— Бросьте его, — Веник встал на ноги и отдвинулся в сторону. — Пусть сам вылизывает свою лапу, а то нам ни промыть нечем, ни завязать. Говорят, у них, у псовых, слюна целебная. И пусть валит, куда хочет, да побыстрее.

Качнув шакала, парни отшвырнули его в траву. Тот как-то по-кошачьи извернулся в воздухе, но встать на ноги у него не вышло — рухнул на бок. Вскочил и на трёх лапах умчался в кусты. А ребята вернулись к работе — оказывается потроха тоже нужно отделять от чего-то там, к чему они крепятся — своего рода, хирургия.

— Мне бы руки помыть, — спохватился Веник. — Полейте кто-нибудь.

— Не из чего. Девчата сосуд унесли. Надо идти к заводи, к поваленному дереву.

— Ага. Подайте копьё, чтобы подмышкой зажать. И готовьте вертел, и углей нажгите.

— Блин! Дрова-то кончаются, — озадачился Саня. — Опять нужно тащиться на тропу. И курицу эту кто-то должен сторожить, а то шакал утащит. Давай, Слава, карауль.

* * *

Когда, отмыв руки, глава клана вернулся "в расположение", Вячик завершал монтаж рогулек, между которыми пылали практически все оставшиеся дрова. Со стороны сосны с охапками древесных обломков в руках шли Саня и Ленка, а за ними Любаша несла копья и берестяной сосуд. Жизнь снова налаживалась. Потом началось заклеивание подорожником царапин и ссадин на Ленкиных ногах и слежение за тем, как подрумянивается устроенная над углями птица — парни то и дело подхватывали вертел на руки, спасая еду от обгорания, а Любаша брызгала на вспыхивающие от жира угли водой.

На источаемые от костра запахи на трёх лапах приковылял шакал. Поозирался затравленно, несколько раз трусливо отступил в ответ на резкое движение, но потом добрался до так и оставшихся чуть в сторонке внутренностей и набросился на них, словно ест первый и единственный раз в своей жизни. Слопал он всё без остатка в считанные секунды, а потом упал набок и счастливо высунул язык.

"Можете убивать, — говорил весь его вид, — я сделал самое главное в своей жизни и теперь абсолютно счастлив"

Но впечатление оказалось обманчивым — когда Ленка вытянула свои длинные стройные ноги, меняя позу, зверь подхватился и отбежал немного дальше.

— Нашего больного прошу не беспокоить, — прокомментировал это происшествие Веник.

— Какой больной? Вы что, всерьёз полагаете мои царапины чем-то существенным? — наморщила носик Ленка. Она так и сидела, сохраняя неподвижность и придерживая лопушки подорожника на своих исхлёстанных ногах. Ей было скучно.

— Не о тебе речь, а о шакале. Его тут доктор Пунцов давеча прооперировал, — хмыкнул Саня. — И вообще, сколько можно жарить? Горячее сыро не бывает. Давайте скорее есть.

Любаша ткнула тушку заострённой палочкой и замотала головой: — Терпение, только терпение.

Ещё несколько минут все слушали голодное ворчание в Санином животе, и ухмылялись. Наконец, повариха дала отмашку. Готовое блюдо подали поближе к сидящей на том же месте Ленке.

— Дели. Только смотри — на шестерых. Галка пришла — дрыхнет в убежище. Какая-то она вымотанная вся, даже не проснулась, пока мы тут базарили.

— Галчонок!? — обрадовалась Ленка и, теряя листочки подорожника, полезла внутрь домика.

— Вот так промываешь, промываешь, а она раз — и встала на коленки, — сокрушённо всплеснула руками Любаша и полезла следом за подругой. — Эй, — высунулась она минуту спустя. — А ну, дуйте быстро на брод за холодной водой. У Галки сильный жар — нужно её обтереть. И не суйтесь сюда — мы её разденем.

— Только еду заберите от греха подальше, — Саня сунул в проход конец палки, на которую так и была нанизана подрумяненная птица. — Пошли, парни. Заодно и дров прихватим, как следует. А то как-то мы совсем почти без топлива остались.

