Петрович тем временем выпряг демона из сохи:
— Ох и здоров ты, доктор, полдня пахали, а ты не вспотел даже! — восхищённо похвалил Николай.
— Так с чего потеть, знай себе ходи шагом, — ухмыльнулся диавольский жеребец.
— Коля, сбегай до дома, овса доктору принеси! — распорядился Петрович.
Николай принёс мешок с овсом и ведро:
— Тут, в мешке, два ведра, как договаривались, а это к столу, сейчас, мало ли захочется.
— Угу, ещё как захочется, — кивнул конь.
Жёлтые самоцветы в браслетах на передних ногах коня вдруг засветились, ведро с овсом окуталось солнечным сиянием и внезапно поднялось в воздух. Отец Онуфрий вновь попятился, осеняя себя крестным знамением, пока не упёрся кормовым авторитетом в изгородь. Демон привычно уселся за стол, на подготовленный настил, 12-литровое ведро в его копытах смотрелось как бумажный стакан с кукурузными палочками. Николай усадил за стол батюшку, пока Петрович открывал бутылку водки. Свой стакан он прикрыл ладонью:
— Мне ещё за руль, пить не буду.
— Доктор, ты как, примешь хоть чуть-чуть? — Петрович со значением приподнял поллитру.
— Нет, я так, за компанию посижу. Мне нельзя.
Диавольский конь задорно похрустывал маринованными огурчиками. Огурчики, окутанные золотистым сиянием, прыгали демону в рот сами, 'як у Пацюка галушки', к вящему ужасу отца Онуфрия и попадьи.
— Ну, чтоб х..й стоял и винт вертелся! — Петрович служил авиатехником, сначала на транспортниках Ли-2, потом на вертолётах Ми-4, в 1959-м демобилизовался, но первый тост всегда произносил 'как в полку'.
— Какой винт? — тут же поинтересовался конь.
Петрович начал объяснять, параллельно закусывая. Обычная застольная беседа продолжилась армейскими байками, отец Онуфрий принёс ещё литровую банку самогона. Матушка Аксинья только успевала подносить закусь.
— Ну что, мужики, споём? — предложил всё-таки принявший 50 граммов 'для настроения' Николай.
— Д-давай! — поддержал инициативу сына Петрович. — А-а... шо петь-то будем?
Николай зашептал что-то в ухо отцу, затем — попу, и под конец — жеребцу.
— Ну, что, все слова запомнили? Тогда давайте! — и первым затянул: — Выйду ночью в поле с козо-ой!
— Мы с козой пойдём за водо-ой! — подхватил густым, хорошо поставленным басом отец Онуфрий.
— Мы пойдём с козо-ой, типа за водо-ой! — по знаку сына вступил поддатым баритоном Петрович.
— Девок нет в селе, а я — молодо-ой! — громогласно закончил конь, и заржал так, что услышала половина деревни.
— Срам-то какой, прости господи, — схватилась за голову попадья.
Через пару часиков застолья уже изрядно захмелевший Петрович докопался до жеребца:
— С-слышь, д-доктор, а ты п-правда летать умеешь? Или у т-тебя эти к-крылья так, д-для к-красоты?
— Летать умею, — солидно кивнул демонический конь. — Обычно у нас врачи не летают, потому что им в перепонки крыльев вживляют медицинские артефакты, вот такие, — он раскрыл наполовину своё огромное левое крыло.
В его перепонке были вживлены две круглые шайбы, размером немного побольше игральных шашек.
— Обычно у наших медиков таких артефактов в крыльях по несколько десятков, поэтому они летать не могут, — пояснил доктор. — А я — хирург, у меня всего по паре артефактов на крыло, поэтому летать ещё могу.
— Ишь, ты, вон оно как... А что эти к-кругляки делают-то? — заинтересовался Петрович.
— Вот этот — обеззараживает раны, — конь указал копытом на одну из шайб. — Этот, — он ткнул в другую — показывает повреждения костей. На другом крыле — показывает внутренние мягкие органы, у вас это называется УЗИ.
— Ишь ты, м-мудрёно-то как... — пробормотал Петрович.
