Опыт проведения десантных операций у нас уже был, с запада сюда прибыло несколько десятков наших морпехов из частей, отлично показавших себя в операциях начала осени 1943 года (об этом еще будет рассказ) — в основном в качестве инструкторов, десантная флотилия у нас собралась хотя и пестрая, но многочисленная — начиная от японских и корейских бронекатеров и заканчивая рыбацкими шхунами, всего более трехсот судов, которые были способны перебросить за раз пятнадцать тысяч человек с одним боекомплектом и пятью сутодачами продовольствия, причем мы возобновили приостановленное было производство бронекатеров и десантных катеров, что японцы руками корейцев производили на местных верфях, в том числе и десантные катера класса дайхатцу, бравших взвод десантников — именно с этих катеров американцы слизали свои LCVP, с откидной рампой на носу.
И морской театр позволял этой флотилии чувствовать себя довольно свободно — Западно-корейский залив имел много отмелей, островов, да и вообще был мелководным — с глубинами до 50 метров, так что подводных лодок можно было не опасаться, наши высотники потопили пару миноносцев, а больше крупных кораблей там у японцев и не было — все воевали на внешнем периметре полыхающей 'Зоны совместного процветания'.
А потому еще двадцать первого ноября наша флотилия в вечерних сумерках и ночью за десять часов прошлепала полторы сотни километров на северо-запад, к устью Ялуцзяна, вошла в реку, поднялась еще на двадцать километров и в утренних сумерках вывалила десант на пристани китайского Даньдуна и корейского Синыйчжу, стоявших друг напротив друга. Естественно, впереди шли японские суда под японским военно-морским флагом, высадку осуществляли корейцы в японской форме, действовали оружием с глушителями, а потому гарнизоны городов взяли спящими.
По сути, мы обошли японский фронт с фланга и высадились в довольно глубоком тылу. И останавливаться не собирались — пока флотилия шла обратно за новыми десантниками, высадившиеся частью обустраивались в городах, а частью сели на свежезахваченные суда и пошли вверх по реке, пока она еще не начала замерзать. И, хотя река была судоходна на четыреста километров (а там еще триста по прямой на северо-восток — и уже советский Посьет), мы не собирались забираться так далеко — собственно, Ялу была выбрана в качестве цели из-за своей сравнительной отдаленности от всех фронтов — даже до нашего северного корейско-японского там было более ста пятидесяти километров, целью и было как раз отвлечь часть войск с этого фронта.
Ну и нарушить работу местных предприятий — на Корею приходилось двадцать процентов промышленного производства Японии (и еще больше — на Маньчжурию), и на долину Ялу — минимум треть от этого производства, к тому же Синыйджу был важным перевалочным портом — до него могли доходить морские суда, от него отходила железная дорога, а потому нарушить перевозки тоже было важным делом. И охрана в долине — в основном полицейские части и несколько рот не самой высокой боеспособности — все-таки глубокий тыл, с какой стороны ни посмотри. А потому мы начали переброску продовольствия и боеприпасов с местных складов в находившиеся тут же Маньчжуро-корейские горы, куда предполагался отход десантников и ополчения после того, как к реке подойдут достаточно крупные японские силы — в горах корейские партизаны действовали с десятых и до конца тридцатых годов, так что многим местность была известна и мы рассчитывали возродить там широкое партизанское движение — сколько-то японских сил да отвлечем, с достаточно невысоким риском.
А потому мы в основном занимались не столько обустройством обороны, сколько перемещением грузов с японских складов — продовольствие, боеприпасы, медикаменты, в горы же были переброшены добровольцы, которые начали оборудовать партизанские базы на зимний период. Пара недель на переброску запасов у нас было — пока отразим атаки первых наспех брошенных против нас частей и даже подразделений, пока японцы оттянут с фронтов пехотные полки с артиллерией, затем, когда в маневренной войне их сильно покоцаем — и дивизии — может, будет и месяц — такое мы уже проходили когда японцы повели 'наступление' на Сеул.
