ГЛАВА 23.
Пока же нас главной проблемой была нехватка вооружения — винтовками или хотя бы пистолетами были вооружены хорошо если половина бойцов. И если гранатами можно вполне успешно отбиваться на пересеченной местности, то на ровной местности даже с обороной возникают проблемы, не говоря уж о том что организовать массированное наступление уже не получится — на открытых участках царила винтовка. Нехватка стрелкового оружия ограничивала нам варианты для выбора ударов. Стрелковку надо было где-то добыть. Что-то мы везли на транспортниках, но это не решало проблемы кардинально, лишь усиливало нашу оборону, не более того.
Конечно, что-то мы забирали у японцев, а что-то доставляли самолетами — нам удалось договориться с Мао о том, что те первые партии СКС, что предназначались для него, мы отправим в Корею, а взамен он получит утроенное количество оружия, но с поставками в течение трех месяцев. К тому времени — начало октября 1943 — мы уже проложили еще два авиамаршрута в дополнение к почти прямому Тебриз — Особый район — Корея. Первый из этих маршрутов — Тебриз-Лхаса-Корея — также требовал дальнобойных транспортников, зато позволял частично избавиться от услуг китайских коммунистов, создать дублирующий маршрут на случай осложнений в Китае и, тоже не самое последнее дело — диверсифицировать потребности в топливе — когда его собирают по округе в двух местах — это менее напряжно для каждого этих районов.
Самое же главное, маршрут через Тибет позволил нам осмотреться и начать прокладывать авиамаршрут с несколькими пересадочными площадками — как я писал ранее, в итоге он шел от Тебриза до восточного Ирана, затем до Ваханского коридора в Афганистане, после — запад Тибета, затем Лхаса, и оттуда мы продолжили обустраивать промежуточные базы далее на восток — восток Тибета, Ханьчжунь и Яннань в Особом районе — все эти базы отстояли друг от друга не более чем на 1200 километров, а где-то и менее семисот, а то и четырехсот, а потому между ними могли курсировать наши менее дальнобойные, зато гораздо более многочисленные транспортники грузоподъемностью в одну и три тонны. Последний участок — до Кореи — все еще был длинноватым — полторы тысячи километров, но и его мы в середине октября разбили на две части, договорившись с китайским милитаристом Янем Сишанем — правителем провинции Шаньси к западу и юго-западу от Пекина — воспользовались его давними завязками с коммунистами, с которыми в предыдущие годы он то воевал то заключал мирные соглашения. В итоге к середине октября мы ежедневно могли отправлять в Корею десять тонн грузов и пятьдесят человек только со своей территории, а из Особого района — тридцать тонн грузов и триста человек — там у нас работало уже десяток трехтонников и семь однотонников, а на всем маршруте — более сорока самолетов различной грузоподъемности. А одна тонна груза — это двести винтовок, или семьдесят пулеметов, или сорок тысяч патронов, или семьсот выстрелов 60-мм миномета, или двести для 82мм, или более тысячи гранат, или двести выстрелов для РПГ-7 — в общем, приличные объемы, которые позволяли чувствовать себя все более уверенно — от полицейских и даже армейских отрядов без тяжелого вооружения можно отбиться и даже вполне успешно.
Конечно, на случай серьезных столкновений этого было мало, а потому мы как могли наращивали пропускную способность наших каналов снабжения. И прежде всего — наземные. Понятное дело, что через Иран и Афганистан мы могли перебираться только по воздуху. В Иране наступали немцы, там были объявившие войну СССР персы, там были сотни тысяч поляков — то есть силы для нас пока непреодолимые, хорошо хоть иранские пуштуны на востоке страны пока были за нас — рассчитывали избавиться от иранской власти. В Афганистане были пуштуны и таджикские с прочими басмачи, собиравшиеся походом на Советскую Среднюю Азию и чуть ли не до Казани — освобождать мусульман от советского ига. Там за нас условно были хазарейцы в центре Афганистана — в отличие от пуштунов — шииты да к тому же монголоиды, да на востоке — уже безусловно — нуристанцы, бывшие с пуштунами Афганистана на ножах в течении столетий.