Едва ребята ушли, шакал снова поднялся и принялся пытливо изучать опустевшее место. Он обстоятельно подобрал пух и перья, раскиданные рядом с местом, где ощипывалась добыча, и сунул нос во входное отверстие.

— Пошла прочь, тварь вонючая, — раздался гневный Любашин голос. Потом донёсся шлепок и обиженный визг удирающего зверя.

* * *

— В общем, так, мальчики! — встретила ребят Ленка. — Давайте сюда воду, а сами начинайте строить дом с нормальной крышей. Вы представляете себе, что будет, если пойдёт дождь? Та самая знаменитая весенняя гроза? Это вам — лбам здоровым, начхать на всё, а Галочка у нас создание нежное, к тому же хворает. Потом и поедите, — добавила она, глядя на огорчённого Саню.

— Не, ну это просто полный и окончательный облом. Мамонт! Командуй, зараза. Пока я злой — всё разнесу.

— Э-э-... бери рубило и пошли к сосне. Попробуем кору с неё снять. А там видно будет, что делать. И не горячись так. Ты Ленку хоть раз в панике видел?

— Нет.

— Уже видел. Только что. Это она за Галку испугалась. Видать, совсем плохи у неё дела.

Кора с поваленной сосны отходила легко. Саня прорубил два кольца, разнесённые на полтора копья — это около трёх метров. Потом сделал продольный разрез, начиная с которого огромный пласт отделился от ствола почти без усилия — благо в этом месте дерево нависало над землёй, а не лежало на ней. И подходы с обеих сторон были удобные. Если на глаз, то у ребят оказалась пластина размером пять на три метра. Тащить её пришлось волоком по траве. Потом потребовалось возводить каркас, вырубая для него жерди в лесу — не слишком толстые стволы молодых осин легко и непринуждённо превращались в нужные элементы. Правда, поработать рубилом парням довелось всем по очереди — инструмент без рукоятки быстро утомлял. Собственно, всё сооружение представляло собой обычную двускатную крышу со стороной два с половиной метра — то есть равносторонний треугольник в сечении.

Несущие элементы связали лыком, а собственно покрытие прижали наклонными палками, вершины которых тоже связали. То есть работы оказалось не так уж и много. Или ребята, вдохновлённые волшебным пенделем и радужной перспективой перекусить, особенно шустро шевелились? Постройку эту возвели одним из торцов вплотную к противоположной от входа стене укрытия. Разобрали часть плетения, сделанного в этом месте из отдельных веток и...

— Чего это ты мне букет суёшь? — возмутилась Ленка, принимая из рук Веника пучок трав. — И вообще, одуваны в качестве цветов — это дурной тон. Ещё и завернул в подорожник — не мог, что ли, за нормальными лопушками сходить?

— Это не одуванчики, а мать-и-мачеха. Она, да ещё подорожник, считаются целебными растениями. Правда, не знаю, от чего помогают, но вреда точно не будет. Дай их Галке пожевать. Как она, кстати?

— Горит. Несите ещё холодной воды на обтирание. И заделайте противоположную сторону своего балагана чем-нибудь, чтобы не дуло, а то тут у вас, как в трубе, — огрызнулась девочка и исчезла.

— Пошли, ещё кусок коры снимем, пока не стемнело, — развёл руками Саня.

— Нет, блин! И чего она раскомандовалась? — возмутился Веник. — Устроила тут матриархат, понимаешь, а вождь у нас, между прочим, Ве... то есть, Мамонт.

— Она дело говорит, — остудил друга Вячик.

Солнце уже касалось вершин отдельных, самых высоких деревьев — мешкать было некогда.

* * *

Ужин в этот суматошный день получился поздним. Пока переносили постель из решётчатого убежища в балаган, пока придумывали, как устроить здесь очажок и куда приткнуть дрова, наступила полная темнота, и на небе зажглись звёзды. Но никто на них не смотрел — остывшее мясо крупной птицы на удивление хорошо прожарилось.

Закутанная в длинный Веников пиджак с сильно закатанными рукавами Галочка сидела, словно птенчик, и с аппетитом вкушала трапезу, хотя испарина у неё на лбу выступала отчётливо.

— Ты, Мамонт, нам так и не рассказал, откуда у тебя такие познания во врачевании, — ни с того, ни с сего поинтересовалась Любаша.