Правда, затем на волне этого успеха наши корейские товарищи, а также их русские командиры, инструкторы и советники — все они малость обнаглели. В тридцати километрах на юго-запад от Синыйджу находился китайский портовый городок Дунган. 'Тридцать километров — это совсем рядом' — сказали наглецы и двадцать третьего ноября взяли и его — точно также подкатили с моря на японских судах, вышли на пирсы в японской форме и повязали японских полицейских и администрацию. А в сорока пяти километрах на запад — Гушан, от него в пятидесяти пяти — Чжуанхэ — в итоге к концу ноября наши корейские войска уже плотно влезли на Ляодунский полуостров. Хорошо хоть на Дальний и Порт-Артур не полезли.
Хотя бы ноябре, так как в начале декабря все-таки полезли, когда японцы вывели из этих городов войска 'на подавление беспорядков на севере Ляодунского полуострова', и которые быстро — за несколько дней — сточились в засадах и маневренной войне, на которую уже были так горазды наши русско-корейские отряды.
Правда, Порт-Артур — все-таки и военно-морская база, и хотя там и было-то пара миноносок, эсминец и несколько бронекатеров с парой устаревших подлодок — для видимости охраны считавшейся спокойной северной части Желтого моря, но и это была серьезная сила. Тут уже действовали комплексно — ударили управляемыми бомбами по кораблям и береговым батареям, нарушив на время их работу, с помощью захваченных шифров отправили телеграмму о подходе подкреплений — и внаглую запустили в бухту Порт-Артура два захваченных парохода с корейскими войсками в японской форме, а с севера по железной дороге еще пустили три состава также с китайско-корейскими войсками, у которых в японской форме были только часть бойцов, из тех что на виду. К десятому декабря дело закончилось — оба города были нашими.
Как и почти весь Ляодунский полуостров — еще даже до начала Порт-артурской операции наши войска ротными группами прошли на северо-запад от побережья, освобождая внутренние городки и деревни полуострова, к десятым числам декабря вышли на ЮМЖД, даже освободили Хайчен к северу от Инкоу. Вот сам Инкоу освободить не удалось — войти-вошли, но после пятидневных городских боев пришлось уходить — подходило все больше японских войск и перевес становился слишком большим. Ну и ладно — склады как минимум ополовинили, а что не смогли утащить — сожгли и взорвали, взорвали пристани, портовые сооружения, набрали более десяти тысяч добровольцев и оружия на этих и еще на тридцать — как боевыми трофеями так и со складов. Севернее — у Ляояна — мы вообще не смогли подвинуться — хотя у нас тут не было Куропаткина, но и войска были в основном не русские, поэтому проверять их стойкость и умение в атаках и сплошной обороне было чревато их развалом. Поэтому мы не стали рисковать, разобрали и утащили в горы десятки километров железной дороги и убрались туда же сами.
Всего же в Ляодунской операции участвовало почти пятьдесят тысяч наших корейских войск, и еще здесь было набрано сто тысяч добровольцев из ляо, маньчжуров, киданей и китайцев — по сути, мы освободили колыбель Квантунской Армии и собирались ее удерживать как можно дольше, тем более что ни на Корейский полуостров, ни в Маньжчурию, ни в Китай мы отсюда пробиться бы не смогли — японцы постепенно стягивали войска обратно на юг Маньчжурии, то есть опять же против нас, но уже в другом месте. Как бы то ни было, но от Кореи их внимание было оттянуто, так как возникла серьезная опасность путям снабжения всей дальневосточной группировке японских войск — прежде всего их Квантунской армии.