Вот дальше — Ваханский коридор и затем на юго-восток от него — был фактически вакуум сил, и уже там мы и налаживали наземное сообщение. Наши отряды освобождали местное население от феодального гнета и продвигались на юг через провинции бывшей Британской Индии — Читрал, Гилгит, Хунзакут, Нагар, Ладакх — и начался Тибет. Причем с севера мы там были прикрыты Советским Союзом, с востока — Восточно-Туркестанской Республикой, образовавшейся на западе Синьцзяна в рамках поднятого с подачи советских спецов восстания, которое постепенно распространялось дальше на восток — Сталин пытался обезопасить хотя бы это направление, затруднив японцам путь через него, а с юго-запада мы были прикрыты Кашмиром, чей правитель увидел в нас сильного но неопасного союзника против пуштунов и заодно выгодного торгового партнера.
Через те территории мы и налаживали наземный маршрут дальше на восток. Сначала это были двести грузовиков, частично перегнанных через Иран и Афганистан, ради чего пришлось буквально засыпать золотом местных ханов, через чьи земли пролегал маршрут, а частично закупленных в Британской Индии. Как бы то ни было, эти двести грузовиков, двигаясь со средней скоростью в десять километров в час, позволяли частично разгрузить воздушный мост, проезжая две тысячи километров от Ваханского коридора до Лхасы за десять дней. Правда, вскоре большинство этих грузовиков было переориентировано на вывоз грузов и людей из Индии, где шла война княжеств между собой, против англичан, с японцами против англичан, с англичанами против японцев и немцев — там заварилась густая каша, в которой ловкие дельцы пытались напоследок урвать за счет других, ну а мы этим пользовались, скупая станки и оборудование по цене металлолома. Таким способом нам продали несколько веток железных дорог — продавали сотнями километров, даже с разбором и доставкой на места погрузки, кто-то имел возможность закинуть рельсы пароходами по Гангу, Инду или Джамне поближе к нам и там уже мы забирали их грузовиками дальше на север, иногда вместе со шпалами. Именно так мы получили первый стокилометровый отрезок вдоль Ладакха, и затем наращивали его по мере поступления новых рельс. Скорость движения по железным дорогам возросла до двадцати и даже тридцати километров в час, разве что через перевалы все так же приходилось перетаскивать грузы машинами а то и яками. Но скорость перемещения грузов увеличилась даже несмотря на то, что железная дорога укладывалась отдельными кусками — прежде всего на ровной местности. В октябре эта деятельность только начиналась и строительство транстибетской железной дороги продлилось несколько лет — 80% построили в первый год, на ровных участках, особенно когда начали катать рельсы уже в самом Тибете на вывезенном из Индии оборудовании, а остальное — в последующие годы, медленно но верно преодолевая перевалы и ущелья.
Очень помогли грузовики, перегнанные уже по территории СССР — к ноябрю на маршрутах работало триста наших грузовиков, к декабрю — тысяча, к началу 1944 года — три тысячи — у нас появилась возможность перемещать почти десять тысяч тонн грузов каждый час на тридцать километров — и это при существенной недогрузке наших пятитонников, так как ограничением по прежнему были дороги, которые мы усиленно ремонтировали силами местных жителей и беженцев из Индии. И вообще, мы уже с октября стали налаживать маршруты через территорию Советского Союза, а потому воздушный мост через Иран и Афганистан постепенно терял свое значение, тем более что обстановка там накалялась, а в декабре наш Тебриз был уже осажден поляками.
