― Неужели никого нет, кто мог бы составить мне компанию и отвезти к Фабио? ― спросила блондинка. ― Ты же собиралась кого-то послать за целительницей?
― Я собиралась отправиться за ней сама, ― поджала губы горничная. Потом она устало вздохнула: ― Вы сможете собраться за пять минут, синьорина?
― Буду через три! ― младшая поцеловала опешившую горничную в щёку и вприпрыжку помчалась переодеваться. Когда она вернулась, Бьянка уже ждала её в холле в совершенно непривычном для горничной наряде ― облегающий костюм из рельефной ткани со множеством кармашков и с чем-то, напоминающим небольшую кобуру на бедре.
― Значит, так, ― сразу взяла быка за рога горничная. ― Слушаться меня беспрекословно. Если я скажу прыгать, то можно только спросить, как высоко. Понятно? ― блондинка кивнула. ― Пойдём! ― Бьянка махнула рукой и пошла на выход, не глядя, следует ли она за ней. Они дошли до гаража и сели в неприметную Альфа-Ромео. Бьянка проверила замок привязного ремня пассажирки и покатила к воротам. Невидимый охранник нажал на кнопку открывания, и ещё через минуту они неслись по извилистому шоссе. Едва дорога зашла в небольшую чащу, Бьянка резко ударила по тормозам и дёрнула рычаг ручного тормоза, разворачивая машину. Дорогу прямо перед ними пропахала красная молния заклинания, но машина уже развернулась в другую сторону и, пробуксовывая колёсами, начала разгоняться в обратном направлении. Ещё одна красная молния ударила в левое переднее крыло, вминая дверь и переднюю стойку в водителя и опрокидывая машину набок. Ещё через несколько секунд младшая, отплёвываясь стеклянной крошкой, увидела перед собой сапоги. Она подняла глаза на их хозяина, и гримаса отвращения перечеркнула её лицо.
― А, так ты меня узнала! ― обратился к ней седовласый мужчина сильно в годах. ― Это упрощает дело, ― он направил палочку на Бьянку, которая бессознательным кулем висела на ремне прямо над ней. ― Достань палочку двумя пальцами левой руки и положи у моих ног. Потом вылезай и не делай глупостей, ― он присел и улыбнулся, сверля её своими пустыми бесцветными глазами. ― Ты же знаешь, что я её удавлю, не раздумывая. Если хочешь, чтобы она жила...
― Да кто она такая, ― презрительно поморщилась девушка. ― Всего лишь, прислуга!
― Хорошая попытка, ― усмехнулся он. ― Смелая. Ещё раз ― и твоя... прислуга ― труп. Ты хорошо меня поняла?
Она кивнула и выложила перед ним палочку.
― Так, а теперь отстёгивайся и вылезай. Постарайся не делать резких движений понапрасну.
Это было трудно ― не делать резких движений, вылезая через разбитое лобовое стекло лежащей на боку машины из-под бессознательного тела горничной. Однако, её пленитель наблюдал за этим с не свойственным ему спокойствием. Когда она, наконец, вылезла и привела одежду в относительный порядок, он положил в машину кусочек пергамента, протянул ей руку и аппарировал. Горничная застонала и открыла глаза, пытаясь сфокусироваться на окружающей обстановке.
◅─◈─▻
Проснувшись, она сначала не поняла, где находится и было запаниковала, подумав, что все события последних скольких-то там дней были лишь сном, в чём-то ― дурным, а в чём-то ― прекрасным. Потом она поняла, что совсем без одежды. Следующее, что до неё дошло ― она в постели с мужчиной, который, как она определила по содержимому своей руки, тоже совершенно ни во что не одет. Она лежала, наполовину на него забравшись и закинув ногу. Потом он, кажется, тоже проснулся, потому что то, что она держала в руках, начало набухать и твердеть. Его рука, на которой она лежала, поднялась, провела вдоль её спины и крепко ухватила её за ягодицу.
― М-мм! ― сказала она и укусила его за плечо.
Он дёрнулся от боли и ухватил её за другую ягодицу. Она опять застонала.
― Тебе, что ли, нравится, когда я хватаю тебя за попку? ― ещё сонным голосом спросил он.
― Да, и давно! ― ответила она. ― Очень давно!
― А где ещё тебе нравится, когда я тебя хватаю? ― спросил он, осторожно просовывая другую руку так, чтобы её грудь поместилась в его ладони, и нежно стискивая её.
― Да, здесь тоже нравится, ― она опять застонала и стиснула свою руку, потихоньку начав ей двигать.
― А что же ты так всё возмущалась? ― спросил он, водя пальцев вокруг её соска.
