— Подержи! — заботливо сует цветы вожак в руки волкодаву.

Я облегченно вздыхаю. В цветах железяка, видно по напряжению руки. Навернул бы букетом — и конец, инвалид на всю оставшуюся жизнь. А так цветочки будут беречь, я же попросил... вай!

Лежу на земле, в ушах вата. Это вожак треснул с левой. Лежу, отдыхаю. Вожак старательно пинает в подставленные руки. Больно, но терпимо. Не выполнять приказ "собака" не может, вот и пинает. Экстрим-танцы лежа, полевая практика. Если б и волкодав пинал, было б худо, но его попросили беречь цветы, и он бережет.

Бабах! "Собаки" исчезают, топот ног удаляется с приличной быстротой. Хорошо бегают, с-собаки! А надо мной склоняется прекрасное лицо.

— Я думала, они вас убили!

— Я тоже так думал! — признаюсь я и с кряхтеньем встаю.

Ну, одежда цела и даже условно чиста. В смысле, в мазутные пятна не вляпался, остальное отстираю. Всё меньше трат.

Вчерашняя очаровательная клиентка, тетя зловредной девочки-"баксы", убирает в кобуру пистолет. Она в полевой военной форме без знаков различия, но что-то мне шепчет — офицер, и в немалом звании. То, что юна, этому не противоречит: только до Катастрофы генералами становились к старости, а сейчас девочка из пресс-службы силового ведомства запросто может щеголять погонами полковника, а то и выше. Была бы юна, погоны приложатся. Особо хорошо погоны прилепляются к "чарми". Но моя знакомая не "чарми".

— Повезло, я тут рядом живу! — смеется она, и мое сердце замирает в сладкой истоме.

И я срываюсь. На мгновение, чуть-чуть — но много и не надо.

— Вы только по вечерам работаете? — небрежно спрашивает она. — Загляну. Расскажете про воспитание нехороших девочек, договорились?

Ослепительно улыбается, садится в машину и уезжает. А машина-то — "Таурус". Не машина, зверь на колесах. А я и не заметил, как подъехала. Вообще, кроме хозяйки, ничего не заметил!

Иду к офису, пальцы мелко подрагивают. Не от страха — от волнения. Первый раз в жизни мне обещают свидание. "Она не боится, она сама, я не давил!" — убеждаю себя по дороге — и побеждаю.

А третий "собак" так и не проявился.

Работаю. Первый клиент — "чарми". Только мальчик. Редкость, но не такая уж невозможная. Родители в панике: ах трансвестит, ах гермафродит, ах метросексуал! Во времена Катастрофы это были бы не ужасы-ужасы, а обычные определения, может, даже одобрительные. Но сейчас — разгул вуайеризма, явные гендерные сдвиги сигнализируют о повышенном внимании пациента к сексу, что чревато уголовными статьями. Проще говоря, гей не столько о работе-учебе думает, сколько о том, что он гей. И это правда.

Подросток действительно симпатяшка, а разукрашен, как девочка на "столбиках". Кстати, он тоже на "столбиках", только не женских, пониже. Конечно, он не гермафродит и не трансвестит, и даже не метросексуал, хотя выглядит соответственно. Он обычный "чарми", весьма слабенький, отсюда его тяга к украшательству. Чувствует, что собственных силенок не хватает, вот и восполняет сережками-колечками-одежками. Курточка на нем — дутыш-прозрачка, сквозь нее четко видно прозрачную же запашную рубашечку с кокетливыми рисуночками на плечах, а сквозь рубашку — подкачанное аккуратное тело. М-да. Женщины, наверно, млеют. Но глядят издалека. Век вуайеризма, жестокий и прекрасный.

Беседую с родителями. Аккуратно узнаю: нет, у мальчика нет проблем в общении со сверстниками, нет сложностей в учебе, покладистый милый сын. Более того — он всеми любим. Ну, это как раз неудивительно.

— Тогда в чем проблема? — осторожно интересуюсь у родителей.

Родители пожимают плечами, неуверенно переглядываются. А, вообще проблем нет? А чего пришли?

Снова выслушиваю ахи насчет "гермафродит-трансвестит-лесбиян". Успокаиваю, насколько это возможно без давления на свободную волю, родителей. Выдаю таблетки — пустышки, естественно, крахмал и сахар. Обещаю, что через полгода-год парень одумается и станет походить на собственно парня. Даю письменную гарантию с личным штампом лечащего врача. Я ничего не делаю и ничем не рискую: сила "чарми" прибавляется в течение всей юности, скоро сладкий мальчик перестанет нуждаться в подпорках. Ушли успокоенными. Ф-фух, все бы клиенты так.

Вторая клиентка неожиданно оказалась женщиной в годах, среднего роста, но... увесистой, скажем так. Тяжелый взгляд, неподвижное лицо. Тяжелый лоб с выщипанными и нарисованными бровями по давно ушедшей моде. Застарелый "бык". Но женщина, что, кстати, встречается сплошь и рядом. То, что она женщина, по поведению не определить, только по физиологическим признакам. Тупо прет по жизни, как бык, не обращая внимания на вопли и удары, потому что толстокожая — вот такой у нее ответ на вызовы агрессивной человеческой среды. Безобидная мутация, просто рядом с ней тяжеловато жить, давит и топчет. Таких очень много в мелких, самых мелких начальниках. Старшая смены в супермаркете, низший администратор над уборщицами — такова их ниша. И что ей надо? "Быкам" лечение не требуется. Это вокруг них страдают, а им хорошо.

— У меня заболел муж, — четко, разделяя слова, сообщает она, настороженно глядя на ширму в упор — кстати, точно там, где мое лицо. — Галлюцинации, бредовые фантазии.

Муж. Да почему бы нет? В юности "быки" вполне привлекательны, кажутся такими целеустремленными, ответственными. Могут быть и веселыми, и шутить способны. Их внутренняя сущность начинает проявляться во внешности гораздо позже, да и видят эти изменения не все. Я вижу. Ну, мужья, даже если не видят, то точно чувствуют. Кто послабее, уходят в запой. Кто посильнее... там разные варианты.

— Это не ко мне, — отвечаю я. — Обратитесь в специализированную больницу.

— У вас написано — психотерапевт, — заявляет женщина недовольно.

Даже сквозь ширму чувствую, что начинает давить. Недовольство, агрессия, злоба, тупая сила — как-то они умеют это излучать в окружающее пространство. Люди послабее в этот момент срываются на резкости, на раздражение, но "быков" оскорблениями не пронять, они в них черпают уверенность и давят еще сильнее. И додавливают. Так и живут. Проблема "быков" в том, что, как бы сказать... не всегда у человека есть в доме телевизор. Старый анекдот, из времен до Катастрофы. Как гипнотизер заставлял человека выкинуть телевизор с балкона — но у того просто не было телевизора. Выскочил, рубаху на груди рвет и орет: "Ну нет у меня телевизора, нету!" Точь-в-точь работа "быка". Вот и эта — давит, а чего давит-то? Шла бы в психбольницу. Но там дорого. А я психов не беру. Взрослых, имеется в виду.

— Запойный? — намекаю я.

Женщина отсвечивает свинцовым взглядом и молчит. Жду. С "быками" часто приходится ждать, медленно они меняют решения.

— Вы же можете прийти на дом! — наконец бросает она.

Я озадачиваюсь. А ведь действительно могу. Как-то я раньше такой вариант работы не рассматривал.

— А чего вы хотите? Какого эффекта? — интересуюсь я. — Если ваш муж действительно серьезно болен психически, то необходим стационар. На дому такое лечат шарлатаны, а я врач.

Женщина снова замирает. Думает. Давит. Ох и тяжело с ней.

— Он не слушается меня, — сообщает она. — Раньше слушался.

Я чуть не спрашиваю, сколько лет это длится. Какой смысл узнавать? Не у всех есть деньги на лечение, только и всего. "Быки" — не бедствующая, но и не процветающая каста мутантов. Вздыхаю. Наверно, придется идти. Деньги есть деньги, а на сегодня это второй и последний клиент. Но как неохота! "Быки", б-р-р....

Спасительно звякает звоночек. Капитан охраны общественного порядка упрямо стоит на крыльце.

— Сложности с содержанием пациента? -интересуюсь я. — В смысле, он буйствует, невменяем?

Женщина отрицательно качает головой.

— Во всем остальном он вполне разумен, — непонятно сообщает она.

В чем "остальном"? Непонятность в речи "быка" вообще-то необычна. "Быки" всегда знают, чего хотят, потому что хотят простого, и выражаются очень четко. До этого момента женщина не выходила за пределы характеристики вида, и вдруг непонятки. Ладно, разберусь. Время есть.

— Оставляйте адрес и время на завтра, как вам удобно, — решаю я.

Женщина снова смотрит не мигая. Ну, сейчас-то чего думать? Иди уже! Наконец она приходит к решению, что ее не обманывают, оставляет адрес и уходит.

Даниил провожает ее внимательным взглядом.

— Ты и с такими работаешь?

Вот гад. Запомнил, что только с подростками работаю, и теперь сопоставляет. Ну да, могу и взрослых. Не люблю, противно, не всегда получается, и чаще всего это не лечение, а гораздо хуже — но могу. А этот как-то догадался. Нет, надо подробней исследовать феномен интуиции! А то зародится новый вид мутантов с таким вот определяющим признаком, а я и не готов.

Даниил заглядывает за ширму и скучнеет. Так. Это он что? Не, понятно, что недавняя "зомби" идеально подходит в качестве жены обычному человеку с раздерганной нервной системой, но — не быстро ли?

— А что с Ритой? Поругались?

— А не твое дело, — отвечаю любезно. — Чего тебе? Взятку не дам, не заработал еще.

— Да успокойся, — вяло отзывается Даниил. — Участковые шарлатанов не жмут, это другой структуры поляна. Еще не приходили? Придут.

Я достаю остатки "Саянской белочки". Сидим, молчим, потихоньку пьем. Я думаю о происхождении напавших на меня "собак", соображаю, может ли государственная структура сразу отправить по мое тело палачей. Не, она, конечно, может, но ведь даже предложения не сделали. Задача структуры — денежки поиметь, а не калек плодить. Тогда кто? И зачем? Так что сижу, думаю, под "белочку" мысль хорошо идет. Даниил тоже думает. О чем? А фак его знает. Мысли простых людей для меня потемки.

Взгляд Даниила фокусируется на рюмке. О, очнулся!

— Издеваешься, — решает он.

Пробую ему втолковать, что не издеваюсь, что всё это он сам. Не верит. Офицеры полиции все патологически недоверчивы. Как он на "вампу" нарвался, непонятно.

— И что, вот так что угодно можешь мне приказать, и я выполню? — любопытствует он. — Можешь, например, приказать, чтоб я кепи снял?

И напрягается, готовясь противостоять.

— Конечно, не могу! — пожимаю плечами я. — Но ты лучше сам сними, все же в помещении.

Снова пьем. Рука Даниила тянется к бутылке — и замирает. Это он увидел на столе собственную форменную кепочку. Как снял, он не заметил.

— Я не терял воли, — медленно говорит он. — Я был готов сопротивляться. Как?

— Ты не стал бы выполнять мой приказ, — объясняю я. — Но выполнил собственное желание. Сидеть за столом в кепочке — против твоих убеждений. Моя работа — чтоб это желание у тебя внутри зудело. Это я и сделал. Да ты сам слышал, я же тебе сказал.

Даниил впечатлен. Сидим, пьем "белочку". Если такими глоточками, она и к утру не кончится. Ну и хорошо, капитану охраны общественного порядка лучше не напиваться, сопротивляемость к алкоголю у него явно низкая, и он это знает. Говорят, таких еще в училище предупреждают наркологи, да кто б прислушивался.

— Тебе цены бы не было в нашей структуре, — замечает Даниил.

— Боритесь с преступностью, и вам цены не будет, — лениво ответствую я. — Я для этого точно не требуюсь.

— Мы боремся! — привычно возражает капитан.

Ага, они борются. Иногда и не со всеми. Но в основном занимаются добычей денежек. Не зря "Таурус" считается машиной престижа и у бандитов, и у правоохранителей. Но я не осуждаю, упаси боже, которого нет! Москва любит деньги, вот они и добывают, ну, такая у них работа и такие они люди. Я и сам такой.

— А маньяку что ты сказал? — внезапно спрашивает Даниил.

Вот гад. Сижу, молчу. Да, я не смог бы заставить его покончить жизнь самоубийством. Но убедить, что только так он уйдет от наказания, мне вполне по силам. "Муты" дуреют от безнаказанности, и когда попадаются, страшно паникуют и теряют остатки здравого смысла. Этим можно воспользоваться. Но Даниилу знать подробности ни к чему. Повторить не сможет, это чисто мое оружие. Догадался об основном, и хватит с него.

— Моего коллегу задушили, — сообщает капитан и ставит рюмку на стол. — И девочек тоже. Это что-то значит. Что, док?

Я сижу, обхватив голову руками. А ведь я считал, что история с маньяком закончена. Что можно сделать соответствующую запись в зашифрованной части моего архива и забыть. А она вернулась в гораздо более страшном обличье, и теперь понятно, что это — только начало. Или конец — мне.

— Я — врач-психотерапевт, — бормочу я с тоской. — Я лечу детей. Что ты ко мне привязался? Преступность — ваша поляна. У вас оружие, у вас полномочия...

— Зачем тогда искал маньяка? — здраво замечает капитан. — Ты же его искал? Если врач — зачем?

А говорил, что медленно думает. Значит, готовился к разговору. Их в училище такому специально учат. Поднимаю на него взгляд. Наверно, у меня больные глаза, потому что Даниил сочувственно моргает. Он выпил, и его развозит на сентиментальность. Но работу свою делает.

— Маньяк — мой контингент, — тихо признаюсь я. — Я их лечить обязан, но не могу. Пока что не могу. А они убивают. А вы их не ловите. А на мне же ответственность...

Плачу. Я тоже выпил, и меня тоже развезло на сентиментальность. И Даниил плачет — но он так, за пьяную компанию.

— Док, почему его задушили? — настойчиво спрашивает Даниил.

Выныриваю из океана жалости к себе.

— Он был крепким мужиком, — объясняет Даниил. — Такого не вдруг задушишь. Я бы не удивился, если б по голове железкой, в гаражах у нас запросто. А его руками.

— Ничего не понимаю, — бормочу я. — Руками. Это "мут", определенно "мут". Они же страшно самоуверенны. Они же сверхлюди. Им оружие не требуется. И когда хочется убить, используют то, что всегда есть с собой — руки. Еще они говорят, что руками — слаще... Но...

Я замолкаю.

— Но почему на него напали? — не унимается Даниил. — На офицера полиции?

— Да фак его знает! — отмахиваюсь я. — Это "мут". Он же себя богом чувствует. Настоящего нет, так сразу самозванцы на его место... Не понравился чем-то, вот и напал. Приказал встать ровно, опустить руки, подошел и задушил... Какая разница, почему? Убил — значит, преступник. Его ловить надо срочно. Раз перешел черту, теперь не остановится.

Даниил низко наклоняется ко мне:

-Док, ты поможешь? Ты же в них разбираешься!

Смотрю на него с печальной улыбкой.

— А ты меня потом отпустишь? — спрашиваю в ответ.

Капитан хочет заверить меня в вечной преданности — и не может. Боится, что увижу ложь. А я ведь увижу. Хорошая вещь "Саянская белочка", здорово раскрепощает.

— Я не умею искать. Это ваша, полиции, работа. Я вообще ничем не могу помочь. Могу его только остановить. Но это и пистолет может. Иди. Мне надо подумать.

Встаю и закрываю за Даниилом дверь. Потом сажусь и придвигаю остатки "белочки". Действительно надо подумать.

Меня и вправду не интересует вопрос, почему "мут" напал на офицера полиции. Хотя Даниил мялся и ерзал. Он допускал, что коллегу могли в гаражах приласкать. Но — железкой. Что у них там? Тоже мне, секрет. Что бывает в гаражах? Разбор угнанных автомобилей. Тех же "Таурусов". А офицер охраны общественного порядка ходит и не видит. И за это получает. Не по голове, а деньги. По голове, если лезет куда не надо. Но офицеры не лезут, излишне любопытные вообще в полицию не идут. Я не осуждаю, упаси боже. Ну не работают — а кто сейчас работает? И все же преступников они ловят — не всех, не всегда, но тем не менее. Меня, если что, запросто поймают, к примеру. "Мут" — убийца, этого мне достаточно, остальное неважно.

"Муты" встречаются редко. Крайне редко. А тут -двое с разрывом в неделю. Так не бывает. Вот просто — не бывает! И "собаки" напали беспричинно. Так тоже не бывает! И все это почему-то происходит вокруг меня! Даниил этот еще рядом крутится... Меня это пугает, пугает до дрожи в коленях. Я чую опасность. Всей кожей чувствую, нутром, затылком, аж волосы дыбом встают! Смыться бы домой, как смывался раньше... Да только как бросить такой лакомый кусочек?! Этот "Солнечный брег" — просто месторождение мутантов, природная кладовая денежек! Здесь я и на квартирку скоплю! Месторождение...

"Саянская белочка" кончается. Я ни до чего не додумываюсь.

8.

Не люблю работать днем. Могу, но не люблю. Я, как преступник, больше по темноте, из-за ширмы. Почему? Наверно, потому что и есть преступник — с формальной точки зрения. Лечу кого ни попадя, из налогов оплачиваю только лицензию. Любой офицер налоговой службы может из меня давить соки. Они и давят, когда ловят. Но поймать меня еще надо уметь, я же вечером, из-за ширмы. Только сегодня иду на дело днем, потому что тетенька-"бык" так назначила. Не работает она, что ли? Или работает посменно? Во времена до Катастрофы работали в основном днем. Утром густой толпой на заводы, вечером по домам. Народ по улицам ходил в основном в выходные. А сейчас — каждый день выходной. Да и где те заводы? Остались там, во временах до Катастрофы. Нынешние производства — это в основном склады, базы, городская инфраструктура. А основные профессии — продавцы и охранники. И еще разнорабочие.

Нахожу по адресу дом. Новая тридцатидвухэтажка, белое с бежевым. Без балконов. Не люблю балконы, слишком многим из моих клиентов на балконах приходят в воспаленные мозги нетривиальные решения мелких по большому счету проблем. Например, прыгнуть вниз головой. Подумаешь, не хочет дружить с "гоблином" мелкая "бакса". И всё, катастрофа всей жизни, хлебнул на прощание пива, раскинул руки и вниз.

"Бык" с неуправляемым супругом живет на девятом. Комфортная высота, поднимаюсь пешком. Деньги надо экономить, лифт бесплатен только для жильцов. Да и как бесплатен, вноси ежемесячно сумму и катайся по ключу-жетону от квартиры. А с моей карты за проезд снимут маленькую, но противную сумму. Нафиг-нафиг, я лучше пешком.

Звоню, и звоню, и звоню. Работает ли звонок, не слышно. Это раньше в многоэтажках можно было слушать соседей, а сейчас новые технологии, убивать будут, и никто не услышит. Заснули там, что ли? Вообще-то "быки" очень обязательны, чем и ценятся на низовых руководящих должностях...

Наконец дверь открывается. Что это с ней? Смотрю внимательно. Ф-фак, как же тяжело с "быками", лица малоподвижные, эмоциональные проявления стандартные... испугана, что ли?! Да ну нафиг. "Быка" испугать — это надо "термитом" быть. Десятком "термитов", они меньшим числом редко работают...

— Мы отказываемся от ваших услуг, — четко и внятно выдает женщина.

Оп-па. Кризис миновал? Быстренько прикидываю, кто у нее там может в квартире прятаться от моего профессионального взора. Результат меня не радует. Пытаюсь втолковать упрямой женщине, что оттягивать врачебное вмешательство опасно, опасно именно для нее. Если у нее там "друг" в ипохондрии, то он такого может выдать, особенно по пьяни!

— Мы отказываемся! — словно заколачивает гвоздь женщина и грузно удаляется.

Вести речь об оплате вызова бессмысленно, она уже ушла. Я бы мог ее остановить, но ломать чужую волю ради мелкой денежки противно. А без подавления воли "бык" с деньгами не расстанется. Она уже вбила себе между рогов, что ничего мне не должна, коли я не лечил, теперь и кувалдой не выбьешь. Вот и поработал на дому. Факинг-макинг! Неудачно пошел день. Плююсь, дымлю и булькаю. Выпускаю эмоции, чтоб внутри не копились, не мешали работе. Замолкаю, потому что навстречу по лестнице кто-то идет. Тоже не местный, тоже небогатый, зуб даю, как говорили до Катастрофы.

Хорошо, что так говорили только до Катастрофы, иначе с зубом бы я расстался. Она смотрит на меня снизу вверх, изумленно вскинув брови, и неуверенно улыбается. Прекрасная незнакомка, единственная женщина, которая меня не опасается. Которая могла бы стать моей женой. Если б не была москвичкой. Если б не была так богата. Если б не была так ошеломительно юна и красива. Но все эти и другие многочисленные "если" вылетают из моей головы, потому что она мне улыбается! Боже, как она улыбается! Я плавлюсь и стекаю лужицей к ее ногам. Мысленно, разумеется. И одновременно в панике соображаю, что такую женщину на лестнице не держат, такую женщину надо вести как минимум в "Максим" или аналогичный элитный ресторан. А хватит ли моей карточки, а? И пустят ли меня в "Максим"? Чтоб пройти туда, требуются не только деньги. Ее-то пропустят без вопросов, а я останусь топтаться у входа, и даже не на крыльце, а в стороне на тротуаре, потому что с крыльца сгонят охранники-"быки"...

— Как хорошо, что я вас встретила! — радуется она, и в моем сердце расцветают розы.

— Потому что у вас сейчас выдалась свободная минутка, и мы можем обсудить особенности воспитания детей? — предполагаю я с глупой улыбкой.

Что улыбка глупая, я знаю, даже не глядя в зеркало. При глупой улыбке лицевые мускулы напрягаются очень характерным образом, ошибиться невозможно.

По лицу женщины пролетает мгновенная тень. Еле заметная, но я сразу понимаю, что на ближайшее время у нее другие планы, и готовлюсь к вежливому отказу. Тем неожиданней для меня оказались ее действия. Она поднялась ко мне, развернулась, взяла под руку и заглянула мне в глаза с какой-то шальной улыбкой. Я улыбаюсь ответно, и мы идем вниз, непрерывно разговаривая непонятно о чем. Почему непонятно? Потому что нить разговора я потерял сразу и окончательно. Плыл в аромате ее духов, больше ничего не осознавал.

На улице с порывом ледяного ветра в лицо ко мне вернулись крупицы здравого смысла. Куда мы идем? И в какую копеечку это мне влетит? Женщина шагала рядом, загадочно улыбалась и как будто чего-то ждала. Моего поступка, очевидно. Господи, которого нет, ну что может предложить бедный иммигрант блистательной москвичке? Пригласить ее в гости, что ли, в мой хостел с пьяными "гоблинами", с шарахающимся по коридору "рогатым", с двумя десятками мужиков в одной комнате?! Все остальное, извините, мне не по карману. На мгновение мне пришла в голову дурная мысль надавить. Чуть-чуть, на пределе воздействия. Сказать пару слов, правильно интонировать... и она сама придет ко мне в офис. После работы, на ночь. Или пригласит к себе домой на чашечку кофе. Утреннего. Что меня удержало? Наверно, профессионализм. Если воздействовать на минимальном пределе, она же когда-то придет в себя. Опомнится, задаст себе вопрос: а кто этот мужчина рядом? И не найдет на него ответа. Ненавижу ломать свободную волю.

Женщина остановилась, развернулась, с улыбкой запрокинула голову. Она стояла совсем рядом, желание поцеловать накатило со страшной силой. Надавить, чуть-чуть надавить, чтоб не отшатнулась, не сверкнула гневно глазами... И тут словно хлестнуло по нервам ледяным ветром, и наваждение отступило. Я поморгал глазами. Рядом стояла Рита, хмурая, жутко недовольная, и сверлила неприязненным взглядом мою спутницу. Какой черт принес ее сюда днем?!

Установилось неловкое молчание. Уходить Рита явно не собиралась. Стояла чуть ли не между нами, засунув кулачки в карманы своей коротенькой курточки, как будто ждала, что я скажу своей спутнице "пока" и помашу ручкой.

— Пока, — сказал я.

И ладонь приподнял в дурацком жесте прощания. Что-то мелькнуло в глазах прекрасной незнакомки, у меня возникло четкое ощущение, что прямо сейчас получу по роже. Интригующая ситуация, от прелестных москвичек я еще по роже не получал.

— Еще встретимся! — пообещала прекрасная незнакомка, развернулась и ушла обратно, в тот же подъезд, из которого мы только что вышли.

Я стоял и хлопал глазами, как дурак. Почему я не спросил, где она живет? Почему не просил, как ее зовут? Почему встречу не назначил, почему? Почему вообще попрощался?! Нет ответа.

— Док, ты как? — сочувственно спросила Рита.

Я потер лоб. Хороший вопрос. В смысле, как же я должен выглядеть, чтоб купированная "зомби" забеспокоилась из-за моего самочувствия?

— Неудачный день, — признался я. — Клиент отказался от моих услуг, зря приезжал. Пойдем, что ли, куда-нибудь? Кофе хлебнуть, пирожным заесть...

Рита чуть заметно улыбается. Я бросаю на нее сердитый взгляд, но, похоже, промахиваюсь, потому что улыбка девушки становится шире.

— Да, я экономлю средства! — бурчу я и подхватываю Риту за руку. — Да, я бедный несчастный иммигрант! Но один-то раз можно шикануть?!

— И мне что-нибудь возьмешь? — откровенно веселится Рита.

— И тебе! — со вздохом соглашаюсь я. — Кофе и слойку.

— "Московскую фантазию"! — тут же решает Рита.

Я морщусь — она специально выбрала самый дорогой вариант. Но что поделать, я обещал, а свои обещания я стараюсь выполнять. Так что мы идем в "Дом кофе" и сидим там пару часов. Со вкусом накачиваемся кофе, я рассказываю Рите особенности ее будущей работы. Девочке как-то предстоит зарабатывать на жизнь, так почему не гипнотерапевтом? Способности у нее исключительные, уже проверено и доказано. А материал для полевой практики бегает рядом в изобилии. За пару часов в кафе успели заглянуть три молоденькие "баксы" в сопровождении пары "друзей", группа "собак" и начинающий "муравей" в компании с "движухой". Последнее сочетание, кстати, не очень хорошее. "Муравьи" "движухам" проигрывают по жизни на коротких дистанциях и выигрывают на длинных. В смысле, сейчас "движуха" его обманет и разведет вчистую, но со временем "муравей" разберется в уловках напарника и зачистит поляну. И хорошо, если просто поделят бизнес. Может и реально зачистить. Муравьи незлобивы, они практичны.

Я показал ей мелкие, но важные приметы каждого вида. Особо обратил ее внимание на "друзей" и посоветовал никогда не иметь с ними дела. Может, "друзья" не так уж опасны как вид, но люди, наживающиеся на обмане близких, лично мне глубоко противны. Купировал бы таких с колыбели, только в колыбели мутацию не разглядеть, печать порока ложится на лицо постепенно. Наверно, этот вид мутантов существует издавна, не на пустом же месте возникли воры "на доверии".

Потом мы пошли в офис, и началась работа. Девять клиентов — не шутка! Мутантов из них, правда, всего трое, но и лечение обычных людей отнимает время и высасывает силы. Пришла женщина с головными болями, как понять, что у нее? Провести первичное обследование, диагностировать, перевернуть в голове горы информации, чтоб назначить адекватное лечение. А внешне выглядит так просто: посмотрел, поспрашивал, выписал таблеточки. Только я, пока спрашивал, ввел пациентку в легкий транс и забил ей на время пороги чувствительности. Иначе никакое лечение ей не помогло бы. Нервная дама, принимает близко к сердцу, но молчит и накручивает себя, накручивает. Ее головные боли — безобидное проявление очень серьезных проблем. А букет сердечных болячек не хотите на выходе? Я сделал ее на время, на достаточно долгое время, бесчувственной чуркой. Плохо, да. Но иначе ей таблетки не помогли бы, и осталась бы ее маленькая дочка сиротой. А так она придет через год-другой в норму и с подлеченным сердцем протянет хотя бы пару десятков лет. После нее проблемы "эльфийки"-алкоголички показались детской задачкой.

Капитан службы охраны общественного порядка приперся на ночь глядя. Я только выругался беззвучно. Даниил Рождественский — это всегда проблемы на мою бедную иммигрантскую голову. Он выглядел злым и недовольным, так что компанию "термитов", невесть с чего явившихся требовать с меня плату за "территорию", сдуло с крыльца при одном его появлении.

Даниил увидел Риту и ожил. Заворковал, зачирикал. Я посмотрел с недоумением — чего это он? Ну да, сегодня Рита в пушистом свитерке, выглядит не такой тощей, даже симпатичной как будто стала. Но только как будто, ходит она по-прежнему, как цапля. Вышагивает. А Даниил ей комплименты чирикает, соловьем разливается. Мою ухмылку он заметил, полицай глазастый, и тут же вызверился:

— А ты на кого успел нарваться, уголовничек?! Почему у тебя под дверями бойцы нашего... неважно кого, а?

— "Термиты", — объясняю я не ему, а Рите. — Строгая субординация, бездушие и жестокость, один крупный лидер, отсутствие мелких вожаков. Как правило, черноволосы. Одна из коллективных форм противодействия вызовам окружающего мира. Часто налагаются на религиозные структуры. Еще чаще — на национальные диаспоры. Это потому, что происхождением "термиты" с окраин империи.

— Вранье, наш генерал не имеет никакого отношения... — начинает выдавать крайне интересную информацию Даниил, но вовремя спохватывается.

Меня и самого обеспокоило появление "термитов". Кто я, и кто они? Одиночки вроде меня большой организации неинтересны, а личной неприязни я вроде бы не заработал. Пока что. Генерал еще этот. "Наш генерал", как проговорился Даниил. Это в каком он смысле? Его знакомый, сосед по дому или же начальник? И ведь не скажет, даже если спросить. Скрытен и подозрителен на генетическом уровне, хоть в описание нового вида мутантов вставляй.

— Кофе налей! — буркнул Даниил не терпящим возражения голосом.

Наливаю, морщась и вздыхая. Сказать ему, что ли, чтоб в следующий раз со своим приходил? Так ведь он придет.

Даниил устраивает с Ритой вечерние посиделки. Жену он прогнал, ему торопиться вечером некуда. Рите тоже. Мне тем более. Вот и встретились три одиночества. Я привожу в порядок рабочие записи, капитан и Рита уничтожают мой кофе... нет, не мой. Капитан принес с собой пару баночек. Вот это он молодец. Да и вообще Даниил неплохой человек, чего я на него скалюсь?

Скрипит кресло, и моего плеча касается девичья щека. Рита подтащила кресло и заглядывает мне через плечо, любопытствует. С ее ростом она и через мою голову может смотреть, но Рита для купированной "зомби" на удивление тактична, не любит демонстрировать превосходство даже в росте.

Я некоторое время мнусь в нерешительности, но потом прямо при девушке ввожу код и раскрываю зашифрованный раздел рабочих записей. "Муты", чтоб их. Самые страшные порождения мутационного взрыва. Рита задерживает дыхание, читает. Да и пускай. Она — будущий врач-гипнолог, теперь это и ее ноша. Правда, сейчас она кое-что узнает про меня, и я пока не представляю, как эти знания скажутся на наших отношениях. Непонятным образом мы с ней сроднились, и не хотелось бы потерять единственную подружку...

— Он тебе еще и ручкой махал на прощание?! — вырывается изумленное у Риты. — Док, ну ты и...

— Чудовище? — печально улыбаюсь я.

— Гений, — серьезно говорит она, и у меня внутри разливается приятное тепло.

Я знаю, что я гений, но впервые слышу это от другого человека. Оказывается, это необычайно приятно.

— Ты представляешь, Док так запугал маньяка, что тот решил повеситься, лишь бы с ним больше не встречаться! — возбужденно сообщает капитану Рита. — Уходил за веревкой — Доку ручкой махал! Мол, а я тебя обману, щас спрячусь, что не найдешь! Во дурак! А Док — гений!

Капитан тут же суется в инфо — и видит окошко с требованием кода доступа.

— Служебная информация, — наставительно сообщаю я. — Врачебная тайна.

— А ей, значит, можно? — обижается капитан.

— А она — будущий врач и моя ученица, — серьезно говорю я. — Потенциально — сильнее меня. Ей здесь можно все.

Даниил недоверчиво хмыкает, но видит смятение девушки, и насмешки застревают в его горле.

— Надеюсь, когда-нибудь и я заслужу ваше доверие, — неожиданно говорит он.

Рита обнимает меня и кладет голову мне на плечо. Щекой чувствую, что она улыбается. Капитан смотрит на нас с непонятной грустью, поднимается, достает из кейса для служебных бумаг коробку шоколадных конфет и ставит рядом с инфо. Я не верю своим глазам — конфеты дорогущие, сам я такие в жизни бы не купил!

— Слушай, у тебя в кейсе бумаги хоть раз лежали? — интересуюсь я. — То "Белочку" оттуда достал, теперь вот конфеты. Чем вы на работе занимаетесь? Даже не знаю, что теперь думать!

Даниил ухмыляется, делает всем кофе, и мы пьем.

— По интересующему тебя делу, — неторопливо сообщаю я, — я обещал подумать, и я подумал. Первое — убил твоего коллегу "мут", это очевидно. И он живет где-то рядом. Это неочевидно, так что просто поверь специалисту. Еще — я говорил, что неважно, почему "мут" убил. Я ошибался, это важно.

— Первое убийство, — тихо говорит Рита. — Что-то его подтолкнуло. Найдем, что именно — найдем убийцу.

Умница. Какая же она умница. Только что прочитала секретный файл, и уже поняла. А я больше суток доходил до очевидных выводов.

— У меня вопрос, и лучше тебе на него ответить честно! — предупреждаю я капитана. — Скажи-ка, любезнейший, у вас в училище уровень интуиции определяли?

Капитан ожидаемо мнется. Ну что за человек, любые сведения надо клещами вытаскивать. Так я могу! Даниилу приходит в голову та же мысль, он опасливо косится почему-то на мои руки и отодвигается. Рита улыбается, и снова ее теплая щека касается моей.

— Ну? Сам скажешь — или заставить?

— Определяли, — выдавливает из себя капитан. — У нас в училище научно-исследовательский отдел работал из нашего научного центра. Они много чего определяли, интуицию тоже.

— Ты был в десятке лучших? — остро смотрю я.

Капитан уже не мнется. К черту деликатность, когда речь идет о сохранности моей шкуры! А я всеми фибрами чувствую, как неприятности громыхают над моей иммигрантской головой, с каждым словом Даниила все сильнее!

— Не в десятке, в тройке.

— А твой коллега?

— Лучше меня... был.

Даниил напряженно соображает. М-да, действительно тихоход. Рита, например, уже поняла, вон как в мое плечо вцепилась, сама того не замечая.

— Что у вас в гаражах? — почти рычу я. — Какую дрянь вы там прикормили? Что мог интуитивно понять твой коллега, что именно он увязал с убийствами девочек?! Ведь он же был честным парнем, да?! Он не успокоился и искал сам, да?!

— Не ори на меня! — возмутился Даниил. — Ничего у нас в гаражах! Наслушаетесь инфо, всякой ерунде верите! Еще скажи, мы там вместе с преступниками трупы расчленяем!

— Совсем ничего?

Даниил задумывается. Я жду, затаив дыхание.

— Да вроде... — неуверенно бормочет он. — Ну, ребята есть по авторемонту, но это такая мелочь, мы их не трогаем... Леша, ну, мой коллега — я же знаю, зачем он туда ходил. Ничего он особого не подозревал, не догадывался, иначе мне сказал бы... Это же он заметил, что следственные действия по убийствам девочек проведены не полностью... да что врать, они вообще не были проведены! Вот Леха и ходил по гаражам, проводил первичный опрос, может, видел кто чего. Наши гаражи — место для темных дел, там запросто мог бы всплыть еще труп, и тогда нам конец. Мы же крайние. Звания бы полетели, как фанера над Парижем! Вот он и... пытался сберечь наши звания, да сам там и остался.

Коллега Даниила действительно был сильным интуитивистом. Я тоже чувствовал, что в гаражах нечисто. Но что именно — непонятно. Мелькнуло нечто в словах Даниила, кстати...

— И не сказать, что Леха такой уж честный! — добавил Даниил злорадно. — Это скорее про меня сказали бы. Так что толку от твоих знаний, Док, нету. Напрягайся сильнее!

Меня его слова вдруг задели. Что-то поднадоел участковый с проблемами. Мне, иммигранту, своих хватает!

— Я дал тебе психологический каркас "мута", — замечаю я злобно. — Этого достаточно для профессионала. На твоем месте я бы просто пошел да снял отпечатки пальцев со всех гаражных дверей. А потом сравнил с теми, что на шее трупа. Или попросил бы знакомого специалиста. "Муты" убеждены в собственной безнаказанности, им в голову не придет стирать следы преступления.

Даниил замирает с остекленевшим взглядом, я даже немножко пугаюсь за него. Сердце, что ли, прихватило? Нет, тогда бы он смотрел как будто в себя...

— У Лехи есть подружка из экспертизы, еще в училище сошлись, — бормочет он. — И он ее просил подойти куда-то...

Ну вот, — удовлетворенно говорю я. — Осталось сходить к гаражам и снять отпечатки. Сам-то умеешь, или показать?

Даниила внезапно затрясло.

— Я туда не пойду!

Смотрю на его побелевшие губы и понимаю — действительно не пойдет. Офицер полиции откровенно боится. Это странно. Ну что может грозить вооруженному офицеру силовых служб там, где ежедневно ходят самые обычные люди? Правда, его коллега наверняка считал так же... Но все равно мне его страх неприятен. Во времена до Катастрофы публичные проявления страха осмеивались, сейчас являются легитимным объяснением собственного поведения. Что поделать, видимо, я душою остался в прошлом, несмотря на то, что по работе связан с порождениями исключительно новейшей эпохи. Удивительно, но Рите поведение капитана тоже не нравится, я это явственно чувствую. Как такое возможно? Да фак знает. Человеческая природа до сих пор в основном территория неведомого.

— Ну не пойдешь, и ладно, — по возможности добродушно говорю я. — Пусть расследованием занимаются специально обученные люди. Я же сразу предлагал.

— В том и дело, что они не занимаются! — в панике бормочет Даниил. — А должны! Ничего не понимаю...

Все он понимает. Сказать не может или не хочет, вот и врет. Тоже, кстати, неприятно смотреть.

Даниил ловит нашу реакцию, резко обрывает жалобы на жизнь и уходит. Обиделся? Даже остатки конфет забыл на столике. Наверно, хорошо зарабатывает капитан службы охраны общественного порядка, я бы конфеты не забыл.

Время идет. Я вдруг осознаю, что нахожусь ночью в пустом офисе с юной девушкой на плече. Рита и не думает менять позицию, сидит рядом, обнимает, щекой уткнулась мне в плечо. Мне кажется, она украдкой улыбается. Я осторожно шевелюсь, надо же запереть за капитаном дверь, но девушка вцепляется крепче, передвигается, и каким-то непонятным образом ее голова оказывается у меня на груди. Вижу в темноте ее запрокинутое лицо. Действительно улыбается. Легко ее целую. Риту целовать можно без опаски, по-дружески. Купированная "зомби" почти не воспринимает такие прикосновения как что-то личное.

Видимо, исцеление Риты продвинулось гораздо дальше, чем я предполагал по предыдущему опыту. Она замирает, а потом отвечает с такой нежностью, что я немножко пугаюсь. Неужели все-таки надавил? Так не похоже, она ж сама...

— Док, мне кажется, ты на меня как-то подействовал, — бормочет девушка через вечность. — Я теряю голову...

Честно говоря, я бы спросил у нее то же самое, потому что тоже что-то потерял. Пусть не голову, но благоразумие точно. Необъяснимым образом свитерок Риты оказался на соседнем кресле, видимо, сильно мешал и ей, и мне. Да и брючки... я говорил, они с низкой посадкой? Ничего подобного, они держались высоковато. Сейчас съехали гораздо ниже, и так получилось значительно лучше.

— Я никогда не буду воздействовать на тебя, — обещаю я серьезно. — Никогда. Ненавижу ломать свободную волю. Мне слишком часто приходится это делать. Начнешь работать — поймешь сама, как это мерзко.

— Забудь о работе, — шепчет она.

И мы забываем о работе, обязанностях и вообще об окружающем мире. Потом окружающий мир грубо напоминает о себе, как он умеет обыкновенно — не вовремя, не к месту, бесцеремонно и так, что отвернуться невозможно. В данном случае оживает инфо Риты.

— Нас нет, — шепотом предлагает она.

Я полностью разделяю ее отношение к ночным вызовам.

— Док! — доносится из инфо решительный голос ненавистного капитана службы охраны общественного порядка. — Я понимаю, что скотина, но дело в том, что знакомая Лехи из экспертизы — она пропала! Я к себе вернулся, подумал — и решил ей позвонить. А она не возвращалась домой со дня смерти Лехи! Ее мама думала — она в командировке. А я считаю — она тогда дошла до гаражей! Док... я, конечно, сильно мешаю вам с Ритой, но тут дело жизни и смерти. А обратиться мне больше не к кому. Док, найди девчонку, ты же можешь, я знаю!

— Вы и через чужие инфо умеете? — неприятно удивляюсь я.

Рита тянется за одеждой.

— Я дала ему свой номер и код экстренной связи, — виновато бормочет она. — Очень просил.

Я киваю головой. Офицеров таким штукам обучают специально, если он попросит номер, не захочешь, а надиктуешь.

— Приходи! — бросаю я в инфо. — Оружие не забудь.

Даниил испуганно хрюкает и отключается. Рита осторожно трогает опухшие губы, я задумчиво смотрю на нее сбоку и мысленно рисую на ее фигуре большой такой вопросительный знак. Что мы делали только что — это, как говорили во времена до Катастрофы, ни в какие ворота. Ну ладно я, мне давно не двадцать лет, и все это время я был без женщины, мог и свихнуться — но она?! Нынешняя молодежь к порывам тела относится с насмешкой. А тут такой вулкан. От купированной "зомби", что в принципе невозможно. И еще кое-что за ней числится необъяснимое. Пока что необъяснимое. Я, врач-самоучка — по определению ученый-исследователь, не успокоюсь, пока не докопаюсь до истины.

Даниил прибегает через несколько минут, решительный и испуганный. Смотрит на меня требовательно и заискивающе. Как у него это получается одновременно — фак знает.

— Я не следователь, не частный детектив! — сразу предупреждаю я. — Не надейся, что прямо сейчас предъявлю преступника и подведу доказательную базу!

— Ты работаешь с психами! — возмутился Даниил. — И убийца из их среды, сам говорил! Не может быть, чтобы ты ничего не заметил странного! Может, кто из твоих клиентов вызывает подозрения? Думай, Док, кроме тебя больше некому!

— Ну, странного вокруг меня хватает! — усмехаюсь я.

Капитан с надеждой смотрит на меня.

— Можно перечислять? — уточняю я. — Хорошо. Ты. Рита. "Собаки", напавшие на меня вчера. Прекрасная незнакомка, отогнавшая "собак". "Термиты" — этих ты видел, сам прогонял. "Мут", который повесился, очень странен и подозрителен. Женщина-"бык", которая чего-то испугалась настолько, что отказалась от моей помощи.

— Нашел время шутить! — обижается капитан. — Тут девушка пропала, а ты...

— Я считаю, преступник — супруг этой женщины, — спокойно добавляю я. — Это его она испугалась. Пистолет заряжен? Идем, тут недалеко.

Рита смотрит на меня с изумлением, капитан — недоверчиво. А и пускай, это его обычное состояние.

— Ты это серьезно? — доходит до капитана, когда я берусь за блокировку двери. — Всего лишь на основании того, что какая-то дура передумала платить за вызов врача, ломиться к ней ночью с оружием в руках?!

— Если ты не идешь, я сам! — предупреждаю я и выхожу из офиса.

Капитан топает следом, выражая отношение к ситуации тихими, но очень эмоциональными оценками. Рита пристраивается за его спиной, что меня немного удивляет — ее я не звал. Впрочем, из всех несуразностей ее поведения это самое безобидное.

На девятый этаж поднимаемся пешком. А не так и обеспечен капитан, как хочет выглядеть. И зачем шиковал дорогущими конфетами, спрашивается? Лучше б на лифте лишний раз проехал, ноги и сердце поберег.

У знакомых дверей останавливаюсь и киваю капитану, мол, открывай. Капитан бледнеет и отрицательно мотает головой. Что ж, ожидаемая реакция. Не то чтобы он не мог открыть дверь, это до Катастрофы замки давали хоть какую-то гарантию безопасности, сейчас же любой запор снимается личным кодом офицера службы охраны общественного порядка. Даниил может открыть дверь на счет раз. Только потом должен за это отвечать. А что ответить, если мои подозрения окажутся пустышкой? То-то и оно.

— Ну тогда я сам, — легко решаю я и достаю из сумки инфо. — Где-то у меня ее номер остался...

— Ой дурак! — шепотом паникует капитан. — Кто ж тебе ответит на вызов инфо посреди ночи?!

Даниил прав. Большинство людей — и нелюдей — вообще ставят блокировку звонков на ночь, до Риты капитан достучался только потому, что знал код экстренной связи, предназначенный в основном для близких родственников. И в обычной ситуации женщина-"бык" на мой вызов просто не ответила бы. Но когда в квартире бесчинствует сдуревший от безнаказанности "мут", женщина инстинктивно будет ожидать избавления от этого ада... если, конечно, "мут" и ее не взял под контроль. Только он не взял. Страшная сила стереотипы: "мут", обладающий практически безграничной властью над психикой людей, побаивается жены, которая "строила" его всю совместную жизнь. А она не могла не строить, "бык" же. Так что если она не ответит, можно спокойно разворачиваться и уходить...

Экран инфо мигает, и появляется угрюмое лицо женщины-"быка".

— Все кончилось, открывай! — с облегчением говорю я.

Вообще "быки" очень трудно поддаются воздействию, но есть один профессиональный нюанс: если говорить то, что они хотят услышать, "быки" охотно идут на поводу. И еще морковкой неплохо приманиваются. Вот и сейчас: лицо женщины озаряет слабая улыбка облегчения, и она отправляется к двери. Я оглядываюсь на Даниила. Шутки кончились, началась настоящая работа, и сейчас капитан с боевым оружием в руке нужен где угодно, но только не у меня за спиной. И уж тем более не впереди. Он же и пальнуть может. И в кого попадет? То-то и оно.

Дверь открывается с неприятным звуком. Ф-фак, если "мут" не спит, а он наверняка не спит, с такой-то игрушкой... скольжу вперед, вворачиваюсь в щель приоткрытой двери и сразу влево — есть! Щуплый мужичонка, вышедший на шум из темной комнаты, подслеповато моргает на свету.

— Привет, "мут"! — неприятно улыбаюсь я. — Людей не трогай, не поможет.

— Не поможет, — заторможенно соглашается он — и пытается уйти в темноту комнаты.

Он явно и дня не занимался экстрим-танцами, поэтому я перехватываю его на развороте и выталкиваю в коридор. И тогда он кричит — тонко, жутко и тоскливо, как зверь, попавший в смертельную ловушку. Собственно, так оно и есть. Врывается Даниил, Ну, крутить руки лишенному сил "муту" — его работа, справится. Я же иду в комнату. Включаю свет, смотрю. Что ж... По крайней мере, она жива. Кажется, жива. Психика... тут не поручусь. Сколько он ее мучил? Сутки, двое? Нет, не поручусь. Но помочь смогу, если выживет.

За моим плечом прерывисто вздыхает Рита.

— Вот поэтому я их и не лечу, — говорю я не оборачиваясь. — Никогда.

— Чем он ее? — вздрагивающим голосом спрашивает Рита.

— Руками. Исключительно руками. Фирменный стиль "мутов", их отличительный знак.

Больше здесь делать нечего, и мы с Ритой уходим. Дружески напоминаю женщине, что давать показания против супруга она не обязана. Теперь на следствии она будет молчать. И обо мне тоже. Не люблю пустую славу. Как пришлось удирать из столицы без подштанников — так с тех пор и не люблю. А Даниил промолчит обо мне и без воздействия. Он теперь — герой, а постамент для героев обычно одноместный. Рита... умница Рита посмотрела в действии, как управляться с "мутами", и на интуитивном уровне переняла мой опыт. Ей хорошо, а я свой опыт получал потом и кровью. Моей, между прочим, что обидно и очень больно.

Мы не возвращаемся в офис, после увиденного меня и уж тем более Риту не тянет на обнимания и поцелуи. Я вызываю девушке такси, и она уезжает в свою благополучную московскую жизнь. Я же возвращаюсь на опостылевшие кресла и в который уже раз мучительно задумываюсь над странностями, переполняющими с недавнего времени мою жизнь. Надеюсь, хотя бы одной странностью стало меньше. "Мута" я даванул качественно, без помощи опытного гипнотерапевта он до самого суда не очухается. Так что удрать, используя способности, не сможет. А потом он получит пулю в башку, и я спокойно займусь обычной врачебной практикой. Потому что три "мута" на одной территории — это даже не фантастика, это бред.

9

— ... сделайте хоть что-нибудь! — истерически заканчивает женщина.

Ее сын, осознавший свою силу "бакса", смотрит на нее с холодным превосходством. Еще бы, это же он доит собственную семью на деньги последние три года. Нынешняя его фишка, заставившая-таки маменьку обратиться к специалисту — не дает согласия на операции с квартирой. Как-то там особо учитываются интересы детей, чем он и воспользовался. Плату за согласие затребовал такую, что папа чуть не повесился, а мама потащила сыночка ко мне. Мама, кстати — очень слабо выраженная "вампа", что наталкивает на размышления. Однако, в семье мутантов мутанты-дети появляются чаще, просто как ответ на агрессивную родительскую среду. Говоря проще — сами виноваты.

"Бакса" иронично улыбается. Я тоже. Сейчас он у меня получит. Еще неделю назад нет, а сейчас да! Потому что я — гений! Я наконец подобрал ключики к поганой "баксовой" мутации! И ведь столько времени искал не там. Думал, сработают депрессанты, а оказалось наоборот — нужны стимуляторы. Специфические, на грани позволенного, даже немножко за гранью, но именно стимуляторы. И на их фоне — установка на эмоции, в частности на страх. А волнующаяся, трусоватая "бакса" эффективно работать не может. Всё, вырваны зубы у гадюки!

— Поговорим? — непринужденно предлагаю я. — Кофе, сок?

— Тоник! — нагло отвечает "бакса".

Он, конечно, "бакса", то есть спокоен и расчетлив, но и подросток тоже, что предполагает некий гонор. Сок он берет и прихлебывает, потому что я купил хороший сок, не оглядываясь на цену. С "баксами" можно взаимодействовать только по высшему разряду, к сожалению. Любят они роскошь, оттого и "баксы".

— Гипнотизировать без моего согласия не имеете права, — предупреждает он ломающимся голосом. — И я знаю, куда обращаться с жалобами!

Кто бы его спрашивал, придурка, он уже под гипнозом. Я дожидался только одного — чтоб он сок со стимулятором хлебнул. Работаю. Завершающий штрих — от мамы. Она должна отвесить сыночку полновесную затрещину, чтоб опасался и не гадил в семье. Импринтинг, так сказать. Информирую родительницу самым нейтральным голосом, как о рядовой манипуляции. Она решительно встает... и сдувается. Не поднимается рука на родного сыночка.

— Быстрее! — рявкаю я.

Женщина вздрагивает, размахивается и бьет. Юноша проворачивается на стуле и мешком падает на пол. Нокаут. Вот это да. Как же он ее достал. Есть еще женщины в русских селеньях, есть! Где и кем она работает, интересно? При такой силе удара... хех, гипноз не так уж и требуется! Он теперь ее бояться будет до колик в животе!

Мамочка хлопочет вокруг бесчувственного тела. Вот это дала, я так не умею! Наконец пациент открывает мутные глаза. От юношеской заносчивости — ни следа.

— Обморок, просто обморок, возрастное, бывает! — хлопочет маменька. — Пока до информационного центра дойдем, все и пройдет на свежем воздухе!

Хлопочет, а сама так и поглядывает опасливо. Крепко он их прижал.

— Документы оформлять? — слабым голосом спрашивает подросток. — Хорошо, пойдем...

Волна чистой, незамутненной радости озаряет маменькино лицо. Они уходят под ручку, и вскоре инфо весело чирикает — на мою карточку упала хорошая сумма. Я тоже чуть не чирикаю от радости.

Радоваться есть от чего. Деньги — это само собой здорово. Но главное — в последнюю неделю идут прорыв за прорывом. Я наконец расколол "баксу"! Я гений! Я нашел еще два варианта вывода "виртуалов" из сумеречного состояния! Эх... да что "виртуалы"! Я "друга" выбил, в десяточку, как говорили до Катастрофы! И "движуху" успокоил! Я могуч!

Шутки шутками, но работа действительно прёт. Инфо чирикает, денюжки не капают — текут ручьем. В душе — весеннее настроение. Кстати, и на улице весна, но я там почти не появляюсь. У хозяек офиса дела пошли совсем никак, как обычно и бывает, когда в руководстве одни "баксы", и они на время сдали его мне полностью, так что я теперь работаю и днем. И работа есть, еще как есть. И ведь совсем недавно я сидел неделями без клиентов. Где был мой разум? Загадочка на раз-два решалась. Я же работаю с мутантами. А они все генетические жадюги, скупердяи и эгоисты! Казалось бы, вот же он, вывод, а дошло только сейчас. Им просто было жалко денег на поездку к врачу. Надо было сразу передвинуть офис к местам их исконного обитания, а я затупил, ближе к центру старался — ну и сидел без клиентов. Не сообразил, что за въезд в центр с машин берется экологический налог, и немаленький такой. Вот этот налог клиентов от меня и отсекал. Зато сейчас — поток.

Еще одна причина успеха — никто не мешает. Рита, конечно, вела себя тихо, как мышка, но я всегда спиной чувствовал ее присутствие, и это отвлекало. Насколько сильно — понял, только когда она исчезла. Сейчас я могу сосредоточиться полностью на работе, и результаты радуют. А Рита... Девочка выздоровела и больше во мне не нуждается. Ей лучше, мне легче. У нее обеспеченная столичная жизнь, свой круг друзей, одноклассников, одногруппников, родни и соседей. Я в ее жизни — чужеродное тело. Она в моей жизни, в общем-то, тоже. Пройдет немного времени, воспоминания поблекнут, и останется она просто записью в разделе "Зомби", одной из многих — и неразгаданной тайной, одной из немногих. С чего я решил, что она — моя ученица, сейчас просто не понимаю.

И Даниил не появляется, что тоже радует. Он сейчас — медийная персона, ему не до бывших подопечных с участка. То ли какой-то шишкой в местной власти заделался, то ли в депутаты прет, не интересовался, но ему точно не до меня, он вышел на другой уровень. И это здорово, не люблю светиться перед правоохранителями. Я лучше тайком, по ночам, через ширмочку...

Следующего юного пациента родители приводят вдвоем. Помня о наблюдении, что в семье мутантов мутанты появляются чаще, внимательно смотрю на родителей. Ага, поправка: не родители привели ребенка, а мамаша притащила сына и мужа. Муж — невменяемый алкаш. Опустившийся "друг", между прочим. Смотрю на него сквозь ширму и четко вижу тень близкой смерти на одутловатом лице. Неудивительно, многие "друзья" сводят счеты с жизнью посредством непрерывного запоя. Век "друзей" обычно недолог.

Мамаша... о, вот это по-настоящему редкое явление! "Зомби" в стазисе! Вообще "зомби" по жизни не так уж редки, даже несколько видов встречается, но чтобы в стазисе?! Жизнь — штука динамичная, отмечено давно и не мной, что все течет и изменяется. Применительно к данному случаю — если "зомби" купировать, пойдет медленный откат, возврат к природному человеческому состоянию. А тут передо мной женщина средних лет, явная "зомби", и всем хоть бы хны, как говорили во времена Гипербореи. Муж, ребенок, оба живы и не покалечены, что удивительно. Я бы на ее месте мужа-алкаша давно прибил, например. Она даже разговаривает, как настоящая! И тем не менее "зомби", уж я-то вижу. Что-то или кто-то ее держит в состоянии динамического равновесия, и мне очень любопытно, кто.

Прошу излагать проблему, слушаю, вслушиваюсь и вглядываюсь. Говорит женщина, мужу давно на все наплевать, он в глубокой алкогольной интоксикации. Скоро начнет дергаться в поисках новой дозы, но пока что тихий.

Ну, что сказать о ребенке... Таких ко мне редко приводят. Обычно ведут прямиком в психбольницу, и там их без возражений принимают. Тем не менее он скорей мой клиент. Пока мамаша излагает суть проблемы, подросток потихоньку оглядывается, а потом прямо в середине ее фразы громко спрашивает:

— А это что?

И тянется к шторке.

— Защита, чтоб ты ничем не заразился! — раздраженно отвечает мамаша. — Не трогай!

Впрочем, его руку придержать даже не пытается. Ага, уже поняла, что бесполезно.

— А доктор больной, что ли? — так же громко спрашивает подросток и бесцеремонно отодвигает штору.

Смотрю ему в глаза. В ответ — безмятежная вредность.

— А чего он на меня смотрит? — продолжает он доводить свою маму громким голосом.

Мне ее немного жалко. Она же живет в этом каждый день. "М-чудаки", так я окрестил данную разновидность мутантов. Да-да, те самые, которые феерические. Абсолютно бесполезны для общества. Заводится вот такой кадр в семье, и единственное его занятие — как бы довести до раздражения близких. И доводит. Заняться ему больше нечем, времени на эксперименты много, методом тыка и в силу генетической одаренности обязательно найдет, какие интонации, какие поступки доводят родителей до тихого бешенства. И в ответ на бешенство — неконтролируемая истерика. И тогда ему хорошо, он обижен, а все виноваты. Так и живут балластом в семье. Абсолютно асоциальны, обучению не поддаются. Им сразу и без сомнений подтверждают полную инвалидность по голове. Жизнь нахлебником — вот их ниша для существования. Раньше я ими вплотную не занимался, сразу рекомендовал обратиться к психиатру, ну, выписывал еще сильные успокоительные на случай истерик, но это же не решение проблемы и уж тем более не лечение. А вот сейчас я готов попробовать. И силы есть, и время, и вдохновение.

Руку подросток так и держит на шторе, и мнет ее, мнет. Знает, поганец, как это нервирует взрослых и бесит его маму, вот и применяет. Но мне это облегчает процедуру. Наклоняюсь к кейсу. Там немного предметов, но уж ударный инъектор с сильным успокоительным найдется. У любого психиатра найдется, а я ведь в том числе и психиатр.

Зажимаю инъектор в кулаке и быстрым тычком прикасаюсь. Готов! Теперь можно и поработать. Мамаша его, к счастью, ничего не замечает, ей показалось, это я руку подростка так оттолкнул. "М-чудак" надувается, но сидит на стуле не шевелясь. А в обычной ситуации уже орал бы, что его кто-то посмел тронуть.

Разговариваю с мамашей. Мне нужно понять, что загнало ее сына в измененное состояние. Мутация — это само собой, но она на ровном месте не возникает, именно к такому выводу я пришел недавно. Раз за разом убеждался — у любой мутации есть пусковое условие. Если найти его — становятся более понятными дальнейшие действия.

Через полчаса я со вздохом убедился — она и есть пусковое условие, тот самый фактор, запустивший мутацию. "Зомби", этим все сказано. Ну какая любовь к ребенку может быть у генетически бесчувственной мамы? А дальше не повезло. Родился бы у нее сын с задатками "муравья", он бы ее равнодушия и не заметил бы. Что ему родители, когда есть друзья, компаньоны, партнеры, когда можно замутить столько выгодных дел?! И сын-"рогатый" перенес бы ее невнимание без особых проблем. Но у нее, к несчастью, "м-чудак". Психически неуравновешенный ребенок с сильнейшей потребностью родительского внимания. А его, внимания, как раз и нет. И ему остается один путь — стать инвалидом. Инвалиду внимание вынужденно обеспечено.

Я встаю, но иду не к ней, а к ее мужу. К маме у меня претензий нет. Настоящий казуатор — вон он сидит. "Друг", м-мать его... Интересно, он понимает, что натворил? Ой, вряд ли. Все мутанты — жуткие эгоисты, думают только о себе.

— Пойдем, друг, — говорю я, обнимаю его за плечи и веду к двери.

Он идет охотно. Потому что я обнял его так, словно приглашаю выпить. Ну, ему так кажется. А мне всего лишь надо поговорить с его женой наедине.

— Ты умрешь в эту неделю, — шепчу я ему. — Не знаю, отчего, но умрешь, я вижу. Позаботься о жене. Завещание напиши. Из-за твоей вечной лжи она стала чудовищем, а сын инвалидом! Погуляй с сыном на прощание, пусть запомнит тебя любящим отцом. Идите.

— Сына, пойдем! — машет "друг", и подросток охотно съезжает со стула.

Если б он обратил на сына внимание пораньше... он же "друг", ему ничего не стоило изобразить и любовь, и заинтересованность во всех сыновних делах... но он вместо этого ушел в запой. А сейчас поздно. Блок на выпивку я могу поставить, но зачем? Он уже мертв, по сути.

Руки на этот раз у меня не трясутся. Да, я надавил. Но таких давить надо, а не надавливать. Жить за счет обмана родных, близких и друзей — это мерзость.

— К сожалению, ваш сын психически болен, — сообщаю я женщине.

Она не меняется в лице, вообще никак не выражает отношения к сказанному. И "зомби", и сама предполагала нечто подобное. "Зомби" — вовсе не значит, что тупая, чаще наоборот.

— Когда впервые ощутили равнодушие к жизни? Повышение болевого порога, замедленность реакций?

Она не удивляется неожиданным вопросам. Все же в каком-то смысле с "зомби" легко общаться.

— Когда вышла замуж, — подумав, сообщает она. — Но это обычно для женщин, разве не так? Домашние дела и заботы — не то поле деятельности, где предполагается веселье.

Речь правильная, развитая, это я еще раньше отметил. Неглупая. Тем не менее изменения в собственной психике тревоги у нее не вызвали. Что же такое случилось во время Катастрофы, если сейчас считается нормой, когда годами не тянет ни смеяться, ни шутить... ни любить?! На всякий случай спрашиваю о работе. Ну надо же — учительница! Это как?! С другой стороны... учительницу-"зомби" ничем не прошибешь. Абсолютная психологическая устойчивость, самое то при генетически лживом пьянице-муже, психопате-сыне и сумасшедшей работе в школе. Уродливая, но достаточно устойчивая система. Такая же, как и вся наша жизнь.

— Вылечить вашего сына невозможно, это навсегда, — сообщаю я. — Но понизить до приемлемого уровня проявления болезни вполне реально.

Я не употребляю слово "мутант" по привычке. "Зомби" напугать — это надо сильно постараться.

— Что для этого требуется?

— Простой физический труд прежде всего, — усмехаюсь я. — Много именно простого, понятного и необходимого физического труда. Я распишу, какого и как именно. Ну и лекарства-корректоры, их придется принимать всю жизнь.

Женщина качает головой.

— У нас в городской квартире вообще нет работы для сына, — сообщает она. — Мы достаточно обеспечены, чтоб нанимать домработницу. У мужа свой бизнес. Да и в нашем загородном доме... нет, невозможно. Там у нас все делают постоянные работники.

На мгновение я испытываю острую зависть. У них есть и городской дом, и загородное жилье! Что им физический труд! Они, наверно, и в метро никогда не бывали, личный водитель возит!

-Давайте сделаем так! — решаю я. — Приходите ко мне через две недели, хорошо? К тому времени ваша жизнь существенно изменится, и мы сможем поговорить о лечении сына более предметно.

— Почему это наша жизнь должна измениться? — спрашивает она спокойно.

Со стороны кажется — у женщины хорошее самообладание. А на самом деле — просто "зомби", просто все равно. Наверно, и сына решила привести ко мне не она, а отец в минуту редкого просветления.

Молча выписываю для ее сына самый мощный из доступных транквилизаторов и провожаю до двери. Через две недели она похоронит мужа, а компаньоны похоронят его бизнес. Бизнес, основанный на способности "друга" втираться в доверие к кому угодно с целью обмануть — крайне неустойчивая конструкция, с уходом мутанта сыплется, как карточный домик. И он посыплется. Вот тогда и поговорим. Надеюсь, без тлетворного присутствия "друга" в семье у нее начнется откат. И она когда-нибудь сможет в ответ на истерику сына просто показать ему язык, или пошутить, или потрепать по голове — хоть что-то сделать человеческое. Вот тогда, и только тогда есть надежда, что она меня услышит.

Инфо подпрыгивает и заходится звоном. Чего это оно? А, одновременно пришли сообщение о переводе денег и чей-то вызов. Ну, денежки — это очень хорошо...

— Я приболела немножко, — раздается голос Риты. — Не скучал?

— Нет, что ты! — радостно откликаюсь я. — Я работал! Я "баксу" снес, представляешь?

Рита молчит. Мне почему-то кажется, что она не рада ответу.

— Я подъеду сейчас, — наконец тускло говорит она. — Встретишь?

Я мнусь. Так хорошо без нее было. Денюжек столько накапало! И вот — все бросай, куда-то иди! А оно мне надо?

— Встречу, — неожиданно для самого себя отвечаю я.

Иду к метро через лесок, особенно грязный по весне. Под ложечкой тоскливо сосет, словно приближаюсь к неприятностям. Рита... одна большая загадка, а не девушка. Вообще не носит флай, где это видано? А если серьезно — что ей надо от меня? Чувств? Да ну, она же "зомби", а это навсегда. Последнюю странную вспышку считать не будем, это так... вспышка. Разовое явление. Сумасшествие мое и ее. Тогда что же ей от меня надо? Ей, Даниилу, "собакам" еще этим непонятным, "термитам" какого-то генерала... Чувствую, что все несуразности последнего времени, только-только позабытые за интересной работой, снова начинают кружить вокруг меня и пугать. Смыться бы на время из столицы, да такую работу кто бросит в здравом уме? Из иммигрантов — никто!

