Всего же в тридцатых годах 'великая тройка' — Мицуи, Мицубиси и Ясуда — контролировала четвертую часть всего финансового капитала Японии, а 'великая восьмёрка' — эти трое и еще пять дзайбацу — половину. К 1944 же году пять гигантских дзайбацу — Мицуи, Мицубиси, Ясуда, Сумитомо и императорская фамилия — контролировали четыре пятых всего финансового капитала Японии и примерно половину всего национального богатства страны, все государственные предприятия и монополии. И эта концентрация капиталов усилилась с 1941 года — так, 72 сберегательных банка были слиты в один — Объебанк ... ой, то есть Объединенный сберегательный банк под контролем дзайбацу Ясуда. Сумитомо увеличил капитал своих предприятий с 200 миллионов в 1937 до 1,2 миллиарда в 1942. Только одна из двухсот компаний, входившая в дзайбацу Мицубиси — судостроительная Дзюкоге — увеличила капитал с 240 миллионов до 1 миллиарда. И все это — за счет военных заказов, оплачивавшихся народами стран Восточной Азии.
К сожалению, все эти крупные дзайбацу и многие их производства кучковались в районе Токио и окрестностях на дистанциях в двести километров, и там мы закрепиться не смогли — горные районы в центре страны в общем нами контролировались, но только там, где не было важных добывающих предприятий — от них нас тоже отогнали. А уж о городах мы могли только мечтать, поэтому нам не были доступны ни Нагоя, которая находилась в 130 километрах на северо-восток от Осаки, ни даже Киото в 30 километрах к северу. Да что там говорить ? Нас даже пытались — причем пока успешно — выдавить из Химедзи — города на северном побережье Внутреннего моря в 40 километрах к западу от Кобэ — отрезать нашу группировку Кобэ-Осака хотя бы по суше, хотя по морю-то, а затем вдоль острова Авадзи — связь все-равно оставалась бы.
Но отдать Химедзи — значит подпустить японцев к Внутреннему морю — сразу получим опасность десантов по его берегам, что потребует их прикрывать а значит существенно распылять силы. Да и сам город — один из промышленных центров — тут и предприятие Макита, памятное мне по электроинструментам а здесь выпускавшее электродвигатели, и электроламповый завод, и нефтеперерабатывающие заводы, и фабрики по производству взрывчатки. Здесь же располагался один из трех самолетостроительных заводов фирмы Каваниши, два других — в Осаке и Кобэ — тоже были под нашим контролем. Эти заводы выпускали, например, гидроистребитель N1K, который нес две 20-миллиметровые пушки — правда, копии Эрликонов, то есть пушки уже устаревшей конструкции — и с низкой скорострельностью, и с ненадежной автоматикой на откате затвора, а не на отводе пороховых газов, да еще и 'морской' патрон с длиной гильзы всего 72 миллиметра а потому и начальной скоростью снаряда всего в 600 метров секунду — и это для истребителя-то. Впрочем, для работы по земле этого было достаточно — это не небо, там нет целей, которые могли бы выйти из-под очереди таких малоскоростных пуль, а потому прицеливание было более простым. К тому же производства этих орудий, а по флотской классификации — пулеметов калибра 20 миллиметров тип 99 — были нам недоступны — самое близкое находилось под Нагоей, на военно-морском арсенале в Тоекаве, а еще два — севернее Токио — еще в одном военно-морском арсенале и в Томиоке. Так что можно было и побухтеть что зелен виноград, ну и как можно эффективнее исстрелять те запасы патронов и стволов, что нам достались.