Но, блин, теперь требовалось отвлечь внимание от Ляодуна. А Ляодун — полуостров, и чем еще отвлекать от него внимание, как не другим полуостровом. Логично, да. В ста двадцати километрах к югу как раз находился Шаньдунский полуостров, да и от Кореи до него было чуть более двухсот километров на запад. Рукой подать. Мы и начали там высаживаться по уже отработанной схеме — впереди 'японские' корабли и солдаты в японской форме, перед высадкой — точечные удары управляемыми бомбами и высадка снайперских и диверсионных групп чтобы нейтрализовать или блокировать самые опасные цели вокруг и на окраинах городов — и вперед. Города Янтай и Бэйхай на северном побережье были захвачены десятого декабря, Лайчжоу на западном фасе полуострова — одиннадцатого, Жунчэн на восточном — двенадцатого, и когда японцы вытянули достаточно сил из Циндао — и сама военно-морская база на южном фасе — там бои шли с четырнадцатого по девятнадцатое декабря. Одновременно цепочкой мобильных отрядов численностью до роты мы перекрыли перешеек длиной в сто километров — от залива Лайчжоу на севере до залива Цзячжоу на юге — и добивали японские отряды в глубине полуострова.
К двадцатому декабря он был в основном зачищен от неприятеля, как раз к этим числам с запада стали подходить первые японские отряды, направленные из глубины Китая на защиту полуострова, а мы на всякий случай готовили города к круговой обороне — прежде всего Циндао — еще немцы, заполучив тут колонию в конце 19го века, построили ряд укреплений, и хотя они же их разрушили после японской осады в 1914 году, но что-то — особенно рвы — сохранились довольно неплохо. Правда, построены они были бестолково — да, глубокие, с многорядными заграждениями из колючей проволоки на железных кольях по дну рвов, но — прямые, без изгибов, то есть их можно было защищать только фронтальным огнем, тогда как фланкирующим, да из пулеметов — это и эффективнее и безопаснее — но вот пулеметы у немцев тогда уже были, а знаний как их эффективно применять — не было, все пытались по старинке, фронтальным огнем, как будто офицеры и генералы еще оставались в наполеоновских временах, хотя простое соображение, что при пролете пули вдоль строя она имеет больше шансов кого-то зацепить, тогда как поперек — меньше — это соображение быстро бы расставило все по местам, а пулеметы — на фланги. Но не нашлось тогда среди немецких генералов хотя бы одного сообразительного. Впрочем, ни у кого не нашлось — иначе бы не затеяли войнушку. Поэтому мы начали исправлять ошибки немцев и понемногу переделывать их укрепления — срывали часть стенки и в основании этих образовавшихся косых участков устраивали доты. Заодно обустраивали оборону вокруг горы Лаошань в сорока километрах к северо-востоку от Циндао — как раз для прикрытия путей вглубь полуострова.
А транспортная авиация сразу же стала забрасывать на полуостров по тысяче человек китайских коммунистов из Особого района — это в дополнение к нашим пяти тысячам, прибывшим на кораблях, и еще десяти тысячам местных добровольцев и перешедших на нашу сторону полицейских, охранных частей гоминьдана — который Ван Цзывея, прояпонский — китайцы собирались до последнего вздоха оборонять свою землю, которая уже почти полвека была под пятой колонизаторов и оккупантов — сначала немецких, затем японских.
И получалось вполне удачно — чтобы перебрасывать резервы, японцам требовалось огибать по суше весь залив Бохайвань, а это восемьсот километров. И с юга они ничего взять уже не могли — они и так оставили там по минимуму, положившись на прояпонские войска Китайской Республики Чжана Цзывея (напомню, тогда было два Гоминьдана и две Китайские Республики — одна — Чан Кайшистская умеренно антияпонская и вторая Ван Цзывеевская — прояпонская), а они и так-то с трудом сдерживали красные районы, находившиеся в глубоком тылу оккупированной японцами территории, а когда те активизировали свои вылазки — так и вообще возникла опасность, что в дополнение к пяти японским пехотным бригадам придется их еще подкреплять японскими войсками, которые — опять же — придется снимать с советского фронта.