Твердо решаю отправить ее прямо от метро обратно. Странно, но легче не становится, все равно сосет и сосет. Словно иду в ловушку.

Я увидел ее издалека. Слишком издалека. Ее и их. Высокая тонкая фигурка, две "собаки" подступают к ней, не обращая внимания на прохожих. Даже с такого расстояния чувствую их оскал. Я узнаю его сразу. С таким оскалом "собаки" идут убивать. "Гончаки". Быстрые, ловкие, злобные. Они что, взбесились — при свидетелях, днем?! У "собак" такое бывает, но... причина, ф-фак, причина?! Она же не из их среды, не конкурентка!

Прохожие обходят стороной место конфликта, ускоряют шаги и отворачиваются — обычная реакция обитателей столицы на чужие проблемы. Я срываюсь с места и бегу, хотя понимаю, что никак не успею. Сверкает нож. Ее бьют в живот, раз, другой... много раз.

Рита лежит на асфальте, скорчившись, поджав руки и ноги к животу. "Собаки" уходят не торопясь. А куда им спешить? Мало кто из обычных людей способен встать на их пути, обычные люди оскалившихся собак сторонятся инстинктивно. Но я — не обычный.

— Куда вы? — бросаю им вслед. — Я же вас видел.

Они останавливаются, переглядываются.

— Что ты натворил, придурок?! — орет один из них. — Он же нас видел!

И ударяет напарника ножом. Потом опускается рядом с ним и рыдает в истерике, бьет кулаками по асфальту и снова рыдает.

Мне пока что не до него. Опускаюсь на корточки рядом с девушкой, осторожно осматриваю. Кровь. Много крови. Курточка изрезана. Больше десяти ударов в живот. Она еще живет, но шансов у нее нет. За что? Ее — за что?! Ответ рыдает неподалеку. Встаю и направляюсь к "собаке". Мне требуется получить ответы на несколько вопросов, и он ответит, никуда не денется. На ходу прошу первого попавшегося вызвать оперативные службы. Парень дергается. Кажется, я его придавил. Ну и что? Он был рядом, когда Риту убивали, и пальцем не шевельнул, чтоб защитить, теперь мне его не жалко. Будет вызывать полицию час за часом, и вызывать, и вызывать, даже когда отберут инфо, и избавится от мании очень нескоро... но мне все равно.

При моем приближении "собака" поднимает на меня тоскливый взгляд и воет. Чует, скотина, свою смерть. Его мне тоже не жалко.

Сквозь лесок пятно реанимационной машины почти не проглядывается. Быстро они все приехали. Там сейчас суета, оживление, фотографируют, свидетелей опрашивают... хорошо, что успел уйти. Не люблю известность, особенно у правоохранителей. Вопросы у них могут появиться такие, что снова придется из столицы удирать без оглядки. Так что мне лучше по темноте, через ширмочку...

"Собака" ответил, куда бы он делся. Теперь у меня есть заказчик, есть недостающая информация, и все непонятности прошедшего месяца со щелчками складываются в цельную картину. Почти все. Но для действий мне уже достаточно. И я иду, чтоб встретить кое-кого.

Ненавижу, когда убивают детей.

10.

В этой части микрорайона я пару раз бывал, когда искал помещение под приемную, и уже тогда обратил внимание на скромный фасад небольшого здания, выглядывающего из сплошной стены. По табличке у входа — Московский институт радиоэлектроники. Скромно и непонятно. Непонятно, потому что ни студентов, ни сотрудников у входа я ни разу не заметил, вообще никого не заметил. Тогда какой же это институт? Но сейчас я уже знаю, какой.

Я не подхожу к дверям, там наверняка видеонаблюдение, стою далеко в стороне и просто жду. "Собака" сказал, он должен выйти сам. Кто именно — знал второй, но второй к тому моменту говорить не мог, как и дышать. Так что я просто стою и жду. Я почему-то уверен, что узнаю его.

Она появилась из дверей "института" и сразу вспыхнула на солнце, как алый мак. Изящная молодая женщина в модной ветровке-прозрачке, на голове кокетливый красный беретик, на ногах крохотные сапожки той же цветовой гаммы. Только брюки выбились из образа — столь же модные, дорогие — но черные. Тоже в некотором смысле символ ее работы, как и одежда цвета крови. Моя прекрасная незнакомка, избавительница от "собак", юная тетя наглой "баксы", дама из силовых структур в немалом звании... и заказчица убийства Риты. Не он — она. В голове тихо щелкали, слагались в картинку, распадались калейдоскопом и снова складывались факты и события последних месяцев. В картинке нашлось подходящее место всему и всем, и Даниилу Рождественскому тоже, только Рите места не находилось. Ну вот ее и убили.

Женщина моментально увидела меня, всплеснула руками и подбежала.

— Пришел! — восторженно пропела она. — Сам пришел! Попался, наконец-то! У, упрямый!

Ее чудесные глаза сияли огромной, искренней радостью. Увидь кто со стороны — решит, что возлюбленные встретились. И я отступил назад в сквер. Мне не надо, чтоб кто-то видел и делал неправильные выводы. Хотя по большому счету — все равно.

Женщина подпрыгнула, вскинула вверх руки и ликующе выкрикнула:

— Поймала! И тебя поймала!

В этот момент она выглядела сумасшедшей. Собственно, она ей и была.

Женщина решительно приблизилась, подхватила меня под руку и потащила по дорожке.

— Я тебя сразу заметила! — погрозила она пальчиком. — Сразу! Только не знала, что это ты! Вернулись сотрудники и не могут объяснить, почему испугались и бросили работу с объектом — каково?! Я сразу поняла, что это жу-жу-жу неспроста! Ты их пугнул? Признавайся! Знаю, что ты!

Женщина шутливо навернула меня кулачком в бок и решила, что я признался.

— Надо было тебе задержаться! — строго сообщила она. — Я же сразу отправила группу захвата! Мы б с тобой уже тогда познакомились! Ну не певца же этого хватать, бесполезного насильника? Он нам не нужен, нам ты нужен! Но ты быстро ушел, пра-ативный!

Москва, особенно Москва окраинная, вообще-то не располагает к пешим прогулкам — мало тротуаров и много машин, грязь по обочинам дорог и слякоть на пешеходных тропинках в лесочках и скверах. Но мою прекрасную незнакомку эти обстоятельства, похоже, не волновали. Она находилась в каком-то лихорадочном, возбужденном состоянии. Женщина выполнила очень трудную, ответственную работу и теперь ликовала. И непрерывно говорила. Я не отвечал, вообще не вмешивался в происходящее. Зачем? Все, что она желала от меня услышать, женщина прекрасно додумывала сама.

— Я ведь хотела тебя убить! — откровенно призналась она. — Очень ты меня рассердил! Ну подумай сам: находишь с огромным трудом суперсенса с нужными задатками, инициируешь его, натаскиваешь на кровь, не считаясь с репутационными и финансовыми потерями, считаешь, что нужный специалист уже подготовлен и в твоем распоряжении — и тут приходит какой-то... доктор — и заставляет специалиста повеситься! Насмарку работа всего института! Ох как я тогда рассердилась! Уже и снайпера посадила на высотке. Как дал бы он тебе из крупнокалиберной на дистанции один, двести — и остался бы в лесочке с развороченной грудью!

Видимо, что-то она увидела на моем лице, потому что довольно заулыбалась.

— Это полиция никого не может найти! — заявила она хвастливо. — А мы находим всегда! У нас такие ребята работают — они из любой мутной записи сделают блокбастер! Опознали тебя, сразу опознали, мы над твоими попытками шифроваться всей группой смеялись!

А вот этого я не знал, не предполагал даже. Получается, все время работы в "Солнечном бреге" я проходил под прицелом и под наблюдением. Не зря так тянуло удариться в бега.

Женщина снова сердито двинула кулаком в бок. Я высвободил руку и отодвинулся на шаг.

— Бесполезно! — засмеялась она. — Уже поймала, не уйдешь! А раньше чуть не убила! В последний момент одумалась. Решила, что не я буду, если тебя не захомутаю. Ну и начала с тобой работать. А ты не поддаешься!

Удивительное дело — в глазах красавицы блеснули настоящие слезы. А только что смеялась. Действительно сумасшедшая.

— Засел в своем офисе, как... как паук какой-то, и тянешь в свои сети нашу клиентуру, тянешь! — злобно сказала она. — Бац — один вылетел, бац — другой! И непонятно, как ты это делаешь! У тебя же ничего нет! А база суперсенсов тает на глазах! Генерал ничего понять не может, орет, я реву... ох и денечки были, и я их тебе еще припомню! Трехлетнюю работу института свел на ноль, дурачок! Если б не твоя потенциальная ценность, голыми руками задушила бы! Особенно когда вы с участковым последнего суперсенса-"кукловода" на крови прихватили. Генерал сказал, если ему замену не найду, саму в "кукловоды" загонит! А меня же нельзя! Я единственная, кто обладает способностью инициировать! На мне весь институт держится! Только тебя не смогла инициировать. То не поддаешься почему-то, то девочка твоя поперек стоит...

Я вспоминаю Риту на асфальте, лужу крови под ней и мрачнею.

— Ты не подумай, что я такая уж безжалостная! — начинает оправдываться женщина. — По большому счету, сам виноват! Мог бы раньше инициироваться! Я же на тебя для чего бойцов натравила? Чтоб ты отбивался и на пределе сил включил свои способности, инициировался! А ты почему не отбивался? Они тебя чуть не запинали до смерти! Пришлось спасать! И так каждый раз — то одно мешает, то другое! И я подойти не могу — девочка твоя не дает! Вот и пришлось ее... чтоб ты разозлился и пришел меня убивать. Пойми — суперсенсы раскрываются только в исключительных ситуациях! Когда убивают, например. Или когда их убивают. Ну, еще сексуальные влечения срабатывают, но редко, разве что с моим участием... Ты сам не оставил мне вариантов! Ну, давай, действуй, мой будущий лучший ученик!

Она стоит рядом, запрокинув голову, и улыбается. Очень удобная позиция, чтоб ее поцеловать. Или чтоб перехватить зубами беззащитное горло. Мимо проносятся машины, и толчки воздуха вскидывают вверх ее волосы, так, что прекрасное лицо кажется словно окруженным светящимся ореолом. Она прикрывает глаза и томно ожидает, что же я выберу — поцеловать или загрызть. Но я не двигаюсь. Она открывает глаза и недоуменно смотрит.

— Не бойся, меня не так-то просто убить! Давай! Тебя никто не станет наказывать! Сотрудников нашей службы имеет право наказать только сама служба — больше никто! Ну же!

Ей кажется, она догадалась о причине моей нерешительности. Но я все равно не двигаюсь.

— Какой-то ты неподдающийся! — озадаченно бормочет она. — На любовь не попался, на боль тоже, и на месть не решаешься... странно. Ты же многое можешь, я чувствую! Может, гипнозом предпочитаешь, как "кукловод"? Должна тебя огорчить — гипнозом нельзя! Я не поддаюсь на гипноз, от слова совсем! Потому что сама такая!

"Кукловод". Она — "кукловод". В их организации разработана иная классификация. И, похоже, они считают, что работают с людьми. С одаренными, но — людьми. Смешно, что говорит мне это мутант. Она же "мут". В том числе и "мут", так правильней. Но главное ее качество — умение инициировать. С такой мутацией я столкнулся впервые, неудивительно, что сразу не распознал. Звучит фантастично, но она действительно умеет запускать мутации. Я ей верю, потому что столкнулся с результатами: одного заставил повеситься, другого отправил под расстрельную статью. Я против них борюсь всю жизнь. А она их "инициирует". Действительно сумасшедшая. Или я. Но тогда с ума сошел весь мир. Почему бы и нет? На то она и Катастрофа...

— Ладно, поддамся! — с досадой говорит она. — Ну что ты такой робкий? Такой огромный потенциал — и робкий! Ты всех в клочья должен рвать! Но я тебя научу, обещаю! Вот смотри: впереди виадук. Он перилами огражден, так положено. Я сейчас пойду по перилам, а ты пытайся меня сбить! И не надейся, что упаду сама, у меня прекрасная скалолазная подготовка, и вообще мы в Институте зачеты сдавали по передвижениям на ограждениях мостов. Ты меня должен сбить, понял? Тебе это должно быть легко, ты же меня сейчас ненавидишь! Вижу, ненавидишь, не прикидывайся! Вот и сбивай. Это твой последний шанс. Не пройдешь инициацию — застрелю! И прикажу убить всю твою семью. Найдем, не сомневайся! Я серьезно. Мне разрешено.

Женщина расстегивает на груди ветровку и демонстрирует кобуру скрытого ношения. Не такая уж у нее прозрачная курточка, оказывается, о кобуре я даже не догадывался. Женщина строго смотрит мне в глаза, ожидая согласного кивка. Видимо, что-то замечает в них, что принимает за согласие, и легко бежит к виадуку. Я отступаю назад.

Легкая фигурка идет по ограждению виадука, балансируя руками. Пролетающие мимо машины бешено ей сигналят. Представляю, как шало она улыбается. Сумасшедшая. На середине виадука она останавливается и разворачивается. Не видит меня и растерянно крутит головой, как будто не может понять, как она тут очутилась. Собственно, так оно и есть. Пролетающая мимо фура громко ревет сигналом, порыв воздуха ударяет женщину в грудь, она взмахивает руками и падает вниз. Машины начинают тормозить...

И она меня еще уверяла, что не поддается гипнозу.

Вечером я сижу в офисе. Надо бы бежать из столицы куда подальше, внимание спецслужб смертельно опасно, а я сижу. Передо мной — бутылка "Саянской белочки". Неплохое пойло, еще с Даниилом оценил. Главное, крепкое.

Дурак. Какой я дурак. Ведь знал же, что "муты" — редкость из редкостей? Знал. Почему выводы не сделал? Да хрен его знает, как говорили до Катастрофы. При чем тут хрен, древнее огородное растение с острым вкусом, я не знаю, но оно и неважно. Во времена до Катастрофы говорили так, что нам не понять.

На самом-то деле знаю, почему не сбежал. Что "мутов" или собирают здесь с какой-то целью, или производят, я понял сразу. И что такое может делать только государство, тоже понял. И что я влез в дела государства, тем более понял. Только себе не признавался. Так что же меня остановило, почему не сбежал от опасности? Жадность? Стремление заработать на квартирку?

Я грустно улыбаюсь и наливаю себе очередную стопочку, размером ровно в десять грамм. Пусть будет жадность. Я и сейчас не готов признаться себе, что вынес бы "мутов", даже если б мне самому пришлось за это заплатить. Собственно, я и заплатил.

Почему не признаюсь самому себе? Да хрен его знает. А если серьезно — рыцари на белом коне сейчас не в моде. Смеются над ними все, и я в том числе. Получается, стесняюсь. Да и хрен с ним, что бы это ни значило! Приходит черед очередной стопочки...

Даниил вошел без звонка. Воспользовался-таки капитан кодами доступа к бытовым запирающим устройствам. Значит, ему уже не надо оправдываться, значит, уже перед ним оправдываются. Быстро взлетел капитан.

Смотрю ему за спину, не маячат ли там бойцы группы захвата. Силами не менее десяти человек, как сам ему по дурости выболтал. Вроде не маячат. Но это ничего не значит. Как сообщила прекрасная, а ныне мертвая незнакомка о своей службе — "мы находим всегда!". Охотно верю, убедился сам. Да и капитан — парень хваткий, тоже много о чем догадался.

Даниил вертит головой.

— Рита придет? — с надеждой интересуется он.

— Нет, — отвечаю я и мрачнею, хотя, казалось бы, дальше некуда.

Оказывается, сильно запала в душу эта непонятная девочка. Так, что и с кровью не выдрать. Пью. Блаженства тебе, Рита, в вечных садах, которых нет! Под небом голубым есть город золотой с прозрачными озерами, с зеленою травой... Кажется, так представляли себе райские кущи во времена до Катастрофы? Найди их, Рита, и пусть тебе там будет хорошо!

— Жаль, что не придет, — легко вздыхает Даниил и присаживается без приглашения.

Свою папку от аккуратно откладывает в сторону. Она заметно топорщится, видно, что там вовсе не документы лежат. Да они там никогда и не лежали. Что тогда? Я бы поставил на "Саянскую белочку". А не достает, потому что увидел початую бутылку на столике. Сэкономил свою, жадюга. Они все жадюги.

Он сожалеет, но не очень, и теперь я знаю, почему. Картинка сложилась, господин капитан службы охраны общественного порядка, картинка сложилась.

Даниил не знает, что Риту убили. Как только поднялся на следующую ступень карьерной лестницы, сразу потерял интерес к происходящему на участке. Четыре смерти за день в бывшей зоне его ответственности, а он не в курсе. А как убивался, что девочки гибнут, что сотрудницу экспертизы похитили. Ну очень искренне. А теперь ему это неинтересно. И я знаю, почему. Потому что флюгер. Куда подует, туда и...

Даниил заявился сюда не из-за Риты, тем не менее причина есть. Такие, как капитан, просто так не приходят. Выпивка? Э, нет. Тягу к алкоголю я ему качественно отбил, надолго. Пить может, но не тянет — самое то, что доктор прописал, в смысле, я.

Сидим, пьем. Капитан потихоньку покрывается испариной. Чего-то боится, а на признание не решается. Такие, как он, очень не любят признавать свою зависимость от нижестоящих. Он же теперь поднялся. Ничего, признается, "Белочка" на него действует очень забавно.

— Он сбежал! — говорит Даниил и смотрит несчастными глазами.

Я сразу понимаю, о ком он. Пойманный им "мут" дал деру. Как-то. Хотя что это я туплю, понятно как. Нашелся, значит, у службы опытный гипнотерапевт. Пришел к "муту" под видом адвоката, может, он даже и был настоящим адвокатом, почему нет? А дальше просто, "мут" встал и пошел из тюрьмы. А чего ж не идти, если охранники сами двери открывают? И теперь Даниил исходит потом от страха. "Мут" наверняка запомнил, кто ему руки крутил, кто стальными наручниками бил по голове, чтоб не брыкался. Такие события, как правило, долго помнятся. Как минимум, пока шрамы на голове не сойдут. И теперь Даниил как представит, что "мут" с ним сделает то же самое, что с несчастной девочкой из экспертизы, так ему сразу становится плохо. Сбежал бы давно на край света, да карьера держит. Таких, как он, карьера держит сильнее страха смерти.

— Застрелю при задержании! — угрюмо обещает капитан. — Знать бы только, где он спрятался!

И смотрит на меня с надеждой. А я пью. "Мут" сбежал, поезд ушел, подпрыгивать и торопиться смысла нет никакого.

— У тебя на участке есть институт радиоэлектроники, — сообщаю я. — Знаешь такой?

— А, секретка! — сразу понимает капитан. — Знаю. Генерал наш там директорствует. И что?

Я почему-то не удивлен. Это же Россия. Есть жутко засекреченный институт, и о нем знает любая окрестная "собака". Не будет неожиданностью, если и программу исследований на кухнях обсуждают.

— Он что, там? — спрашивает с ужасом Даниил и меняется в лице. — Он... из службы?!

А не такой он и тугодум, как прикидывался, быстро сообразил.

— Обязан быть, — лениво бормочу я. — Как бы их кадр. Но вряд ли есть.

Капитан смотрит недоуменно.

— Меня боится, — поясняю с мрачной усмешкой. — Он сейчас... далеко бежит.

Я не успокаиваю Даниила, скорее всего, так оно и есть — бежит сейчас "мут" без оглядки, и как бы не за границу бежит. Приходилось уже наблюдать, как слепой ужас охватывает этих суперменов, суперсенсов и прочих "супер", когда оказывается, что все их способности для меня не более чем пыль под ногами. Да и сам я не раз ощущал что-то подобное, когда нарывался на государство. Так что бежит "мут", как я в прошлом году бежал — теряя подштанники.

Капитан задумывается над сказанным — и с некоторым облегчением тянется к "Белочке".

— Охотно верю! — бурчит он. — Я и сам тебя иногда боюсь. До визга.

Сидим, пьем. Из темного угла мне загадочно улыбается Рита. Я даже иногда вглядываюсь пристальней, чтоб убедиться в очередной раз — нет, не она, просто почудилось. Странно, но я не ощущаю ее мертвой. Сам же видел лужу крови под ней, курточку, изрезанную ударами ножа, но вот... самообман, что ли? Ага, ха-ха три раза, как до сих пор говорят у меня на родине. Я на самообман не поддаюсь, сам кого хочешь обману.

"Белочка" наконец бьет капитана по мозгам.

— Почему ты не используешь свои способности для карьеры? — спрашивает с любопытством он. — Почему? Ты же можешь... наверно, всё?

— А что бы ты делал на моем месте? — ответно интересуюсь я. — Если б имел те же способности?

— Ну, не знаю... а какие способности у тебя есть?

Вот гад. Пьяней пьяного, а как на информацию раскручивает!

— Вообрази себе те, о которых знаешь, — советую я. — И? Твои действия?

Даниил мечтательно и очень нехорошо улыбается. Он бы на моем месте так развернулся! С ним все понятно. Очередной властелин мира, ф-фак его...

— Возмечталось? — усмехаюсь я. — Ну и зря. Да, у меня есть определенные способности. И я использую их в карьере — в карьере врача. Но лезть с ними во власть... понимаешь, то же самое, что делаю я, можно сделать десятком способов без всяких способностей. При помощи силы, например, денег, обмана или убеждения. А упорства, дикой жажды власти, как у других карьеристов, у меня нет. Ну и в чем тогда мое преимущество?

— Ну не знаю! — недоверчиво качает головой капитан. — То, что я видел, меня впечатлило!

— То, что ты видел, останавливается одной пулей снайпера! — начинаю злиться я.

Капитан смотрит внимательно и трезво.

— То есть на больших расстояниях твой гипноз не берет? — уточняет он. — И каков радиус поражения?

Вот же гад. Какой он все-таки гад! Вытащил информацию!

— Иди, — устало советую я. — Отсюдова.

Капитан ухмыляется и встает. Он доволен, ему хорошо.

— Я буду приходить! — обещает он. — У нас в департаменте такой гадючник — в приемную выглянуть страшно! Ты у меня единственный друг, как-то так получилось. Даже самому не верится.

Капитан прочувствованно жмет мне руку и уходит. А я пью. Потом пододвигаю инфо, открываю рабочие записи. Работа есть работа, в ней мой смысл жизни, не больше, но и не меньше.

Буквы возникают привычно быстро, несмотря на опьянение. Вношу данные о новом выявленном виде мутантов. Условное обозначение — "политик". А может быть, и "флюгер", пока что не решил. Мутационные характеристики Даниила включают в себя и одно определение, и другое.

Да, Даниил Рождественский — мутант. На это указывает все, стоит только приглядеться. Такой же эгоист, такой же жадный. Прекрасно приспособлен к окружающей агрессивной среде. Его ниша — политика, пускание пыли в глаза, болтовня и показное рвение. Генетически недоверчив. Превосходно умеет использовать окружающих в собственных целях. Трусоват. Ну, про эгоизм уже упоминал. Инициирован недавно. Казуаторы? Да кто бы в этом разбирался, открытых исследований нет. Могла и бывшая жена постараться, и моя прекрасная, ныне безусловно мертвая незнакомка. Ну, необязательно сама, но ее институт запросто. "Солнечный брег" — однозначно его поляна. Кстати, мог и сам. В силу огромных карьерных устремлений.

Следующая запись — и опять новый вид мутации. На этот раз с названием не сомневаюсь. "Ведьма" она, моя прекрасная, ныне безнадежно мертвая незнакомка.

Глубоко задумываюсь — и убираю Риту из списков "зомби". Она — доктор, им и останется навечно в моей памяти. Кажется, всё.

Внимательно осматриваю помещение. Моего здесь совсем немного, но даже малость жалко терять. Последним движением убираю ширму, подхватываю со столика кейс и ухожу, оставив недопитую бутылку на столике. Прощай, "Солнечный брег". Здесь заработаны неплохие денежки, но надо быть совсем без страха в печенках, чтоб оставаться хотя бы еще на сутки рядом со скромным институтом радиоэлектроники, рядом с не в меру проницательным капитаном из районного департамента, в офисе, который засвечен в службе. Странно, почему я вообще жив и не в камере. По словам незнакомки, я им столько гадостей наделал... Объяснение может быть только одно. Никому она обо мне не докладывала. Сама хотела победить. Сумасшедшая, что с нее взять.

Снова иду через осточертевший лесок к станции метро. Темно, на тропинке никого нет. Ночью через лес не ходят. Через него и днем не очень-то ходят после убийств девочек, но мне некого бояться. Кому я нужен? Службе? Ну... происходи все это до Катастрофы, тогда да. А сейчас... где тот жуткий КГБ из анекдотов, где? Нет его, и анекдотов давно не помнят. Катастрофа снесла прошлую жизнь до скального основания, ничего не пощадила. Нынешняя служба не настолько всемогуща. Они там... больше о собственном благополучии думают. Руководитель института, неведомый мне генерал, содержит в штате банду "термитов". Из чего следует, что активно занят крышеванием и рейдерством, это их ниша в основном. Ему не до работы. Похоже, была у них всего одна настоящая сотрудница, увлеченная делом, да и то только потому, что сумасшедшая. Вот при расследовании ее смерти на меня могут выйти... или не могут? Так-то на меня у них ничего нет. Я же стоял далеко, когда она сорвалась. И ничего не говорил при встрече. Если она писала разговор, то исключительно себя. И работаю я в основном ночью, через ширму... Решено — просто поменяю место работы. Чем отличается юго-восток столицы от северо-запада? Да, собственно, ничем.

Короткое сообщение нагоняет мое инфо утром, когда я только-только приступаю к поиску помещения под новый офис. Оп-па. Это лицо мне определенно знакомо! Была на приеме? Роюсь в архиве. За последний месяц столько клиентов прошло, что нужный документ нахожу с трудом. Мама Риты. И что ей от меня надо? Предлагает приехать немедленно. Адрес, схема проезда, временный пароль на вход во двор и подъезд. Хм. У нее проблемы? Постаревшая "чарми"... ну и чем я могу ей помочь? Все же решаю ехать, тем более что недалеко. Деньги — они лишними не бывают.

Дом оказался в границах старой Москвы, той, что стояла еще до Катастрофы. Солидная постройка, собственный двор. Достаточно тихая улица, недалеко школа. До метро — рукой подать. А в неплохом месте живет вышедшая в расход "чарми"! Успела обустроиться, пока была в цвете.

Женщина встретила меня в дверях, пригласила пройти. Прохожу. Ну, что сказать... чтоб я так жил! Но я так не буду жить никогда.

Женщина ни на что не жалуется, просто молча склоняется над столом с бумагами. Жду. Кто я такой, чтоб возмущаться?

— Подпишите, — коротко говорит она и подталкивает документы ко мне.

Смотрю недоуменно и решаю на всякий случай пока ни к чему не прикасаться.

— Дарственная на квартиру, — недовольным голосом поясняет женщина. — Это квартира дочери, и она ее вам подарила. Подпишите, не бойтесь.

Я не боюсь. Я просто не могу говорить. И двигаться тоже не могу. Я вообще ничего не могу.

-Я была против! — хмуро сообщает женщина. — Поначалу. Но потом подумала: может, так действительно лучше? Чтоб разом отсечь все интриги ее тети и претензии бабушки... Знаете, эти московские квартиры...из-за них даже очень близкие родственники могут рассориться навсегда! А у нас слишком много заинтересованных родственников, сами понимаете. А так — не вашим и не нашим. Да подписывайте же! У меня достаточно времени, но целый день сидеть здесь я не готова!

Она считает, что я что-то пониманию. Увы, это не так.

— Почему? — кое-как выдавливаю из себя.

Женщина отводит глаза. Стыд? Ей за что-то стыдно? "Чарми" — и стыдно?! Куда катится мир...

— Вы спасли ей жизнь, — очень неохотно говорит она. — Вы да, а я нет. Так что все справедливо. Это просто благодарность за... за лечение.

Я ей не верю. Она — пусть бывшая, но "чарми". Страшный эгоизм и жадность никуда не делись, я еще помню, как она давилась за минималы при оплате визита! Тогда что это?

— Ничего себе просто благодарность! — замечаю я подозрительно. — Да за такую квартиру пол-Москвы удавит кого угодно!

Бывшая "чарми" гордо выпрямляется, и вдруг становится заметно, что не такая уж она и бывшая.

— Моя дочь не из бедных! — произносит она. — Скорее даже — из очень небедных! Я не живу с ее отцом, это правда, но он нам помогает, особенно своей родной дочери. У нас достаточно жилья, уж поверьте!

Не верю, что помогает. Я помню, как одевалась Рита, и что ездила она на метро. Богатые так не живут.

— Она погибла, — замечаю я тихо. — Это как бы аннулирует...

— Глупости! — обрезает женщина.

Она встает и отходит к окну.

— Дочь просила ничего вам не сообщать, — говорит она не оборачиваясь. — Но я считаю, что она дурочка и не понимает жизни, поэтому скажу! Жива она. Врачи сказали, очень глубокие порезы рук и живота, сильная потеря крови, но внутренние органы не задеты.

Я подскакиваю.

— Не найдете! — охлаждает мой порыв женщина. — Ее вечером увезли на личном самолете отца в Израиль. У них неплохие хирурги, нашим доверить лечение Риты мы не рискнули, сами понимаете. Так вы подпишете или нет?

Я больше не могу сопротивляться. Склоняюсь над столом и подписываю, как в тумане. Женщина насмешливо хмыкает.

— И что, достаточно одной моей подписи? — осторожно спрашиваю я.

— Учитывая, какую именно должность я занимаю и где — да! — отрезает она, забирает свою сумочку и идет к двери.

— Я все равно не понимаю, почему... — бормочу ей в спину.

Она разворачивается и награждает меня презрительным взглядом.

— Какие же вы, молодые, самолюбивые и эгоистичные ск...

Я смотрю на нее с безграничным изумлением, как на заговорившую сковородку, и она осекается. М-да, дожили. "Чарми" обвиняет меня в эгоизме.

— Дурачок! — вдруг проникновенно говорит женщина. — Ну что тут непонятного? Когда она через девять месяцев вернется обратно, жить она будет в этой же квартире!

Она уходит, а я так и остаюсь стоять с открытым ртом.

За окном сияет день. Я стою и смотрю из окна своей квартиры вдаль. Дурак. Какой же я феерический дурак. Дурак. Ду-рак. Д-у-р-а-к... Рита применила против "собак" тот же прием, что и я. Разрешила бить, если уж запретить нельзя, но — по рукам. Удивительно талантливая девочка, из нее получился бы сильный специалист. Она ошиблась по неопытности. Не каждый умеет бить ножом прицельно и точно, даже если приказали. Те "собаки" не умели, она осталась жива по счастливой случайности. Потеряла сознание от боли. А я даже не посмотрел... Почему я не посмотрел?! Потому что не хирург? Тоже мне, доктор! Жалкий самоучка. Ду-рак... И то, что я тогда озверел, меня не оправдывает! На первом месте у врача должен быть больной, а не месть!

Хватаю инфо и нахожу ее контакт. Заблокирован. Вот оно как, значит. Не пропущенный вызов, а заблокированный контакт. То есть она в сознании, но не хочет со мной разговаривать. Почему?!

Перебираю объяснения один нелепее другого. Не считает ровней? Винит в своем ранении? Надоел, в конце концов? Подарила квартиру, чтоб отвязался?! Да быть того не может! Она ведь тоже — мутант, пусть и купированный! Эгоизм и жадность — в общевидовых признаках на первом месте! Да она у меня все запасы кофе прикончила и спасибо не сказала!

Снова смотрю в окно. Там, внизу во дворе — скопище очень дорогих машин. Как я буду тут жить, бедный пешеход, жалкий пользователь сети столичного метро? Как здесь жила Рита?

Оглядываю комнату и понимаю, что она здесь не жила. Здесь нет ее присутствия. Эта квартира — наследство? И она, зная главную мечту моей жизни, просто взяла и подарила ее мне? Как другу? А ведь других объяснений нет. Непостижимо. Такого не бывает.

Разворачиваюсь и медленно обвожу взглядом высокие потолки. Моя квартира. В Москве. Это похоже на сон. Моя квартира... и Рита. Что имела в виду ее мама, когда говорила, что она будет жить здесь же?

Воспоминания о безумной ночи накатывают шумящим прибоем, и мои щеки начинают гореть. Так мамаша считает, что мы с ней?.. А Рита что считает? Списала произошедшее на временное помешательство, как я, или же?..

Сажусь за стол, обхватываю голову руками и тихо мычу. Какой же я дурак! Пробую понять, что значит для меня эта малознакомая, в общем-то, девушка — и ничего не понимаю! Когда считал, что ее убили, сердце кровью обливалось, а сейчас... боже, которого нет, как это сложно!

На глаза попадается подписанная мной бумага. Так настоящее имя Риты вот какое?! А фамилия? Меня словно бьют по голове — эту фамилию даже я слышал, хоть и не интересуюсь жизнью элиты. Понятно, почему ее увезли на лечение в личном аэрогоспитале папеньки! Для него это — карманные расходы! Рита и я. Робко пытаюсь представить ее и себя рядом, и меня охватывает тихая паника. Я — бедный иммигрант, а она... Нет, что-то ее мамаша напутала! Какое там жить вместе, она даже мой контакт заблокировала!

Чирикает инфо, и я с облегчением отвлекаюсь от неразрешимых проблем. Клиент. Записался на прием. Судя по сопроводиловке — мальчик-"зомби". Тяжелый случай... Подхватываю со стола ключи и иду на выход. Потом останавливаюсь и дурацки улыбаюсь. А может, ну его? Сколько можно надрываться? Раньше горбатился ради квартиры, а сейчас? Квартира — вот она, двухкомнатная сияющая сказка. На девять месяцев полностью в моем распоряжении. Потом вернется из-за границы Рита, моя загадочная длинноногая цапля... Слишком длинный, кстати, срок для лечения порезов, пусть даже серьезных. Может, она там учится, у отца? Да фак его знает, мы совсем не разговаривали о ее жизни, только о моей работе! Я же, наивный дурачок, ее в ученицы готовил, профессию хотел дать, которая прокормит — это той, у которой квартиры в качестве подарков! Ох и дурак был, сейчас даже стыдно вспоминать.

Я все же всерьез рассматриваю ситуацию. А что? Квартира действительно моя, вон документы на столе! Даже продать могу, хотя ни за что в жизни! Что мое — то мое! Могу устроиться куда-нибудь охранником, ходить на экстрим-танцы... и по Москве я давно мечтал погулять! Сколько можно прятаться в темноте да за ширмочками?

Снова чирикает инфо. О, еще один клиент! Решаюсь. Захлопываю дверь, киваю охраннику на выходе и иду быстрым шагом. Как хорошо, что до метро рукой подать. На ходу я решаю: что-то надо делать со стеснительностью. Ну куда это годится — уже сам себе боюсь признаться, что просто люблю свою работу! Тем более, что сейчас — чего не работать? Все неприятности позади. "Мут" в бегах, в службе про меня не знают, иначе бы уже придавили... Даниил на другом конце Москвы, что значит — чуть ли не на другой планете... И прочный тыл в виде квартиры есть, больше не висит над душой необходимость экономить, как говорили до Катастрофы, каждую копейку! Сейчас копеек нет, сейчас все меряют минималами...

Решено: продолжу работать врачом. А что? Профессия востребованная, нужная людям и нелюдям. И если не лезть в дела государства — профессия мирная. Один раз я туда, конечно, залез — но это случайно! А теперь буду осторожен. Моя работа — "чарми", "эльфы", "муравьи" и прочие в целом безобидные создания.

Я ускоряю шаг, весеннее солнце теплым потоком бьет в лицо. Летняя Москва, неужели я тебя увижу?

Мутанты тоже люди

1

— Сделайте хоть что-нибудь! — в отчаянии говорит мамаша в очередной раз.

Мне это причитание знакомо и привычно, поэтому воспринимаю его профессионально, то есть равнодушно. Для мамаши действие пока что сияет новизной, она искренне волнуется и смотрит на ширму огромными мокрыми глазами.

Отец на меня, наоборот, не посмотрел ни разу, сидит, еле заметно морщится и разглядывает стены офиса в мелкую дырочку. Не разглядывает через мелкую дырочку — а стены в мелкую дырочку. Новый отделочный материал, широко разрекламированный, но главное, дешевый, отчего суют его в новостройках где надо и не надо. Вроде как способен гасить резкие звуки, создавать комфортную рабочую среду. Ну, на меня реклама не действует, да и врут они, собаки — резкий голос мамаши словно ввинчивается в уши, вовсе он не гасится. А мужик, несчастный, с этим вынужден находиться постоянно на одной территории. Ну да что с него взять, самый обычный человек. Да и с нее взять нечего, заурядная "эльфийка" невеликой силы, но великих амбиций, как это у "эльфов" принято.

Предмет ее переживаний, болезненно бледный мальчик, молча смотрит в окно. А куда ему еще смотреть? Он попробовал взглянуть на меня, уткнулся в черную штору, растерялся и отвернулся к окну. Туда и смотрел все время, даже когда отвечал на вопросы. Отвечал, кстати, по существу, коротко и ясно, что среди детей его возраста встречается редко. Среди обычных детей.

Причина обращения родителей к гипнотерапевту в моем лице стара, как мир: их талантливого сына притесняют в школе. По молчаливому, но тем не менее ясно ощущаемому мнению здоровяка-отца — потому что гири не тягает, на бокс не ходит и соответственно не может дать сдачи. Отец, конечно, неправ — многие не занимаются спортом, да не у многих проблемы с ровесниками. По громко и неоднократно озвученному мнению мамаши — потому что не умеет дружить. Ну, "эльфийка" — она и есть "эльфийка". Вдолбила себе в голову прописную истину и теперь фанатично вдалбливает ее всем окружающим. А потом выберет другую истину, может, даже противоположную, и будет вдалбливать ее. В их среде принято иметь свое мнение по любому поводу, вот она и имеет. А задуматься, каким образом можно подружиться с теми, кто тебя презирает — это не к "эльфам", они такого не умеют.

Настоящая причина в том, что их сын — мутант. Причем из очень редкого, исчезающего вида. Таковых иногда выдает природа на всякий случай, для устойчивости системы: если вдруг изменятся параметры агрессивной внешней среды, глядишь, и размножатся. А не изменятся — ну, не повезло парню с наследственностью, бывает.

Мальчик — явный и несомненный "гипер". Какой именно, пока не знаю. Такие мне уже попадались — как будто не от мира сего, неприспособленные, потерянные, неспособные защититься от агрессивного окружения. Одно время всерьез раздумывал — уж не инопланетяне ли? Потом познакомился поближе и убедился, что нет, наши родные мутанты, просто боковые, нежизнеспособные ветви. Мой давний знакомый Серега "гипер-с" — один из них. Но он-то как раз более-менее устроился в жизни — до тех пор, пока не поймают. А кто этот бледный мальчик? Может, великий фантазер, в иных условиях способный вырасти в гениального драматурга, писателя, поэта. Может, ученый за пределами гениальности. Тоже — в иных условиях. Может, и чаще всего так и есть — просто мальчик с богатой и не очень здоровой фантазией, углубленный в себя. Им всем в наших условиях ничего не светит. Без цепкости, агрессивности, упертости доминирующих мутантных форм им не пробиться. Сейчас правят "собаки", а у них принято грызть слабых, рвать на клочки чужих и поджимать хвост перед сильными. Возможно, "гиперы" были и до Катастрофы. И жили тогда намного комфортней. Иначе не объяснить, каким образом в отсталой в целом стране создано все то, обломками чего мы до сих пор питаемся.

— Помогите хоть немного, разве не понимаете, что ему невозможно жить? — умоляет меня женщина.

На меня накатывает раздражение. Чем я могу помочь вырождающемуся виду?! В заповедник его, что ли, подальше от мутантов? Так нет на земле таких! А без заповедника оне вымрут, так или иначе. Я ничего не могу сделать. Ничего. А вот она может. Но не хочет. Потому что вбила себе в голову очередную прописную истину насчет того, что ребенок обязан быть социально адаптирован. Запихнула его в чуждую, агрессивную среду — и чего теперь хочет? Чтоб он там адаптировался?! Извините, на такое способны только обычные люди! А мутантам себя не переделать! Но ведь упорствует. Муж... ну, он обычный человек, у него нет шансов против напора генетически приспособленного к социуму существа, которое он считает женой. Да и не подходят его средства "гиперу", они на обычных детей рассчитаны. "Гипер" гирей не отобьется.

— Спасите меня, пожалуйста, — вдруг четко произносит ребенок.

У меня от его слов даже морозец по коже пробегает, такой чуждостью веет от мальчика. Ну не может, не способен обычный десятилетка вот так говорить — разумно, ясно, четко осознавая свою потребность. А родителям хоть бы хны, не удивлены, продолжают считать его за родного сына, за свою кровиночку.

— Как тебе помочь, если сам не хочешь себя отстоять?! — наконец взрывается мужчина и решительно встает.

Я слежу за ним — краем сознания, но очень внимательно. Что-то мне в нем сильно не нравится, но что? Не разобрать, пока перед глазами пациент...

— Самое противное, что я, сильный здоровый мужчина, не могу защитить своего сына! — горько говорит отец. — Что мне, детей в его школе бить? Так я готов был! Пришел в школу, а там — самые обычные ребята! Не звери, не садисты! Я среди таких все детство провел, и ничего! Плюнул и ушел! Это в нем самом что-то не так!

— Пойдем, папа, буду умирать дома, — говорит мальчик. — Никто меня не защитит.

Вот засранец. Мужчина вздрагивает, как от удара. Я решаюсь и выхожу из-за ширмы, чтоб кое в чем разобраться. Но они уходят, не обратив на меня внимания. А женщина остается — и отвлекает меня своим присутствием. Что-то в ее муже... Что она осталась, это понятно — слабая, но "эльфийка" же. Их приемчики известны мне наперечет и не отличаются разнообразием — впрочем, как и у всех мутантов. Сейчас примется устанавливать близкие контакты, садиться на шею, раздавать неявные намеки и обещания, от которых потом откажется.

— Неужели ему нельзя помочь? — тихо говорит она. — Понимаете, он действительно пошел умирать. И что делать, я не знаю. Его ведь в классе даже не бьют. Могут встать рядом на перемене и толкать. И смотреть, что он станет делать. И так всю перемену. И на следующей. Или его сумкой в футбол играют, и тоже каждую перемену. Физически он противостоять не может, у него с детства больные почки. И ведь не бандиты, не садисты, я же с ними со всеми разговаривала. Они просто так играют! А у него на нервной почве развилась эпилепсия, припадки почти каждый день, сознание теряет... Мне его так жалко, а сделать ничего не могу!

Женщина плачет, при этом встает так, что рука так и тянется приобнять и утешить. Сдерживаюсь усилием воли. Знаю я эти трюки, все они в рабочей тетради записаны.

— Вы актриса?

Голос у меня ровный, но она тут же вскидывается и смотрит настороженно и зло. И меняет позу. То-то же.

— Да, я прима сетевого театра! Но какое это имеет значение? Я достаточно уделяю внимания воспитанию ребенка, не выдумывайте, что променяла семью на профессиональный успех!

На самом деле так оно и есть, все "эльфы" таковы, но ни за что не сознается. Сетевой театр? Наверняка мелкий коллективчик, у которого даже нет средств на аренду помещения. Ставят любительские спектакли в домашней обстановке, выливают в сеть на платные просмотры, тем и живут. Впрочем, среди сетевых театров есть несколько вполне успешных.

— В какой области гениален ваш сын? Он ведь гениален, верно?

На самом деле я не так уж уверен в своем предположении. "Гиперы", они... разные. Чаще — просто аутисты. Но женщина согласно кивает:

— Он необычайно одаренный! Пишет "Цифру". Знаете, даже мой муж, очень хороший специалист по компьютерной безопасности, не всегда понимает, как он это делает...

Вот оно как. "Цифра". Новый, довольно неоднозначный вид творчества. Мальчик пишет программы, способные самостоятельно генерировать музыку. На мой любительский взгляд — иногда получается любопытно. Что меня не устраивает — в "Цифре" свободно используются фрагменты чужих произведений. Бывает, в композиции на десяток минут не встретится ни одного оригинального куска. Но это мое личное мнение, так-то "Цифра" в тренде. Возможно, мальчик уже на ней зарабатывает. И в любом случае он молодец. Чтоб писать "Цифру", необходимо на очень серьезном уровне знать и программирование, и теорию музыки, и, как правило, иметь исполнительский опыт. Мальчик — музыкант? Неплохо.

Может, он не так и одарен, как считает мама, но у него уже есть ниша. Это кое-что меняет. Я колеблюсь мгновение. На самом деле я давно понял, что делать, но... по возможности стараюсь не ломать свободную волю. Однако в данном случае вариантов не предвидится.

— Знаете, за рубежом сейчас самым прогрессивным методом обучения считается домашний, — говорю я доверительно. — Вы не в курсе? Метод Карпентера. Дает поразительные результаты.

— Чей, вы говорите, метод? — слабым голосом переспрашивает она.

— Метод Купера, — воркую я. — Рекомендую. Коучер — известнейший в профессиональных кругах педагог!

— Я подумаю. Спасибо.

Она наконец уходит. Дело сделано, теперь она применит метод то ли Купера, то ли еще кого, переведет сына на домашнее обучение, еще и мозги всем окружающим вынесет рекламой нового метода в педагогике. У "гипера" появится шанс выжить в агрессивной для него среде. Я все же ему помог, только он никогда об этом не узнает.

Злобно смотрю ей вслед. Дура. Не могла сама сообразить, что ее сыну в школе не место? Досоциализировала пацана до прогрессирующей эпилепсии! Дура. Чего приходила, спрашивается? Могла сама все сделать, без моей помощи!

Тихо пищит инфо. Неужели заплатила? Хм... И с чего я решил, что она дура? Она умница! И, главное, неплохо заплатила! Это хорошо. Денежек московская квартира жрет — я столько не жру. Тэкс, кто у нас следующий?

Следующий от порога деловито интересуется, здесь ли ставят прошивку, и сразу топает к креслу, не дожидаясь ответа. "Виртуал" при полном комплекте — глаза красные от недосыпа, патлы нечесаные, на штанах подозрительные пятна. Я за ширмой довольно потираю руки. С прошивкой — это я здорово замутил. Сообщество "виртуалов" оказалось очень контактным, стоило прийти парочке, и за ними потянулись нескончаемой вереницей. Красноглазые мои, моя пищевая база, я вас люблю! Между собой мою блокировку они так и называют — "прошивка Дока". Очень действенная штуковина. Она не лечит, "виртуала" без слома личности не вылечить, но позволяет им минимально заботиться о себе и, иногда, даже о близких. "Прошивка Дока". Звучит, верно? Правильней было бы назвать "будильник Дока", потому что суть именно в будильнике. Стоило мне догадаться, к чему привязать внушение, остальное легло легко и замечательно. Звучит сигнал — и беднягу выкидывает из инфо минимум на пару часов. И в голове пу-у-сто... Потом тяга к игре возвращается, но за это время можно хоть что-то сделать: нормально поесть, убраться в квартире, при удаче сходить погулять с ребенком... с этим уже можно жить. И личность практически остается нетронутой. Два часа в день, потраченные на семью, "виртуалы" воспринимают как временное безумство, вот такой у них выверт сознания. Да и ладно, лишь бы платили. А они платят, потому что "прошивка" реально помогает.

А вот и проблемка. Вместе с "виртуалом" подтянулись его приятели, вовсе даже не мутанты. Одному надо покончить с курением, другому обрести уверенность в общении с противоположным полом — на заключительной стадии, что для нашего века вуайеризма вообще-то нехарактерно. Они что, думают, "прошивка Дока" — универсальное лекарство?! Смотрю внимательно, задаю вопросы. Хм. Табаком от них не пахнет. Тот, кто якобы страдает от неуверенности, улыбается нагло, позволяет развязные жесты. Сам их не замечает, но я-то профессионал. Это они что, развлекаются так — или проверяют? Если проверяют, то плохо. Это может означать интерес какой-нибудь серьезной конторы. Вглядываюсь, слушаю. Нет, вроде просто развлекаются. Появился недавно новый вид развлечения молодежи, когда приходят в фирмы по оказанию услуг населению и врут что попало. Называется — "гнать дурика". Понятно, что это такой своеобразный ответ бессовестному вранью офисных менеджеров, но я-то действительно делом занимаюсь! Вот поганцы.

— В кресло! — предлагаю развязному.

Тот не успевает понять, как оказывается в роли пациента. Просил — сейчас получишь.

Развязный засыпает. И он был уверен, что не поддастся гипнозу!

— Проблема решается легко, — доверительно говорю его дружку. — Только ты расписочку за него напиши, хорошо? А то были уже претензии от полиции. Ходят всякие придурки, прикидываются, а не знают, что лечение несуществующей болячки вообще-то опасно... Пиши-пиши, не стой столбом!

— Почему — полиция? — выдавливает шутник.

— Я-то кодировку поставлю, — любезно объясняю ему. — Но что она в голове натворит, если кодировать нечего? С ума сходят, вот почему полиция. И потом доказывай, что не было злого умысла, а оно мне надо? Чего встал? Пиши!

— Я за него писать не буду! — бледнеет дружок.

— Да неважно! — рассеянно отмахиваюсь я. — Сам напишет, делов-то. Под гипнозом даже лучше получится, без ошибок... Сейчас-сейчас, еще пара минут, и за тебя возьмусь...

Шутник бросается к товарищу, трясет его и, естественно, будит. Они вываливаются из офиса, шутник бурно что-то объясняет, с ужасом поглядывая на неадекватного парня. Еще бы он был адекватен. Когда силой вырывают из гипноза, заторможенность в голове надолго остается. Я же приказал спать, вот он и спит. Потом проснется, наслушается страстей от дружка, и, если особо впечатлителен, действительно тронется умом, слегка и ненадолго, но тем не менее. Но уверен, конкретно с этим ничего не случится, слишком наглый и уверенный в себе. Зато испугаются. Оба. До дрожи в коленках. Один уже испугался. Сопляки.

Поздний вечер, прием закончен. Инфо в руку, и на выход. О ширме и видеокамерах не беспокоюсь — офис арендован только мной. В новостройках дешевая аренда, можно себе позволить. До метро далековато, это да, но мне прогуляться после работы несложно, пусть и под дождем. Давно заметил, что на ходу иногда появляются дельные соображения по работе. Как будто вовсе не головой думаю, а тем, что разогревается при ходьбе.

Микрорайон "Изумрудная гора" пока что не очень благоустроен. Тротуаров тут немного, зато есть обширная сеть асфальтированных дорожек, по ним и пробираюсь, встречные машины обхожу по бордюрам. Интересно, куда они все прячутся на ночь, парковок около жилых комплексов вроде нет...

Открытое пространство навевает неприятные воспоминания из недавнего прошлого, и между лопаток противно свербит. Как будто туда уперся лазерный целеуказатель и сопровождает, сопровождает... Паранойя? Она самая. Ну а чем я хуже других? Уверен, любой, узнав, что побывал под прицелом снайперской винтовки, будет полгода шарахаться от открытых пространств и доминирующих многоэтажек. Вот и я шарахаюсь. Только мне деваться некуда, до метро один путь. Стреляй не хочу, как странно говаривали до Катастрофы.

На всякий случай подробно перебираю детали общения с пациентами, не лоханулся ли где, и немного успокаиваюсь. Пока что моя работа на первый взгляд ничем не отличается от деятельности прочих шарлатанов, пусть таковой и дальше выглядит. Не люблю пристального внимания к моим профессиональным умениям. Паренек, способный, по убеждению сторонних наблюдателей типа Даниила, парой слов принудить к чему угодно, многих заинтересует. На самом деле я не всесилен, но попробуй докажи. И — оно мне надо? Известность — это здорово, только финал у этой известности очень неприятный. Например, крупнокалиберная пуля промеж лопаток. Я — тихий мирный врач-самоучка, таковым лучше и оставаться.

Метро. Место абсолютного одиночества в толпе. Инфо чуть слышно чирикает. Поправка — одиночество с недавних пор неабсолютное. Пару месяцев назад возникла и приобрела бешеную популярность новая форма сетевой игры. Игра новизной не блещет, но у нее есть фишка: участвовать могут только ники, находящиеся в одной локации. Почему это привлекло столько народу, не понимаю. Но теперь, стоит зайти в вагон, тут же приходит приглашение поиграть. Выбираешь себе аватару, играешь — и точно знаешь, что твой противник, равно как и партнеры, союзники и доброжелатели — они все здесь. Подними голову от инфо — и увидишь. Ну, если угадаешь. Так-то все в вагоне, как правило, сидят в инфо. Я из любопытства оглядываюсь — кто пригласил-то? Ни одна голова не приподнялась. Знакомое и очень характерное для нынешнего времени дело — народ избегает общаться вживую. Сидят в метре друг от друга, воюют, ссорятся, мирятся, даже в чувствах признаются, но головы от инфо не поднимут. Каждый оберегает свое личное пространство. Отчего так? Уже не понять, причина скрыта в дымке истории. Психологи поговаривают о социокультурной памяти жутко скученного проживания в каких-то московских "коммуналках", но правда ли это? Вряд ли существование в коммуналках было страшнее нынешних "гостиниц" для приезжей рабсилы. Но живем же, и ничего. Правда, я уже не живу.

При мысли о моей квартире у меня на лице невольно появляется глупая улыбка. Моя квартира. Чужая и непривычная поначалу, она всего за несколько дней так прочно вросла в мою жизнь, что я уже не понимаю, как обходился без нее раньше. Без экрана инфо во всю стену, без мягкого дивана, без мирного журчания кухонных автоматов, без вечерней спокойной тишины, наконец? Как?! Но ведь как-то жил. Древние мудрецы верно заметили: к хорошему привыкаешь быстро.

Наш двор охраняется, и охраняется хорошо: трехметровая кованая ограда, автоматические ворота, проходная и пара внимательных охранников при ней. На проходной во все стороны торчат камеры общего наблюдения.

Меня узнают. Может, потому что я единственный возвращаюсь домой пешком. Двери проходной благосклонно мигают зелеными глазами, мол, проходи, разрешено. А я стою в дурацком смущении. Ходьба выдала свой обычный результат — откуда ни возьмись выскочило объяснение мелкой проблемки, занозой сидевшей весь день в подсознании. Отец того мальчика-гипера. Мама уверяла — сын пошел домой умирать. Но я-то в нем желания умереть не увидел, вот в чем дело. Физически слабый, но духовно вполне себе крепенький индивидуум. Иное дело — его отец. В отце что-то было такое... нехорошее. Такое странное сочетание: могучий мужик, тренированный, наверняка кирпичи кулаком ломает — и жалкое выражение глаз. С такими глазами в самый раз идти топиться, вешаться... или травиться, кстати. Вот же прихотлив ход исследовательской мысли! Я же сначала отметил, что машин в микрорайоне не видно на парковках. Подумал про гаражи. Потом увидел машины в собственном дворе — и всплыла ассоциация. Была у меня давненько история с одним пациентом. Вот с такими точно глазами. Уходил он от жизненных проблем оригинально, при помощи собственной автомашины и маленького гаража. Ни разу не мутант, кстати.

Я еще пытаюсь убедить себя, что он не мой клиент, что за поздний вызов по инфо меня как минимум обгавкают, а руки уже проводят необходимые манипуляции. Экран инфо освещается сразу, подтверждая мои худшие опасения: в доме мальчика-гипера ждут неприятных вестей. Может, знакомых обзванивают, может, уже морги — если мамаша хорошо осознает, с кем связала свою судьбу.

"Эльфийка" в инфо жалобно хлопает ресницами, так, что сразу хочется ей помочь, бескорыстно и добровольно. А не такая уж она и слабая, как казалось днем.

— Муж в гараже? — спрашиваю в лоб.

Женщина чуть не подпрыгивает от неожиданности. Ну да, я же должен был сначала поздороваться, произнести пару ничего не значащих фраз, извиниться за поздний вызов...

— Адрес. И побыстрее.

Что-то такое она все же подозревала. А может, уже были у ее супруга срывы. Так или иначе, но адрес она выдает моментально и без сопротивления. Смотрю схему проезда по инфо. Йопт! Далеко! А что делать? Врач? Врач. Вот и катись, спасай слабую душу. Такси работают круглосуточно, по крайней мере те, что электро, "выхлопам" в центр заезд запрещен. Но денег они жрут — я столько не жру. Еду.

Знал бы заранее, в какие неприятности поехал по собственной, что противно, воле — бегом бы домой побежал, на замок закрылся б и свет выключил. Но предвидение, как уже отмечалось, не мой конек.

2

Я думал, заблужусь по темноте в гаражном море — а оно оказалось освещено! И трезвый охранник не только пропустил, но и любезно подсказал направление. Спешу по чистенькому асфальту и в изумлении останавливаюсь возле нужного номера. Это — гараж?! Двухэтажная громадина, увитая по фасадной стене "девичьим виноградом", вычурные окошечки второго этажа украшены каменным узором... и могучая стальная дверь на входе. Йопт, о ней я не подумал, гуманитарий хренов! Осторожно трогаю ручку — открыта. А хозяин-то — педант и зануда! Из жизни решил уйти, но дверь оставил открытой, чтоб не ломали, не портили дорогостоящее имущество. Впрочем, может быть и другая причина — например, подсознательно желает, чтоб его отвлекли, отговорили...

Мраморная лестница ведет на второй этаж. Наверху кто-то есть, доносятся слабые бряканья и шорох. Поднимаюсь, чувствуя себя полным идиотом. Вот будет картина, если хозяин окажется там с собутыльниками! И тут я из ночи, приперся спасать. От застолья, ага. Кучу минималов потратил на такси, а оно мне надо? Мне за квартиру скоро платить!

Комната наверху поражает великолепной лепниной, как в королевских замках. И это обычный гараж. Чтоб я так жил! А вот и хозяин в кресле, пьяный и недовольный. Осматриваюсь и успокаиваюсь — правильно я зашел. Просто мужик решил на прощанье надраться до скотского состояния, а так-то ружье перед ним уже наготове лежит. Тут я немножко промахнулся, почему-то решил, он будет травиться выхлопными газами от машины. Но ружьем надежней, согласен. Того, отравившегося, я успел вытащить на свежий воздух, два дня он потом мучился от головных болей, самоубийца хренов.

— Заряжено? — киваю на ружье.

— Картечь, — угрюмо отзывается мужик. — Как дам сейчас дуплетом за нарушение неприкосновенности жилища, кишки по стенам размажет!

— Это на Западе нарушение, — усмехаюсь я. — А у нас — просто зашел на огонек, познакомиться, попьянствовать. Убери оружие со стола, его в сейфе положено хранить.

Мужик без вопросов поднимается и убирает ствол в сейф. Предварительно разрядив. И патроны положил на полку не просто так, а чтоб лежали симметрично. Действительно педант и зануда. Внушению поддался сразу, потому что подсознательно хотел того же. Дело сделано? Смотрю с сомнением. Как бы не так. Вроде и здоровый мужик, наверняка бывший спортсмен, судя по манере двигаться, борец, а сдается как-то легко. Я-то уйду, а его проблема — нет. И его проблема называется "мутанты". Следовательно, это — моя работа. Жаль, не заплатят.

Смотрю, чем он наливался, и криво улыбаюсь. Снова "Саянская белочка". Что ж этот мир так примитивно устроен?! Ладно мутанты не блещут разнообразием в своих уловках, они ограничены генетикой — так и обычные люди банально предсказуемы! Ну почему, если нажраться, так обязательно "белочка"? Совсем как Даниил Рождественский! Еще и драться полезет, чтоб утвердиться в превосходстве, как он? И ведь полезет, вон как недоволен подчиненностью! О-хо-хо, кулаки-то у него чуть ли не с мою голову, и наверняка твердые, как камень...

Сидим, пьем. Пациент уже никакой. Хотел надраться до скотского состояния? Так я не мешаю. Моей работе опьянение не препятствует. Втолковываю ему, что его супруга и сын — мутанты, не люди. А у мутантов все просто. Они к жизни приспособлены на генетическом уровне. Только дай им подходящие условия, и будут процветать, и ничего более им не требуется. Сын — "гипер"? Значит, одиночество ему, независимость, возможность свободно заниматься чем попало — и будет мутанту счастье. Самое то, что доктор прописал. А школа для него, вообще любой коллектив с необходимостью встраиваться в сложноподчиненные структуры — смерти подобно. Ну, что тут сложного? Даже пьяный способен понять. А не поймет — тогда мои слова останутся в подсознании и все равно подействуют. Мужик примет семью такой, какие они есть, и перестанет себя винить в неумении устроить жизнь близким. Избавит от комплекса неполноценности, как говаривали во времена до Катастрофы.

— А жена? — вдруг спрашивает мужик. — Ей чего надо?

Ого. А не настолько он и пьян.

— "Эльфийки", — объясняю я. — Они... Богема и тусовка, покрасоваться и похвастаться. Содержанки, любовницы... Эпифит. Знаешь, что такое? Прекрасный цветок, только корешки у него не из земли соки тянут, а из ствола дерева. Ты для нее — питательная почва, основа.

— Шлюха и сука, — бормочет мужчина. — Всегда знал. Но в молодости именно такие привлекали. А сейчас повеситься от нее тянет...

— "Эльфийка", — улыбаюсь я. — Зато красивая. И с ней не скучно. И главное — она не может стать другой. Такой родилась.

И мы пьем. И снова обсуждаем его семью. И пьем. Надеюсь, хоть что-то из сказанного останется в его черепушке. "Саянская белочка" — она такая, запросто может и установки профессионала снести. Если перебрать. Но мужик вроде устойчивый, вон как членораздельно матерится.

Потом на лестнице раздались шаги, голоса, и ввалились несколько личностей. Явно здесь не впервые, хозяин воспринял их без удивления. Впрочем, не уверен, способен ли он в таком состоянии удивляться. Я бы точно не смог. Я бы давно под столом лежал, если б пил, как он.

Оцениваю пришедших. Люди, ну надо же. Впрочем, нет — один "собака" затесался. Крепкий такой бульдог, злобный. И остальные на него похожи. Охранники? Нет, те бедные, и это сказывается на поведении, эти же явно преуспевают, уверенность так и прет наружу... хотя...

— Водку пьянствуешь, а почему без нас? — весело спрашивает один.

— А это что за дрищ? — осведомляется другой.

Это он так обо мне. Точно не охранник. Но почему-то похож, очень похож.

— А жулик, — равнодушно отзывается хозяин гаража. — Типа экстрасенс. Моей неверной мозги крутит, минималы тянет.

— А здесь он чего?

— А пришел.

— Так! — решает один из пришедших. — Пшел! Мося, выведи!

"Бульдог" без слов берет меня за ворот куртки, и я словно лечу. Вот и спасай придурков от самоубийства.

Все же они имеют отношение к охране. "Бульдог" фиксировал меня вполне профессионально, одной рукой. Попробовал из любопытства слегка упереться — тут же сдернул вбок, снова подтолкнул вперед. И свободной рукой поддал по почкам, с-собака!

Так и шли: я упирался, он дергал из стороны в сторону и вел. И по бокам поддавал. И все бы ничего, но вдруг мне это надоело. Мужская гордость проснулась, надо же. В наш век вуайеризма и гражданской свободы редкое качество, а вот вылезло откуда-то. И я начал сопротивляться иначе. Легко. Но в особом ритме. Улавливая движения сопровождающего. Подхватывая зарождающуюся в душе музыку. Передавая ее. Я уже не шел, а слегка пританцовывал. Мой мучитель тоже начал шлепать ногами в ритм, потом и руками замахал. Так увлекся, что и меня выпустил. Я поправил куртку и пошел к проходной, а "собака" так и остался танцевать за гаражами, дергаными жутковатыми движениями. Ну вот такую музыку он слышит, что я могу поделать? Но зрелище страшноватое, хорошо, что никто не видит.

Такси выплюнуло меня прямо к будочке охранников. Я кивнул ночной смене, поднялся по лестнице. Дом, мой дом. Собственный. Уголок тишины и покоя.

Гардеробная приняла верхнюю одежду и обувь, еле слышно загудела. Понятно, на улице сыро, требуется подсушить, вот автоматика и сработала.

Кофеварка приветливо мигнула. Включилась, как только открылась дверь, и божественный напиток уже готов. Здорово! Только дорого. Представил, сколько могут стоить картриджи для такой кофемашины, и содрогнулся. А они ведь когда-то кончатся...

Устраиваюсь с кофейной чашечкой перед инфо. Открываю, захожу на профессиональный сайт европейского психологического сообщества. Дорогая, между прочим, опция, денег жрет — я столько не жру. Углубляюсь в изучение новых материалов. В наш век жестокой конкуренции и безработицы таким, как я, необходимо учиться всю жизнь, иначе никак. И я учусь. Конечно, не стоит надеяться, что на общедоступном сайте опубликуют реально значимые работы, интересы корпораций превыше всего, но иногда в самых заурядных результатах исследований проскакивает такое! Исследователи не понимают, что именно видят, и публикуют, но я-то самоучка, я практик, и потому со страниц статистики время от времени мне знакомо скалятся группы мутантов.

Из темного угла на меня с иронией посматривает Рита. Забралась, как обычно, с ногами на кресло, с инфо на коленках, отсветы экрана играют на тонком бледном лице. На тонких губах — еле заметная улыбка.

— Я защищался! — оправдываюсь я.

Перед глазами снова встает дергающийся силуэт танцующего мужчины. Б-р-р. Хорошо, что все кончается, кончилась и эта история, впереди обычная любимая работа... Улыбка Риты становится явственней.

— Ну, не защищался, — сдаюсь я недовольно. — Ну, самец я! Да, утверждал свое превосходство! Да, это гордость и гонор, признаю! И недостойно высокого звания врача! Детское хвастовство силой, вот что это! Довольна?

