Самоучка

— Не обсуждается, — сказал Лыков. — Для разноуровневой многонациональной каши, которую скрепляла наша страна, имперская форма является единственно возможной. Мы просто еще не поняли, что потеряли. И как нам потеря аукнется. Дальше.

— Дальше — какой-то случайный набор! — буркнул Сергей, задетый тем, что его прервали. — Распад семейственности, возврат к безграмотности и религиозности населения, замена СМИ на фейковые структуры — и появление нелюдей. Никакого общего стержня, бессмысленный набор ложных утверждений!

— Почему же, есть общее, — задумчиво говорит Мося. — Это все — элементы деградации страны. А знаешь, если под таким углом посмотреть, действительно складывается впечатление, что какая-то катастрофа была. Могли мы не заметить катастрофу?

Риторический вопрос. С нынешними СМИ, генерирующими привлекательные фейки для развлечения публики, можно замолчать и спрятать даже ядерную войну. Но пусть они спорят, не собираюсь вмешиваться. А что собираюсь...

— Рита, помоги дойти до ванной, — аккуратно прошу подругу, стараясь не мешать спору.

Рита отрывается от готовки, смотрит с тревогой и подходит. Удаляюсь под ручку с ней в сторону ванной. Друзья провожают понимающими ухмылками: мол, дело молодое, свидетели не нужны. Вот пусть сидят, пьют "Саянскую белочку", играют в карты и ухмыляются. А мы тем временем...

Твердой рукой направляю девушку к двери. Рита смотрит вопросительно и тревожно. Что ж, тревога надолго поселилась в наших взаимоотношениях. Ничего, переживем.

— Надо завершить дело, — бормочу я. — Поимка маньяка и твоя вербовка в Службу — вовсе не конец, сама понимаешь, это вообще к делу мало относится. Наше дело — семейное, и его надо завершить. Иначе всю жизнь будем шарахаться от родни.

Рита смотрит испуганно. Знает она, как я обычно завершаю дела с монстрами мира мутантов. А ее родители — они все же родители, как ни крути. Самые близкие после меня люди. А то и до меня.

— Как?!

А хороший вопрос. Как нормализовать отношения с родителями жены, если отец убивает за неподчинение, а мама — мутант, поставившая свои сверхспособности на службу преступному сообществу? Как? Да они ежедневно будут загонять меня в образ слуги и ничтожества, потому что таково их истинное отношение к людям. А не подчинюсь — разлучат с Ритой, так или иначе. Их устроит только послушный зять, это раз, и только из их среды, это два. Я категорически не подхожу.

Оп-па. Начинаю лучше понимать отчаянную авантюру Риты. Что она наплела родителям обо мне, что оба накинулись с кулаками? Хм... а ведь, если посмотреть непредвзято, Рита добилась своего! Маменька огребла на орехи, и неважно, любит она их или нет. И папенька огреб. Теперь они, по крайней мере, меня опасаются. А от опасения до уважения — один шаг. Как бы его пройти, не получив пулю в башку? Тоже ведь вопрос. Но Рита все равно выбрала неверный путь. Путь "ведьмы" — по определению неверный. И еще она — глупая манипуляторша!

Не глупая, поправляю себя. Не глупая. Юная. И черная. Это важно.

На лестнице и в лифте — никого. Врал Алексей насчет трех бригад киллеров, ох и врал. Максимум парочку наблюдателей заловили. Иначе тут было б не протолкнуться от бойцов в броне. А охранял меня лично... хм, а больше некому. Если не хочешь светить сотрудника перед Службой — делай все сам. Да что за гадость образовалась у него по работе, если собирает тайную, лично ему преданную команду? Что-то у меня заранее неприятно сосет внутри.

Охранники на проходной провожают нас внимательными взглядами. А вот здесь вполне могли бы нарваться на представителя Службы. Или Алексею по рангу телохранители пока что не положены?

— Док, не мог предупредить? — ворчит Рита. — На меня все будут пялиться, я же в домашнем!

