В кармане у Павлы лежала выписка из летной книжки на очередные летные часы. Показывать эту бумажку Петровскому она пока не планировала, но отказываться от налета тоже не собиралась.
* * *
— Давно ждете, Марина?
— Нет, всего минуты три, как пришла. У вас какая-то радость случилась?
— Да так, сегодня в учебных боях блеснуть получилось, вот и вся радость. Просто люблю я свою работу хорошо делать.
— Понятно. Ну что у нас с билетами?
— Пока не знаю. Но нам с вами у самой кассы стоять нужно.
— Зачем?
— Поверьте, это важно.
Павла огляделась, наконец, она заметила черную эмку, приткнувшуюся у тротуара. Из нее высунулся тот самый сержант госбезопасности Тополев, и лениво махнул ей рукой. Мол 'Сюда подходи!'. Сделав вид, что она его не видит, Павла поглядела на часы, потом на входную дверь в театр, и небрежно пожала плечами. Марина просто стояла и ждала. По ее лицу было видно, что она немного волнуется.
'Ничего Марина. Никуда эти билеты от нас не денутся. А если он нам мелко мстить станет, то, думаю, потом сам не рад будет. Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то Юрасов его, как перчатку натянет за малейшую попытку срыва моей комбинации. А вот, когда нужда во мне пропадет, вот тогда этот сержант может Марине начать нервы трепать. Мда. Хотя радует, что Павел Колун им пока все же нужен. Судя по всему, здесь в Харькове решение о поддержке проекта уже принято. Осталось, видимо, согласовать все это с Москвой'.
— Знаете, Марина. Если этот деятель не принесет билеты, то мы можем, ведь, просто погулять. А потом в ресторанчике каком-нибудь посидим. Не пропадать же вечеру.
— Да необязательно Павел. В другой раз...
— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?
— Обращайтесь, товарищ сержант госбезопасности.
— Я приношу вам свои извинения, вот ваши билеты.
— Ваши извинения приняты.
— Я могу идти?
— Можете, сержант. Всего наилучшего вам.
— И вам, товарищ старший лейтенант, всего хорошего.
'Жми-жми руку паренек. Не для поцелуя же подаю. А мне и вовсе даже не зазорно тебе свою руку протянуть. Я ведь даже с бомжами дворовыми и с дворником нашим всегда за руку здоровалась. И моя рука от этого грязнее не стала. И хотя ты все же дрянь-человек сержант, но у тебя когда-нибудь могут родиться хорошие дети, которые будут любить театр и цирк. Хм. Интересно все же. И чего это он такой шелковый был? Даже глазки потупил 'ангелочек'. Аааа! Вон оно, в чем дело, оказывается! Просто на полпути к машине за сценой нашего примирения сам товарищ Юрасов наблюдает. Вон даже кивнул мне главный контрразведчик Харькова. Кивнем в ответ, да и в зал пора идти. Два звонка уже было'.
Через окошко за этой сценой со смешанным с ужасом восхищением наблюдала еще одна пара глаз. Это были глаза вчерашней девушки кассира. Но что эта девушка успела углядеть в этой сцене, и о чем завтра будет рассказывать своим знакомым, Павле было уже абсолютно безразлично.
— Павел, что это было?
— Да вроде бы это утро они тут так изображают. Видите, солнце встает. Замечательные декорации!
— Я не про спектакль, я про то, как сержант госбезопасности у вас прощения просил.
— Ах, это. Да понимаете, Марина, я хамства не терплю ни в какой форме. Вот поэтому иногда глупости и делаю. Но в этот раз все ведь благополучно закончилось.
— Странный вы человек, Павел. А то, что на лице этого сержанта синяк большой, это случайно не ваших рук дело?
— Марина, ну какая вам разница? Вам, что не нравится этот спектакль?
— Нравится. Но зачем вы, Павел, меня снова в театр пригласили? Разве только, чтоб спектакль смотреть?
— Марина, разрешите я вам все после спектакля скажу?
— Товарищи, имейте же совесть, это же театр!
— Простите, товарищ, мы больше не будем...
Спектакль закончился. Глаза Марины горели восторгом, но сама она молчала. Павла тоже не спешила начать разговор.
