Всё ещё немного бледный, Раданайт присел рядом на диван и поцеловал руку Джима.
— Разумеется, то, что сейчас произошло, не выйдет за стены этого кабинета, — сказал он. — Ты просто потряс меня, малыш... Скажу тебе правду: я отказал отцу и настоял на твоём личном приезде только для того, чтобы с тобой увидеться. Ведь просто так ты бы ко мне ни за что не приехал.
Джим только всхлипнул.
— Но я никак не мог предположить, что ты до такого дойдёшь, — проговорил Раданайт, укоризненно качая головой. — Кажется, мы с тобой оба в чём-то переборщили. — Он взял Джима за подбородок и повернул его лицо к себе. — Детка, ну, не плачь! Ты мне сердце на части рвёшь.
Он встал, потирая себе грудь слева — напротив сердца. Из встроенного в стену шкафчика он достал хрустальный графин с маилем, налил две рюмки.
— Нам обоим надо успокоиться.
Залпом проглотив свою порцию, вторую он протянул Джиму.
— Выпей.
Джим послушно выпил густую золотистую жидкость с многогранным вкусом, вытащил из протянутой ему Раданайтом упаковки носовой платок и промокнул слёзы. Раданайт присел за свой стол, положив перед собою руки и сцепив пальцы замком. За этим просторным столом, в большом кресле, в сверкающей короне на голове, с королевской цепью на груди и на фоне альтерианского флага он производил очень внушительное впечатление: он был облечён властью. Трудно было поверить, что это — тот же самый Раданайт, с которым Джим много лет назад бегал по дому, играя в прятки. Теперь перед Джимом находился король Альтерии, серьёзный, умный, строгий и сдержанный, ведающий всеми делами государства, очень занятой, почти недосягаемый, и Джим вдруг неожиданно для себя испытал что-то вроде уважения и восхищения.
— Раданайт, ты просто молодец, — проговорил он с застенчивой улыбкой. — Я тобой очень горжусь.
Раданайт тоже улыбнулся — открыто, почти по-детски, и Джим на мгновение увидел в нём прежнего Раданайта, своего старшего брата, который учил его кататься на левитационных коньках в развлекательном центре. Опустив на миг глаза, Раданайт проговорил мягко:
— Джим... Разумеется, я сделаю всё, о чём ты просишь. То, что ты сделал сейчас, потрясло меня. — Раданайт вздохнул и покачал головой. — Наверно, эта картина ещё долго будет стоять у меня перед глазами... Я чувствую себя виноватым. Я не смогу простить себе твоих слёз. — Раданайт сдвинул брови и смотрел на свои сцепленные руки, лежавшие на столе. — Поверь, я не желаю зла твоему сыну и не виню его. У меня нет ни малейшего намерения сгноить его в тюрьме — ни в коем случае. Когда-то я и сам был глуп, молод и горяч, так что вполне понимаю его чувства...
Помолчав мгновение, Раданайт поднял на Джима взгляд — спокойный и ласковый.
— Ну, теперь, когда мы с тобой немного взяли себя в руки, можно и поговорить, — сказал он, кладя руки ладонями на стол. — Ты хочешь, чтобы я выступил в суде в суде с ходатайством о переквалификации действий Илидора и признании случившегося не покушением на меня, а незаконной дуэлью?
— Да, мне этого хотелось бы, — пробормотал Джим.
— Я всё понимаю, — кивнул Раданайт. — Он твой сын, твоё сердце болит за него.
— У него есть друг, его зовут Марис, — тихо сказал Джим. — Они очень любят друг друга. Пожалуйста, Раданайт, пощади их, не разлучай.
Голос Джима снова дрогнул, и Раданайт нахмурился.
— Джим, прошу тебя, держи себя в руках... Если ты опять начнёшь плакать и упадёшь на колени, — Раданайт приложил руку к груди, — моё сердце не выдержит. Оно уже и так порядком потрясено этой сценой.
— Хорошо, Раданайт, я не буду, — прошептал Джим покорно и печально. — Извини.
