Ох, как орал Вернон. Этот рев 'марал во время гона' слышал, наверное, весь квартал. И это был первый раз, когда на чулане появился наружний замок. Все приплыли. Дальше все будет только хуже.
Из первой жизни помню, что выбросы, как правило, были проявлением реакции на Дурслей. Наверное, это какой-то неизвестный мне закон жизни или закон подлости, в общем, как бы я не старался, мне никак не удавалось 'слить' магию и не быть при этом не на глазах хоть у кого-то из Дурслей. Свитерок я уменьшил на глазах Петуньи, случайно аппарировал на крышу на глазах Дадли. С волосами отдельная история — запихнули меня в чулан почти лысым с одним только чубчиком, а проснулся я с вихрами во все стороны и Вернон был первым, кто ревел на весь дом, сообщая о том, что со мной что-то случилось. Это реально обидно. Знать что я волшебник, но не иметь ни малейшей возможности что-то колдануть. Как отрасли мои волосы за ночь понятия не имею, пока Вернон не стал орать раненным слонопотамом я и сам понятия не имел, что волосы за ночь отрасли. Нет, я понимаю, что это вроде способности Тонкс к метаморфизму, но моя беда в том, что эта фигня происходит сама по себе, без моего так сказать участия. Жаль, хорошая штука метаморфизм. В этой жизни надо будет заставить Тонкс со мной заняться этим вопросом.
Помню что беспалочковая магия штука затратная, без палочки колдовать в разы тяжелей. Но палочки у меня нет, и еще года три не будет. Эх, где ж 'моя прелесть' (да-да я читал в этой жизни книжки Толкиена) из остролиста с пером феникса... Но буду пробовать. Начинать надо с простейшего, Люмос есно. С него все начинают. Наименее затратное и самое видимое заклинание.
Так что сижу в чулане и пытаюсь колдануть без палочки такой простой Люмос. Тц, пока бесполезно естественно. Три дня в чулане. Вчера Вернон снимал дверь и сделал нечто вроде окна, куда Петунья даже дважды за день просовывала мне поесть. Меня выпустили в понедельник. В школу крался как диверсант. Рассуждения Дадли и его дружка о том, что надо бы меня отловить и наказать, как следует, я слышал даже в чулане. Впрочем, Дадли и сам сбивает у малышни деньги в школе. Так что мы недалеко ушли друг от друга. Вернувшись со школы, задался целью угодить Петунье. Работал много даже по моим меркам. И на следующий день и еще через день. А потом понял — бесполезно, Петунья, вероятно, для себя что-то такое решила, и я теперь, что бы не делал, так и остаюсь в её списке неблагонадежных и опасных.
За этой мыслью последовала другая — это что, вот так теперь до самого Хога? Со мной не разговаривают. Меня ненавидят. Меня терпят, вообще непонятно зачем в этом доме. И тогда само собой стало необходимым попытаться разорвать этот круг. Помню, впереди будет еще случай в зоопарке, когда стекло испарилось. Вернее я его трансфигурировал тогда, но это сейчас я понимаю, что случилось, а тогда оно просто исчезло и все. И тогда Вернон как то особенно меня невзлюбил. Вероятно, была 'тогда' реальная опасность для его любимого Дадлички, как следствие виновник сего действа, то есть я, должен был быть наказан за свою вину... К черту такую жизнь. К чёоор-ту...
Попытка поговорить с Петуньей провалилась. Она не стала меня слушать. Попытка поговорить с Верноном оказалась еще хуже. Вернон даже в одной комнате со мной не может находиться. Куда уж там до разговора. Вот еще один замкнутый круг: как донести свою мысль до тех кто даже не хочет тебя выслушать? Будь что будет — решил изложить Вернону свой взгляд на жизнь в письменном виде. Еще в школе после уроков сел в библиотеке и написал, может быть сумбурно, может быть глупо, но я просто не знал что предпринять. Если ничего не получится решил про себя тогда постараюсь убежать от Дурслей. О чем было письмо? В общем я своими словами выразил то как я существую в этом доме и более того просил Вернона отказаться от опеки надо мной, попросту сдать меня в приют. Пытался привести хоть какие-то доводы что так будет лучше нам всем. Так-то Вернон мужик не глупый, да и в какой-то мере порядочный. Надо сказать в доме Дурслей руку на меня никто не поднимал ни разу. Дадлик не в счет есно. А вот ни сам Вернон ни Петунья меня ни разу даже пальцем не тронули.
