Проблемой было то, что число точек, где можно было бы поддерживать такой высокий темп, оно постоянно сокращалось. Ведь мы могли поддерживать такой темп только в точках, где плотность японских войск была невысокой — все-таки наша корейская армия была молодой, опыт большинства бойцов был низким, и если индивидуальная тактическая подготовка понемногу росла — бойцы уже не метались по полю бессмысленно, нет — они метались вполне осознанно, выбирали прикрытия за неровностями земли, сектора стрельбы смотрели на места вероятного нахождения противника — то есть на замеченные амбразуры или где они могли бы находиться, ну и на такие же неровности но с 'той' стороны, стрелковая подготовка тоже росла — в ноябре и декабре две трети выпускавшихся нами патронов шли именно на учебные цели, так вот — если индивидуальная подготовка понемногу росла, то навыки действий в группах росли медленнее — огневое прикрытие продвигающихся вперед товарищей, заход во фланг пока другие давят огнем с фронта — все эти действия выполнялись мягко говоря неидеально — какие-то участки давились двумя-тремя стволами, а какие-то оставались вовсе неприкрытыми нашим огнем — многие бойцы еще не могли просчитать, что именно прикроют их товарищи и, соответственно, самостоятельно выбрать участок с учетом своего номера в цепи — это приходилось делать командиру, а под огнем противника это сделать непросто — до некоторых бойцов и не доберешься через ровные простреливаемые участки. С охватом — то же самое — если скрытно передвигаться по полю боя уже как-то научились, то прикрывать свое продвижение от возможного огня с фронта или фланга — еще нет. Поэтому бойцов приходилось собирать в группы по три-четыре человека — звенья, в которых поначалу один русский, а чем дальше тем больше — кореец из тех кто побыстрее схватывает — руководили остальными бойцами своего звена — куда бежать и куда стрелять всей группе и каждому ее бойцу с учетом общей задачи подразделения и действий других групп.
А навыки командования подразделениями — то есть выбор собственно цели действий в данный момент — тут шло еще сложнее. Если враг виден и наступает — еще куда ни шло — худо-бедно справлялись уже и корейские командиры, хотя порой не учитывали возможного флангового огня пулеметов и располагали свои подразделения на лысом пригорке, откуда никак не уйти если что, либо наоборот — не учитывали наличия у противника артиллерии и располагали своих бойцов под деревьями, так что взрывы японских снарядов в кронах обдавали их сверху снопом осколков. Проблем становилось все больше. А вот если надо захватить позицию врага — тут пока в качестве командиров действовали в основном наши десантники — даже рядовой наголову превосходил многих корейских командиров, так как он получал минимум сержантскую подготовку, а некоторые — уже и лейтенантскую. А часто наши десантники выступали и в качестве непосредственных исполнителей, особенно если цель сложная — комплекс строений или хорошо оборудованная ротная позиция — уж слишком часто корейские товарищи еще перли напролом в штыковую вместо того чтобы применить задымление или гранатную атаку. Собственно, те же проблемы были и у нас в сорок первом да и в первой половине сорок второго, так что дело поправимое, но потребуется время.
Соответственно, из-за этих проблем и снижалось количество точек, где можно было применить наши корейские войска. Так-то, если не беречь жизни людей, то можно действовать где угодно, но тупо положить всех под пулеметами — тут большого ума не требуется, а вот если цель — не только победить врага, но и сберечь жизни людей — тут уже надо думать. И думать много. Прежде всего — выбирать участки, где враг не ждет и где мы можем создать подавляющее преимущество — пока только так и можно было обеспечить победу со сравнительно небольшим числом жертв с нашей стороны.
До сих пор мы и действовали по таким участкам — горы центральной части Кореи, Сеул, продвижение на север и на юг, Пхеньян, Ялу, Ляодун и Шаньдун — везде японцы нас не ожидали, везде они были в меньшинстве, везде поначалу мы имели минимум десятикратный локальный перевес. Но своими успешными операциями мы обозначали себя и уязвимые точки. Соответственно, японцы подтягивали туда войска и перевес падал в лучшем случае до трехкратного — да, согласно европейской тактике этого достаточно для наступления, но — не с нашими войсками — из более чем трехсот тысяч на достаточно высоком уровне боеспособных было хорошо если двадцать тысяч и еще пятьдесят — на приемлемом. Остальные пока учились, ну и почти миллион просто проходили КМБ без отрыва от производства — это резерв на крайний случай и сито для тех, кто вдруг окажется толковым воякой. С учетом этого мы не имели означенного перевеса, хотя и японцы его не имели — все-таки в обороне могут действовать эффективно гораздо больше людей, чем в наступлении. Поэтому чем дальше, тем все плотнее становилась завеса из японских и китайских войск вокруг наших территорий, соответственно, тем меньше становилось точек, где мы могли бы стать не только внезапными, но и многочисленными — в нашем понимании.