— Извинения приняты, — проговорил Раданайт с улыбкой и откинулся на спинку своего большого кресла. — Вот что, малыш... Я, конечно же, сделаю всё от меня зависящее. Я выступлю в суде и отзову обвинение в покушении на меня. Учитывая то, что в результате этого поединка никто не пострадал, всё дело может обойтись для твоего сына лишь условным наказанием. Ну, если не считать ущербом то, что мне пришлось сменить причёску, — добавил Раданайт с улыбкой, дотрагиваясь до коротко подстриженных волос.
— Тебе и так идёт, — улыбнулся Джим сквозь слёзы.
— Ты можешь быть спокоен, Джим, — сказал Раданайт. — Я сделаю всё, чтобы твой сын отделался символическим наказанием: незаконную дуэль он всё-таки инициировал, закон нарушил, как ни крути, и полностью оправдать его не удастся, но свести последствия к минимуму — вполне реальная задача. А что касается Лейлора... — Король на миг опустил глаза, а когда снова поднял их на Джима, его взгляд был серьёзен и твёрд. — Моя любовь к нему — не ложь, и я несокрушимо верю в то, что он поправится. И чтобы ты наконец поверил в серьёзность и искренность моих чувств и намерений, я сделаю всё, чтобы поставить его на ноги. И будь я трижды проклят, если сила моей любви не вернёт его к нормальной жизни. Может быть, это убедит тебя не препятствовать нашему соединению у Кристалла.
— Я не в том положении, чтобы возражать, — сказал Джим. — Разве я не понимаю этого? Лишь бы с Лейлором всё было в порядке.
— Всё будет в порядке, уверяю тебя, — сказал Раданайт убеждённо. — Вернуть его поможет только наша любовь и наша крепкая вера в то, что он поправится. Думаю, то и другое у нас есть.
— Спасибо тебе, Раданайт, — проговорил Джим, поднимаясь. — Я очень... Очень признателен тебе за твоё... Твоё понимание...
Какая-то тёмная пелена закрыла от Джима и кабинет, и Раданайта, в ушах жутко шумело, в висках стучал пульс.
— Джим!
Ещё секунду назад Раданайта отделял от Джима огромный стол, а сейчас его между ними больше не было: Раданайт был рядом и поддерживал Джима за талию.
— Тихонько. Приляг сюда.
— А можно? — пролепетал Джим.
— Чёрт возьми, нужно! — воскликнул Раданайт, помогая Джиму улечься на зелёный диван и подкладывая ему под голову диванную подушечку. — Ложись поудобнее, расслабься. Что с тобой? Тебе плохо? Что-нибудь болит? Детка, не пугай меня!
— Ничего, мне уже лучше, — прошептал Джим. — Просто немного потемнело в глазах, уже проходит...
— Я вызову врача. — Раданайт подошёл к своему столу и нажал кнопку внутренней связи.
Над столом загорелся прямоугольник светового экрана с лицом секретаря. Раданайт сказал:
— Лангрем, вызовите врача сюда, немедленно.
— Что случилось, ваше величество? — спросил секретарь обеспокоенно.
— Не задавайте лишних вопросов, Лангрем, — ответил Раданайт сурово. — Просто вызовите врача. Пусть прибудет как можно скорее!
— Слушаюсь, ваше величество.
Световой прямоугольник исчез. Джим простонал:
— Не стоило никого беспокоить, Раданайт... Я уже лучше себя чувствую.
Раданайт, присев рядом и взяв руку Джима в свои, покачал головой.
— Малыш, ты очень бледный. Ты неважно выглядишь. Я волнуюсь за тебя!
Джим устало закрыл глаза. В голове шумело, пульс всё ещё постукивал в висках, а на душе было скверно и тошно. К чёрту, к чёрту всё, сказал себе Джим. Главное, чтобы Илидора отпустили. А его должны отпустить — после того как Раданайт отзовёт обвинение. Пусть для этого Джиму пришлось стоять на коленях, пусть. За свободу сына он заплатил бы и не такую цену.
— Ваше величество, вы вызывали? — послышался негромкий голос.
— Да, — ответил Раданайт. — Вот пациент.
Джим почти не смотрел на доктора, который обследовал его. Раданайт в это время стоял у окна, скрестив на груди руки и озабоченно сдвинув брови.
— Ну, что? — спросил он.