Вечером дождавшись когда Вернон окажется в своем кабинете (а у него дома есть свой кабинет) акуратно постучался, услышав ответ 'да', вместо того чтоб войти не менее акуратно снизу просунул письмо под дверь и быстро юркнул в свой чулан. Буду ждать.
Реакция на мое письмо последовала той же ночью, но не такая какую можно было ожидать. Дом деревянный слышимость приличная и проснулся я от того что в спальне Вернона и Петунии кто-то плачет. Прислушался. Петунья плакала. Вот казалось бы взрослая женщина а тут... Еще раздавались бормотания Вернона, вроде как попытки её утешать, но слов было не разобрать.
На следующий день мне крупно не повезло. Дадлик таки отловил меня возле школы. Собственно дракой это не назвать, тупо избили, зато мои очки теперь приобрели такой знакомый вид — замотаны скотчем — все как положено. Возвращаться домой не хотелось особенно сильно, слонялся по улице, накручивая себя на побег. Ждать чего-то не было никакого желания. А что? Погода благоприятствовала. На дворе весна. Скоро лето. Дни становятся теплее. Зимнюю одежду давно поснимали. Решено. Постараюсь накопить хоть немного денег старым способом. Дождаться начала лета и в путь.
Вернулся поздно. ОЧЕНЬ поздно. Плевать. Будут ли орать или нет — уже не важно. Судя по всему, Дадли уже успели даже отправить спать. Встречал меня Вернон. Прошел мимо него сразу в чулан. Думал, будет крик, что-то странное, Вернон промолчал. Потом дверь в чулан отворилась и услышал голос Вернона.
— Живо ко мне в кабинет.
Тц, будет серьезный разговор, раз Вернон зовет к себе и не пытается орать сразу. Такие разговоры изредка случались раньше, еще до того как произошел мой первый магический выброс. Тогда нам с Дадли доставалось за какие-то проделки. Впрочем, как уже упоминал, Вернон давил морально, не бил, но это когда было.
Поднимаюсь на второй этаж, стучу, слышу знакомое 'да', захожу. Вернон уже сидит за своим столом в кресле. Молчу. Жду, что он скажет.
— Я прочел твое письмо, мальчишка. Что ты можешь на это мне сказать?
А что я могу ему сказать, что еще добавить-то.
— Дядя Вернон — главное не взбесить его, приходит мысль — понимаете, я устал. Не в смысле сейчас, а вообще, в целом. Я подумал, что на самом деле вы ведь тоже совсем не радуетесь от моего присутсвия в этом доме
— О чем ты говоришь? — тон весьма строг, но это еще не крик.
Продолжаю.
-Только ОДИН показательный факт. Можно?
Вернон кивает. Начинаю подходить к нему, медленно. Подхожу близко настолько что протянув руку могу коснуться Вернона. Он такого не ожидал и что интересно, Вернон вскакивает и пытается сделать шаг назад. Кресло ему мешает. Он двигает его задом, кресло противно скрипя ножками резко отодвигается.
— Стой где стоишь — в голосе слышу предвестники скорого скандала — я не разрешал тебе подходить.
— Дядя Вернон успокойтесь — я говорю пытаясь придать голосу нотки уверенности — Сядьте пожалуйста где сидели.
Вернон нехотя садится на свое место, а я тяну к нему свою руку. Медленно моя ладонь приближается к его лицу, осталось чуть-чуть. Вернон смотрит на ладонь как кролик на удава. И когда я уже вот-вот коснусь его, голова как бы инстинктивно отшатывается.
— Немедленно отойди от меня мальчишка, встань, где стоял — Вернон уже готов сорваться в крик. Резко отхожу от него к самой двери. Дальше просто некуда.