― Всё дурацкие приличия, будь они неладны! ― пробормотала она. Он потянулся к ней губами для поцелуя, а потом перевернулся, откинув её на спину, и рука его поползла с груди вниз по животу и к бёдрам, нежно, но настойчиво приникая между них. Она в нетерпении прикусила было губу, а потом, ухватив его обеими руками, буквально затащила его на себя и сцепила ноги у него за спиной, выгибаясь ему навстречу.
Ещё через пару часов она, свернувшись рядом с ним калачиком, мечтательно глядела в потолок.
― Какое прекрасное утро! ― сказала она.
― Три часа вообще-то! ― отозвался он, гладя её спину.
― А число какое, ты знаешь?
― Не-а.
― Меня, вообще-то, ищут, а мы тут с тобой...
При этой мысли лицо его помрачнело. Она почувствовала, как он глубоко вздохнул, и услышала, как его сердце сначала застучало быстрее, а потом начало замедляться, когда он на выдохе непроизвольно задержал дыхание.
― Ты сейчас подумал о Дафне, ― скорее, утвердительно, чем вопросительно, сказала она.
― Да. Мне нужно ей рассказать...
― Нет! ― возразила она. ― Это разобьёт её сердце!
― Она всё равно сразу поймёт, да и не собираюсь я её обманывать.
― В каком-то смысле ты её уже обманул.
Он опять тихо, почти незаметно вздохнул.
― Я больше не смогу без тебя, Панси. Ни за что и никогда.
― Я знаю, любимый! Но если ты порвёшь с Дафной, то я сама тебя брошу, ― и тихонько добавила: ― Как бы я тебя ни любила.
Он приподнялся на локте и удивлённо посмотрел не неё:
― Но если я буду с ней, то как я буду с тобой?
Она развернулась и потянулась, как кошка, заставляя его любоваться собою.
― Не знаю. Придумай что-нибудь! Я тоже не собираюсь тебя терять! Мне пора домой. Надеюсь, что папа достаточно сильно обрадуется, чтобы забыть про ремень.
― Панси, ― округлил он глаза. ― Он, что, тебя ремнём порет?
― А что, ладошкой взрослую дочь по попе шлёпать? ― спросила она в ответ, потом несколько секунд наслаждалась его краснеющим от ярости лицом и наконец смилостивилась: ― Да шучу я, не волнуйся. Ну, сам подумай, можно ли такую хорошенькую девочку, как я, ― она сложила руки вместе, выдавливая вперёд стиснутые между ними шарики грудей, и часто-часто заморгала ресничками, ― да ещё и пороть? ― она мечтательно закатила глаза: ― Мой папочка меня просто обожает и сам кому хочешь горло перегрызёт.
― Ах, ты... ― Гарри прыгнул в её сторону, но она с визгом вскочила с кровати и попыталась спрятаться в шкафу. Он дернул дверцу на себя, отчего Панси, хохоча, вывалилась на него, тут же затолкал её обратно, залез сам и закрыл дверь изнутри. С минуту из шкафа доносились звуки борьбы, рычание и хихиканье, а потом ― приглушённый голос Панси, говорящей:
― Хм-м! В шкафу? Замечательная мысль! Ах-ха! ― потом послышался вздох, еле слышный писк, протяжный стон, и тяжёлый дубовый шкаф начал едва заметно раскачиваться. ― Какой у тебя большой... шкаф!
К вечеру ей всё-таки удалось оторвать свои руки от Поттера, принять ― в четвёртый раз за день ― душ, одеться и, поцеловав ― ещё в течение одиннадцати минут, и благо, что рядом не оказалось какого-нибудь шкафа ― его на прощание, отправиться домой. Там были и мать с заплаканными глазами, и издёргавшийся отец, перевернувший в её поисках половину Англии. Она не смогла многого им рассказать, но в общих чертах про Окснама и Поттера она им поведала.
― Как ты думаешь, мистер Поттер примет нас или лучше пригласить его сюда? ― вдруг спросил мистер Паркинсон. Она подозрительно на него посмотрела, но мать сразу её успокоила:
― Мы хотели бы официально выразить нашу благодарность Гарри за твоё спасение...
― И предложение располагать нами, как только будет угодно, ― кивнул мистер Паркинсон. ― Он вернул нам тебя. Если ему нужен наш дом ― он его получит. Если ему нужны наши деньги ― ему достаточно сказать одно слово...
― А если ему нужна ваша дочь? ― перебила Панси. Мать потупилась, а отец сконфуженно кашлянул. ― Я хотела вам сказать...
― Это не имеет значения, ― протестующе протянула руку мать.
― Нет, ― упрямо наклонила голову Панси. ― Только это и имеет значение. Если говорить о благодарности, то... То я уже отблагодарила мистера Поттера за моё спасение и намерена продолжать благодарить его тем же способом всю оставшуюся жизнь.