Ленка в ответ бугыгыкнула и, ни секунды не медля, ответила: — Ты с какого дуба рухнула? Не помнишь, что ли, как он то на костыле ковылял, то перевязанной головой сверкал, то в майскую жару ангину подхватывал? К нему ещё Лёха кликуху клеил — Травмированный. Но она не прилипла, просто стали его то лохом звать, то лузером. А на самом деле он, считай, все болячки, какие нашлись, на своей шкуре перенёс. Ты эти мать-и-мачеху и подорожник что, тоже жевал? — обратилась она к вожаку.

— Нет. Заваривал, когда болел. И пил. Не знаю, помогало ли, потому что таблетки ещё были.

— Ну вот! А теперь Галочке от них сразу полегчало. И... это, кончай брюхо набивать. Расскажи нам, что дальше будем делать?

— Так тут всё понятно, — Веник осмотрел идеально обглоданную косточку и положил её на обрывок коры. — Всё, что про древних людей рассказывали. Каменные орудия труда, плетение корзин, выделка шкур. Потом нужно выявить съедобные растения. Нам, что самое сложное — так это освоить обжигание посуды из глины.

— Ничего там сложного нет, — тоненько прошелестела Галочка. — Я в Доме Детского Творчества ходила на керамику. Просто это довольно трудоёмко и нужно много дров. Ну и с глиной надо угадать, подобрать состав смеси. Опять же печку построить, просушку наладить и всё это укрыть от дождя.

— Ты, это, поправляйся пока, — пробормотал глава клана. — Конкретно завтра — плетение корзин у девочек и обучение изготовлению инструментов из камня у мальчиков.

— А охота? Или хотя бы рыбки наловить? — возмутился Саня.

— Пока корзинки не будет, рыбачить бесполезно — из травы у вас весь улов утащат. А насчёт охоты — так без лука ничего толком не выйдет — одни разодранные коленки у нашей охотницы. Кстати, Лен, на вот, держи — он подал девочке комок ткани.

Та развернула и посмотрела — это были спортивные штаны, а потом смиренно произнесла: — Хорошо, постираю. Но зашить не смогу — нечем. Ты бы не сидел в них около костра.

— Ну, это тебе. Носить. А то от вида твоих истерзанных ходуль у меня просто мороз по коже.

— Спасибо.

— И, да. Как покажу парням работу с камнем, так сразу начнём делать луки, а то Саня нас скоро самих съест.

Глава 4. Четвёртые сутки...

Утром, как обычно, все проспали. Проспали и рассвет, и восход солнца. Но не завтрак.

— Эй, вы! Сонные тетери! — Ленка заколотила по сосновой коре покрытия балагана, отчего на дрыхнущий народ посыпались ошмётки... мусор, короче.

— Да что же это такое! — вскинулся Вячик.

— Бр-р! — Саня сел и захлопал глазами. — Галочка! Тебя ночью никто не раздавил?

— Ой! А где девочки? — всколыхнулась Галя и ещё сильнее закуталась в Веников пиджак.

— А ты тут кто? — удивился вождь клана.

Некоторое время ребята смотрели друг на друга, выплывая из объятий Морфея. Потом неохотно зашевелились и поползли на выход.

— Зверь ты, Мамонт, а не вожак, — жаловался Вячик. — У меня всё болит...

— ...Как после тренировки перед соревнованиями, — продолжил фразу Саня.

— Ну, вы! Близнецы Уизли! — прикрикнула Ленка. — Завтракайте — и за работу. Сначала камни, потом лук со стрелами. Шевелитесь, ленивые скотины. У вас шакал до сих пор не кормлен. Галка! Брысь на лежанку! У тебя постельный режим! — прикрикнула Леночка на подругу. — Я принесу поесть, ты только лежи, — добавила она, сбросив оборотов

Шакал, действительно, сидел рядом с ближним кустарником и внимательно наблюдал за происходящим. Люба подала ребятам печёные рыбки на лопушках. Те спокойно отковыряли глину и принялись за еду.

— Ой, а откуда кусать? — Галка снова выглянула из убежища.