Смотрю оценивающе и не нахожу различий. Что прогулочно-выходная одежда прозрачна, что домашний халатик. Он даже длиннее на пару сантиметров. Так и говорю. Рита машет рукой и решительно садится в такси. Водитель смотрит вопросительно. Я предусмотрительно заказал машину для поездки по несертифицированным трассам, и машина прибыла не на автопилоте. Нарушение режима секретности, да и плевать.

— Адрес, — подталкиваю я Риту. — Адрес назови. Наверняка у твоей маменьки есть место, куда она прячется переждать опасность. И ты его должна знать.

Девушка смотрит вопросительно. Ну да, она же не в курсе.

— Я с ней общался, — криво усмехаюсь я. — Сидит она сейчас под веником и не дышит, есть такое подозрение. Ну?

Рита впечатлена. Так-так. Выходит, знает она о сущности работы маменьки, очень хорошо знает — и не представляет, чем ее можно так напугать, чтоб сбежала из собственной квартиры. Еще одна маленькая темная страничка ее семейной жизни.

Едем. В глазах Риты вопрос — как? Молчу. Моя любимая должна все сделать сама. Понять, принять и сделать. Это — обязательное условие нашей, надеюсь, очень долгой совместной жизни. Жестокое, но — обязательное.

Кстати о долгой жизни. А на пот меня все же прошибло. Так и окочуриться недолго. Рановато я встал, но другого подходящего момента могло не подвернуться. Рискую, и не чем-то, а собственным здоровьем!

Рита замечает болезненную испарину.

— Ненавижу твоих друзей! — шепчет она страстно. — Бесчувственные идиоты! Заставили убивать меня! Сами ни разу не любили, и не подозревают, что это такое!

Ого, вот это сила. Так она и до наведенной порчи докатится. Не встречал, не верю, что физически возможна, но от моей цапли можно ожидать всякого. Расшатанный генокод — страшная вещь.

— Они совершенно ни при чем, — бормочу на всякий случай. — Это мой и только мой выбор. Долг перед человечеством. Я поклялся уничтожать нелюдей, однажды и на всю жизнь. А ты — "ведьма", один из самых страшных видов. К тому же — темная.

Рита зябко ежится и придвигается ко мне. Мои секретные записи она читала. Но не спрашивает, почему не убил. Зачем спрашивать, если ответ видела лично? Я бы прежде сам умер.

— Я не сразу поняла, что изменилась, — призналась она еле слышно. — Власть над людьми... такая сладкая. Увлеклась. А потом не смогла исправить. Док, ты когда-нибудь меня простишь?

И снова в глазах любимой тревога. Что ж, будем жить с тревогой, и не к такому привыкают.

Такси аккуратно сворачивает с трассы в лесопарковую зону. Там и тут — высокие ограды элитных загородных домов. Вот она где прячется, преступница. Среди правительственных чиновников и полицейских чинов. Не самого высшего полета, но все равно, как говорят врачи, симптоматично.

— Я не знаю, что делать, — признается Рита.

Все же не поняла сама. Ей всего восемнадцать, напоминаю себе. Юная, неопытная. Это простительно.

— Во времена задолго до Катастрофы девушки уходили после замужества в другой род. Брали в приданое только личные вещи — и уходили.

Подозреваю, Мося с Сергеем посмеялись бы над моим утверждением, но мне плевать. Гипотеза Катастрофы меня полностью устраивает, потому что объясняет все несуразности моей несчастной родины. А раз так — она верна.

— Девушки? — подает голос Рита.

Умница, отмечаю я в очередной раз.

— Или парни. Но что будет, если я уйду в примаки, ты прекрасно понимаешь.

Такси плавно сворачивает к высоким кованым воротам. Момент истины.

Рита прерывисто вздыхает и решительно выбирается из машины. Перекидываю водителю на инфо плату за проезд, задаток на ожидание и топаю следом. Вот интересно, если на воротах не живой охранник, а автоматическая система, Рита через забор полезет в своем коротком халатике? Меня ее мама точно на порог не пустит.

Ого, вот это привратник. Глыба. "Гоблин". Ну надо же, "гоблин". А я бы поставил на "термита". Он — не из банды? Доверенное лицо или?.. Бесцеремонно оглядывает Риту маслеными глазками, отмечает домашний халатик. Меня в упор не замечает, как будто я — пустое место. Ну-ну.