Мы так и сделали. В качестве истребителя самолет был так себе — с максимальной скоростью в 480 километров в час и скороподъемностью 15 метров в секунду он был на уровне лучших истребителей середины тридцатых, но сейчас шла уже середина сороковых, поэтому мы приспособили самолет в качестве штурмовика, который мог работать с воды, то есть его можно было посадить где угодно, подзаправить и отправить на задание — это сильно повышало наши возможности по нанесению внезапных ударов. Так, наша эскадрилья из двадцати таких аппаратов долетела до севера Хонсю, там заправилась с наших же катеров, и разнесла вышки и оборудование нефтеносных районов Акита и Ниигата, где добывалось 95% нефти Японии — более двух миллионов баррелей в год — 300 тысяч тонн. Впрочем, еще 400 тысяч японцы добывали на своих концессиях на Северном Сахалине — только на Охинском и Эхабинском промысле у них было более двухсот скважин, где добывали сто тысяч тонн нефти в год, и их зажимание советским правительством с одной стороны, хотя договор был заключен до 1970 года, и требования Японии увеличить поставки еще на 200 тысяч тонн с другой — послужили одним из поводов объявить войну Советскому Союзу. А сейчас японцы уже восстановили добычу на Сахалине, наш удар лишь частично компенсировал введение этих мощностей — добыча Советского Союза на Сахалине приближалась к миллиону тонн в год (в РИ — к 700 тысячам тонн) — это помимо тех японских 400 тысяч тонн. Впрочем, наш удар вообще лишь создал локальные проблемы, и прежде всего сухопутчикам, так как моряки уже давно и плотно сидели на нефтяных полях и НПЗ Индонезии, более того — они еще не исчерпали запасы топлива, что американцы скопили на Гавайях. Ну, нам хоть так — тоже будет хорошо. А то Сахалинская нефть выбыла из баланса РККА — завод в Комсомольске-на-Амуре до этого получал нефть с Сахалина частично по трубопроводу Оха-Софийск с трубами диаметром 325 миллиметров, общей длиной 368 километров, из них 9 километров — по дну Татарского пролива — строили зимой 1942 года, трубы клали на лед, сваривали, наполняли водой и затем лед рубили и трубы сами опускались на дно. Это несмотря на то, что еще зимой 1941 года Геббельс заявлял — 'Русским не взять Татарского пролива... это безумная идея...' — но нет, победа на трудовом 'Сахалинском фронте' отлично легла в канву остальных побед этой войны. (В РИ на Сахалине за время войны добыли нефти в четыре раза больше, чем на Урале, и почти столько же, сколько в Грозненском нефтяном районе. Нефть сахалинского промысла 'Эхаби' тогда имела самый высокий процент выхода бензина и считалась лучшей в СССР)
Так что истребители нам помогли. И это были не единственные авиастроительные предприятия. Если, например, авиазаводы фирмы Накадима также располагались вокруг Токио, и там же — авиастроительный арсенал Йокосука японского ВМФ, то другой авиаарсенал ВМФ был недалеко от 'нашей' Хиросимы — в Хиро. Там производили, например, пикировщик Суйсэй — с максимальной скоростью в 550-580 километров в час и грузоподъемностью в полтонны — мы его начали использовать также в качестве штурмовика по наземным целям — заменили пулеметы 20-миллиметровыми пушками — уже сухопутными, навесили пусковые установки для реактивных снарядов калибра аж 128 миллиметров — примерно такие же использовались на военных кораблях, разве что мы уменьшили в два раза двигательный отсек, так как нашим ракетам лететь сверху вниз — и напустили три десятка этих штурмовиков на японские батареи наступавших на нас частей, на пару недель сняв опасность серьезных артобстрелов нашей обороны. Для этих же целей мы приспособили торпедоносец Накадзима B5N — торпедами мы никого атаковать не собирались, но грузоподъемность этого самолета — 800 килограммов — позволяла навесить на него и брони, и пушек, и пусковых установок для РС-60 и РС-128 — выходил отличный штурмовик с защитой задней сферы отдельным стрелком.