Отец Онуфрий отключился от беседы, он сидел с блаженной ухмылкой, обнимая рукой полупустой стакан.
Видя, что поп уже дошёл до кондиции, Николай зашептал что-то на ухо жеребцу. Конь дёрнул ухом, выслушал, и расплылся в улыбке.
— Отче, а давай, доктор тебя чуть-чуть покатает? — с заговорщицким видом предложил Николай.
— О-о, кавалерия! — радостно заорал Петрович.
Отец Онуфрий, приналёгший на самогон, уже не особо хорошо соображал. Его подняли, усадили на спину прилёгшему для удобства коню, закатав рясу.
— Ноги ему свяжите, чтоб не упал, — посоветовал жеребец. — И к моей шее привяжите поперёк пуза, ремней безопасности у меня нету.
Почти трезвый Николай сноровисто закрепил попа двумя кусками верёвки. Подумав, сделал из третьего куска подобие подпруги и привязал батюшку за пояс. Конь осторожно поднялся во весь немалый рост. Отец Онуфрий, всё ещё держащий в правой руке стакан, а в левой — солёный огурец, подивился внезапно расширившемуся кругозору.
— Но-о, п-погнали! — пьяным голосом крикнул Петрович, хлопая жеребца по антрацитово-чёрному крупу.
Николай распахнул ворота, и могучий демикорн взял с места в карьер, поворачивая на дорогу и на ходу распахивая длинные перепончатые крылья:
— На взлёт!
Диавольский конь мощным толчком задних ног оттолкнулся от земли и взмыл в воздух. Охренев от изумления, вся деревня, замерев столбиками, наблюдала, как вдоль улицы, поднимаясь всё выше и выше, на спине чёрной драконоподобной лошади мчится отец Онуфрий, в экстазе размахивая солёным огурцом.
Единственный из четверых сохранивший трезвое мышление док Оук быстро сообразил, что покатушки могут кончиться падением и летальным исходом. Сделав на глазах у всей деревни круг над погостом, он вновь приземлился посреди улицы и доставил попа к дому. И вовремя. В ходе полёта батюшка стремительно протрезвел, видимо, от страха. Его бережно сняли со спины коня, усадили за стол и налили ещё стакан, для успокоения.
Через месяц в журнале 'Крокодил' вышел новый рассказ Кранберри. Реальные имена и место действия, конечно, были изменены, но жители деревни безошибочно узнали своего отважного односельчанина. С тех пор за отцом Онуфрием закрепилось уважительное прозвище 'Кожедуб'.
Церковное начальство в Москве, которое о демикорнах никто не оповещал, сочло историю про 'демонического коня' обычной глупой байкой, и на рассказ в 'Крокодиле' предпочло не реагировать. Никита Сергеевич, которого, как обычно, проинформировал Серов, долго хохотал, а потом через Будённого передал демикорнам просьбу никого больше по пьяни не катать:
— А то ещё разобьются, народ у нас безбашенный, — пояснил Первый секретарь.
После этого приключения док Оук и священник стали хорошими друзьями. Доктор неоднократно прилетал к нему в гости, побеседовать на разные темы, только вот летать верхом на приятеле батюшка больше не рисковал.
Рождённые в СССР
К оглавлению
В хлопотах и заботах, неизбежных при 'переезде' из одного мира в другой, постепенно прошёл год, и подошёл, наконец, черёд события, которого больше всего ждала Ирис, да и все демикорны. В 'железных матках' инкубационных камер были готовы сделать первый шаг в новый мир жеребята. Первые полсотни жеребят, начавших развитие уже после выхода из анабиоза. Их 'рождение' было самым долгожданным праздником.
Как и договаривались почти год назад, отметить рождение маленьких демикорнов приехали Первый секретарь Хрущёв и министр здравоохранения Мария Дмитриевна Ковригина — её вновь назначили министром в начале 1960 года. Ирис встречала гостей на проходной НИИ спецтехнологий. Первый секретарь, низенький, толстый, в светлом костюме и в шляпе, выбрался из машины, подошёл, улыбаясь, приветливо поздоровался.