— Явилась, — констатирует он. — В одном халатике. Снова начала? Скоро без трусов припрешься?!

Жирдяй злится совсем как член семьи. Кто он Рите? Еще одна страничка семейной жизни? Не хочу знать. Решительно выдвигаюсь вперед. Привратник щетинится, но слегка отступает. Боится, и правильно делает.

Рита уверенно касается сканера, ворота отползают. Похоже, моя любимая тут частенько бывает. Ну и как богатство маменьки стыкуется со скромными одеждами дочки? Начинаю догадываться об ответе. Или Риту в семье не привечали, или она семью. Но скорее всего — то и другое одновременно. Дочь-бродяжка. Как говаривали до Катастрофы — отрезанный ломоть.

Разноцветные брусчатые дорожки, цветущие кустики и стриженая травка. Так, здесь поработал ландшафтный дизайнер, судя по наличию альпийской горки и фонтанчика. Терпеть не могу стандартные решения, они мне еще в виде пищи быстрого приготовления опротивели раз и навсегда. Останавливаюсь и киваю Рите на коттедж. Дальше она сама, ее маменька от меня просто сбежит. Или стрелять начнет — тоже, знаете ли, неприятно. Рита мнется.

— Я включу инфо на постоянку, — бормочет девушка. — Послушай, ладно?

И решительно шагает ко входной двери, сверкая голыми ногами. Все же забавная у моей любимой походка. Цапля — она и есть цапля, голенастая и неуклюжая. Или... или серьезно обучавшаяся ходьбе на туфлях-столбиках. Я ни разу не видел, но что я знаю о ее жизни в Израиле? Что я вообще знаю о ее жизни?

Слушать оказалось, по большому счету, нечего. Мама и дочка в основном молчали и смотрели друг дружке в глаза. Потом Рита произнесла стандартный текст полного отказа от имущественных претензий. Под запись. Все же догадалась сама, чем пронять маму, умничка. А потом случилось то, что я даже не ожидал и не надеялся.

— Прости меня, мамочка, — пробормотала Рита чуть слышно. — Я лезла в твои отношения с папой, как последняя дура. И все тебе испортила. Если можешь — прости.

— Повзрослела, — сказала темная "чарми" с непонятной интонацией. — Приходи в гости, если что. Только без соли.

Соль? Наверняка какая-то внутрисемейная шутка. Не хочу знать.

Рита выходит из коттеджа задумчивая. Идет к такси, кивает на прощание привратнику или кто он там — и останавливается.

— Позаботься о маме, толстый. У нее остался только ты.

Неправда, "чарми" никогда не страдают от одиночества, но — для "гоблина" приятная неправда.

— Иди, шалава, — бурчит привратник, и в его исполнении это звучит как дружелюбное прощание. Собственно, так оно и есть.

— Работаю с тобой, читаю твой учебник, все вижу, все знаю, и все равно не верится, что они такие примитивные, — признается Рита в такси. — Читаю маме отказ от имущественных претензий, а у нее лицо так светлеет, светлеет! Ну неужели они все жадные эгоисты и ничего больше?!

Не отвечаю. Меня больше беспокоит внезапно возникший вопрос: а почему, собственно, маму Риты до сих пор не грохнула Служба? Мутант? Несомненно да. Опасная для общества? Еще как. "Черные риэлторы" — по сути банда убийц, а она на них работает. Известна Службе? Однозначно да, Лыков проговорился, назвав ее Черной Леди. Ну и? А ведь ее не только не трогают, но и не препятствуют деятельности. Как бы меня не касается, но только на первый взгляд. А если на второй, то уже возникает вопрос: а не прилетит ли мне ответка за наезд на Черную Леди от неведомых структур, которым ее деятельность выгодна, а?

Рита вздыхает и прижимается к моему плечу. Ого. А отказ ей непросто дался. Все же у нее всегда было место, куда можно спрятаться от жизненных невзгод, а тут раз — и живи сама как знаешь. И где знаешь. И она мутантка. Впрочем, остается еще отец.