— Марина, погулять мы, к сожалению, уже не успеем, мой поезд всего через час. Разрешите я вас до дома провожу?
— Хорошо, Павел.
'Эээх! Небось, думает 'Харьковская Золушка', что сейчас этот 'принц на краснозвездном коне' ей в любви признаваться будет. А нам ведь с ней прощаться нужно. Во всех смыслах и навсегда. Вряд ли она поймет меня и простит. Женщины не прощают такого, мне ли этого не знать. Я ведь, когда Ванька женился, три дня тогда плакала. Это потом все сгорело и травой сквозь пепел проросло. Вот уж и, правда -'Поматросил и бросил'. Сколько еще вот таких же фантазерок мне на моем новом жизненном пути встретятся. Ведь будут верить, что я им судьбой послан. А судьбе на наши планы...'.
— Простите меня Марина!
— Павел...
— За все меня Марина простите...если сможете.
— Пожа...
— Не могу я вам всего рассказать, но поймите! Нам обязательно нужно расстаться.
— Это я...
— Вы тут совсем не причем. Марина у меня нет, и больше не будет женщины. Никогда!
'Угу. Ну да, и была то у меня по-настоящему всего одна женщина. Чур, меня, чур! Гхм. Правда, если еще ту Тамару не считать. Не могу я этим развратом заниматься. Притворяться не могу'.
— Боже мой!!!
— Вы не правильно поняли меня, Марина! Я не враг нашей Родине. Я обычный советский человек, вот только жить мне осталось совсем недолго.
— Сколько бы ни было! Павел...
— Нет, Марина! Все решено. Я скоро уеду и надолго. Потом...потом, может быть, даже вернусь. Когда, не знаю, и врать не хочу. Даже тогда между нами ничего не должно быть. Вас наверняка будут спрашивать обо мне, может быть даже этот самый сержант. Просто скажите, что, как познакомились, так и расстались. Не вздумайте меня выгораживать. Надо будет написать, то, что вас попросят, напишите. Скажут, что я враг народа, соглашайтесь. Мне это навредить уже все равно не сможет. Видите? Даже сегодняшним невинным походом в театр я уже подверг вас опасности.
— Павел!
— Марина! Я вас прошу! Я хотел бы быть вам братом или другом, но даже этого позволить себе не могу. Пожалуйста,...забудьте меня. И простите!
''Прощай, и ничего не обещай, и ничего не говори. А чтоб понять мою печать в пустое небо посмотри'. Вот и все. Снова чувствую себя героиней мелодрамы. Все кончилось, но жить-то нужно. Прощай подруга. Хотя какая ты мне подруга? Поклонница-воздыхательница, блин. А теперь и вовсе обиженный мной человек. Да, мы с ней еще много раз увидимся, но уже просто, как со слегка знакомым человеком'.
Поезд лязгнул сцепками, и медленно покатился, оставляя за собой людей, события и город. Город, который нежданно не гаданно стал родным для странного пассажира этого уплывающего вдаль вагона.
— — —
/черновой вариант обновления от 31.03.12/
— — — — — — — — — — — — — — —
По объекту 'Кантонец' Дедал докладывает.
Получены данные графологической экспертизы. Общий вывод — данная экспертиза не может с достоверностью ни подтвердить ни опровергнуть личность 'Кантонца'. Причина такого заключения в том, что почерк 'Кантонца' многократно менялся за последние десять лет. Как его нынешний почерк существенно отличается, от образцов полученных год назад при анкетировании перед последней его восточной командировкой, так и сами те образцы сильно отличаются от образцов полученных в период профессиональной учебы 'Кантонца'. В то же время новые образцы почерка незначительно отличаются от образцов почерка 'Кантонца' полученных в старшем классе средней школы. Есть вероятность, что на изменение почерка 'Кантонца' существенно влияет общее эмоциональное состояние объекта. В частности контрольные образцы почерка, очень похожи на образцы полученные в тот период жизни, когда погиб отец 'Кантонца'. Таким образом для точной идентификации личности 'Кантонца', нами планируется проведение расширенной проверки, через лично и близко знавших 'Кантонца' людей.