Так что переброска грузов по земле хотя и была более медленная, чем по воздуху, но к тому моменту потребности в грузах были уже понятны, и если конкретная партия, скажем, винтовок, добирается до Шаньси, скажем, месяц, но при этом в пути находятся тридцать партий винтовок, то какая нафиг разница как их отправлять ? Получателю винтовки приходят каждый день — а нам того и надо. Мы смогли наполнить сухопутными колоннами — железнодорожными или автомобильными — весь маршрут от Минска до Шаньси, а потому воздушный транспорт использовался лишь для переброски людей и решения внезапно возникших проблем, хотя и их мы старались купировать созданием промежуточных складских баз — обычно проблемами были повышенный расход боеприпасов и медикаментов в отдельные периоды сильных боев — вот их мы и купировали, накапливая грузы на всем пути — просто часть грузовиков или вагонов разгружалась в них и отправлялась назад — мы насыщали транспортную артерию грузами, чтобы не скапливать их в одном месте, что чревато потерей всех запасов в случае налета или прорыва противника, и вместе с тем иметь их под рукой в нужных количествах практически на расстоянии вытянутой руки. Во многом благодаря этому отлаженному транспортному коридору мы затем и решились продвигаться дальше на юго-восток — в Ассам, Бирму, Вьетнам, Таиланд.
Но это на юг, а на восток тоже создавались наземные пути. Примерно пятьсот километров от Лхасы можно было проделать по рекам — Брахмапутре или Салуину и, хотя тибетцы на своих лодчонках из шкур яков проделывали путь за пять дней в одну сторону, но — пять тибетцев заменяли один рейс однотонника — а это экономия бензина и денег, причем поначалу просто дикая — лодки обходились нам чуть ли не в тысячу раз дешевле, так как поначалу нам доставляли топливо из Ассама на тех же яках. Конечно, по пере прибытия грузовиков эти самые тибетцы переквалифицировались в дорожных строителей — сначала для укрепления а то и просто прокладки грунтовых дорог, а затем и для строительства узкоколейки. Так мы поначалу частично а затем и почти полностью заменили воздушные перевозки между Лхасой и базой на востоке Тибета, причем по мере продвижения наших русско-тибетских отрядов на восток — отвоевывали у Сычуани тибетские земли провинции Кам, точнее — 'китайскую' провинцию Сикам (в РИ в середине 50х годов она была присоединена к провинции Сычуань — последняя увеличилась более чем в два раза — до 485 тысяч километров; мы освободили, если по современному, Гардзе-Тибетский АО, Нгава-Тибетско-Цянский АО, Яань, Ляншань-Ийский АО, Паньчжихуа) — база скачками сдвигалась все дальше на восток, пока не уперлись в старую границу между Тибетом и Сычуанью — дальше мы двигаться не собирались.
И тут мы столкнулись с тем, что Восток — дело не просто тонкое, порой это дело просто исчезающее. Интересы семьи, клана, племени тут стояли всегда на первом месте, и если появлялась выгодная возможность ради них задвинуть более глобальные дела — зачастую так и поступали, если только за это не грозила немедленная расправа. Так, в Иране некоторые деревни — даже не пуштунские, а персидские — были куплены нами с тем чтобы они сообщали нам о перемещениях крупных войск, в Афганистане на трети фронта мы купили спокойствие, заплатив кланам и немного их племенам за нейтралитет — а раз кланы с нами не воюют, то и другим нельзя — пройти через земли клана без их согласия — это получить войну.
Так и в Сычуани — между нашими и сычуаньскими войсками идут бои, а сычуаньский командир на участке фронта пропускает наши караваны, ставит на них свои печати, грузит в вагоны и отправляет к границе с Особым районом, где такой же командир переправляет их через линию фронта коммунистам. Таким способом мы только в первой половине октября прокинули на восток более ста тонн грузов, причем вполне занедорого и достаточно быстро — командир отрядил своих подручных и те довели наши вагоны прямо до китайских коммунистов. С середины октября к выгодному дельцу подключился уже сам правитель Сычуани — как я уже писал ранее, к этому моменту он уже понял что с нами воевать себе дороже, тем более что со дня на день ожидалось наступление либо японцев, либо гоминьдана, либо коммунистов, а потому самое время нарастить по максимуму свой капитал и уйти на пенсию, и чем дальше тем лучше. Поэтому мы стали оплачивать провоз наших грузов в Особый район чуть ли не официально (совсем официально этому мешали боевые действия, которые еще велись формально на всем фронте, а фактически — на ряде участков, где местные командиры решали свои личные интересы, как правило — по защите контрабандных троп).