— Папу отказом от имущества не проймешь, — тихо говорит Рита. — Он меня к тебе не отпустит. Никогда. Он меня любит, понимаешь?

Я понимаю. Чего не понимает моя цапля — гораздо важнее то, что она тоже любит отца, любит неистово, болезненно, и за его любовь готова убивать. Вот это и есть ее главная проблема. Как с ней справиться, она не знает. Что гораздо важнее — не знаю и я.

— Ну вы едете или как?

Это таксист. Голос недовольный, рожа презрительная. Еще одна проблема столицы. Так-то Москва мне нравится, но вот ее таксисты — отдельная и очень неприятная тема. Это из-за того, что немалую часть таксистов составляют "термиты". Они любую работу выполняют так, словно оказывают тебе огромное снисхождение, а остальные с них берут пример. Результат — у нас перед глазами. Говорят, до Катастрофы было иначе и таксисты просто возили пассажиров, но мне не верится. Мутантов в Москву словно магнитом тянет, думаю, и до Катастрофы тянуло.

— На работе молчи! — сурово отрезает Рита.

Таксист каменеет за рулем, и я понимаю, что теперь он действительно на работе будет молчать. Всю оставшуюся жизнь. Это очень плохо, ломать свободную волю вообще плохо, и надо бы Рите сделать втык, но вспоминаю себя юного и сдерживаюсь. Сам я по молодой дурости и не такое творил, с симпатичными мне женщинами, например. Девочка просто невероятно устала и сорвалась, бывает.

— Ой, — смущенно бормочет Рита. Ага, дошло.

— Он действительно теперь будет молчать, — аккуратно добавляю ей, так сказать, соли на рану. — Не сможет договариваться с клиентами, потеряет работу. В торговле ему тоже места не будет, а больше ничего он не умеет. Семья впадет в нищету, мужик сломается и запьет. Потом тронется рассудком. Точка. А всё потому, что ломать свободную волю — мерзость.

— Я не ...

— Дело не закончено, — напоминаю мягко. — Договаривайся о встрече с отцом.

Рита облегченно прерывает оправдания и тянется к инфо. Минута уверенных переговоров с каким-то Олежкой, таксист получает координаты и трогается с места. Всего лишь один звонок, чтоб получить моментальный доступ к самому охраняемому в стране телу. Еще одна темная страничка тайной жизни моей ненаглядной цапли.

Встреча назначена в садово-парковой зоне Большой Москвы. Садово-парковая зона — одна из дурацких затей городского начальства, но для встреч подобного плана самое то. Огромные парковые пространства, сотни и сотни сотрудников горзеленстроя ежедневно поддерживают их в чистоте и порядке — а жилья в шаговой доступности нет. Следовательно — пустуют. Шумят фонтанчики, цветочные бордюры благоухают, брусчатка блестит, а людей... Не, кое-кто есть, бродят там и тут. Приезжают на машинах, платят нехилые минималы парковщику и гуляют. Типа — культурный отдых. Но совсем не то, что на бульварах столицы, совсем не то. Вот среди гуляющих я и пристраиваюсь непринужденно. Сижу на скамейке, ни на кого не смотрю.

— У папы охрана, — предупреждает Рита. — Профессиональная. Они из зоны встречи всех выметают. Вряд ли твои способности...

Спокойно киваю и остаюсь на прежнем месте. Да, профессионалы меня заметят. Но — это если я подхожу. Совсем иное дело, если я присутствую в месте встречи изначально, тут магнетизеру раздолье.

Рита мнется и тревожится. За меня, за отца, за себя. Прекрасно ее понимаю. Пойди что не так, и тут начнется рубилово. А в массовке словить пулю-нежданку — обычное в общем-то дело. Именно так погибает большинство нечаянных свидетелей бандитских стычек.

Первыми заявились бодигарды. Возникли из ниоткуда, властными жестами и полицейскими жезлами отворотили редких гуляющих. Вежливо поздоровались с Ритой — знают в лицо. А один остановился рядом, качнул требовательно головой, мол, проваливай.