— Так глину отшелуши, — кинул через плечо Саня. — И разве это завтрак? — вопросил он, помахивая перед носом скелетом не такой уж маленькой рыбёшки.

— Лен! Сане — двойную порцию.

— Не сегодня. Но — да. Слушаюсь, Шеф, — ответила девочка, насмешливо заломив бровь. Она сегодня была в дарёных трениках с несколькими дырками, прожженными вылетевшими из костра искрами. Вот и пойми — серьёзно говорит, или прикалывается. — Разрешите приступать к плетению корзин, — забила она окончательный гвоздь. Или — гвоздь окончательно. Но эффектно.

Веник кивнул и положил обглоданный скелет на ошмёток коры.

Саня принял его и протянул в сторону мнущегося неподалеку шакала.

— Шак! Ко мне! — четко произнёс он. Остальные затаили дыхание, ожидая, чем это закончится.

Зверь начал приближаться, делая разные нерешительные движения, словно стеснялся такого пристального внимания. Замер он в полуметре от угощения и даже заскулил от рвущего его противоречия. Саня смилостивился, положил кору с объедками на землю (трава тут была давно и надёжно вытоптана) и убрал руку. Это надо было видеть, сколь застенчиво дикая тварь из дикого леса кралась к еде. Но вот цель достигнута и... делайте со мной всё, что захотите, только дайте доесть!

Спустя считанные секунды шакал... нет, не отскочил, а вылизал место, с которого ел и обвёл окружающих пронзительным укоризненным взором.

— Да я тебя! — рявкнула на животное Ленка и запустила в него... — а тот подхватил на лету и мгновенно слопал и хвост, и голову, и то немногое, что оставалось на костях. Кости тоже. И снова посмотрел, но не вообще — а обвёл глазами руки ребят.

— Погоди, Шак! — пискнула от входа в убежище Галочка. — У меня тут немного осталось.

Она протянула вперёд полуобглоданный рыбий скелетик. Шакал подошел к ней, стелясь по земле и резко хапнул — девочка просто чудом успела отдёрнуть руку.

— Плохой Шак. Невоспитанный, — пропела она доброжелательно. — Не умеет брать еду с рук.

— Галь! Это совершенно дикий зверь. Он людей всего три дня тому назад увидел в первый раз в своей жизни, — объяснил Вячик.

— Ой! — только и сказала Галочка. И спряталась.

— Кто-нибудь видел в лесу орешник? — спросил вождь.

— Я примечал, — кивнул Вячик. — И завязи много. Но есть пока нельзя. До спелости, как до Луны пешком.

— Нам палки нужны для луков, так что какой-то частью будущего урожая придётся пожертвовать.

— Белки и бурундуки и без нас ею пожертвуют, — ухмыльнулась Ленка.

— Древесина для лука должна не меньше двух лет сохнуть в тени, — пробурчал Саня. — Так реконструкторы говорят.

— Сохнуть, сохнуть... — задумался Веник. А может тут найдётся песчаный пляжик с горячим песком?

— Найдётся. Как не найтись! — в тон, словно передразнивая интонации мальчика, неторопливо и рассудительно проговорила Ленка. — Ты видел камыши на противоположном краю затона. Они растут с внутренней стороны длинной косы, другая сторона которой проходит берегом речки. Тот край весь из себя галечный, а на самом конце у протоки — песчаный. Мы с Любушкой туда сегодня ходили рыбки набить. Песок тот, хоть участок и мал, должен нагреваться на солнце. Что? Думаешь там сушилку устроить?

— Кое-что под крышей балагана подвесим. Надолго, чтобы правильно сохло. А несколько заготовок попробуем сделать не по классике. Что-то в горячем песке, что-то у костра в нагретом воздухе. Тетиву попробуем из лыка свить. Оно кажется довольно прочным. Нужно его нащипать совсем тонко и попробовать сделать культурный шнур. Или, может, траву с крепкими волокнами поискать?

— Лыко жёсткое. Ломается и рвётся по местам крутых перегибов, которые бывают в узлах, — запротестовал Вячик. — Даже двойная восьмёрка в месте, где концы перевиваются, часто лопается. Так что, даже если шнурок будет прочным, на узле не выдержит. Вот, если бы из шерсти мамонта сплести, как леску!