Поэтому к концу декабря 1943 года в Корее и вокруг нее складывалась патовая ситуация — никто не мог вести наступление, и время поворачивалось против нас. Да, в середине декабря мы еще вышли на западный участок южного побережья Корейского полуострова и даже дальше — провели десантную операцию на Чеджудо — крупный остров в девяноста километрах на юг от Корейского полуострова (в РИ в 1948 году там произошло крупное восстание, после чего проамериканскими марионетками было расстреляно несколько тысяч жителей, т.к. многие были коммунистами). Но и все — юго-восточный угол полуострова — 130 километров от южного побережья на север и 150 от восточного на запад (при общей ширине полуострова в 250 километров) был в руках японцев, на севере фронт расположился к северу от Пхеньяна и затем шел на восток-юго-восток наискосок через весь полуостров, из долины Ялу нас начали понемногу отжимать в горы, на Ляодуне пока создалась позиционная оборона с неизвестным исходом. Пат. Впрочем, еще не совсем пат, а почти как в анекдоте про ковбоя и его внутренний голос — 'Нет, еще не конец, убей вождя ... вот теперь конец'.
В октябре наше сообщение об освобождении Сеула во всем мире восприняли с недоверием, а то и с откровенной насмешкой. Затем пошли фотографии, затем — сообщения о десантах на Ялу, об освобождении Ляодунского полуострова, и даже Шаньдунского, и по мере поступления этой новой информации смехуечки постепенно угасали и на их место приходила задумчивость — если русские смогли высадиться в Сеуле и далее — то где они способны высадиться еще? Поэтому, когда пошли сообщения о том, что русские захватили Токио, то эту информацию все встретили хоть и настороженно, но осмеивать не спешили, больше высказывали удивление, а то и недовольство тем, что русские украли победу — это да, было, но даже если и проскальзывали сомнения, то краем. Но в данном случае — зря — Токио мы не освобождали. Даже планов таких поначалу не было. Хотя на Японских островах высадились — это верно. Хотя и таких планов поначалу тоже не было. У нас вообще в последнее время никаких планов не было — мы лишь затыкали возникавшие проблемы и проявляли повадки мелкого жулика, который тащит все что плохо лежит и побыстрее сматывается, пока не пришли большие парни и не накостыляли как следует. Благо что в Азии много чего лежало плохо, а технические возможности позволяли этим пользоваться. Да и большие парни на поверку оказывались не такими уж большими — реальные возможности отличались от разговоров не в лучшую сторону. Поэтому приходилось, словно гопникам, постоянно проверять их на прочность — слегка задеть и смотреть на реакцию — если жесткая — лучше ну его нафиг, а если вялая — можно задеть и посильнее. Политика.
С Японией случилось так же. Все началось с того, что к нам понемногу стекались сведения об угнанных в Японию на работу корейцах. Причем если поначалу речь шла о сотнях человек, то затем, по мере сбора информации — как опросами так и из документов местных оккупационных управ, цифры разрастались — тысячи, десятки, а когда счет пошел уже на вторую сотню тысяч человек — стало понятно, что с этим надо и можно что-то делать. Эти люди мало того что угнаны в рабство на каторжные работы, так это еще и готовый мобилизационный ресурс прямо в логове врага. Возникла идея провернуть с японцами то, что они сделали в Сибири — поднять восстание лагерей, только уже на японских островах.
Операцию начали проводить в жизнь с середины декабря, и поначалу неспешно. Каждую ночь высотники методично выносили портовые постройки Пусана — главного порта Кореи в юго-восточном углу Корейского полуострова — через порт прибывали войска из Японии — они-то и остановили наше продвижение на юг, а потому закупорить порт было важно в любом случае — и чтобы не смогли нарастить свои войска и припасы и ударить в наш тыл, пока проходит десантная операция, и чтобы не вернули войска в Японию.
Проникновение непосредственно на Японские острова началось с острова Кюсю — от него до Кореи всего-то двести километров, да посередке лежат Цусимские острова — поэтому немудрено, что древние японцы еще до нашей эры перемахнули через пролив на острова и начали ассимилировать или вытеснять местные племена айнов. Мы, правда, не могли переправиться напрямки от Пусана, но и от Чеджудо было ненамного дальше — двести пятьдесят километров, тогда как от наших портов посередине восточного побережья Корейского полуострова — четыреста километров если идти на юго-восток или семьсот километров если точно на восток, по направлению к Токио. Получалось дальше, южный путь представлялся самым близким.
Причем не только нам и древним японцам, но и корейцам — по мере поступления новых фактов картина становилась не такой четкой как в начале. Так, корейцы массово переселялись в Японию еще начиная с 1911 года — в качестве чернорабочих. Причем к началу тридцатых годов там было уже более трехсот тысяч корейцев, а к началу войны — и полмиллиона, причем за предыдущие тридцать лет через Японию прошло минимум три миллиона корейцев — многие возвращались, не выдержав тяжелых условий труда и жизни в Японии — и это несмотря на то, что корейцы и ехали туда, чтобы уйти от тяжелой жизни в своей стране.