По последнему периоду контроля, за два дня, проведенных 'Кантонцем' в 'Черноводске', им выполнен значительный объем работы. Как ранее докладывал 'Икар', 'Кантонец' попытался выйти на руководство 'Лесного техникума', через 'Валета'. В беседе с 'Валетом', 'Кантонец' смог быстро заинтересовать последнего предложением об организации профильных 'турбаз' под руководством 'Лесного ведомства' (сами предложения соответствуют пересланным нами ранее из 'Соколовки' с небольшими дополнениями по 'Степному направлению'). Помимо этих предложений, прозвучал намек на важную информацию для местного 'Охотхозяйства'. В связи с тем, что эти сведения 'Кантонец' отказался передать 'Валету', тому пришлось организовать встречу с самим 'Дедалом'. На встрече 'Кантонец' вел себя спокойно, и предложил оригинальный способ 'степной загонной охоты' (экспертное заключение 'Дедала' прилагаю). Из-за открывшихся в связи с этим предложением перспектив, 'Кантонец' пока не изолирован, но оставлен под плотным контролем. Тем же днем 'Дедал' с 'Валетом' согласовали и инициировали проверку 'Кантонца' на профпригодность. За исключением мелких эксцессов (см. рапорт 'Архимеда'), проверку 'Кантонец' прошел с оценкой выше максимальной (рапорта 'Дедала' и 'Валета' прилагаю). Помимо этих контактов было еще несколько встреч объекта. В том числе и по 'Флористике' (см. рапорт 'Архимеда'). Поведение 'Кантонца' по-прежнему чрезвычайно походит, на попытку вывести из разработки большинство близко знакомых ему объектов. В частности об этом красноречиво свидетельствует, состоявшийся прямо перед отъездом объекта разрыв отношений с явно близко знакомой 'Кантонцу' женщиной (см. рапорт 'Архимеда'). После этого вчера вечером 'Кантонец' отбыл из зоны ответственности 'Дедала', и передан под контроль наших сотрудников в 'Солнцевске'.
О дальнейших результатах контроля объекта 'Кантонец' буду докладывать незамедлительно.
Казбек.
— — — — — — — — — — — —
* * *
Павла вышла из вагона в серое и дождливое Житомирское утро. Ни в той, ни в этой жизни, побывать раньше в этом городе ей не доводилось. Чтобы хоть как-то въехать в текущие реалии, свой первый вечер в Харькове Павла посвятила чтению. В Научной библиотеке на улице Короленко, кроме уставов и литературы по турбинам и ВРД, она уже просто ради собственного душевного спокойствия прочитала несколько статей о тех городах, с которыми связывали ее разные обмолвки окружения. В этом списке кроме собственно Харькова, оказались и Кантон и Саратов, и на всякий случай даже Киев, Москва и Ленинград. Житомир, как будущее место службы занимал в том списке почетное третье место. Но книги, есть книги. Читать Павла умела быстро, и запоминала нужные ей сведения достаточно надежно. Вот только реальность оказывалась обычно и сложнее, и непредсказуемей написанного в книгах. Зайдя в вокзальный буфет, Павла не спеша заказала себе горячий чай с выпечкой. Больше всего ей сейчас хотелось побыстрее юркнуть в свою новую обитель, и неделю выходить из нее на разведку лишь в ночные и сумеречные часы. Но где расположена эта обитель Павла не знала. На ее счастье Павел Колун никогда не выбрасывал конверты полученных им писем, поэтому с адресами у нее особых проблем не было. В связи с этим перед самым отъездом командиру 23-го ИАП Петровскому Павлой было отправлена такая телеграмма.
— — — — — — — —
буду в Житомире на вокзале завтра утром часов около 8 тчк прошу выделить сопровождающего во избежание тчк Колун
— — — — — — — —
Поезд Павлы пришел без опоздания и до назначенного ее телеграммой часа оставалось еще минут двадцать пять.
