Но уже через день пути появилось кое-что необычное. Из горизонта прямо по курсу в небо втыкалась тонкая, едва толще волоска, игла. Однако чем дальше "Граф Д" уходил от стены тумана, тем понятнее становилось, что основание иглы едва ли уступает по размеру площади Ницира, и что она не заканчивается там, где ее огибали редкие облака, а уходит гораздо выше, туда, где уже полторы тысячи лет не бывал ни один человек, кроме придурковатого Эрцетского пророка Этаны, давно присоединившегося к облаку промерзших камней на самой окраине Солнечной системы.
Прошло еще два дня, и башня Турангалилы предстала перед командой и пассажирами "Графа Д" во всем своем величии. Монолитное основание поднималось над волнами на добрую сотню метров — запас, оставленный на случай дальнейшего подъема воды. Выше под облака возносились ажурные стрельчатые арки. Под ними проглядывался гоферовый каркас, из которого во все стороны ветвями странного дерева торчали крытые платформы и завязанные немыслимыми узлами балки.
— Что случилось с Руснаком? — На Далию, которую последние недели постоянно посещали навеянные Пробуждением сны, вид Турангалилы особого впечатления не произвел.
Она играла с Чилдерманом и Калебом, которого Турангалила тоже не особо волновала, в карты прямо на палубе.
— Погиб вместе с Павлопетри, — Чилдерман сбросил лишние карты. — Занимался эвакуацией до последнего, пока ковчег еще держался на воде... Все случилось, как он сам предсказывал — оказалось достаточно гибели двух городов, чтобы первые гегемоны акваторий взяли энамэров за глотки. А поскольку я тогда еще не разделил корпус шеду по акваториям, Руснака вы знаете как отца воинов Мардука.
— Пастырь, вы опять жульничаете! — Далия раздраженно бросила скопившуюся в руках колоду на палубу.
— Ничего подобного, у меня просто хорошая память, — Чилдерман открыл свой расклад с профессиональной медлительностью.
— Это одно и то же, — буркнула Далия.
Она поднялась с палубы, отряхнулась и, прикрывая рукой глаза от солнца, всмотрелась в башню.
— Храни нас Мами, пастырь, она так и уходит в космос? — спросила Далия, разглядывая переплетающиеся в арках узоры.
— На высоте девятиста метров из нее выходи n-полимерный трос, который и поднимается к орбитальному якорю. Трос защищен оболочкой из нанотрубчатой паутины, а непосредственно лифт перемещается внутри оболочки...
— Э-э, господин Чилдерман, — подошедший Асока, с опаской косящийся на нависающую над кораблем башню. — Что нам делать дальше?
— Набирайте высоту, пока не окажетесь выше основания. А там должны быть такие же причалы, как и в любом ковчеге.
Асока отошел, раздавая отрывистые команды матросам. Мгновения спустя дно "Графа Д" разверзлось, исторгая из себя тонны балластной воды, и цеппелин начал медленно подниматься.
— Знаете, Чилдерман, я только одного до сих пор не пойму, — Далия запахнула куртку, закрываясь от разыгравшегося на высоте ветра. — Почему на Земле не осталось ни клочка суши? Вы ведь сами говорили, что Потоп остановился, когда над водой еще оставались вершины гор?
— Вы внимательно слушали Калеба, когда он рассказывал свою сказку?
— Ага. И вы, в ту минуту, когда мы вот-вот попадем в Турангалилу, хотите убедить меня в том, что все так и было, как в сказке?
— А как вы думаете, в ковчегах появилась вера в Утнапишти, Энлиля и прочих?
— Не морочьте мне голову, Чилдерман! В мой мозг уже поместили теории возникновения религий. Готова поспорить, зерно наших нынешних верований заложил ваш друг Ахмед-Ной. Но это не объясняет того, куда делась оставшаяся после Исхода земля!