Но японцы не собирались облегчать им жизнь нигде — собственно корейцы и были им нужны для того, чтобы получить много дешевой рабсилы. Так, оплата труда корейцев на одних и тех же работах была поначалу на тридцать процентов, а к тридцатым и в два раза ниже, чем у японцев на тех же работах. Причем работы были очень непростые, на которые японцы и шли-то неохотно — шахтерское дело, дорожное строительство, разбор завалов, строительство зданий, металлургические предприятия — везде, где работа была тяжелой, опасной, утомительной — туда и набирали корейцев. Им еще повезло, что начиная с Первой Мировой производство и строительство шло в Японии в рост — только с начала десятых до тридцатых годов длина канализационных сетей в стране выросла с двух тысяч до двадцати тысяч километров, в одном только Токио — с одной до пяти тысяч, протяженность железных дорог увеличилась с трех до десяти тысяч километров.
И везде корейцы пахали как проклятые за мизерную плату — дома стараниями японцев не было и того — хотя в качестве гастарбайтеров они вывозили прежде всего крестьян, а чтобы они шли в гастарбайтеры, были созданы необходимые условия — раздача корейской земли японским помещикам приводила к росту арендной платы, а свободная земля появлялась в результате повышения налогов на корейских владельцев, а также системы, по которой корейцев обязывали выращивать технические культуры — прежде всего хлопок и коноплю, а затем сдавать их по ценам в десять раз ниже себестоимости. Из-за этого те были вынуждены продавать свою землю за бесценок (других покупателей кроме японцев не было — они сами об этом позаботились) и еще оставались должны — только на освобожденных территориях мы передали восьмиста тысячам безземельных и малоземельных семей более миллиона гектаров помещицкой земли. А это дофига — у меня родители на двух сотках выращивают картохи почитай на три семьи. Ну, если год удачный. А тут — сто соток минимум. Так что японцы обирали корейцев не по одному разу.
И подбирали таких же собратьев по разуму из числа самих корейцев. Так, в начале двадцатых годов японцы создали профсоюз корейских рабочих Соайкай — с полностью подконтрольной верхушкой, боевиками, которые были вооружены не только дубинками и ножами, но даже пистолетами. Ну и поддержкой со стороны японских властей — зачастую корейский рабочий мог получить работу только через этот профсоюз, а если отказывался вступать — заставляли бандиты с повязками этого профсоюза. Естественно, подрядчики выплачивали заработную плату не непосредственно работникам, а верхушке профсоюза, а уже тот выплачивал рабочим то, что останется после удержания денег на обеспечение работы самого профсоюза, на работу бирж труда для корейских рабочих, на клиники и общежития, на уроки изучения японского языка и культуры и многое другое вплоть до членских взносов. Но и это не все — зарплата выдавалась рабочим как правило в конце месяца, а в течение месяца они могли отовариваться в лавках при общежитиях. Вот только товары там стоили хорошо если на треть дороже чем на соседнем рынке — порой разница была в два, а то и три раза.
Неудивительно, что, мало того что обобранные, так еще и изможденные тяжелой работой, корейцы возвращались обратно на родину. Но уже с 1941 года начались принудительные мобилизации рабочих, причем не только корейских — в самой Японии к 1942 году таким образом приписали к заводам и рудникам более шестисот тысяч японских рабочих, на конец 1943 их был уже миллион. А что значит 'приписали' ? Уйти нельзя, жаловаться нельзя, рабочий день в лучшем случае по двенадцать часов, зарплату урезали до минимума, который к тому же практически не доходил до рабочего, так как все шло в уплату питания и проживания, за порядком следили полицейские — фактически это была лагерная система, тем более что многие бараки рабочих были обнесены заборами с колючей проволокой — чтобы не разбежались. С корейцами поступали не лучше — начиная с 1941 года только по системе мобилизации в Японию вывозили по сто тысяч корейцев, всего же в Японии их количество на конец 1943 года составляло более миллиона человек, о чем мы узнали несколько позднее.
Поначалу же наши усилия были направлены на южный остров Кюсю — он и ближе, и на нем много угольных и других рудников, на которых трудились десятки тысяч порабощенных корейцев. Начали с высадки небольших отрядов, состоящих как из наших спецназовцев, так и из корейцев, недавно вернувшихся с Кюсю — они знали обстановку, у них были связи и желание отомстить за унижения. Стайки из пары-тройки десятков быстроходных судов или даже катеров, если погода была спокойной, отправлялись на восток от Чеджудо, а сверху их прикрывал высотник — в основном он заранее предупреждал флотилии о необходимости изменить курс, чтобы увести от встречи с японскими кораблями, но пару раз пришлось сбросить на японцев и бомбы. За неделю таким образом на Кюсю было переправлено свыше десяти тысяч бойцов и несколько тысяч винтовок с боеприпасами, а также тонны продовольствия и медикаментов. И пошла плясать губерния.