— Вот это я и хотел вам показать. Вы понимаете, что это не нормально. Я ребенок. Нет ничего плохого, если ребенок, живущий в вашем доме, подойдет к вам и прикоснется своей рукой к вашему лицу. Я не прокаженный, не больной, не заразный, я не кусаюсь и не кидаюсь на людей. Я не сделал ни разу вам ничего плохого. И эта ситуация сложившаяся в вашем доме, дядя Вернон, — это можно назвать ненормальность... Я не знаю её причины. Возможно, тут уместно говорить про 'ненормальность', также, как это говорит тетя Петунья, когда речь заходит про моих мать и отца. Она же постоянно называет их ненормальными. Ненормальность, в её понимании, это не сумасшествие, это признак того что человек вовсе не человек. Как бы там ни было я не вижу на самом деле, почему вы относитесь ко мне так, как относитесь. Более того я вам честно скажу я отношусь к вам точно также. Мы живем в одном доме, но ни вас, ни меня это отчего-то совсем не радует. Более того чем дальше тем все становится еще большим мучением как для вас так и для меня. Вы же умный человек дядя. Я сейчас уйду, а вы подумайте над тем, что происходит и нужно ли что бы это происходило дальше. Поверьте лично мне это совсем не нужно. Поэтому я прошу вас, выкиньте меня из своей жизни. Сделайте доброе дело и себе и мне. Откажитесь от этой проклятой опеки, пусть я уйду в приют, пусть даже вы переживете некоторые неудобства от этого отказа. Говорите всем что хотите, что я уголовник, что я вор, что я не поддаюсь воспитанию и заставляю ночами на пролет рыдать тетю Петунью. Но дядя лучше один раз вы это все перетерпите и я навсегда вас покину, чем мы и дальше будем отравлять друг другу жизнь. Я на самом деле не знаю какая там процедура отказа от опеки. Может быть будет суд, но если вы действительно захотите, я пойду в суд и там скажу все так как будет нужно чтоб избавить вас от лишней нервотрепки. Вы ведь меня научите, если нужно, что и кому говорить? Поверьте, я очень хочу покинуть этот дом.
Впервые я говорю дяде такую длинную речь. Где-то что-то сдохло, наверно. Он сидит в раздумьях.
— Иди спать, я подумаю над тем, что ты сказал.
Закрываю дверь и ненусь в свой родной уютный чуланчик. А ночью слышу, как Петунья очередной раз плачет. На этот раз борматание Вернона совсем тихое.
Утром Петунья удивляет меня новостью о том, чтобы я не задерживался после школы, потому как ей тоже надо поговорить со мной. Дадли сидевший с нами за столом по ощущениям струхнул. Синяки на мне еще не прошли. Вообще у нас негласный договор по лицу не бить, так лучше для него и для меня, но если что, побои легко найдутся под одеждой. Сейчас синяки наоборот самые цветастые. В школе он один (ОДИН!) подходит ко мне и пытается уговорить не рассказывать ничего матери о том, что было вчера. Обещаю подумать.
За много дней впервые иду домой спокойно, не опасаясь Дадли и его дружков. Странное ощущение, когда не нужна ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ.
Петунья встречает меня на кухне. Потом ничего не говоря уходит и вскоре возвращается с непонятной коробкой и, положив её на стол передо мной, говорит:
— Это тебе.
— Что это?
— Ну — (ой-ой-ой Петунья места себе не находит, вон как теребит руками передник) — в общем тут вещи, которые остались от Лили, когда этот ненормальный Поттер забрал её к себе. Не все конечно, но так кое-что по мелочи... Я думала, тебе будет интересно. Это вещи, которые Лили не забрала с собой. Они так и валялись в доме наших родителей. Мама, твоя бабушка, собрала их и они хранились там, в доме наших родителей.
Вот тут мне стало очень интересно, почему в той жизни Петунья так этого и не сделала. Раз она сейчас мне это отдает, что тогда ей мешало сделать тоже самое. Есть над чем подумать.
— Спасибо тетя, огромное вам спасибо. Пусть вы не отдали мне их раньше, но я все равно вам благодарен. Вы хороший человек.
Забираю коробку. Прижимаю к себе как самую большую драгоценность. И для меня это действительно так.
— Гарольд... мне Вернон расказал вчера о вашем разговоре. Скажи, ты действительно нас ненавидишь?
ОП-ПА. И что ей ответить? В голове крутится какая-то каша. Я просто не знаю что ей ответить и не обидеть. Петунья принимает мое молчание по-своему. Она решает, что была права. Хотя... а ведь я решаю также...
— Понятно — она произносит слово с какой-то обреченностью, словно приговор для себя.
— Нет тетя, ничего вам не понятно. И мне ничего не понятно. Я не хочу вас ненавидеть. Честно не-хо-чу. Но и оставлять все как было и как есть не хочу еще больше. Отпустите меня тетя Петунья. Может быть когда-нибудь потом, через много лет я приду к вам, но ради Бога жить так дальше я тоже не хочу. Вы не понимаете, что я просто могу сорваться... мне все это надоест и я в лучшем случае убегу (не будем говорить, что это решение уже фактически принято), а будете держать силой... я даже представить не могу, чем это все закончится.