— В общем, ничего страшного, ваше величество, — ответил врач. — Самое лучшее сейчас — это крепкий, продолжительный сон. Я мог бы сделать инъекцию успокоительного, это улучшит качество сна. Но сначала, если это не трудно, пациента следовало бы уложить в постель.
— Ничего, делайте прямо здесь, — сказал Раданайт. — А в постель он будет уложен, не беспокойтесь.
— Не надо, — простонал Джим. — Мне нужно домой...
— Ты остаёшься, детка, и это не обсуждается, — сказал Раданайт строго и ласково. — Я отпущу тебя только после того, как ты выспишься. Доктор осмотрит тебя ещё раз, и если он найдёт, что с тобой всё в порядке, тебя доставят домой. Доктор, — обратился он к врачу, — делайте инъекцию.
— Ваше величество, — пробормотал Джим. — Прошу вас, не нужно, я должен ехать домой. Мне уже лучше.
— Джим, не спорь со мной, — отрезал Раданайт. — Я всё-таки король.
Инъекция была сделана. Как только врач удалился, Раданайт склонился к Джиму и поцеловал его.
— Погости у меня хотя бы денёк, — сказал он ласково. — Я ужасно соскучился. — Он потёрся своим носом о нос Джима. — За Илидора не волнуйся, всё будет хорошо.
Уже засыпая, Джим слышал, как Раданайт негромко отдавал приказания секретарю:
— Лангрем, распорядитесь насчёт комнаты во дворце. Самая лучшая спальня для гостей. Ещё нужна пижама и халат. Гостя не беспокоить, он должен спать. Как только проснётся — подать завтрак и доложить мне. Это пока всё, дальнейшие указания будут потом. Да, и вызовите ко мне кого-нибудь из охраны.
Охранник, явившийся по вызову, получил не совсем обычный приказ: взять на руки спящего на диванчике гостя и отнести в комнату, которую укажет секретарь. Приказ короля был исполнен, как всегда, быстро и без шума. Гостя отнесли в спальню и уложили в постель, о чём было незамедлительно доложено его величеству. Король кивнул, поблагодарил и уже через мгновение отдавал новое распоряжение:
— Лангрем, узнайте, кто работает по делу о покушении на меня. Всех ко мне в кабинет, срочно. Никаких объяснений, просто передайте, чтоб явились не позже, чем через час. До этого момента я никого не принимаю. Перенесите мою встречу с господином Хейтором на завтра. Извинитесь, что-нибудь придумайте. Пока не явятся все нужные мне господа, меня ни для кого нет!
— Будет исполнено, ваше величество. Что-нибудь ещё?
— Да, Лангрем. Позаботьтесь о цветах для моего гостя. Когда он откроет глаза, в его комнате должны быть свежие ландиалисы. Букета три-четыре.
— Да, ваше величество. Ещё что-нибудь?
— Пока всё, Лангрем.
Джим проснулся в спальне, которая своей роскошью превосходила все комнаты в родовом доме Дитмаров. Она была бело-золотая, с позолоченными статуями в нишах, и сквозь закрытые полупрозрачные занавески пробивался солнечный свет. Джим был переодет в пижаму, на тумбочках по обе стороны кровати стояли великолепные букеты белых и розовых ландиалисов. Джим не сразу сообразил, где находится; в голове слегка звенело, во рту пересохло, и больше всего Джиму сейчас хотелось бы выпить чашку чая.
Стоило ему приподнять голову от подушки, как в комнату вошёл скромный и улыбчивый слуга, своей бритой головой напомнивший Джиму Эннкетина. Но это был не Эннкетин, и Джим понял, что он не у себя дома.
— Как спалось, ваша светлость? Удобно ли вам? Не желаете ли завтрак?
Как он угадал момент его пробуждения? Вот что пытался понять Джим, хмуро глядя на спокойно-приветливое лицо слуги, его улыбчивый розовый рот и тщательно выбритые виски, макушку и затылок.
— Мне бы чаю, — хрипло попросил Джим.
— Сию минуту, ваша светлость, — поклонился слуга.
Он щёлкнул пальцами, и в комнату вкатился, паря над полом, покрытый белоснежной скатертью столик с завтраком. Столовые приборы были под стать интерьеру комнаты — бело-золотые, в вазочке красовался маленький букетик цветов. Слуга проворно поймал столик и расположил его перед Джимом.