Здесь же производились разные летающие лодки, гидросамолеты-разведчики — в общем, то что нужно для проведения диверсионных операций в районах, где мало аэродромов зато полно водной поверхности — так, четырехмоторная летающая лодка Каваниши H8K длиной 28 и размахом крыла 38 метров при экипаже в 10 человек могла нести две торпеды массой 800 килограммов на боевую дальность 2300 километров (то есть всего — 4600 — долететь, выстрелить, вернуться), а четыре таких торпеды — на 1000 километров (и еще столько же на возврат), и все это — со скоростью 460 километров в час. А перегоночная дальность была вообще 7 тысяч километров — потрясающие характеристики. Именно на такой лодке, переделанной в сухопутный вариант, был отправлен прямым рейсом до Москвы — как раз 7 тысяч километров — Рихард Зорге, освобожденный нами вместе с другими узниками во время Большого Налета на Токио. Причем если таких дистанций не хватало, то у японцев был наготове целый комплекс плавсредств — лодку мог отбуксировать на тысячи километров специальный авиатендер водоизмещением 5000 тонн, там зарядить и заправить, затем принять и перезарядить, снова заправить — и так несколько раз. Заправляться летающая лодка могла и с подводных лодок-заправшиков водоизмещением 2500 тонн.
К сожалению, нам досталось всего одиннадцать этих аппаратов и еще шесть были в постройке со сроками до трех месяцев. Так-то машина для Тихоокеанских просторов очень полезная. Собственно, японцы ее и делали для своей новой тактики, которую они разработали чуть ли не в двадцатых, когда англичане и американцы на свою голову ограничили Японию соотношением линкоров 3:7 в пользу США и Англии. Японцы решили, что на линкорах свет клином не сошелся, и начали создавать свой зоопарк убер-шушпанцеров — подводные авианосцы, быстроходные минные заградители размером с крейсер, торпедные крейсера (не катера — именно крейсера, с залпом в 40 торпед !), карликовые подводные лодки и носители для них, тяжелые крейсера, ну и авиацию — что береговую, что авианосную. Все — с прицелом превосходства конкретной единицы над аналогом противника. Ну и под эту технику создавали тактику многослойной защиты, а под тактику — новую технику — процесс был взаимосвязанным и к 1943 году состоял из нескольких шагов. На дальних подступах наступающую армаду противника должны были обнаружить как раз 'наши' летающие супер-лодки и авиация подводных лодок. Они же, а также карликовые и обычные подлодки, авианосцы — должны были наносить удары пока вражеская эскадра продвигается вперед. Затем в дело вступала береговая авиация со своими дальнобойными торпедоносцами, затем — торпедные крейсера и катера должны были насытить торпедами океан с такой плотностью, чтобы ни один крупный корабль не остался без своего попадания — потопить может и не потопит — даже на крейсер надо было минимум два, а то и три торпедных попадания — но ход замедлит. Ну а дальше шел правильный линейный бой и добивание отступающего противника все теми же средствами. Собственно, все битвы 1942-43 годов так и происходили — с поправкой на все более возраставшую роль авианосцев.
ГЛАВА 33.
Причем на стороне японцев выступала не только новая техника и тактика, но и последствия первого мощного удара, совершенного ими в конце 1941 — начале 1942 года. Так, к 1943 году японцы ввели в строй почти весь Тихоокеанский флот США — 8 линкоров (из 15, имевшихся вообще у США на конец 1941 года), 2 авианосца (из 5), 9 тяжелых крейсеров (из 15), 6 легких (из 17), почти сотню эсминцев (из 215), 25 подлодок (из 92) — немного добрали когда громили западное побережье США. То есть флот США, и так не слишком превосходивший японский, был почти что уполовинен, а японцы — наоборот, к 1943 году удвоили количество кораблей — не только за счет трофеев, но и постройкой собственных кораблей.
Но этого мало — разгром американской промышленности и исследовательских центров на Тихоокеанском побережье — прежде всего мощностей по постройке и ремонту кораблей — более чем наполовину снизил возможности США восстановить потери. Разрушение Панамского канала удлинило пути кораблей, более того — им приходилось огибать Южную Америку через Магелланов пролив, а правительства Аргентины и Чили, уже давно мечтавшие освободиться от чрезмерной опеки янки, пошли навстречу настоятельным просьбам Гитлера и потому сквозь пальцы смотрели на авиабазы, которые оборудовали японцы и немцы в этом регионе.