А мы еще осложнили японцам положение — на пять дней захватили Тангу — порт в устье Хайхэ, а там еще сорок пять километров на северо-запад — и Тянцзинь, а еще сотня — и Пекин. Мы лишь обозначили движение в том направлении, а больше занимались разрушением транспортной инфраструктуры — мостов, каналов, железных и автомобильных дорог, портовых сооружений. Правда, китайские товарищи вскоре запретили это делать, так как рассчитывали удержать район, о чем сами же вскоре пожалели.
Как бы то ни было, на Шаньдунском полуострове образовалась очередная красная зона, которую к тому же нам не требовалось удерживать — ее взяли на себя китайские коммунисты. Мы же начали эвакуацию наших частей обратно в Корею и на Ляодунский полуостров, где японцы постепенно наращивали свои силы. Ну и организовали несколько набеговых операций на прибрежные города Китая через Ляодунский залив — там было плыть 150-170 километров — совсем рядом — и так уж оказалось, что временно мы получили подавляющее преимущество в северной части Желтого моря — у японцев тут и так было немного боевых кораблей, а мы их частично перетопили авиацией, частично захватили, захватили и большинство транспортных кораблей, шхун, катеров, лодок — всего что плавало — наш флот составлял более пятисот единиц водоизмещением от ста тонн до пяти тысяч тонн — в основном грузового, с установленным вооружением — пулеметами и в нескольких случаях — орудиями. Поэтому это мягкое подбрюшье японской Сферы совместного процветания вдруг стало сильнейшей головной болью японского командования. А мы не собирались останавливаться на достигнутом.
ГЛАВА 28.
Благо что расклад нам пока благоприятствовал. Скажем, на нашей стороне пока играл взятый нашими командирами темп операций — японские высшие командиры пока просто не ознакомились как следует с нашей тактикой и тем более не выработали средств противодействия. Это и неудивительно — например, при операциях по берегам заливов Желтого моря мы действовали по внутренним — морским — линиям, тогда как японцам приходилось действовать по внешним — сухопутным. И это касается не только переброски войск, но и обмена информацией — скажем, разбитые нами на Ляодунском полуострове японские командиры просто не успели бы передать на Шаньдунский полуостров информацию о том, как именно их разбили. И уж тем более шаньдунцы не успели бы выработать ответных действий.
Да что там говорить ? Уж на нашем основном корейско-японском фронте командир дивизии, которая сменила одну из потрепанных нами в Первой Пхеньянской Битве то ли не получил информацию о нашей тактике, то ли не смог ее осмыслить, то ли просто проигнорировал. Поэтому, когда он снял несколько батальонов с фронта и повел их к Ялу отбивать долину реки, наши отряды просочились через оборонительные порядки этой дивизии и начали методично уничтожать опорники и остававшиеся тылы дивизии — фронт был прорван. Так этот командир, еще не дойдя до Ялу, развернул лыжи в обратную сторону и попытался законопатить прорыв уведенными на север батальонами. Но снова — то ли он проигнорировал сведения, то ли просто не знал, что мы делаем с японскими батальонами на марше, не прикрытыми густой сетью дозоров. Мы с ними это и сделали. В итоге на две недели между Пхеньяном и Ялу установилось наземное сообщение. Его, конечно, вскоре заткнули подошедшие японские дивизии, но — они упустили время для проведения своих операций, это помимо того что им пришлось расходовать войска, боеприпасы, продовольствие на купирование результатов наших операций вместо того чтобы тратить их согласно своим планам. И после этого купирования они вернулись в ту же ситуацию что была до этого, только теперь им требовалось еще затратить время на подвод новых резервов и восполнение припасов и численного состава. Высоким темпом мы выигрывали время, ну и наносили урон врагу. И если удастся поддерживать этот темп, это оттянет тот момент, когда японцы все-таки двинут против нас силы, с которыми мы не сможем справиться.