Министр уже бывала в НИИ, когда решались вопросы с передачей технологий автоматизированных операционных и технологий протезирования. Тогда разговор был строго деловым, но сейчас в воздухе чувствовалось радостное напряжение. Все как будто ждали чуда.
— Ну, Ирис, как прошло? Как там наше прибавление? — Никита Сергеевич широко улыбался.
— Новорожденные здоровы? — сразу спросила Ковригина.
Само событие случилось днём раньше. При выемке жеребят из инкубационных камер присутствовали только врачи. Протокол биологической безопасности соблюдался строжайшим образом. Только после того, как жеребят осмотрели, провели полную диагностику и подтвердили, что все они здоровы и развились без патологий, было принято решение допустить к ним посторонних.
— Да, всё в порядке. Идёмте, они в родильном отделении, — демикорн с улыбкой пригласила гостей следовать за собой.
На входе в медчасть гостей попросили принять душ и переодеться в чистые медицинские халаты, белые брюки, тапочки с полиэтиленовыми пакетами поверх ткани, шапочки и дыхательные маски.
— Строго тут у вас! — одобрительно улыбнулся Хрущёв. — Правильно, так и надо.
— Иначе нельзя, — ответила встретившая гостей в родильном отделении Алоэ. — У новорожденных ещё недостаточный иммунитет, они слишком уязвимы к инфекциям.
— А нас вообще не слишком опасно сюда пускать? — с опаской спросил Никита Сергеевич.
— Сейчас уже можно, мы тщательно проверили всю человеческую микрофлору, — успокоила Алоэ. — И мы приняли меры предосторожности.
Жеребят гостям показали не просто в пелёнках, а в закрытых прозрачных контейнерах-колыбельках из оргстекла. Алоэ вручила Никите Сергеевичу контейнер, в котором лежало прелестное беленькое большеглазое существо с едва пробивающимися синими волосиками будущей гривы и хвоста, с соской во рту. Оно было совершенно не похоже на привычных земных жеребят, рождающихся уже похожими на взрослую лошадь и через несколько часов после рождения уже способными стоять. Жеребята пони и демикорнов больше были похожи на человеческих детей — такие же маленькие и беспомощные.
— Вот. Её достали из инкубационной камеры первой.
— Ох... Какая хорошенькая! — Первый секретарь расплылся в улыбке. — Как её зовут?
— Это вам решать, — улыбаясь, ответила Алоэ. — Хотите дать ей имя?
— Ого! — Никита Сергеевич был изрядно удивлён. — Это большая честь... Но я даже не знаю, по какому принципу у вас принято имена давать.
— Мы тут подготовили список, — Ирис, улыбаясь, телекинезом передала Первому секретарю машинописный лист с несколькими колонками имён. — Просто выберите имя, которое вам больше понравится или, на ваш взгляд, больше ей подходит.
— Хорошо... — Хрущёв пробежал глазами по столбиками имён. — Вы решили перейти на русское написание?
— Мы подумали, что так жеребятам будет легче контактировать с людьми, — пояснила Алоэ. — Между собой мы всё равно говорим на инитиумнарском, можем просто перевести их имена.
— Разве у вас имена переводятся? — удивилась Мария Дмитриевна. — У нас принято, что имена используются без перевода.
— У всех народов свои обычаи, иногда они не совпадают, — улыбнулась Ирис. — Но это не повод для разногласий.
— Разумно, — согласился Первый секретарь. — Смотрите, она у нас беленькая, может, назовём её Снежная Лилия? Вот тут есть такой вариант.
— Хороший выбор, — одобрила Ирис. — Мы тоже надеялись, что он вам понравится.
— По-моему, отлично. На инитиумнарском будет Nix Liliа, тоже хорошо звучит, — согласилась Алоэ.
Они вчетвером выбрали имена для первых десяти жеребят.
— Остальных сами назовите, — предложил Никита Сергеевич. — А мы пока выпишем первому десятку новых граждан Советского Союза свидетельства о рождении.
— Это что? — поинтересовалась Алоэ.