Через неделю Вернон, проходя мимо чулана и не открывая дверь в мою обитель, прямо сквозь неё пробухтел:
— Эй, мальчишка, я нанял адвоката, завтра он подаст заявление в суд о нашем с Петуньей отказе от опеки над тобой.
Ох. Это была, пожалуй, самая приятная новость за те годы что я здесь прожил. Дядя не заморачиваясь уточнить понял ли я его или нет, протопал дальше. На мое лицо наползла глупая улыбка. С такой хорошей новостью можно патронус вызывать. На радостях решил попробовать колдануть.
— Люмос. ...Ау-ч. Нокс. Нокс. ...Черт... Больно.
Фу-у-у... Фу-у-у — дул я на свои пальцы, кончики которых покраснели, как будто их ошпарили. И тут еще одна не менее глупая улыбка наползла на мое лицо... Магия вернулась. Я снова могу нормально колдовать. Или не вернулась, а вновь появилась... та-а-а... не важно. Важно, что мой беспалочковый Люмос вполне сработал, засветив кончики пальцев на ладони, ну и, попутно, сумев их чуточку обжечь.
Поздно вечером я поднялся к кабинету Вернона, постучал и, услышав привычное 'да', как обычно подсунул под дверь записку с одним единственным словом — 'спасибо'.
Глава 5.
Через пару недель в дом к Дурслям нагрянул инспектор по делам несовершеннолетних. Дядечка все пытал меня на тему как мне живется у Дурслей. Есно я молчал как партизан и временами по-мальчишечьи упрямо вставлял — 'я не хочу здесь жить'. Синяки, наставленные Дадли и к* уже сошли, смело глядя в глаза подтвердил, что никто меня не бьет и вообще тетя хорошая. На вопрос 'А дядя?' не ответил...
Вернон провел инспектора в мою комнатку, ах да меня же вернули обратно в малую спальню, вероятно ожидая чего-то подобного, хотя... мне плевать, но если надо, смело могу сказать что никогда, НИКОГДА Дурсли не держали меня в чулане, не закрывали этот чулан на замок и не просовывали мне в чулан еду как в местах не столь отдаленных, хехе...
Как прошел суд и был ли он вообще и кто туда ходил понятия не имею, Вернон большой ему виднее, а я маленький, мне о таких сложных вопросах не положено задумываться... У меня вон контрольные за год в школе каждый день, ведь скоро конец года.
Так не шатко не валко, закончил год, наступило лето — красота, гуляй не хочу. Дадлик заинструктирован в усмерть ни пальцем меня не трогать ни рукой ни ногой. Он вообще от таких речей в шоке, как это ему не дозволяется бить Гаричку, а иначе будет Дадлику наказание. Такое ОГРАНИЧЕНИЕ ЕГО СВОБОДЫ вообще нонсенс — ему что-то ЗАПРЕЩАЮТ... Мне смешно... А у Дадлика разрыв шаблона, он аж меньше есть стал, переживает...
Первую неделю лета слонялся на улице, правда опасаясь кабы Дадлик не сорвался и не дай Мерлин не решил отыграться на мне, предпочитал сбегать подальше... Что называется не вижу— не страдаю. Нашел прекрасный дом (на мой взгляд прекрасный), заброшенный есно, но мне там нравится: никого нет, никто не мешает, устроил там нечто вроде своего лежбища. Потихоньку перетащил туда свои ценные вещички, припрятав их под половицей. Попробовал даже сверху накарябать пару рун гвоздем, составив нечто вроде примитивного артефакта отвлечения внимания, рассеивания внимания. Эх говорила мне Гермиона учи уроки, так мне все квидич в голову лез. Как пытался напитать их магией отдельный вопрос. Смех сквозь слезы. Даже на одну руну силенок не хватило. Пришлось руны корябать совсем маленькие, чтоб они не столько жрали магии для запитки (эх... резерв у меня сейчас просто мизер, да и тот без палочки совсем почти бесполезен). А доску половицы на всякий случай поменял. Вышло не так чтобы очень, но лучше чем ничего. Авось, если кто набредет случайно, именно к этой доске не полезет.