Родители оба покраснели, а отец побагровел:
― Я бы советовал тебе выбирать выражения, когда ты разговариваешь с матерью! ― прорычал он.
― Я люблю его, папа! ― спокойно сказала Панси. ― Два года я себя сдерживала, движимая чувством долга, которое мне предписывало покорно дожидаться дня своей свадьбы неизвестно с кем. Я честно думала, что выйду замуж и когда-нибудь полюблю этого чужака. Я была неправа. Услышьте меня, пожалуйста. Я никогда никого не полюблю, кроме Гарри.
Миссис Паркинсон молчала, а её супруг, кашлянул в кулак, спросил:
― А в курсе ли ты, дочь моя...
― Ну ты, папа, и сплетник! ― хихикнула Панси, вновь заставив отца покраснеть. Увидев это, она примирительным тоном продолжила: ― Конечно, папа, в курсе. Она же моя лучшая подруга!
― И тебя это никак...
― Меня это очень печалит, папа. Но что я могу поделать, если даже красавица Дафна, от которой он без ума, не может заставить его позабыть обо мне.
― Ты у меня тоже красавица, ― заметил мистер Паркинсон.
― Я у тебя ― язва, каких поискать. Давай, пока забудем об этом...
― Нет, Панси, об этом нам никак не забыть, ― вдруг подала голос миссис Паркинсон. ― Через шесть недель тебе под венец...
― Но как же? ― растерянно сказала Панси. ― Ведь Дафна...
― Твой жених не отказался от тебя, ― ответила мать, глядя в сторону. ― Свадьба назначена на день твоего восемнадцатилетия, ― она встала и пошла к себе. Панси почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Стоило мчаться за тридевять земель на метле, попадаться в лапы к безумному колдуну, путешествовать на несколько столетий в будущее, переродиться птицей и соединиться с любимым, чтобы услышать... что жизнь кончена.
Отец подошёл к ней и прижал её голову к своей груди.
― Не волнуйся, малышка. У тебя всё будет хорошо, просто не может быть иначе. Ты ведь мне всегда верила, правда? ― она кивнула под его большой заботливой ладонью. ― Тогда верь и сейчас. И ещё... Касательно мистера Поттера... Я к нему не питаю ничего, кроме глубокого уважения и безмерной благодарности. Если бы это было в моих силах, я бы завтра же отвел тебя под венец. Я рад, что ты удостоила своим расположением столь замечательного человека, и не вижу ничего плохого в том, что ты будешь удостаивать его своим вниманием и временем.
Он ещё раз погладил её по голове и вышел. Когда она, наконец, высушила слёзы и размышляла о том, что означает фактическое благословение отцом возможного ― и, скорее всего, будущего ― её адюльтера, в дверь кто-то постучался.
― Да-да! ― машинально ответила она. Дверь открылась, к ней в комнату ворвалась Дафна и сразу бросилась к ней на шею.
― Дорогая моя! ― пропела она ей в ухо. ― Сокровище моё! Нашлась!
Панси сжала подругу ещё крепче, чем та сжимала её:
― Прости меня, милая... Как я, дура, о тебе не подумала!
Дафна оторвалась от неё и отстранилась на полметра, внимательно глядя в глаза:
― Скажи мне, только честно ― вы сделали это?
Панси опустила глаза:
― Прости...
Дафна не дала ей договорить и опять прижалась к ней:
― Наконец-то! Свершилось! А я-то уж подумала, что ты так девственницей и помрёшь!
― Фу! Типун тебе на язык! Погоди... ― Панси снова отстранилась, чтобы посмотреть на подругу. ― Я не поняла, ты, что, не против?
― Ах, Панси, ― вздохнула та. ― Если альтернатива этому ― навсегда тебя потерять...
― Я люблю тебя, Дафна! ― опять притянула её к себе Панси.
― Я люблю тебя, Панси!
― Ты только не подумай, я не в том смысле, ну, ты знаешь...
― Да и я девушка не очень прогрессивная! ― вздохнула Дафна.
― А жаль, я так надеялась! ― сказала Панси, одной рукой хватая Дафну за зад, а другой сжимая её грудь.
― А ну, убери грабли, дура! ― зашипела Дафна, а Панси, отдёрнув руки, удивленно на них посмотрела:
― И что мальчишки в этом находят? ― и она сокрушённо покачала головой ― Нет, не быть мне лесби, не быть!
Дафна, которая сразу перестала сердиться, когда поняла, что Панси над ней подшутила, с интересом посмотрела на подругу:
― Расскажешь, как это было?
― Вот ещё! ― хмыкнула та. ― Ты же мне не рассказала тогда...
― Ну, хорошо, я тебе расскажу...
― Ничего не желаю слышать! ― скороговоркой выпалила Панси, зажав уши руками. ― Я когда про себя-то вспоминаю, и то стесняюсь!