Чилдерман смеялся долго и так заразительно, что Далия и сама заулыбалась. В эту минуту он ничем не отличался от обычного человека, и на мгновение Далии даже показалось, что пастырь не смеялся вот так вот, может быть, с самых дней Исхода
— Ну, тогда слушайте... — начал Чилдерман.
Последний отбывающий от Земли корабль Исхода, "Ультимо", завели в трубу ускорителя, и теперь последние экипажи покидали буксировщики, спеша занять отведенные им гибернационные капсулы. Позади у "Ультимо" остались обезлюдевшие орбитальные комплексы и колонии на Марсе и спутниках Сатурна, которые не могли выжить без поддержки Земли. Корабли, брошенные прибывшими на них колонистами, так и останутся на вечном приколе у медленно вращающегося вокруг своей оси ускорителя.
Похожий на гигантскую сороконожку, каждый сегмент тела которой в диаметре превышал добрый десяток километров, "Ультимо" не помещался в трубу полностью. Из направленного в сторону созвездия Геркулеса конца торчала усеянная поблескивающими бусинами закругленная голова. Если присмотреться в ней повнимательней, то через прозрачный митраглас бусин можно разглядеть плывущих в невесомости людей.
Внимание большинства из них приковано к стремящемуся к нулю счетчику времени.
Все пассажиры "Ультимо" уже погружены в глубокий криосон. Миллионы капсул превращают внутренности корабля в самый большой в мире комод, каждый ящик которого выдвигается и открывается по команде с мостика. Но, если все пойдет по графику, открыться они должны не раньше, чем через две с лишним тысячи лет. Слой капсул с людьми обернут несколькими слоями контейнеров с находящимися в заморозке животными и генетическим материалом. Следом расположены слои, заполненные техникой и строительными материалами. Их в свою очередь укрывают десятки защитных и энергетических оболочек, а безжалостному космическому излучению подставлены лишь шероховатые гоферовые цилиндры внешнего корпуса. До той минуты, пока раскаленная плазма не выбросит "Ультимо" из ускорителя как снаряд из пушки, корпус корабля соединен с тюбингами на внутренней поверхностью ускорителя упругими стабилизационными жгутами.
На трехсоткилометровой махине не спят лишь члены экипажа, ответственные за старт. Для них предназначены специальные капсулы, из которых сразу можно получить доступ к управлению кораблем — на случай экстренного пробуждения. Это прозрачные шары, заполненные голубоватым амритагелем. В таком шаре человек может прожить на сотни лет дольше, чем в обычных условиях, но их создатели вполне обоснованно опасались за психику находящихся внутри людей. Поэтому в конструкцию добавлено гибернационное оборудование, позволяющее усыплять и пробуждать экипаж почти мгновенно.
Вместе с экипажем не погружены в сон еще двое — бывший спикер Сената Фрэнсис Рабелье и плавающий в гравитационном коконе Махди Ахмед, известный также как доктор Ной.
— Ну и какого черта, Ной, мы с вами здесь болтаемся? — Рабелье совершил кульбит и повис вверх ногами. — Все равно же ничего не увидим — "Ультимо" выскочит из Солнечной системы быстрей, чем пробка из той бутылки шампанского, что мы перед отлетом выжрали над Лхасой.
— Фрэнсис, в вас романтики ни на грош, — хмыкнул Ахмед. — Вообразите себя капитаном, который покидает судно последним...
— А херовый из меня капитан, Ной, — голос Рабелье разом поскучнел. — Пол-экипажа-то осталось на тонущем судне.
— Вы мне Руснака напоминаете. К счастью, у вас, в отличие от него, нет шанса слинять с "Ультимо". Не забывайте, что тем двадцати миллионам, что спят у нас за спиной, тоже нужен руководитель. Неужели вам так хотелось остаться?
— Да нет, на самом деле, — Рабелье вновь принял нормальное положение. — Просто чуток не по себе. Нас отсюда сорвалось почти два миллиарда, да и летим мы черт знает куда. Это вам не шестьсот тысяч евреев по пустыне водить...