Тем более что завязки стран с Германией были давние — так, половина аргентинских генералов отслужила в немецкой армии, обучение, амуниция и оружие аргентинской армии — все было немецким, здесь всегда было много немецких инструкторов, немцы вкладывались в аргентинскую промышленность, рассчитывая выбить Аргентину из-под контроля Англии, куда шло 80% экспорта аргентинского продовольствия в обмен на контроль англичан над транспортной инфраструктурой Аргентины — в этом плане аргентинские пронемецкие фашисты и просоветские коммунисты были заодно, выступая против проанглийских латифундистов. И так как аргентинские латифундисты не были завязаны на США, последним не удалось надавить на Аргентину и та с началом войны объявила о нейтралитете, что для США было равнозначно поддержке их врагов, поэтому США объявили об эмбарго поставок вооружения — на этом фоне в Аргентине под эгидой министерства обороны было создано объединение предприятий, производивших вооружение, увеличился выпуск стрелкового оружия, началось мелкосерийное производство среднего танка Науэль собственной конструкции — довольно неплохой машины с бронированием до 80 миллиметров, пушкой 75 миллиметров, пусть и с длиной ствола всего в 30 калибров — то есть против слабобронированной бронетехники. Впрочем, все это неудивительно, так как к началу Второй Мировой немцы — как местные, аргентинские, так и из Германии — контролировали почти всю тяжелую промышленность Аргентины и несколько отраслей по переработке сельхозпродукции.
Была увеличена и численность армии, которая и до войны была немаленькой — 60 тысяч человек. А после переворота 1942 года (в РИ — 1943) к власти вообще пришли профашистски настроенные военные, среди которых была и восходящая звезда Хуан Перон, а заодно — агент рейха, про которого Гитлер как-то сказал — 'Следовало бы удовлетворить все амбиции герра Перона и дать ему верховную власть в государстве. Думаю, он это заслужил'. Эти же военные, впрочем, сейчас свергли то самое правительство, которое привели к власти в 1930 году на волне всемирного кризиса, и также в результате переворота. Впрочем, свежесвергнутый президент до своего свержения также слал Гитлеру письма с просьбой прислать самолеты и танки, чтобы Аргентина вступила в войну против США и Англии (РИ), хотя скорее всего эта техника была бы применена против Бразилии, так как последнюю вооружали США — якобы для защиты от возможного немецкого или японского вторжения, а на самом деле — для подготовки вторжения в Аргентину, чтобы хоть так заставить ее вступить в войну на стороне Союзников, а не Стран Оси.
Но американцам мешали давние связи Аргентины с Германией — агентурную сеть немцы создали здесь еще перед Первой Мировой, да и немецкая община была тут довольно сильной — из 17 миллионов населения только поволжских немцев тут было 130 тысяч — немцы начали сваливать с Поволжья — не только в Аргентину — в 70х годах 19го века, после того как в 1871 году были отменены их льготы, на что немцы никак не были согласны — это со льготами они могли поддерживать и свой уровень жизни, и чувство превосходства над местным населением, а если их ставят вровень с русскими — тут уж никакого превосходства и не получится — это и в армии служи, и налоги плати, и новую землю взамен выпаханной и истощенной не получай задарма — ну кто кроме русских может жить и трудиться в таких условиях ? Это с немецкими царихами 18го века было хорошо — русским они таких условий почему-то не предоставляли, а вот своим соплеменникам — запросто. Ладно хоть немецкие цари поначалу не трогали колонистов, а как в 1871 году тронули — так и пропала надежда на сказочный рай на востоке и забесплатно, с тех пор и возобновились разговоры о дранг нах остен — привыкли жить за счет русских и хотели так и продолжать, так как собственных мозгов улучшить урожайность не хватало, благо что климат и так позволял получать неплохие урожаи, а в России — не только много земли если согнать с нее русских, но и всякие Сеченовы с Мичуриными, которых хитрые русские выставили против своего климата.