Рита не отвечает. Как она может ответить, если существует только в моем воображении? На самом деле кресло пустое. Рита как пропала из моей жизни, так больше и не дала о себе знать, инфо тупо отклоняет запросы. Но я привык с ней разговаривать, и потому разговариваю каждый вечер.

И да, она права в своей иронии. На самом деле я могу контролировать свои способности. Но не всегда хочу. И потому, наверно, до сих пор танцует среди гаражей "бульдог". Потому давлю волю понравившихся мне женщин. Это — самое мерзкое. Исключение — Рита. Но вот и ее нет, только призрачный образ знакомо поблескивает иронией в полуприкрытых глазах.

— Ты "зомби", в этом все дело, — бормочу я тихонько. — "Зомби" — это навсегда. Только поэтому мне с тобой было легко. Ты ничего не хотела, не манипулировала, просто была рядом. А я не железный, мне тоже необходимо, чтобы кто-то был рядом. Так какого черта?..

Но черта нет, ученые наконец-то это смогли доказать. Нет и Риты, и никто не может мне ответить, почему она вдруг исчезла из моей жизни. Так что я вздыхаю и возвращаюсь к странице научного журнала. Стереотипы поведения в изолированных группах докеров-мигрантов. Ну надо же. Ребята нарвались на "гоблинов" и теперь не знают, как это интерпретировать. Их растерянность понятна, "гоблины" при близком рассмотрении не очень-то похожи на людей, разве что внешне. Вот это внешнее сходство исследователей и сбивает с толку. Не люди они, не люди, разве трудно понять? Они — нечто гораздо более простое! Ну, почитаем, к чему они там пришли...

Смотрю на пустое кресло, вздыхаю, но все же сосредотачиваюсь и приступаю к учебе. Платить за квартиру за меня никто не станет, а она жрет. Следовательно — что? Верно, надо зарабатывать. А для того — учиться. И я учусь.

3

Следующее утро началось с неприятности — ко мне пришли. Без предупреждения. Нет, квартирная интеллектуальная система что-то там вещала грудным голосом о плановой проверке сервис-техники, но кто в наше время прислушивается к синтезированным голосам? Так что когда поехала в сторону кухонная панель и в квартиру шагнули два джобера в форме, я подпрыгнул от неожиданности. Я-то считал, что за панелью — глухая стена. А там, оказывается, выход к грузовому лифту. Незаблокированный! То есть в мою квартиру мог пройти кто попало и взять чего хочется! А все почему? Потому что пользовательскую инструкцию не дочитал! Изучил опции кофемашины, обалдел от счастья и не стал читать дальше! Вот дурак...

К кофемашине они и направились в первую очередь — менять картриджи. Я представил, в какую сумму это отформатируется, и занервничал. Там же остался кофе, утром пил, и ничего!

— Менее пяти процентов, пора менять, — заметил джобер и дважды щелкнул фиксаторами картриджей.

Я живо представил, как у меня дважды проседает банковский счет, и подскочил. А-а-а, разоряют! А джоберы уверенно подняли панель климатизатора и чего-то там достали из фирменных контейнеров. Мое беспокойство стало неотвратимо перерастать в панику. Я столько не зарабатываю!

— Если не заменить фильтры климат-контроля, система заблокируется, — сказал джобер.

Если б он не был гоблином, я бы поклялся, что в его голосе прозвучали нотки презрения. Но это исключено. Гоблины — простые существа, они на работе только работают. Вот потом — другое дело! В служебке за чаем при пересказе он меня и дебилом выставит, и презрением обольет, и себя ловкачом представит. Оно и понятно: жизнь у гоблинов бесцветная, вот они ее и украшают враньем. К красочному вранью и тянутся — обожают телесериалы.

Джоберы вручили мне счет к оплате, скинули служебные бахилы и удалились. Пошел и я — работать. На ходу пытался прикинуть, смогу ли перекрыть заработками долги, пока не дошел до проходной. Там мне вручили счет за оплату охраны, я поглядел и четко понял — не перекрыть.

Работа, любимая работа. "Прошивка", снова она же. Минималы капают. Но сегодня я им не рад. Что они такое, минималы? Да стоимость тарелки лапши с кусочком колбаски, плюс чай. Можно считать, что ничего. Нет, когда я жил в комнате на тридцать человек, минимал для меня значил ого-го сколько. Один минимал — завтрак, а четыре — уже обед! Но в доме, в котором я живу сейчас, в ходу совсем, совсем другие суммы. Чтоб их заработать, нужно быть "баксой" с абсолютно бессовестными глазами. Или милой наглючей "эльфийкой"-содержанкой. Или входить в стаю "собак" при власти. А люди... людям в стране мутантов не светит.

Вот на этой печальной, но, увы, правдивой мысли он и вошел. Несостоявшийся самоубийца, мой вчерашний бесплатный клиент. Ну и чего ему надо?

— Ну, как дела? — хозяйски осведомился он. — Дуришь народ потихоньку?

— Не дурю, — цежу сквозь зубы. — Ружье ведь вчера не выстрелило?

Мужчина стер с лица самодовольную улыбочку, быстро глянул на меня и присел на стул для клиентов.

— Не выстрелило, — задумчиво согласился он. — Чем тебе жена заплатила, если не секрет?

Я усмехаюсь. Хороший вопрос. Заключает в себе подразумевающийся ответ. Надо отвечать, а то за молчание в ухо прилетит. Клиент здоровый, и подраться не прочь.

— Я не идиот, чтоб договариваться с "эльфийкой" на оплату натурой.

— А что так? — искренне любопытствует он.

Понятно. Свою жену он считает неотразимой красавицей. Правильно, кстати, считает. "Эльфийки" — они такие. Только они на меня не действуют. Все их уловки у меня в рабочих файлах перечислены. С подробностями и примерами.

— Потому что не выполнит. Такие, как она, считают нормой забывать о договоренностях. Видовая особенность.

— Разбираешься! — признает мужчина. — Жулик, но психолог неплохой. Собственно, я по делу: денег надо?

— Да! — вырывается у меня.

— Так зарабатывай, кто тебе мешает? — ухмыляется довольный мужчина.

Понятно. Я пожимаю плечами и углубляюсь в рабочие записи. Явился тут... альфа-самец. Поутверждаться решил? Ну, сиди, утверждайся. А у меня дела.

— Гордость убавь! — советует мужчина минут через пять. — Гордость — она не по твоим доходам. Понял?

Тяжело смотрю на него. Он, конечно, не "собака". Они-то боятся меня инстинктивно. Но я и людей могу давить, если надо. Например, когда не в настроении.

— Э, ты чего? — беспокоится мужчина. — Я же работу предлагаю!

Ему не позавидуешь. Он сейчас, если не конченый отморозок, чувствует близость смерти, а это... страшно. Удивительные существа эти люди: вчера собирался картечью разнести себе голову, а сегодня боится взгляда.

— Ну?

— Группа компаний "Бета", — поднимает палец мужчина. — Это мы. У нас заказ: надо сделать психологическую карту коллектива.

— Чего?!

— Ну, назови, как у вас там полагается! — недовольно морщится мужчина. — Нам без разницы, все равно туфта!

Туфта. Забавное словечко, явно из времен до Катастрофы, потому что родственных ему в современном новоязе что-то не припомню. Но смущает меня не это. Смотрю вопросительно.

— Ну, я же не могу перечислить тебе большую сумму! — поясняет мужчина неохотно. — Налоговая за такими, как мы, следит. А так... ты делаешь работу, мы платим, все в шоколаде.

Смотрю более пристально, и мужчина отводит глаза. Понятно. Свои деньги отдавать мне не хочет, жалко, планирует расплатиться средствами фирмы. И что это, если не воровство? С другой стороны, клиент своеобразно честный — понимает, что должен мне жизнь, и пытается отблагодарить. Чужими деньгами, но... хоть так.

Все же люди заметно проигрывают по жизни мутантам. "Бакса" на его месте даже не моргнула бы. Еще бы и откат потребовала.

— А ты там кто?

— А тебе не все равно? — не понимает мужчина.

— А платить кто будет?

— А-а... я буду платить, не беспокойся. Я там как бы по кадрам и безопасности.

Ответ мне не нравится. Не начальник отдела кадров, а как бы. Попахивает мутной компанией. Но выбирать не из чего. Минималами за "прошивку Дока" расходы на квартиру не перекрыть.

— Когда и куда?

Мы быстро договариваемся, и он уходит. Смотрю ему вслед озадаченно. Значит, по кадрам и безопасности? А почему не "собака"? Люди вообще-то, если кто не в курсе, борьбу за жизненное пространство мутантам проиграли, и все мало-мальски значимые должности давно заняты мутантами профильных видов. На его месте должен быть "собака". В крайнем случае, "бык", если фирма совсем маленькая и грязная. А тут человек. Врет, что ли? С людьми сложно, они иногда врут так, что даже я не замечаю. Ничего, завтра разберусь.

4

Что б я так жил! Неплохо утроились в группе компаний "Бета"! На самом деле, как выяснилось от охранников, не "Бета", а "Борз". Просто обозначается одной буквой. Хм. Увлечение славянской идентичностью? А забавный у группы компаний хозяин. Панславянизм был в моде разве что во времена Катастрофы, и был недолго. И тогда это слово могло означать "наглый, резкий". Интере-есное название... о, а на языке одного из народов с окраин империи это значит "волк"! Я чуть не дернулся куда подальше от такого счастья. Мутанты с окраин — оч-чень своеобразные ребята. Нет, работать я могу и с ними, я со всеми могу работать, но вот получить с них потом деньги — проблема. И мои умения тут не в помощь — вряд ли человек, способный выключить охрану большой компании и заставить владельцев подписать платежные документы, останется неопознанным и ненаказанным. У меня даже снова засвербело между лопатками. Я, знаете ли, пулю крупнокалиберной винтовки отклонять не умею — и вряд ли научусь, ибо это противоречит законам физики.

Остановили меня два факта. Первый — катастрофическое отсутствие денег. Нет, они были, но на фоне предстоящих платежей — разве ж это деньги?! Второй же факт просто взял меня под руку и провел через проходную в филиал рая на земле. И был он местным и человеком, так что я несколько успокоился. Платить ему, разве нет? Для уровня владельца группы компаний я слишком мелок.

— Кабинет, данные на сотрудников? — деловито поинтересовался начальник службы безопасности и как бы по кадрам.

— Не требуется, — отмахнулся я. — Все равно ж туфта. Сделаю на ходу. Мне бы только сопровождающего, чтоб сотрудников подзывал и говорил фамилию и должность, в анкету занести.

— Да я и похожу с тобой, не проблема! — решил начальник службы безопасности. — Хоть погляжу, как работает настоящий психолог. У нас штатные есть, но они...

Мужчина неопределенно махнул рукой. Понятно, штатные психологи исполняют волю начальства, то есть гонят красивую показуху.

На самом деле я, конечно, собирался работать по-настоящему. И не из честности, никому в фирме мои исследования не нужны, просто — а когда еще я получу доступ к такому материалу? В смысле, кто меня пустит в серьезную фирму, да еще с возможностью задавать всякие вопросы?! Ученый-исследователь в моей душе пел и приплясывал в нетерпении.

И пошла работа. Сопровождающий поглядывал в недоумении, потом с нескрываемой ухмылкой. Ну, с его точки зрения я и не работал. Подходят сотрудники по очереди, я задаю им пару-тройку вопросов — и все. И потом что-то кратенько отмечаю в инфо. Разве ж это работа? Но в том-то и профессионализм, что нужные мне сведения я получал через пару вопросов, а не через обработку анкет на десяток листов.

Его терпение кончилось на территории уютного зала для отдыха, с маленьким кафе в уголочке. Никто там, разумеется, не отдыхал. Заходили сотрудники, торопливо выпивали свой кофе и удалялись. Оно и понятно: у стеночки сидели две "баксы", а между ними очаровательная "эльфийка" в виде подушки безопасности. "Баксы" плохо срабатываются с себе подобными, только через посредника — "эльфийку" или лучше обычного человека. Но обычный человек в топ-менеджменте — явление невозможное... Троица мило болтала и никуда не спешила. Начальство, надо полагать. А "баксы" в начальственном положении — это, я вам скажу, еще те стервы. Видовой признак. Даже начальник службы безопасности при их виде слегка напрягся. И заработал куда деловитей, мигом отловил для меня с десяток милых девушек-менеджеров. Потом подмигнул:

— А ничего гёрлочки? Я бы таких поспрашивал! А ты не спрашиваешь. Совсем края потерял? Денежки-то отрабатывай, психолог! Мне же потом вопрос зададут, за что такая сумма! Хотя бы вид нарисуй!

Меня его слова внезапно разозлили. Психологов часто упрекают в непрофессионализме, все же вокруг знатоки нашего дела. К недовольству быстро привыкаешь и пропускаешь мимо себя. Но, видимо, что-то остается в душе. И там копится до критической величины. А потом — бац! — очередному недовольному прилетает плюха и за себя, и за всех предыдущих. И сразу на душе легко и приятно, хотя несколько стыдно.

— А я работаю! — цежу я. — Девочки твои — обычные "муравьи", чего их расспрашивать? И так все видно. Работящие, ответственные, контактные. Улыбчивые. В части, тебя касающейся: две из них скрывают наличие детей. У вас запрещено?

— Кто?! — азартно подается он вперед.

Я молча сую ему под нос инфо.

— А! — злорадно произносит он — и захлопывает рот.

Это он увидел собственную фамилию. И сейчас пытается расшифровать мои профессиональные сокращения.

— Что значит "z"?

Ага, остальные сокращения он уже как-то интерпретировал. Не берусь даже представить, как.

— Зиц, — поясняю я. — Личность, не способная держать груз ответственности. У людей часто встречается, относится к норме.

— Ну-ну.

— Не "ну-ну", а службой безопасности руководит кто-то другой.

— И кто же?!

— Пока не попадался на глаза. Но желательно, чтоб попался. Это можно организовать? И вон с теми двумя я тоже побеседую.

Я киваю на "бакс". "Эльфийка" уже успела уйти. Ничего, отловлю. Когда еще удастся заанкетировать "эльфийку" огромной силы, работающую демпфером между двумя "баксами" экстра-класса? То-то и оно, что никогда. Надо пользоваться, пока дают.

Сопровождающий мнется. Понятно, не его уровня лица. А говорил — "по кадрам".

"Баксы" встречают меня настороженными взглядами. Чуют хищника, способного перехватить им глотки? Да, отчетливо да, но... "баксы"?! Меня боятся только "собаки", и то на подсознательном уровне! Я настолько озадачиваюсь, что подступаю к клиенткам во всеоружии. Через несколько минут они встают и удаляются с каменными лицами. Смотрю им вслед, буквально открыв от удивления рот.

— Ну ты силен! — качает головой начальник службы собственной безопасности, или кто он там на самом деле. — Само финансовое руководство запугал!

— Что у вас тут происходит? — озадаченно бормочу я.

— А что у нас происходит? — заинтересовывается мужчина. — Вроде все нормалек, в шоколаде.

Я вздыхаю и объясняю. Естественно, он ничего не понимает.

— Значит, подать тебе на собеседование владельца? — повторяет он неверяще. — И больше ничего? Ах, вот что еще... Знаешь что? Иди-ка ты!..

Я пожимаю плечами и иду. А что еще остается делать? Я же знал, что мои исследования здесь никому не нужны? Знал. Ну и нечему удивляться. Хорошо хоть, что заплатили. И даже очень хорошо!

Дом, милый дом. Шкворчит кухонный комбайн, исходит одуряющими ароматами. Тихо мурлычет огромный, во всю стену, экран инфо. Реликт-шансон — очень дорогой, очень редкий канал трансляции исчезающих видов песен. В гигиен-боксе чуть слышно гудит автопрачечная, ползет лента отглаженной одежды. Шлепаю босыми ногами по всегда чистому, теплому полу, проверяю результат. Отлично. Сегодня я наконец разобрался с автоматикой гигиен-бокса. И выяснил, что на двери служебного хода таки имеется мощный запор, так его перетак! Нужно было просто его повернуть, да кто бы знал... Но теперь я знаю! Теперь мой дом — моя крепость!

Поздний вечер. Я систематизирую добытые сведения. Составляю настоящий отчет, который никому, кроме меня, не интересен и не нужен. Ну и пусть. Рита демонстративно не смотрит в мою сторону.

— Тут особый случай! — оправдываюсь я. — Да, оплата проведена, контракт закрыт. Но остались вопросы и неясности! И когда в будущем подвернется аналогичная работа...

Рита вопросительно поднимает бровь, и я сконфуженно замолкаю. Понятно, что такая работа больше не подвернется. В крупных фирмах — штатные психологи, у которых свои задачи, не имеющие ничего общего с моими интересами. Я и так засунул нос, куда не следовало. Следовало посидеть в выделенном кабинете с умным видом, выдать пару наукообразных страниц заключения, получить денежки — и, кстати, наверняка разделить их потом с благодетелем! А я полез и нащупал что-то, от чего двух руководительниц высшего звена словно сдуло от меня.

— Я все же ученый! — бормочу я недовольно. — Самоучка, но тем не менее! У меня страсть к исследованиям! Любопытство называется. Могу я себе позволить любопытство? Я в фирме, между прочим, обнаружил устойчивые группы мутантов, симбиоз своего рода! Я, чтоб ты знала, вообще нашел две особи, ранее не встречавшиеся! Я...

Недоумение во взгляде Риты возрастает.

— ... я понимаю, что врач, а они не обращались за помощью, — сдуваюсь я. — Мало ли кто бродит по свету неопознанным... но мне же любопытно!

Девушка смотрит укоризненно, и мне становится немного стыдно.

— Да, я мечтаю сделать открытие! — раздраженно говорю я. — Да, мечтаю о славе! Честолюбив! Да, мне слаще всего мысль, что никто не может, а я могу! Упиваюсь ей! Довольна?

Вспышка раздражения прошла так же внезапно, как и началась. Грустно смотрю на пустое кресло. Риты нет. Мучительное одиночество, поговорить не с кем. Вот и говорю с тенью. Даже ссорюсь иногда. Хоть бы ее мама заглянула, поделилась, как там с Ритой, выздоравливает ли. Объяснила бы, что она имела в виду, когда намекала на девять месяцев. Заинтриговала и исчезла. Вызвать по инфо? Э, не. Мне игнора от ее доченьки достаточно. У меня, знаете ли, тоже самолюбие.

Задумчиво смотрю на отчет. Открытие хотел, да? Ну вот оно, открытие. И как, рад? Ах, страшно и бежать хочется? А чего совал нос, куда не просят?!

Дрогнувшей рукой закрываю отчет в папку под шифром. Может, и обойдется. Может, это все мои страхи и придумки от необразованности. Может, всем странным фактам есть простое и безобидное объяснение. Я же так и не поговорил с владельцем. И обследование не до конца провел.

С этой успокаивающей мыслью поднимаюсь и шлепаю к кухонному комбайну. Оу, мясо, запеченное с овощами! И почему считается, что на ночь кушать вредно? Вкусно же! И самое приятное — посуду потом мыть не надо, в кухонном комбайне есть режим автомойки. Дом, милый дом...

5

— Ты как меня нашел?!

Серега "гипер-с" застенчиво улыбается.

— По геолокации, — бесхитростно объясняет он. — Знакомые мне опцию в инфо поставили, иногда пользуюсь. А что?

Я качаю головой. У Сереги явно подавлен инстинкт самосохранения. Страх потерял, как говорили во времена до Катастрофы. А ничего, что геолокация физических лиц уже десять лет как запрещена законодательно? И срок за нарушение — несладкие два годика в концлагере. Нет, силовым структурам можно, но где они и где Серега? По нему самому силовые структуры плачут. Удивительно, как до сих пор жив. Приняли закон, кстати, по инициативе депутатов и при полном одобрямсе правительства. Оно и неудивительно, если учесть концентрацию "друзей" во властных структурах. Виду, чьим способом существования является обман ближних, совсем ни к чему средство реального контроля, доступное рядовым гражданам.

— За языком следи, — советую я серьезно.

— А зачем? Ты свой.

И Серега снова беззаботно улыбается. Я же морщу лоб. Что-то царапнуло меня в его ответе. Не ложь, не опасность...что? Что?! Что-то. Ничего, потом всплывет. Мое подсознание — оно такое, работает без отдыха. И все, что туда попадает, потом всплывает в виде пусть маленького, но научного озарения. Кто бы еще их ценил. Была Рита, да и та... сплыла.

— Ну, нашел? Дальше что?

Док, мне нужна помощь. Твоя помощь.

Вот такой Серега мне нравится гораздо больше. Руки трясутся, в глазах страх. Инстинкт самосохранения на страже!

— Я знаю, чем ты занимаешься. Узнавал. Док, ты мощный суперсенс! Помоги, а?

— Ну, не такой уж и мощный, больше картину гоню...

Серега криво улыбается, и я настороженно замолкаю. А вот теперь и мой инстинкт самосохранения завопил! Узнавал он... у кого?!

— Док, я же поэт. А поэты мир остро видят. Думаешь, не заметил, как всякую шушеру сдувает, когда ты приходишь? Спасибо, кстати, меня от них реально потряхивало...

Потряхивало его. Убили б уже пару раз, если б я не отпугивал. А все его девочки. Что, не понимает, что у красивых богатых девочек имеются и телохраны, и здоровые богатые дружки?

— Влюбился я, Док.

В глазах Сереги острая тоска. С чего бы, если влюбился? Он, когда влюблен, так и светится самодовольством.

— Ребенок у нее будет, — шепчет Серега. — Мой ребенок. А ей даже шестнадцати нет...

— Дур-рак! — вырывается у меня.

— Сам дурак! Что б ты понимал в женской красоте, клистир! Она, когда идет, тоненькая, стройненькая, вокруг нее аж воздух звенит и светится!

Я смотрю угрюмо и не отвечаю. Может, я и не понимаю ничего в женской красоте. Да без всяких "может" — не понимаю, чего уж там врать себе. Но что я понимаю точно — Сереге конец. Была б еще девочка с окраин, можно б замять, но он же, мутант чокнутый, вокруг элиты охотится!

— ... она сама запретила предохраняться, ребенка хотела! — давится слезами Серега. — А мы с ней даже встречаться не можем! В универе с ней разговариваю тайком! Иду сзади как бы случайно, так и переговариваемся! Ты бы видел, Док! Идет такая крохотулька на столбиках, гордая, а у самой в глазах слезы! И шепчет тихонько, что любит меня и не бросит! Док, помоги!

— Я тебе не президент, чтоб помилования оформлять, — хмуро замечаю я.

— Не надо помилований, — бормочет Серега и снова смотрит с тоской. — У нее денег много. Она меня за границу увезет, там законы другие. И сама уедет.

Я не понимаю. Серега вытянул счастливый билет. Похоже на чудо, но чего только не бывает в жизни? Вот и славно, все живы и счастливы, я тут при чем?

— Я сам хочу... — шепчет Серега и сникает. — Она не знает, что я по девочкам ходок. А я ж не удержусь... Я люблю ее, Док! Сделай со мной что-нибудь! Я как ей в глаза буду смотреть, если что?!

— Как и раньше смотрел! — огрызаюсь я. — Невинно, блин!

Серега смотрит на меня с жалостью.

— Я люблю ее, — объясняет он мне, как маленькому. — У нее будет ребенок. Мой ребенок. А за моего ребенка я весь мир готов порвать, не то что себя... поможешь, Док?

У меня щелкает в голове. Вот оно что. Незадокументированная особенность "гипер-с". Гипертрофированное отцовство. Просто "гипер-с" до этой стадии обычно не доживают, потому я и не знал. Но теперь знаю.

Серега смотрит с надеждой, и мне становится неуютно. Я не бог, чтоб отменить мутацию!

— Я понимаю, ты не хочешь афишировать свою силу! — шепчет Серега. — Понимаю, для тебя это опасно, не дурак! Но я прошу тебя!

Смотрю на него с сомнением. Не дурак, да? А понимает ли он, на что меня толкает? Я-то понимаю.

— Док, помоги! Неужели ты сам никогда не любил?!

Вспоминаю Риту и морщусь.

— К вашему сведению, большинство людей не знает, что такое любовь, — сухо отвечаю я. — Я в их числе. К вашему сведению, у таких, как ты, творческий потенциал завязан на сексуальную гиперактивность. Неразрывно завязан. И если я что-то с тобой сделаю, здесь и сейчас умрет величайший, последний бард нашей эпохи!

— А я знаю.

Серега смотрит в окно. Мне не по себе. Такое я уже не раз видел. С таким взглядом самое то уходить из жизни.

— Я больше не могу писать, — шепчет Серега. — Что-то со мной случилось. Постоянный шум в голове. Включаю синтезатор — а образы бле-едные... Так что я расстанусь с тем, что уже потерял. Действуй, Док, не сомневайся.

— Я не смогу избавить тебя полностью, только купировать! — предупреждаю я на всякий случай. — Дальше все будет зависеть только от твоей воли!

— У меня есть воля, — бледно усмехается Серега. — Не сомневайся.

Я усаживаю его в кресло. В принципе, не так уж сложно купировать гиперсексуальность. Другой вопрос, нужно ли. Я и сейчас не уверен, правильно ли поступаю. И если б Серега не потерял способность творить... а почему, кстати?

— Тебя по голове, что ли, били?

— Да подходил один недовольный...— бормочет Серега и отводит глаза.

Понятно, все же напросился.

Сеанс проходит штатно. Можно гордиться: убил великого поэта безукоризненно точно. Просто Дантес какой-то.

Серега встает, словно прислушивается к себе какое-то мгновение, потерянно оглядывается и молчком движется к двери.

— Синтезатор на забудь, — напоминаю я неловко.

Он жалко улыбается.

— А это тебе, — говорит он. — На память. Поплачь за меня о великом поэте. Мне-то он теперь и не нужен, так ведь?

Серега уходит. Задумчиво смотрю ему вслед. Что-то как-то он не то сказал...

Серегин синтезатор — мощная, профессиональная вещь. И сложная, с наскоку не разберешься. Но хозяин мне как-то показывал, как воспроизвести записанную мелодию. Жму нужную кнопку, и после секундной паузы кабинет заполняют могучие созвучия. Вот это мощь!

Музыка рвет сердце. Реквием, понимаю я. Он написал реквием. Себе. Ничего себе сила! И это называется — потерял способность творить?! Я не очень разбираюсь в музыке, но эта вещь пробирает меня до костей. Он меня обманул. Ничего он не потерял...тогда.

Снова смотрю в окно. Далеко-далеко в просвете между двумя высотками пробирается к метро крохотная фигурка. Что же я наделал...

Вызов инфо. Наверно, я простоял у окна вечность, потому что лоб онемел от давления на стекло. Что там, запись на прием? Давайте, записывайтесь, я вам налечу...

С экрана инфо на меня словно пахнуло запахом моря, водорослей, горячего песка и спелых фруктов. Молодая женщина и совсем маленькая девочка, обе в цветастых пляжных платьицах, смотрели на меня, прищурившись от солнца. Понятно, поставили инфо на панораму и отошли. Кто такие, почему кажутся знакомыми?

— Здравствуйте, — сказала девочка и застенчиво улыбнулась. — У нас все хорошо, я выздоравливаю. Большое спасибо вам за все.

Вспомнил. Девочка — зомби, самый жуткий вариант с кемиоэкземой. Купировать нельзя, убьешь мучительным образом. Помню, на приеме девочка поразила меня тем, что в своем состоянии продолжала горячо любить маму. В отчаянии предложил им вариант, разработанный мной лишь теоретически. Резкая смена климата, соответствующее внушение... южное солнце иногда способно творить чудеса. И было еще кое-что, чего я не озвучил маме девочки. Я — психотерапевт. Ну не верю я, что причина появления зомби — лишь в гипераллергенной реакции детского организма на агрессивные среды, не верю! А почему тогда большинство зомби — девочки? Почему схожего психотипа? Почему всем им недоставало перед мутагенным скачком чистой материнской любви? В данном случае — многодетная мать-одиночка, разрывающаяся между работой и семьей. Ей бы младших обиходить. На старшую внимания — сколько останется. То есть — ничего. А девочка продолжала страстно ее любить... Я тогда отдал им все свои накопления на квартирку, потому что для поездки к морю у них не было ни одного лишнего минимала. А кроме поездки еще нужно было оплатить услуги няни для остальных детей... Я тогда чуть не умер от жалости к самому себе, от понимания, что никогда не куплю себе квартиру. А вот сейчас стоит малышка, улыбается несмело, и нисколько не жалко мне тех потерянных минималов. Хех, частично потому, что квартира уже есть, и какая квартира! Дом, милый дом...

Я — хороший доктор. И потому, что непрерывно учусь, но больше — за счет интуиции. Вот что меня толкнуло продолжить разговор? Вроде и не заметил ничего особенного...

— А что мама молчит? — не очень вежливо поинтересовался я.

Девочка тревожно оглянулась, а вот мама не изменилась в лице. Меня словно подбросило. Схватил инфо и рывком приблизил изображение. Выделил лицо женщины и еще приблизил. Ч-черт, которого нет! Видел я уже такое, видел! Современная гадость, ничего подобного во времена до Катастрофы не было отмечено, я, по крайней мере, упоминаний не нашел. Полное психическое истощение. Бьется человек с невзгодами, бьется, и даже побеждает, а потом раз — и кончился завод. И ничего ему больше не нужно. Угасает за пару недель. Лекарства не помогают, потому что это и не болезнь, а... ну, кончились силы у человека, и все. А вот я могу кое-что, если вовремя успею...

Возвращаю изображение в прежний формат.

— Сколько дней молчит?

— Второй, — тихо ответила девочка. — Вы не беспокойтесь, у мамы такое уже было... оно само прошло. Не беспокойтесь. Вы и так нам очень помогли...

Ну, уникальная семья! Мама сама выходила из серой зоны, на одной силе воли! А малышка переживает, что снова загонит меня в траты... Это я должен переживать, я, а не крохотное беззащитное существо! Но я не переживаю, а лихорадочно готовлюсь к сеансу. Я еще ни разу не работал на расстоянии, но тут выбирать не приходится. Или я рискну, или им всем конец. Без мамы детей сдадут в госвоспитание, а это, я вам скажу, похуже взрослых концлагерей. Раньше таких маленьких разбирали по семьям, но после исследований, доказавших абсолютное доминирование наследственности в становлении личности, желающих взять приемных детей резко убавилось.

— Катерина-Клеопатра! — вспоминаю я редкое имя девочки. — Я сейчас буду работать с твоей мамой. Не беспокойтесь, это бесплатно, для моих научных изысканий. Мне нужна, сильно нужна твоя помощь! Посади маму на песок и держи экран инфо точно против ее лица. Мне нужно видеть ее глаза, а ей — мои! Справишься?

Девочка серьезно кивает.

— Это может быть долго! — предупреждаю я. — Руки выдержат?

— Я буду держать, пока не помру, — обещает она.

Это было тяжело. Словно отсекло большинство чувств. Только лицо пациентки, только слабое дрожание век, невнятные отзвуки моторики... я весь превратился в тонкую, остро чувствующую струну. Поэтому, когда дверь кабинета словно влетела внутрь, я даже не услышал звука. Не до того было. Я работал. А неясные тени скользнули в проем, окружили, нависли... темнота.

Очнулся от воды в лицо. Руки скованы за спиной, перед глазами — чья-то свирепая рожа. А, начальник службы безопасности группы компаний "Бета" и чего-то там по кадрам. Угрозы орет, ну надо же. Заткнулся б, идиот, голове и так больно. Выделяю существенное. Ах, я требовал владельца компании, после чего тот исчез! Ну не глупо, а?

— Я бы не подумал на тебя, но утром пришел Мося и рассказал, что ты с ним сотворил! — трясет перед моим лицом кулаками начальник службы безопасности. — Ты настоящий! Говори, куда делся хозяин! Кишки выжгу!

Ох-хо, больно же... ловлю напряженный взгляд Моси. Вспоминаю, от чего именно оторвали меня налетчики, и волна чистой ненависти переполняет сердце. Пока они тут играют в дебильные допросы, там умирает пациентка! Мося что-то чует и опасливо отодвигается. Ага, одного раза хватило собаке, чтоб забояться! Пытаюсь усмехнуться, но лицо корчится в каких-то жутких гримасах.

— Вы меня не убили, — наконец выдавливаю через силу. — Идиоты... вы меня не убили... а теперь поздно!

Раздается дикий крик. Здоровенный Мося в слепой панике бьется головой о стену. Остальные смотрят на него с ужасом. Сволочь, там же звукоизолирующая отделка, хрупкая! Кто ремонт оплатит?!

Кто-то из мужчин дергается ко мне с дубинкой. Поздно, идиот, поздно!

— Сидеть! — осаживаю я, и он садится прямо там, где застал приказ. Да и все садятся, ибо я очень зол.

— Инфо! — приказываю начальнику службы безопасности. — Чтоб перед глазами было, придурок!

Экран инфо дрожит. Боится, гад, до смерти боится! Правильно боится, конечно, но поздно!

— Извини, Катюшка, немного отвлекся, — шепчу я. — Как там у вас?

Девочка всхлипывает:

— У вас кровь!

— Да у меня ее много, не страшно, — успокаиваю я. — Как мама?

— Окаменела, — шепчет девочка и начинает тихо рыдать.

Плохо. Кататония — вовсе не обязательный элемент сеанса, просто мне так удобней. Но сейчас надо выводить женщину из транса, а как, если голова раскалывается от боли, а единственный доступный мне человек-медиатор безутешно рыдает?

— Катерина-Клеопатра, — говорю чуть слышно, но, надеюсь, уверенно. — Нам нужно закончить лечение. Держи инфо твердо, это очень важно. Сумеешь?

Девочка всхлипывает и кивает. Ай да умница. Феноменальная способность к концентрации на задаче. Быть ей великой музыканткой. И медиатором, спасшим свою маму, но это ей знать необязательно. Мне не так уж важно, твердо ли она держит экран инфо, гораздо важнее, что слышит мои слова и реагирует на них своим дыханием, и дрожью рук, и взглядом, и позой, и еще неизвестно чем, и все это передается пациентке.

Я вывел ее маму с третьего раза. Под конец девочка ревела в голос. Но держала экран! Умница! Вырастет — в помощницы возьму! Даже в жены!

— Напои маму соком, и пусть спит, — советую девочке напоследок и отрубаюсь — в смысле, не сознание теряю, а выключаю связь.

Не хватало еще маленькому ребенку слышать наши дурацкие разборки.

— Док, — говорит кто-то дрожащим голосом. — Сними гипноз с Моси, он же убьется об стенку!

— Это он сам, — бормочу я. — От страха. Узнает, что должен мне за ремонт офиса, вообще повесится.

Но все же успокаиваю здоровяка, а то действительно убьется. И так уже продолбился сквозь обшивку до бетона.

— Так, давайте начнем с начала, — говорю я и морщусь от боли в затылке. — В честь чего вы саданули меня по... нет, это не начало, кажется... а, вот: снимите с меня ваши дурацкие наручники!

Кидаются снимать все вчетвером.

6

Голова нещадно болит. Непослушными руками открываю кейс, достаю необходимое, бросаю главному бандиту:

— Перевяжи. Да не Мосю, меня! На нем и так заживет, как на собаке...

Пусть я самоучка, но лицензия у меня есть, и это позволяет закупать сильнодействующие средства немножко за гранью разрешенного. Вроде обычный бинт, но два раза нюхнешь — и улетишь в нирвану. Полное обезболивание. Опасно для здоровья, нужно уметь пользоваться, но иногда крайне необходимая вещь. Вот как сейчас.

Мужик действует неожиданно умело. Да у него опыт никак? Точно бандит. Или наемник, что в принципе то же самое.

— Армейский перевязочный пакет, — подозрительно замечает он. — У психотерапевта?! Ты чем тут занимаешься?

— Тем и занимаюсь! — слабо огрызаюсь я. — У меня всякие бывают. Такие, как он, тоже.

И киваю на Мосю. Здоровяк выглядит неважно: лицо опухло, лоб разбит — но мне его не жалко. Он мне всю обшивку разбил, припадочный! Кстати, действительно припадочный. Сроду не подумаешь, что такой комок мускулов ломается в критической ситуации, вроде там и ломаться нечему, но факт налицо.

Бандиты косятся на Мосю, и у всех на лицах читается явное желание пристрелить меня, что называется, на всякий случай. Боятся. Но смелые, потому что вчетвером против одного. Очень нехорошее сочетание, между прочим, действительно могут пристрелить.

— Не тряситесь, я не монстр, — успокаиваю, как могу.

— Ну да, ну да... — недоверчиво бормочет начальник службы безопасности и снова косится на Мосю. — А почему тогда он чуть об стенку не убился? Как-то впечатляет, между прочим!

— Потому что припадочный! — злюсь я. — Спросите сами! Он наверняка даже в армии не служил, по дурке не взяли! Было, Мося?!

— В детстве было! — сипит здоровяк и отодвигается подальше. — Прошло давно!

— А в личном деле ничего, — бормочет начальник. — Выходит, обманул. Нехорошо, Мося... Ладно, поверим. А танцевал почему? Тоже, скажешь, припадок? Он всю ночь танцевал! Домой нараскоряку вернулся!

Мда, это я силен. Сам не ожидал.

— Ну, танцевал, — неохотно признаю я. — Но вы-то нет? Он слабый на внушение. Кое-что я действительно умею, но больше так, изображаю... ну, сами понимаете.

— Мы-то понимаем! — буркнул один из бойцов. — Как сели по команде, так сразу и поняли! Капитан, ну его, а? У меня поджилки трясутся! А ты же знаешь, у меня чуйка!

Начальник службы безопасности смотрит задумчиво. Вот гады. Решают мою судьбу, не стесняясь меня. Послать бы их. И ведь они пойдут. Только что это даст? Вот выпендрился с Мосей, в результате что? Получил по башке. А пошлю кого — вообще пристрелят со страху, и им ничего не будет. Кто я такой? Да тот же, кто и был, безвестный приезжий, ни родни в Москве, ни друзей. Меня искать не станут.

— Ну что вы за люди, а? — жалуюсь я. — Сидел тихо, никого не трогал, с пациенткой беседовал — забежали, голову разбили, звукоизоляцию поломали! Чего вам от меня надо?

— Вот это правильный вопрос! — оживляется начальник службы безопасности. — А нужен нам от тебя наш хозяин.

— Не брал! — клянусь я.

— Не зли меня!

Один из налетчиков заходит мне за спину.

— Давайте я объясню! — тороплюсь я. — Кажется, я понял, из-за чего шум! Это все моя научная любознательность. Вот смотрите: у вас в фирме выстроена четкая иерархия, и все ее ступени заняты специализированными видами...

— Чего?!

— Каждый на своем месте! — сердито говорю я. — Такие, как Мося, командуют охранниками! Ваши менеджеры по техперсоналу — они же все грубые и агрессивные, как быки! Они тоже на своем месте! И так далее, выше и выше каждой должности соответствует свой... ну, тип характера, скажем так. Каждый из них мной хорошо изучен и описан. И только два пункта для меня остаются непонятными. Один из них — ваш хозяин. Я не представляю, какими надо обладать качествами, чтоб руководить группой компаний, честно! А мне же любопытно! Вот и спросил, можно ли увидеть. Только по этой причине!

— А второй пункт? — задумчиво спросил начальник службы безопасности.

— Ты, — честно сказал я. — Ну какой из тебя начальник службы безопасности? Охраной руководит Мося, это очевидно. А вот кто ты, я не понимаю. Но пойму. Мне же любопытно.

Мужчина морщится и подает бойцу за моей спиной какой-то знак. Эх, не умею я врать людям! Врать не умею, а получать по разбитой голове не хочу, так и помереть можно. Разворачиваюсь.

— Ударить хочешь? — ласково интересуюсь у бойца. — По голове нельзя, это опасно. По стулу можно.

Встаю и отхожу в сторону. Грохот, сдавленный вопль. Вот это удар! Отступаю к стене. Налетчики настолько впечатлены, что готовы меня убить прямо здесь. С тоской понимаю, что придется снова бежать из столицы, теряя подштанники.

— Атас, — тихо говорит один из бойцов, и оружие исчезает.

Я усмехаюсь. Года летят, сменяются эпохи, а сигнал опасности у преступников остается неизменным.

Машина останавливается прямо напротив моего офиса. Белый "Таурус", престижная модель. Средство передвижения преступников и власти. Распахиваются дверцы, сноровисто выпрыгивают личности в камуфляже. Последним неторопливо выбирается мужчина явно начальственного вида. Я его знаю. Мой бывший участковый, ныне большая шишка в департаменте общественной безопасности. Он-то что здесь забыл?

В офисе становится тесно. Не приемная гипнотерапевта, а притон какой-то. Во время налета полиции. Ребята в камуфляже неторопливо проверяют документы налетчиков, разрешения на огнестрел. У них, как я и подозревал, все оформлено по закону, не придраться. Все-таки не кто попало по голове бил, а служба безопасности солидной компании, могу гордиться. Единственное, на что они не могут дать ответа — чего это они тут делают. Предположение, что вооруженной толпой пришли на прием к врачу, вызывает вежливый смех. Даниил Рождественский задумчиво рассматривает сломанную защелку на выбитой двери, слушает разговоры.

— Закройте на сорок восемь часов, — решает он. — А там посмотрим.

Камуфлированные козыряют, и толпа наконец уходит. А Даниил остается. Стоит, смотрит невозмутимо и чуть заметно улыбается.

— "Белочку"? — предлагаю я так же невозмутимо.

Играть так играть. А "Саянская белочка" у меня действительно имеется. Клиенты — они... разные. Иногда требуются перевязочные средства, а иногда, вот как сейчас — выпивка.

Садимся в молчании за стол. Даниил разливает. Мою норму он помнит — десять грамм.

— Ты как меня нашел? — нарушаю тишину я.

Даниил довольно усмехается. Я не сдержался первым, один-ноль в его пользу. Потом он кое-что замечает, глаза его удивленно расширяются. Третья рюмка на столе. И он ее наполнил без вопросов, сам!

— Садись, не стой столбом, — бросаю я в пространство.

Начальник службы безопасности, или кто он там на самом деле, отлепляется от стены.

— Почему меня не заметили? — тихо спрашивает он. — Почему?!

Даниил от неожиданности подпрыгивает на стуле.

— Опять твои штучки?! — орет высокое начальство. — Убью когда-нибудь!

— Один-один, — спокойно замечаю я.

7

— Так как ты меня нашел?

Даниил не отвечает. Молча хватает рюмку и плюхает в себя. Потом еще одну — мою, между прочим! Руки у него подрагивают. Как-то я уже подзабыл, что он меня боится. Я для него — смертельно опасный монстр. Это правда, но — чего трястись-то? Сам же пришел.

— Почему меня не заметили? — повторяет начальник службы безопасности.

В его голосе начинает прорезаться истерика. Тоже мне, спортсмен. Я на него не смотрю, мне важен Даниил. Ответственный чиновник департамента общественной безопасности прячет от меня глаза и глушит "белочку". Мутант, что с него взять. Скрытность и подозрительность для его вида являются определяющими признаками. Как и способность держать нос по ветру. В отличие от многих, я знаю, что обозначало это выражение до Катастрофы.

— Руки выкрутить? — ласково интересуюсь я. — Так я могу, сам знаешь.

Даниил вздрагивает, потом смотрит со злостью.

— Ты не очень-то... проявляй сущность! — советует он. — Мне группу вызвать — секундное дело!

Я согласно киваю и отодвигаюсь от стола. Ответ получен. Как он меня нашел — не вопрос. Способы имеются. Самый безобидный — по геолокации. Даниилу для этого даже закон нарушать не надо, он полицейский, имеет право. Но геолокация — вряд ли. По ней определить местоположение владельца инфо можно, а что у него в данный момент проблемы — уже нельзя. Уж очень Даниил вовремя подъехал. Следовательно, что? Или банальная слежка, или спецсредства. Подслушивающее устройство или, что проще, возможность заглядывать в частные системы видеонаблюдения. Подключились к соседнему офису, развернули парочку камер и смотрят. А то и слушают.

Мне становится неуютно. Вопрос-то к Даниилу был о чем на самом деле? О том, как он ко мне в данный момент относится. И на вопрос получен однозначный ответ — плохо он ко мне относится! Не по-дружески! Запугивает! Плохо то, что у него это получается. Кто он, и кто я? Действительно, вызовет группу, запрет на сорок восемь часов для выяснения, а там и еще что-нибудь придумают... Вот и спасай таких. Правда, давно это было, но тем не менее.

— Кто-нибудь может... — снова начинает свою волынку забытый нами мужик у стены.

— Заткнись! — рявкает Даниил. — Ты кто такой вообще?!

На мой взгляд, странные требования, несочетаемые — и заткнуться, и представиться одновременно -, но мужик не смущен невозможностью исполнения. Он окончательно отлипает от стены, поправляет галстук и представляется:

— Дзюба, Сергей Дзюба. Начальник службы безопасности группы компаний "Бета".

— Вас там сколько? — снисходительно интересуется Даниил. — Одного только что увели.

— Я начальник службы личной безопасности владельца, — поправляется мужик. — Конфидент.

Из своего кресла наблюдаю за удивительной метаморфозой: из высокопоставленного полицейского чина Даниил мгновенно превращается в вежливого и предупредительного менеджера по работе с вип-клиентами. Не сделав при этом ни единого движения. Редкий случай — наблюдать "политика" в действии.

— Даниил Рождественский, начальник отдела "б" департамента общественной безопасности.

Видимо, литера означает что-то весомое, потому что мужчины переглядываются с заметной благожелательностью. Потом обмениваются рукопожатием.

— Спасибо, что убрали охрану. Они... не совсем к месту.

Даниил поводит ладонью, мол, не стоит благодарности, пустяк, и вежливо приглашает к столу. К моему, между прочим, столу. Они прекрасно понимают друг друга, а я нет. Вроде бы охрана — люди фирмы? Почему тогда благодарит, что убрали? И кто такой конфидент? Впервые чувствую себя неуютно в собственном офисе.

— Вы по какому делу, если не секрет? — интересуется Даниил и наполняет рюмки.

Начальник службы безопасности кивает на меня:

— Есть к нему определенные вопросы. А вы?

— Наш клиент, — тоже кивает на меня Даниил. — Присматриваем.

Мужчины обмениваются взглядами и приходят к какому-то безмолвному соглашению. Похоже, они меня поделили. Мне становится тоскливо. Ведь старался же держаться от политики подальше. От политики, от властей, от крупного бизнеса, что та же власть. Нет, попался на деньги, как "гоблин" к "баксе"! И теперь они меня не выпустят.

— Рассказывай, Док, — советует Даниил дружески. — Сергей — можно вас так называть? — уже озвучил вопросы? Вот и рассказывай. Тебе же лучше.

У меня начинает болеть голова. Приложили от души, а обезболивающие не могут действовать вечно.

— Если я правильно понял...

У меня вдруг пересохло в горле, и слова даются с трудом. Мужчины смотрят настороженно.

— Если я правильно понял, пропал владелец фирмы, — бормочу я. — А без него, видимо, никак. Как его найти, никто не знает. И вы хватаетесь за маленький шанс — приглашенный психолог за день до события что-то заметил. Вы не просите помощи, ничего не объясняете...

— А кто ты такой, чтоб тебе объяснять? — прерывает меня начальник службы безопасности, он же конфидент, что бы это ни значило.

Смотрю на него внимательно. Голова болит все сильнее, и я никак не могу понять, чего он хочет.

— Спокойней, Док, спокойней! — с чего-то нервничает Даниил. — Ты, конечно, много чего можешь, но для полиции ты — преступник. Вот и не забывай об этом.

Перевожу взгляд на него. А ведь когда-то был неплохим человеком. И он был, и Рита была.

— А тебе я сильно помог когда-то, — замечаю я.

— Ну, а теперь я тебе помог, в чем проблема? — улыбается Даниил. — Вот, бойцов убрал...

— В благодарность ты поставил меня на контроль, — продолжаю я упорно. — А когда у тебя появились проблемы — а они появились, я же вижу — приехал меня шантажировать. И вы считаете, я стану для вас что-то делать.

— А куда ты денешься? — не понимает "конфидент". — Мы знаем, кто ты. Знаем, какой у тебя бизнес, знаем, где твоя квартира...

— ... можем аннулировать твою лицензию и объявить в розыск, — добавляет Даниил. — Можем закрыть. Мы много чего можем. Рассказывай, Док, рассказывай! Начинай.

Я криво улыбаюсь. Куда я денусь? Варианты есть. Вот прошлый раз бежал из столицы, теряя подштанники. А сейчас лето, бежать еще легче будет. Другой вариант — приложить их обоих, чтоб память отшибло...

Мужчины уверенно улыбаются, не догадываются придурки, что прямо сейчас я решаю их судьбу. Смогу отбить им память? Да не вопрос. Только опытный психиатр память им вернет, и тогда мне не поздоровится. А вот если они пойдут прямо, прямо, никуда не сворачивая, и попадут дружненько под машину... или в реку упадут... то какие тогда ко мне претензии? Они сами, все сами.

— Вы, ребятки, упорно толкаете меня на путь, с которого нет возврата, — бормочу я и лезу в кейс за лекарствами. — Вам нет возврата, да и пусть бы, но ведь и мне тоже...

Смотрю с сомнением на сильнодействующий анальгетик и откладываю в сторону. Ну его, с такими-то побочными эффектами. Поболит голова и перестанет, не так уж сильно врезали. А вот адаптоген класса три икса — самое то, что доктор прописал. Правда, он запрещен при кровотечениях, но плевать, доктор я или кто? Тем более что кровотечение давно кончилось. Осторожно натягиваю на голову кепочку-визир и ухожу. За моей спиной зияет раскрытая дверь офиса. Да и черт с ней.

Никто за мной не гонится, не хватает за руку. Мужчины видят раскрытый докторский кейс и считают, что все в порядке. Кейс же здесь? Докторский? Докторский. Ну и чего беспокоиться? Правда, скоро установка ослабнет, и они запрыгают. Да и черт с ними.

Чем хороша кепочка-визир — прекрасно закрывает лицо. Купил ее в редкий для меня момент, когда решил с чего-то, что живу богато. Вещица не из дешевых. Кепочка, и на глаза опускается полупрозрачный экран визира. Очень удобно, можно на ходу смотреть фильмы, трансляции инфо... читать, кстати. Первое время, конечно, спотыкался, натыкался на препятствия, а потом как-то привык распределять внимание. Чем еще удобно — практически не осознаешь окружения. Воспринимаешь людей как движущиеся объекты, не более. Идеальное средство, чтоб в толпе жить в собственном, только тебе принадлежащем мире. Часто наблюдал: бредет этакий гай в потоке практически раздетых по летнему времени гёрл и смотрит по визиру очередной секс-конкурс красоты, новое и не очень приличное шоу. На окружающих его живых красоток — ноль внимания, килограмм презрения. Как по мне, так это следующая стадия вуайеризма, ирреал какой-то.

Кстати, до Катастрофы вроде говорили — фунт презрения, но я этому не верю, привычные нам единицы измерения тогда уже существовали, точно знаю.

Сегодня я визиром не пользуюсь, мне просто надо прикрыть лицо. Программы опознания полицией давно освоены, камер вокруг больше, чем голубей под ногами, не хотелось бы, чтоб ребята из офиса потом прошли по моему следу играючи. Пусть потрудятся, им полезно. Визир не смотрю, но и по сторонам не пялюсь, хотя летом в Москве есть на кого посмотреть. Я с девушкой, незачем проявлять невоспитанность.

Сегодня Рита непохожа на себя. Она выпрямилась, отчего стала еще выше, надела юбочку-флай и майку-колокольчик. Чтоб полностью соответствовать образу элитной девочки, осталось только столбики нацепить, но Рите они ни к чему, моя знакомая и так смотрит поверх большинства голов. У нее даже походка изменилась, стала более уверенной и плавной. Когда худющее птицеподобное создание движется плавно, это завораживает.

Я рассказываю ей подробности дня, волнуюсь, размахиваю руками, но на меня никто не обращает внимания, просто обходят по дуге. С массовым распространением кепочек-визиров человек, бурно беседующий с кем-то невидимым, перестал ассоциироваться с душевнобольными. И зря, кстати.

Рита посматривает вопросительно. Ей не все понятно в моей позиции.

— Я не уверен, что правильно поступил, — признаюсь я. — Многое теряю. Сомнения гложут.

Девушка еле заметно улыбается. Ну еще бы, конечно, ей забавно такое слышать! Что значит "сомненья гложут" для купированной зомби? Да ничего! Купированную зомби ничего не может глодать по определению.

— Тебе весело! — злюсь я. — А я теряю все! Офис, клиентуру, квартиру! Бежать надо из Москвы, бежать! Возвращаться, когда муть осядет, и начинать снова, с нуля. А я уже столько раз... устал я, Рита. Руки опускаются.

Она глубоко задумывается, и я догадываюсь, над чем именно.

— Да, я могу их давануть, — бормочу я и опускаю голову. — И могу, и надо бы — но что потом? Таких, как я, боятся и уничтожают. Не зря считается, что нас не существует. Люди приложили все силы, чтоб так оно и было.

Мы долго идем в молчании. Украдкой разглядываю подругу. А она похорошела. Лицо округлилось, ножки потеряли характерную дистрофичную костлявость, что радует глаз. Флай-юбочка игриво треплется на ветерке.

— Не дразни, и так тошно, — бормочу я и отвожу взгляд. — Ну куда ты пропала, а? Что я сделал не так?

Девушка в смущении отворачивается. Ничего она не может ответить, ежу понятно. При чем тут еж, кто бы объяснил? Мне вот непонятно!

— Я не хочу становиться мутом! — упрямо говорю я. — Не хочу и не буду! А они толкают! Бьют по голове, руки выкручивают, чуть ли не в лицо кричат, чтоб я им ответил со всей силы!

Рита озадаченно хмурится. Она не понимает, почему нельзя переждать кризис в квартире. Она же моя? В охраняемом доме, на калитке круглосуточно два бойца? Удобная, уютная, все для спокойной жизни? Почему нет?

— Потому! — бурчу я неохотно. — Не дурак, понимаю, для чего мне сделали такой шикарный подарок. Носиком ткнули, да? Изящно, признаю, изящно! Изящно дали возможность прочувствовать, кто вы и кто я! Да, у меня не хватит денег ее оплачивать, даже если буду работать без выходных, днем и ночью! Как я понимаю, где-то в акте дарения спрятан маленький крючочек, который позволит вернуть квартиру прежним владельцам, когда я сбегу. Да, нет?

Рита растерянно останавливается.

— Да! — горько подвожу итог я. — Спасибо за красивую сказку.

Разворачиваюсь и ухожу. Девушка остается на тротуаре за моей спиной, какое-то время отражается в визире, а потом исчезает в толпе прохожих, словно ее и не было. Да ее и не было. Просто фантазия, просто мечта. И флай-юбочки она никогда не носила, вечно в своих узеньких брючках и курточке, унисекс ходячий!

Я еще долго брожу по Садовому кольцу, разглядываю наряды девушек. И думаю, думаю. Когда ноги начинают гудеть от усталости, сажусь на скамейку у музея и подвожу итоги.

— Ничего страшного, — утешающе бормочу сам себе. — Жив, это главное. Уеду. Есть еще Питер, говорят, тоже был когда-то столицей. Значит, и мутанты там водятся. Популяция наверняка поменьше, но у меня и потребности скромные. Теперь — скромные. Наелся столичного уюта по самые жабры, спасибо, больше не хочется. Нафиг она нужна, эта квартира? Квартира — не по моим возможностям. Сниму комнату. Если поискать, можно найти хорошую комнату. Денег хватит. Одна только "кодировка Дока" вон сколько дает. А ведь и сил заметно прибавилось с прошлого года. Теперь можно поискать подходы и к "баксам"... да что "баксы", наверняка и с "вампами" что-нибудь начнет получаться! Им самим, конечно, помощь не требуется, они и так прекрасно живут — но есть ведь их супруги, родственники, родители, наконец! Проживу, в общем. Хватит сил начать заново, с нуля? Да куда я денусь.

Встаю и решительно направляюсь к своему бывшему офису. Многое могу бросить, но только не свой докторский кейс. Привык к нему. Он был в моей руке, когда я зеленым новичком в первый раз шагнул на перрон Казанского вокзала. Мы столько перенесли вместе и остались целыми! И пусть там хоть взвод московской гвардии сидит в засаде — все равно заберу! К тому же, его содержимое столько стоит — мне полгода работать, чтоб возобновить. И документы кое-какие там же...

Засады ни около офиса, ни внутри не обнаружилось. В раскрытой двери стоял конфидент Сергей Дзюба и прикручивал универсальной отверткой на место сорванную магнитную защелку. В мои глаза он старался не смотреть. Вот это да! Стыдно, что ли?!

Внутри обнаружился Даниил Рождественский. Начальник очень важного отдела "б" расплачивался с мастером, заменившим на стене разбитые плитки звукоизоляции, и недовольно морщился. Ну еще бы, мутант, жадность его второе имя. На меня он тоже старался не смотреть.

Что ж, принимаем правила игры. Молча собираю свой кейс, оглядываю помещение, проверяя, не забыл ли чего. Синтезатор. Дорогая вещь, но куда его? Играть не умею, творить музыку тем более не способен. Продать? А потом объяснять коллегам Даниила, откуда он у меня? Я наивный, но не настолько.

Мне становится грустно. Вон то кресло я покупал специально для Риты. Мечтал, дурак, что она когда-нибудь вернется и, как и прежде, заберется в него с ногами. Не вернулась.

— Мы тут подумали, Док, — раздается за моей спиной виноватый голос Даниила, — и решили, что...

Я разворачиваюсь.

— Решили что?

Даниил мнется. Откровенность дается ему с огромным трудом.

— Спасибо, что не убил нас, — наконец выдавливает он. — Ведь мог же? Мы, когда очухались около твоего кейса, чуть со страху не...короче, вот "Саянская белочка". Два флакона. Один сейчас, один тебе про запас, ты же жадный до омерзения, знаю-знаю! Садись! Тебя дома никто не ждет? Ну и Сергею спешить некуда, он уже все потерял. А я как бы туда всегда успею... в общем, наливай, не стой столбом!

Мгновение я обдумываю информацию.

— Вот же ж ты тварь приспособленная! — вырывается у меня восхищенное. — "Политик", одним словом!

И берусь за бутылку. И с чего он взял, что я жадный? Вот, делюсь собственной, между прочим, "белочкой" со всякими гадами! Они меня по голове, а я им наливаю. Добрейшей души человек!

8

Ночь. Мужчины за столом хохочут, просто заливаются. Это Сергей рассказал очередную историю из жизни фирмы. Что в ней смешного, не понимаю, но они пьяные, им видней. Бутылка "Саянской белочки" подходит к концу, и уже наготове вторая. Которую как бы мне отдали взамен израсходованной! Алкаши.

Если честно, пьет в основном "конфидент". У Даниила до сих пор держится установка, он в основном только пригубливает за компанию. Но Даниилу и этого хватает, вон как глаза заблестели. Слаб на алкоголь потомок северных народов. Почему северных? Если верить тем крохам информации, что сохранились со времен до Катастрофы, северные народы дурели со второй рюмки. Даниил точно такой, и знает это. Тем не менее — пьет. Его работа его погубит.

Я в общем веселье участия не принимаю. Это им нечего делать, а у меня работа. Я за полдня в офисе "Беты" столько нарыл, что осмысливать и осмысливать. Вот и сижу, пишу анализ, пока что анализ, до синтеза еще далеко. И слушаю пьяные разговоры. А инфо их еще и пишет. Там нет-нет да проскакивают драгоценные зернышки информации, что называется, для внутреннего пользования. Некоторые зернышки такие, что чуть не подскакиваю от неожиданности. Молю всех богов, которых нет, чтоб ночь не кончалась. А что, пусть пьют. Бутылка — вон она, наготове, и за закуской успели сбегать. Что еще надо? Ну, туалет. Так вон он, офисный вариант, компакт-кабина два на ноль девять на ноль шесть, сам покупал, сам помогал затаскивать. Сергей туда еле вмещается, но вмещается же? А Даниилу и мне даже просторно. Унитаз, откидная раковина, а душ я решил не ставить, у меня дома нормальный санблок. При мысли о доме становится грустно. Я его не потяну, теперь это очевидно.

Мужчины снова заходятся смехом. И снова. Даниил глотает черри, корчит глупую рожицу, и оба закатываются так, что не остановить. Весело им. Пусть бы лучше о работе разговаривали...

Весело. Стоп. Ненормальность ситуации наконец до меня доходит. Это я отупел. Все же научная работа требует немалого напряжения, пару часов посидел над анализом, и в голове словно вата. Встаю, делаю себе кофе, добавляю туда сахара без меры и опрокидываю в себя. Уф, хорошо! А сейчас кому-то станет еще лучше! Весело им, видите ли...

Все же наше время породило множество ранее неведомых зараз. Кемиоэкземы, гипераллергии... или вот, пожалуйста, "хохотун". Вот какой дрянью насыщен столичный воздух, как она воздействует на нервную систему, по каким признакам избирательна, кто бы мне сказал? Или не в воздухе причина? Сам я с "хохотуном" сталкивался всего пару раз, недостаточно информации для предположений. Оцениваю состояние собутыльников и решительно лезу в кейс.

"Хохотун". Вполне себе безобидное явление. Сидят себе люди, выпивают. И потихоньку начинают смеяться. Все им кажется потешным: слова, выражения лиц, поступки... И смеются, и смеются. Пока не протрезвеют. И потом искренне считают, что ничего не было. Но это хороший вариант. А вот вариант из моих рабочих записей: смеялись, смеялись — и ради смеха оприходовали на столе находившуюся в этой же компании женщину. Подругу, между прочим, одного из собутыльников. С нанесением слабых телесных. В наш век вуайеризма — случай редчайший и из ряда вон. Карается смертной казнью, между прочим. А им ничего, смеются. Дуракам повезло, дама оказалась настолько ошеломлена новыми ощущениями, что поутру схватила друга за шиворот и поволокла в анонимную психологическую консультацию, то есть ко мне. А что я мог? Я тогда был слаб и неопытен. Хорошо, хоть симптоматику сообразил записать. Да шарахнул придурку по мозгам так, что у него всю тягу к женскому полу отшибло. То-то дама потом радовалась, наверно. Вылечил, называется. Ну, мы, врачи, такие. До сих пор стыдно.

Мужчины разражаются новым взрывом хохота, и я спешу. Дамы здесь нет, зато оба при оружии — тоже неприятный вариант, если кто не в курсе.

Одновременным движением шлепаю обоих пальцами по носу. Касания слабые, зато эффект ого какой. Я же смочил пальцы медицинским нашатырем. А эта гадость из тех, которые три икса: давно уже не нашатырь, просто так называется по привычке, потому что действует аналогично, но в несколько раз сильнее. До меня донесло сквозняком крохотный шлейф запаха, и то глаза чуть не выскочили на лоб, а мужчинам я без всякой жалости в нюхалки сунул. Боковым зрением отслеживаю реакцию. Ну... в пределах допустимого. Сергей подскочил чуть не на полметра и судорожно попытался вдохнуть. Даниил дернулся и поплыл. Слабак. Настоящий мужчина должен держаться!

Ухожу в санкабину, смачиваю руки ледяной водой. Возвращаюсь и провожу ладонями Даниилу по лицу. Потом повторяю процедуру с Сергеем.

— Что это было?

Мужчина смотрит подозрительно. А, думает, это я их так задурил. Даниил очнулся и тоже давит взглядом. Вот и помогай таким. Но прочуяли ненормальность поведения, молодцы. Коротко излагаю им, что такое "хохотун". Сидят, осмысливают.

— Как ты живешь в этом, Док? — неожиданно спрашивает Сергей, и в его голосе слышится сочувствие. — День за днем чокнутый контингент... Да для тебя весь мир — сумасшедшие!

Пожимаю плечами. Как живу? Привык, наверное. Но... да, воспринимаю людей как потенциальных клиентов. Всех. Всех вообще, а в частности...

— Даниил, ты с кем снова связался? Мало прошлого раза, да?

Даниил непонимающе хлопает глазами, я злюсь. Этот придурок не должен падать от нашатыря, он же не ребенок! Следовательно? Он что, не сделал выводов, и рядом с ним снова завелась "вампа"?! Правду говорят, что мужчин тянет на один и тот же тип женщин. Да и черт бы с ним, если б не пистолет в кобуре скрытого ношения!

— Нет, Док, ты неправ, — наконец доходит до него. — У меня сейчас нет женщины. А желание... снова появилось. Слабое, но... что-то я боюсь. Я, собственно, потому и собирался к тебе заглянуть...

Даниил мямлит, юлит и выворачивается. Стыдно ему, видите ли. Не может чиновник болеть на голову, не положено.

— Давай колись быстрее! — советую я. — Здесь все свои, все чокнутые.

Даниил смотрит на Сергея. Ага, а насчет меня у него сомнений не появилось. Ну спасибо. "Конфидент" кивком подтверждает сказанное. Он прилично пьян, его уже мало что удивляет.

— Меня снова тянет застрелиться! — шепотом сообщает Даниил. — Ты говорил — это из-за жены, и я с ней развелся! И вот снова! Почему?!

— Не знаю, — бормочу я озадаченно. — Но узнаю. Сейчас введу тебя в транс, поспрашиваю...

— Нет! Я же теперь секретоноситель, мне разрешено обследоваться только у штатных психологов! Меня и так за левый запрет на алкоголь чуть с работы не выгнали!

Вот оно как. Понятно теперь, почему среди моих клиентов практически нет силовиков. Нет силовиков, нет руководителей высшего звена из частных фирм. Федеральная ассоциация психологов отсекает конкурентов от наиболее платежеспособного сектора. Уроды.

Собственно, предположение у меня имеется без всяких опросов. Как не бывает излечившихся "зомби", так и Даниил останется на всю жизнь жертвой "вампы". Черты характера, позволившие поддаться людоедке, они же никуда не делись? Значит, никуда не делась уязвимость Даниила. И кто-то его сейчас жрет. Смотрю на него задумчиво. Он что, сам не понимает? Так вроде не дурак. И интуиция у него одна на тысячу, сам говорил.