На этом мы экономили несколько десятков авиарейсов ежедневно — полторы тысячи километров можно было ехать по рельсам, хотя вскоре нам пришлось взять на содержание всю эту дорогу — хотя многие ее участки и были построены в конце тридцатых, уже после начала китайско-японской войны, но за несколько лет ее состояние из-за отсутствия надлежащего ухода ухудшилось, так что в итоге мы — точнее, наша подставная фирма — просто выкупили эту дорогу, причем очень занедорого — правитель и его приближенные справедливо считали, что им уже недолго оставаться у власти — либо мы, либо китайские коммунисты их скинут, а потому таким образом они обеспечили себе 'золотые парашюты' на случай скорой 'отставки' (в РИ сычуаньские войска вполне спокойно вместе с НОАК участвовали в захвате Тибета в начале 50х годов). Ну ладно — денег не жалко, а временный мир мы обеспечили, заодно набрали много китайцев, которые и стали работать под нашим руководством на починке дороги — выровнять рельсы, подсыпать полотна, где оно просело из-за дождей — уже к концу ноября более пятнадцати тысяч человек кормилось от нас только на этой дороге (и заодно впитывало знания о самом передовом учении — как же без этого). Больше проблем было с самими жителями бывшего Сиккама — они хотя и тибетцы, но давно привыкли к полунезависимому существованию от Лхасы, поэтому вскоре на территории образовалось уже несколько партизанских отрядов, которые доставляли нам проблемы.
На территории Особого района, понятное дело, мы пользовались дорогами — грунтовыми и железными — свободно, но вскоре и дальше к востоку у нас появилась такая возможность — удалось договориться с Янем Сишанем, державшим огромные территории к западу от Пекина — с китайскими коммунистами он был если не в дружественных, то в нейтральных отношениях, так что и нам отказывать смысла не было — на его же территории мы организовали и аэродром, с которого грузы доставлялись в конечный пункт нашего воздушно-наземного моста длиной семь тысяч километров — в Корею.
Так что проблему оружия мы решали, хотя делалось это небыстро. К тому же оружие само по себе было неплохой валютой, наравне с золотом, многие князья и ханы соглашались сотрудничать с нами лишь при условии поставки оружия, как те же пуштуны восточного Ирана согласились принимать наши самолеты не только и не столько за золото, но прежде всего за винтовки. Хорошо хоть их у нас было немеряно после разгрома турецких войск и захвата их складов. Прежде всего винтовки мы проталкивали и на восток — все-таки наш СКС — штука уже технически сложная, не каждому дашь ее в руки, а вот с кремневым ружьем и даже винтовкой многие дело имели, да и овладеть ею проще. Так что винтовки и прокладывали нам путь, и сами шли на восток — на каждой из десяти баз мы в итоге разместили по тысяче-полторы бойцов, по эскадрилье штурмовиков а где-то и истребителей, множество минометов — для охраны коридора — и проталкивали по роте спецназа в сутки, а еще боеприпасы, вооружение, самолеты — истребители и штурмовики — при отсутствии хоть какой-то ПВО у окружающих племен штурмовики становились нашим главным оружием обороны. А также оборудование и специалистов — на территории советского района Китая в ноябре мы все-таки развернули производство патронов для нашей стрелковки, минометных мин и гранатометных выстрелов, на которые можно было накручивать те же мины — пока по договоренности с Мао мы делили продукцию пополам. Ну и поставки комплектов для СКС — стволы, затворные рамы, спусковые механизмы — китайцам останется только сделать деревянные ложа и все собрать. Такие же комплекты мы погнали и в Корею. Правда, туда пришлось гнать много крупнокалиберных пулеметов — к ноябрю японская авиация наконец расчухалась, обратила на нас свое внимание и начала усиленные налеты на наши базы, тем самым оттянув часть сил от атак на советские укрепрайоны. Все из-за нашего недостатка в стрелковом оружии — в начале-середине октября 1943 года много винтовок и пулеметов можно было взять лишь у японцев, ну мы и взяли. Вместе с Сеулом.