— Господин спикер! — к Рабелье и Ахмеду подлетел один из корабельных офицеров. — У нас поступают странные сигналы с орбиты!
Рабелье и Ахмад развернулись к офицеру и уставились на планшет в его руке.
— Что за ерунда? — Рабелье разглядывал пляшущие по планшету символы. — Показания такие, будто кто-то запускает еще один ускоритель.
Глаза Ахмеда в ужасе расширились.
— Это "Ораторио"! Орбитальная система плазменной бомбардировки! Ее никто не трогал уже четыре сотни лет... Свяжите нас с Руснаком и Чилдерманом в Турангалиле!
Несколько секунд спустя в воздухе перед Рабелье и Ахмедом появилось изображение бывшего председателя Комитета по выживанию. Последние недели перед отлетом "Ультимо" он провел на ковчегах, координируя действия гегемонов акваторий и подчиненных им войск. Сейчас он предстал перед улетающими в украшенных тонкими узорами черных доспехах. Композитный шлем с поднятым забралом лежит у него на сгибе руки, к креслу прислонен карбонитрид-титановый меч.
— Руснак, у вас что там происходит?! — заорал Рабелье. — Кто запустил "Ораторио"?!
— Я, — ответил Руснак, не моргнув глазом.
Изображение рвалось и дергалось — сказывались помехи от разогревающегося ускорителя и бушующих на поверхности Земли ураганов, сезон которых должен был закончиться только через несколько лет.
— Вы с ума сошли?! Вы что там собрались бомбить?
— Это идея Чилдермана, — пожал плечами Руснак. — И я не думаю, что он сумасшедший.
— Где он? — Рабелье начал задыхаться. — Что вы, черт вас побери, задумали?
— Я передам список целей.
Экран заполнила координатная сетка, по которой то там, то сям оказались разбросаны красные круги с мигающими рядом цифрами. Рабелье услышал, как Ахмед облегченно вздохнул — ни одна из красных меток не приходилась на ковчег.
— Вы что-нибудь понимаете, Ной? — Рабелье уставился на соседа.
— Сейчас и вы поймете, — Ахмед пошевелил пальцами, накладывая на переданную из Турангалилы сетку старую физическую карту Земли. — Теперь понятно?
Рабелье хватило трех секунд, чтобы сопоставить данные.
— И зачем им это?
— О, причин на самом деле масса, — усмехнулся Ахмед. — Уничтожение ложной надежды. Избавление от последней причины для войн и разногласий... Если подумаете, Фрэнсис, вы сами назовете еще с десяток причин, по которым этому новому миру не нужны жалкие остатки суши. Как минимум, никому теперь не придет в голову передраться за право владения несколькими торчащими над водой горными пиками.
— Господа, минута до старта! — раздался голос командира корабля.
К Рабелье подплыли два офицера и мягко, но настойчиво, увлекли его к свободной пассажирской ложе.
— Прощайте, Петр, — обратился Ахмед к изображению Руснака. — Надеюсь, я сделал правильный вывод?
Ответить тот не успел — изображение моргнуло и исчезло. Все смотровые панели погасли, так как труба ускорителя задрожала, роняя горящие сполохи, и в чашу установленного на корме "Ультимо" отражателя ударили первые заряды плазмы.
Стороннему наблюдателю могло показаться, что между Землей и Луной на мгновение беззвучно зажглось новая звезда. Вспышка за считаные секунды отправила "Ультимо" на окраину Солнечной системы, где был инициирован второй выброс, и последний корабль Исхода скрылся в непроглядной тьме космоса.
Не успело небо над бушующим океаном остыть от старта "Ультимо", как его озарили новые вспышки. Прорываясь сквозь вздымающиеся на несколько километров завихрения тайфунов, в заливаемые бесноватой водой клыки последних оплотов суши вонзились ослепительно-белые лучи. Простоявшие миллионы лет и выдержавшие безумный натиск воды горы вздрогнули, разлетаясь шипящими багровыми брызгами. Океан вокруг них вскипел, образовав прямо в воде котлованы в сотни метров глубиной, и исторг из них облака раскаленного пара. Когда спустя несколько минут заряды "Ораторио" иссякли, а пар смешался с влагой в воздухе, океан яростно набросился на возникшую пустоту и заполнил ее грязно-зеленой водой.