— Документ для ребёнка, действующий, пока он не подрастёт и не получит паспорт.
Ковригина присела за стол и начала заполнять бланки:
— А кого записать родителями? — спросила министр.
— Сейчас, минутку.
Алоэ разыскала в компьютере записи о тех, чей генетический материал был использован для каждого из пятидесяти жеребят первой новой партии, и продиктовала Марии Дмитриевне имена. Министр несколько раз переспрашивала, как пишется непривычное имя, врач диктовала ей по буквам.
— А в графе 'национальность' для каждого из родителей что писать?
— Пишите 'демикорн', — ответила Ирис. — Так будет лучше, 'эквиридо' мало кто знает, а 'демикорн' легче запоминается.
Никита Сергеевич сам расписался в свидетельствах о рождении.
— Вот у нас и крестники появились, Мария Дмитриевна, — пошутил Первый секретарь.
— Пусть растут здоровыми и умными, — пожелала министр, вручая Ирис заполненные свидетельства о рождении.
— Спасибо, — демикорн с улыбкой взяла документы телекинезом и отдала Алоэ. — Передай Анемону, пусть хранит у себя, пока малыши не подрастут.
— На остальных тоже свидетельства выпишем, я Семёну Михалычу дам поручение организовать, и сам подпишу каждое, — сказал Хрущёв. — Кстати, я думал, он нас тут встретит?
— Он сейчас готовится к церемонии, вместе с остальными. Прошу за мной, — пригласила Ирис.
— Какой церемонии? — удивился Никита Сергеевич.
— Сейчас увидите. Это недолго, мы вас не задержим.
— Да не то что бы я торопился, но предупредили бы, чтобы подготовиться.
— Считайте, что это приятный сюрприз.
Гости переоделись обратно в свою одежду. Инженер провела их длинным подземным коридором, освещённым слегка мерцающими кристаллами, укрепленными в металлических оправах на потолке. Они вышли в большой подземный зал, отделанный красным гранитом и украшенный знамёнами кланов. Никита Сергеевич успел разглядеть уже знакомые символы — похожую на восходящее Солнце половинку шестерёнки с гаечным ключом под ней — Клан Шестерни, цветок синего цвета — символ медиков, их клан так и назывался — Клан Синего Цветка, его изображение было вышито на кармашках медицинских халатов. Меч, Щит и Свиток — символы одноименных кланов. Ещё на одном флаге он разглядел что-то вроде блокнота и толстенькую заострённую палочку, в которой признал стилус. Первый секретарь догадался, что это символ одноимённого клана. На последнем флаге был изображён какой-то незнакомый ему круглый предмет.
Подземный зал был освещён светом кристаллов и наполнен демикорнами. Тут, похоже, собрались все или почти все. В воздухе пахло тёплым металлом. Передняя стена зала была почти вся исписана рунами. Короткие строчки на инитиумнарском складывались в столбцы наподобие списка. На возвышении перед стеной, напоминающем сцену, по левую и правую стороны, стояли два демикорна, густо-красного и тёмно-красного цвета. Рядом с ними Никита Сергеевич заметил Семёна Михайловича Будённого, а на другой стороне 'сцены' стоял молодой парнишка, показавшийся ему чем-то знакомым. Первый секретарь явно уже где-то его видел.
Ирис подвела Первого секретаря к сцене:
— Стойте здесь, это не займёт много времени.
Демикорн поднялась на 'сцену' и встала в центре. В зале произошло единое множественное движение, все как будто встрепенулись и замерли в ожидании. Ирис раскрыла широченные перепончатые крылья, подав знак начала церемонии.
Тёмно-красный демикорн с чёрной гривой выступила вперёд:
— Я, Кранберри Астерана, Хранитель Клятвы...
— Я, Анемон Вентус Флос, Хранитель Закона... — произнёс второй, красный демикорн с жёлтой гривой.
— Я, Семён Будённый, Свидетель Прошлого... — маршал выглядел абсолютно серьёзным, проникнувшись торжественным духом момента.
— Я, Дмитрий Веденеев, Вестник Грядушего... — объявил молодой парень рядом с Кранберри.