Даниил нервно хихикает:

— Док, я догадываюсь, о чем ты думаешь! Но не могу же я собственного начальника выкинуть в окно!

Вот оно как. Точно не дурак. Значит, прищемить начальника не может, и покинуть работу тем более. Вот она, уязвимость "политиков". Не могут слезть с карьерной лестницы даже при угрозе здоровью и жизни. И в результате регулярно читаешь в ленте новостей инфо: такой-то чиновник покончил жизнь самоубийством, очевидных причин нет, коллеги и друзья соболезнуют... а штатные психологи мило улыбаются.

— И чего ты хочешь?

— Сделай что-нибудь! — возмущается Даниил.

— Но не гипнотизировать? — уточняю я.

Высокое начальство сдувается.

— Мне надо подумать, — бормочу я. — Устал, нет свежести мысли. Да еще по голове навернули.

— Спасибо, Док, — серьезно говорит Даниил.

Все же он сильно внушаем. Одно мое обещание заняться его проблемой делает чиновника гораздо более устойчивым. Подозреваю, это из-за меня. Стоит один раз задавить свободную личность, и второй раз уже идет легче. А третий — еще легче... Клиенту это не сулит ничего хорошего. Оборотная сторона моей работы, о которой я предпочитаю помалкивать — и стараюсь без серьезной причины не давить свободную личность. Мерзко это, гадко.

Снова звякают рюмки. Ночные посиделки продолжаются. Закрываю рабочие записи и решительно присоединяюсь. Голова тупая, клиенты пьяные в зюзю, почему б и мне не выпить? Все равно спешить некуда... и не к кому. Эх, Рита...

— Играешь? — указывает Даниил на синтезатор. — Да ты разносторонний талант!

"Конфидент" кивает и пытается рассказать, что я еще и танцую. Вон Мосю так растанцевал, что бедняга до утра среди гаражей скакал, домой нараскоряку вернулся, ха-ха...

Что-то меня толкает в сердце. Я включаю запись. Могучие аккорды заполняют комнату. Сидим, слушаем. Слезы потихоньку щиплют мне глаза. Ты просил поплакать о тебе, Серега "гипер-с"? Вот я и плачу...

— Ты написал? — благоговейно спрашивает "конфидент".

А он культурный. Четко определил, что вещь не относится к известной классике. Что она превосходит ее.

— Не я, — бормочу я и всхлипываю. — Мой клиент, мой друг. Он... умер вчера. Я его убил. Собственными руками...

В глазах мужчин пьяный ужас. Зашибись. Я теперь для них не только монстр, но и маньяк. А, наплевать. Машу рукой и продолжаю плакать.

9

— Где Даниил?

— Вызвали на службу.

— Ах, оне еще и работают там, оказывается, — бормочу ядовито. — Помимо прочего... А ты чего здесь?

Мужчина неопределенно пожимает здоровенными плечами:

— Сын сидит дома, пишет "цифру", ему хорошо. Жена на натурных репетициях, так у них это сейчас называется, и ей наверняка тоже хорошо... а мне без разницы.

— Ну и вали тогда! — советую ему прямо. — У меня прием.

— Успею. Шесть утра, прием в девять.

Он прав, и я ищу другую причину, чтоб выпереть его за дверь. Защелку сделал? Ну и вали, а я закроюсь. Только Сергей не торопится уходить, наоборот, садится в кресло для клиентов и складывает на столике мясистые ладони.

— Пропал владелец фирмы, — размеренно, как тупому, объясняет он. — Есть вероятность, что его похитили. Есть вероятность, что и меня похитят, если появлюсь в центральном офисе. Или дома. Или в любом другом общеизвестном месте моего обычного времяпровождения. Так что мне по сути некуда валить. Мне врагов надо определить. А ты что-то странное заметил в офисе. Что, Док?

— Да кому ты нужен, кроме правоохранительных органов? Ты же зиц-председатель, не более!

— Я конфидент, — напоминает он.

— И?..

Сергей мнется. И ведь не мутант ни разу, а как не хочет откровенничать!

— Или ты говоришь мне все, или я не говорю ничего!

О какая красивая фраза вырвалась, хоть в афоризмы записывай.

Мы же с банками работаем, — бурчит мужчина. — У нас налички, считай, вообще нет. А у банков требование: все операции осуществлять только в специализированной банковской программе. Суперзащищенной. Называется — "Конфидент"...

Я потихоньку начинаю понимать. Доверенное лицо владельца, вот он кто. Может, друг детства, может, вместе борьбой занимались... У него часть пароля к "Конфиденту". А без доступа к финансам захват компании не имеет смысла. Кое-как выбираюсь из кресла, шлепаю в санкабину за губкой и убираю следы ночных посиделок.

— А отдел Даниила — наши "руки" во властных структурах, — выдает дополнительную информацию Сергей. — Мы их подкармливаем. Ну, ты понимаешь.

Я понимаю, все же уголовные сериалы по инфо иногда посматриваю для отдыха. Чего не понимаю — ну и шел бы за помощью к Даниилу. Департамент общественной безопасности — сила, куда мне до него. Так и говорю. И губку плюхаю на столик, с намеком, чтоб убирался, я тут порядок навожу. Сергей убирает руки и не двигается с места.

— А их отодвигают вместе с нами, — криво усмехается он. — Не то чтобы совсем, но так... в общем, ты понимаешь.

Не понимаю, но оно мне и не нужно. Убираю губку и со вздохом сажусь за рабочее место.

— А какого черта вы, вместо того чтоб объяснить и попросить помощи, сразу по голове, а?

— Черта нет, — машинально поправляет Сергей. — А по голове... ну, а что еще могут охранники? Мося — он такой... простой. А специалистам я сейчас не доверяю. Фирму кто-то из них сдал, и был он не один. Столько документов подделать — тут коллектив работал.

— Коллектива не заметил, — признаюсь я.

Сергей смотрит с надеждой. Пододвигаю инфо, листаю рабочие записи. И со вздохом отодвигаю. В рабочих записях — бесценные сведения. Я сделал открытие, возможно — эпохальное. Но кого это интересует? Никого. Единственный заинтересованный — Сергей Дзюба, конфидент. Но что его волнует? Кто отжимает фирму да куда дели владельца. Мелкие уголовные страстишки, не имеющие никакого отношения ни к научной, ни к врачебной деятельности. А с уголовкой — в полицию!

Складываю ладони на столе, подражая Сергею, и говорю столь же размеренно, как тупому:

— Ты здорово объяснил, что ваш противник — из власти. И ты — из власти. И Даниил. А я нет. Влезу в ваши разборки и получу по голове.

— Да кому ты нужен?!

— Вчера я уже получил по голове, — напоминаю я. — Хотя ничего не говорил и никуда не лез. Вам просто показалось, что я что-то знаю. А если я действительно что-то знаю? Представляю, что тогда со мной будет.

— Ничего не будет! — морщится Сергей. — Слово даю! Ты чего такой трусливый, а?

Слово он дает, ну надо же. Как будто не знает, что при нынешнем засилии "друзей" слова и клятвы являются самым последним, чему стоит доверять.

— Я не трусливый, просто ваши разборки — не мое дело, — объясняю я как можно доходчивей. — Не мое. Я доктор. Облегчаю клиентам жизненные ситуации, оберегаю от скатывания в сумеречные зоны... предотвращаю суициды. Смягчаю психологический климат в семье. Вот это — сфера моих интересов. Еще я лечу детей. Мне без разницы, кто будет владельцем группы компаний "Бета". Споры хозяйствующих субъектов — дело полиции и судов. И к слову о трусости: прояви смелость, перестань прятаться в моем офисе! У меня право убежища не работает. Иди и разбирайся со своими проблемами. У тебя для этого бойцы есть, они здорово умеют бить по голове.

— Я что, мало тебе заплатил?!

— Я что, мало сделал?!

Несколько секунд мы бодаемся взглядами, победа остается за мной. Все же Сергей сохранил остатки совести, помнит, за что именно мне платил. Причем не из своего кармана.

Мужчина пожимает плечами, встает и направляется к выходу. Вот такой он мне даже начинает нравиться — решительный, спокойный, целеустремленный. Кляну себя распоследними именами святых основателей столицы и тянусь к инфо. Ф-фак, это мне аукнется, вот чую!

— Посмотри на эти лица! — бурчу я. — Вот эти двое — чужие у вас. И вот эта фифа меня испугалась, а не должна бы. Может, это что-то значит. И это всё — в части, тебя касающейся.

Сергей смотрит и разочарованно кривит брови.

— Понятно, что чужие. Приглашенные специалисты, вроде тебя. Тренинги у нас проводят. А насчет "фифы" ты ошибся: нашего финансового директора танком не испугать. Проверяли.

И он уходит. Что ж, я сказал, он не услышал. Смотрю на ясные, спокойные лица "чужих" и закрываю папку шифром. Вот бы еще память так закрыть. Но помню, ничем не вытравить — чистые, безмятежные взгляды убийц.

Вот и первый клиент. Рассматриваю его через камеру. Конченый "виртуал", и он у меня уже был. На этот раз с женщиной, скорее всего, с мамой. "Прошивка Дока" слетела? Да ну. Я, если ставлю, то ставлю, не то что жулики из ассоциации психологов. И что ему тогда от меня надо?

— Док, закодируй меня от игровой зависимости навсегда! — сразу выдает главное "виртуал" и смотрит с надеждой красными от недосыпа глазами.

Я не спешу с ответом, беру паузу на обдумывание.

— И не врите, что не можете! — вмешивается женщина. — Все вы можете, только не хотите! Если его из инфо на два часа выкидывает, значит, и навсегда умеете!

Я морщусь. Проблема. Тетя — из закостеневших "гоблинов". Слабенькая, но... мне хватит нервы потрепать. "Гоблины" не очень сообразительны, но им и не надо, они простотой берут. Если дама решила, что я что-то могу, она от меня не отстанет. Будет долбить в уверенности, что сдамся. Она и завтра придет, и послезавтра. И ведь ей даже объяснять бесполезно, "гоблин" она!

— Док, очень надо! — говорит "виртуал" и молитвенно складывает руки у груди. — Вопрос больших денег!

— Допустим, — соглашаюсь я. — Допустим... а как жить будешь?

— Нормально! — снова вмешивается женщина. — На работу пойдет!

Я вопросительно смотрю на "виртуала", мне важен его ответ. Парень ерзает под давлением с двух сторон.

— На работу пойду, — бормочет он. — Как все...

— С работой понятно, она — чтоб кушать было чего. Но у всех есть в жизни интересы, а твой интерес я заблокирую. И?

— Обойдется без интересов! — решает тетка. — Проживет как-нибудь!

— Проживет, — снова соглашаюсь я. — Только недолго. И плохо.

Печально, но я прав. "Виртуал" без своей игровой вселенной — никчемная личность, готовый кадр для алкогольной индустрии или чего похуже. Когда нет интереса в жизни, пустоту заполняют бредом. Иногда приходится отказывать клиентам именно по этой причине. Мутации — они же не на пустом месте появились. Они — одна из форм приспособленности к агрессивной среде. И если эту приспособленность убрать, не дав ничего взамен — результаты могут оказаться страшненькими. Кемиоэкземы, например, гиперпсориаз, или еще хуже — тайна тайн для меня, серые зоны, сумеречные состояния, с которыми вообще непонятно, что делать...

В итоге я их выгнал. Тетка на прощание пообещала накатать жалобу, я искренне не понял, куда. Я ж не районная поликлиника. Частник по договору, а договор не состоялся. Что печально — она все равно найдет, куда обратиться. И будет мне в ближайшее время проверка неизвестно с какой стороны. Так что глядел я в их удаляющиеся спины с очень неприятными чувствами. С одной стороны — отказал в помощи, и это в любом случае нехорошо. С другой — появилось сильное желание тетку давануть, да так, чтоб она дорогу ко мне забыла сама и детям передала запрет на генетическом уровне. Действительность раз за разом заставляет меня превратиться в "мута". Пока что сопротивляюсь, но чувствую — броня убеждений слабеет с каждым днем.

Они пришли, когда я уже планировал закрываться. Смывал в санкабине трудовой пот, когда наружная камера донесла возмущенный детский голосок:

— Дяденька доктор, а она не хочет заходить!

Экран инфо показал умиляющую сердце картину: крохотная девчушка изо всех сил тащит к офису молодую женщину, а та упирается и горячо отговаривается шепотом. Мои недавние клиентки с курортного побережья. Уже вернулись?! Именно их я никак не мог оставить без своего внимания. Встал и открыл дверь — проходите.

Она оказалась удивительно молодой. Прошлый раз я ее дочкой занимался, к маме особо не приглядывался. Когда выводил из серой зоны — тем более не до того было. Зато сейчас разглядел не торопясь. Приятное зрелище. Трое детей... когда успела?! Высокий лоб, крупноватая челюсть, но застенчивая улыбка преображает лицо в невероятно милое и привлекательное. Ася, так она представилась в прошлый раз. Дочка, такая решительная и энергичная, когда необходимо, теперь смущенно прячется за ее спиной.

Сначала осматриваю маму. Результаты мне сильно не нравятся. Нет, внешне в своем пляжном платьице она чудо как хороша, хоть на конкурс красоты счастливых мам отправляй, но я-то не на внешность смотрю. Серая зона по-прежнему стоит за ее спиной. Крепатура лицевых мышц... наклоняюсь и осторожно провожу пальцами по ее бледному лицу. Так оно и есть. И что делать? Что мне делать с тем, что даже толком не понимаю?! Уроды эти военные психологи! Они-то наверняка сталкивались с чем-то подобным — но ведь секретят исследования, даже на профильных сайтах ничего не найти! А женщина вдруг осторожно и абсолютно точно касается ссадины на моей голове.

— Какой нелюдь смог поднять руку на врача?! — шепчет она непонимающе.

Потом утыкается лицом мне в плечо и тихо плачет. Как говорили во времена до Катастрофы — приплыли.

Кстати — она права. Прилетело по голове от Моси, а какой из него человек? Нелюдь — он и есть нелюдь, "собака" и не более того.

Постепенно все пришло в относительный порядок. Ася отправилась в санкабину удалять с лица следы душевной чуткости, а я занялся ее дочкой с редким именем Катерина-Клеопатра. Но сначала доверительно кивнул на санкабину:

— Что у нее случилось, не знаешь?

Девочка сделала "страшные" глаза:

— Мама работу потеряла из-за поездки! Я говорю, и ничего страшного, такого говна везде хватает... ой, извините... а она все равно переживает! Нам же скоро за квартиру платить!

Понятно. К счастью, я уже знаю, что с этим делать. Но сначала девочка, от ее состояния зависит многое, можно сказать, все.

Ну, что сказать? Я — гений. Других слов не требуется. Кожные покровы чистые. Тонус в норме. Реакция — норма. Баланс Хейфица — почти идеален. Температура слегка пониженная, но тут ничего не поделать. Все же "зомби" — это навсегда. Даже самому не верится — я победил кемиоэкзему?! Это я что, где-то рядом с Богом? Которого нет, м-да...

Веду ее к инфо, нахожу нужные изображения, показываю. Девочка впечатлена. Ну да, кемиоэкзема — зрелище не для слабонервных.

— Если у тебя появится что-то подобное, пусть самое крохотное — сразу ко мне! — строго говорю я.

Девочка в затруднении оглядывается на маму. Понятно, нет денег.

— Не беспокойтесь, корпоративное лечение бесплатно, — криво улыбаюсь я.

Последнее слово мне дается непросто, деньги как бы и мне не помешают, но с Катериной-Клеопатрой особый случай. Как бы еще ее маме объяснить? Девочка — уникальный, абсолютно настроенный на меня медиатор. Ф-фак, да я через нее за тысячу километров достал! По инфо! Участие девочки в моей работе откроет мне доступ к группе клиентов, не готовых являться к гипнотерапевту лично. "Эльфийки" высокого статуса, проблемные дети в вип-семьях, "рогатые" из спорта высших достижений...Это — большие, очень большие деньги. Настолько большие, что я даже согласен ими делиться. Так что я приглашаю маму на деловой разговор, закрываю офис, и мы идем гулять. Почему гулять? Ну а где в новостройках вы видели кафешки на каждом шагу? Тут от одного комплекса до другого топать да топать, и часто через лес.

До кафе недалеко по местным меркам, километра два, мы не спеша бредем по дорожке, и я рассказываю Асе суть их будущей работы. Дамы держатся за меня, оттого чувствую себя немножко дезориентированным. Одиночкой-семьянином, да. Ну, с Катюшкой понятно, я во время сеанса пробил все ее личностные защиты, сейчас я, по сути, часть ее внутреннего мира. Для нее это не сулит ничего хорошего в будущем, потому о своей роли в превращении девочки в медиатора благоразумно помалкиваю. Ненавижу ломать свободную личность, только ситуация иных вариантов не предусматривала. Так что то, что она с абсолютным доверием вцепилась в руку малознакомого по факту мужчины, объяснимо. А вот ее мама меня сильно удивила. В наш век вуайеризма, жестокий и прекрасный, вот так легко идти с мужчиной под руку, можно сказать, прижавшись — это... да она как будто перебралась в наше время из другой эпохи! К тому же на Асе из одежды — лишь пляжное платьице, а оно же, ну, сконструировано так, чтоб тело максимально загорело... да еще ветерок шаловливый между высотками... Обычная женщина на играющие одежды бы ноль внимания, наоборот, флай-сарафаны в моде, которые от сквозняка сразу до плеч — Ася же реально смущается. Даже бросила мою руку и схватилась за подол. Так и шла. Умилила меня чуть не до слез. Со стороны мы наверняка выглядели молодой счастливой семьей.

Мы плотненько перекусили в кафе. Я даже переборол внутренние запреты и оплатил напитки. Три минимала, между прочим! Ася за весь разговор задала всего один вопрос, но крайне щекотливый — на какой доход они могут рассчитывать. На какой... как будто я знаю! Как дела пойдут! У нас, частников, вся жизнь без гарантий. Так и ответил. К моему удивлению, женщина облегченно вздохнула.

Она мне понравилась. Да что там — очень понравилась! Светлая, доверчивая... очень красивая. Самое главное — она совершенно не боялась меня! Она вообще не опасалась мужчин, и дети вне брака эту доверчивость нисколько не разрушили. В ее голове явно что-то перещелкнулось не так в детстве, да и осталось на всю жизнь. Некая ненормальность в поведении проскальзывает временами. Но и это меня умиляло. Так что легким и непринужденным образом обе дамы вечером оказались в моей квартире. Я не влиял, честно! Хотя поклясться бы не рискнул. Потому что, когда Ася беззаботно согласилась зайти на минутку, дочка бросила на нее удивленный взгляд. У них явно были другие планы.

Квартира их восхитила. Она и меня восхищает. Жаль до слез, но придется скоро оставить. Намытая, накормленная и укутанная Катюшка скоро засопела на гостевом подиуме. Вот тут должна была образоваться неловкость — но ничего подобного. Ася просто подошла и положила руки мне на плечи. Мы обнимались полвечности. Еще через полвечности я осторожно проверил, действует ли у меня голос, и шепотом предупредил:

— Тебе сегодня спать не со мной, с дочкой.

Она посмотрела вопросительно.

— Ее болезнь, — промямлил я. — Есть опасность, что вернется. Она должна чувствовать тепло мамы. Хотя бы первое время.

Женщина подумала.

— Ты очень добрый человек, Док, — тихонько сказала она в результате. — Я догадывалась, что болезнь Катюшки — моя вина. Всегда догадывалась. Я плохая мама. А ты меня бережешь...

Подарила мне удивительную улыбку и неслышно ушла. Легко прошелестело падающее платьице, блеснуло в отраженном свете дворовых фонарей обнаженное женское тело и скользнуло под одеяло. Она меня дразнит, что ли?! И так еле сдерживаюсь! Я стоял как дурак, борясь с диким желанием позвать женщину обратно, взять за руку и увести на свою кровать. Потом вздохнул и пошел спать. Ну кого я обманываю? Себя, что ли? Так я гипнотерапевт, меня даже мне не обмануть! Кого я действительно хотел бы взять за руку и увести к себе, так это Риту. Мою худую, неуклюжую, спокойную цаплю. Которая к тому же выше меня на полголовы. Как, ну вот как она пробралась в мое сердце? Ведь ничего для этого специально не делала: глазки не строила, флай-юбочкой у носа не крутила...

Инфо запрыгал, когда я был на пути ко сну.

— Док, катастрофа! — истерически прошептал взъерошенный Даниил. — Мой начальник...

— Успокойся! — процедил я. — Дай мне проснуться. И укажи коротко хоть одну причину для ночного вызова.

— Моего начальника ведут! Он мне сегодня такие приказы насчет "Беты" выдал, что никакой логикой...

Даниил осекся, всмотрелся в мое лицо и погрозил пальцем.

— Это твоя работа, Док! — прошептал он с безумными нотками в голосе. — Твоя, ты сам говорил! Помогай, иначе мне конец!

— Почему — моя?

— Это "мут"! — выпалил Даниил. — Я чую, это он!

Невероятно, но это могло быть правдой. Даниил Рождественский — "политик", для его вида чрезвычайная интуиция является характерным признаком. И еще он боялся, как никогда в жизни, за время разговора оглянулся минимум раз пять.

— Приезжай! — коротко решил я.

Потом вспомнил дела давно минувших дней и добавил со зловещей усмешкой:

— Пистолет не забудь.

Даниил подпрыгнул, похлопал беззвучно губами и даже не нашел слов, чтоб меня обматерить. Из чего следует — не играет, его на самом деле крепко прижало.

10

Крохи совести у Даниила все же нашлись — приехал не сразу, а утром. Но дотерпел явно из последних сил. Теперь мы сидим в обеденной зоне, я пытаюсь выжать из него необходимую информацию, а Ася занимается тем, что мешает нам. Но с ее точки зрения — готовит мужчинам утренний кофе.

— Как оно тут включается? — озабоченно бормочет она и склоняется к кухонному комбайну.

Голова Даниила рефлекторно поворачивается на звуки да так и остается. В который раз. Мне это надоедает.

— Ася — красивая женщина, — замечаю я. — Даже очень красивая. Но ты уж выбери, пожалуйста, чем занимаешься — ей или решением проблемы?

Ася вспыхивает, Даниил укоризненно смотрит на меня. Надо же, я еще и виноват. Командую кухонной автоматике приготовить завтрак на четверых и пододвигаю инфо.

— Давай еще раз попробуем. Воспроизведи слова начальника как можно ближе к оригиналу, если уж не сообразил записать. Интонации особо важны.

— У нас нельзя записывать, — напоминает Даниил. — Во всех кабинетах глушилки. Инсайдеры не дремлют...

Его глаза снова следят за Асей. Женщина пытается сервировать столик. Ну да, она чудо как хороша, особенно утром, особенно в таком платьице, особенно когда вот так застенчиво улыбается, но... До меня наконец доходит, что Даниил просто стесняется лицедействовать при женщине. Не хочет выглядеть дураком. Чиновник, блин... Со вздохом сдаюсь и произношу парочку проникновенных фраз. Одним воздействием больше — ничего страшного... для "политика". Подстраиваться под начальство — его сущность. Вот пусть и подстраивается. Даниил сосредотачивается и начинает изображать в лицах испугавший его разговор. Внимательно слушаю, записываю. Ах вот почему он ежился. Информация для внутреннего пользования. А забавные у них дела творятся в департаменте. Подсудные. Но меня фактура не интересует, я вслушиваюсь в интонации. И чем больше вслушиваюсь, тем больше мрачнею. Потом отпускаю Даниила. Он осторожно косится на Асю — слышала или нет? То, что он выдавал закрытые данные, он все же осознал, я ж его не гипнотизировал, а так... коснулся. Убедил, что сегодня я — его начальство. Это, кстати, правда.

— Знаешь, я бы не сказал, что его ведут, — бормочу я в ответ на его вопросительный взгляд. — Выглядит, как будто испугался...

Открываю рабочие записи и тупо смотрю. Вот оно что. А ларчик просто открывался...

— Док?

Это Даниил. Высокое начальство беспокоится — вид у меня, наверно, непривычный. А я просто злюсь. Нет — дико, невообразимо злюсь! Ну какая тварь снова завелась в городе?! Мало мне "мутов", да? Только-только скопище мутантов, считающихся населением Москвы, организовалось, устроилось по нишам, как-то начало жить, приспосабливаться друг к другу — и вот новая напасть! Что за дрянь высунула из небытия морду и ломает установившийся миропорядок?! Явно народился кто-то новенький, силы пробует... или, кстати, приехал, окраины бывшей империи полны неприятных сюрпризов. Ненавижу... Я — доктор! Мое дело — детей лечить, не воевать! Я боюсь! У меня еще голова не зажила!

Встаю и ухожу к окну, чтоб не пугать перекошенной рожей присутствующих. Пытаюсь успокоиться. Вдруг я ошибся, и страх главы департамента общественной безопасности — просто страх? Человека запугать легко. Сунь под дверь обычную гранату, вот тебе и тень беспокойства на челе. А если каждую ночь совать? Так и до паники недалеко...

— Док?

Я кисло улыбаюсь. Ну кого я снова обманываю? Себя, что ли? Так я не забыл пока что, как впервые столкнулся с "мутом". Вот так же успокаивал себя, простые объяснения подбирал... а он убил моего пациента. Пришлось решать кардинально и быстро — и удирать из столицы, теряя подштанники. Главу департамента запугали? Ну-ну. А ничего, что он сам кого хочешь запугает? А тем, кто его сильнее во власти, пугать не требуется, достаточно приказать. Но они и приказывать не будут. Мутанты, что во власти, давно заняли свои ниши, поделили сферы, им ломать устоявшийся порядок ни к чему. Так что есть тварь, вылезла откуда-то. Надо ли искать — пока что непонятно. И как искать, тоже непонятно. Что сразу понятно — Даниила Рождественского в любом случае следует вывести за скобки. Он и так слишком много знает обо мне. Полезу в темные делишки департамента — пристрелит не задумываясь, и не посмотрит, что друг. Потому что сам уже замешан в этих делах. Я же не просто так присутствовал при его пьяных разговорах, я слушал.

— Значит, так, — разворачиваюсь я от окна. — Воздействие "мута" не обнаружено, можешь жить спокойно. Твоего начальника просто напугали. Это — квалифицированное заключение.

— Да он отдает "Бету" на отжим! — взрывается Даниил. — Свою фирму! В здравом уме такое не сделать!

Вот как? "Бета" — в том числе и его фирма? И почему я не удивлен?

— Значит, сильно напугали, — говорю я чистую правду.

Чиновник смотрит недоверчиво. Мощная у него интуиция, на уровне, для меня уже опасном.

— И что мне делать? — бормочет он.

— Что и прежде — приспосабливаться к новой действительности. Ты умеешь.

Я снова говорю правду, и Даниил это чувствует.

— Вот дуришь ты меня, а в чем, не пойму! — жалуется он. — Ладно, еще вопрос... выйдем на минутку?

Знаю я его вопрос, он на него, то есть на нее, за утро чуть глаза не вывернул. Но все же иду на лестничную площадку.

— Кто она? — шепчет Даниил.

— Сумасшедшая, — пожимаю плечами.

— Понятно, что сумасшедшая, у тебя других не бывает — а еще кто?

— Обычная женщина, Даниил. Просто женщина в трудной ситуации. Приспосабливается к жизни, как умеет, а умеет плохо. Находит сильного мужчину, доверяется ему, рожает от него ребенка и ожидает в святой уверенности, что он о ней позаботится. И так уже три раза. Катюшка-Клеопатра — ее старшенькая, моя пациентка. Я ее наблюдаю. Больше ничего.

В четвертый раз она прилепилась ко мне, но Даниилу об этом знать необязательно. Что необязательно знать ей — тем самым сделала невозможной нашу совместную работу. Как бы она мне ни нравилась — большую семью я не потяну чисто финансово, у нее же трое детей! А она не потянет легкие отношения со мной, ей нужно больше, вот такая у нее форма приспособления к окружающей среде. Крайне редкая в наш век вуайеризма, тем не менее — не мутация.

Даниил ожидаемо убывает из квартиры в компании женщин. Улучаю момент и успеваю передать Катерине-Клеопатре свою визитку.

— Приезжай, вызывай в любое время, буду рад, — шепчу ей чистую правду.

Я не дурак отказываться добровольно от уникального медиатора, да и вообще... пусть невнимание мамы хоть как-то компенсируется моим. Это все, что я могу для нее сделать.

— Ты мой папа? — серьезно спрашивает она.

Я не могу врать и отрицательно качаю головой. Будь она моей дочкой, я бы никогда ее не бросил. Никогда.

— Дядя? — не теряет она надежды.

Хочу снова покачать головой — и задумываюсь. Хм. А в этом что-то есть. Она для меня абсолютный медиатор — случайно ли? Способности не передаются по наследству, это я проверял в первую очередь еще в юности — но как насчет этногрупп? У Катюшки мой тип лица, не зря она спросила насчет папы и дяди, умненькая девочка... Еле заметно киваю и шепчу:

— Пятиюродный...

Она все равно уходит просветленная.

Стою у окна, смотрю, как они уходят. Почему-то четкое ощущение, что отрываю от своей жизни светлый кусочек, и отрываю навсегда. Катюшка, не оглядываясь, поднимает руку и прощально машет ладошкой, как будто чувствует, что я смотрю на них. Впрочем, почему "как будто"? Она чувствует.

Даниил усаживает женщин в машину — "Таурус", естественно — охранники распахивают перед ним ворота вручную, козыряют. А врали, что двор надежно защищен от посторонних. Но стоило приехать чиновнику департамента, пропустили без вопросов! И за что плачу, причем много плачу?!

Стою у окна, думаю. Как говорили во времена до Катастрофы — да, я умею это делать! Смущает меня поведение Даниила, сильно смущает. Этот клещ не должен был отцепиться от меня настолько легко. Явился до смерти перепуганным, выслушал пару слов и убыл успокоенным? С его-то интуицией и генетически обостренной недоверчивостью? Чушь собачья! И не спрашивайте, почему именно собачья, могу только предположить, что во времена до Катастрофы собаки являлись неотъемлемым атрибутом жизни, вот их и упоминали к месту и не к месту. Взять ту же "суку" — ну абсолютно никакого сходства. Сука как таковая — в среднем всего лишь чуть более истерична и подловата, чем кобель. Зато сука как женское явление — ого-го какая сложная натура! Холодная, расчетливая, эгоистичная тварь...

Вздыхаю и отворачиваюсь от окна. Чего тут думать, и так понятно. Единственное объяснение — даванул я его, сам того не заметив. Опасная тенденция, тревожная. Выходит, теряю над собой контроль. Потихоньку пока что, в мелочах — только в конце этого пути кто? Верно, чудовище из чудовищ, существо, не признающее ничьей воли, кроме собственной — "мут". Каковых в колыбели давить бы. И я при этом лезу в очередное исследование, где сорваться как нечего делать...

Снова вздыхаю и решительно берусь за инфо. Я — ученый, исследователь. Кроме меня, идти навстречу неизвестному просто больше некому. И это не красивые слова, а обычная данность моей работы. Боялся б — никогда б не собрал сведений о "баксах", "рогатых", "собаках" и прочих малоприятных тварях. А я не только их изучил, но и лечу! Ну, пытаюсь. Иногда. С переменным успехом...

В общем-то, первые шаги очевидны. Я, знаете ли, если работаю, то именно работаю, не показухой занимаюсь. И при составлении дурацкой "психологической карты коллектива" много чего заметил. Мутанты, занимавшие руководящие ниши в компании "Бета", она же "Борз" — они все имели общую, одну на всех, особенность, что само по себе уже невозможно при нормальных условиях. Можно назвать эту особенность повышенным уровнем тревожности, если б не одно "но": "баксу", к примеру, танком не испугать, проверено, тут Сергей Дзюба прав. И "рогатого". И "движуху", в общем-то, тоже на кривой козе не объедешь. Поэтому я называю вещи своими, очень простыми именами: их всех кто-то напугал до... да-да, до той самой, что недержание. Кто-то неестественно сильный, способный пробиться сквозь ледяной эгоизм и расчетливость "бакс". То есть — мутант. И мне как доктору мутантов осталось выяснить, представляет ли угрозу обществу новый вид, деструктивен или же способен встроиться в отношения. Всего лишь. А для этого — зайти на территорию главного офиса "Беты", где в данное время происходят всякие рейдерские захваты, группы силовой поддержки бегают с оружием, и чужака пустят, только предварительно угостив дубинкой промеж ушей. И новый вид мутантов, судя по всему, принимает в разборках активное участие. А что делать? Центр действия — там, и мутанты там же. Наверно. Вспоминаю безмятежные, чистые взгляды убийц и ежусь.

Вызываю по инфо "конфидента". Ого. Видок у мужчины, как будто со смертью столкнулся. В узком коридоре. На меня смотрит с безумной надеждой.

— Док, выведи меня! — выпаливает он. — Прижали, твари!

Хм. Судя по общему фону, никуда его пока что не прижали. В смысле, рожа не разбита, ствол у виска не маячит. На заднем плане светленький такой кабинет, стулья не валяются, осколки стекла не хрустят.

— Что у вас, пациент? — интересуюсь невозмутимо.

Он прерывисто выдыхает. Понимаю. Был бы рядом, уже схлопотал бы.

— В общем, я услышал тебя в прошлый раз, — покривился он. — И сглупил. Ты указал кое-кого — ну, я их и вызвал на ковер разобраться. Обоих. Ну и вот. Еле ноги унес. Забаррикадировался, пока что жив. Сижу, жду, когда убьют. Всё.

— Били?

— Нет.

— Стреляли?

— Нет...

Кажется, до него начинает доходить, вон как озадаченно нахмурился. Пытается сообразить, с чего он, сильный и вооруженный мужчина, забился в слепой панике в чужой кабинет и боится выглянуть из-под стола. А его всего лишь напугали. Как прежде — все руководство главного офиса. Вот это сила. И мне туда лезть? Да ну нафиг!

— Не пытайся выбраться сам! — предупреждаю на всякий случай. — С твоими навыками только девочек-менеджеров гонять. Я тебя выведу. Но...

— Сколько? — криво усмехается он. Вот гад.

— Мне нужны твои бойцы, — сухо сообщаю я. — Как прикрытие. И чтоб не болтали потом.

— Моих нет, — морщится он. — В первый же день.

Вот как. А кого тогда должны выпустить из КПЗ? Выходит, Мосю со товарищи он своими не считает. Ну и зря. Так ему и говорю. Конфидент посмотрел на меня, как на дурачка, этим и ограничился.

В целом, мы договорились. Он направляет бойцов к моему дому, вместе мы выдвигаемся к офису и выводим его. За это, когда все кончится, он возьмет на работу — на хорошо оплачиваемую работу! — одну женщину. Я удостоился еще одного недоуменного взгляда, да и черт с ним. Собрал докторский кейс, дождался бойцов и покинул квартиру. На выходе затрясло и пробило на холодный пот. Нехорошо, врачу так сильно волноваться не положено.

Мося с ребятами дожидался меня у будки охраны. Глянул опасливо, чуткий собака, открыл рот, и тут что-то запищало.

— Мося, снайпер! — в панике крикнул боец.

Я запоздало понял, что не похода в офис я испугался, вовсе нет. Пули я отклонять не умею.

11

— Мося, снайпер!

Тренированный солдат по этому крику мгновенно кинется к укрытию. Но я успел гаркнуть быстрее, чем бойцы дернули в разные стороны:

— Замерли!

И они замерли. Не потому, что я надавил, а... голос, он ведь бывает разным. Бывает таким, что и не захочешь, а подчинишься.

Пули я отклонять не умею, законы физики в этом смысле безжалостны. Но с тех пор, как у меня неприятно заныло между лопатками, я все думал и думал, как буду выкручиваться, если что. И ничего не придумал. Если я на открытом месте, то против снайпера у меня шансов нет. Ну, почти. Вот того, кто представлял это самое "почти", мне и требовалось удержать рядом. Бойца с переносной панелью управления лазерным комплексом обнаружения оптики. В армейском просторечии — "Глаз". Редкая вещь. И не то чтобы он прямо запрещен на гражданке, а... ну, это то же самое, что сертифицировать в качестве оружия самозащиты противотанковые ракетные установки. "Глаз" — сугубо военное средство антиснайперской борьбы, в варианте с переносной панелью управления применяется исключительно в войсках специального назначения. Где он у них смонтирован? В машине, больше негде, активная антенна наверняка замаскирована корпусом багажника...

— Направление, Мося! — рычу я. — Где он?!

Микросекунды тянутся и тянутся. А где-то вдалеке снайпер неторопливо выбирает цель, считает дистанцию и упреждение...

— Мося!

Железные ладони Моси разворачивают мою голову влево и вверх. Боец рядом лихорадочно стучит по сенсорам панели.

— Высотка! — выпаливает он. — Лестничная клетка, второе окно сверху, открыто!

— Всем за мою спину. На колени. Круговая оборона, распределить сектора.

Они не должны отвлекать внимание снайпера. Только я и он.

— Протри глаза, — прошептал я. — Протри глаза, сволочь. Протри глаза!

Он меня не слышит, но есть еще четкая артикуляция, и мимика, и много чего еще, не имеющего определения в современной науке.

Натянулась и задрожала невидимая нить. Я полностью сосредоточился на ней, как совсем недавно — на контакте с медиатором через тысячу километров. Но с Катюшкой было легче — она мне помогала изо всех детских сил, а тут... Смерть глянула на меня прицелом снайперской винтовки. Я развернул лицо как можно точнее на далекое окно. Снайпер должен видеть мои губы, иначе действительно смерть.

— Протри глаза!

Пуля шлепнула в асфальт в полуметре от ног.

— Крупняк! — всхлипнул за спиной Мося. — Прошьет всех одной пулей!

Но, молодец, даже не двинулся с места. И его бойцы — тоже.

— Протри глаза, сволочь!..

Где-то там, далеко наверху, стрелок тер глаза. У него поплыло зрение. Что он увидел? Как искривилось дуло винтовки? Или просто изображение в прицеле утратило резкость? Не знаю, при гипнозе ограниченными средствами это всегда индивидуально. В основном зависит от фантазии реципиента. Но сейчас он должен поступить инстинктивно, как все: если не видно, необходимо приблизиться.

— Ближе, ближе... — прохрипел я.

Пуля со звоном ударила в багажник машины. Дернулись и попадали за будку охранники. Защитнички элитного дома, м-мать их... как бы полицию не вызвали, она тут совершенно не к месту.

— Еще ближе!

Далекая-далекая фигурка выпала из окна и, кувыркаясь, полетела вниз. Лопнула туго натянутая струна.

— В машину, быстро. Уходим.

Вот это старт. Ребяткам бы на коротких дистанциях призы брать. Если под прицелом снайпера — наверняка возьмут.

Огромный "Таурус" принял нас в свое кожаное нутро, двигатель взревел, бойцы облегченно выдохнули. Не люблю машины в том числе и за иллюзию защищенности. Ведь знают, что выстрел из крупнокалиберной снайперской винтовки прошьет "Тауруса" насквозь, и все равно лыбятся.

— А что со снайпером, как-то я не понял... — пробормотал неуверенно один из бойцов.

— Выпал из окна, — сказал Мося таким странным тоном, что улыбочки словно стерло с лиц невидимой тряпкой.

— Командир, а ведь ты воевал, — заметил Мося.

Я не ответил. Он глянул мне в лицо, отодвинулся как можно дальше и потерял желание говорить. Ну да, страшен, знаю. Есть у меня такой недостаток: в определенные моменты жизни лицо дергается в гримасах, и никак не остановить. И гримасы эти при всем желании не назвать приятными. В работе-то я абсолютно сосредоточен, таковы требования профессии, зато потом... Сейчас меня распирала ярость. Меня — пытались — убить! Кто-то посмел! Сотру!

— Машину оставить подальше.

Слова дались мне с трудом, но бойцы поняли. Тут же негромко заспорили, какой парковкой удобней воспользоваться. Ну да, парковки — вечная проблема столицы.

— К проходной. Мося — первый.

Здоровяк неуверенно потоптался.

— Командир, нам стволы не вернули, — признался он. — На экспертизу забрали, уроды. Мы что, с голыми руками пойдем?

— Со мной пойдете.

Мося бросил на мое лицо опасливый взгляд, видимо, припомнил судьбу снайпера и не решился спорить. Выстроились гуськом, пошли.

Охранники на проходной увидели нас в последний момент. Они если и ждали кого, то со стороны ведомственной парковки — крутые парни пешком не ходят, верно? А вот мы пришли, по стеночке, под забором, скромненько, как обычные работяги-грузчики офис-склада "Беты". Ими даже тропочка у забора натоптана. Там, конечно, тоже поставлена камера, но кто б ее смотрел, в смысле, внимательно и постоянно?

Бледное лицо охранника мелькнуло за стеклянной дверью.

— Открывай! — бросил я приказ в пятно лица. — Хозяин ждет.

Для охранника ожидание хозяина перед входом — страшнее нет ошибки. Торопливая суета — дверь дрогнула и уехала в сторону. Надо же, антивандальная система, упрочненный каркас и небьющееся стекло, силой не вломиться. Но мы-то не силой, нам сами открыли.

Я спешу — конфидент в забаррикадированном кабинете долго не продержится. Ровно до того момента, как его обнаружат. Поэтому Мося даже в рожу никому не успел дать, только бросил свирепо:

— Охранять, шавки продажные! Никого не выпускать! С вами потом разберусь, по результатам...

Что шавки — это он точно заметил. Все трое охранников — "собаки" весьма и весьма невеликой силы. Действительно шавки.

Торопливо идем через двор, огибаем роскошный цветник и парочку фонтанов — неплохо они устроились в "Бете", создали для себя маленький рай. Компания водителей в курилке проявляет к нам настороженный интерес. Они, скорее всего, в курсе происходящего, бронированные спецмашины во дворе сразу приводят к правильным выводам. Знают о смене руководства, тем не менее работают. Впрочем, им-то какая разница? Возить грузы надо при любой власти.

Охранник на входе в центральный офис смотрит на нас замороженным взглядом, как кролик на удава. Я тут ни при чем, это он злого Мосю испугался. Ну, почти ни при чем.

Бац, тресь, сдавленный ох — смена караула прошла быстро и практически бескровно. Двух дежурных видеоконтроля загнали в угол, бойцы вопросительно и как-то растерянно смотрят на меня. А что я? Как будто я знаю, как у них рейдерские отжимы происходят! У меня свои задачи, и спасение Сергея Дзюбы, кстати, вовсе не главная.

— Операторы успели сигнал дать, сейчас толпа прибежит, — криво улыбается Мося. — Серьезные ребята. Мы против них не играем, запрещено.

Понятно. Есть лишь один вид "серьезных ребят", против которых в столице запрещено играть охранным фирмам. Тут стоило б до смерти перепугаться, но мне нельзя, я на работе. Зато бойцы Моси выполняют план и за меня, побледнели до синевы.

Толпа прибегает. "Термиты" на взгляд обывателя все на одно лицо, но именно у этих лицо отличается особой жестокостью и равнодушием к чужой жизни. Действительно серьезные ребята.

Делаю пару шагов вперед. Вспоминаю ясные, безмятежные взгляды чужаков-убийц и воспроизвожу нечто подобное. Лидер "термитов" притормаживает, переглядывается с товарищами. Ага, значит, понял верно: чужаки — их начальство.

— Конфидента нашли?

Не знаю, за кого он меня принял, но ответил с почтением, как у них положено:

— Нашли, вытаскиваем. Там один из ваших.

Акцента нет, следовательно, живет в столице с детства. Тем не менее остался инородцем, как-то у них это получается. Я вот, наезжая в столицу вахтами, и то перенял множество местных скверных привычек. Один из ваших? Это он про кого?

— Сворачивайтесь, оставляйте объект.

Приказ принят без вопросов и с прежним почтением. Чем удобны "термиты" — после пробития личностной защиты подчиняются безоговорочно. Только пока пробьешь — семь шкур сойдет. До Катастрофы говорили — "семь потов сойдет", но по мне и то, и другое одинаково непонятно. По себе сужу — я, если вспотел, то один раз и надолго. Ну не могла же физиология человека настолько измениться.

Отряд ребят в черной униформе загружается в спецмашины, ворота предупредительно разъезжаются. Ай да охранники, а ведь им прямо приказали никого не выпускать.

Оставляю бойцов на видеоконтроле, беру с собой Мосю и иду вытаскивать конфидента, как обещал. Ошибиться с направлением невозможно — где еще время от времени могут щелкать выстрелы?

"Термиты" охранения в ответ на приказ покинуть территорию только согласно кивают и исчезают. Их податливость меня здорово настораживает — кто-то с ними поработал до меня, и сильно поработал. Перед глазами невольно встает тщедушный мужичонка с рыбьими глазами, и кулаки сжимаются. К "муту" у меня давний неоплаченный счет.

Перед дверью в нужный кабинет спиной ко мне стоит мужчина. Чувствует изменение обстановки за спиной и разворачивается. Узнаю его — один из чужаков. Как утверждал конфидент — тренер по адаптации в сложном коллективе. Получается — формально мой коллега. Ну, первент, коллега. Смотрю ему в глаза. Наверно, он что-то применяет, потому что безмятежное спокойствие убийцы сменяется сначала неуверенностью, а когда я шагаю вперед — ужасом. Его губы беззвучно шевелятся, как будто он что-то кричит, а я не слышу. Супермены, они все таковы — когда теряют свое основное оружие, сразу впадают в панику. А ведь я ничего не делаю.

Иду на него. Мужчина снова раскрывает рот в беззвучном крике, потом разворачивается и бежит. Преследую шагом. Это пугает его еще больше, он торопливо открывает окно и выпрыгивает наружу. Первый этаж, пусть прыгает. Подхожу к окну и смотрю ему вслед. Мужчина изо всех сил бежит к проходной. Нервы охранников, на долю которых сегодня выпали немалые потрясения и воздействия, не выдерживают вида безумного мужчины, бегущего прямо на них. Трещат негромкие выстрелы, мужчина взмахивает руками и падает.

Смотрю, не поднимется ли. В неуязвимых мутантов не верю, зато легко могу представить мазил-охранников, особенно под стрессом. Мужчина не двигается. Возвращаюсь.

Дверь в кабинет издырявлена с обеих сторон. Мося аккуратно встает сбоку, подает голос. После долгой паузы Сергей откликается. На всякий случай называюсь и я, Мосе конфидент почему-то не доверяет.

Сергей с грохотом раздвигает столы, выходит настороженный, готовый ко всему. Его вид меня удивляет — от прежнего жалкого выражения в глубине глаз ни следа. Цепкий, уверенный в себе воин. Вот, оказывается, какова его ниша. Гражданка для него — смерть.

— Не ожидал, — говорит он Мосе с усмешкой. — Ваша фирма сдала нас по первому требованию.

— То фирма, а то я, — ответно усмехается Мося. — Друзей детства со временем больше не становится, сам знаешь.

Сергей переводит глаза на меня, и это глаза большого начальника.

— Главное сейчас — вернуть фирму. Поможешь?

Я с ним не согласен. В условиях, когда во дворе лежит труп, а звуки перестрелки слышала половина сотрудников, появление полиции — дело нескольких минут. Так что для меня сейчас главное — оказаться как можно дальше от места действия. Меня тут нет. И не было никогда. Так ему и говорю. Конфидент думает и — о чудо! — согласно кивает.

Но я ухожу не сразу. Сначала заглядываю в пункт видеоконтроля и советую уничтожить записи с камер — лишняя слава мне ни к чему. Потом иду по зданию. Впечатление...странное. Ведь все слышали выстрелы, не могли не слышать. Все понимают, что стреляют, чтоб убить. Тем не менее работают. Обширный зал колл-центра кипит жизнью, наполнен гулом голосов, девушки-менеджеры настороженно перебегают из кабинета в кабинет, в ведомственном кафе сотрудники торопливо перекусывают в перерыве... Что ж, удивляться нечему. Москва — жестокий, но по-своему прекрасный город, в котором смерть — вовсе не самое страшное. Здесь больше смерти боятся потерять высокооплачиваемую работу.

Иду, ищу. Может, мне не повезло и сегодня она болеет дома, или гулеванит по ресторанам, или отдыхает на море... но она оказалась на месте, на этаже для высокого, самого высокого начальства.

Задача: если столкнуть "баксу" и "чарми" — кто победит? Ответ таков — идите к черту с некорректными условиями! Очевидно же, что каждая сильна на своем месте. "Бакса" — сильная "бакса" — по части выгоды задурит мозги кому угодно, даже хозяину фирмы. А сильная "чарми" возьмет под каблук и хозяина фирмы, и всех его замов, вместе с их мозгами и всем прочим, что там у них еще имеется важного. Нет, мне ничего не известно конкретно о ней, но мне это и не нужно. Я прекрасно знаю "чарми" как вид, этого вполне достаточно. Мутанты — они же все простые и понятные, намного более простые, чем люди, потому и преуспевают. Ну не может такого быть, чтоб "чарми" да проглядели такое лакомое место, как кабинет хозяина группы компаний "Бета"! И не может такого быть, чтоб хозяин кабинета не доверился своей "чарми". Эти дамы как-то умеют побуждать к откровенности. Правда, пользуются конфиденциальными сведениями исключительно в личных целях, но это не из большой порядочности, просто все мутанты — страшные эгоисты...

"Чарми" нашлась там, где я и предполагал — в приемной владельца "Беты". Сидела на столе, обаятельно улыбалась, болтала ножками и очаровывала. И он оказался там же, где я ожидал — рядом с возможным источником конфиденциальных сведений. Второй из "тренеров", мутант нового вида, убийца с ясным, безмятежным взглядом. Очарованным, правда, не выглядел, скорее сосредоточенным. Я так выгляжу, когда работаю. Ну так и он работает — им же надо срочно найти недостающие коды доступа, верно? Однако он силен — противостоять обаянию "чарми" редко кто способен!

"Тренер" развернулся на движение, посмотрел недоуменно и недовольно. Наши взгляды с треском столкнулись. Милая улыбка девушки поблекла и застыла на лице. "Чарми" частенько не блещут умом, он им без надобности, зато прекрасно чуют, когда пахнет жареным. Сейчас как раз такой момент. "Тренер" что-то говорит. Не слышу. Вижу, как шевелятся его губы, как отчаяние блестит в глазах — но не слышу. Словно весь мир набит ватой. И себя не слышу. Знаю только, что должен ему сказать, чтоб уходил, и чтоб передал предупреждение. Он встает и уходит. Во дворе он позвонит начальству, скажет, что это предупреждение. Потом... скорее всего, попадет под машину. Или упадет откуда-нибудь. В таком состоянии долго не живут.

Разворачиваюсь к "чарми". Она оказалась не в том месте и не в то время, увидела лишнее и теперь лишняя сама. Девушка по-прежнему смотрит с застывшей улыбкой, но чувствую, что внутри сжимается в ожидании удара. Что-то со звоном лопается, и меня отпускает. Возвращаются понемногу звуки. Я, конечно, зверь, но не настолько, чтоб давить безобидную юную "чарми". Сажусь на место "тренера" и сжимаю ладонями виски. Больно-то как...

Легкий звон. Перед моим носом — чашечка с горячим кофе. Ну да, она же "чарми", чуткость — второстепенный, тем не менее непременный их признак. Уф, как хорошо...

— Он не вернется?

Это "чарми". Она еще и говорит умеет?! А голос-то подрагивает...

— Думаю, нет.

Девушка смотрит на дверь влажными глазами.

— Валера был очень плохим человеком, но они... они гораздо страшнее. Их все боялись.

Смотрю вопросительно.

— Валера — Валерий Борзов, владелец группы компаний "Бета"! — поясняет "чарми", удивленная моей недогадливостью.

По ее мнению, о таком видном мужчине должны знать все. Ну, в каком-то смысле она права. "Чарми" — знают.

— Док, вы-то как попали в наши дела?

Моим пациентам редко удается меня удивить, я их знаю как облупленных... то есть досконально знаю, все их привычки, уловки и увертки в моей рабочей тетради записаны и классифицированы. Но ей — удалось.

— Я вас узнала! — слабо улыбается она. — Мою племянницу водили к вам на прием, она сняла вас на инфо. Очень вас уважает! И ее мама тоже.

Вот оно как, не ожидал. Привычка молодежи все подряд снимать на инфо и выкладывать в сеть меня когда-нибудь погубит. Вообще не буду выходить из-за ширмы! Но... нет худа без добра. Похоже, этой "чарми" повезло.

— Я здесь случайно! — улыбаюсь по возможности естественно. — Ваша служба безопасности заказала психологическую карту коллектива. Вот, хожу, делаю. Вы у меня — последним пунктом. Не ожидал застать на рабочем месте, у вас вроде в фирме сложности...

— Что вы, я обязана быть! — легко отвечает она. — Если не ввести коды доступа с утра, работа встанет!

Вот так-то, дорогая. Вызывать на откровенность умеют не только "чарми", но и те, кто их лечит. Конфидент. Она — настоящий конфидент, та, которой владелец доверил все коды доступа. А Сергей, выходит, принимал огонь на себя... Герой.

Я ушел, так и не решившись ее задавить. Ну не поднялась рука на "чарми". Остается надеяться, что в ходе расследования моя личность если и всплывет, то в самом безобидном качестве. Приглашенный специалист, делал психологическую карту коллектива — что такого? Я же не стрелял. Никого не бил, и вообще записи с камер наблюдения должны быть уничтожены...

Она встретила меня за проходной. Рита стоит, засунув кулачки в карманы своей короткой курточки, и смотрит на меня огромными непонимающими глазами. Она выглядит, как в нашу последнюю встречу. А я... я выгляжу, как "мут".

— Я защищался, — бормочу я беспомощно.

Она молчит. Я опускаю голову и иду прочь. Что толку оправдываться? Я защищался, да. Но они-то — не нападали...

И еще я вспомнил, что они кричали перед смертью.

— Мы же вас пришли защитить! — кричал мне ясноглазый убийца в коридоре, а я шел на него грозным возмездием, гнал его под пули ошалевшей охраны...

— Мы вас защищаем, не мешай! — пытался достучаться до меня ясноглазый "тренер" в кабинете "чарми", перед тем как уйти и попасть под машину...

— Что я натворил! — прошептал я. — Что же я натворил! А думал, что хочу разобраться в новом виде мутантов... И как, разобрался?! Молодец! Да, в меня стреляли — а зачем вообще полез в игры, которых не понимаю? Денег захотелось? Или — богом себя возомнил?! Так ведь бога нет!

Жить не хотелось. И если б сейчас прилетела пуля — даже не дернулся б, чтоб поберечься. Но — кто меня накажет? Кто вообще про меня знает в этом мире? Меня нет. Мутантов не существует, твердит наука, значит, и доктор для мутантов — глупая выдумка, очередной вид мошенничества...

В алкогольном супермаркете долго выбираю подходящий сорт вина — и останавливаюсь на "Саянской белочке". Понимаю, что выгляжу смешно, но такой уж я есть... прижимистый. Мы из провинции все такие, жизнь заставляет. Вина — дорогие, а "белочки" мне хватит суток на трое. А как я пью — так и на неделю.

Ожесточенно отменяю все визиты, закрываю сайт-регистратуру, стираю номер инфо из всех объявлений. Меня нет! Кончился доктор для мутантов! Родилось новое чудовище, не знающее цену жизни! "Мут" ему имя! Осталось дождаться возмездия. Честное слово, я не стану сопротивляться. Зажимаю бутылку под мышкой и бреду домой. Дом, милый дом...

12

Они пришли на третий день. А так хорошо было. Тихо, спокойно. Сидел, изредка принимал "белочку", и образы далекого прошлого крутились и крутились перед мысленным взором цветным хороводом. Детство, иногда юность. Счастливые времена, когда вся жизнь впереди. Рассматривал эпизоды и мечтал, что можно было вот так поступить, а еще этак, и тогда судьба повернулась бы ко мне совсем другой стороной — улыбающейся.

И еще я мысленно отомстил всем своим давним обидчикам. Теперь, с опытом взрослой жизни, это выглядело очень простым делом. Ну, мстительный я, что поделать.

Щелкнул надежный, гарантирующий полную неприкосновенность жилища замок, дверь осторожно открылась. Даниил внимательно изучил обстановку, не переступая порога. Махнул ладонью, Мося и Сергей профессионально ловко просочились внутрь. Чего это они? Ах да, меня же не видно. Подаю голос, ребятки мгновенно развернулись, у Моси в руке ствол. Не, я понимаю, "чего приперлись?" звучит не совсем вежливо, но из-за этого стрелять?! Так и говорю.

— Жив, — хмыкает Мося. — Такой же ядовитый, значит, и здоров.

Он не совсем прав насчет здоровья, но профану излагать основы профессии нет смысла.

Даниил заходит внутрь, изучает меня.

— А чего на полу?

— Пол теплый, — вяло машу рукой я. — Упругое экопокрытие, двойная автоматическая уборка. У меня элитная квартира, можно в белом валяться.

— Не элитная, — равнодушно поправляет Даниил. — Средний класс. В элите живая прислуга.

Уел. Я-то думал, живу в раю.

— Что на вызовы не отвечал? — подает голос Сергей. — Мы решили, с тобой что-то случилось.

— А я инфо выключил.

— Врешь, — замечает Даниил. — Я тоже вызывал, а спецвызов через выключенный инфо проходит.

Во как. Совсем личного пространства не осталось в проклятой столице. Ну, буду знать.

Даниил бродит по квартире, ожидаемо быстро находит инфо под одеялами. Ну да, раздражал звонок, вот и засунул.

— Что случилось, командир?

Мося присел на корточки рядом, смотрит озабоченно. Отвожу глаза. Думаю, затем провожу пальцем поперек горла. Когда-то это значило — "наелся досыта". Потом бойцы наемных формирований знак переняли и стали использовать в примерно той же, но расширенной форме. Мося тоже воевал, это заметно. Значит, сам поймет, если умный. Да, он "собака", боевой бульдог, но среди "собак" умных хватает, не зря они пробились в руководство страны. Здоровяк сочувственно вздыхает, ободряюще хлопает по плечу, поднимается и отходит. Понял.

— Док, не знаю, с чего ты расклеился, но склеивайся обратно! — решительно говорит Сергей. — Нам нужны твои таланты!

Коротко объясняю, куда он должен идти, но в голосе недостает силы, и конфидент не уходит. Хотя какой он конфидент, зиц-председатель и не более, правильно я его определил.

— Ты не можешь влезть в бизнес-разборки и потом отойти в сторону! — злится Сергей.

Я пожимаю плечами. Как это не могу? Вот, отошел же. Сижу на полу, пью "белочку", никому не мешаю. Разбирайтесь сами.

— Он не понимает в наших делах, — подает голос Даниил. — Объясни ему.

Мужчины присаживаются рядом, смотрят снисходительно, как на ребенка.

— Мы уничтожили записи с камер наблюдения, — говорит Сергей. — Вывели тебя за скобки. Знают о тебе немногие, и они молчат. Для незнающих ты — приглашенный специалист. Всё, ты чист перед законом, можешь не бояться.

Мужчины смотрят вопросительно. Они что, ожидают, я вскочу и захлопаю в ладоши? Ну... так и быть. Вяло хлопаю пару раз.

— Вот и делай таким добро! — зло говорит Сергей, и говорит Даниилу. Видимо, они обо мне спорили перед приходом, и это отголосок.

— Оставь его в покое! — подает голос от кофемашины Мося. — Не видишь, он сломался?

— Теперь вижу.

Сергей презрительно морщится, но действительно оставляет меня в покое, присоединяется к Мосе. Этак в два рыла они мне весь картридж выхлебают.

Сергей презирает меня по праву, наемники сломанных не любят. Сломанные для них опасны: не заметишь такого сразу, а напарник в самый горячий момент махнет рукой и побредет сдаваться. Или положит на операцию болт с кривой резьбой и в дыру забьется. И да, сломанные неизлечимы, таких только гнать из армии. Сергей это прекрасно знает, потому сразу и отошел. Чего он не знает — он тоже сломался. Военные психотравмы — они разные. Я чувствую отвращение к убийствам, а он — без победы, без смерти врага не видит смысла в жизни. Его будет тянуть на войну, пока не убьют. Там, на войне, для него все просто и понятно, он там нужен. Из таких получаются герои. Ну, и военные преступники тоже. Сейчас в их фирме война, и он счастлив.

— Док, давай я тебе объясню ситуацию простыми словами и честно? — предлагает Даниил.

Смотрю на него недоуменно. Чтоб "политик" да говорил честно? Даниил мой взгляд расшифровывает правильно, но ничуть не смущается, "политика" подобной мелочью с курса не сбить, абсолютно бессовестный вид.

— Мы вывели тебя из-под удара, — говорит он значительно.

Вывели они, как же. Еще один обязательный признак "политика" — и желание, и умение жить чужими трудами, хапать не свою славу. Я сам себя вывел. Приказал уничтожить записи с видеокамер, прикрыл свое воздействие бойцами, залегендировал присутствие, вовремя ушел. И что тогда сделали они, чтоб "вывести из-под удара"? Приказали бойцам помалкивать? Угу, а они это умеют — приказывать?! Я и приказал. На пике возможностей у меня такое получается непроизвольно.

— О тебе не знает и не узнает полиция, — продолжает Даниил уверенно. — Но наш противник — не полиция, не государство вообще. И вот наш противник о тебе уже знает! Ты убрал с территории чужих бойцов. Их опросят и сделают правильный вывод. Ты вскрыл проходную, это тоже возможно установить. Ты был в группе Моси — и это никак не скрыть от заинтересованных лиц. И какой получается вывод? Ты — наш человек, вот какой! И пока идет разборка, тебя в покое не оставят...

Я слушаю и невольно восхищаюсь. Вот же заливается, курский соловей. И ведь врет как изящно! Пока идет разборка... а ничего, что меня теперь вообще в покое не оставят?! Но "политик" такого никогда не скажет, из "политика" честные признания клещами надо вытаскивать!

— ... так что еще ничего не закончилось, — на убедительной ноте завершает Даниил. — Вставай, Док! Ты теперь в нашей команде!

— Да не встанет он! — доносится презрительное от кофемашины. — На первом деле сломался, дохляк.

— Заткнись, — мягко говорит Мося. — Ты мне друг, но под снайпером он со мной стоял, не ты. И прикрывал меня и бойцов собой тоже он. И тебя вытащил он. Дважды, верно?

Сергей, что удивительно, затыкается.

— Док, — совсем другим, просительным тоном говорит Даниил. — Ты мне действительно нужен. Очень. У меня начальник последние дни как будто на голову больной. Глянул бы... без огласки? Я тебе пропуск выпишу. А?

И это тоже характерный признак "политика" — способность без задержки переходить от приказного к просительному тону и обратно. И ведь даже не краснеет, сволочь. Думаю. Ничем я начальнику Даниила помочь не смогу, но, скорее всего, это и не требуется. Не мой вопрос. Его начальник, наверно, просто перестал получать руководящие указания и теперь в растерянности. Со стороны, да, наверняка выглядит как сильный неадекват. Ничего страшного: сейчас те, кто принимает решения, проанализируют информацию, обдумают мое предупреждение, определятся с позицией — и начальник вновь обретет уверенность. После чего ко мне явятся по мою душу. А мне встретить их нечем. И убегать... надоело.

Мося сидит рядом на корточках и внимательно смотрит. Вот удивительное дело, "собака" из "собак", но оказался самый человечный в компании.

— Мы уходим, — сообщает он. — Тебе опасно одному. Могут прийти. Может, оставить тебе пистолет? Он чистый, на меня записан, если что, скажу, что по пьяни у тебя забыл...

Смотрю недоуменно. Это он шутит так, что ли?

— Ну да, глупость сказал, — смущается Мося. — Зачем тебе пистолет? Ладно, бывай.

Мужчины уходят, рожи недовольные. Даниил в отместку оставляет дверь открытой, хотя со своим допуском он с моей квартирой что угодно может делать. Всерьез раздумываю, стоит ли закрывать. У тех, кто явятся по мою душу, наверняка тоже имеется право на разблокировку дверей. Нет, пищит система кондиционирования, надо закрывать. С неохотой встаю, закрываю. И, раз уж встал, беру в руки инфо. Ого сколько вызовов. Даниил, Даниил, Сергей... и ни одного от Риты. Пропала странная "зомби" из моей жизни, навсегда пропала. А это еще кто? Включаю просмотр записи. Растрепанные парни старательно изображают грозный вид, получается смешно.

— Док! — патетически говорит один из них. — Куда ты пропал? Если нужна помощь, кидай оповещалку в сообщество танкистов, все как один за тебя подпишемся! Нас много, мы любого затроллим! Знай, Док, если что, все сетевики за тебя! Ты — наш!

Меня пробивает на слезу умиления. Затроллят они. "Виртуалы" — тоже мне сила! Только и могут, что в сети грязью поливать. Но все равно приятно. Помнят, беспокоятся. Понятно, что беспокоятся больше о себе, все мутанты жутко эгоистичны, но тем не менее — приятно.

Еще вызовы от незнакомых аватар. Спрашивают, беспокоятся. Приятно, черт побери, узнавать, что в своем деле я кое-чего достиг. Есть уже определенная известность. Только ничем я больше этим милым эгоистам, хитрецам и обманщикам не помогу. Кончился Док, такие вот дела.

Задумчиво смотрю в окно. Там — никогда не надоедающий мне вид, милая и ненавистная Москва. Думаю о своих проблемах. Я — гипнотизер. Еще говорят — гипнотерапевт. Хотя на самом деле — магнетизер, монстр из легенд, тот, которых не существует. Говорят, Вольф Мессинг был из таких. Ну, может, и был — в юности. Доживал-то он на моей родине, и там ничем себя не проявил, не остался в памяти народной. Может, кончился, как и я. Есть у нас, магнетизеров, одно уязвимое место: чтоб повелевать, надо быть прежде всего уверенным в себе. Уверенным до конца. Любое сомнение в собственной правоте, в своей непогрешимости — чревато. Так можно дар потерять. Вот я и потерял. Заблудился в жизни, стою и не понимаю, куда идти. Наемники говорят про таких — сломался. Как от доктора мутантов, безобидного мелкого частника, докатился до "мута" — не понимаю...