''Что день грядущий мне готовит? Какую хрень с собой несет?' Мдяя. Когда в Саки летели, я так не дергалась. И даже когда в Харьковское управление НКВД ходила, как-то я спокойнее была. Хорошо хоть за ночь успела в уме ряд шаблонных реплик отрепетировать. Но все равно стремно. Никогда в театрах не играла, а тут придется дебютировать. Хотя, если задуматься, то мой самый первый театральный дебют состоялся, когда я Серегу Сивакина на съемной квартире встречала. Хм. Да уж хорошая же из меня тогда вышла дебютантка. Так. И долго мне еще эту делегацию по встрече ждать. Только бы целоваться ни с кем не пришлось. Бррр...'.
— А ну ка голубь залетный уступи как ты старику место. — 'Не поняла юмора! Тут же ползала не занято'.
— Ильич!? Извините товарищ полковой комиссар. — 'Ой, мама! Непроизвольно как-то выскочило. Ой! Чую сейчас мне достанется. Я же полкового комиссара по отчеству назвала. 'Чи гэпнусь я дрючком пропертый чи мимо прошмаляет вин?' Что-то сейчас будет'.
— Нашел за что извиняться. Ну здравствуй, горе ты наше полковое. Наконец-то, человеком в родной полк вернулся! Скучал поди? А? Чего сразу засмущался?
— Скучал...
— Ну то-то...
— Правда, пока еще не вернулся я толком, товарищ полковой комиссар.
— Вернулся, вернулся. И вот что, старлей, приказываю вне службы общаться не по уставу!
— Слушаюсь!
— Нет, все же чудило ты у нас Паша. Ни письма, ни телеграммы за весь отпуск, аж до самого отъезда не накатал. Знал бы ты, как тут о тебе все горевали. Думали уж всё, не вернется к нам 'Китайский Дон Жуан'. Да и у меня у самого на душе кошки скребли. Ведь совсем не по-людски это человека в беде бросать. Эх ты! А позавчера мне командир такого понарассказывал про тебя. Вот как он из Крыма вернулся, так мы с ним вместе весь вечер у комбрига просидели. Часа полтора мы Иваныча слушали, да дивились твоим подвигам...
— Да, какие там, подвиги?
— Заскромничал. Ну ты глянь! Как весь гарнизон своими шутками на уши ставить, так он раньше всегда первый, а как похвалы принимать, так выискался скромник.
— Товарищ по...
— А ну отставить! И чего это ты Паша, таким скромным вдруг стал? Как из Китая вернулся, так таким павлином по базе расхаживал.
— Сергей Ильич, мне ждать вас?
— О! Забыл тебя познакомить. Это Коля Малышев.
— Павел.
— Николай
— Коля вместо Борового во вторую эскадрилью из училища пришел, сейчас вот в ШМАС его вместе с тобой на неделю отправляем. Будет тут делиться последними новостями.
— Так мне подождать Сергей Ильич?
— А давай, мы вот как сделаем. Ты, Коля, пока прокатись до главного корпуса ШМАСа, и в общежитии койки на обоих займи. А мы тут с Пашей посидим повспоминаем. Все равно шмасовское начальство раньше девяти не появляется. Да, вот еще. Жукову скажи пусть за нами минут через сорок подъезжает. И за это время пусть съездит почту получит. Ну а сам пока ляг отдохни, ты же этой ночью работал. Вот и давай, приводи себя в тонус. Ну, а как мы подъедем, растолкаем тебя и я вас уже Коробицыну сам представлю.
— Хорошо Сергей Ильич. Забрать твой чемодан, Павел?
— Да, спасибо, я сам потом закину. Ты, Николай, если сможешь места где потише выбери.
— Ладно, пока.
'И зачем это тебе, товарищ воентехник, мой чемодан понадобился? Правда там кроме пластмассовых пуль, копий писем в НИИ ВВС, да полковой фотографии ничего криминального и нету. Письма мои они уже читали, пули видели. Может, и фотография их не насторожит. Но, все равно, не дело. Хорошо, что я в Саках, догадалась эту фотку прямо в комнате до самого отъезда спрятать. А то ведь местные 'Пинкертоны' могли бы и догадаться, откуда все мои знания полковых реалий. А Вершинин, хороший дядька оказался. Душевный. Всего минуты три знакомы, а уже хочется ему всю душу излить. Расскажу ка я ему о своих планах. Ну не станет такой человек без причины толковому делу вредить'.