Джиму было неловко спрашивать, где он находится: он боялся, что слуга подумает, будто гость слегка не в себе. Он задумчиво приступил к завтраку — кстати, превосходному, запивая его чаем, очень крепким и ароматным. Слуга с маской непроницаемой приветливости на лице удалился, а через пять минут в дверях комнаты возник король. Его корона, цепь и сапоги блестели, глаза смотрели на Джима спокойно и ласково. Увидев его, Джим всё вспомнил. Чашка в его дрогнувшей руке звякнула, встав на блюдце.
Раданайт как будто прочёл его мысли. На его лице отразилась грусть. Он подошёл к кровати, и Джим натянул повыше одеяло: одежду ему не торопились подавать. Тёплая рука Раданайта завладела его рукой, и король, как бы напоминая ему о его вчерашнем, казавшимся теперь нелепым поступке, опустился на колено, глядя на Джима с грустной нежностью.
— За то, что я позволил тебе сделать то, что ты вчера сделал, я должен понести наказание, — проговорил он. — Отныне я буду приветствовать тебя только так.
— Не нужно, ваше величество, — сказал Джим, хмурясь. — Вы в этом не виноваты.
— Виноват, — покачал головой Раданайт. — Виноват, потому что допустил это. Я готов за это всю жизнь стоять перед тобой на коленях, детка. Можешь ли ты простить меня?
— Мне нечего вам прощать, ваше величество, — проронил Джим, опуская глаза. — Это я должен принести извинения за мою вчерашнюю несдержанность. Я отнял у вас много времени и причинил вам лишние хлопоты.
— Ну что ты говоришь... — Раданайт нежно прижал его руку к своим губам. — Для меня нет ничего важнее.
Он присел рядом, не выпуская руки Джима из своей. Под его внимательно-нежным, пристальным взглядом Джиму становилось немного не по себе.
— Как ты себя чувствуешь, малыш? Ты хорошо выспался?
— Да, ваше величество, благодарю вас, — чуть слышно ответил Джим. — Я чувствую себя хорошо. Мне бы не хотелось злоупотреблять вашим гостеприимством... Полагаю, мне следует отбыть домой.
— Ты так спешишь покинуть меня, — грустно улыбнулся Раданайт. — Нет, Джим, о том, чтобы ты уехал сейчас, не может быть и речи. Сначала ты пообедаешь со мной. Раз уж ты здесь, согласись вытерпеть ещё немного моего гостеприимства — ведь не так уж часто ты балуешь меня своим вниманием. И если для того чтобы побыть с тобой, мне придётся взять тебя под арест, можешь считать себя арестованным.
Поцелуй в лоб смягчил это прискорбное сообщение. Раданайт подлил в чашку Джима ещё чаю, подвинул к нему тарелку и сказал:
— Спешу доложить: я уже начал принимать меры по освобождению Илидора. Вчера я имел беседу со всеми, кто работает по его делу, и разъяснил им новую точку зрения. Думаю, они всё поняли. А если кто-то плохо понял — что ж, такие непонятливые служащие государству не нужны. Завтра по плану — предварительная встреча с судьёй. Я обещаю тебе: никакой огласки и шумихи.
Джим почувствовал ком в горле. Плевать на гордость, лишь бы сын был свободен. Вчерашний день был как будто затянут серой дымкой, лишь колени его всё ещё ощущали прикосновение к полу. Из глаз Джима медленно покатились слёзы. Губы Раданайта вздрогнули, и он крепко обнял Джима, покачивая в объятиях, как ребёнка, и шепча ласковые слова.
Эта запоздалая нежность уже не могла исправить внутренний надлом, произошедший вчера в душе Джима. Не было сильных и добрых рук лорда Дитмара, защищавших его от холодного дыхания Бездны; Джим всё бы отдал сейчас за его мудрый совет, слово утешения, ласковый взгляд. Только теперь он понимал, чего он лишился с уходом из жизни Печального Лорда. Может быть, понять и поддержать его мог бы Рэш, но Рэш был далеко. Раданайт, хмурясь, встал.