Смотрю в окно и усмехаюсь. Снова пытаюсь себя обмануть? Так не получится же. Все я понимаю. Деньги, исключительно деньги повели меня той дорожкой, с которой нет возврата. Моя квартира, мой милый дом... моя любовь к сытой спокойной жизни. Это все требует, знаете ли, немалых денег. Вот и пошел в офис группы компаний "Бета" заниматься не свойственным себе делом — зашибать легкую деньгу. Почему именно зашибать — не столь важно, так говорили еще до Катастрофы. Важно, что все последующее вызвано именно этим шагом. И появился "мут", упивающийся собственной безнаказанностью.

Мне еще дико повезло, что в далекой юности получил прививку от убийств. Наелся в свое время до тошноты, до отвращения. В результате — четкое ощущение неправильности собственной жизни. И, следствием — дар выключился. Больше приказывать не могу, элементарно не хватает уверенности.

Правда, есть еще история с "мутами", их-то я давил без всяких последствий для себя. Но то — совсем другое дело. Кое-что просто необходимо делать, если считаешь себя мужчиной. Убийца девочек не имеет права на существование.

Подает голос инфо. Катя-Клеопатра улыбается смущенно и неуверенно. Я ее прекрасно понимаю. Мало ли что говорил пятиюродный дядя. Вдруг он сейчас занят, вдруг помешала? Но я не занят, и она не помешала. Так и говорю. Мы быстро и легко договариваемся встретиться у моего офиса. Зачем? А пойдем пробовать мороженое! Будем выбирать лучший сорт — очень важное, увлекательное и необходимое дело. Девочка щебечет легко и свободно, мне даже становится неловко. В ее абсолютном доверии к чужому, по сути, человеку есть немалая доля моей вины.

Охранники на проходной суют в руку очередное требование по оплате. Убираю его в кейс и только тогда замечаю его наличие. Надо же, какова сила привычки! Взял с собой и не заметил. Зато что заметил — охранники мне чуть ли не козыряют. Это их Даниил так запугал, что ли? Лучше б сумму за охрану уполовинили, если уважают.

Иду по просторам меж высоток, спину впервые не давит прицел снайпера. Разобрался со своим страхом, и со снайпером тоже. А может, просто потерял способность чувствовать окружающее — не так, как все, а как магнетизеры чувствуют.

Катюшки еще нет. Она живет недалеко отсюда, должна бы уже подойти, но мало ли что могло помешать маленькой девочке? Мама не отпустила, к примеру. Решаю пока что навести порядок в офисе. Пыль там вытереть, санблок обработать, то-се.

Он ждал меня, сидя в кресле для клиентов. Ясноглазый убийца, тот, кого я отправил с предупреждением. Надо же, уцелел. Или ему вовремя помогли, или сильная сопротивляемость к гипнотическому воздействию. Скорее второе. А мне ему сейчас нечего противопоставить. Совсем нечего. И Моси с пистолетом рядом нет.

Вздыхаю и аккуратно прикрываю за собой дверь. Если вдруг придет Катюшка, ей вовсе не надо видеть, что сейчас произойдет.

13

Я, кажется, говорил, что не буду сопротивляться, когда явятся по мою душу? Так вот, я передумал! И оне сами виноваты — явились бы три дня назад, пальцем бы не шевельнул защититься! А сейчас — извиняйте. Река времени течет, и то состояние уплыло.

Ясноглазый смотрит молча и вроде бы ничего не предпринимает. Это здорово. Если он пропустит меня к столу... пропустил... а потом, раззява, даст раскрыть кейс... то ему конец.

— Э! — сказал ясноглазый. — Не стрелять, свои!

Что-то в его реакции странное. Не спеша разворачиваюсь. И на маленький шажок сокращаю дистанцию.

— Свои раньше владельца не заходят, — замечаю я.

Ясноглазый задерживается с ответом. Прикидываю дистанцию. Вроде бы уже достаю, но... вот не нравится мне, как он сидит. И как смотрит. Так смотрит боксер, готовый встретить атаку "тяжелым" прямым. Получал, знаю. Поэтому подкатываю ногой свое кресло и тоже сажусь. И еще немножко сокращаю дистанцию. И — от сидящего нападения... не, ну, опытный боец все равно ожидает, но не так, как в стойке. Так что — потанцуем, ясноглазая ты сволочь, еще как потанцуем.

— Я отправлен провести переговоры, — сообщает убийца. — Мир?

И протягивает, дурачок, руку. Хоп!

— А-х-р-р! — комментирует ясноглазый мое движение.

Ударный инъектор замирает у шеи гостя — до меня доходит, что именно он сказал. Раздумываю немного и убираю захват. Есть смысл послушать, чего скажет. Мир — он всегда лучше войны, точно знаю.

— Ну ты и!..

Вот и послушал. Давно с такими матами не сталкивался. Общество вуайеристов — более мягкое, чем традиционное, сейчас скорее слащавость раздражает, улыбчивое хамство, а не маты.

— В твоем деле не указана спецподготовка, а она у тебя есть, конкретно есть! — сплевывает ясноглазый кровь из разбитой губы. — Вот и доверяй планировщикам! Дебилы...

— Ты чем обкололся перед контактом?! — перебиваю его.

Легкие странности в его реакциях наконец стали понятными, и что-то мне нехорошо от такого понимания.

— Химиоблокада, специально против воздействия таких, как ты, — признается он и называет компоненты.

Задумчиво смотрю на инъектор, потом осторожно убираю обратно в кейс. А ведь я его чуть не убил. То, чем его напичкали, несовместимо с тем, чем я его собирался обездвижить. Настолько несовместимо, что и через двенадцать часов гарантированно отправит на тот свет, или куда там отправляются атеисты. Судя по матам — он из закоренелых.

Ясноглазый замечает мою реакцию, осторожно интересуется содержимым. Называю. А чего скрывать? Отпускается по лицензии — так она у меня есть. Вполне себе рабочий инструмент доктора, имеющего дело с психами. Ясноглазый давится комментариями. Точно мой коллега, и хорошо обученный, если сразу понял, что был на волосок от смерти. Вон как булькает.

— Не, ну смысл, вот в чем смысл подготовки операции?! — наконец разражается ясноглазый. — Трое суток сидели, мозги сушили! Обложили место контакта постами наблюдения, группу быстрого реагирования посадили в засаду, направленными микрофонами все утыкали — и толку?! Остался жив по чистой, по чистой случайности! Да просто подошел бы, представился и поговорил, и вышло б ништяк! О, бегут, дебилы...

Он неуверенно встает, потирает шею и идет к двери. Открывает... хм, как-то он слишком нервно воспринял инъектор у горла. Мог бы и повежливей с бойцами, а не "пошли нах!". Впрочем, мало кто понимает ныне смысл старых выражений, да и не пользуются ими. Век вуайеризма, лживый и притворный. Но ясноглазый знает, как и я. И пользуется, если судить по чуждому современной речи "ништяку". Чем невольно вызывает пусть слабую, но симпатию.

— Леня, — ворчливо представляется ясноглазый и опускается обратно в кресло. — А про тебя знаю все... считалось, что все. Откуда подготовочка?

— Экстрим-танцы, — выдаю готовое объяснение.

Леня пренебрежительно машет рукой:

— Был я на твоих танцах, смотрел. Чтоб знать, чего ожидать. Ничего подобного там нет. Ладно, разберемся со временем в твоей скудной, на удивление скудной биографии.

Посматриваю на него с тревогой. Чего это он так обильно использует повторы? И матерится, как... В спецслужбах, насколько понимаю, поэтов не жалуют? Он замечает мою реакцию и деревянно улыбается:

— Не дергайся, личный дефект речи. Давно избавился, а все равно вылез под химией. Вообще не дергайся, я сейчас немножко не я. Зато больше не пойду, если пошлешь. Начальство выслушало твое предупреждение, впечатлилось и в результате имеет к тебе разговор. Готов слушать?

Слушать я готов, но его состояние меня по-прежнему смущает. Те, кто его обкололи, они вообще учли взаимодействие химии и букета гормонов, выкидываемых в кровь при смертельной опасности? А если еще сверху наложились переутомление и недосыпание, а? А кофе, снотворное на ночь, рабочий стресс, слабое сердце, не приведи господь, которого нет?! Окочурится тут, а мне отвечать! Следы-то на его горле — мои.

— Ты — сильный, очень сильный гипнотизер. Наша Служба призвана держать таких на учете и использовать в государственных интересах...

— Пошел ты! — не выдерживаю я. — Это разборки в "Бете", что ли, государственные интересы?!

Ясноглазый не меняется в лице, вообще не реагирует.

— К штатной службе ты непригоден, психологи определили у тебя истерический, очень неустойчивый тип личности, — продолжил он бесстрастно. — Говорят — ты поэт. Им виднее, но и я бы тебе в руки оружие не рискнул дать, сорвешься. Как оружие тебя применять нежелательно по той же причине. Остаются твои знания и навыки практикующего врача-диагноста. В нашей службе они тоже востребованы. Начальство предлагает тебе договор внештатного специалиста, с привлечением к теме по обоюдному согласию сторон. По моему мнению, это лучший в твоем положении вариант. Подписывай.

И он действительно достает из кейса бланк договора. Внимательно осматриваю. Без печати, без упоминания организации. Генерал-майор Лыков А.И., простенько и со вкусом. Судя по инициалам, это не Леня. Его начальство?

— А вы вообще кто?

Леня усмехается с превосходством:

— Мы — Служба. Были всегда. Обеспечивали переговоры, поддерживали своих шахматистов, когда те были в зените славы, спортсменов настраивали на победу, политикам мировоззрение меняли без следов принуждения... мы Служба, Док. Специализируемся примерно в той же сфере, что и ты. Подписывай. Попадешь в неплохую компанию.

Моя реакция моментальна. Леня выслушивает ответ сосредоточенно, словно запоминает новые экспрессивно-ненормативные выражения. На мой взгляд, ему это ни к чему, и так словарь побогаче моего.

— Реакция близка к спрогнозированной, — отмечает он. — Дополнение и пояснение: снайпер — не из наших. Из родственной службы, но не из наших. И они извинились.

Смотрю в его безмятежные глаза и начинаю наливаться тихой злобой. Да, я истерический тип и не стыжусь этого!

— Я не буду работать в службе, сотрудники которой рвут девушек голыми руками!

Леня мигает. Кажется даже, что он в растерянности. Ерунда, конечно, его сейчас ничем не прошибить.

— Догадлив в опасной для жизни форме, — бормочет он. — Дополнение и пояснение: огрех нашей работы. У руководительницы отдела вовремя не выявили психическую патологию. Безмерно талантлива, любимица начальства. Отстранена от работы, отдел расформирован, выборочно отправлен на принудительное лечение. Приносим извинения.

Под химией, и тем не менее как врет! Отстранена она, как же. Так бы и работала, если б с моста не кувыркнулась.

— А ее кукловода я лично стер! — неожиданно зло говорит ясноглазый. — Можешь не верить, мне без разницы! Удавил гада. Чтоб сам прочувствовал, как оно жертвам...

Он встает и встряхивает головой. Морщится.

— Слетела! — удивленно отмечает он. — Химия слетела, сама! Ох и специалисты, мать их... Короче, Док, шли бы они лесом, эти инструкции! Скажи прямо, что тебя смущает, и закончим с этой хренью!

— Ваши дела в "Бете", — честно говорю я. — Это — не государственные дела, это грязные бизнес-разборки. Леня, я доктор. Немножко ученый. Но точно не бандит, не мое это. Просто не смогу, понимаешь? Я детей лечу.

— Значит, твоя "Бета"! — ожесточенно говорит убийца. — Твоя невинная "Бета"... во, ты же там делал какую-то ерунду, изучал коллектив! Ну и кто, по-твоему, там работает?

Размышляю, он напряженно ждет.

— Мутанты, — падает тихое слово.

— Прид-дурок! — шипит Леня. — Не вздумай еще где брякнуть! Тематику Службы разрешено озвучивать исключительно в защищенных помещениях Центра, привыкай!

Он снова садится, жестом приказывает приблизиться.

— В твоей "Бете", — негромко сообщает он. — В твоей сраной "Бете", которую ты защищал!.. Там, чтоб ты знал, практикуется очень интересная для нашей Службы форма обучения персонала. Так называемые тренинги. Набирают людей, исключительно людей, понял меня? И потом давят им психику. Доказывают, что они никто, что они не способны к преуспеванию. Что не способны справляться с рабочими функциями даже на низовых должностях. Штрафы, бесконечные тесты и снова штрафы. Дикие требования, меняются каждую неделю, и снова штрафы. Слова только по протоколу, за отступление штраф. Работа сутками, за снижение производительности, за невнимание штраф. Текучка там просто дичайшая. Люди идут и идут через фирму, и выходят со сломанной психикой, потерявшие веру в себя... Это война, Док. Война за жизненное пространство сам понимаешь для кого. Ты понял, о чем я? И наша Служба решила это прекратить. А ты вмешался, влез и попер танком, хрен остановишь!

— Ваша Служба? — переспрашиваю недоверчиво. — А ваша Служба разве не по рейдерским захватам специализируется? Видел я "термитов". Очень характерные специалисты.

Леня смотрит не мигая. Отвечаю злым взглядом.

— Ну, я решил, — бурчит он неохотно. — И та часть Службы, которой руковожу. За остальных не в ответе. Тебе-то какая разница?

Привычка читать, что подписываю, — указываю на очевидное. — Договор с Лыковым А.И., не с тобой же.

— Да я это, я! — досадливо морщится ясноглазый. — Лыков Алексей Иосифович. Леня — домашнее имя, вечно с ним путаница... ты подпишешь или нет?!

Вздыхаю и беру приготовленное стило.

— Док, это единственный выход, поверь, — тихо говорит генерал-майор. — Ну ты же не дурак, должен понимать. Ты мне понравился, и я тебя спасаю. Или в Службе, или нигде. Гипнотизеры такой силы не могут оставаться в стороне от политики, им просто не позволят. Вот и ты влез в "Бету", а ведь не хотел? Подписывай.

Подписываю. Я действительно не дурак и все понимаю. Чего не понимает генерал-майор — они приобрели пустышку. Был магнетизер да весь вышел. Ну, это теперь их проблемы.

Зарплата какая? — бурчу недовольно. — Мне за квартиру платить.

— Ну ты наглец! — оценивает Леня каким-то затухающим голосом.

Отрываюсь от документа — генерал-майор бессильно едет вниз по спинке кресла. Черт, нашел место помирать! Срываюсь прыжком. Что ему вколоть, что?! Ему же ничего нельзя!

— Вызывайте кардиомобиль! — ору дурным голосом.

Он говорил — офис на прослушке. Ну, если блефовал — загнется, и туда ему и дорога! Шлепаю по лицу медицинским нашатырем — бесполезно...

К его счастью, не блефовал. Как понабежали со всех сторон! И через несколько минут реанимобиль кардиологического центра увез от меня очередную проблему, и сопровождение следом за ним. А я стою и смотрю, как по длинной-длинной дорожке идут ко мне и смущенно улыбаются две женщины — Катюша-Клеопатра и ее мама, обе по летнему времени в шортиках и маечках-прозрачках. Хм, вторую я вроде не приглашал, но молодец, что пришла. Значит, беспокоится о дочке, не только над младшими трясется. Катюшке вот такие знаки нужнее, чем любое лекарство.

— Док, у вас санкабина работает? — выпаливает Ася вместо приветствия.

Оглядываюсь. Понятно, Москва на туалеты бедна, особенно окраины. Киваю, женщина краснеет и исчезает в офисе.

— Увязалась за мной! — сердито шепчет Катюшка. — Тоже мороженого хочет! А вдруг у вас денег на всех не хватит?

Невольно смеюсь, и на душе становится светлее. Потом кое-какая догадка приходит в голову, и становится не до смеха. Что значит — на всех?!

— А твои младшие, они тоже?.. — неопределенно кручу пальцами.

— На площадке играют! — бесхитростно подтверждает мои черные подозрения Катюшка. — Здесь недалеко! Мама сказала, чтоб нас ждали! Да они послушные, за ними там знакомая тетя присматривает, ничего не случится!

С ними-то ничего. Осторожно соображаю, что случится с моим счетом. Катюшка беспокойно наблюдает. Н-да, ситуация...

Чирикает инфо. Смотрю — ого, от Лыкова А.И. пришла на мой счет сумма, да еще какая! Не понял — это он с того света распорядился, что ли? Вот это ответственность! Ну, хотят платить за пустышку — кто я такой, чтоб протестовать?

— Денег не хватает? — печально спрашивает Катюшка.

— Теперь — хватит на все! — улыбаюсь я. — И еще останется!

Появляется смущенная Ася. Закрываю офис, подхватываю женщину за талию, Катюшку за руку, и мы отправляемся транжирить. А проблемы — да пошли они, куда генерал-майор приказал! Завтра, все завтра, а сегодня мне хорошо!

14

Продолжаю открывать для себя летнюю Москву. Она, оказывается, очень разная, и в этом смысле резко отличается от моего родного города. Провинциальные сибирские города вдоль федеральной магистрали — они в целом устроены примитивно. Небольшой центр, представляющий из себя две-три улицы зданий из времен до Катастрофы, а остальное — жилые микрорайоны вокруг заводов. И пусть многих заводов давно нет, суть от этого не изменилась. И да, еще непременный, неистребимый частный сектор. Ну, это вообще, как говорили до Катастрофы, "сюр": деревня внутри города, с ее грязью и мусорными кучами! И провинциалы, кстати, делятся там примерно на те же группы: высокомерные обитатели центра, рабочая толпа микрорайонов и колоритный национальный коктейль частного сектора. А Москва... Москва — она полна неожиданностей, она каждому дает уголочек для души. Мой любимый, ненавистный город.

Река внизу неспешно катит к своему морю, поблескивает на солнце. Не знаю, как она называется, но мне и неважно, я просто наслаждаюсь видом. Говорят, на воду можно смотреть бесконечно. Насчет бесконечно я бы поспорил, но да, смотреть приятно.

Рыбак на нижней площадке наклоняется, подхватывает удочку. Еле слышно трещит катушка, леска неторопливо ползет из воды, увешанная клочками тины. Резкий рывок удилища, тина летит в воду, и треск возобновляется. Повисла и закачалась в воздухе кормушка, рыбак придирчиво осматривает и меняет наживку.

— Опять пусто, — комментирует стоящий рядом Даниил. — Интересно, здесь рыба вообще водится? Или он просто так сидит?

— Водится, — меланхолично замечаю я. — И даже ловится.

Даниил не верит — ну, это обычное для "политика" дело.

— Примерно один из пяти выходов на рыбалку результативный, — поясняю я. — Любой рыбак знает.

— А чего тогда он сидит? — не понимает Даниил. — Не ловится же! Шел бы домой!

— А у него есть причины для надежды, — лениво отвечаю я.

— Пять раз не ловится, и все равно надеется?!

— А у него много причин.

Даниил смотрит с интересом.

— Вот сейчас ветер вдоль русла, гонит волну, потому не клюет, — улыбаюсь я. — Но вдруг утихнет? И тогда как клюнет!

Рыбак внизу угрюмо смотрит на воду. Он прекрасно слышит наш разговор и наверняка внутренне призывает нас заткнуться. Тут не клюет, да еще мы сверху... сыплем соль на рану.

— А в следующий раз, когда ветра не будет?

Даниил с нетерпением ждет ответа. С рыбалкой раньше он явно не сталкивался, и его забавляют заскоки рыбацкого племени.

— А в следующий раз — с наживкой не угадал, — разъясняю я. — Или поводки толстоватые, рыба чуткая подошла и испугалась. Или прикормку быстро из кормушки вымывает. Или наоборот — не вымывает, и она не работает. Еще причина — закинул на бровку, а надо было на мелководье. Ну, или наоборот, так-то рыба на бровке пасется. Считается, что на бровке. Еще — вода прибыла. Или ушла...

— То есть никогда не клюет, — скептически заключает Даниил. — И вот они каждое утро тащат все это барахло, чтоб просто посидеть у воды? Не понимаю!

Тихонько звякает колокольчик, кончик удилища еле заметно вздрагивает. Рыбак стремительно хватает удочку, дергает, потом крутит катушку. Удочка заметно выгибается. Второй рыбак заполошно подхватывает подсак, топчется в нетерпении у воды. В воде блестит живое серебро. Даниил возбужденно наблюдает, забыв дышать. Плоская рыбина скользит боком по поверхности воды и почти не сопротивляется. Забилась в подсаке, словно опомнилась, но поздно. Рыбак деловито, не глядя по сторонам, извлекает ее, освобождает от крючка и — плюх! — опускает в садок.

— Это — лещ, — глубокомысленно замечаю я. — Килограмм, не более.

— Вкусная?

Глаза у Даниила азартно блестят. О, проснулся инстинкт хищника. То-то же.

— Как вся речная рыба, — пожимаю я плечами. — Много мелких костей, без навыка не съешь. В общем, ничего особенного. Морская вкуснее.

— Ну не скажи, эта же свежая! Килограмм! Ничего себе...

— Удочку, удочку беги покупать, пока клюет! — гогочет на скамейке Мося.

— Ее, наверно, есть нельзя, — замечает Сергей. — В городской черте столько сбросов!

Пожимаю плечами. Сергей неправ, но я не спорю. Тут основной вопрос — кому нельзя. Во времена Катастрофы, насколько понимаю, рыбу из московских рек действительно не ели. Потом выяснили, что загрязненность воды не так уж велика, а опасность ее — сильно преувеличена. Сейчас люди вообще больше стали доверять здравому смыслу и перестали верить новостным лентам инфо. Эти рыбаки ловят рыбу на еду, точно знаю. Потому что сколько рыба стоит в торговых сетях, разумом не объяснить, только патологической жадностью владельцев. Ну, оно и понятно, если вспомнить, кто у нас владельцы торговых сетей. Дикая жадность — отличительная черта большинства мутантов.

— И как ты теперь, без своего дара? — нарушает тишину Сергей.

Он меня удивляет, честно. Еще полчаса назад орал, что вру, отчаивался, бился головой об обломки своих великих планов по использованию могучего меня, а теперь сочувствует. И, похоже, искренне.

Снова пожимаю плечами. Потеря способностей — не конец жизни.

— Док не пропадет! — уверенно замечает Мося. — Знания у него всяко остались! Он и лекарствами многое может!

Он прав. А я, в общем-то, и раньше подозревал, что в нашей странной компании он самый разумный.

Даниил смотрит на меня, и чего в его взгляде больше, сочувствия или насмешки, так сразу не понять.

— Вот как это у тебя получается? — спрашивает он. — Самый одаренный из нас — и на выходе пшик? Я бы с твоими способностями ух и развернулся! А у тебя с чего-то депрессия, потеря веры в себя... не, ты не боец, точно!

Вопросы его относятся к риторическим, можно не отвечать. Отвечать не стоит, а спросить кое-что можно.

— У вас-то как?

— А нам-то что? — Даниил беспечно машет рукой. — Движемся от хорошего к лучшему! Сергей фирму к рукам прибирает, пока хозяин бегает, у меня начальника подвинули, я теперь за него — тоже вхожу в силу потихоньку... слушай, а ты точно дар потерял? А чего тогда Ася от меня к тебе убежала?

— А он ее заранее приворожил, гад предусмотрительный! — потешается Мося.

Он снова прав, но...

— Ты сам реши, чего тебе от нее нужно, — советую я. — И скажи ей прямо. И тогда договоритесь.

— Что, вот прямо так и заявить: хочу, мол, тебя... того? — ржет Мося.

Даниил смотрит на него раздраженно, ему не до смеха. Видно, что Ася его сильно зацепила, что в наш век вуайеризма довольно странно.

— Ты это к чему?

— Ася — женщина простая, — бормочу я. — Простая и редкая. Ей опора в жизни нужна.

— То есть, если я скажу, что женюсь на ней, она сразу на все согласится? — не верит Даниил.

— Еще и детей тебе нарожает! — заверяю я. — У нее с этим легко!

Мося снова гогочет, у Даниила очень странное выражение лица.

— Не понимаю! — признается он. — Тебя — не понимаю. Красивая женщина буквально падает в руки, и ты так легко отказываешься? Совсем бесчувственный?

Я молча смотрю на реку. Не понимает он. Я сам себя не понимаю.

— Шевелись быстрей! — развлекается Мося. — А то я уведу! Ася, знаешь ли, и мне нравится!

Даниил беззвучно бормочет ругательства, но действительно — жмет мне на прощание руку и уходит. Ну, как уходит... недалеко. На ближайшей парковке его ждет служебный "Таурус" с охраной. Еще бы, в результате последних событий он заделался не большим, а очень большим начальником. Представляю его в парадном мундире с удочкой в руке и невольно улыбаюсь. Зацепила его рыбалка, однозначно зацепила!

— Пойдем, босс! — лениво бросает Мося. — Не видишь, Док хочет побыть один?

Он снова прав. Но Сергей мнется.

— Ответь на один вопрос, — неуверенно начинает он. — Ты случайно не знаешь...

Я случайно знаю. Так ему и говорю. А смысл теперь придерживать информацию? Без способностей я однозначно вышел из игры.

— Валерий Борзов не вернется.

Сергей сверлит меня пронзительным взглядом. Мне пофиг.

— Тогда, может, ты и...

— Вторая часть кодов у конфидента, — добавляю я. — У настоящего конфидента. Зовут Катя. Такая курносенькая из приемной — найдешь, в общем.

Мужчины многозначительно держат паузу на обдумывание.

— Информация верная?

— Сам сказал! — заверяю я фразой из бессмертного анекдота.

Сергей не понимает, Мося коротко ржет.

— Пойдем, дружище! — хлопает он Сергея по плечу. — Я тебе по дороге расскажу! Не связывайся с Доком, у него и скелеты на доклад бегают!

— Ты обещал принять на работу женщину, — тихо напоминаю я.

Сергей досадливо морщится. Понятно, забыл. Еще бы, дележ активов, тут не до обещаний.

— Да возьму я ее, возьму. Ася, да? И куда ее? У нас работает только обученный, высококвалифицированный персонал... ладно, пока на обучение, там посмотрим...

Вспоминаю, как именно и для чего в "Бете" организованы обучающие курсы, и наливаюсь злобой. А толку? Сил тю-тю, и мой гнев теперь разве что с микроскопом искать. Тем не менее мужчина дергается — только не Сергей, а Мося. По старой памяти? Ну да, больше не хочет биться лицом об стену. То, что я потерял способности, его не успокаивает, потому что страх закрепился гораздо глубже сферы сознательного.

— Док, да ну ее, "Бету", что в ней хорошего? — торопливо встревает он. — Крупная фирма, вечные интриги и бардак! Лучше я ее в наше охранное агентство возьму! Что, двадцать бугаев одну женщину не обработают? Кофе там будет подавать, патроны пересчитывать... кровь с утюгов оттирать...

Хм. Что, Ася и ему приглянулась, вправду? Вот это женщина. С тремя детьми на руках, ни разу не "чарми", а как действует на мужчин! Вот что значат доверчивость и готовность сразу лечь в постель! Колеблюсь, но все же перекидываю ему контакт Аси.

— Я за ней пригляжу, — серьезно обещает Мося. — В нашей фирме боевое братство не пустой звук. Не беспокойся.

В боевое братство я не верю, но молча киваю. Какое может быть братство у наемников, то есть по определению продажных типов? Зато есть люди с принципами, и Мося из таких, хоть и не совсем человек. Обещал — значит, сделает. Мне он чем дальше, тем больше нравится. Хотя начиналась наша удивительная дружба... оригинально, скажем так.

Мужчины наконец уходят, а я — нет. У меня назначена еще одна встреча. Я немножко нервничаю. Представители Службы мою шутку могут не понять, грохнут. Или живым закопают, водится за ними и такое. Ну, по слухам из инфо. В данном случае я слухам верю — зловещая репутация на пустом месте не появляется. Если уж "чарми" испугалась до полусмерти...

— Ну ты сволочь, настоящая сволочь! — с удовольствием заявляет Леня, присаживаясь рядом со мной на парапет. — Саму Службу на деньги развел!

Открываю рот для оправданий, но офицер пренебрежительно машет рукой — ему мои слова заранее известны и неинтересны.

— Я из тебя за аванс душу вытрясу, перцем посыплю и взад затолкаю! — энергично грозится он. — Ты мне всю жизнь будешь должен! И знаешь, что в первую очередь сделаешь? Весь, абсолютно весь свой рабочий опыт изложишь и опишешь — и подашь мне на тарелочке!

Молча отдаю ему таблетку информносителя. Офицер смотрит озадаченно. На лице словно печатными буквами прописано: "Что, уже? Как догадался?!" Меня его удивление смешит. Тоже мне, сложная задача. Других вариантов попросту нет. Мои знания, мой опыт — единственная моя ценность.

— Тогда следующая задача, — говорит офицер, справившись с растерянностью. — Мы в твоей биографии поколупались. Аккуратненько, не бойся. И знаешь, появился большой такой вопрос: а ты, собственно, кто?

— В смысле?!

Я действительно удивлен. Чтоб Служба да до чего-то не докопалась? Я был о них лучшего мнения.

— В прямом, прямом смысле! — злится офицер. — Фамилия, имя, год рождения!

— Что, мои документы ненастоящие? — интересуюсь невинно.

Леня зло плюет вниз. Рыбак под ним дергается, но даже не оборачивается. Значит, рыбак...

— Документы такие настоящие, что аж противно! — с досадой говорит Леня. — И ты настоящий, так бы и дал в рожу! Только вы не совмещаетесь, понял? Ну? Так кто ты такой? И как это сделал, придурок?!

И он мне говорит, что я истеричный? На себя бы посмотрел.

— Давай, открой личико, Сезам! — торопит офицер.

До Катастрофы говорили "Гюльчатай", а не "Сезам", но я его не поправляю, потому что это снова проверка. Офицер каждой фразой, каждым жестом проверяет меня, провоцирует на реакцию, всесторонне оценивает. И полагает, что я ничего не замечаю. Я бы и не заметил, все же он профессионал, но вот беда — мои медицинские навыки лежат в той же плоскости. Я так же исследую, проверяю клиентов каждой фразой, каждым жестом. И теперь его уловки вижу ясно, словно свои собственные. Так что — обойдется.

— Нет, — твердо отвечаю я. — Хоть режьте — нет.

— Мы можем!

— Я знаю.

Офицер молчит, решает мою судьбу. Здесь и сейчас он всесилен. Моргнет — и исчезну навсегда во внутренней тюрьме Службы.

— За мои дела не должны страдать мои близкие, — поясняю я свою позицию. — Я защищаю покой родителей, они у меня пока что живы.

Этот аргумент офицер понимает, но все равно недоволен.

— Родители, принимаю, — неохотно говорит он. — Но технологию должен объяснить! Я голову сломал и не додумался! Как ты сделал, что тебя по записи опознают все: якобы одноклассники, якобы однокурсники, якобы родня твоя тупорылая сибирская — и даже якобы баба твоя, дура конченая? Ну не мог ты всех подкупить, ты же нищий!

Снова проверка. Не додумался он, как же. Да я с ходу могу предложить пару вариантов! Хотя нет, не пару, пластическую операцию они наверняка проверили в первую очередь... В чем Леня прав — что-то объяснять все равно придется. У него тоже есть начальство, и ему положено докладывать. Генерал-майор из него, как из меня оперативник. Капитанские погоны — его максимальный уровень, голову на отрыв даю.

— В провинциальных городах работа дешевая, — бормочу я. — И куда податься? В наемники — не худший вариант, Леня, далеко не худший. Да, вне закона, зато полное обеспечение, длинный отпуск и неплохие деньги. Можешь не морщиться, на самом деле неплохие! Зарплаты маленькие, но мы же в командировках не тратимся, и за полгода хорошо набегает. Для Сибири — очень даже хорошо. Вот я и пошел.

— Кем?

Офицер деловит и собран. Еще бы, пошла информация, пошла работа.

— Медбратом, конечно. Ну и остальное до кучи, сам понимаешь.

Леня понимает. Он в курсе, что у наемников медбрат бегает вместе со всеми. И режет вместе со всеми. Всех, кого укажут. И сейчас ему дико интересно, в каком военном преступлении я запачкан. Обойдется.

— Потом... потом я заметил, что наемники долго не живут, — неспешно продолжаю я. — И стал готовить уход. Подобрал... двойника.

Офицер смотрит недоверчиво.

— Не во всех семьях приняты частые контакты, — поясняю я. — Мой двойник ушел из дома в шестнадцать. И больше не приезжал. И не звонил годами. Мне достаточно было общего сходства, группы крови. А его мимику, пластику и воспоминания я перенял и натренировал. Нас потом даже в группе путали. Издалека или со спины.

— Воспоминания?

— Сам рассказал, — усмехаюсь я. — Я и тогда кое-что умел.

— Хороший актер, да?

Я пожимаю плечами. Мастерство актера могут оценить лишь зрители.

— Мне нужно подтверждение, — решительно говорит офицер. — Свидетельство хотя бы одного сослуживца...

— Они погибли все, — неохотно сообщаю я. — Борт получил прямое попадание, сгорели. И двойник там же. Теперь живу за него. Родители, кстати, не знают, для них сын действительно жив. И будет лучше, если так и останется.

— А куратор в курсе?

— Не было. Мы напрямую договаривались, без посредников.

— Значит, случай помог легализоваться?

Офицер смотрит остро. Он не верит в случай. Я, впрочем, тоже. Но в той истории случаем и не пахло, я просто знал, чем все закончится. Предательство там прямо витало в воздухе. А ребята из группы упрямо продолжали надеяться на лучшее. Ну, бог им судья, даже если его нет...

Я все же сумел офицера удовлетворить. Что его успокоило — возможность меня вычислить. Не так часто взрываются борта с наемниками, можно проверить все случаи.

— Ну и как ты теперь будешь жить? — задает Леня уже привычный для меня вопрос.

— Надеялся, что возьмешь к себе в Службу, — признаюсь я с кривой ухмылкой. — Мы как бы договор заключили...

— Рад бы, но — нет! — решительно пресекает офицер. — У нас — особая Служба, без способностей там делать нечего. А в штаб на теплые местечки без тебя претендентов хватает. Ты мне понравился, честно, но — нет. Выполнишь последнее поручение, и закроем счет. Передай своим друганам, что "Бета" отходит нашей Службе. Наверху решили. Так что пусть не дергаются.

— Что, и управлять сами будете? — удивляюсь я.

Офицер молчит в затруднении.

— Тогда оставьте как есть, — советую нахально. — Сергей Дзюба — вполне подходящий зиц-председатель, и раньше им был. Дайте ему пару акций, то-се, он, может, даже и не заметит, что не настоящий владелец! А работать будут те, кто и прежде работали, разве нет? А Даниил Рождественский со стороны департамента безопасности станет прикрывать, как и прежде, за скромную по вашим меркам сумму. М-м?

— Заботишься о своих? — одобрительно смотрит офицер. — Молодец. Сволочь, но все равно молодец! Вижу, боевое братство для тебя не пустой звук! Мы подумаем.

Офицер крепко жмет мне руку и уходит. Через некоторое время рыбаки внизу собирают удочки и тоже убывают. Встреча закончилась, прикрытие больше не требуется. Оперативники вполне профессиональны, я бы их сроду не вычислил, вот только... я же сюда не в первый раз прихожу. А рыбаки — народ, полный суеверий и примет, у них у всех свои тайные излюбленные места. И они все друг друга знают. А я — их. Короче, чужих на этом месте не бывает. Конкретно здесь всегда рыбачит Коля-лещевик, другие не суются на прикормленную точку, не принято. Так вот, эти — точно не Коля.

Ухожу и я. Мне еще предстоит дело. Настоящее дело. Имя ему — Валерий Борзов. Мое открытие, моя большая загадка. И мой врачебный долг. Есть к нему вопросы. Служба, правда, его найти не смогла. Но я — не Служба. Я — найду.

15

Территория главного офиса группы компаний "Бета" на этот раз неприступна, как средневековая крепость. Глухой забор, по нему — спираль сигнализации, стекла проходной зеркально отсвечивают, не позволяя разглядеть, что внутри. И ворота надежно закрыты, никакого намека на прежний шлагбаум. Новое начальство фирмы сделало вывод из недавних событий. И защитилось от меня, м-да. А говорили — друзья. Прямо сегодня и говорили. Ну... я, наверно, действительно страшен, когда действую в полную силу, хозяев понять можно.

Понять-то можно, но мне действительно необходимо войти, и войти без разрешения! Чтоб потом, если что, к хозяевам не возникло вопросов и претензий от пострадавшей стороны. Так что жду. Должны же они впускать и выпускать автотехнику. Торчу прямо на тротуаре, а что делать? Шпионское кафе с удобным ракурсом обзора, знаете ли, что-то забыли здесь поставить. Ну, ничего страшного: в Москве никто ни на кого не обращает внимания, охранники не исключение.

Через полчаса ворота откатываются, и я с ходу включаю четвертую скорость, быстрее только бегом. О, удача — охранник мне знаком! Только прошлый раз он торчал на входе в главный офис. Ну, мне без разницы, для меня главное — по второму разу с клиентом работать легче.

— А, снова вы? — кивает он, заметив мой белый халат и характерный медицинский кейс. — Всё лечите?

— Ну да, морочу головы помаленьку, — соглашаюсь я.

Охранник одобрительно хмыкает, такое отношение к работе ему близко и понятно.

— Нужен пропуск! — предупреждает он. — У нас с этим строго!

— Пробей через свой! — машу я великодушно рукой.

Охранник облегченно кивает, и я прохожу туда, куда в принципе попасть не должен бы. Следующее препятствие — тип на входе в здание. Ну, с ним просто, он выходит мне навстречу, а в близком контакте у него шансов противостоять нет. Так и происходит.

Не спеша иду по коридорам, вглядываюсь в лица. Все знакомо, все понятно: вот двое деловитых "гоблинов" тащат бутыли с питьевой водой к грузовому лифту, миловидная "чарми" весьма малых сил непринужденно улыбается клиенту, две "баксы" с неприступным видом шествуют куда-то... Единственный, кто непонятен — владелец фирмы. Кто же ты такой, Валерий Борзов? Надеюсь, вскоре ты дашь мне исчерпывающий ответ.

Путь мне — наверх. Все выше и выше, все ближе к царству топ-менеджеров компании. Около кабинета управляющего словно что-то толкает меня под руку, я замедляю шаг, а потом и вовсе останавливаюсь и заглядываю в приемную. Не силен в ясновидении, но когда все же приходят сигналы, отношусь к ним чрезвычайно серьезно.

"Чарми" Катя, конфидент и доверенное лицо прежнего владельца, на месте. Ну да, как же иначе, ведь только благодаря ей фирма имеет возможность продолжать работу в прежнем режиме. В каком-то смысле сейчас именно она и есть владелец, разве что договор продажи компании не имеет права подписать.

Девушка узнает меня, радостно улыбается. Прижимаю палец к губам, она понятливо кивает и отворачивается к инфо. Вот и умничка, так и сиди. Тихонько подхожу к дверям, чуть-чуть приоткрываю их и слушаю. Оп-па, сюрприз! Они же все убывали в разные места типа по своим делам! Даниил — на встречу с Асей, делать ей предложение, от которого только дура откажется. Мося — в свою фирму, принимать на работу опять же Асю. Ну, Сергей сюда и собирался, ладно... но сейчас они все трое тут, в кабинете! И разговор идет обо мне. Слушаю.

Что ж, ребята в очередной раз сумели меня удивить. Они — внимание, туш! — обсуждали, как мне помочь в тяжелой жизненной ситуации! И не просто разово сунуть денег, нет! Речь шла о предоставлении рабочего места! И в принципе они уже пришли к общему мнению!

Я послушал их немножко, потом еще послушал. Ну... должность личного психотерапевта Сергея Дзюбы мне глянулась! Хотя от штатного психолога охранной фирмы я бы тоже не отказался. В принципе, конечно, можно и совместить... я прикинул вчерне, как это будет выглядеть по деньгам, и не поверил результату. Еще раз прикинул — получилось еще лучше! Эх, мечты, мечты... Я пока что не сумасшедший, чтоб занимать столь вызывающие должности. Только сунься, и сразу... обратят внимание. Сначала коллеги из Союза психологов настучат на чужака, а там и Служба подтянется посмотреть, кто это там претендует на управление мозгами руководства. Ладно, прежде всего дело. Камер здесь больше, чем хотелось бы, а видеонаблюдение я обманывать не способен, законы физики категорически против. Как бы охрана не забеспокоилась раньше времени.

В планах участие других персонажей в моей акции не предусматривалось, но сейчас я подумал — и кое-что поменял в раскладах. Дело в Мосе. Ну, умен собака, спасу нет! И вроде бы и без него должен справиться, но с ним — еще лучше!

Хотя на самом деле... ну, Риты же нет? А мне нужен друг. Иначе хоть вешайся с тоски и одиночества. Понимаю, доверять свою судьбу малознакомому "бульдогу" по меньшей мере глупо, но, повторюсь, когда ясновидение все же дает о себе знать, я его сигналами не пренебрегаю. Поэтому я тихонько этак шевелю дверью. Мося — бывший наемник, он такие штуки должен спиной чуять. И реагировать на них не задумываясь, лучше всего гранатой. Хм. Надеюсь, гранаты у него с собой все же нет.

Появляется озадаченный Мося. Видит меня и цепенеет. Думает, надо полагать. Я не мешаю. Он быстро приходит к очевидному выводу. Разворачивается, бросает в кабинет что-то вроде "ребята, дальше без меня" и выходит следом за мной в коридор. Я говорил, что он умен? Так вот, я ошибся. Он не очень, он феноменально умен.

— Знаешь, ты ведь даже меня обманул! — уважительно сказал за спиной Мося. — Поверил, как и все, что ты потерял способности! А я думал, меня обмануть невозможно, у меня же нюх! Выходит, ошибался, дурак...

Почему-то выглядеть обманщиком мне не нравится, и я неохотно, но честно разъясняю ситуацию:

— Не обманул, а сам поверил. Себя загипнотизировал. Временно. Понимаешь разницу?

Мося вообще ничего не понимает, в чем и признается. Ну, он "собака", ему это легко — признавать свою слабость перед вожаком. А я для него сейчас безусловный вожак, уж он-то чует.

— Служба, — туманно бормочу я. — Есть у нас в стране одна Служба... специфическая такая. Ей таланты типа моего позарез нужны. Они таких, как я, на цепь садят. Или прикапывают. Выбор-то невелик, верно? А я из-за вас, придурков, перед ней засветился. И что оставалось делать? Там такие специалисты — по дрожанию век искренность считывают... Их только самогипнозом и обмануть, когда сам безусловно веришь в то, что говоришь. Они же меня в последние дни только что на части не резали, спину взглядами просверлили, с каждого чиха анализ взяли...

— А сейчас?

— Списали в хлам, — хмыкаю я.

Мося мне не верит, у него насчет Службы имеется свое квалифицированное мнение, но в данном случае прав я, а не он. Мне ли не знать, какое заключение составил офицер Лыков, если я сам его и внушил? И фиг кто определит воздействие, потому что его, можно сказать, и не было. Ну, почти.

— И куда мы идем?

— А вот сюда. Открыть можешь?

Мося смотрит на дверь малого банкетного зала "для избранных" и молча лезет за инфо. Конечно, он может открыть в фирме любую дверь, у начальника службы безопасности всяко имеется полный допуск к электронным запирающим устройствам объекта охраны.

Мы молча проходим внутрь, оглядываемся от входа, и тем самым Мося выдает себя с головой: он тоже участвовал в балканских зачистках. Ветераны тех неафишируемых событий ни за что не станут делать лишних движений в незнакомом помещении, предварительно не оглядевшись. Потому что кто суетились, все там и остались.

Ну, что сказать? Вовсе это и не банкетный зал, слукавил информатор. Бордель это. Яркий, ослепляющий роскошью уголок разврата и неги. Понятно, почему в наш век вуайеризма редко используется — не до него руководству, оно деньги делает и за властью гоняется. Мутанты, они все такие.

Мося вопросительно смотрит на меня, а я стою и гадаю, правильно ли определил укрывище Валерия Борзова. Что у меня есть? Только твердое убеждение, что столица находится под абсолютным колпаком Службы. Да пара фраз мелкого технического работника, оброненные им во время моего опроса. Из чего следует: сбежать Валерий Борзов никак не мог. Если Служба в ком заинтересована, она его везде увидит! Это такие ничтожности, как я, могут ходить, никому и даром не нужные, а миллиардер, владелец группы компаний у Службы всегда на виду. Особенно учитывая некие привходящие моменты. Так что сбежать не мог, тем не менее исчез, коли его ищут. И тут фактик в тему: некий технический работник брюзжит, что приходится в малом банкетном зале ежесуточно обновлять набор продуктов, как будто ему, работнику, больше делать нечего. Это при том, что зал используется хорошо если раз в месяц. Он бы, работник, и не брюзжал бы, а помалкивал, как ему приказано, да только вот беда — я спрашивать умею. Ну и какой вывод? Да тут он сидит! Пытается через личные связи порешать проблему, к гадалке не ходи. А прямо сейчас пялится на нас, злится и ждет, когда мы провалим к чертовой матери. Вот тоже интересный вопрос, ответ на который потерялся в дымке времен до Катастрофы: мать черта — она кто? Многое мы утратили, очень многое. И теперь говорим, не задумываясь о смысле слов.

— Открой личико, Сезам, не заставляй себя ждать! — советую я в пространство. — А то вызову спецназ, и они тут все разнесут.

После нескольких секунд напряженного ожидания раздается щелчок. Надо же, как интересно устроено! Я ведь на этот шкафчик со спиртными напитками уже смотрел! Только он на стальных ножках, при открывании или откатывании последние неминуемо оставили бы следы на полу, особенно если действие производится часто... а они — хлоп, и втянулись. И оказался шкафчик подвисшим в воздухе. То есть — замаскированной дверью. И теперь эта дверь потихоньку открывается. Потихоньку — потому что бутылки с полок никуда не делись, дернешь резко, и посыплются со звоном...

— Не Сезам, а Гюльчатай, какие вы там все тупицы! — зло говорит мужчина и одной фразой выдает кучу информации о себе. Агрессивен, нетерпим, высокомерен. Отлично ориентируется в реалиях эпохи Катастрофы, что само по себе несет целый пласт дополнительной информации. И — лично знаком с офицером Службы Лыковым А.И. Последнее — плохо, очень плохо. Он — из их среды. Возможно — сам представляет Службу. Что ж меня раз за разом на нее выносит?! То "мута" им сотру, то "ведьму" спровоцирую на полет с виадука... а теперь вот с этим разбираться? Они меня убьют. Сложат факты — и побегу из столицы, теряя штаны...

За открывшейся дверью — операторская видеоконтроля. Экраны, экраны, экраны. Ну да, не может владелец группы компаний оставить свое имущество без присмотра. Да и полезно иногда посмотреть, как сотрудники себя ведут в отсутствие хозяина. Посмотреть и послушать. И прятаться помогает. Элементарная схема: живет в роскоши личного интимного кабинета, а когда система безопасности предупреждает о визитерах, уходит в операторскую. И оттуда смотрит. У него наверняка и блокиратор на замке предусмотрен, чтоб не ввалились неожиданно, во время завтрака, например.

Разглядываю мужчину в кресле оператора. Крупные, породистые черты лица. Холодный взгляд. Могучее, просто переполненное звериной мощью тело. В спортивном костюме с сигнатурами сборной страны, между прочим. И давление, страшное давление. Весь его вид словно заявляет, кричит прямо в мозг: "Порву! Растопчу! Ты никто!" Даже Мося за моей спиной слегка ежится, а ведь ему гораздо проще, он под защитой вожака.

А еще в руке мужчины пистолет.

— У меня один вопрос, — лениво говорю я.

Пистолет четко нацеливается мне в лицо. Рука твердая, уверенная, не дрожит. Много стрелял Валерий Борзов, много и безнаказанно.

— В любой фирме, где пахнет хорошими деньгами, должности занимаются отнюдь не случайным образом, — неспешно говорю прямо в зрачок дула.

Мужчина медлит с выстрелом. Его зацепило слово "отнюдь". Ну да, старый милый привет из времен до Катастрофы. Можно сказать, своеобразный пароль. Намек — мы с тобой дети одной эпохи!

— Дело в том, что люди различны по своим способностям, предрасположенностям, — продолжаю я. — И в яростной борьбе за денежные места побеждают более специализированные, более просто организованные, более узконаправленные...

— Мутанты! — перебивает мужчина. — Дальше!

Мося за спиной еле заметно дергается. Ну да, на него табу распространяется в полной мере. Мутанты не любят, когда о них говорят прямо, они почему-то продолжают считать себя людьми. А в Службе запрет на термин вообще приобрел официальную силу. Использовать только в защищенных помещениях организации, помню. А Валерию Борзову на запреты начхать. Нетерпимое, могучее существо — он сам по себе закон для окружающих.

— Мутанты, — соглашаюсь безмятежно. — Простую монотонную работу выполняют "гоблины"...

— Я их зову быдлом! — перебивает мужчина. — Дальше!

Вот это давление. Чувствую его буквально физически. Это уже что-то ненормальное... сверхнормальное. Обычный человек на таком накале сгорит как мотылек, а этому существу хоть бы хны. Да кто же он такой?

— Дальше, — снова оглашаюсь я. — А дальше результаты аудита "Беты". Настоящие результаты. Почему-то в "Бете" на каждой должности — не предназначенный для нее человек.

— Мутант, говори прямо! И?

— Целенаправленно, точно, чтоб как можно сильнее корежить психику, — тихо продолжаю я. — И обучающие курсы направлены на тот же эффект, но уже против обычных людей. И... и у меня вопрос — зачем? Зачем?!

— А чего их жалеть? — не понимает мужчина.

— Да кто ты такой? — вырывается у меня непроизвольно.

— Я — тот, кто выше! — рявкает мужчина и поднимается из кресла. Мама дорогая, вот это силища! Раздавит и не заметит!

— Это я — мутант! — орет мужчина. — Я! А они — простейшие, грязь под ногами! Хотят моих денежек — пусть мучаются! Пусть сначала заслужат их! А то приспособились к жизни, узкоспециализированные уроды! За мои деньги — пусть пляшут на задних лапках!

Он орет не переставая минут пять. Внимательно слушаю. Не Служба, все же не Служба, уже легче. Все оказалось гораздо проще. В результате, возможно, придется существенно пересмотреть свои взгляды на мутантов — и причины их появления в мире.

Работы с человеческим геномом запрещены далеко не во всех странах, вот в чем дело. А люди, очень богатые люди — они и пожить подольше не против, и от интеллектуальных преимуществ не откажутся, да и от всего прочего, что может предложить генетическая инженерия. Они и не отказались. Понятно, что рискнувших было мало, но они были все эти годы, и еще были многочисленные предваряющие опыты, ну а дальше пошло по нарастающей... Хм, это что же, Юго-Восточную Азию можно считать прародиной мутантов?!

Представитель первой волны генетически измененных людей, сын очень богатых родителей, в итоге великий спортсмен и преуспевающий бизнесмен, а для меня просто свихнувшийся нелюдь, закончил орать и уставился багровым от ярости взглядом. Что характерно — не на меня, на Мосю.

— Я договорился! — рявкнул он. — На самом верху договорился! Так и передай сраной Службе! Пусть убирают от моих активов лапки! Пошел вон!

Мося развернулся и пошел вон. Я — следом.

— А ты куда? — раздался холодный и на удивление спокойный голос. — Тебя я не отпускал.

Разворачиваюсь. Дуло пистолета смотрит прямо мне в лицо. Нелюдь колеблется, выбирает, стрелять сейчас или чуть позже.

— Сумел все же меня найти, — отмечает он задумчиво. — Представитель Службы, да? Так зачем приходил?

— Можешь не верить, но просто чтоб разобраться, — честно признаюсь я. — Я же доктор мутантов, мне их лечить. А ты их калечишь. Непорядок.

Нелюдь смотрит недоверчиво.

— И что, вот этот вот наезд, — медленно говорит он, — вот это вот всё бешенство Службы — только из-за каких-то... унтерменшей, да? Только из-за них?!

— Они тоже люди, — неожиданно для самого себя замечаю я. — Да, именно так: мутанты — тоже люди!

Валерий Борзов, родившийся сверхчеловеком, равнодушно пожимает плечами. Проблемы всех остальных его не интересуют. Ему интересно только то, что касается его самого. Что ему угрожает или может угрожать.

— Я сказал много лишнего, — остро смотрит он. — Почему-то. Твоя работа? Ты — специалист Службы? Не ври, я сам финансировал их исследования. Моя ошибка, признаю. Надо исправить. Такие, как ты, для меня опасны.

И он собирается стрелять.

— У данного типа пистолетов слабое поражающее действие, — предупреждаю заботливо. — Лучше стрелять под подбородок, снизу вверх, в мозг. Но это не так просто, как кажется, сначала потренируйся. Тренировка обязательна!

— Не учи ученого! — бурчит нелюдь. — В тренировках побольше твоего понимаю!

Разворачиваюсь и иду. За спиной глухо ударяет выстрел.

Мося ждет меня за дверью, бледный как смерть. Заглядывает, смотрит.

— Он... ты...

В его глазах нескрываемый ужас. Ну, это инстинкты, человек дико боится тех, кто может его сожрать: крупных хищников, змей... да еще вот таких, как я.

— Миша! — вздыхаю безнадежно. — Ну что ты трясешься? Я не бог, чтоб сломать инстинкт самосохранения!

— А как тогда?..

— А он сам, все сам, — объясняю я. — Он хотел меня убить. Очень хотел, ты сам видел. Но я сказал ему прежде потренироваться. Ну и вот. А мог бы жить.

Мося снова смотрит за дверь — и тихонько прикрывает ее. Потом разворачивается ко мне. В глазах его большой такой вопрос... и немалая опаска. Понимает, собака, что он здесь — лишний свидетель.

— Я тебя позвал, чтоб ты потом убрал записи с камер наблюдения, — поясняю я. — Не люблю славу.

Мося думает.

— Не боишься, что предам?

— Доверяю.

Мося снова думает. Потом усмехается и протягивает для рукопожатия широченную ладонь. Поверил.

У самого главного кабинета Мося неожиданно просит подождать и исчезает. Жду, теряясь в догадках. Через пару минут здоровяк возвращается с победным видом. Хотя после встречи с Валерием Борзовым — ну какой из него здоровяк? Вот тот — да, силища! Был.

— Док, ты столько сделал для нас троих! — заявляет торжественно Мося. — И сейчас, когда ты потерял способности и оказался в сложной ситуации, мы просто обязаны тебе помочь!

Мося подмигивает и снова становится серьезным.

— Не отказывайся, Док, мы от чистого сердца! — просит он и протягивает удостоверение с прикрепленным жетоном.

Открываю. Оп-па. Я теперь, оказывается, сотрудник охранного агентства "Щит". Смотрю вопросительно на Мосю.

— Если что, всегда придем на помощь, — серьезно говорит он. — Боевое братство для нас не пустой звук. Но для тебя не это главное. У нас, чтоб ты знал, к удостоверению прилагается зарплата. Небольшая, но — пожизненная. Живи счастливо, Док, лечи людей! Ну, и от Сереги тебе маленькое предложение: как ты смотришь на то, чтоб занять в его фирме должность стилиста по интерьеру?

— Да я в этом деле ни уха ни рыла! — бормочу ошарашенно.

— В том-то и фишка! — гогочет Мося. — Ну кому ты нужен, такой специалист? А зарплата будет идти, не сомневайся! Короче, я понял — ты согласен!

— Что, и Даниил такую же подлянку придумал? — желчно интересуюсь я.

— Он — нет, — вздыхает Мося. — Госслужба, там шуток со штатным расписанием не поймут... но от него тебе большое спасибо за Асю! И, знаешь, спасибо от начальника департамента общественной безопасности — оно как бы не дороже стоит, чем наши игрушечные должности!

— Знаю, чего оно стоит! — ворчу я, чтоб скрыть свои истинные чувства. — Как прижмет, так сразу заявится! Да и вы не упустите возможности, по твоей роже видно...

— Док, только в случае крайней необходимости! — тихо и очень серьезно обещает Мося. — Мы всё понимаем, но пойми и ты: есть силы, с которыми нам без тебя... того. Ты из нас один специалист по сверхъестественному. По пустякам дергать не будем, не дураки. Но ты в нашей команде. Навсегда.

У меня внезапно и резко щиплет не то в носу, не то чуть выше. Надо же, жлобы жлобами, эгоисты и конченые жадины, да вообще мутанты — и способны на человеческие поступки! Мося деликатно делает вид, что ничего не замечает.

Он лично выводит меня за проходную и отправляется делать так, чтоб следов моего пребывания на территории "Беты" не осталось. Я же уверенной походкой двигаюсь к ближайшей станции метро.

Меня хватило до ближайшего поворота. А там накатило разом: затряслись руки, резко ослабли ноги, в ушах такой звон-н-н, и все плывет и уплывает... Укатали нелюди, как бы не окочуриться прямо на улице! Спотыкаясь и виляя, добредаю до ближайшей лавочки — повезло, они не так уж часто встречаются в столице — и заваливаюсь на нее непослушным телом. Мимо идут и идут люди, на мое состояние никто не обращает внимания. Ну, вот такой он, мой любимый и злобно ненавидимый город...

Надо мной склоняется такое знакомое, такое желанное узкое девичье лицо. Все же пришла. В глазах девушки участие и невысказанный вопрос. Ну да, понимаю, я же чуть не умер. И еще меня могли убить. И вполне возможно, что убьют потом, по итогам, так сказать.

— Ты спрашиваешь, зачем мне это? — бормочу я непослушными губами. — А я не знаю. Может, для того, чтоб оставаться человеком? В мире мутантов, знаешь ли, это не так уж просто...

Как ни странно, Рита меня понимает. Помогает подняться на ноги — морально, естественно, физически ее тут нет — и я потихоньку бреду. Где-то там, впереди, как помнится, есть кафе. Именно то, что мне требуется: горячий кофе, много сладостей и Рита. Но Риты нет. Грустно усмехаюсь и заставляю себя переставлять ноги быстрее. Жизнь продолжается, и это здорово само по себе. Те, кто стояли под дулом пистолета, меня прекрасно поймут — а остальным лучше поверить на слово.

16

Дом, милый дом. Я дома, и никуда не надо спешить — что может быть лучше? И с чего вопят, что в летней Москве невозможно жить, что тут душно, жарко, тесно? Да ничего подобного, надо только правильную квартиру подобрать! Вот как мою — с климатизатором, шумоподавлением, с окнами, выходящими в тихий двор. Еще желательно не спешить с утра на работу — так я и не спешу! Я теперь вообще могу на работу не ходить! Пришли, капнули на счет первые поступления от охранного агентства "Щит" и группы компаний "Бета" — ребята учли мою ситуацию и оформили авансовые платежи. Ну... вот так уже можно жить. И можно, и нужно! Денег хватит, и хватит на всё! А мне, кстати, всё и не требуется. Мне бы дом да спокойную любимую работу. Да Катюшку вкусненьким накормить, вон она сидит, наворачивает за обе щеки. Да свозить ее разок-два на теплое море, все же "зомби", холоднокровная немножко. Да... а, собственно, больше ничего. Мне действительно всё не требуется, я же не мутант с их патологической жадностью и тягой к роскоши.

Смотрю с улыбкой на девочку. Вот это трескает, аж завидно. Не то чтоб сильно голодная, просто любит покушать. Ну да, крепенькая она. Не толстая, нет! Но крепенькая такая. Квадратненькая. Маленькая самостоятельная женщина. Пришла с утра, как к себе. Заявила простецки, что дома ее стесняются, там мама с дядей Даниилом друг с дружки не слазят, так что ей лучше со мной побыть. Я аж кофе поперхнулся от такой прямоты, а он, между прочим, дорогущий, из картриджей. Потом выяснилось — да просто обнимаются они, а я подумал черт знает что.

Девочка критически, жизненно нуждается в любви и внимании. Я как доктор понимаю это прекрасно. Чего не понимаю — как это делается. Ну, вот как выражается любовь к маленькой девочке? С Ритой я бы, допустим, сообразил, не дурак, но Риты нет, а есть крохотная доверчивая Катюшка-Клеопатра. И — как? Причем жизненного опыта у меня на троих, с моей работой всяких родителей нагляделся с детьми. Как обычно проявляется родительская любовь, знаю прекрасно, и от ее последствий приходилось лечить, и от ее недостатка. Но вот... что, ежеминутная опека дитяти — это любовь? Да ну. Дитяти, правда, со временем привыкают и начинают сами считать это за любовь — лечил, знаю. Еще проявление — дочь для мамы вроде младшей подружки, этим обычно "эльфийки" увлекаются. Тоже, кстати, лечил. Потому что когда подружки — все хорошо, но вот если поссорились? Подружки — они ведь ссорятся, расходятся частенько по разным причинам. И вдруг выясняется, что если ушла подружка, можно пообижаться да найти другую — а мама-то одна... И начинает казаться брошенной девочке, что вариант шагнуть с крыши — не такой уж и страшный в данной ситуации. Ну и другие моменты вылазят. В частности, если мама подружка, то кто тогда папа? Не пойми кто, лишний шубы рукав? Тут, если папа ревнив и амбициозен, такое начинается! Нагляделся, и это лечил. Подозреваю, у Риты похожий случай...

Так что я поступил чисто по-докторски. У нас ведь как? Не знаешь, как лечить — не лечи! Главное — клиенту не говорить. Общеукрепляющие средства для того и придуманы. Прописывай без сомнений, авось само пройдет. Еще плацебо есть, чудодейственное средство, в смысле, крахмал с сахаром еще никому в малых дозах не навредили... Так что Катюшка деловито осваивалась в квартире, а я поглядывал на нее и занимался своим делом, приводил в порядок рабочие записи. Рабочие записи — они же лишь первый шаг в исследованиях. Их еще анализировать надо, систематизировать — привычный, любимый мной научный труд.

Ясноглазые убийцы — фальшивый генерал-лейтенант Лыков А.И. и его коллега, оставшийся безвестным. Над их характеристиками я надолго зависаю. Потом со вздохом вычеркиваю. Не мой контингент. Не мутанты они ни разу. Ну, запугали до икоты кое-кого, подумаешь, невидаль. Вообще-то невидаль, но я примерно представляю, как это можно провернуть без способностей. Да элементарный направленный генератор низкочастотного излучения... ну, пусть не элементарный, скорее всего очень сложный, суть-то не меняется. Приборами они пользуются, спецтехникой и боевой химией, это теперь и козе понятно, и мне. Как Леня накачался по самые брови для встречи со мной! Чуть не сдох. Мужественный, преданный долгу, уважаю. Но безрассудный, тупо рисковый — фу, дебил. Впрочем, особого выбора у него не было. Да, есть мутанты с поистине ужасающими качествами, но привлекать их к оперативной работе — последнее дело. Нестабильные они. Психопаты, проще говоря. Психопаты, маньяки, садисты. К сожалению, неограниченная власть над людьми ломает психику. Даже Валерий Борзов, и тот...

Я глубоко задумываюсь. Валерий Борзов — он-то кто? Сам он считал себя сверхчеловеком. Ну-ну. Тоже мне высшая раса. Упивался издевательствами над подчиненными, властью над ними — тем и жил. Интересно, есть еще ему подобные? Представляю такого типа на вершине властной пирамиды и невольно содрогаюсь. А ведь он рвался, однозначно рвался. Молодец Леня, вовремя его... не понял, но все же остановил. Есть еще в Службе достойные бойцы.

Катюшка перестает издеваться над интеллектуальной системой дома и пристраивается рядышком. Смотрю вопросительно.

— Почему так: ты меня любишь, а дядя Даниил нет? — задумчиво спрашивает она.

А хороший вопрос. Был бы кофе во рту — точно подавился бы.

— А почему ты решила... — осторожно начинаю я.

Девочка улыбается.

— Ты часто смотришь на меня, — с мечтательным видом говорит она. — Когда думаешь, что я не вижу. Тебе интересно, что я делаю. Мороженое мне даришь...

— А Даниил что, жадничает?! — непроизвольно начинаю злиться я. Вот же мутант хренов, над парой минималов для маленькой девочки давится!

Катюшка озадачивается.

— Нет, он тоже дарит. Но он дарит так... чтоб я им с мамой не мешала. А когда ты даришь...

Девочка снова мечтательно улыбается.

— Это потому что мы родственники? — неуверенно спрашивает она.

Ну, и что отвечать? Нет, мол, какие к черту родственники, просто ради спасения мамы пробил насквозь ее личные защиты, и теперь она полностью в моей власти?! Ведь скажи я ей, чтоб бросила семью и ушла со мной — сделает, не задумываясь, для чего и куда ее веду. Стопроцентная жертва маньяка.

— Тебя не устраивает Даниил? — осторожно увожу разговор в сторону.

— Нет, он хороший, — по-прежнему неуверенно бормочет Катюшка. — Только слабый.

Она глубоко и как-то очень серьезно задумывается.

— Но с мамой он становится сильнее, — в результате заявляет она.

А у меня словно щелкает в голове. Даниил Рождественский — "политик". Интуиция — его второе имя. Вот оно что. Вот почему в наш индивидуалистичный век он так странно вцепился в Асю. Почувствовал, что она — его защита от "вамп"! Вернее, не она — забота о ней. Как странно и чудесно устроена жизнь! Безалаберная, крайне податливая, не совсем нормальная женщина тоже, оказывается, кому-то крайне нужна! Кто-то, именно и только защищая ее, ощущает себя настоящим мужчиной! Я с азартом хватаю рабочие записи и...

— А я там сейчас не нужна, — грустно говорит Катюшка. — Я взрослая, мешаю. А для младших дядя Даниил няню нанял. Поэтому я и ушла к тебе.

Х-х-р-р... До меня начинает доходить жуткость ситуации. Катюшка — ушла — ко мне. Ага, а маму предупредила?! Ой, что-то сомневаюсь! Тут не надо быть психотерапевтом, чтоб понять: уход девочки из дома — проявление ревности и способ наказать маму. Ой, дурак... С чего я решил, что Ася в курсе нашей с Катюшкой общности душ, с чего? Да она, кроме мужчин, вообще ничего в своей жизни не замечает!