В подпирающей затянутые свинцовыми тучами небеса башне Турангалила Петр Руснак отключил монитор с гаснущими один за другим красными кругами целей "Ораторио". Последняя земля исчезла, превратившись в легенду, и история человечества вышла на новый виток. Одна его часть скрылась среди звезд, вторая готовилась открыть ворота ковчегов и вернуться в изменившийся до неузнаваемости мир. За десятки дет существования Комитета по выживанию Руснак и его люди сделали достаточно, чтобы человек смог выжить на просторах нового мирового океана. Все дальнейшее зависело от самих людей.
И Чилдермана.
009. Нет места для ворона
Долгое время снаружи ничего было не видно, кроме мелькания ячеистой структуры окружающей лифтовой трос оболочки. Сидящий на полу со скрещенными ногами Калеб наблюдал за уносящимися вниз полупрозрачными гексами с потрясающей отрешенностью. На первый взгляд казалось, что он впал в транс и вот-вот начнет снова нести всякую ахинею, но Далия, уже привыкшая к странному поведению ханаанца, видела, что тот вполне себя контролирует. После того, как Чилдерман перед визитом на Тильмун напичкал его какими-то своими загадочными препаратами, Калеб почти перестал срываться в режим зомби, а если это и происходило, то пастырь быстро возвращал его к реальности своим "хальтен".
Сейчас Далия даже завидовала способности ханаанца уходить от этого мира. Первоначальное волнение, появившееся как только "Граф Д" вошел в раскрывшиеся ворота Турангалилы, в лифте сменила скука.
Да, там, на палубе, принявшей цеппелин, оказалось множество странных и удивительных вещей — начиная от безумно красивого витражного потолка, который подпирали сотни дымчатых полупрозрачных балок, заканчивая огромными часами. Механизм возвышался на постаменте посреди причального ангара. Он состоял из немыслимого количества мелких керамических шестеренок, молоточков, хитро устроенных шарниров и еще массы непонятных вещей. Если бы не огромные круглые циферблаты, Далия даже не догадалась бы, что это часы. К сожалению, потрясающий механизм был мертв уже многие сотни лет, и даже богатое воображение энамэра Эрцету не могло представить, как все это нагромождение механизмов может слаженно работать, не рискуя разлететься на куски.
Под сводами Турангалилы царила тишина. Каждый шаг путешественников отдавался гулким эхом, мечущимся между арками и колоннами залитых искусственным светом залов. Но даже яркий свет не спасал от неприятного ощущения, как будто за спиной толпятся призраки миллионов людей, в свое время прошедших здесь. Кто знает, где находится душа, пока тело несется в межзвездной пустоте?
А еще здесь странно пахло. Точнее не пахло вообще — ни морем, ни затхлостью ковчежного дна, ни влажной свежестью Тильмуна. Воздух словно засыпался внутрь легких как невесомый песок, и также высыпался обратно, подчиняясь сокращениям диафрагмы. Стоило на минуту прислушаться — и из горла доносился легкий шорох невидимых песчинок, вылетавших из груди.
Чилдермана мало интересовали часы, застывший рядом с "Графом Д" отливающий металлом кит с торчащим спереди массивным прозрачным пузырем (на ходу пастырь пояснил, что это один из воздушных кораблей, которыми пользовались предки), бесшумно носящиеся по полу похожие на черепах механизмы, нещадно уничтожавшие любой признак загрязнения, оживающие при приближении людей прозрачные стены, в которых вдруг начинали появляться призраки в странных одеждах, и все остальное. Пастырь не останавливался ни на мгновение, двигаясь куда-то вглубь башни, туда, где по его словам находился лифт на орбиту.