Я быстро прикидываю возможные варианты развития событий, и мне становится плохо. Сейчас, если эти два страстных придурка все же вылезли из постели и огляделись, они... ой, мама... Она, значит, скорее всего названивает по больницам, ну а Даниил как большой начальник делает один, но властный звонок, от которого в департаменте общественной безопасности все уже наверняка бегают, как ошпаренные! А проследить путь девочки по камерам — плевое дело! А там... а там охранники придомовой территории любезно сообщат любопытным ребятам в бронежилетах, что да, приходила такая, миленькая-хорошенькая, одна, и такой-то дядя вышел по звонку, взял ее за ручку и увел к себе. Не папа, не дедушка, не брат. Ой, мама, что мне будет... Я представляю, что мне будет, и покрываюсь холодным потом. Ребята из группы по освобождению заложников, пока разберутся, все ребра мне переломают. И им ничего за это не будет. Совращение малолетних в наш век вуайеризма карается даже не концлагерем — смертной казнью... Рывком разворачиваюсь и спрашиваю страшным шепотом:

— Ты маму предупредила?

У Катюшки глаза становятся большими, как блюдечки. Ну да, а у самого? Она-то — всего лишь отражение моих переживаний!

Девочка отрицательно мотает головой. А-а, спасайте, святые основатели столицы! Хватаю инфо...

Звонок гремит для меня смертным приговором. Не успел. Ну что ж... все сразу становится просто и легко. И волнение исчезает. Магнетизерам волнение противопоказано, и я не волнуюсь. Быстрый взгляд в окно. Никого, молодцы, хорошо прячутся. Убрать Катюшку с директрисы. И чтоб голову подушкой закрыла, эти дурни обожают пользоваться шоковыми средствами. А самому... они у меня на коленях отсюда поползут! Ага, а потом я — бегом и теряя подштанники. Но это потом, а сейчас... главное — чтоб девочке не досталось от взрослых разборок.

Подхожу к двери, разблокирую и рывком распахиваю. Ну, кто тут смелый?!

Рита неуверенно смотрит на меня сверху вниз. У ног — небольшая сумка на колесиках, вечная спутница туристов и отдыхающих. И ноги... девушка впервые на моей памяти во флай-юбочке. И в маечке-колокольчике. Мило округлилась, щечки появились, ножки потеряли дистрофичную худобу...

"Почему заблокировала инфо? — мысленно кричу я. — Почему ничего не сказала на прощанье? Куда ты вообще пропала, полено бесчувственное?!" Молча подхожу и обнимаю такой дорогой, такой родной набор ребрышек и косточек.

Я все же задаю ей этот вопрос. Через вечность и еще чуть-чуть. Девушка смотрит с легким удивлением.

— Отец не разрешил, — просто объясняет она.

Смотрю вопросительно. В глазах у Риты загораются непонятные искорки. И ямочки на щечках появляются. Веселится?

— Док, а ты вообще в курсе, сколько мне лет?

Точно веселится. Вон и улыбка появилась.

— Я маленькая еще, — объясняет мне девушка ласково, как дурачку. — Мне только вчера восемнадцать стало. И я сразу на самолет.

— Могла хотя бы сообщить, что с тобой, — бормочу неловко.

— Могла, — отвечает Рита серьезно. — Но не стоило. Ты просто плохо знаешь мою маму. А я знаю хорошо. А отец — еще лучше. Он предупредил — она тебя посадит. Из ревности. За развращение несовершеннолетней.

Я ничего не понимаю.

— Но квартира... она подарила квартиру...

— И что квартира?

Рита выслушивает мой сбивчивый рассказ. Странно, в делах научных мой мозг работает безупречно, а в обычном житейском вопросе буксует и путается. Это всё чувства.

— Я ее убью, — сообщает Рита спокойно. Подходит к каминной полке, смотрит на многочисленные квитанции.

— Оконным стеклом зарежу.

Смотрю на нее и понимаю — она может. Вот так же спокойно, как сказала. Все же "зомби" — это навсегда.

— Квартира — моя, — коротко, ясно объясняет Рита. — Продать ее нельзя, у несовершеннолетних не отчуждается. Папин подарок. Дурила она тебя, любит такими делами заниматься. Ты молодец, по квитанциям не засветился. Квартира бесплатная, папа владеет всем домом, и обслуживающая компания тоже его. Квитанции — мамины происки. Если б заплатил — она б тебя посадила за рейдерство.

Стою и чувствую себя последним дураком. Рита смотрит сочувственно. Ну да, понимает, она-то с мамой с рождения. Внутри поднимается черная волна гнева. Какая-то ушатанная "чарми" посмела... меня!?

— Вы уже нацеловались? — раздается неуверенный голосок.

Катюша осторожно выглядывает из-под подушек. Рита с огромным изумлением смотрит на меня. И с чего я считал, что у "зомби" чувства редуцированы? Вон как таращится, глаза в пол-лица. Криво улыбаюсь в ответ. Ситуация — в двух словах не объяснить. А надо бы. Но никак.

— Дочь?.. Док, у тебя — дочь?!

Рита подходит, приседает перед девочкой. Флай-юбочка скатывается с колен, я отвожу взгляд. Вот же придумали женщины одежду. А Рита смотрит на нее, потом на меня.

— Медиатор, — бормочет она удивленно. — Малышка — медиатор! Какое чудо. Док, как у тебя это получается? Вокруг тебя — постоянно чудеса!

Боже, которого нет, как мне повезло с любимой девушкой! "Зомби" — ее ничем не прошибешь! Все поняла правильно, все оценила — без лишних слов, скандалов и истерик!

— А мама знает, что она здесь? — спрашивает Рита, и я падаю с небес на землю. Рожей об асфальт. И хватаюсь за инфо...

Ну, я успел. Мы успели. Катерину-Клеопатру еще не потеряли. В смысле, Даниил — молодец, могучий мужчина. Так ему при встрече и скажу. Ася подписала договор, согласно которому я — домашний учитель Катюшки. Теперь девочка может находиться при мне сколько угодно. Х-ха, мне за это еще и деньги от Даниила будут идти! По-моему, Ася не совсем поняла, что именно подписала — просто доверилась мне, и все. Удивительная женщина, как таких мир не съедает, не понимаю.

Наконец все утряслось, все, в смысле, я, успокоились. И вдруг повисла неловкая пауза. Рита как-то странно оглянулась на свою сумку у двери.

— Ну, так и будем стоять, как дураки? — вдруг вопросила Катюшка. Причем обратилась, что характерно, не ко мне, а к Рите. И я впервые увидел, как краснеют "зомби". Потом понял, что девушка вообще-то вернулась в свою квартиру, отдохнуть, душ принять, то-се... а тут я живу, благодаря непонятным проискам ее мамочки. Наверно, теперь покраснел я.

— Слушай, а что твоя мама упоминала насчет девяти месяцев? — спохватился я. — Если это намек, то я что-то не понял!

— Да выдумала себе чего-то! — досадливо сказала Рита и сделала шаг к двери.

Я понял, что она недоговаривает, и сильно недоговаривает. А еще — что она сейчас уйдет. И оцепенел. Ну да, это очевидно. Кто она, и кто я? Даже живу в чужой квартире...

— Я здесь не останусь! — решительно сказала Рита. — Родители достанут — не мама, так отец. Они мне этим подарком печенку выгрызут. Док, ты сможешь снять нам другую квартиру?

Нет, сегодня точно не мой день. Как будто разучился говорить.

— С этой что? — как-то поняла девушка мои мычания. — А что с ней такого? Сдам в аренду.

С моих плеч словно свалился огромный камень. Никогда их не таскал, но уверен — то самое ощущение и есть. Я огляделся. Смогу ли я снять квартиру? Да запросто, с нынешними доходами! Главное, поближе к квартире Даниила, чтоб Катюшке проще забегать... Сунул инфо в кейс, повесил на плечо...

— А я? — возмущенно спросила Катюшка.

— Конечно, и ты, — покосилась Рита. — Ты теперь с Доком навсегда, хочешь или нет. Хватай его за руку. Чур, моя левая.

— Почему? — тут же заинтересовалась девочка.

— Ближе к сердцу.

Девочка подумала и снисходительно улыбнулась:

— Ближе к сердцу я. Док меня любит!

— Конкурентка, — согласилась Рита.

И мы пошли искать квартиру. Потому что в Москве что главное? Правильно — жилье! С климатизатором, интеллектуальной системой, шумопоглощением, чтоб окнами во двор — и чтоб до дома Катюшки недалеко. И тогда в Москве можно жить.

Семейное дело

1

Тихонько мурлычет климатизатор. Катюшка, как всегда, брякает дверцей холодильника — ну, голодная девочка, чего непонятного? Ясные лучи солнца заглядывают в окно, высвечивают блестящий квадрат на полу. Блаженно жмурюсь и вытягиваюсь на коврике. Боже, которого нет, как здорово жить на свете!

— Боже, которого нет, как здорово... — шепчет Рита рядом со мной.

Поворачиваю голову. Девушка еле заметно улыбается. А я всегда подозревал, что она обладает зачатками телепатических способностей. Мы откровенно смотрим друг дружке в глаза и без споров молча соглашаемся, что можно еще поваляться. А потом погулять.

— Лодыри! — ворчит Катюшка. — Морс я вам должна готовить?! Ладно, сделаю. Но чтоб потом меня гуляли!

И она с зачатками. И как же мне с ними обеими повезло... Приятно рухнуть на опушку, спиной в тюфяк, щекой в подушку — и нежно ленью овладеть... Не впопыхах, а в совершенстве — чтобы в безоблачном блаженстве, как шмель над травами, гудеть — ж-ж-ж-ж...

Бл-л-л... ледяной морс! Ух! Вот это удар. Сонная нега исчезает разом, мир становится ярким, прозрачным и звучным. Рядом таращит глаза Рита.

— О! — удовлетворенно говорит Катюшка.

И мы идем ее гулять. Никуда не спеша, переглядываясь и перешучиваясь, по маленьким, еще кое-где оставшимся скверикам, по редким зеленым набережным, от одной точки с мороженым до другой. Ну, голодная девочка, чего непонятного? Девочка толстеет и растет не по дням, недавно купленное скромное платьице снова едва прикрывает попку. Рита, впрочем, вышагивает тоже в чем-то подобном. Один я, бука, в рабочих шароварах и универсальных туфлях. И рубашка на мне с длинными рукавами. У меня всегда — с длинными. Давний такой, невыводимый привет с далекой балканской войны, которой не было. Привет почти незаметен, но у Службы хватает глазастых сотрудников, и я не хочу давать им лишних зацепок.

Вот у очередной точки с мороженым они нас и выцепили.

Даниил, Мося и Сергей сидели за столиком под навесом кафе, лениво скребли ложечками по серебряным вазочкам с мороженым и приглашающе кивали нам. Рядом мгновенно ощетинилась невидимыми колючками Катюшка, почуяла что-то тонкой детской душой.

— Четыре всадника Апокалипсиса... — пробормотал я. Подозреваю, это у меня вышло угрюмо.

— Битюги упряжные... — донеслось еле слышное от Риты. — Четвертый-то где потерялся?

— Давайте, давайте, подсаживайтесь! — нетерпеливо сказал за нашими спинами представитель Службы. — Сколько можно вас ждать?

Это что, он нас сзади от бегства страховал, что ли? Ну... проницательная сволочь, что еще сказать. Я вообще-то подумывал. И Рита тоже.

— За ваш счет! — недовольно решила Катерина-Клеопатра и полезла на стул. — Мне с шоколадной крошкой и малиновым сиропом.

Мы с Ритой переглянулись и тоже шагнули к столикам. Катюшка права: коли уж нас поймали, пусть все будет за их счет.

Сидим, чинно брякаем ложечками. Мужчины еле заметно морщатся. Понятно, мороженое в них не лезет. Сколько они его съели, пока нас ждали в засаде? Мы ведь никуда не торопились. Им бы сейчас пива... но пиво в кафе-мороженых не предлагают.

Смотрю, думаю. Сопоставляю. Что произошло такого, что объединило разных по положению мужчин в стремлении встретиться со мной? Мося — охранник. Даниил — чиновник. Сергей — номинально бизнесмен, но по факту подставное лицо...

— А говорил, что на работу уехал, а сам мороженое ешь! — обличает отчима Танюшка и смотрит строго-строго. — Врун.

Я бы на его месте подавился, а мутанту хоть бы хны. Сидит, ковыряется рассеянно в вазочке, смотрит в никуда. Потом что-то тихонько говорит Сергею. Стандартная реакция "политика", пойманного на вранье — сделать вид, что ничего не слышал. И продолжать свои делишки дальше. В моих рабочих записях реакция идет под номером один как самая ходовая.

— Реакция Љ1, — бормочет тихонько Рита. — Они что, действительно не могут выйти за пределы шаблона?

— Ага! — усмехаюсь я. — Узкоспециализированные виды. Упрощенное мышление и стандартные реакции — их способ выжить в агрессивной среде. Энергетические затраты меньше, физика в чистом виде.

— Даже если им прямо в лицо говорить?! — не верит Рита.

Вообще-то в теории так и есть, но как-то не приходилось проверять на практике, и я заинтересовываюсь.

— Что там у нас с реакцией Љ2?

— Перескочить на другую тему с обвинением оппонента, — сообщает в полный голос Рита и настораживает ушки.

— А мама говорит — ты преступников ловишь! — заявляет Танюшка и долизывает мороженое. — Тоже врет!

— По договору о репетиторстве ты должен следить за питанием ученицы, — замечает Даниил. — Плюешь на обязанности? Девочку от сладкого вон как разнесло, в платье не помещается. Или ты такой врач, что не понимаешь опасности ожирения в ее возрасте? Плохо, если так. Детей тебе доверять нельзя. Мы расторгаем договор. Катерина, марш домой.

Рита поражена. Я тоже. Ему прямо в лицо заявляют, как он будет реагировать — и он все равно так и поступает! И вот такое существо кто-то считает человеком?! Робот он, биоробот, ничего более.

Все же я неправ. Неправильно определил членов группы. Правильно будет: Мося — охранник, Даниил — номинально борец с преступностью, вовремя Катюшка напомнила, Леня — борец со специфическими видами преступлений... и Сергей — номинально бизнесмен, а по факту ... представитель гражданского филиала той же Службы?

У них что-то произошло, понимаю я, и мне становится неуютно. Что-то произошло в сфере, где задействованы частные охранники, представители департамента общественной безопасности и специалисты по контролю особо опасных видов мутантов. И они все не справились. И теперь, значит, зовут на подмогу мангуста... Мамочки мои! А при чем тут я?! Я крайний, что ли? Да я вообще способности потерял! Ну, официально.

Потом я вспоминаю, что в кармашке чехла инфо у меня лежит удостоверение сотрудника охранного агентства "Щит", а где-то в недрах Службы имеется моя подпись на договоре об оказании специальных услуг некой организации, и мне становится совсем плохо. Вот это влип. Причем, что характерно, сам. Брал денежки? Брал. Красиво жить хотел? И хотел, и живу, квартирка с климатизатором тому четкое доказательство. Ну вот и пришло время отрабатывать. Мама...

Теперь становится понятной скрытная, но заметная опытному взгляду агрессивность девиц по отношению к Даниилу. Чуют дамы, что мне грозит опасность. Мне — значит, и им. Вот и рычат, топорщат на загривках шерсть.

— Рита...

Моя ненаглядная подруга легко поднимается. И поднимается, и поднимается. Ну, длинноногая она, что поделать. Взгляды мужчин непроизвольно скрещиваются на ней. Еще бы, при такой-то одежде. Флай-юбочка, флай-маечка, а под тентами кафе ветерки, и довольно шаловливые. Век вуайеризма, прекрасный и жестокий, но сейчас я тихо злюсь. Рита так для меня оделась, для меня одного, неужели непонятно?!

— Чего уставились, как будто женщин не видели? — бурчит Катюшка и неохотно выбирается из-за стола.

Мужчины торопливо прячут взгляды кто куда, в наше время проявлять к внешности женщины откровенный интерес довольно опасно. Для того существуют конкурсы порно-красоты, открывай инфо и наслаждайся.

— Док тебе клизму вкатит! — грозит Катюшка отчиму. — Двухведерную!

Даниил морщится. Совсем потеряла страх девочка под моей защитой, но одергивать ее не собираюсь, господин чиновник заслужил. Дамы уходят, мужчины смотрят им вслед, и я снова злюсь. Они понимают мою злость как-то по-своему.

— Док, исключительная ситуация! — заверяет Мося. — Без тебя не обойтись!

Смотрю на них на всех угрюмо. Мужчины ерзают. Оно понятно -кому охота признаваться в собственной несостоятельности?

— Мы бы сами справились, — морщится Даниил. — Но — фактор времени. Ты, кстати, знаешь, кто отец твоей Риты?

Я киваю.

— Нет, ты не знаешь! — злится Даниил. — Знал бы — держался б от нее подальше! Он зверь, понял?!

Я настораживаюсь. Видел я недавно одного зверя, очень впечатлил. Такой много чего натворит, если не остановить. И что, очередное суперсущество проявилось в мире? Не мой профиль! У государства есть Служба, а у Службы — снайпера, и этого вполне достаточно на любую сверхличность! Лбы у них, знаете ли, не бронированы! Так бы и следовало заявить, только моя причастность к смерти Валерия Борзова не для всех присутствующих очевидна, так что помалкиваю.

— У него такие связи, что при желании всех нас вот так выжмет, как тряпку! — тоскливо признает Даниил. — А желания у него... неожиданные. Крутой самодур. Он даже свою дочку в нищете бросил. Что-то ему не так сказала — и все, пинка под зад. А уж нас он... разотрет.

— Я потерял силу! — говорю твердо и встаю.

— Сил у нас достаточно, — подает голос Леня. — Мы найти не можем, к кому приложить. Тут знания нужны, не сила. Потому и пришли к тебе. Ты же специалист. Ребята, введите сотрудника в курс дела.

Значит, сотрудника. Вздыхаю и сажусь.

— Олег Вайнштейн, в миру Олег Белых, гражданин Израиля, миллиардер, меценат, владелец самых разнообразных активов, — обстоятельно говорит Сергей. — По слухам, отец твоей Риты. Система порно-конкурсов красоты — его собственность, одна из многих. Обратился в нашу фирму с предложением провести национальный этап конкурса силами нашей дочерней организации, она специализируется на шоу. Мажоритарным акционерам отказать невозможно, мы подписались. Это, собственно, предыстория. А сама история... Мося, продолжай.

— Агенство "Щит" обеспечивало и обеспечивает безопасность мероприятия, — вздохнул Мося. — Плохо обеспечивает. У нас проблемы, Док. Конкурсантки падают.

Удивленно поднимаю брови.

— Падают, Док! — раздраженно говорит Мося. — На ровном месте! И не на ровном тоже! Они выступать отказываются! Слезы, истерики, угрозы охранникам — весь набор! А они все чьи-то ставленницы, любовницы! Там такие имена звучат — мои ребята тоже скоро начнут падать! От страха!

Перевожу недоуменный взгляд на Даниила — мол, а ты тут с какого боку? Мося злорадно ухмыляется, Даниил изображает святую невинность — реакция Љ3, знаю, изучал, в рабочих тетрадях зафиксировано.

— А от департамента безопасности основные угрозы и идут! — охотно ябедничает Мося. — А этот крендель — типа специалиста прислали нам на помощь!

— Растяжки, световой удар? — выдвигаю очевидное предположение.

— Док, за дебилов не держи! — обижается Мося. — В первую очередь проверили! И чего только еще ни проверили! Они просто падают!

— А сами порнодивы что говорят? — спохватываюсь я.

Мося почему-то смотрит мне за спину.

— Ситуация немножко шире конкурсов красоты, — сухо сообщает Алексей Лыков, сотрудник Службы неизвестно в каком звании. — За последний месяц в Москве прошли четыре турнира. По художественной и спортивной гимнастике в том числе. На всех отмечены падения участниц. Массовые. Несколько серьезных травм, один смертельный случай. Собственно, именно это привлекло внимание Службы. На конкурс проституток — извини, Сергей — вышли случайно, благодаря личным связям. А что говорят... да разное говорят. Страх перед неизвестным, потеря концентрации, личные фобии. Общего немного. В частности, практически все слышали перед падением музыку. Не ту музыку, что сопровождает выступление. Другую. В аналитическом отделе Службы считают... ну, сам понимаешь. В общем, твой выход, Док.

— В моих рабочих записях ничего подобного не зафиксировано, — мгновенно сообщаю я.

Леня морщится. Ему не нравится мое отношение к обязанностям. Он привык, чтоб "слушаюсь!" и под козырек.

— Твои рабочие записи исследованы самым тщательным образом, — говорит сотрудник Службы. — Да, такое явление там не описано. Значит, записи следует дополнить, только и всего.

— Я доктор, а это — расследование, — напоминаю я очевидный факт. — У меня нет навыков оперативной работы!

— Оперативника приставим! — обещает Леня.

— Ну вот пусть он и расследует! — бурчу непримиримо. — А мне работать надо. У меня, между прочим, ежедневная медицинская практика!

Даниил снова морщится, ему меня придавить нечем. Катериной попробовал — не пролезло. Офицер Службы за спиной собирается с духом, чтоб применить власть. Мося же, самый умный из них, смотрит озадаченно. И нечего смотреть, я сам себе удивляюсь! Вот стоит внутри четкое нежелание браться за дело, и ничего с ним поделать не могу. Вроде понимаю, что обязан своим благосостоянием и Мосе, и Службе, что отрабатывать пора — а не могу! И ведь не лень это, а... а что, кстати?

Мужчины что-то мне еще говорят, но я не слушаю их, а прислушиваюсь к себе. Не лень, не набивание себе цены, а... предчувствие? У меня — предчувствие?! Да ну! Ясновидение за мной точно не числится, даже в зачаточном виде!

Перевожу взгляд вдаль. Рита и Катюшка не ушли, стоят у парапета, смотрят на воду и искоса — на нас. Беспокоятся. Понятно. Это не у меня предчувствие — у них. Точнее — у Риты. Замечались за ней и ранее странности в этом роде. А Катюшка рядом стоит, и чувствует Риту почти так же хорошо, как меня. А я — ее. Ф-фух, хоть что-то понятно. А вот что непонятно, можно и прояснить!

— Так, ребята! — говорю решительно. — Ваши доводы я услышал. Теперь вы послушайте меня внимательно! И постарайтесь понять! Да, есть специфические знания, согласен. Но в моей практике такое прежде не встречалось, честно. Так что как вам помочь — не представляю. Я же не оперативник!

Мужчинам явно хочется возразить, но — о чудо! — сдерживаются. Из чего следует вывод — не дураки.

— У нас есть отчеты оперативников, — осторожно говорит Лыков. — И наших, и... смежников. Можем предоставить — в объеме, необходимом и достаточном...

Я качаю головой:

— Если вы ничего не нашли, значит, оперативники что-то пропустили. В отчетах ничего нет, это очевидно. Надо повторять их работу с опорой на мои знания. Но я — не умею, поймите наконец! И думаю, что все же понимаете, вы ж не дураки. Отсюда вопрос: а с чего вы кинулись ко мне, а? Если понимаете, что ничем помочь не в состоянии? Работали б своими силами, их у вас с перебором!

Ребята мнутся и ежатся. Вот так всегда: пришли, чтоб решил их проблемы, и при этом врут, замалчивают, скрывают информацию!

— Рожайте быстрее, у меня через час начинается прием! — зло говорю им.

— На кубке двух континентов упала одна девочка, — решается Лыков. — Такая...гимнасточка. Перелом шейного позвонка, ничего страшного. Страшное в том, кем она приходится кое-кому. И если потом выплывет, что преступники были, а мы ничего не предпринимали, чтоб поймать их, нам всем конец. И Даниилу, и Мосе, и Сергею. И мне. Мы хватаемся за любую возможность, Док, за любую! Потребуется — богу станем молиться, хоть его и нет!

Лицо Лени становится страшным.

— Спасай нас, Док! — шипит он. — Дашь хотя бы зацепочку — тебе полное отпущение грехов, полное! И кукловодов спишем, и ведьму, и Валеру заодно! Все простим! Но если не дашь...

— Смотри, как бы за кукловодов уже я тебе счет не выставил! — рычу в ответ и нависаю.

Мужчины смотрят на нас растерянно, не понимают своей роли в происходящем. Леня моргает.

— А ты точно потерял способности? — обычным голосом осведомляется он. — А то я что-то...

И он непроизвольно обмахивается большим пальцем левой руки.

— Найди их, Док, — как-то очень по-человечески просит Даниил. — Девчонок же гробят!

Девочек? Понятно... На меня накатывает отходняк.

— Не их — его, — тоскливо бормочу я. — Он это, ребята. Один. Завелся снова нелюдь... И ведь выбирает девочек с нестабильной психикой, чтоб покуражиться! Ты выбери мужика с боевой подготовкой, перед ним попробуй, урод! Нет, именно девочек, именно слабых... ненавижу...

Кто он, Док? — серьезно спрашивает Мося.

— Не знаю. Честно не знаю. Но это не группа. Психопат. У них у всех схожий почерк, уж я нагляделся...

Встаю и тяну к себе инфо.

— Ты куда? — беспокоится Даниил.

Криво улыбаюсь:

— Работать, ребята, работать. У меня действительно через час начинается прием. Обеспечьте билет на... ближайшее мероприятие. И бойца в сопровождение на всякий случай.

— Завтра в десять, финал кубка двух континентов, — деловито сообщает Лыков. — Билеты перешлю на инфо. Бойца Мося даст, его люди там все равно задействованы. Да и все задействованы. Значит, берешься?

Снова криво улыбаюсь.

— Есть работа, и есть моя работа.

Они не понимают. Ну, мутанты, что с них взять. А один вообще офицер спецслужбы. Так что разворачиваюсь и ухожу. У меня действительно скоро прием.

2

К двери своего нового приемного кабинета протискиваюсь боком — на дорожку ухитрились воткнуть две машины. Одна — "таурус", с ним все понятно, вместилище для бандитов и чиновников. Водитель любого "тауруса" искренне считает, что законы не про него писаны. Правильно, конечно, считает, но мешает страшно. А вот вторая машина — обычнейший "с-500", и ему тут точно не место. Но по тому, как машина стоит враскоряку, заняв все, что только возможно, безошибочно определяю "рогатого". А "рогатому" скандалы и драки не страшны, он в них, как рыба в воде. Бросил технику на проходе и пошел себе спокойненько по своим делам — картина, вполне себе обыденная для Москвы, где процент мутантов зашкаливает. Ох, нарывается рогатик!

Рита протискивается следом за мной, смотрит на запачканную юбочку, потом абсолютно спокойно, как умеют только "зомби", разворачивается, откручивает у "пятисотки" зеркало и роняет под колесо. И она нарывается. Девочка почувствовала силу, но пока не чует границ. Ничего, это лечится. После пары десятков инцидентов осознает, что ее дар — лечить, а вовсе не строить всех вокруг. Их, мутантов, не построишь, они просто так живут и не изменятся ни под каким давлением, проверял. Ну а ей еще предстоит проверить.

Рита только что отвела Катюшку домой, благо живет девочка рядом, помещение под кабинет арендовали именно с таким расчетом. И теперь посматривает на меня вопросительно. Похоже, не осознает, что Катюшка вообще-то не моя дочь, и, если отчим приказал вернуть, надо молча возвращать. Особенно когда отчим — руководитель департамента общественной безопасности. Ну и что, что как бы друг? Дружеские отношения что-то значили в Москве во времена до Катастрофы, да и то не факт. Все, что касается истории — не факт.

— Э-э! — орет кто-то истошно.

Ага, "рогатый" нарисовался. Быстро он. Наверно, "антивандалка" на машине стоит. Система безопасности, конечно, чуть ли не дороже самой машины, но для "рогатых" понты — не пустой звук, а часть их образа. В драных штанах будет ходить, но "антивандалку" поставит.

Смотрю внимательно на подбегающего индивидуума. Оп-па! Не просто "рогатый", а в крайней стадии! То есть — адекватность рядом не ночевала. Редкое явление, обычно такие попадают в концлагерь быстрее, чем проявляется крайняя стадия. Он сейчас реально опасен. Таких без наручников нельзя выпускать, да кто бы меня послушал. Ну и — как среагирует на угрозу подруга?

— Брат! — проникновенно говорит Рита.

"Рогатый" неуверенно смотрит.

— Сгоняй в Вышний Волочек, очень надо!

Чуть не фыркаю. Она бы его еще в Питер заслала.

— Да у меня с бензином напряги, понимаешь... — мямлит и отнекивается парень.

Ему уже хочется ехать, но сразу соглашаться не положено, и эта установка оказывается сильнее нажима Риты. Ожидаю с любопытством, как она выкрутится.

— Не вопрос, брат! Гони, очень надо!

И Рита сует ему в руку деньги. Присматриваюсь — нет, не деньги, какие-то буклетики. Но "рогатый" будет считать именно так. Еще и на заправке их предъявит.

— Ай, спасибо, сестра, выручила! — искренне радуется "рогатый" и прыгает за руль.

"Ситизен" фырчит и укатывает к чертовой матери, скорее всего, действительно в Вышний Волочек. Ошибка Риты, кстати, но зачем огорчать девочку заранее? Опыт — сын ошибок трудных, как говорили в древности.

Сегодня у меня — свободный прием, то есть по записи никого нет. А зачем, когда напротив окон офиса — сорокаэтажный монстр в полкилометра длиной? Из такого муравейника кто-нибудь да набежит, беру-то я за услуги по-прежнему минимал, по нынешним временам вовсе не деньги. По МОИМ нынешним временам, м-да. Ага, вот и первый клиент. Клиентка.

— Извините, у вас можно получить что-нибудь от головной боли?

— Нет, — с сожалением говорит Рита.

— Да, — одновременно с ней произношу я. — Проходите. Садитесь.

Женщина смотрит удивленно, Рита озадаченно улыбается.

— Возможно, вы — наш случай, — поясняю для обеих сразу.

На самом деле мне ее просто жалко, я уже в целом представляю, что ее сюда привело, в платный кабинет, когда за углом — районная поликлиника.

У женщины — сухая кожа, тонкие руки. Опускаю глаза. Да, и голени тоже. Шея такая длинная, как будто туда воткнули еще один позвонок. Еле заметные морщинки у глаз. Общий не очень здоровый фон. Недосыпает?

Нагибаю ей голову, жму и провожу пальцами у основания черепа там и тут. Н-да. Лекарство ей. А спать норму не пробовала? Пишу название слабенькой травки, пододвигаю.

— В течение месяца пить, вечером и утром. Одновременно массаж головы, насколько умеете. Если не умеете — достаточно сухого умывания. Это то же, что умывание водой, только без воды. Через месяц перестанет работать, подойдете за следующим назначением.

Женщина неуверенно смотрит на бумажку. Понятно, головная боль прошла, но ей бы все равно таблеток, да посильнее. Дура.

Но она не напоминает о таблетках, чем меня немного удивляет и заставляет уважать.

— Доктор, чем я болею? Голова иногда просто раскалывается, а в поликлинике ничего толком не объясняют...

Женщина морщится и машет рукой.

— Это не болезнь, а особенности телосложения, — говорю я почти правду.

На самом деле ей бы еще голову полечить, но заказа не поступало. Коротко объясняю пациентке правила жизни и отпускаю с богом, пусть даже его и нет.

— А таблетки?.. Иногда как прихватит, так лучше, чтоб всегда были под рукой...

Все же не удержалась. Вот все они такие.

— Да, имеются сосудорасширяющие препараты, — бормочу меланхолично. — Широкий спектр. Все действуют по-разному, у всех масса побочных эффектов. И организм на них реагирует, защищается, как может. Неделю помогают, а на вторую — уже яд, надо менять. Нужно постоянное наблюдение. У вас есть средства на сопровождающего врача или пересадку печени? Если есть — выпишу рецепт.

Женщина криво улыбается и исчезает. То-то же. Мы, врачи, может, и не умеем лечить, зато пугаем будь здоров. Так испугалась, что забыла заплатить за прием. Я, правда, и не напоминал. Не поднимается у меня рука забирать последнее. В последнее время, м-да.

— И что это было? — подает голос Рита.

— Это был наш случай, — вздыхаю я. — Головные боли, бессонница — как правило, наш случай. Да и остальные болячки, если по большому счету, тоже где-то рядом...

Девушка продолжает смотреть, как это она умеет. Вроде ненавязчиво, но почему-то неуютно.

— Она пришла в поликлинику, — бормочу я неохотно. — Ее отправили на анализы. Сдала, пришла еще. Отправили по специалистам. На третьем кончились силы, нервы и время. Пересчитала последние денежки и пошлепала на платный прием, мы же рядом...

Глаза Риты темнеют.

— Да нормально в поликлинике работают! — отвечаю на невысказанное. — Просто врачебное дело — больше искусство, чем ремесло, то есть ему не научишь любого. Соответственно хорошие врачи — редкость. А среди хороших врачей большой редкостью являются хорошие диагносты.

Девушка кивает. То, что я хороший диагност, она знает прекрасно.

— И тебе ее стало жалко, — говорит Рита и еле заметно улыбается. — Док, ты чудо.

— Клиента встречай, — ворчу в ответ.

Клиент топчется у дверей и стеснительно улыбается. Ух ты, вот кто действительно чудо! "Гоблин"! И кой черт его сюда притащил? "Гоблины" обычно в моих услугах не нуждаются, им и так все по жизни ясно и понятно.

Рита тоже делает стойку, но по другой причине. "Гоблин" — из нетипичных. Типичный " гоблин" кто? Ну, патрульный городской полиции. Ну, рабочий-мануал. Грузчик, охранник, то-сё. "Гоблины" к вершинам не рвутся, они их не видят. Им и внизу хорошо. А тут — улыбчивый молодой человек из той ниши, которую занимают хиленькие "друзья", "движухи" или "муравьи" невеликой силы — те, для которых карьера уже не пустой звук. Может, бармен, бариста, офис-менеджер. Тем не менее — "гоблин". Он — из примет нового времени. Офисная техника упростилась в эксплуатации, служебные функции менеджеров низшего звена сведены до уровня примитивизма, и вот результат — "гоблин"-менеджер. Незаметно вздыхаю и указываю на кресло. "Гоблин" остается "гоблином", даже если при белой рубашечке и галстуке-бабочке. Работать с ними крайне трудно.

Оказывается, ему нужно закодироваться от пьянства. Всего лишь закодироваться. Но навсегда.

— Редко пью, — стеснительно признается он. — Но у нас на работе вообще запрещено.

Смотрю, слушаю. Все же он "гоблин". И стеснительная улыбка не более чем разученная маска. Не стоит за ней ни природное обаяние "друга", ни энергичная деловитость "движухи", ни профессионализм "муравья". И уж тем более не естественная стеснительность обычного человека. Все понятно. Киваю Рите — займись.

Молодой индивидуум удаляется в твердой убежденности, что ему вшили ампулу, вкололи антиалкогольный коктейль и приставили детектива, чтоб бил по рукам. Рита нервно пьет кофе, пальчики подрагивают. Ну да, с "гоблинами" тяжело.

— Лучше б ты сам, — признается она. — Еле дотянула.

— Я профессионал, — бессовестно напоминаю я. — А профессионалы с "гоблинами" не работают.

— Почему?! Он заплатил!

Я мнусь, подбирая слова. Объяснять надо коротко, но доходчиво. А так получается не всегда.

— "Гоблин"... Они простые, но упрямые. Лично видел, как один снимал кодировку. В день — по чайной ложечке вина. Его полощет — а он пьет. Колупает. За неделю расколупал. И с радостью в запой.

Рита не понимает. По ней — снял кодировку, сам дурак, приходи за следующей.

— А мои кодировки не снимаются, — поясняю я.

О, дошло. Глаза большие-большие, и стоят в них отражения повесившихся и граждане по ванным со вскрытыми венами. Ну да, бывало всякое. По юности, когда глуп был и самонадеян. А потом глаза сделались еще больше. Еще что-то дошло.

— Я что-то могла ему поломать?

Надо же, "зомби", а голосок такой несчастный.

— А мы всегда что-то... ломать свободную волю — мерзость.

Рита задумчиво кивает. Слышала она эту сентенцию не единожды, но только сегодня примерила на себя. Ей не понравилось.

Сидим, пьем кофе с шоколадными конфетами. С настоящими шоколадными, а не с теми, которыми пробавлялся всю жизнь. Мою подругу что-то гнетет.

— Да верну я Катюшку! — успокаиваю я. — Она наша навсегда, без вариантов, сама понимаешь. Выберу момент, обгавкаю Даниила и верну. Пусть он пока что думает. Он медленно думает, ему время нужно.

— Док, а как убрать неснимаемую кодировку? — вдруг спрашивает она. — Если вдруг потребуется?

Если напортачила и надо исправлять, мысленно продолжаю я. А хороший вопрос! И вовремя задан, умничка. Я-то сам впервые забегал, только когда петух не то что клюнул — когтями вцепился. Причем — жареный петух. До Катастрофы почему-то считали это уточнение очень важным.

— Если закладки не оставлены — никак.

Если б я хуже знал свою девушку — решил бы, что она потрясена. Но она "зомби", а это надежная защита от закритичных эмоций.

— Док, заканчивай тут без меня, мне к маме сегодня надо, — бормочет она. — Я у нее останусь ночевать, там надолго...

Смотрю озадаченно вслед. Даже в щеку не чмокнула. Потом ее длинную неуклюжую фигуру перекрывают три "эльфа". Прутся в офис с самым деловым видом. Значит, приперло любовный "треугольник", требуется разруливать, а денежек мало. Заплатят, никуда не денутся, я доктор недорогой. Мысленно потираю руки... Так работаю до вечера. А вечером возвращается из Вышнего Волочка "рогатый", ничего не понимает, но настроен решительно, как и сопровождающая его куча дружков. Ну-ну, и кому вы что собираетесь предъявлять? Была случайная девушка и давно ушла. Смотрю, как они топчутся перед офисом, клиентов мне распугивают. Сюда бы сейчас Риту, чтоб полюбовалась на дело рук своих, чтоб в следующий раз таких глупостей не делала. Но Риты нет. Снова нет. Удивительный недостаток у девушки — исчезать без объяснений. Аж бесит.

Вздыхаю и не спеша шлепаю домой. Там пусто, не к кому спешить. А уж как неохота завтра идти на финал кубка двух континентов! Кто бы еще объяснил, почему. Предвидениями точно не мучаюсь. Ситуации, когда под угрозой моя собственная шкурка, не в счет. Там не предвидение работает, а обыкновенная чуйка, знакомая большинству наемников, ничего мистического в ней нет.

3

На финал кубка двух континентов выдвигаюсь заранее. Можно бы доехать на метро, но лучше пешком. "Целый час ходьбы!" — наверняка ужаснется правоверный москвич. Пусть ужасается, а мне надо подумать. Размышляется же лучше всего во время ходьбы.

Гладко было на бумаге. Как-то я не учел, что для пеших прогулок приспособлена разве что старая Москва, как говорится, в границах семи холмов. А Новая Москва — исключительно для автомобилей. В Новой Москве не только нет тротуаров вдоль автомагистралей, но и тропки не везде натоптаны. В результате прусь кое-где по проезжей части, глотаю выхлопы и пыль. Ну и думаю, я же подумать вышел.

Где-то на полпути у меня формируется четкое желание изловить некоего офицера Службы Лыкова А.И. Изловить и заставить его биться рожей об стену. Чтоб до бетона, подлюга, продолбился! И черт с ней, со звукопоглощающей отделкой, для торжества справедливости не жалко! Потому что чем дальше думаю, тем четче понимаю, что неведомый психопат с феноменальной способностью воздействовать на психику — искусственный конструкт. Либо специально и узконаправленно обученный, либо вообще — аппаратное воздействие. То и другое — монополия Службы. Ну и — какого черта?!

Мысль о причастности Службы у меня еще на инструктаже мелькнула, очень уж неестественным выглядело поведение психопата. Кто-то скажет, что психопатологии и естественность рядом не ночевали — и ошибется. Мутанты и психи — они все из рода человеческого выходцы. И в обретении способностей следуют вполне понятным, естественным для людей и нелюдей путем. Те же "муты" при осознании собственной силы на ком тренируются? Да на ближних своих, чего им куда-то бегать? Это же так естественно: придавить злоязыкую тещу, жену в три шеренги построить, детей заставить себя любить и уважать. А потом "мут" идет удовлетворять свои темные комплексы и начинает творить жуткие дела, потому что больше всего мужчин своим невниманием уязвляет кто? Женщины. Особенно — женщины красивые, молодые. А из глубин памяти еще и юношеские обиды давят, самые яркие. И получаются на выходе двенадцать задушенных девочек. И он честно считает — отомстил.

И вроде бы то, что происходит в последнее время в Москве, "мут" вполне способен сотворить. Снова девочки, снова красивые. Так, да не совсем. Если "мут", то какого черта его занесло на соревнования, а? Где "мут" и где спорт? Ну, допустим, бывает всякое. Может, его именно гимнастки когда-то обидели. Только он и на фигурном катании порезвился, и на порноконкурсе красоты. Но дело даже не в этом. Общая картина воздействия иная. У "мута" — подавление воли, подчинение. На соревновании это вряд ли останется незамеченным. Двойное сальто без концентрации воли, знаете ли, не прокрутить. Так что не "мут", точно. А кто? Что за нелюдь сбежал из лабораторий Службы?

Тут к месту вспомнились откровения офицера, что их организация и по сопровождению соревнований мирового уровня работала, и я окончательно разозлился. И схватился за инфо.

Алексей-Леня глянул с экрана инфо, аки невинная овечка.

— Кого вы опять упустили? — рявкнул ему в глаза для начала.

Офицер мгновенно подобрался и затребовал объяснений. Выслушал аргументы и призадумался. А я немножко пришел в себя. Заказчики, конечно, все гады и скрывают информацию до последнего, но в этот раз явно не тот случай. Единственное, что мне откажутся сообщить — чьей любовницей является пострадавшая гимнасточка. Так мне это и не требуется. Тоже мне секрет, полстраны обсуждает. Век вуайеризма как-то не коснулся руководителей государства, такие вот дела.

— А вопил, пользы от тебя не будет, — упрекнул Алексей. — Значит, либо аппаратное воздействие, либо суперсенс из наших, но не "кукловод"? Ну, аппаратное воздействие можешь исключить, там... под контролем, в общем, а вот идея с отставником из спортивного отдела интересная, проверю.

— У вас сохранились кадры из времен до Катастрофы?! — вырвалось у меня.

— Надо как-нибудь встретиться в узком кругу, и ты объяснишь нам, что имеешь в виду под Катастрофой, — пробормотал Алексей. — В чем проблема с самородками-самоучками — терминология у каждого уникальная, я вот так сразу что-то не могу сообразить, о чем ты...

Офицер отключился, а я озадаченно кручу головой и прибавляю шагу. У них — проблемы — с самородками. Вот это оговорка! То есть — я не один у них такой? А как это практически будет выглядеть? Нарвусь на соревнованиях на другого привлеченного специалиста, и как начнем мы сандалить друг друга на ужас публике — так, что ли?! Задать вопрос Алексею? Ага, а может, пусть он сразу мне всю агентуру сдаст, чего мелочиться? М-да, дела.

Алексей включился перед самым моим подходом к Дворцу спорта и коротко сообщил, что идею с отставником можно исключить, не подтвердилась. А быстро они работают, когда хвост накручен. Я все же рискнул задать свой вопрос. Офицер глянул зло и ответил чуть ли не дословно по моим догадкам:

— Может, тебе еще картотеку секретных сотрудников скопировать на инфо?!

Зато Мося у входа сиял широченной улыбкой. Ну, его можно понять, он за порноконкурс в ответе, а здесь просто так, для усиления, что б не повеселиться над чужими проблемами?

Я остановился сразу на входе. Замер, потом медленно провернулся. Странно...

— Что? — выдохнул рядом Мося.

— Оглядываюсь, — цежу в ответ.

— Странно ты оглядываешься, — нервно замечает Мося. — Голову опустил и поворачиваешься. Кто ж так оглядывается?

Пожимаю плечами. Чистокровному "собаке" не объяснить, что глазами в такой толпе много не увидишь. "Собаке" прямую видимость жертвы подавай или хотя бы четкий шлейф запаха с наветренной стороны.

Снова замираю.

— Да что?! — не выдерживает Мося.

— Взгляд, — бормочу в ответ правду. — Просто взгляд. Не снайпер.

Здоровяк ежится и тихо жалуется:

— Связался с чертовщиной на свою голову! Аж мурашки по коже!

Рассеянно отмахиваюсь. Это он не чертовщину, а меня чует. Я, когда работаю, не всегда контролирую свою способность пугать "собак".

Идем на трибуны. Оглядываюсь и понимаю, что ребята крепкого телосложения со специфическими навыками сегодня сделали кубку двух континентов аншлаг. Сколько же их сюда нагнали?

— Вы бы лучше переоделись в парадку да заняли первые ряды! — советую Мосе раздраженно. — Чего стесняться? И для безопасности самое то!

Ну и какого черта меня сюда затащили? Такого количества сотрудников даже "мут" забоится!

— Кто бы говорил! — непонятно огрызается Мося. Потом пристраивает гарнитуру и четко сообщает:

— Ребята, он здесь. Док его чует.

Я недоуменно моргаю. Это кого я чую?!

— У ребят ты в авторитете, — поясняет Мося без тени улыбки. — В непререкаемом! У меня тем более. И если ты встревожен, я так и говорю. Да ты бы со стороны на себя посмотрел! Здесь этот выродок, без вариантов!

Открываю рот для возражений — и закрываю. Не чую я никого, это точно. Я нет, а Мося — да. Чует, собака, и в моем облике ищет подтверждение своим смутным ощущениям.

Стоим в проходе между трибунами. Гул, выкрики, разноцветные пятна групп поддержки. Как в толпе воздействовать на кого-то, не понимаю. Кстати, а действительно — как?

Задача меня неожиданно увлекает, даже соревновательный азарт появляется. Если кто-то сумел, неужели мне не по силам? Сумел бы я? В принципе задача несложная, сказать пару слов под локоть любой гипнотизер способен. Ну, не любой. Но я точно способен. Это теоретически. А практически для этого надо стоять к спортсменам очень близко. Кто там? Судьи, помощники тренеров, выводящие, дежурный врач, кажется. Эти могут, врач так очень подозрителен, но они на соревнованиях разные. Что общего между порноконкурсом красоты и турниром по фигурному катанию? В плане состава — ничего.

Это — мелкая пакость организаторам, вдруг понимаю отчетливо. Иначе не складывается. Спортсменки не при делах, и статусная гимнасточка тем более, политическую составляющую можно отбросить. Ну и кто у нас организаторы?

Кручу медленно головой, трибуны ползут на периферии зрения разноцветным полем. Как интересно...

— Что? — тут же возбуждается Мося.

Вот же чуткий "собака". Так я еще одним "медиатором" обзаведусь. То всю жизнь никого, а тут сразу двое. Воистину Москва — царствие мутантов.

— Ему не всякая трибуна подходит, надо же! — бормочу озадаченно. — Звук отбрасываем, не сработает в таком шуме звук. Он руками машет, однозначно. А на подсознание у нас лучше периферия зрения работает. Сбоку должен прыгать выродок, и не просто сбоку, а в определенном секторе, и в секторе достаточно узком... Интересно, а он об этом знает?

Мося разражается серией приказов. Где-то сейчас бегут его оперативники, концентрируются, перекрывают выходы... но это все без толку. Не опасны мутанту их потуги, они же его не видят. И не увидят. Снова медленно разворачиваюсь, плывет и колышется смазанное разноцветное поле...

— Док, прекращай! — злобно шипит над головой Мося. — Тебя сейчас застрелят с перепугу!

Не обращаю на него внимания, смотрю вниз. На ковре широкоплечая девочка готовится к разбегу. Предельно сосредоточенная, нацеленная на победу, как самонаводящаяся торпеда. Ничего в мире для нее не существует, кроме выступления. И вот ее можно сбить с цели?! Да ну нафиг. Гранату взорви рядом — не обратит внимания!

Девочка делает шаг, начиная разбег. И спотыкается. Зал возбужденно гудит. А я на нее почти не смотрю. Медленно плывут на периферии зрения трибуны. Плохо, если Он где-то рядом. Я его тогда не увижу за людьми.

Гимнастка все же начинает выступление. Вот это воля. Я бы на ее месте бежал в слезах в раздевалку. Героиня. А ее тренер — сволочь. Неужели не понимает, что держать должен воспитанницу в железном захвате?! Кому, как не ему, чувствовать такие вещи? Нет, все для результата! Ненавижу спорт.

Разгон, переворот с прыжком, переворот с прогибом... и на руки она приходит уже без сознания. Складывается безвольной тряпочкой. Прямо на голову. Подскакивают тренеры, торопится врач... а, нет, не врач — целая бригада. Значит, ожидали чего-то подобного.

Два сухопарых оперативника возникают рядом. Гончаки. Аж дрожат от возбуждения. Дай сигнал — в два прыжка настигнут любого и порвут.

— Знаете, а ведь у него совсем нет опыта! — делюсь с ними важным наблюдением. — Неопытный и слабый. Но тем не менее эффективный, вот что удивительно!

— Где он?! — рычит еле слышно оперативник.

Снова медленно плывут трибуны. Как странно...

— Ушел, — бормочу озадаченно. — Зачем? Ему же ничего не угрожало... или угрожало? Где-то в пределах трех минут ходьбы. Не мог же он побежать, когда в каждом проходе по группе захвата, верно?

Оперативники тихо матерятся и исчезают. Вот они как раз бегут. Но это понятно — гончаки, кровь играет. А материться — нехорошо, не принято это в среде мутантов. Заразил подчиненных Лыков своими старорежимными манерами.

— Пойду я, — сообщаю Мосе. — Больше ничего интересного не будет.

Здоровяк смотрит на меня очень странно. Как будто хочет дать по башке, но боится. Потом машет рукой и отворачивается. Ну... понимаю, мои слова звучат издевательством, они-то все сейчас будут бегать, как ошпаренные, но ведь действительно ничего интересного больше не будет! В смысле, для меня.

Ухожу. И на выходе сталкиваюсь с Сергеем. Вот и организатор! Теперь уже я борюсь с желанием дать кое-кому по башке.

— Ты ничего не забыл мне сообщить? — рычу ему ласково в лицо.

Сергей не успевает ответить. Подпрыгивает и заходится истошным вызовом инфо. Ого, Служба.

— Ты мне нужен! — резко бросает Лыков. — Кто там рядом? Дзюба? Тащи и его! Мосю и Даниила сам выцеплю. Давайте бегом.

И выключается. Ну и — куда бегом? Зачем — бегом?! Ненавижу силовые структуры!

Сергей снисходительно наблюдает, как я злюсь, потом вызывает Алексея и за пару предложений спокойно все выясняет. Оказывается — ко мне бегом. Ну здорово, мой кабинет им уже за явочную квартиру? А как аренду платить, так я?!

Через час мы сидим все там же, раскрасневшиеся и надутые.

— А ничего так поорали, душевненько, — подводит итог Алексей. — Не передрались, уже хорошо.

— Умеет Док возбудить нервы! — ухмыляется Мося. — Специалист, видно по всему!

Не оправдываюсь. Ну да, наорал. Сначала на Сергея за зажим информации, потом на Алексея, чтоб не командовал. Вот там, кстати, действительно был момент, когда показалось — всё, сейчас офицер Службы встанет и продемонстрирует, как их учат бить в секретных спецшколах. Причем в основном на мне. Ну не привык представитель власти к грубости и неуважению. И я не привык. Вот и полетели искры.

А в целом я себя как не понимал, так и не понимаю. Вот что нашло, что с ядовитой пеной у рта накинулся на, в общем-то, хороших знакомых?

— А теперь в рабочем режиме! — хлопает ладонью Алексей. — Сергей, твой ответ.

— Я как один из организаторов спортивно-зрелищных мероприятий твердо заявляю: никакие угрозы к нам не поступали, претензии со стороны различных структур не предъявлялись, — говорит Сергей, не глядя на меня. — Поводов для мести другим игрокам в нашем сегменте рынка не давали.

Вот так, коротко, официально, без недомолвок. И ведь, гад, ни разу не мутант, а врет не хуже высокопоставленной "баксы". Гляжу на него тем особым взглядом, которым обожает донимать меня Рита: вроде без обвинений, просто смотрит, а до того неуютно! Мося, мгновенно учуяв, с интересом разворачивается к другу детства. Я молчу и смотрю, Сергей Дзюба ерзает и жмется. Н-да, нелегко ему сейчас, по себе знаю.

— И нечего так смотреть!

Отвожу взгляд. Можно подумать, ему от этого легче станет. Я, если работаю, то наверняка.

— Говори, здесь все свои, — абсолютно точно рассчитав момент, подает голос офицер.

— Только "Бета" уже не моя фирма, — сдается Сергей. — Беляк, ну, Олег Белых, перекупил. Мне отдал на кормление за процент.

— Очень интересно, — медленно говорит Лыков. — А почему только сейчас узнаем?

— Да вам какая разница? И Служба, и департамент свой процент от меня как получали, так и будете получать.

Устанавливается задумчивая тишина, только Сергею от этого не легче. Я-то никуда не делся.

— И Олег в разговоре признал, что у него сейчас проблемы. А на расспросы отмахнулся, мол, семейное дело, ничего серьезного. Всё. Теперь действительно — всё. Нет, вот еще что — а Док на меня сейчас воздействовал! Врет он, что способности потерял. Как же, потерял... как посмотрит, так внутри нехорошо!

— Вообще-то раньше это называлось угрызениями совести, — бурчу я.

Тоже мне разоблачитель. Ничего он не докажет.

— Да?! — не сдается Сергей. — А чего ты в спорткомплексе вытворял, а?

— А специалиста изображал! — нагло отвечаю я. — Чтоб Службе было за что мне по договору платить! Как в сериале "Вечная стража"! Не видел, что ли?

Мося невольно гогочет. Он как раз сериал видел и юмор ситуации оценил. Я ведь действительно манеру оглядываться, не поднимая головы, у главного героя потырил.

— Бесполезно! — нервно замечает Сергею Даниил. — Не ухватишь ты его. Любую ситуацию так вывернет, что дураком окажешься. Скользкий, как...

Даниил замолкает, не сумев подобрать слов. А вот Алексей сумел бы. Он материться умеет.

— Вы ничего не понимаете в моей работе, — безнадежно вздыхаю я. — Да, при наличии определенных способностей можно подойти к полицейскому, и он без вопросов отдаст, например, оружие. Но можно выбрать такой момент и такие слова, что отдаст оружие полисмен и без воздействия, никуда не денется, и способности тут вовсе не нужны, только знания и опыт.

— Так, специалист, смотри! — решительно говорит Алексей. — Вот те, кого оперативники успели заснять в пределах трехминутной ходьбы от трибун. Они утверждают, что засняли всех. Что скажешь, опытный ты наш?

И офицер ловко раскладывает по столу фотографии рядками. Я смотрю с огромным уважением. Вот это работает Служба!

— Какая прелесть! — вырывается у меня. — На бумажных носителях с времен Катастрофы не видел!

Мося почему-то снова гогочет. Веселится, собака, как будто не ему послезавтра обеспечивать безопасность порноконкурса красоты.

— Кто из них? — серьезно спрашивает Алексей.

Я без раздумий тыкаю пальцем.

— Х-ха! — вырывается у офицера.

Смотрю вопросительно — что не так? Он спросил — я показал.

— И что ты можешь с позиций огромного личного опыта сказать об этом человеке? — почему-то любопытствует Алексей.

Состояние офицера меня все больше смущает. На его месте я бы спросил, почему именно такой выбор. Но вопрос интересный. Вглядываюсь в изображение. А хороший снимок сделал оперативник, в движении.

— Мужчина тридцати лет, — бормочу я. — Легковозбудимый. Увлекающийся. Быстро поддается внушению. "Виртуал" в начальной стадии, на границе нормы. Слабый энурез. Прошел в двадцать лет. Военнослужащий. Стрелок. Неблагополучная семья. Урожденный москвич. Хорошо координирован для танцев. Проблемы по службе — слишком старателен. Ну... предпочтения в еде — дешевая пища с острыми приправами. Да, и повышенный болевой порог, за пределами нормы. Ну... всё.

Мужчины улыбаются недоверчиво. Алексей хватает инфо и вбивает пару запросов. Читает, потом дарит мне очень странный взгляд. Улыбочки у мужчин сползают.

— Ты безошибочно выбрал нашего сотрудника, — сообщает Алексей ровным голосом. — Единственного, кто случайно попал на контроль. Основная часть данных совпала, если подтвердится остальное, мы его уволим. Нам сотрудники с проблемами в семье не нужны. Знаешь, у меня только один вопрос... как?

— А глаза у него шалые, — пожимаю плечами я.

Мужчины с чего-то ржут, Алексей кисло улыбается, Даниил напоминает что-то насчет "а я вам говорил!"

Далее мы разговариваем вполне спокойно. Решаем вопросы взаимодействия на конкурсе красоты. Спецов Службы там не будет, не их уровня мероприятие, зато ребят от департамента общественной безопасности напихают без меры — ну, это как обычно. Потом Мося выходит со мной на минутку, что называется, подышать свежим воздухом. Ну, это понятно, послезавтра ему обеспечивать безопасность конкурса, а порнодивы воют, и меценаты от департамента безопасности угрожают.

— Док, чего нам ожидать?

Мне вообще-то еще Алексею отчет писать на эту тему, но коротко могу и сейчас.

— Скорее всего, ничего, — отвечаю честно. — Его сегодня чем-то напугали, вряд ли придет. Но на всякий случай... он действует неизбирательно, Миша. Кто-то зацепит его махания краем глаза, а остальные нет. Без опыта придурок. Но учится быстро, способная сволочь... Будет торчать на боковых трибунах и прыгать. Это если придет.

— Прыгать?

— Он неопытный, — неохотно разъясняю я секреты профессии. — Ему, чтоб воздействовать, нужна опора на что-то материальное. Как это может выглядеть? Ну... нелепые прыжки, кривляния. Пассы. От его фантазии зависит.

Мося думает.

— Мои ребята его не вычислят, — озабоченно заключает он. — Там ползала будет прыгать, и все с фантазией. Снова только на тебя надежда, Док. Ты уж постарайся.

Я пожимаю плечами. Ненужная просьба — если я работаю, то работаю хорошо.

— Рита тоже там будет? — вдруг спрашивает Мося.

У меня почему-то сдавливает сердце.

— Ну, она в спорткомплексе с тобой была, — поясняет Мося, озадаченный моими гримасами. — Я сам видел. И тебе сразу сказал, кстати. Или не помнишь?

Я же мучительно морщусь. Вот оно что. Вот почему меня так воротит от этой работы. Не в предчувствии дело, а в особенностях работы моей головы. Быстро она работает, очень быстро, только не всегда явно. Складывает, сортирует с огромной скоростью фактики и наблюдения, и на поверхности еще ничего нет, а твердая убежденность внутри есть — подальше бы от такой работы! Не послушался, дурак... Рита, бестолковая ты моя цапля, куда тебя занесло? Как я теперь тебя выручать буду?! Застрелят же! Люди ненавидят таких, как мы, я предупреждал!

Впрочем, кого я обманываю? Себя? Да ну. Сразу же было понятно, что мало кто в Москве в принципе способен провернуть подобную пакость. Разве что я. Но я не могу представить ситуацию, в которой мне возжелалось бы поломать непричастных девчонок. Я вообще ненавижу ломать свободную волю. Зато есть Рита, моя талантливая ученица. У которой очень непростые отношения в семье. И она могла просто не просчитать последствий. Так что не было никаких маньяков, незачем умножать сущности. Если "муты" — редкость, то такие, как мы — редкость еще большая. Ненаглядная моя дылда, что ты творишь? И главное — зачем?!

Провожу с силой ладонью по лицу и возвращаюсь в офис.

— Поступила новая информация, — сообщаю коротко. — В спорткомплексе было отмечено присутствие Риты Белых. Она, если кто не в курсе — моя ученица. И у нее очень напряженные отношения с родителями. Год назад едва не угробила мать, недавно с боем сбежала от отца. Вот вам, ребята, то самое "семейное дело". Сергей, ты сволочь. Мог бы сказать раньше, история закончилась бы сегодня в спорткомплексе.

Мужчины смотрят на меня... странно. Недоверчиво, что ли. Потом отводят взгляды.

— Это я — сволочь? — наконец тихо переспрашивает Сергей. — А сам ты... ее же застрелят. Рита, если не ошибаюсь, твоя подруга? Или жена?

Он ошибается. Рита, она...Разворачиваюсь и ухожу. Мося смущенно отодвигается от двери, освобождая проход. Он тоже старается на меня не смотреть. Как будто я... да и похрен! И офис пусть сами как открыли, так и закрывают!

4

Смотрю с недоумением на очередное чудо в дверях. Неужели они там не понимают, насколько заметны? Конечно, пациенты — они все личности, имеют индивидуальные черты, но тем не менее они в первую очередь пациенты. Люди — и нелюди — нуждающиеся в помощи. А этот пришел не за помощью. Он пришел меня ловить, и намерение свое выдает каждым движением. Контрольная закупка, так они назывались во времена до Катастрофы. Сейчас сядет передо мной, включит устройство маршрутного контроля и начнет втолковывать, какие он испытывает жуткие боли и как срочно нуждается в сильнодействующих лекарствах из перечня запрещенных для свободной продажи. И деньги начнет предлагать. Большие. Ага, щас, уже бегу. У него наверняка и оперативники в машине наготове сидят. Так называемые борцы с распространителями наркотиков, ф-факинг-макинг...

Невзрачный мужчина садится передо мной и заводит ожидаемую осточертевшую песню... э, нет, не осточертевшую. У контролера на этот раз получается на удивление живописно. Слушаю с удовольствием. Хороший образный язык в наше время редкость. Ну... качественную болванку разговора разработали в контролирующей инстанции, признаю. И все опорные слова, необходимые для обвинения, на месте. Ай да молодец.

Слушаю и смотрю. И чем больше смотрю, тем больше он мне не нравится. И манерой сидеть, словно оберегая левую сторону грудной клетки от случайных прикосновений, и пальцами своими нервными... а уж с глазами что творится!

Сижу и мучаюсь. Мне нельзя с ним разговаривать, вообще нельзя. Эти гады любое неосторожное слово в обвинение разворачивают. Мне его гнать надо. И вообще он пришел по мою душу. Провокатор, вот он кто.

Мужчина заканчивает песню и смотрит неуверенно. Ну да, общаться с непрозрачной шторой не всякому привычно. Ну и не ходил бы по офисам с гнилыми предложениями, коли непривычно! Нет, прутся один за другим!

— Выключи контроль.

Мужчина криво усмехается и щелкает пультом. Ага, у этого он на браслете. Вообще-то аппаратуру контроля он не должен выключать вплоть до выхода из офиса, но то по инструкции. А по жизни, если я прошу, выключают моментально. И это даже не гипноз.

Отодвигаю штору, смотрю. Нет, не нравятся мне его глаза.

— Зрение плывет? — спрашиваю на всякий случай.

Мужчина осторожно кивает. Еще бы ему не кивать. Плохо-то как...

— Вообще-то зрение у меня нормальное, — решается уточнить мужчина. — Только с глазами что-то непонятное. То одним глазом начинаю смотреть, то как будто двоится...

— Что с сердцем? — обрываю не слишком вежливо.

— С сердцем у меня хорошо, — твердо заявляет контролер. — С детства бегаю.

— Только к левой стороне груди лучше не прикасаться, да? — усмехаюсь я невесело. — И когда злишься, сердце словно в кулаке сдавливают, так, что вдохнуть больно?

— Да, но... я считал, это нервы, не сердце, — бормочет мужчина. — У меня с этим делом с юности как бы индивидуальная особенность. Даже если жена ночью руку на грудь кладет, не могу переносить.

Все с ним понятно. Открываю кейс и уныло смотрю. Ему же ничего нельзя, сплошные противопоказания. А как было бы здорово — на любую болезнь сразу на тебе лекарство.

— Что у меня? — подает голос мужчина. — Понимаете, я ведь не штатный контролер, подрабатываю. А по основной работе у нас ежегодные медосмотры, и там ничего не находят. Все в норме, а я иногда сознание теряю. Не каждый год, но...

Что у него? А хороший вопрос. И что, вот прямо так сказать, мол, катишься ты, дорогой, прямиком на тот свет, или куда там он конкретно собирается? Что у него... да скатывание в "сумеречную зону", вот что. Только нетипичное. Типичное — когда у человека кончаются силы жить, и он угасает буквально за недели. А у этого — вот так вот, импульсами, приступами. Неприятие жизни. Новая, страшненькая напасть нашей эпохи. Как лечить — неизвестно. Ей и названия, скорее всего, еще нет. Ну и?..

— Ты понимаешь, что можешь умереть в любой момент?

Я не ожидаю ответа. Да и спрашиваю так... больше от злости не то на несправедливо устроенную жизнь, не то на себя. Кто бы из моих клиентов чего понимал. Человек — такое странное существо, до последнего надеется, что будет жить вечно.

— Понимаю, — неожиданно говорит мужчина. — Принять не могу, жить хочется, но понимаю.

О как. А он не так прост, этот контролер-провокатор.

— И все же — что у меня, доктор? Или наука ответа не имеет?

Смотрю задумчиво. Наука — официальная наука — ответа действительно не имеет, но я-то шарлатан.

— Нервы у тебя, дорогой, что же еще, — вздыхаю, так и не решив, что делать. — Нервы. Но умрешь ты от сердечной недостаточности, такие вот дела. Она у тебя слабенькая, почти норма, то есть как бы неопасная, но — нервы, сам понимаешь...

Он понимает. Потому и сидит, не решается уходить. А я мучаюсь сомнениями. Ну не знаю я, что делать со скатыванием в "сумеречную зону", честно не знаю. Однако кое-какие данные прямо намекают, что лечить надо не конкретно что-то, а... как бы это по-шарлатански ни звучало, в целом менять отношение к жизни. Отказываться от злобы, от категоричных оценок. И тогда, возможно — только возможно! — слабенькая сердечная недостаточность останется до глубокой старости не более чем практически нормой. А точнее не узнаешь, статистики у меня нет. Да и есть ли она вообще на свете, подобная статистика? "Сумеречные зоны" — они такие, там и не от сердца можно загнуться, а от простого воспаления почек. Или еще от чего. Умереть вообще дело нехитрое.

— Легенду красиво излагал, — замечаю я, стремясь оттянуть неизбежное. — Научились в вашей конторе работать.

Мужчина бледно усмехается:

— Это не контора, это я сам. Мое творчество.

Я настораживаюсь мгновенно.

— Творческий человек? "Цифра", анимэ-поэзия?

Мой голос звучит ровно, и контролер не догадывается, что прямо сейчас я решаю его судьбу.

— Пишу, — хмыкает он. — Просто пишу. Так, для себя. Направление "юс-макси", если слышали. Понимаю, что чистое писательство сейчас не в моде, но...

Но свои почитатели у него есть. Иначе бы не писал. "Юс-макси". Истории от лица юного человека. Полные категоричных оценок, ярких красок, музыки, чувственных крайностей, любви всех толков... И это пишет явно немолодой человек. А ведь у него талант. Не очень-то востребованный нашим веком, сейчас чистая литература не пользуется широким спросом, но... вот именно, но.

Он все же что-то чувствует и смотрит вопросительно.

— Я веду работы в этом направлении, — признаюсь честно. — Есть догадка, что определенное воздействие... купирует, да.

Он думает, потом хмыкает:

— Дорого, да?

Смотрю с раздражением. При чем тут деньги?! Он что, не понимает, что любое воздействие на психику меняет эту психику необратимо? Да он другим человеком отсюда выйдет, если что! И вовсе не факт, что по-прежнему писателем! Так ему и говорю. Может, излишне резко, но он сам напросился.

— Возможно, исчезнет резкость суждений, — бросаю напоследок и захлопываю кейс. — И вообще резкость. Краски, звуки... В общем, думай. Припрет — приходи.

— Спасибо, — серьезно говорит мужчина и поднимается. — Я подумаю.

— И мой совет, — говорю ему в спину. — Бросай эту работу.

— Тогда я тоже дам совет, — улыбается мужчина. — Будьте поаккуратней. Я ухожу, но придут другие. В нашей конторе эффективность Дока кое у кого вызывает раздражение. Кое-кто считает, что тут используют запрещенные вещества. Вас будут проверять.

— Во как! — удивляюсь я. — В департаменте здравоохранения знают обо мне?!

— Москва — маленький город, — меланхолично бормочет мужчина. — То есть людей-то много, но профессионалов мало, и они на слуху. Все знают: если нужна хорошая мелодия, иди к Сереге-рингтонщику, а если проблемы с ребенком, надо вести его к Доку. Я, например, о вас знал еще до того, как получил маршрут. Всего хорошего.

Смотрю вслед, и до меня доходит — а ведь я его тоже знаю. В творческой ветке инфо он известен как "Девочка". Один из тех редчайших, кто способен писать от любого пола. И я его чуть не убил, как некогда Серегу-гиперС. Действительно, Москва — маленький город.

Оп-па. Что за день такой, явление за явлением? Смотрю озадаченно на широкую мордаху в дверях, улыбка до ушей. Катерина-Клеопатра собственной многокилограммовой персоной. Ну и — как понимать?

Катюшкина рожица исчезает, зато появляется нога. Развлекается, мелочь упитанная. Так, коленку уже где-то ободрала.

— А ну появись целиком! — командую строго.

Девочка вплывает в офис, как королева. И кто ее одевал, интересно? Мама или сама? А, без разницы, обе бестолковые. На улице ветер и бодренькое такое ощущение дождя, а она в летнем платьице! Ну и что, что курточка? Ноги-то голые, причем до самых до подмышек.

— Тебя ко мне отпустили? — интересуюсь грозно.

Катюшка величественно кивает. Ой, врет.

— И что сказали?

— Мама сказала, я ей мозг вынесла. А дядя Даниил сказал, что печенку проела.

— Так отпустили или нет?!

— Сказали, чтоб убиралась с глаз долой и что глаза бы их меня не видели! — сообщает девочка с гордостью.

После размышлений решаю, что это можно считать "с согласия родителей и лиц, их заменяющих". С натяжкой.

Закрываю офис, и мы идем домой обедать. Катюшка обеими руками за. Хорошая девочка, кого-то надо уговаривать поесть, а она готова уплетать за обе щеки в любое время.

На улице нас встречает сырой ветер в лицо, "с-500" поперек дорожки и "рогатый" около машины. Да не один, с компанией. Они тут что, круглосуточное дежурство после Вышнего Волочка устроили? Вот злопамятные сволочи.

— А ну стой! — приказывает "рогатый". — Я тебя помню!

Сейчас полезет бодаться. И ведь не смущает придурка, что иду с маленькой девочкой. Чем нравится Москва — здесь можно жить как угодно, никому до тебя нет дела. Но верно и обратное: если с тобой что-то случилось, опять же никому нет дела. Давно в прошлом остались времена, когда за наскоки на мужчину с ребенком свои же товарищи могли по репе настучать...

Злоба накатывает мгновенной волной, даже не успеваю сообразить, как "рогатый" оказывается на асфальте. Да, просто споткнулся, бывает. И плечом об асфальт, рожей по ограждению тротуара. Честно, ничего такого заранее не готовил. Просто в последние дни много думал, как технически организованы травмы на соревнованиях, сумел бы сам так или нет, вот и вылезло. И сейчас, если за мной наблюдает Служба, она такой материал на меня получила! Всех собак вешай, и еще место останется!

"Рогатый" вскакивает. Он в слепом бешенстве, как и положено его виду, и теперь его ничто не остановит, кроме пули в лоб. Ну, верхнюю его часть, имеется в виду. Я, если работаю, то работаю хорошо, и ноги его по-прежнему не слушаются. Ой, как хорошо приложился. Его группа поддержки начинает движение. "Собаки". Ну, на них-то управа найдется, когда я зол, они это прекрасно чувствуют. Дарю "собакам" угрюмый взгляд, и ребятки притормаживают. Переглядываются, подхватывают "рогатого" и тащат с уговорами в машину. Получаю на прощание пару задумчивых взглядов, и "с-500" укатывает от меня подальше, к Вышнему Волочку поближе. За кого они меня приняли, черт их знает, но вообще-то у стайных фантазия не блещет, так что за какого-нибудь полковника полиции скорее всего.

— Дядя больной? — нарушает молчание Катюшка.

— Дядя слишком здоровый, — бурчу я, беру ее за руку, и мы топаем поближе к дому и обеду.

— Слишком здоровый — тоже болезнь, — философски заключает девочка, даже не подозревая, насколько права. Ненавижу спортсменов, особенно рукопашников.

Идем спокойно, но, если честно, внутренне я немножко дергаюсь. Прокололся я с братками, и сильно. Я, если уж потерял способности, не с девочкой сейчас должен прогуливаться, а валяться у офиса со сломанной челюстью. И, если б не Катюшка, немножко повалялся бы, я не гордый. А так есть вполне серьезный вариант, что за углом нарвусь сейчас на привет от Службы. Или позже, в удобном для нее месте.

За углом дома никакая группа захвата меня не поджидает, и я немного успокаиваюсь. Ну не может Служба следить за всеми и всегда, по ресурсам не может. Тем более за своими же специалистами на договоре.

Удары холодного ветра достают меня даже сквозь повседневку. Н-да, лето — оно в Москве бывает всякое. Сколько сейчас? Градусов пятнадцать в лучшем случае. И ветерок до костей. Ученые говорят — похолодания вызваны всеобщим потеплением. Скорее всего правда, но звучит все равно дико, примерно как "бесконечная вселенная". Ну, ничего, ученые уже доказали, что бога не существует, скоро и до бесконечности доберутся.

Проходим мимо детской площадки, их в новостройках немало натыкано. Какие-то уродливые дутые формы, кричащие краски, б-р-р. Несмотря на непогоду, детишки там есть, в равной пропорции с родителями. А куда им еще деваться? Или дома за инфо, или вот сюда. Можно бы еще на секции-кружки, но спорт ныне — удел профессионалов. Спорт вообще сильно потерял в массовости, когда выяснилось его разрушительное воздействие на организм. А занятия музыкой, танцами и театром — не из дешевых, мягко говоря. И — тоже с сильным дрейфом в профессионализм. Так что — или за инфо, или сюда. Потому что купание на речке, рыбалка, ягоды-грибы, уход за скотиной, работа на огороде и прочие детские радости остались где-то во временах Киевской Руси.

Смотрю на ноги Катюшки. И ведь идет себе спокойненько, как ей не холодно? Н-да, пусть бывшая, но "зомби", постоянно забываю. Пробегающая мимо девочка тоже смотрит на ее ноги, но уже с презрением. И что не нравится? Хорошие такие ноги, кругленькие. Не спички. Катюшка тоже замечает внимание, провожает мелкую поганку задумчивым взглядом.

— Док, я красивая?

Катюшка спрашивает, а сама все смотрит на конкурентку. Ну да, стройненькая, тоненькая, как былиночка, костюмчик, манжетики, воротнички и бантики — все на месте. Были бы глаза большие — вообще получился бы идеал детской красоты, хоть на "кукольный" конкурс отправляй. Но глаза у мелочи не в тему — маленькие и злые.

Я мнусь и медлю с ответом. Хорошо с Катюшкой — понимает меня с полуслова. Хорошо, только не соврешь, сразу почувствует.

— А стану красивой?

Ну вот, она уже понимает меня без слов.

— Катерина-Клеопатра, а зачем тебе быть красивой? — вопрошаю строго.

Она сначала возмущенно подпрыгивает, но потом неожиданно задумывается.

— Красивые девочки нравятся всем! — говорит она в результате назидательно, сдается мне, словами из какой-то рекламы детской одежды. — Перед красивыми открыты все пути...

— Вранье! — пресекаю я. — Ну-ка посмотри внимательно.

Мы стоим перед детской площадкой и смотрим.

— Хороша? — киваю я на ближайшую красотульку.

Катюшка уверенно кивает.

— А здоровая?

Молчание затягивается. И не потому, что Катюшке нечего ответить — она, как и я, великая редкость под названием интуитивный диагност, не зря стала моим медиатором и кое-что по здоровью уже сейчас видит получше докторов. Молчит, потому что пытается понять, к чему я клоню, хитрое создание.

— Ну, психопатка.

Хм. Я бы так не сказал, но преувеличение — не ошибка.

— А эта?

Указываю глазами на еще одну куколку.

— Ну, дистрофичка. На нервной почве.

Хм. Девочке неплохо бы убавить категоричности, но в целом...

— А вон та?

— Дура и истеричка... Док, они что — все больные?

— А говорила — все пути, — усмехаюсь я. — Худоба и нервная чувственность не на пустом месте возникают, должна бы уже понимать. Один у них путь, как подрастут — в больницу. Или к нам на прием. В противном случае они устроят своим близким ад. Ты добрая и здоровая девочка, Катя, это гораздо важнее, чем стройность. Ты принесешь в семью мир и спокойствие, это ценится намного дороже, чем модельная внешность. Вот вырастешь и сама убедишься.

— Ага, я вырасту и растолстею, и ты меня жирную любить не будешь! — возражает она. — Конечно, Рита стройная, на нее даже дядя Даниил заглядывается...

Она понимает, что ляпнула лишнего, и замолкает. Мы идем домой, я смотрю вдаль. Где-то там прячется от Службы моя бестолковая, моя любимая цапля. Удастся ли ей? Москва вся утыкана камерами.

— Дядя Даниил сказал, ты Риту предал, — нарушает молчание Катюшка. — И сказал, тебе нельзя доверять детей. А мама ему сказала, что пусть тогда он сам мне кемиоэкзему лечит. А я ему сказала, что он...

Что именно она сказала, девочка не решилась мне сообщить. Я же молча борюсь с желанием схватить инфо, вызвать Даниила и тоже сказать ему парочку проникновенных слов. Таких, чтоб он от них загнулся на месте. Вот же сволочи эти "политики", даже в семье не могут без интриг! Детей не брезгует использовать! Это он перед кем бонусы зарабатывает, перед Асей или перед самим собой?! Хорошо, Катюшка верит в меня безоговорочно.

Я все же усмиряю первый порыв. И не потому, что такой добренький. Просто Даниил сейчас не ответит на вызов. Знает кошка, чье мясо съела, как говорится.

Мы приходим домой и славненько обедаем, потом отдыхаем, а потом я учу Катюшку танцам — чтоб она не становилась жирной, когда вырастет. Такой аргумент девочка принимает и работает старательно. А потом, когда ей уже пора возвращаться, беру ее инфо и вызываю Даниила. И он, идиот, откликается. Видит меня и цепенеет. Все же знает кошка, чье мясо съела, еще как знает. И сейчас она им подавится, слово магнетизера!

— Хочешь, закодирую от болтливости? — спрашиваю я.

И очень нехорошо улыбаюсь.

5

— Вот опять небес синеет высь, вот и окна в сумраке зажглись...

Смотрю за окно, а в голове тихонько звенит-поет давно забытый голос великой певицы. А говорят — рукописи не горят. Еще как горят — в смысле, историческая память народа зияет огромными прорехами. Была великая империя — и кто про нее помнит ныне? Все забило инфо лентами новостей про скандалы вокруг медиа-старз. И звучат бессмертные мелодии сейчас разве что в моей памяти да в моих же наушниках. А наивный офицер Службы недоумевает — какая такая Катастрофа? Утрата исторической памяти — это что, не катастрофа разве? И ведь не объяснить, не доказать. Ему факты подавай, руины исчезнувшей цивилизации дай пощупать.

Смотрю на сумерки за окном, подсвеченные миллионами огней столицы, и мнусь. Для очистки совести нужно сделать один вызов. Но как не хочется! А надо. Моя бестолковая цапля заблудилась-потерялась в бесконечных пространствах Москвы, без ресурсов Службы мне ее не найти. Но и Служба, судя по всему, не преуспела. Однако где-то же она прячется, ночует. Есть маленький шанс, что у своей мамы. Почему нет? Все же родная, Рита на ее руках и ее заботами выросла. Могла она сделать подобную глупость? Маловероятно, но вариант надо отработать, чтоб отбросить со спокойной совестью. Только мне страшно не хочется активировать номер из дальней памяти инфо, где хранятся все когда-либо осуществленные контакты. Мама Риты — та самая дрянь, которая сначала довела дочку до состояния "зомби", а потом из ревности пыталась закатать меня в концлагерь. Нерешительно и потому неудачно, но это не добавляет мне ни капли дружелюбия. Видеть не желаю свою тещу, совсем как в анекдотах из времен до Катастрофы. Не желаю, а придется.

Вздыхаю, затем преисполняюсь решимости и беру инфо. Если я не найду Риту, ее найдет Служба. И тогда за ее жизнь я не дам пустой кредитки. Никто не захочет объясняться перед могущественным Олегом Белых, он же известный в прошлом криминальный авторитет Олег Беляк, просто убьют девочку потихоньку и потом проведут, как говорится, постфактум закрытое расследование.

Внутренне я все же надеялся, что она не ответит на вызов. Поздний вечер, личное время, большинство людей — и нелюдей тоже — в этот час уже блокируют инфо до утра. Потому что, если не блокировать — доведет до белой горячки постоянными чириканьями рекламы.

Но экран инфо осветился. Огромные глаза во всю диагональ уставились настороженно. Понятно, поднесла инфо к самому лицу. Что, не хочет демонстрировать лицо без макияжа? Ох зря, я в макияже разбираюсь не очень, зато крепкий специалист по части выражения глаз. Крупный план для меня — самое то для работы. Только на этот раз я работать не собираюсь, мне просто надо задать вопрос. Можно считать, ей повезло.

— Рита у вас ночует? — задаю вопрос в лоб.

Да, это невежливо — но какая вежливость может быть с женщиной, которая чуть не угробила собственную дочь — естественно, из лучших побуждений — а потом пыталась провернуть кое-что из того же разряда со мной? И пусть она мама моей возлюбленной — что это меняет? Да, я из тех старомодных типов, которые считают, что отношения между родственниками должны быть как минимум благожелательными. Ну и — где? Я с ее дочерью живу, это же так естественно — желать счастья дочери и ее спутнику! Ну а раз нет, то и о вежливости речи быть не может. Сто лет бы не видел такой родни.

— Почему ты так считаешь? — напрягается женщина.

— Потому что вы ее мама, и ваш дом — ее тоже, — сухо поясняю я. — Почему бы Рите в нем не жить?

— Ах вот как оно... — бормочет женщина в явном замешательстве.

Не знаю, о чем она. И не желаю знать. Мне нужно найти Риту, ничего больше.

— Ну, если ты представляешь интересы Риты — приезжай, проясним вопрос! — бросает женщина с явным вызовом.

Сумасшедшая. Что у нее творится в голове — даже разбираться не хочу. Поэтому я просто кидаю инфо в докторский кейс и выхожу из дома. Приглашение есть? Замечательно! Не помешает посмотреть на обстановку, в которой выросла моя любимая девочка, чтоб понять, как она дошла до жизни такой. И, возможно, в результате перехватить ее за шаг до катастрофы. Ее ждут на порноконкурсе красоты, ждут во всеоружии. Я это знаю, а она, может быть, и нет. И шагнет моя беззащитная цапля в ловушку... которую разнесет к чертовой матери, если хоть чуть напряжет способности. Остановить ее могу только я. Нет, не так: только я — и пуля. И потому я иду туда, куда, будь моя воля, ногой бы не ступил ближайшую сотню лет.

Конечно, следовало успокоиться. Прогуляться перед встречей, привести мысли в порядок, послушать, что подскажет подсознание. Но — время. Она меня до ночи ждать не станет. Поэтому — экотакси на электрическом ходу, короткий разговор на проходной во двор, четыре разблокированных замка по ходу наверх, и вот я перед нужной дверью, стою и пытаюсь сообразить, как совместить потертый вид дамочки, скромную одежду Риты на первом приеме и явную дороговизну жилкомплекса. Круглосуточный салон бытовых услуг ранга "только для своих", знаете ли, в каком попало доме не открывают. Как и элитный внутренний бар с курьером в постоянной готовности.

Оп-па... а она что, именно к ночи меня ожидала? Женщина стоит в темном проеме, слегка, но очень эффектно опираясь легкой рукой на резную арку над головой. Одетая... ну, во что-то одетая, и даже не совсем прозрачное, но ощущение, что нет на ней ничего. Не сразу соображаю, чем именно оно вызвано. Отсутствием нижнего белья, вот чем. При использовании тонких тканей это и видно, и действует, и еще как. Так у нее еще и подсветка пущена изнутри по подолу суперлегкого платья, так, что ноги просматриваются сквозь ткань до самых плеч. И никаким веком вуайеризма здесь не пахнет, а пахнет мощным атакующим соблазнением.

Озадаченно разглядываю полуночное видение. Не, сам по себе вариант приглашения имеет право быть. Я, как и большинство мужчин моего возраста, выгляжу на двадцать лет. Или на сорок, если уставший да небритый. Она, как и большинство женщин ее возраста, выглядит на тридцать пять, и никогда старше, так что краешками возрастов мы перекрываемся, тут все в норме. И ситуация стандартная. Часто, ох как часто молодые мамочки встревают между дочкой и ее другом, из ревности и пытаясь доказать прежде всего самой себе, что она еще ого-го. И обстановка шепчет: роскошная квартира — это вам не пыльные кустики по юности. И определенные чувства ко мне у женщины вполне могли зародиться — заинтриговал я ее в свое время, озадачил, ошеломил. Но...

И только потом до меня доходит, что я попал под удар могучей, в расцвете сил, осатаневшей от безнаказанности "чарми". И все резко встает на место. Какие к чертям собачьим чувства — вот интересно, а как они выглядят, эти самые черти, да еще и собачьи? — какие нахрен чувства?! Это же "чарми" в работе! "Чарми", конечно, тоже влюбляются — но исключительно где-то в возрасте 9-11 лет, чисто по неопытности. Тогда же, кстати, и получают от любви все, что положено женщине. Получают, удовлетворяются, пресыщаются и потом просто пользуются способностями — спокойно, расчетливо, исключительно для собственной пользы. Ну, эгоисты они конченые, эти мутанты, тут не исправить и не изменить.

Чтоб лучше понять, что именно ощущают попавшие под удар очарования, делаю шаг навстречу — и буквально, и в переносном смысле. Й-опт! Ух! Могучая волна желания подхватывает, прет, сминая все на своем пути. Невыносимо тянет схватить женщину за тяжелую гриву темных волос, заломить, опрокинуть и устроить разнузданную оргию с пьянкой, драками и дикими криками. В глазах женщины разгорается мрачный огонь, она меняет позу, и желание становится нестерпимым.

— Значит, Риты здесь нет, — спокойно озвучиваю я очевидный вывод. — А ночевала? Покажите, пожалуйста, ее комнату.

Прохожу мимо женщины, она каменно неподвижна — обычная реакция "чарми", когда не срабатывает умение. Она просто не знает, что делать. Ну, это ненадолго. "Чарми", когда в растерянности, начинают говорить и несут обычно всякую бессмыслицу... о, уже заговорила в спину. Не обращаю внимания, заглядываю поочередно во все комнаты, их три, и одновременно пытаюсь совместить в единый непротиворечивый образ ту невзрачную женщину с первого приема и вот эту роковую, ухоженную, роскошную красавицу — и ее ухоженную, роскошную квартиру. Как ни странно, совмещается, но результат потихоньку приводит меня в бешенство. Это она тогда что, комедию передо мной разыгрывала, чтоб сэкономить пару минималов? Обитательница вот этих апартаментов?! И ведь, главное, сумела обмануть! Меня, профессионала! Оправданием мне служит разве что то, что "чарми", как правило, не выделяются ни особой хитростью, ни артистизмом профессиональных жуликов типа "друзей", им собственных умений достаточно. Я тогда оказался попросту не готов. Мама Риты вообще — редкое исключение, и не только в плане артистизма и жадности...

Рита оказалась благоразумной девочкой, потому что следов ее пребывания у мамы я не обнаружил.

— Хорошая квартира, мне нравится, — заметил я, не вслушиваясь в сентенции женщины, и придержал при себе готовое вырваться недоумение, как в таких идеальных жизненных условиях она умудрилась изуродовать психику дочери.

Женщина почему-то замолчала. Выключила подсветку фигуры, накинула халат — и превратилась в ту маму Риты, которую я знал. Ай да актриса.

— Хорошая, значит? — неприязненно улыбнулась она. — А я еще называла ее своей дочерью. Вы пожалеете о своем решении. А сейчас: не захотел решить вопрос миром — убирайся.

Говорит она странно для "чарми". Даже для оскорбленной и отверженной "чарми". Нет, не хочу думать о ее заскоках! Врагу бы такую тещу! Прикидываю несколько мгновений, напустит ли она на меня охрану, и ухожу.

Внизу во дворе я наконец делаю то, с чего следовало бы начать визит — останавливаюсь и задумываюсь. А какого черта я сюда вообще поперся? Размышляю, потом криво улыбаюсь. Нет, себя мне еще ни разу не удалось обмануть. Я, несомненно, искал здесь следы Риты, но не только и даже не столько.

Ездил знакомиться с тещей. Как бы это дико ни звучало. Чтоб посмотреть на нее в естественной, так сказать, среде обитания. А она, природная "чарми", моментально учуяла мой интерес... ну и среагировала единственным имеющимся в ее распоряжении способом. Она тоже стремилась узнать меня поближе. Может, даже хотела наладить нормальные родственные отношения и исправить предыдущие недоразумения.

Я ошеломленно оценил ситуацию с новой точки зрения. М-да. Женщина, значит, меня ждет, вино там, помнится, выставила на столик с парой винтажных бокалов, настраивается на ночные посидушки с задушевными разговорами... а тут я. Заявился, оскорбил невниманием, нахамил от дверей, прошелся по комнатам в грязной обуви и свалил не прощаясь. Это я здорово выступил. Б-л-л! Какая гадость эти семейные дела, никакой опыт психотерапевта не помогает, слишком в них все на эмоциях, на личностях, пристрастно и не дружит с логикой. Вот что на меня нашло? Я же умею разговаривать с женщинами, с "чарми" в том числе! М-да, теща — она такая теща...

А с другой стороны — с чего мне проявлять благожелательность? Предыдущий опыт встреч с ней как бы не располагает к открытости, не так ли? Она, между прочим, недавно имела целью укатать меня в тюрьму! Хм. А я, если честно, должен был сегодня разобраться, почему. Ну вот и разобрался. Мо-ло-дец.

Мрачно улыбаюсь и двигаю на выход со двора. Что сделано, то свято. Захотел показать всякой "чарми" ее место — и показал. И нисколько не стыдно! Проживем с Ритой без тещи.

Я резко мрачнею. Рита, душа моя, что ты творишь? И главное — зачем?! Что там у тебя произошло с отцом, что вот так мелко пакостишь его бизнесу? При чем тут вообще порноконкурсы красоты? И уж тем более гимнастки? И зачем рискуешь своей жизнью?! Ты мне живой нужна!

Он напали сразу за проходной. Черный "Таурус" целенаправленно заскочил с проезжей части на пешеходную зону и попытался боднуть меня по ногам. Я машинально отпрыгнул — мне мои ноги, знаете ли, без переломанных костей больше нравятся! Тогда из машины энергично вылезли... вот как их назвать? Они формально даже и не бандиты. Откручу им головы — и обязательно выяснится, что сплошь добропорядочные бизнесмены, владельцы автомоек, саун и кафе. Впрочем, во времена до Катастрофы таких называли конкретными ребятами. Вот они самые и есть, точь-в-точь.

Затравленно озираюсь. Как раз головы им открутить нельзя — потому что в каждой тени мне чудится внимательный взгляд Службы. Наверняка ведь смотрят, проверяют, точно ли потерял способности. Им специалисты моей направленности больше воздуха нужны, вряд ли смирились с потерей!

Оп-па. Оказывается, не только головы не открутить, но и не убежать — в руке одного из ребяток четко просматривается шокер типа "Импульс". Если верить полицейским сериалам — достает на полтора десятка метров. И бесшумный, падла. Орешь от него, это да, потому что больно, но сам он тихий, неприметный, свидетелями редко запоминается. Впрочем, обойдутся и без "Импульса" — еще у одного из мальчиков в руке банальный травмат. Ага, только модифицированный, как у ребяток принято. В смысле, если попадет в руку — оторвет к чертовой матери. Не убежать...

Или все же убежать? Вглядываюсь в движения. "Рогатые", как здорово, это "рогатые"! Понты дороже денег — это про них! И если их разозлить до слепой ярости — кинутся рвать голыми руками, забудут про стволы!

Перебарываю страх — "рогатые" действительно могут порвать голыми руками! — делаю два энергичных шага для разбега. Запрыгиваю на капот "Тауруса" и бегу. Грохочет и проминается под ногами. Всё, теперь точно убьют! За "Тауруса" — без вариантов!

Спрыгиваю и несусь со всех ног. На бегу сдергиваю рубашку, торопливо наматываю на руку. За спиной рев и маты. Фу, как неприлично в наш век вуайеризма!

Все же я бегу не настолько быстро, потому что нагоняют. Разворачиваюсь, выплевываю в лицо ближайшему пару междометий. И с широченного замаха бью в лицо. "Рогатый" не уворачивается, потому что в данный момент падает. Ну, споткнулся, бывает. Надеюсь — сильно надеюсь! — что со стороны это незаметно.

Удар сотрясает меня от плеча и до пяток. Больно-то как! Физика, мать ее так-перетак! "Рогатому" сейчас кисло, но и отдача в руку прилетает с той же силой. Хорошо, рубашку успел намотать на кулак, а то бы все костяшки раздробил! Лучше бить по мягкому, например, в корпус, так раньше и делали. Но потом появились бронежилеты, да не простые, а пятого поколения, чипированные. Ткнешь вроде бы в солнечное сплетение — а там мгновенно затвердевшая поверхность. С шипами. Болевой шок от множественных переломов и потеря сознания — не самый лучший ход в самозащите, верно? Так что будем бить в рожу, невидимых бронированных масок пока что не изобрели.

Преследователи набегают. Ну-ну.

— Помогите! — коротко бросаю двоим и киваю на лежащего.

Ребятки неуверенно притормаживают. Они тоже "рогатые", но — более слабые, и следовательно — ведомые. Для таких позаботиться о попавшем в беду главном забойщике — нормально. Надеюсь, так и оценят ситуацию невидимые наблюдатели Службы.

А с последним нападающим надо работать! Отманиваю его за угол, провожу прежний финт со спотыканием и бью. Хорошо бью, от души. "Рогатый" останавливается, расставляет пошире ноги и опускает голову. Неприятно ему, видите ли, когда по челюсти. Бью еще, раз и другой. Стоит. Добавляю с ноги. Вот падла! У него даже глаза поволокой не затягивает! Ну да, а чему там сотрясаться, мозгов-то нет!

Пинаю со всей силы по коленке, отшибаю себе ногу и наконец решаю сменить тактику.

— Ошиблись вы крупно, ребятки! — дружески замечаю" рогатому". — Перепутали! Другого, наверно, должны были отработать?

— Попутали, — соглашается "рогатый", еле ворочая челюстью. И это не потому, что я ее сломал, он просто с внятной речью не дружит, да она ему и не нужна, кулаков хватает. Ну, мутант, узкоспециализированный вид, что с него взять.

— Ну, а кого заказали-то? — с любопытством интересуюсь я.

"Рогатый" видит во мне своего в доску, соратника, подельника и вообще родственную душу, и диалог идет. Беседуем, потом дружески похлопываем друг дружку по плечам, я угощаю его сигаретой и ухожу. За спиной слышится глухой "бумк". Оборачиваюсь — "рогатый" лежит под стенкой. Готов. Все же я его пробил. А упал он только сейчас. Ну, вот такая заторможенная у него реакция. Получил по роже, успел побеседовать со мной, покурить даже — и лишь потом отрубился. Во дает. Восхищенно качаю головой и топаю по направлению к дому.

Ночь, но и что с того? Москва в целом — вполне безопасный город, если не лезть в определенные рестораны. На меня напали, да, но тому есть уважительная причина.

Бреду и грустно размышляю, за что судьба одарила меня такой родней. Вот за что? Я же хороший!

Ларчик, как говорится, просто открывался. Да он даже не был закрыт. Теща это, моя эффектная новая родственница. Все дело в ее квартире. Ее шикарной квартире в элитном жилкомплексе, с системами "умного" дома, с суперсовременной планировкой-трансформером, когда перегородки можно двигать сообразно собственной прихоти движением пальчика. Оказывается, она — Риты собственность. За что-то отомстил бывший криминальный авторитет своей бывшей любовнице... хотя понятно, за что. Для "чарми" понятия верности не существует. Так что оставил босс свою любовницу без ничего, все оформил на дочь. И тут — ее совершеннолетие. И я со своими намеками, что Рита имеет право там жить, что квартира хорошая и мне ну очень нравится. Так глупо всё... Дама попыталась решить вопрос своим излюбленным способом, как у "чарми" принято. Откуда ей было знать, что я из тех редчайших, на которых закидоны мутантов не действуют? Откуда мне было знать, что она работает, и не абы где, а в фирме по... э... оптимизации жилой площади? Для компании, которую в недавнем прошлом без экивоков называли "черными риэлторами", сильная "чарми" — как раз ко двору. А манера решать жилищные проблемы группой хорошо накачанных ребяток для этой компании — норма и прекрасно отработанное действие. Ну и вот. Дама запаниковала, обратилась в фирму за помощью, финал известен. Кстати — промежуточный финал, да и хрен с ним. Я бы еще "рогатых" боялся.

Бреду, думаю. О ком? Естественно, о теще. Семейные дела — они такие, не отпускают. Думаю, что она, конечно, "чарми", но очень сильно от них отличается. Как отличаются свет и тьма.

Мне становится неуютно. Чем дальше думаю, тем сильнее проявляется мысль, что моя классификация мутантов нуждается в пересмотре. Что в свете последних событий напрашивается еще одна, и фундаментальная, градация. На темных и светлых, условно добрых и злых. Вот именно так, приехали.

Вообще-то в психологическом сообществе, к которому я по факту принадлежу, господствует идея о многосторонности человеческой личности. В смысле, нет изначально темных и светлых, добрых и злых. Многое зависит от обстоятельств, условий. А у меня — раз! — и вылезла черная "чарми". И фиг сотрешь. Потому что до нее был светлый "гоблин", и много кто еще был, только я на них не обратил внимания. А на собственную тещу попробуй не обрати, такая эффектная дама, что просто ух. М-да, дела семейные — это такие дела, что из сердца и захочешь, да не выкинешь. Вспоминаю милую Катю-конфидента из приемной Сергея Дзюбы. Тоже ведь "чарми", но по сравнению с тещей — небо и земля, свет и тьма.

Бреду, размышляю. Мрачнею. Потому что нынешняя ситуация с Ритой в свете открывшихся новых обстоятельств выглядит совсем, совсем по-другому. И мне это новое видение страшно не нравится. Потому что оно угрожает моей любимой цапле.

— Где ты бродишь, глупышка? — бросаю во тьму беззвучный призыв. — Почем не приходишь, не просишь помощи, не прячешься за моей спиной? Почему?

6

Утро красит... Останавливаюсь и озадаченно смотрю. Привычного "Тауруса" на дорожке возле офиса нет. Разбил машину, что ли, местный мажор? Хотя никакой он не мажор, скорее всего, а так... "перец". Влез в кредиты и купил "Тауруса", чтоб перед коллегами выпендриваться. Мажоры в других домах живут. По соседству с моей тещей, например.

М-да, теща. Произвела она на меня впечатление, чего уж там. Я с женою разведусь и женюсь на теще... так, кажется, пели во времена до Катастрофы? Предки явно знали толк в семейных делах. Простая, как пробка, темная "чарми", даже если сильно постарается, все равно не сможет устроить мне столько переживаний и проблем, сколько Рита. Так у моей цапли оно получается само собой, по ходу жизни. А если она целенаправленно озаботится усложнением моей жизни? Даже страшно представить.

Но проблема не в конкуренции двух женщин. Мне на заскоки сильной "чарми" плевать, как говорится, с обзорной площадки Московского минарета. Проблема в том, что она — "черная". Ну и что, скажет несведущий. Ну и всё, отвечу я! Да, я доктор, но мои профессиональные занятия заключаются вовсе не в лечении. Мутант — это навсегда, от этого не вылечить. Я просто помогаю им существовать в агрессивной человеческой среде без критического ущерба для себя и окружающих. И вот тут проблема встает во весь рост.

"Темным" я помогать не хочу.

И как теперь работать? Как просто было совсем недавно, когда у меня не всегда имелся минимал на счете, чтоб оплатить обед! Тогда я не задумывался о высоких матерях, тогда я кушать хотел! А сейчас, когда денежки идут непрерывным ручейком — фу, "темные"! Выпендриваюсь, ка-а-зёл...

Делаю с неохотой шаг к офису — и вспоминаю недавнее прошлое, когда гонялся за "мутом". Приводили ко мне тогда обаятельную природную "чарми", милую умненькую девочку. Вот она — светлая. И мама ее, удивительно разумная и тактичная для "чарми", мягкая и невероятно женственная — светлая. Позвони они сейчас — брошусь на помощь не раздумывая. А вот теща... будет висеть на балконе — по пальцам каблуком наверну, как прописано в старом анекдоте.

Открываю дверь офиса. Оп-па. Четыре неразлучных таракана. А я, получается, сверчок, как в старой-старой песне. Сидят в креслах для посетителей как ни в чем не бывало. Ну еще бы не сидеть — и у Даниила, и у Лыкова есть служебные ключи. Универсальные, ф-фак, подходят к любым электронным замкам. Ну и Мося с Сергеем за ними прицепом. Смотрю на Мосю. "Собака". Наше знакомство началось с того, что он врезал мне по почкам. Тем не менее — светлый, вижу ясно. Рядом Даниил Рождественский, "политик", бывший неприметный офицер службы охраны общественного порядка, а ныне — чиновник немалого ранга, то есть по умолчанию гад и сволочь. Но, как ни странно, тоже светлый! После ночи размышлений это видится отчетливо.

Даниил перехватывает мой взгляд, вспоминает вчерашний разговор, что-то хочет сказать — и опрометью бросается к санкабине. Там его шумно полощет. А не надо было наговаривать перед Катюшкой на меня. Я обещал, что закодирую? Ну и вот.

— Поджелудочная барахлит, что ли? — морщится Даниил при возвращении. — Надо провериться. Все утро выворачивает.

— Болеешь — сидел бы дома. И помалкивал.

Алексей заинтересованно смотрит на меня, потом на Даниила. Ох, чует что-то старый чекист, сильно чует, только словами выразить не может.

— И вообще — чего приперся? — сварливо продолжаю я. — Миша и Алексей — понятно, нам взаимодействие на конкурсе отрабатывать. А ты чего? Больше делать в департаменте нечего? "Термитов" хотя бы из бизнеса уберите! Защитнички населения, блин... сраные...

— Департамент — надзорное ведомство, мы обязаны контролировать работу охранных агентств, — кривится Даниил. — Так что я здесь по работе, офицером-наблюдателем! Могу, кстати, любое ваше действие отменить, если меня что-то не устроит!

— И ты, скажешь, по работе? — неуступчиво разворачиваюсь к Сергею.

— Типа того, — насмешливо откликается он и скрещивает на груди могучие руки. — Группа компаний "Бета" — левый кошелек Службы, если не в курсе. Мне, между прочим, оплачивать ваши труды. Вот пришел посмотреть, за что отдам немалые денежки.

— Ты чего сегодня кидаешься? — наконец вмешивается Лыков. — Волнуешься перед работой? Понимаю, но... успокойся, а? Ты же психотерапевт, должен владеть необходимыми техниками.

— Психопат он, а не психотерапевт! — бурчит Даниил. — Я теперь сто раз подумаю, разрешить Катюшке или нет...

Он внезапно зеленеет. Смотрю на него выжидательно с гадкой улыбочкой.

— Я вспомнил! — орет в бешенстве Даниил. — Ты меня закодировал, ты! Сволочь! Меня же все утро наизнанку!

Ну, наконец-то догадался. Я и не думал скрываться. Тайная месть, знаете ли, не греет. Она сладка, только когда видишь ужас в глазах врага. Вот, у Даниила сейчас в глазах море ужаса, чуть наружу не выплескивается.

— А ты не вмешивай маленьких детей во взрослые разборки! — советую серьезно. — Дай Катюшке хоть немного детства, ей и так досталось побольше, чем иным взрослым!

— Я...

Даниил все же не выдерживает, срывается в санкабину и долго там кашляет, мучительно и тяжело. Мужчины смотрят на меня неодобрительно.

Он возвращается бледный и как будто сдувшийся, куда только делся гонор большого чиновника.

— Ты меня совсем за гадину не держи, — бормочет он. — Никого я не вмешивал. Я с Асей о тебе разговаривал. Могу я с женой обсудить то, что меня волнует, нет? А Катерина услышала. И она мне столько наговорила, я еще разберусь, кто ее таким словам научил!

Его скрючивает моментально, даже дернуться не успел к санкабине. Вывернуло бы прямо нам под ноги, да давно нечем.

— Да раскодируй, ради бога! — стонет он. — Ну что я такого тебе сделал?

— А я и не кодировал! — сообщаю с удовольствием. — Это ты сам, всё сам!

Надо же, как прижало! Даже бога вспомнил, хотя точно известно, что его нет!

Все же кладу руки ему на голову. Обычный жест, пустышка, не несущая в себе силы, но много ли надо сверхвнушаемому существу, чтоб успокоиться?

На самом деле мне немного неловко. Что-то я действительно... кидаюсь. Не так уж и виноват Даниил, как выяснилось. Даже наоборот.

— Ты мне одно скажи, только честно! — заявляет Даниил, отдышавшись. — Катерина что, твоя дочь? Ася клянется, что нет, но как еще понять твое поведение? Ты же с ума сходишь из-за нее!

Я размышляю. Страшно не хочется, но, видимо, придется кое-что объяснять. А то ребята действительно меня не понимают. Был бы кто другой — плюнул бы и забыл, но мне с ними еще работать.

— Катюшка — мой медиатор, — через силу поясняю я. — Я через нее Асю из "сумеречной зоны" вытаскивал, Сергей и Мося помнят, как это было.

Упомянутые товарищи ерзают и прячут глаза, вспоминать им явно стыдно, погано себя тогда вели.

— В результате я пробил ей все личностные защиты, — еще более неохотно говорю я. — По-другому никак, Ася бы умерла. Ну и результат вы видите. Она теперь мне ближе, чем дочь. Мы друг друга чувствуем, как себя. Одно целое. И если ты, Даниил, ее хоть чем-то обидишь, я тебя убью. Не специально, просто не удержусь.

Даниил бледнеет. Был зеленый, а теперь белый — настоящий хамелеон. Он-то меня знает. И себя знает. Ему проехаться по душе девочки, как и большинству людей, ничего не стоит. Он даже не заметит этого. Подумаешь, ребенок, перетопчется. И вдруг выясняется — за это убьют.

— Медиатор, значит? — задумчиво говорит офицер Службы. — А в твоих рабочих записях о медиаторах ни слова...

Алексей напряженно соображает, ходит и кружит вокруг темы, как голодная акула. Так, ну и зачем я откровенничал? Ох дурак. Он уже наверняка понял, что у рабочих записей есть секретная часть. И скоро поймет, что размером она как бы не побольше основной...

— А ты ведь через нее можешь удаленно работать! — вдруг усмехается Алексей. — Ведь можешь?

У меня неприятно сосет внутри. Если Служба решит использовать девочку, мне конец. Потому что сначала конец наступит всем, до кого дотянусь.

— Я потерял способности, — напоминаю тихо. — Но даже если б мог — не стал бы. И никому в мире не позволю ломать психику Катюшки.

— Тихо-тихо-тихо! — торопливо говорит Даниил. — Я понял! Мы все поняли! Док, ну тебя к черту, не пугай!

— Это называется — потерял способности, — криво улыбается Алексей и убирает пистолет обратно в кобуру скрытного ношения.

Интересно, здесь остался кто-нибудь, кто верит моей сказочке? Может, Сергей? Э, нет, тоже за пистолет схватился. Ну и как это понимать? Я такой страшный? Они же люди, не "собаки"!

На присутствующего здесь "собаку" я на всякий случай не смотрю. Не стоит привлекать к Мише ненужное внимание. А то вдруг поймут, что он был готов бить коллег, и бить насмерть. Для него боевое братство действительно не пустой звук. Белый "собака", надо же. Преданный боевой бульдог.

— Ух ты, тошнота прошла! — вздрагивающим голосом говорит Даниил. — Вот это раскодировка!

Мужчины нервно смеются.

— Ты вообще как, способен себя в руках держать? — отсмеявшись, серьезно спрашивает Лыков. — Мы же понимаем, тема операции для тебя болезненная. Если что, обойдемся своими силами, не беспокойся.

Обойдутся они. Кем?! Волкодавами, которым нельзя стрелять в зале, полном зрителей? Любой "мут" их на клочки порвет! А там и не "мут" вовсе, а нечто более страшное.

— Вам не справиться с... объектом, — качаю я головой. — Даже не подходите. Раньше времени — не подходите. Выгоните на меня — вот задача-максимум. Я должен ждать снаружи, чтоб не спугнуть.

Мне заранее жалко ребят Лыкова. Единственное, что утешает — скорее всего, они останутся живы. Но по психике получат — на всю жизнь шрамы останутся.

Катюшка. Несвоевременная мысль молнией бьет в голове. Катюшка, крохотная Катерина-Клеопатра, даже будучи некупированной "зомби", искренне любила маму и поддерживала ее изо всех сил. Она вытащила маму из "сумеречной зоны". А Рита маму чуть не убила. Катюшка — белая "зомби". Рита — темная.

Мужчины посматривают с тревогой на мое дергающееся лицо, но не комментируют. Обсуждение операции проходит деловито и сжато. Мне удается настоять на своем: они выгоняют добычу на меня, остальное — моя работа.

У Даниила хватило такта не устраивать по своему обыкновению у меня посиделки с "Саянской белочкой". И у остальных не возникло желания оставаться у меня дольше необходимого. Резко поднялись и пошли, даже смешно получилось. Вот как я их запугал. Придерживаю аккуратно Мосю и тихонько говорю:

— Возьми фото объекта, размножь и обеспечь своих ребят.

— Да у меня давно есть! — не понимает Мося.

— Возьми.

Здоровяк берет фотографию, смотрит и озадаченно хмурится. Я молча отворачиваюсь к стене. Не хочу никого видеть, мне и так тошно. Цапля моя, черная цапля, что ты натворила...

Выхожу следом за Мосей. Здоровяк ушел недалеко, вижу в арке проезда его широкую спину. Вижу, но догонять не хочу. Я сейчас ничего не хочу, плохо мне.

И тут меня берут в жесткий захват. Берут, мгновенно разворачивают и толкают в машину. Ту, что вдруг объявилась на месте исчезнувшего "Тауруса". Но если "Таурус" по виду и агрессивности напоминает броневую машину поддержки пехоты, то это чудище — не менее чем тяжелый танк прорыва. И называется изделие якобы мирного автопрома соответственно — "Крафт". В переводе с общеевропейского — сила. Просто, доходчиво, емко. И впечатляюще.

Вообще-то ребята действуют вполне профессионально. Сняли меня с асфальта — пикнуть не успел. А салон машины звукозащищенный, кричи на здоровье и нездоровье — снаружи не слышно. Чего они не учли — слышно внутри. Ну, бойцов можно понять — такие, как я, все же редкость, вряд ли ранее сталкивались. Зажали меня на заднем сиденье, зафиксировали так, что даже голову не повернуть, и успокоились. Решили, что ничего я теперь не сделаю. А я даже не начинал. Куда торопиться? До начала порноконкурса красоты — целый день, мне спешить некуда.

Оглядываюсь как могу, осторожно двигая глазами. А интересная компоновка у якобы легковой машины. Такая... специфическая. Два ряда сидений развернуты друг к другу, и между ними довольно широкий проход. Ну, размеры машины вполне позволяют, вопрос, для чего это сделано. А вот для того самого — чтоб людей с асфальта сдергивать. Из чего следует — машина оперативная. М-да. "Крафт" — служебная техника? А какова ж тогда представительская у этого хозяина?! Вагон на колесах, не иначе. Отделанный бриллиантами.

Меня зажимают двое. Люди, что несколько напрягает. Для силовых акций вообще-то больше подходят "рогатые". Напротив — еще двое. Ну, с ними все понятно — "термиты", как же без них. Где криминал — там обязательно "термиты". Плотно зажали Москву порождения южной природы.

А на переднем сиденье, рядом с водителем — самый опасный. Мощный, резкий. И абсолютно мне незнакомый. Еще один нелюдь объявился в Москве. Магнитом их в столицу притягивает, что ли? Ну есть же сытая, благополучная Европа, что б не пожить там? Нет, надо именно сюда, на мою несчастную голову!

Нелюдь спокойно разворачивается. О как, вращающееся кресло! В транспортном средстве. Оно что, разве разрешено? Смотрю на властное, грубо высеченное лицо и понимаю — этому типу в России разрешено всё. Заочно, но я его знаю. Олег Белых, он же Вайнштейн, он же известный в прошлом бандит Беляк. И мой тесть.

Тихо недоумеваю. Люди — и нелюди — его уровня никогда не принимают участия в силовых акциях. Какими бы неуязвимыми они ни были — зачем давать спецслужбам реальный материал для обвинений? Жизнь — процесс иногда очень неожиданный. Сегодня ты еврейский миллиардер, а завтра, если так сложатся звезды — русский зэк. Так что Олег Вайнштейн по законам жанра здесь присутствовать не должен. За одним-единственным исключением. Если без его личного участия не обойтись.

Быстро соображаю — и невольно усмехаюсь. Рита. Вот единственная причина появления бандита. Как же она их всех приложила, вырываясь ко мне, что в моем захвате вынужден принять участие сам главный босс? Босс и, что важнее, мутант. Могучий, невероятно могучий. Настоящий зверь. Совсем как Валерий Борзов. Тот тоже полагался на свою ментальную силу.

С папой, выходит, Рита не смогла справиться, коли он здесь. Сбежала тайком? И теперь нелюдь уверен, что и меня завернет в бараний рог? Представляю форму бараньего рога и морщусь — это будет больно. Потом резко накатывает злоба — он посмел давить мою ненаглядную цаплю?!

Бойцы отодвинулись и оцепенели. Обычно я действую тонко, на косвенных, на легких касаниях, но не в этот раз. В этот раз я страшно зол и давлю напролом. Совсем как "мут".

Нелюдь смотрит с презрением. Он ничего не замечает. Страшно сильный — но такой же нечуткий.

— Ушлепок, — делает вывод он.

Ну да, внешне я невзрачен. Только "собаки" кое-что чувствуют во мне, но на то они и нюхачи. А этот... как говорится, носорогу все равно, кто попался на пути.

Я молчу, потому что изо всех сил борюсь с желанием прямо тут, на месте, остановить ему дыхание.

— Кто слил список моих любовниц? — тяжело спрашивает нелюдь. — Кто?

Ах вот в чем дело. Я-то думал — он о судьбе дочки беспокоится. А ему любовниц на порноконкурсе запугали. Рита, что же ты творишь... Приоткрылась еще одна страничка ее тайной жизни, яснее обозначились причины ее поступков, но легче мне от этого не стало.

— Рассказывай о природе своей мутации! — приказываю я сухо. — Где, когда, кто. Приступай!

Нелюдь сопротивляется. Стискивает зубы, чтоб не вырывались звуки, и я накидываюсь на него со всей своей возросшей от злобы силой...

Через несколько минут он не выдерживает и теряет сознание. Обивка его сиденья изодрана в клочья могучими пальцами — настолько не хотел говорить. А пришлось. Сказал не все — ушел, сволочь, в беспамятство. Но главное я узнал. Служба к появлению таких, как он, все же непричастна. То была личная, глубоко корыстная инициатива группы лиц, приближенных ко власти. Важное знание, запросто может стоить мне жизни. Ну, если кто посмеет нажаловаться.

— Обещаю, — говорю нелюдю на прощание, — остановку дыхания при попытке мне навредить. Сдохнешь, если что!

Он без сознания, но когда это мешало магнетизеру? Так что сдохнет, если что, никуда не денется.

— Разблокируй дверь! — приказываю бойцу.

Тот открывает дверцу дерганым движением. Выхожу, плюю под ноги, делаю пару шагов... и бойцы накидываются на меня сзади. Ревет, подгоняя, голос их босса. Не побоялся угроз, сволочь!

Голос Вайнштейна переходит на хрип. Ему сейчас очень, очень худо. Как бы действительно не сдох. Но и мне несладко. Катаюсь по асфальту, изо всех сил уворачиваюсь от пинков. Получается не очень успешно. Все же они профессионалы, а я... я истратил все силы в противостоянии их хозяину. И теперь остается только крутиться да извиваться ужом.

Хлопки над головой раздаются подобно музыке небесной. Мося. Вернулся, верный бульдог! Оскалившись, здоровяк садит пулю за пулей в моих обидчиков. Да, пули резиновые, но и дистанция — почти в упор. Попадет кому в голову — убьет. Но Мося профессионален и стреляет куда надо. Теперь крутятся по асфальту и вопят они.

Поднялся я практически сам. "Крафт" уже уехал. Чтоб они там все сдохли, уроды.

— Ничего с ними не случилось! — разочаровывает Мося. — В мягких брониках бойцы. Но синяков им наставил знатных! Док, это, конечно, не мое дело, но просто интересно — в кого я стрелял?

— В людей тестя, — вздыхаю я. — А Беляк за тобой из машины наблюдал.

Руководитель охранного агентства меняется в лице. Как-то он не готов к противостоянию с одним из самых могущественных бандитов страны.

— Мстить не будет! — обещаю я. — Дыхания не хватит уроду.

Здоровяк смотрит недоверчиво и предпочитает исчезнуть, пока его никто не опознал. Я вздыхаю и тащусь обратно в офис — после знакомства с асфальтом необходимо привести себя в порядок. Ну и записать кое-что в рабочие тетради, в самый секретный их раздел. Времени до вечера — вагон и маленькая тележка, как своеобразно говаривали до Катастрофы. Эх, Рита, что ты натворила... и кто же ты такая, наконец?

7

Заканчиваю насыщаться сладким кофе, когда тилинькает входной звонок. Удивленно разворачиваюсь. Прием на сегодня я отменил, табличку, что офис не работает, включил — с извинениями, как положено по закону. Ну и кого настолько приперло?

Разглядываю клиента — клиентку — через камеру. Девушка. Одна. Включаю обзор — действительно одна, никакой Беляк за ее спиной не прячется, из-за угла не выглядывает.

Будь на ее месте мужчина — не впустил бы. После милой встречи с тестем меня можно вместо тряпки выжимать, в воду макать и полы протирать. Но — девушка. Потенциальная цель охоты маньяков, "мутов" и просто разных тиранов и семейных самодуров. Собираюсь с остатками сил и впускаю.

Девушка, просто девушка. Не мутантка. И даже не гёрла, в современном понимании термина — именно девушка, в определенном смысле редкость в наше время. И в целом без видимых проблем со здоровьем. Ну, легкая серая тень жизненных неудач — а у кого их нет? Разве что у "чарми".

Девушка недоуменно поглядывает на ширму — общаться непонятно с кем ей явно в новинку. Открывает рот, чтобы изложить, как я понимаю, цель визита, но я успеваю прежде спросить ее, как добиралась да где живет. Отвечает, сначала скованно, но под влиянием благожелательных вопросов расслабляется, и мы беседуем чуть ли не дружески. Ну да, вот такие мы, психологи, умеем залезать в душу без разрешения.

Слушаю ее, и удивление нарастает. Она явно не "мой клиент". Вполне обычная, без внутренних страхов, без тяги к саморазрушению. Достаточно умная, вполне общительная. В меру симпатичная, что неудивительно — в юности надо сильно постараться, чтоб изгадить природную привлекательность. Единственный беспокоящий меня фактик — не использует модную, в смысле, откровенную одежду. Ни флай-моделей, ни тем более прозрачек. Казалось бы, дело вкуса, но... вот именно, что "но". Юная особа, разговор особой экстравагантности не выявил, как и резко отличающегося от нормы мировоззрения. Влияния моды и инстинкта стадности вроде никто не отменял. Почему тогда выпадает из статистической нормы?

— Не вижу у вас серьезных проблем, — честно признаюсь посетительнице, пока что посетительнице. — Вы точно обратились по адресу? Я — психотерапевт, а с психикой у вас более чем хорошо.

— А к кому мне еще обращаться? — неуверенно бормочет она. — Не к дерматологу же.

Ого. Иронию я ценю, редкое по нашим временам явление.

— Изложите причину визита, — предлагаю я то, с чего следовало бы начинать, если б не моя профессиональная самоуверенность. — Если вы не мой клиент, я подскажу, к кому обратиться. Это бесплатно.

На самом деле — платно. Принципиально не работаю задаром, но она мне понравилась. Тем более что девушка явно не из обеспеченных, а у меня в деньгах пока что недостатка нет, могу позволить себе быть и щедрым, и человечным.

— Я хроническая неудачница, — с трудом сообщает она. — Один или два раза можно было списать на случайность, я так и сделала. Но оно постоянно. Я и подумала — может, причина во мне самой? Или это не так?

— Продолжайте.

Девушка с запинками повествует о не самых приятных моментах своей жизни. Слушаю и все больше мрачнею. Она, чистокровный человек, умная и достаточно амбициозная, в борьбе за жизненные блага столкнулась с мутантами и ожидаемо проиграла. В школе и позднее в институте ее затмили "чарми". Затмили, оттеснили от выборных должностей, дающих тем не менее серьезные преимущества по жизни. Попробовала найти подработку — резко уступила в предприимчивости "баксам", а в навыках работы в коллективе — "муравьям". Что обидно — девочкам из ее же института, которых она серьезно опережала по учебе. И в институте после окончания не удержалась, хотя мечтала о научной работе — но кто она такая против "друга"? "Друг" без мыла в любую компанию пролезет, везде своим станет, душой компании и другом для всех — это же его видовые признаки. Обычным людям на его фоне ничего не светит. Ну а от парня ее оттеснила "эльфийка", кто бы сомневался.

Что меня поразило — она практически докопалась до причины своих неудач! Сама, без подсказок, без врачебной практики уловила, выделила и классифицировала свои отличия от "их". Ее острый ум сплоховал на самой последней стадии — развернул картину наоборот. Себя она стала обвинять, своими недостатками посчитала отсутствие у нее узкоспециализированных свойств.

— Достаточно, — прерываю ее откровения.

Она охотно замолкает, все же умной и симпатичной девушке признания в собственной несостоятельности даются тяжело. Я тоже молчу. И тихо злюсь. На себя, на весь мир, на нее. Она не мой клиент, но... не помогу ей сейчас, станет таковой. Потому что неверие в себя — страшное состояние. Деструктивное. Убивает человека, проще говоря. Само по себе на первый взгляд неопасное, потому что воспринимается как временное — но что придет следом? Скатывание в сумеречное состояние, вот что. А эту пакость не то что лечить — классифицировать до сих пор толком не могут. Так что помогать надо — а как?! Ее беда — мутанты, а их в столицу словно магнитом тянет!

— Я потому и пришла к вам, что здесь на ресепшене не сидит очередная... улыбчивая и дружелюбная сволочь, — тихо говорит девушка.

Грубо, "муравьи" не заслуживают подобного определения, но я ее прекрасно понимаю — эти милые улыбчивые особы безжалостно оттеснили ее от более-менее приличных рабочих мест.

Вздыхаю и убираю ширму. Она смотрит на мое унылое лицо и пугается. Решила, что она серьезно больна, и я подбираю слова, чтоб мягко намекнуть о скорой смерти. Криво улыбаюсь:

— И не надейтесь, со здоровьем у вас все в порядке. Просто... по определенным причинам эволюция человека сдвинулась с места, и...

И я сам не понял, как выложил ей весь расклад по мутантам. Хотя... кого обмануть пытаюсь? Себя, что ли?! Не выдержал и расхвастался своим открытием перед умной девушкой, только и всего. Да, я тщеславен, как все ученые, и не стыжусь!

Она восприняла ошеломительную информацию достойно. Выслушала, помолчала, рассматривая факты по-новому...

— И как мне жить?

А хороший вопрос. Я над ответом думаю с тех самых пор, как вычислил мутантов. Как жить обычному человеку в компании существ, генетически приспособленных к агрессивной человеческой среде? Если шире — как вообще жить обычному человеку? Чувствовать себя вечно даже не на вторых — на последних ролях? А ничего, что ни одна нормальная психика такого надругательства над собой не выдержит? Неравенство способностей, конечно, было всегда, далеко не каждый рождается гением — но то другое, совсем другое. Во времена до Катастрофы гении шли в науку, в искусство, в творческие сферы, в спорт, наконец. Всем остальным оставалось обширнейшее производственное поле для самореализации. Но сейчас и оно занято: "муравьи", "друзья", "баксы" и "быки" оккупировали низший и средний руководящий сегмент, тупую же работу спокойненько выполняют "гоблины", и она их нисколько не угнетает. Ну а творческие профессии, как и прежде, закреплены за одаренными личностями. Осталось ли место для обычных людей, вот вопрос.

— Как жить? — улыбаюсь я. — Ну, давайте соображать.

Девушка удивленно улыбается в ответ — такой формы лечения она не ожидала.

— Ну, можно бы ужиться с "гоблинами", — рассуждаю я, щедрой рукой отмеряя девушке кофе. — Но к такой работе вы явно не приспособлены, да и оплачивается она — только "гоблину" хватает...

— А это кто?

— Вы монотонную физическую работу выполнять готовы?

— Да!

Эк ее прижало с деньгами.

— А всю жизнь?

Ее заметно передергивает.

— Ну а им нормально.

Она понимает сразу, видимо, уже сталкивалась. Я же, после секундного колебания, добавляю в кофе немножко стимулятора — из тех, что "три икса". Написано — на основе лимонника. Лимонник там есть, но не только — и даже не столько. А остальное — убойная химия. Жутко вредная вещь, с кучей побочных, но после встреч с родственниками незаменима, рекомендую.

Так что мы садимся рядышком за стол и действительно "соображаем". В процессе я с удивлением осознаю, что работать с посетительницей невероятно легко. И не в том дело, что она девушка и мне нравится. И даже не в том, что она человек, хотя это важно. Ася тоже человек, но в ней очень сильно женское начало. Ася всегда готова с охотой упасть в надежные мужские руки, это чувствуется и очень сильно влияет на характер взаимоотношений. А с этой незнакомкой просто легко работать, понимаем друг друга с полуслова. Научный склад мышления, вот что это. Родство мировоззрений. Чувства тут, как говаривали до Катастрофы, и рядом не стояли. Одним из побочных эффектов стимулятора вообще-то является повышенное влечение, и что? Да ничего. Грудь не выпячивает, бархата в голос не добавляет, не смотрит откровенно. Разве что глаза блестят. Ногу на ногу, правда, закидывает, но без демонстративности, просто ей так удобней. Да, с "эльфийкам" или "чарми" ей не сравняться, и стараться не стоит. Вот и объяснение повышенной скромности в одежде — поняла, что проигрывает узкоспециализированным видам, и отказалась сознательно. Серьезное решение, я оценил.

Через полчаса она озадаченно разглядывает получившийся результат.

— Индивидуальная научная деятельность, — бормочет она.

Ну да, именно к такому выводу мы пришли. У нее — очень сильная тяга к познанию, но в научных учреждениях вверх пробиваются мутанты — не за счет профессиональных качеств, а благодаря личным характеристикам. Мутанты в основной массе — карьеристы и эгоисты, обычному человеку против них ничего не светит. Следовательно — частная деятельность, не требующая обязательных контактов с людьми. Научный труд. Одна из немногих ниш, где человеку пока что комфортно.

— А разве такая бывает?

С удовольствием наблюдаю за гаммой чувств на ее лице. Искренность в городе, переполненном мутантами, встречается не так уж часто.

— Бывает, — улыбаюсь невольно. — Я, например, ей занимаюсь.

— И за это платят?!

Киваю. Да, я доктор мутантов, но в Службе платят мне именно за научную работу, хотя она и выглядит иногда как детектив. Причем — хорошо платят, и посетительница это видит. В охранном агентстве, по большому счету, тоже за научную работу платят, с обычной бойцы и без меня неплохо справляются...

Хм. А что, вполне себе неплохое решение проблемы.

— Я даже могу порекомендовать вас на такое место! — сообщаю весело.

— Но я не закончила институт...

— Я тоже не закончил. Денег на последний этап не хватило. Это неважно, работать придется головой, не дипломом.

— И вы не знаете моей специализации...

— Я даже вашего имени не знаю! — веселюсь откровенно. — Специализация тоже не имеет значения. Знания для работы все равно придется набирать самостоятельно, что бы вы ни изучали прежде.

Она тоже улыбается, позабавленная тем, что до сих пор не представилась, и говорит:

— Маша.

Значит, Маша. Просто Маша? Машка? Смотрю недоверчиво.

— Вообще-то Матильда, — признается она неловко. -Но в школе, чтоб не дразнили...

— Мата, — с удовольствием пробую на вкус. — Гораздо лучше! Значит, так, Мата: сейчас мы расстаемся, а ближе к вечеру вы подойдете...

Прикидываю, когда закончится операция, и назначаю ей время. Чем бы ни закончилась операция, после нее обязательно устроят совещание с отчетами и раздачей пинков, то есть все необходимые лица соберутся здесь. Вот и представлю Лыкову свою, то есть его, новую сотрудницу. А что? Я один, что ли, должен тянуть этот воз? Пусть формирует отдел по изучению мутантов! А Сергей оплатит. Поставлю условие, и никуда не денутся.

— Только работа секретная, а начальство страдает паранойей, — предупреждаю честно. — Придется подписывать бумажку о неразглашении.

— И чем буду заниматься? — решается на вопрос она. — Или тоже секрет?

— Не секрет. Мутантами. Материалы полевых исследований получите от меня, тему вам начальство поставит. Думаю, это будет социопрогностика.

— Но я не представляю...

— Никто не представляет, — успокаиваю свою будущую сотрудницу. — Никто не представляет, куда и как будет развиваться сообщество мутантов. Подумаете и дадите варианты. Это сложно, но интересно. Вам понравится. И оплачивается неплохо.

— Мне уже нравится, — неуверенно говорит Мата, и мы расстаемся до вечера.

Стискиваю зубы, потом по старой привычке наемников плюю в угол — и выхожу тоже. На полевую, мать ее, практику. Эх, Рита, Рита, что же с тобой делать?

7

Спортивно-развлекательный центр имени кого-то из прежних руководителей Москвы торчит посреди обширнейшего газона. Именно что торчит, выпячиваясь в разные стороны несимметричными отростками и наклонными плоскостями. Авангард, мать его так. Безжизненно, нефункционально, разве что оригинально, то есть никакой дурак не решится повторить. Да, в архитектуре я предпочитаю имперское барокко. Да, у меня отвратительное настроение, и мне все не нравится! Вот к чему эти ряды лавочек на солнцепеке, а когда солнца нет — на жутких ветерках открытого пространства? Вот к чему? Ни деревьев, ни живых изгородей — так, воткнуты тут и там отдельные невнятные кустики, и все.

Сажусь на первую попавшуюся скамейку в ожидании. Там, в спортивном комплексе, в грохоте рекламы порноконкурса красоты ребята Моси сейчас обшаривают настороженными взглядами заполненные трибуны. Там сейчас основное действие, а здесь тишина. Моя работа начнется, когда и если объект вытеснят из здания на меня.

Многомиллионная Москва, но вокруг спортивного комплекса — поразительное безлюдье. Сотрудники Службы аккуратно выпроводили всех с территории операции и держат периметр, чтоб ни одна заполошная бабка не помешала случайно. И наверняка смачно матерят начальство, пытаясь предугадать действия объекта. Выйти-то из комплекса можно в десятке мест — и направиться соответственно по десяткам разных направлений. Ну и как в таких условиях выполнять приказ насчет держать и не пущать? Нервничают бойцы, наверняка нервничают — так и до стрельбы недалеко.

Только они зря переживают. Это же объект! Существо, вкусившее вседозволенности и безнаказанности, прочувствовавшее свою мощь! Оно непременно попрется через главный вход, он же выход, чтоб показать всему миру свою крутизну! Оно не станет прятаться и убегать! Оно, уродское порождение мира мутантов, сейчас снесет к чертовой матери профессиональных скорохватов, еще и поглумится над ними! А потом все равно уйдет, конкурс-то остановят. И выйдет прямо на меня.

В клипсе инфо — шум и деловитые переговоры. По договоренности Мося подключил меня к их оперативной сети, чтоб держать в курсе событий. Что-то долго они ищут. На мой взгляд, не такое уж сложное дело — найти человека на трибунах, имея в руках качественное фото...

Шум в клипсе резко стихает, словно его выключили. В наступившей тишине Мося четко произносит:

— Объект локализован. Трибуна "А", третий ряд, шестнадцатое место. Работает! Начинаем движение!

Я заранее морщусь. Сейчас там что-то будет. Что? Скоро сам узнаю.

В клипсе дикий ор, визги и обрывки приказов. Ну, началось. Неужели возьмут сами? Да ну, чудес не бывает...

— Док!

Ага, это Мося. Значит, не взяли. Переключаю клипсу в активный режим:

— Жду.

— Группа захвата легла! — мрачно сообщает Мося. — Но свою работу ребята сделали, он на тебя уходит. Лично от меня: сволочь ты, Док. Мог бы предупредить.

Выключаю клипсу и встаю. Предупредить... о чем?! Ладно, сейчас сам узнаю.

У выхода из спортивного комплекса появляется одинокая фигурка. Так. Это меня зрение подвело или он действительно выбил дверь?!

Мужчина приближается. Даже издалека заметно, что он бурно жестикулирует и разговаривает сам с собой. Ну да, у него сейчас такой выброс боевых гормонов в кровь, что об адекватности можно забыть. То есть — переговоры бессмысленны.

Не спеша, демонстративно иду на середину дорожки, искоса наблюдая за противником, разворачиваюсь, широко расставив ноги. Совсем как в старых ковбойских фильмах. Ну да, штамп. Но на это и расчет. Хочет того мужик или нет, но подсознание наверняка сработает на дуэль, не может не сработать. Замедлит шаги, оглядит меня оценивающе, то есть я окажусь в фокусе его внимания — что и требуется. А потом, раз — и...

И из-за дальнего кустика поднимается нескладный подросток. Кепочка с визиром на пол-лица, уродливые гигантские наушники, грязные джинсы, драный рюкзачок за спиной...ф-фак, только свидетелей мне не хватало. Как его пропустила Служба, интересно? Это он что, залег в кустах три часа назад, что ли? И все это время провел без движения?

Недоумение только начинает оформляться в догадку, как подросток снимает кепочку. Черные волосы рассыпаются по плечам. Рита. Понятно. Ей Служба не помеха.

Моя ненаглядная быстро шагает наперерез мужику с явным намерением остановить его... или меня, кстати. В свете открывшихся обстоятельств — кто ее знает? Но она явно не успевает с перехватом — ни его, ни меня. Не учла расстояния, бывает. Для мужчины-маньяка все закончится раньше, чем она подоспеет. А для меня, при любом исходе — только начнется.

Рита срывается на бег — и все равно не успевает, городская нескладеха. Быстрота вообще не ее конек. Мужик замечает ее и убыстряет шаги, тоже почти бежит. Он ее боится, что ли? Тот, кто только что разметал профессиональных бойцов, боится нескладной девчонки?! Б-л-л... на меня смотри, придурок, не на нее, ты же мне всю операцию ломаешь!

Мужчина прет вперед дергаными, какими-то разболтанными движениями. Вглядываюсь. Нервное лицо, глубоко посаженные карие глаза, спортивная гибкая фигура... он это, без сомнения он. Тот самый оперативник Службы, фото которого я выбрал. Которого хотел и не успел уволить Алексей Лыков. Что его связывает с Ритой? Как она на него вышла?

Мужчина наконец замечает, что кто-то преградил ему дорогу, и, не прекращая движения, приседает и вскидывает руки. И кричит. Слегка поддаюсь, чтоб понять природу его воздействия. И чуть не падаю в обморок. Вот оно что. Вот как это выглядит, значит. Паук. Гигантский мерзкий паук, язык в обрамлении клыков тошнотворно вибрирует, издавая невыносимые звуки. Парень явно обращается напрямую к древней человеческой памяти, к тем временам, когда подобные твари жрали людишек без счета... И сам он тварь, мерзкая и сильная. Интересно, это его вседозволенность покорежила — или Рита?

Стою, размышляю. А должен бы упасть без сознания. Ну, мужчина исправляет этот недочет одним движением: выхватывает из кобуры скрытого ношения боевую железяку и лупит по ногам. Дважды. Падаю, как подкошенный. Уй, больно-то как! Это же "Импульс" — лицензионный шокер охранников! Да мне одного заряда достаточно, чтоб глаза на лоб полезли, что он творит?!

Маньяк торжествующе визжит мне в лицо. А вот это он зря. Мне, знаете ли, в глаза смотреть опасно. И внимание на меня обращать — опасно.

— Осторожней с визгом, связки порвутся, — замечаю ему.

Маньяк послушно затыкается, угощает зарядом подбежавшую Риту — она даже рот не успевает открыть — и дерганой походочкой удаляется к парковке. Где-то там у него, надо полагать, автомобиль. Чего маньяк не знает — там же притаились ребята Лыкова. Как подозреваю — накачанные до бровей боевой химией. Ага, вот и они.

Из подлетевшей машины выскакивают бойцы в броне. Маньяк привычно приседает, вскидывает руки, разевает рот... ну и все, в общем-то. Один из бойцов коротко бьет его в челюсть, обмякшее тело подхватывают и закидывают в салон машины. Конец операции.

— Как ты снял установку? — бормочет рядом Рита. — Как?!

Разворачиваю себя руками, смотрю внимательно на любимую свою цаплю. Ей больно, наверняка очень больно, как и мне, но думает она явно не об отказавших ногах. В ее взгляде читается только одно — КАК? Профессиональное любопытство во всей красе. Криво ухмыляюсь:

— А я не снимал. Я другую наложил. Он орать не смог, связки перехватило, а без крика, без опоры на материальное совсем не то. Молодой, неопытный. Бывает.

Рита смотрит напряженно. Она понимает, что "молодой, неопытный" — это и про нее тоже. И не слышит в моем голосе сочувствия. Осторожно, на руках подтягиваюсь к ней. Так же осторожно она отодвигается. На всякий случай. Умница, правильно понимает ситуацию. Много вопросов к ней накопилось, и на все ей придется ответить. И никак иначе.

Капитан Лыков не спеша идет к нам от машины, небрежно помахивая пистолетом. Пистолетом? Приглядываюсь. Надо же, показалось. Рация у него в руке, командирская станция, мы такие на Балканах использовали. Но ситуация — самое то для пистолета, лучше не найти. Два опаснейших монстра сидят на асфальте, временно беспомощные, и только что закончилась операция по поимке маньяка, на которого очень удобно списать парочку смертей... Так что я на всякий случай принимаю необходимые меры для страховки. Ну и что, что Алексей — друг? А вдруг не справится с искушением?

Офицер Службы опускается рядом на корточки, без всякого сочувствия разглядывает композицию тел.

— Давно хотел сказать... — безмятежно начинает он.

— Да, — прерываю его.

Офицер смотрит недоуменно.

— И она — тоже да, — угрюмо добавляю я. — И не махай рацией, рука онемеет.

Лыков думает.

— Знаешь, а я сейчас хорошо понимаю Даниила, когда он трясется от страха и орет, что ты его достал своими фокусами, — признается офицер. — Меня ты тоже иногда пугаешь. До усрачки. Вот как сейчас.

Фу. Вот чем неприятны люди — матерятся, пошлят и сквернословят без меры. Грубиян. Мутанты в этом смысле гораздо сдержанней.

— Операция по обезвреживанию особо опасного террориста завершена успешно, — официальным голосом сообщает Лыков неправду и встает. — Расследование обстоятельств будет произведено силами службы собственной безопасности в закрытом порядке. Всем присутствующим — благодарность за помощь правоохранительным органам. Разбор полетов и подведение итогов — через полчаса у тебя, Док. И вставайте, уже, не разлеживайтесь. Больно, но потерпите, до машины как-нибудь доковыляете.

Офицер пытается поднести ладонь к берету в уставном приветствии — и с удивлением смотрит на ладонь, которая ему явно не подчиняется.

— Потри, и пройдет, — невинно советую ему.

— П..., х...., ё......!!!

Вот и помогай таким. В следующий раз пальцем не шевельну, пусть так и ходит с одеревеневшей рукой!

Ноги колет тысячами иголок, они словно горят огнем, но вроде бы уже слушаются. Осторожно поднимаюсь.

— Ну и на что я только что согласилась? — подает голос Рита.

— Работать на Службу. Всю жизнь. Если потребуется — даром. И я тоже.

Девушка ошеломлена. Не была б "зомби" — задохнулась бы от возмущения.

— Он обязан был тебя застрелить, — бормочу неохотно. — Монстры вроде нас крайне опасны для людей, тут он прав. Неуправляемые же монстры подлежат немедленному уничтожению — просто в целях выживания вида, это инстинкт. Люди нас ненавидят и боятся. Он и сейчас обязан тебя застрелить — по результатам расследования. И дураку понятно, кто истинный виновник случившегося, а Алексея можно считать кем угодно, только не дураком. Он дает нам шанс. Работать на Службу и быть под ее контролем. Только так. Я с ним согласился.

Рита думает.

— Тогда почему...

Почему не застрелил? А хороший вопрос. Только ответ на него нехороший.

— Потому что он мой друг, — говорю почти правду и подаю ей руку. Действительно, нечего рассиживаться, ребятам пора снимать оцепление. То, что я поручился за нее, взял на себя обязанность ее контролировать, и, если что, принимать решение о ее судьбе, я не озвучиваю. Зачем? Это же очевидно. Это понимаю я, понимает она и понимает Алексей — к чему лишние слова и договоры?

Алексей терпеливо ждет у машины. Деликатный, дает время объясниться без свидетелей. А мы не объясняемся, бредем к машине молча. Между нами столько странного — ста метров не хватит, надо идти вместе всю жизнь, чтоб понять. Или расстаться сразу.

Мы и в машине молчим. Рита наверняка чувствует себя арестованной — и правильно чувствует. Я ничего не хочу объяснять. Объяснять должна она. Алексей — ну, он занят, за рулем, очень удобная позиция.

Лыков мастерски вписывается в поворот, влетает во двор, протискивается на дорожку прямо к моему офису и выключает двигатель. Что называется — приехали. Предстоит неприятная, но неизбежная работа. Вздыхаю, выбираюсь из машины — и утыкаюсь взглядом в девичью фигурку. Мата. Девушка смотрит на нас, и выжидательная улыбка медленно сползает с ее лица. Ну да, видок у нас тот еще. Как после драки. Да и... похрен, как выражались до Катастрофы. Пусть привыкает к специфике работы.

— Лыков, Алексей. Мата, фамилии не знаю. Знакомьтесь. Мата, это твой главный начальник. Алексей, это твоя новая сотрудница в научный отдел.

Алексей издает невнятный звук. Здорово, очень выразительно, я бы так не сумел. Мата смотрит круглыми глазами. И так я тоже не сумел бы.

Рита объявляется между нами, как привидение. Смотрит непроницаемо на девушку, на меня. Бормочет:

— Все верно. Тебе с ней будет проще.

И уходит. А я остаюсь стоять с раскрытым ртом. Ну да, иногда у меня это здорово получается. Лыков тихо шипит и хватается за рацию. Ну... молодец, сообразил быстрее меня. Через минуту подкатывает машина, Риту вытаскивают оттуда в невменяемом состоянии. Оперативники ежатся под моим взглядом, но я не выдвигаю претензий — шарахнули чем-то, и правильно, другим способом им ее не остановить. Алексей смотрит на меня сочувственно. Потом подхватывает Мату под локоток и уводит. Ну да, надо же ему познакомиться с новой сотрудницей, удостоверение выписать, подписку о неразглашении взять, запугать — исполнить, в общем, легкие и приятные обязанности. А вот мне...

Открываю офис, завожу Риту и усаживаю в кресло. Открываю медицинский кейс. Чем бы ее ни шарахнули, антишоковое должно помочь. Ударный инъектор в кулак — готово.

Смотрю, как медленно проясняется взгляд Риты.

— Теперь назови причины, по которым я не должен тебя убить. Приступай.

Рита — купированная "зомби". Поэтому она смертельно испугалась. Обычная девушка на ее месте просто умерла бы от страха. И правильно бы сделала, кстати. Потому что, когда у меня начинает непроизвольно дергаться лицо, до смерти — один шаг.

8

— Так почему я не должен тебя убить?

Жду. Внутри медленно взводится стальная пружина.

У Риты в распоряжении — множество вариантов поведения. Как любая женщина, она может оскорбленно промолчать в ответ на такой дурацкий вопрос. Вот только она — не любая женщина, в ее руках огромная власть над людьми. Предполагающая ответственность.

Сжимаются стальные витки. Щелк.

Как любимая женщина, она может обратиться к моим чувствам. И может, и должна. Только я чувствую фальшь. А искренне она должна была укрыться за моей спиной раньше, намного раньше. Когда осознала содеянное. Но не укрылась. А теперь поздно.

Щелк.

Еще она может разъяснить причины своих поступков. Спокойно, с чувством полной уверенности в своей правоте. И это будет естественно — существа с деформированной психикой часто уверены в своей правоте. Только — покалечились девочки, и сотрудник Службы потерял рассудок. Монстру, рассуждающему о правоте таких своих действий, не место на земле.

Щелк.

Еще она может...

Рита поднимает на меня полные боли глаза.

— Что же я натворила! — шепчет она. — Док, что же я натворила!

И начинает плакать. Крупные слезы текут по узкому лицу, она размазывает их кулачком, оставляя темные следы на щеках, и плачет навзрыд. Похоже, моя черная цапля последние ночи провела по колодцам канализации. Замарашка.

Странное дело — до сих пор я считал, что зомби плакать не способны.

— Ну и что же ты натворила?

Рита рассказывает, глотая слезы и давясь рыданиями, и передо мной разворачивается темная картина ее семейной жизни, полная дикой любви к отцу, жгучей ревности к матери, страшных обид на них обоих — и на многочисленных любовниц отца...

Она мстила порнокрасоткам за разрушенную семейную жизнь, понимаю я. И мстила отцу — за равнодушие и невнимание. И чуть не убила мать — из дикой ревности. И в своей мести готова была убивать невинных. И, обладая частью измененного генотипа Вайнштейна, нелюдя и зверя, превратилась в кукловода. Или, в моей классификации — в ведьму. Сколько генетических тайн в ней скрыто еще? Достойная дочь своего отца. Одна из тех, кого я некогда поклялся уничтожать. Поклялся сам себе — но что из того? Клятва себе — самая сильная из клятв.

Щелк — пружина сжалась до предела. И встала на боевой взвод.

— Я люблю отца, — тихонько говорит Рита. — Безумно люблю. Но он — зверь. Как и мама. Я для них — их полная собственность. Чужих в семье они не потерпят. Они бы тебя уничтожили. Они боятся только силу. А я, дура, попыталась им твою силу показать... и допоказывалась. Дура.

Тихонько звенит, дрожит напряженная струна. Все не так. Оказывается, я все понял не так. Она встраивала меня в семью. Неумело, глупо... как могла.

— Исполнитель — кто он?

Слова даются мне тяжело. Наверно, горло пересохло. Рита виновато отводит глаза. Понятно. Еще один кусочек ее темной прежней жизни.

— У Игоря всегда здорово получалось пугать, — тихонько бормочет она. — С самого детства. И у него был допуск на все массовые мероприятия, он же полицейский...

Знакомый из детства. Откуда она могла знать, что психика человека так легко ломается? Молодая, неопытная. Попросила помочь, пугнуть порноактрис, внушением немножко усилила его способности... а он сломался и пошел вразнос. Травмированные спортсменки — чисто его работа. Что у него с ними не сложилось? Теперь неважно, Лыков разберется.

Смотрю на ее чумазое лицо. Решение принято.

— Нам пора домой. И в душ. Грязнуля.

Слова по-прежнему даются тяжело. Заболеваю я, что ли?

Первым иду к двери. Люди капитана Лыкова — профессионалы, мало ли как поймут появление Риты. Еще решат, что сбегает, и навернут чем-нибудь. А шокер трижды за день — все же перебор и немалый вред для женского организма.

— Тебе уже приходилось убивать учениц, да?

Она жалеет о сказанном, едва увидев мои глаза. И боится ответа. Но я все же отвечаю:

— Не учениц. Учителя.

Пружина срывается со взвода. Последнее, что вижу перед тем, как бумкнуться головой об пол — огромные глаза Риты. Хотя от природы они у нее — вовсе не огромные.

-=-=

— ... Гиоргиу!

Голос звенит и звенит в голове. Меня зовет. Почему-то на Балканах считали, что меня зовут именно так. Я не возражал.

— Гиоргиу!

Осторожно поднимаю голову. На залитой жгучим солнцем, пышущей жаром каменной улочке подразделение "Фалцонов" окружает нашу бывшую базу. Поздно, соколики, нет там никого. Один я остался. В засаде.

Офицер "Фалцонов", видимо, прекрасно это понимает, потому что достает из ножен огромный тесак и не спеша идет к нашей кухарке. По слухам, "Соколы Балкан" такими ножичками режут тех, кто дает приют наемникам. Чтоб остальные боялись. Умно, ага. А как не давать, а? Разве наемники у кого спрашивают разрешение?

"Фалцоны" здесь по мою душу. Нас в очередной раз предали. Кто? Да какая разница. Скорее всего, как раз Ханна, кухарка. Она про нас больше прочих знает. Что-то услышала, об остальном догадалась. И сейчас ее в благодарность убьют. Если она надеялась на милость в обмен на предательство, то сильно промахнулась — офицер не из ее села. Древняя балканская земля насквозь пропиталась вековыми распрями, здесь за своих признают только родичей, да и то...

Ханна отступает к каменному забору и жалобно озирается, ища помощи. Это она зря — дядя ее чухнул в лес, едва завидев солдат в начале улицы.

— Гиоргиу! — дрожащим голосом зовет девушка.

Откуда она знает, что я — рядом? Спецназовцы — и те не знают, вон как обшаривают прицелами склоны подступающих гор. А она как-то чует. Странные умения рождает иногда пропитанная кровью балканская земля.

Блестит сталь. Девушка обреченно закрывает руками мокрое от слез лицо. Сдалась.

Я не имею права вмешиваться. Не для защиты местных женщин мы добирались сюда всеми правдами и неправдами. К тому же она, скорее всего, нас и выдала. Только нельзя резать женщин. Нельзя, и точка.

Я чуть поднимаю ствол и нажимаю на спуск. И продолжаю стрелять — быстро, но одиночными, только одиночными. За эту странную особенность в группе меня прозвали Одиночкой. Ну, зато у меня всегда хватает боезапаса. Один рожок — двадцать трупов. А у меня их три. Даже в отчаянные времена, когда гоняли меня облавами по всему водоразделу, у меня всегда было чем встретить преследователей.

Я стреляю быстро, но — недостаточно быстро. Меня обнаруживают, что неудивительно — я же у спецназа чуть ли не под ногами прячусь. Летит, кувыркаясь, граната...

— Гиоргиу!

Опять зовет. Странно. Мы с Ханной давно закрыли взаимные счеты. Я спас ей жизнь, она выходила меня после ранения и, возможно, родила от меня ребенка. Не то чтобы она горела желанием прийти ко мне ночью на сеновал. Местные красотки вообще чужих не жалуют, за блуд в деревнях наказывают жестоко — но в юности я плохо контролировал свои способности. И если желал стройную турчанку — она шла на сеновал с юбкой в руках, убежденная, что поступает единственно правильным способом. Так что — квиты. Да и забылось все давно. Где та Ханна, где те Балканы? Не было никогда. Однако зовет. Значит, я крайне нужен.

Сосредотачиваюсь и начинаю медленно продираться в реальность. Открываю глаза. И первое, что вижу — огромные глаза Риты над собой. Полные тревоги. Жива. Это здорово. Значит, не грохнули ее сгоряча ребята Лыкова. А ведь могли, не разобравшись. Спасибо, капитан, за мной долг...

Потихоньку оглядываюсь. Я, как ни странно, в своей квартире, вовсе не в закрытой лечебнице Службы. Рядом сидит Рита. Бледная, как будто трое суток не спала. За ее спиной парочка парамедиков с равнодушным видом топает на выход и незнакомый мужчина упаковывает медицинский визир — не из дешевых прибор, между прочим, редкий. А рядом с ним лыбится Алексей Лыков собственной персоной. Этот-то что делает в моей квартире?

— Ну вот, а ты говорил — мертвый, мертвый! — жизнерадостно и громко заявляет офицер. — А надо было просто позвать!

На лице мужчины появляется забавное ослиное выражение, которое всегда возникает у профессиональных докторов, когда они сталкиваются с заморочками магнетизеров.

— У клиента не обнаруживался пульс! — непреклонно заявляет он. — Остановилось сердце. Мозговая активность — остаточный фон. Что это, если не смерть?

Алексей довольно скалится, и доктор скучнеет. Ну да, толку с его непреклонности, если я живой и хлопаю глазами?

Доктор уходит не прощаясь. Обиделся. Алексей тут же становится серьезным. Протискивается мимо Риты, склоняется и спрашивает с нешуточной тревогой:

— Док, что с тобой?

Лежу, думаю. Почему я у себя дома, почему? Потерял сознание, это понятно. Но первая реакция при виде бесчувственного тела — включить экстренный вызов на инфо и заорать "помогите!". Я должен был оказаться в приемной комплекса экстренной помощи. Хм, там бы и остался, если б они принялись "спасать". Магнетизеров вытаскивать из приступа — особое искусство. Скашиваю глаза. На моей руке — тоненькая ладошка Риты. Вот кто меня вытащил. Позвала, догадалась. И она одна знала, как меня называли раньше, на Балканах. Могла бы еще знать Катюшка, но ей без надобности. Я для нее Док, и иногда проскакивает "папа".

Хм, потому и не в больнице, что друзья прекрасно понимают, как там могут "помочь". Наша бесплатная медицинская помощь — она такая... простая.

Хорошо. Но почему не в закрытой больнице Службы? Я для Лыкова — ценный кадр? Несомненно. И? Привлеченный специалист на договоре, хорошо оплачиваемый... Сергеем Дзюбой. Ах вот оно что. Лыков прячет меня от своих. Нет никакого договора. Платит Дзюба, платит мимо кассы Службы. А в Службе обо мне не знают. Вернее, знают — но только Лыков и его группа. Зуб даю, как забавно клялись до Катастрофы — ушедший доктор наверняка тоже из хороших знакомых Алексея. Вот же, ф-фак... что у них там происходит, если Алексею потребовалась личная гвардия?!

— Док?

Это Лыков. Волнуется. Рита успокаивающе кладет ему руку на плечо. О как. Что-то произошло между ними, пока я валялся. Что-то, кардинально поменявшее их отношения. Алексей вольготно чувствует себя в ее личном пространстве, вон, чуть грудью не налег на ее бедро. И Рита не волнуется, ощущает себя в безопасности. А ведь могла бы его приложить, да так, что он бы и не заметил, что отъехал на пару метров. И это не интим, совсем другое. Как будто партнеры в акробатике или фигурном катании.

Партнеры. Они — партнеры. И когда только успели снюхаться?!

Хм, стоит чуть отвлечься от мира, и в нем сразу столько интересного происходит! Не буду умирать.

Сажусь... пробую сесть. Хм, ну и ладно, нет так нет, не очень-то и хотелось. Восстановится двигательная функция, никуда не денется. Теперь — восстановится.

— Рассказывай.

У Алексея в глазах явное облегчение, моей попытки сесть он не заметил. А вот у Риты глаза наливаются слезами. Ничего, тощая моя цапля, ты меня дозвалась, это главное. Дальше я сам, не в первый раз, это я умею.

— Ты брякнулся в дверях офиса, — охотно сообщает Алексей. — Ребята подскочили, посмотрели — вроде как натуральный труп. Хотели экстренную помощь вызвать — Рита не дала. Как разоралась...

По лицу Алексея пробегает странное выражение. И у Риты тоже. Так. Что-то там случилось. Что? Рита построила спецназ Службы, обдолбанный боевой химией? Тогда б она не здесь сидела, а валялась в лечебнице Службы с множественными переломами. Или бойцы приняли ее на кулаки? Пристально смотрю на офицера. Алексей замирает, как кролик перед удавом, потом судорожно выдыхает сквозь стиснутые зубы.

— Я тебе сейчас посмотрю! — зло говорит офицер. — Я тебе так посмотрю, мать твою...! Сволочь. Ведь дохлый валяешься, а все не уймешься! Как уставишься, так сердце от страха останавливается! Пристрелю когда-нибудь, урод!

— Бойцы действовали в границах разумного, — ровным голосом говорит Рита. — С учетом обстановки.

Значит, все же ее били. Но недолго. Надеюсь, Лыков бойцам за это хотя бы рожи раскровянил. Если нет — встану и сделаю кое-кого профнепригодным.

— Дальше.

— Да всё, в общем-то, — успокаиваясь, говорит Алексей. — В нашу лечебницу тебя, сам понимаешь, нельзя. Привезли домой и тряслись над тобой трое суток. Знакомого костоправа из военного госпиталя подключил, ты его видел — толку от него ноль! Умирает, говорит! А почему — непонятно! Недоучка долбаный...

Офицер замедленно поводит головой. И трет глаза. Та-ак...

— Снова на химии? — задаю я вопрос, не требующий ответа. — Дебил, да? Допросишься, закодирую без согласия клиента!

Алексей недовольно морщится.

— Сдохнешь ведь!

— Знаю, — бурчит он неохотно. — А что делать, если тебя ночью охранять некому? А днем у меня, знаешь ли, работа!

Смотрю недоуменно. Меня — охранять? Да на кой черт?!

— Надо же, какой невинный ягненок! — срывается офицер. — За один день успел и главному бандиту страны во враги записаться, и Черной Леди на ногу наступить — и лежит тут, глазами хлопает! Да мы у твоей двери уже третью бригаду киллеров повязали!

Мне становится немножко стыдно. Разлегся тут, а друзья за меня проблемы разгребают.

— Киллеры только от черных риэлторов? — уточняю на всякий случай.

Офицер озадаченно кивает. Ага, значит, отец Риты пока что сидит ровно, бережет здоровье. Неплохо я с ним сработал. С темной "чарми" зато сплоховал. Женщина, мама Риты, то-се... пожалел на свою голову, в общем.

— Значит, Гиоргиу? — вдруг спрашивает офицер. — Это вроде фамилия, не имя? Или позывной?

Вот урод профессиональный. У самого в Службе явно большие проблемы, а все норовит в моем прошлом покопаться. А вот хрен тебе огородный. Не фамилия и не позывной, просто местная балканская кличка. Позывной у меня — Оборотень. Ребята наградили за умение прятаться буквально под ногами. И за остальные умения, я их тогда плохо контролировал.

Тилинькает сигнал квартирной сервис-службы. Алексей плавно разворачивается к входной двери, в руке пистолет. Рита в два шага отходит к двери на лоджию, быстро смотрит и отрицательно качает головой. Как они сработались, однако.

— Пост сдал, пост принял! — весело говорит от дверей Даниил Рождественский. — Зачехлить стволы, клыки спрятать! Марш спать, ночные дежурные!

Сергей Дзюба выворачивает из-за его спины, молча жмет руку Алексею и, как ни странно, Рите. Потом пришедшие смотрят на меня.

— О-о-у!

А у меня щиплет в глазах. Это слабость, конечно же, слабость, ничего больше. Я вдруг понимаю, что действительно вернулся. Рядом друзья, любимая девушка...

— Док ожил! — восторженно орет влетевшая в квартиру Катюшка, моя Катерина-Клеопатра, часть моей души. — А врали — помер! Вот вруны!

— Подслушивать взрослых нехорошо! — смущенно говорит Даниил.

Слабо улыбаюсь им всем и проваливаюсь в забытье. Но это не страшно, потому что я — вернулся.

9

За окнами — вязкая духота столичного лета, но я — в квартире, у меня хорошо. Как всегда, тихонько мурлычет климатизатор. От постельного белья тянет свежестью. Вокруг Риты крутится пылесос, жужжит, она недовольно отпихивает его ногой. Лучше б поменьше рассыпала продукты, стряпуха бестолковая. Вот Катюшка рядом с ней — образец сосредоточенности и аккуратности. На пару готовят мне что-то вкусненькое.

За столом в гостевой зоне мужчины занимаются привычным делом — пьют. Естественно, "Саянскую белочку". Пристрастились, глядя на меня. Даниил, правда, больше нюхает, так ему и нельзя, крайне неустойчив к алкоголю.

Вяло шлепают по столу карты. Они вообще-то давно вышли из моды, но капитан Лыков — приверженец старых традиций. Выходной? Значит, мужчины должны собраться у постели больного друга и развлекать его пьянкой и игрой в карты. И никак иначе.

— И что на это скажет наш главный умник? — лениво бросает Лыков.

Они только что выслушали мою теорию Катастрофы. Им, видите ли, интересно. А мне интересно, кто в дружеской компании главный умник. Ну, вот такой я. Как говаривали во времена Катастрофы — профессиональная деформация.

— Семь аргументов Дока, — так же лениво откликается Сергей Дзюба. — Семь убойных, но нематериальных аргументов Дока... не впечатляют.

И сосредоточенно замирает над картами. Как будто думает. А чего там думать? Они же в "подкидного дурака" играют, проще только "пьяница".

Шлепают карты. Ага, взял. А еще сидел, думал.

— Док утверждает, что наша страна пережила катастрофу, — невозмутимо говорит Сергей, сгребая карты. — Причем — недавно. А мы и не заметили. В результате страна изменилась. Кардинально.

— Не изменилась — деградировала, — подаю голос я.

Главный умник компании мне явно не верит — и демонстрирует свое неверие язвительно и насмешливо. Ну-ну.

— Даже деградировала, — кивает Сергей. — Только мы не заметили. Мы строим мегаполисы, живем в роботизированных квартирах, перемещаемся свободно по всему миру, носим чипированную одежду... и это Док считает деградацией.

Я молчу. Не потому, что нечего сказать, просто с поколением, выросшим после Катастрофы, спорить нет смысла. Бесконечные свары и ругань на форумах в инфо, когда за ложь и хамство не рискуешь получить по роже, явили миру удивительно беспринципных бойцов слова. Их истина не интересует, их интересует уничтожение противника. Любым способом. Ложь, передергивания и оскорбления приветствуются. Таких только бить.

— Сережа, ты дурачком-то не прикидывайся, — замечает Мося. — Док сказал — страна утратила промышленность и науку. Что это, как не деградация? Вот об этом и говори.

Шлепают карты. Даниил уныло рассматривает груду всякой швали — ему подкинули от души все. Разговор его не интересует. Оно и понятно — "политик". Мутанты теоретическими спорами не увлекаются, они специализированы для существования в агрессивной человеческой среде, они узкие практики.

— А я и говорю! — возражает Сергей и добавляет Даниилу еще мелочи, чтоб помучился отбивать. — Я и говорю: мы строим мегаполисы. Вокруг — все блага современной цивилизации. И институтов в Москве хоть отбавляй, полстраны учится. А Док где-то увидел деградацию.

Настоящий инфо-спорщик, без совести. Скажи ему, что стройиндустрия базируется на иностранной технике и заимствованиях — тут же ляпнет, что в современном свободном мире это норма. Причем — с честным видом ляпнет. Экономическая зависимость и техническая отсталость — норма, вот так. Не, не буду спорить, таких только бить.

— Понятно, по промышленности и науке мы в жопе мира, — говорит Лыков резко. — Дальше.

А что, неплохо капитан выступил. Не хуже, чем кулаком по роже.

— А дальше такой же бред, — пожал плечами Сергей, даже не смутившись. — Аргумент второй — страна резко и сразу утратила все формы коллективизма. В монархии или диктатуре — коллективизм? Бред.

И Сергей демонстративно сортирует карты, чтоб помещались в руке. Готовится нападать на Мосю. Ну-ну, у главы охранного агентства остались три карты, и, судя по его довольному виду, все козырные.

— Вообще-то в России общины играли важную роль, это принято всеми учеными, — замечает Мося безмятежно. — Да и при диктатуре коллектив стоял на первом месте. Прежде думай о других, а потом о себе, вроде бы так пелось?

— Элементы первобытнообщинного строя — рудименты в современном технологичном мире, — тут же переключается Сергей. — В любой развитой стране свобода личности прежде всего, потому и процветают. У нас только Док за замшелый коллективизм.

Инфо-спорщик, что еще сказать. Раз — и перекрасился, и уже отстаивает совершенно другое. Бить его, обязательно бить. Хотя для инфо-спорщика он применяет на удивление мало грязных приемов.

— Коллективизм, значит, — бормочет Лыков. — Был, а теперь нет. Принято. Дальше.

Я вдруг понимаю, что передо мной работает слаженный аналитический механизм. С распределенными заранее ролями, с четкой субординацией. И явно не в первый раз работает, что странно. Где охранная фирма и где Служба? Однако вот они, сидят рядышком и грызут гору информации под названием "аргументы Дока". Сергей критикует, демонстрирует, как информация может быть воспринята в инфо-среде, Мося выдает разумное мнение, Лыков — принимает решение, отбросить аргумент или же нет.

— А дальше — распад империи, — усмехается Сергей. — Была и нету. Тоже спорный вопрос, благо империя или вред. Как по мне, так свободные государства с либеральными режимами — самое лучшее, что могло придумать человечество. Пожить бы в Швейцарии, а? Мирная уютная Европа, никаких тебе имперских замашек, огромной армии...

— Не обсуждается, — сказал Лыков. — Для разноуровневой многонациональной каши, которую скрепляла наша страна, имперская форма является единственно возможной. Мы просто еще не поняли, что потеряли. И как нам потеря аукнется. Дальше.

— Дальше — какой-то случайный набор! — буркнул Сергей, задетый тем, что его прервали. — Распад семейственности, возврат к безграмотности и религиозности населения, замена СМИ на фейковые структуры — и появление нелюдей. Никакого общего стержня, бессмысленный набор ложных утверждений!

— Почему же, есть общее, — задумчиво говорит Мося. — Это все — элементы деградации страны. А знаешь, если под таким углом посмотреть, действительно складывается впечатление, что какая-то катастрофа была. Могли мы не заметить катастрофу?

Риторический вопрос. С нынешними СМИ, генерирующими привлекательные фейки для развлечения публики, можно замолчать и спрятать даже ядерную войну. Но пусть они спорят, не собираюсь вмешиваться. А что собираюсь...

— Рита, помоги дойти до ванной, — аккуратно прошу подругу, стараясь не мешать спору.

Рита отрывается от готовки, смотрит с тревогой и подходит. Удаляюсь под ручку с ней в сторону ванной. Друзья провожают понимающими ухмылками: мол, дело молодое, свидетели не нужны. Вот пусть сидят, пьют "Саянскую белочку", играют в карты и ухмыляются. А мы тем временем...

Твердой рукой направляю девушку к двери. Рита смотрит вопросительно и тревожно. Что ж, тревога надолго поселилась в наших взаимоотношениях. Ничего, переживем.

— Надо завершить дело, — бормочу я. — Поимка маньяка и твоя вербовка в Службу — вовсе не конец, сама понимаешь, это вообще к делу мало относится. Наше дело — семейное, и его надо завершить. Иначе всю жизнь будем шарахаться от родни.

Рита смотрит испуганно. Знает она, как я обычно завершаю дела с монстрами мира мутантов. А ее родители — они все же родители, как ни крути. Самые близкие после меня люди. А то и до меня.

— Как?!

А хороший вопрос. Как нормализовать отношения с родителями жены, если отец убивает за неподчинение, а мама — мутант, поставившая свои сверхспособности на службу преступному сообществу? Как? Да они ежедневно будут загонять меня в образ слуги и ничтожества, потому что таково их истинное отношение к людям. А не подчинюсь — разлучат с Ритой, так или иначе. Их устроит только послушный зять, это раз, и только из их среды, это два. Я категорически не подхожу.

Оп-па. Начинаю лучше понимать отчаянную авантюру Риты. Что она наплела родителям обо мне, что оба накинулись с кулаками? Хм... а ведь, если посмотреть непредвзято, Рита добилась своего! Маменька огребла на орехи, и неважно, любит она их или нет. И папенька огреб. Теперь они, по крайней мере, меня опасаются. А от опасения до уважения — один шаг. Как бы его пройти, не получив пулю в башку? Тоже ведь вопрос. Но Рита все равно выбрала неверный путь. Путь "ведьмы" — по определению неверный. И еще она — глупая манипуляторша!

Не глупая, поправляю себя. Не глупая. Юная. И черная. Это важно.

На лестнице и в лифте — никого. Врал Алексей насчет трех бригад киллеров, ох и врал. Максимум парочку наблюдателей заловили. Иначе тут было б не протолкнуться от бойцов в броне. А охранял меня лично... хм, а больше некому. Если не хочешь светить сотрудника перед Службой — делай все сам. Да что за гадость образовалась у него по работе, если собирает тайную, лично ему преданную команду? Что-то у меня заранее неприятно сосет внутри.

Охранники на проходной провожают нас внимательными взглядами. А вот здесь вполне могли бы нарваться на представителя Службы. Или Алексею по рангу телохранители пока что не положены?

— Док, не мог предупредить? — ворчит Рита. — На меня все будут пялиться, я же в домашнем!

Смотрю оценивающе и не нахожу различий. Что прогулочно-выходная одежда прозрачна, что домашний халатик. Он даже длиннее на пару сантиметров. Так и говорю. Рита машет рукой и решительно садится в такси. Водитель смотрит вопросительно. Я предусмотрительно заказал машину для поездки по несертифицированным трассам, и машина прибыла не на автопилоте. Нарушение режима секретности, да и плевать.

— Адрес, — подталкиваю я Риту. — Адрес назови. Наверняка у твоей маменьки есть место, куда она прячется переждать опасность. И ты его должна знать.

Девушка смотрит вопросительно. Ну да, она же не в курсе.

— Я с ней общался, — криво усмехаюсь я. — Сидит она сейчас под веником и не дышит, есть такое подозрение. Ну?

Рита впечатлена. Так-так. Выходит, знает она о сущности работы маменьки, очень хорошо знает — и не представляет, чем ее можно так напугать, чтоб сбежала из собственной квартиры. Еще одна маленькая темная страничка ее семейной жизни.

Едем. В глазах Риты вопрос — как? Молчу. Моя любимая должна все сделать сама. Понять, принять и сделать. Это — обязательное условие нашей, надеюсь, очень долгой совместной жизни. Жестокое, но — обязательное.

Кстати о долгой жизни. А на пот меня все же прошибло. Так и окочуриться недолго. Рановато я встал, но другого подходящего момента могло не подвернуться. Рискую, и не чем-то, а собственным здоровьем!

Рита замечает болезненную испарину.

— Ненавижу твоих друзей! — шепчет она страстно. — Бесчувственные идиоты! Заставили убивать меня! Сами ни разу не любили, и не подозревают, что это такое!

Ого, вот это сила. Так она и до наведенной порчи докатится. Не встречал, не верю, что физически возможна, но от моей цапли можно ожидать всякого. Расшатанный генокод — страшная вещь.

— Они совершенно ни при чем, — бормочу на всякий случай. — Это мой и только мой выбор. Долг перед человечеством. Я поклялся уничтожать нелюдей, однажды и на всю жизнь. А ты — "ведьма", один из самых страшных видов. К тому же — темная.

Рита зябко ежится и придвигается ко мне. Мои секретные записи она читала. Но не спрашивает, почему не убил. Зачем спрашивать, если ответ видела лично? Я бы прежде сам умер.

— Я не сразу поняла, что изменилась, — призналась она еле слышно. — Власть над людьми... такая сладкая. Увлеклась. А потом не смогла исправить. Док, ты когда-нибудь меня простишь?

И снова в глазах любимой тревога. Что ж, будем жить с тревогой, и не к такому привыкают.

Такси аккуратно сворачивает с трассы в лесопарковую зону. Там и тут — высокие ограды элитных загородных домов. Вот она где прячется, преступница. Среди правительственных чиновников и полицейских чинов. Не самого высшего полета, но все равно, как говорят врачи, симптоматично.

— Я не знаю, что делать, — признается Рита.

Все же не поняла сама. Ей всего восемнадцать, напоминаю себе. Юная, неопытная. Это простительно.

— Во времена задолго до Катастрофы девушки уходили после замужества в другой род. Брали в приданое только личные вещи — и уходили.

Подозреваю, Мося с Сергеем посмеялись бы над моим утверждением, но мне плевать. Гипотеза Катастрофы меня полностью устраивает, потому что объясняет все несуразности моей несчастной родины. А раз так — она верна.

— Девушки? — подает голос Рита.

Умница, отмечаю я в очередной раз.

— Или парни. Но что будет, если я уйду в примаки, ты прекрасно понимаешь.

Такси плавно сворачивает к высоким кованым воротам. Момент истины.

Рита прерывисто вздыхает и решительно выбирается из машины. Перекидываю водителю на инфо плату за проезд, задаток на ожидание и топаю следом. Вот интересно, если на воротах не живой охранник, а автоматическая система, Рита через забор полезет в своем коротком халатике? Меня ее мама точно на порог не пустит.

Ого, вот это привратник. Глыба. "Гоблин". Ну надо же, "гоблин". А я бы поставил на "термита". Он — не из банды? Доверенное лицо или?.. Бесцеремонно оглядывает Риту маслеными глазками, отмечает домашний халатик. Меня в упор не замечает, как будто я — пустое место. Ну-ну.

— Явилась, — констатирует он. — В одном халатике. Снова начала? Скоро без трусов припрешься?!

Жирдяй злится совсем как член семьи. Кто он Рите? Еще одна страничка семейной жизни? Не хочу знать. Решительно выдвигаюсь вперед. Привратник щетинится, но слегка отступает. Боится, и правильно делает.

Рита уверенно касается сканера, ворота отползают. Похоже, моя любимая тут частенько бывает. Ну и как богатство маменьки стыкуется со скромными одеждами дочки? Начинаю догадываться об ответе. Или Риту в семье не привечали, или она семью. Но скорее всего — то и другое одновременно. Дочь-бродяжка. Как говаривали до Катастрофы — отрезанный ломоть.

Разноцветные брусчатые дорожки, цветущие кустики и стриженая травка. Так, здесь поработал ландшафтный дизайнер, судя по наличию альпийской горки и фонтанчика. Терпеть не могу стандартные решения, они мне еще в виде пищи быстрого приготовления опротивели раз и навсегда. Останавливаюсь и киваю Рите на коттедж. Дальше она сама, ее маменька от меня просто сбежит. Или стрелять начнет — тоже, знаете ли, неприятно. Рита мнется.

— Я включу инфо на постоянку, — бормочет девушка. — Послушай, ладно?

И решительно шагает ко входной двери, сверкая голыми ногами. Все же забавная у моей любимой походка. Цапля — она и есть цапля, голенастая и неуклюжая. Или... или серьезно обучавшаяся ходьбе на туфлях-столбиках. Я ни разу не видел, но что я знаю о ее жизни в Израиле? Что я вообще знаю о ее жизни?

Слушать оказалось, по большому счету, нечего. Мама и дочка в основном молчали и смотрели друг дружке в глаза. Потом Рита произнесла стандартный текст полного отказа от имущественных претензий. Под запись. Все же догадалась сама, чем пронять маму, умничка. А потом случилось то, что я даже не ожидал и не надеялся.

— Прости меня, мамочка, — пробормотала Рита чуть слышно. — Я лезла в твои отношения с папой, как последняя дура. И все тебе испортила. Если можешь — прости.

— Повзрослела, — сказала темная "чарми" с непонятной интонацией. — Приходи в гости, если что. Только без соли.

Соль? Наверняка какая-то внутрисемейная шутка. Не хочу знать.

Рита выходит из коттеджа задумчивая. Идет к такси, кивает на прощание привратнику или кто он там — и останавливается.

— Позаботься о маме, толстый. У нее остался только ты.

Неправда, "чарми" никогда не страдают от одиночества, но — для "гоблина" приятная неправда.

— Иди, шалава, — бурчит привратник, и в его исполнении это звучит как дружелюбное прощание. Собственно, так оно и есть.

— Работаю с тобой, читаю твой учебник, все вижу, все знаю, и все равно не верится, что они такие примитивные, — признается Рита в такси. — Читаю маме отказ от имущественных претензий, а у нее лицо так светлеет, светлеет! Ну неужели они все жадные эгоисты и ничего больше?!

Не отвечаю. Меня больше беспокоит внезапно возникший вопрос: а почему, собственно, маму Риты до сих пор не грохнула Служба? Мутант? Несомненно да. Опасная для общества? Еще как. "Черные риэлторы" — по сути банда убийц, а она на них работает. Известна Службе? Однозначно да, Лыков проговорился, назвав ее Черной Леди. Ну и? А ведь ее не только не трогают, но и не препятствуют деятельности. Как бы меня не касается, но только на первый взгляд. А если на второй, то уже возникает вопрос: а не прилетит ли мне ответка за наезд на Черную Леди от неведомых структур, которым ее деятельность выгодна, а?

Рита вздыхает и прижимается к моему плечу. Ого. А отказ ей непросто дался. Все же у нее всегда было место, куда можно спрятаться от жизненных невзгод, а тут раз — и живи сама как знаешь. И где знаешь. И она мутантка. Впрочем, остается еще отец.

— Папу отказом от имущества не проймешь, — тихо говорит Рита. — Он меня к тебе не отпустит. Никогда. Он меня любит, понимаешь?

Я понимаю. Чего не понимает моя цапля — гораздо важнее то, что она тоже любит отца, любит неистово, болезненно, и за его любовь готова убивать. Вот это и есть ее главная проблема. Как с ней справиться, она не знает. Что гораздо важнее — не знаю и я.

— Ну вы едете или как?

Это таксист. Голос недовольный, рожа презрительная. Еще одна проблема столицы. Так-то Москва мне нравится, но вот ее таксисты — отдельная и очень неприятная тема. Это из-за того, что немалую часть таксистов составляют "термиты". Они любую работу выполняют так, словно оказывают тебе огромное снисхождение, а остальные с них берут пример. Результат — у нас перед глазами. Говорят, до Катастрофы было иначе и таксисты просто возили пассажиров, но мне не верится. Мутантов в Москву словно магнитом тянет, думаю, и до Катастрофы тянуло.

— На работе молчи! — сурово отрезает Рита.

Таксист каменеет за рулем, и я понимаю, что теперь он действительно на работе будет молчать. Всю оставшуюся жизнь. Это очень плохо, ломать свободную волю вообще плохо, и надо бы Рите сделать втык, но вспоминаю себя юного и сдерживаюсь. Сам я по молодой дурости и не такое творил, с симпатичными мне женщинами, например. Девочка просто невероятно устала и сорвалась, бывает.

— Ой, — смущенно бормочет Рита. Ага, дошло.

— Он действительно теперь будет молчать, — аккуратно добавляю ей, так сказать, соли на рану. — Не сможет договариваться с клиентами, потеряет работу. В торговле ему тоже места не будет, а больше ничего он не умеет. Семья впадет в нищету, мужик сломается и запьет. Потом тронется рассудком. Точка. А всё потому, что ломать свободную волю — мерзость.

— Я не ...

— Дело не закончено, — напоминаю мягко. — Договаривайся о встрече с отцом.

Рита облегченно прерывает оправдания и тянется к инфо. Минута уверенных переговоров с каким-то Олежкой, таксист получает координаты и трогается с места. Всего лишь один звонок, чтоб получить моментальный доступ к самому охраняемому в стране телу. Еще одна темная страничка тайной жизни моей ненаглядной цапли.

Встреча назначена в садово-парковой зоне Большой Москвы. Садово-парковая зона — одна из дурацких затей городского начальства, но для встреч подобного плана самое то. Огромные парковые пространства, сотни и сотни сотрудников горзеленстроя ежедневно поддерживают их в чистоте и порядке — а жилья в шаговой доступности нет. Следовательно — пустуют. Шумят фонтанчики, цветочные бордюры благоухают, брусчатка блестит, а людей... Не, кое-кто есть, бродят там и тут. Приезжают на машинах, платят нехилые минималы парковщику и гуляют. Типа — культурный отдых. Но совсем не то, что на бульварах столицы, совсем не то. Вот среди гуляющих я и пристраиваюсь непринужденно. Сижу на скамейке, ни на кого не смотрю.

— У папы охрана, — предупреждает Рита. — Профессиональная. Они из зоны встречи всех выметают. Вряд ли твои способности...

Спокойно киваю и остаюсь на прежнем месте. Да, профессионалы меня заметят. Но — это если я подхожу. Совсем иное дело, если я присутствую в месте встречи изначально, тут магнетизеру раздолье.

Рита мнется и тревожится. За меня, за отца, за себя. Прекрасно ее понимаю. Пойди что не так, и тут начнется рубилово. А в массовке словить пулю-нежданку — обычное в общем-то дело. Именно так погибает большинство нечаянных свидетелей бандитских стычек.

Первыми заявились бодигарды. Возникли из ниоткуда, властными жестами и полицейскими жезлами отворотили редких гуляющих. Вежливо поздоровались с Ритой — знают в лицо. А один остановился рядом, качнул требовательно головой, мол, проваливай.

— Я посижу для естественного фона, — кротко сообщаю ему.

Бодигард удовлетворенно кивает и отворачивается. Естественный фон — это охраннику близко и знакомо, это нормально.

"Крафт" выкатывается на пешеходную зону уверенно и демонстративно. А чего водителю бояться, если на стекле светится универсальный пропуск от полиции столицы? И даже не сказать, что купленый, Олег Белых вроде бы у нас числится депутатом. В том числе.

Откатывается дверца механического чудовища, по недоразумению числящегося легковой машиной... м-да. Это я его хорошо приложил. Качественно и до конца жизни.

Олег Белых, он же израильский бизнесмен Олег Вайнштейн, он же российский провластный бандит Олег Беляк выкатывается из машины на инвалидной коляске. Не то чтобы ему неудобно, такие коляски и по лесенкам шагают, и в метро сами спускаются, но вряд ли мужчину это радует. Потому что в инвалидные коляски просто так не садятся.

Олег Вайнштейн, зверь и нелюдь, умирает. Я вижу это четко и недвусмысленно. У него уже наступила последняя стадия истощения: костюм топорщится мешком, костлявое лицо обтягивает сухая кожа, голова еле держится. Одни глаза светятся умом и волей. Вот эта воля его и сгубила. Ему же ясно было сказано: "Не злоумышляй, задохнешься". Отдать приказ он боялся, чуял, что действительно задохнется, но не мог не желать мне смерти. Мечтал, планировал, предвкушал. Хрипел и задыхался, но не отступал. И жесткая установка начала поедать упрямый организм. Такое в моей практике уже случалось неоднократно: лечишь голову, а в результате вылазит такое, что лучше не вспоминать, чтоб не сгореть со стыда. Да, мы, врачи, такие: беремся лечить организм, толком не представляя, с чем имеем дело. Ну и лечим.

— Рахиль... — слабо произносит умирающий монстр.

Рита внезапно срывается с места. Ого. Она, оказывается, умеет бегать. Ну, когда стимул есть. Вихрем проносится по площадке и падает отцу на грудь.

— Олежка, Олежка, как же так?! -разбираю сквозь ее рыдания.

Олежка. Отец для нее в личном общении — Олежка. Не отец, не папа, не аба, даже не фатер. Олежка. Как брат, как друг, как возлюбленный. Еще одна темная страничка жизни моей подруги. Сколько их еще обнаружится?

Они беседуют, бессвязно и нежно. Не вслушиваюсь — главное будет сказано в конце. Так и происходит.

— Я замуж вышла, — сообщает Рита и смотрит на отца мокрыми глазами. — Пожелай мне счастья.

Монстр долго молчит. Представляю, каково ему сейчас. Сейчас он навсегда теряет беззаветно любящее его существо. Поделить дочь между мной и собой он не готов — и никогда не будет готов. Зверь, для которого в этой стране невозможного почти что и нет, не способен допустить свободу воли у окружающих его людей.

— Вовремя, — наконец скрипит Вайнштейн. — Я, сама видишь, скоро тебе ничем не смогу помочь. И врачи... мутят. Даже чем болею, не говорят.

Рита рыдает. Это Вайнштейн, может, не понимает, что с ним происходит, но не Рита.

Они договорились. Звучит как чудо, но они все же договорились. Рита покаялась во всех грехах, а отец простил и пожелал ей счастья. Близость смерти, оказывается, иногда проясняет и такие черные души.

В такси мы молчим. Ну, с таксистом понятно, ему теперь до конца жизни молчать, но и нам обсуждать по сути нечего. Я убиваю ее отца. Это понимает она, понимаю я. Просить за отца Рита не может — если Вайнштейн выкарабкается, первым делом он убьет меня. И просить отца за меня она тоже не может — монстры глухи к подобным просьбам, потому что считают их непростительной слабостью.

— Что же я наделала! — наконец с отчаяньем шепчет Рита. — Отец — монстр, а ты — убийца монстров, неужели не понимала? Какая дура...

Я молчу. Меня как бы и не спрашивают ни о чем.

— Док, я — дочь своего отца! — вдруг с вызовом говорит Рита. — Я — черная! Ты сможешь жить со мной?!

Ну вот и вопрос. Да такой неслабый! И не соврешь, она же читает мои записи и в курсе всех исследований.

— Да, — отвечаю коротко и недвусмысленно.

— А как? Я же черная, я ведьма...

Перебиваю ее самым простым способом — обнимаю. Девушка смотрит недоуменно. Ей требуется разъяснение. Оно и понятно, она не хочет кончить жизнь, как предыдущая ведьма.

— Ну, черная, — бормочу неохотно. — Подумаешь. А я, по-твоему, какой?

Рита вырывается и подскакивает, глаза в пол-лица.

— Вот Катюшка, — объясняю я. — Она белая. А ты черная. В чем между вами разница? Она людей любит и жалеет. Если ее обидеть — плачет. А если тебя обидеть? Вилкой пырнешь. Или отравленной соли подсыплешь.

Рита краснеет. Значит, угадал с маменькиной солью.

— Мы с тобой, малышка, убийцы, этого не изменить, — вздыхаю я. — Людей не очень-то любим. Но защищаем. В этом наше предназначение. Главное — на забывать о нем, а черная или белая, не так уж важно...

На самом деле, конечно, важно, но Рита хочет мне верить. Я и сам хочу себе верить.

А ты рыцарь, Док, — грустно улыбается она и кладет ладошку в мою ладонь. — Черный, но — рыцарь. Вечно на страже человечества.

— Ты тоже, малышка, ты тоже, — бормочу язвительно. — Иначе Лыков нам головы открутит.

— И он — рыцарь, — охотно соглашается Рита. — И кстати, Док: я не малышка. Думаешь, не знаю, как меня называешь? Говори уж прямо — цапля. Черная цапля. Чего стесняться, если так и есть? На полголовы выше тебя, ноги непропорционально длинные...

Мне немножко стыдно. Рита, в общем-то, не заслужила такого прозвища, она вполне симпатичная девочка, вон Даниил на нее заглядывается...

Такси останавливается. Таксист, естественно, молчит. Ага, приехали. Расплачиваюсь и помогаю Рите выбраться из салона, с ее коротеньким халатиком это необходимо.

— Долго жить будет, — внезапно цедит Рита, глядя мне за спину.

Капитан Лыков смотрит на меня с безнадежной укоризной.

— Мы там играли в карты и считали, что ты обнимаешься в ванной с подругой, — сообщает он. — И я считал. А потом пришло сообщение от службы наблюдения, что некие типы находятся на встрече с Вайнштейном — мы за такими, как он, постоянно присматриваем. И вдруг выяснилось, что уже прошло три часа, "Саянская белочка" давно кончилась, а мы все подливаем себе из пустой бутылки и, что характерно, даже пьем. И это не смешно. Ребята обиделись и готовы вам бить морды.

Я молчу, мне стыдно. Рита неудержимо улыбается. Ей-то что, ей морды бить не будут.

— Закрыли дело? — деловито интересуется Лыков.

Получает подтверждение и удовлетворенно кивает.

— Завтра выезжаете в Питер, — внезапно сообщает он. — Там... работа, в общем. По вашему профилю.

— А что, разве в Питере нет филиала вашей Службы? — моментально по привычке огрызаюсь я.

— Есть. Вот против него и придется работать. Завелся там кто-то, Георгий. Кто-то очень серьезный.

Алексей смотрит серьезно и строго. Он ждет ответа. Настоящего ответа. И неважно, что он все-таки добрался до моего прошлого, сейчас неважно. Я думаю. И согласно прикрываю глаза.

— Катюшку заберете с собой, нечего ей у Даниила делать, — приказывает офицер. — Официально — для учебы в спецшколе при питерском университете, но на самом деле Даниил оформит на вас полное опекунство, заберете девочку навсегда. Не подведите меня, я за вас поручился. Далее: поедете под прикрытием как офицеры спецвойск на курсы повышения квалификации, там как раз что-то проводится при академии военной разведки.

— Ничего себе прикрытие! — невольно вырывается у меня. — Может, еще на груди табличку повесить, что я шпион?!

— Занятия будут проводиться в том же здании, где расположен штаб Службы, — поясняет Лыков без тени улыбки. — Это единственный способ легально подобраться поближе, не привлекая внимания. Далее: с вами отправится оперативник, не связанный со Службой. Поэтому — один. Вы знакомы.

Смотрю вопросительно.

— Мата, — неохотно бормочет офицер.

Начинаю тихо свирепеть. Необученная девушка — оперативник? То есть, я один в девичьем окружении против всей питерской Службы?!

— Некого больше, Георгий, — тоскливо говорит офицер. — Поверь мне, некого.

И я верю. Просто потому, что предполагаю причину. Засвечены списки личного состава, только и всего. Сам попадал в подобную ситуацию. Там, на Балканах, на войне, которой не было. И меня так же вытащили люди со стороны, о которых никто не знал. Причем — женщины.

— С Матой поедет сопровождающий, — хмуро говорит Алексей. — Он не при делах, просто силовая поддержка на крайний случай. Сам напросился. Его ты тоже знаешь. Мося.

Офицер недоволен, там явно какие-то сердечные дела, а в работе они не приветствуются. Но у меня немного теплеет на сердце. Верный боевой бульдог за спиной — уже кое-что.

— Присяга на верность человечеству — завтра, — заключает офицер. — Сразу после инструктажа. Свободны, бойцы невидимого фронта. Идите спать.

Я мнусь, мгновение всего, но офицер замечает, глазастая сволочь.

— Нет у вас никого, — язвительно сообщает он. — Я их по домам отправил. Во избежание. Иди, не ссы, морды бить не будут.

И уходит. Сердито гляжу ему вслед. Все же он грубиян. Мутанты гораздо, как говорят сейчас, политкорректней.

Ладошка Риты нервно ложится в мою ладонь. Она боится. Кулаки бойцов Службы она уже испробовала на себе, а в Питере против нас будет работать весь филиал. Забьют.

Не ссы, прорвемся, — поддерживаю ее одной из прибауток наемников.

И я грубиян.

-=-=-

— Какой ты красивый в форме, Док! — серьезно говорит Катюшка. — Я тебя люблю.

— Я тоже, — бормочу рассеянно. — Я тоже себя люблю...

Форма мне не нравится. Мне не нравится в ней все. Не нравятся капитанские погоны. Какой, во имя святых основателей Москвы, из меня офицер? Я же не провел пять положенных лет в военном институте, где молодых дураков так основательно обтесывают под полено, что следы обработки видны всю оставшуюся жизнь. На мне этих следов нет, любой офицер заметит на раз. Еще мне не нравятся квалификационные значки. Да, я снайпер, но предпочитаю не афишировать! Снайпера, побывавшие в настоящем деле, специализацией не отсвечивают! Потому что не любят нас. Ни с той стороны, ни с этой. И значок парашютиста выкинуть бы в Москву-реку. Нет, он как раз к месту, в тему и соответствует, но кто бы знал, как я ненавижу прыжки. Особенно — сложные. Это когда ночью, на горы, а в задницу тебе садят из зенитного пулемета.

И еще мне не нравится новизна формы. Вроде оправданно, парадка и должна быть непритертой, но... неуютно. Как будто не моя.

Вздыхаю и привожу форму в приличный, с моей точки зрения, вид. И в поезде в ней спать буду! Пусть Лыков хоть удавится.

Рядом восторженно вздыхает Катюшка. Оборачиваюсь. Рита в форме ослепительно красива.

— Она красивее тебя, — честно признает девочка.

Придирчиво разглядываю подругу.

— Значки сними, не соответствуешь, — советую строго.

Рита расстается со значками без возражений. Она и без них ослепительно красива.

— Не сниму, — тут же подает голос Мата. — Я прыгала! Два раза!

Так называемая оперативница встречает мой взгляд с гордо вскинутой головой. Еще бы, она допущена к тайне, она едет на первую операцию, она аж в оперативном составе, у нее боевой оклад умопомрачительный! Салака малосольная. Форма на ней — как на корове седло. Наверно. Где б ее еще увидеть, эту легендарную корову под седлом?

— Я вывозил, — объясняет Мося казус с прыжками.

А вот он — в своей стихии. Форма — как собственная кожа, сигнатуры рода войск позолочены с необходимым сословным выпендрежем, и рядом с медалью за участие в боевых сияет неуставной серебряный значок-ножичек. Лезвием вниз. Подсказка для знатока — брал часовых на нож. Серьезный значок. Гарантирует нехилые разборки с комендатурой и смертное мордобитие, если подвешен не по заслугам. Мося явно служил, и служил где надо.

Боевой бульдог тоже меряет меня взглядом.

— Док, рожу попроще сделай, — советует он на полном серьезе. — А то из тебя лахтарь во все тридцать два щерится. Могут заинтересоваться. Необъявленки начнут сравнивать, землячества спрашивать...

Девушки слушают его и не понимают. Я морщусь. Вот в том-то и дело, что не понимают. А должны бы. По легенде.

— Пошлю! — коротко отвечаю Мосе.

Он думает и согласно кивает. Да, это вариант, бойцы невидимого фронта чаще посылают, чем отвечают. Не было ничего. И балканская земля, щедро прокаленная солнцем и политая кровью — просто тяжелый сон, о котором не принято распространяться в мужской компании.

— Товарищи офицеры.

Команда вырывается у меня непроизвольно. Бойцы спецгруппы подтягиваются, кому положено — выпячивают грудь. Капитан Лыков недовольно хмурится — команда, видите ли, неуставная. Что бы он понимал.

— Рожу попроще сделай, — тихо и зло говорит Лыков. — Лахтарь. Чем недоволен? Присягу дал? Вперед.

— Я задачу мертвым не выполню. Мата — не соответствует!

У девушки начинают дрожать губы. И плевать. Побегала б она с мое от... да от всех по сути.

Капитан смотрит на нее, на меня. И молчит. Нет у него больше никого. Вот этим составом и придется раскатывать питерскую Службу. Лыков считает — там обычный предатель. Только в руководстве. И, может быть, мутант неизвестной разновидности. Эх, если б так. Картинка на одиночку не накладывается, уж я на них насмотрелся.

Мне становится нехорошо. Не то чтобы предвидение... а что еще, если не оно?

— Варианты? — тихо спрашивает капитан.

— Мата и Мося — в гражданке. И — отдельно.

То есть в осиное гнездо лезть мне и Рите. Это понимает он, понимаю я. Ну а кому еще отстаивать интересы человечества, как не находящемуся вне закона магнетизеру-универсалу и черной ведьме-кукловоду, мутантке во втором поколении?

— Принимается. Действуй, капитан.

И Лыков протягивает ко мне ладонь. На ней — орден. Самый-самый, геройский. Вот гад. Все же раскопал, что я был не только и не столько наемником. Молча принимаю.

— Э, так они же номерные! — подает голос Мося. — Засветится!

— Вот именно, — коротко отвечает Лыков.

Мося смотрит на меня круглыми глазами. Кое-что начинает понимать. Потом очень торжественно вскидывает руку в приветствии. Все верно, награжденных этим орденом не зазорно и ротой почетного караула встретить. Статусная штука. Я от нее в свое время отказался в порыве чувств, но — статуса это не меняет. У меня наконец-то становится легче на сердце... не у меня. У Риты. Вот у кого предчувствия. Переглядываюсь с подругой. Девушка бледно усмехается. О, тоже поняла, что питерскую Службу будем вскрывать вдвоем. Но у нас хотя бы есть шансы. У Моси с Матой — нет.

Переодеваемся. Утрясаемся. И на выход.

— За Мату — спасибо, Док, — чуть слышно шепчет Мося. — Век не забуду.

А я всегда знал, что Мося в нашей дружеской компании — самый умный.

— Рахиль, ты только доживи! — так же еле слышно требует от Риты капитан Лыков.

Он шифруется именно от меня, но я слышу. И Катюшка слышит. Смотрит на Риту растерянно, что-то понимает и начинает часто-часто моргать. Так. Оборачиваюсь к капитану. Открываю рот, чтоб задать — трах-тебедох, что тут за тайны?! — законный вопрос Лыкову, и вдруг четко понимаю, что вижу его последний раз в жизни. И это именно мое понимание, не Риты. Капитан смотрит на меня устало и серьезно.

— Найди эту сволочь, Док, — говорит он. — Найди, я прошу! И удави. Удачи, капитан.

На такие просьбы не отвечают отказом. И вопросов не задают.

Я только молча киваю в ответ. Разворачиваюсь и ухожу. Нас ждет Питер, ждет работа.