— Так! — Тучегонитель потёр ладони. — Выдвигаемся. Призываю с собой тебя, брат Аид, тебя, брат Посейдон, и тебя, дочь моя Паллада. Гермес, где твой керикион?
— Гермес у мойр, Громовержец, — напомнила Гера.
— А керикион разбился, — добавил Арес. — Возьми меня с собой!
Зевс жестом подозвал бога несправедливой войны, по-отечески обнял его за плечи, повёл в сторону от общего гудящего собрания богов.
— Для тебя, сынок, срочное задание...
Едва услышав волю отца, Афина Паллада быстро сходила в свои олимпийские покои и вернулась во всеоружии — шлем работы Гефеста, копьё, латы, легендарный щит-эгида с головой Медузы — всё было при ней. Щит пришлось до поры прикрыть тканью, чтобы не каменели олимпийцы.
Арес уже отбыл по поручению Тучегонителя, а тот вернулся к столу, у которого толпились олимпийцы, и предложил:
— Выпьем же за успех нашего внезапного похода!
Снова полился рекой нектар из кувшина кроткой Гебы, опять поднялись кубки, и волшебная жидкость увеселила богов.
— Пора! — скомандовал царь царей, и боевой отряд выдвинулся.
Волшебные боевые колесницы принесли их к холму, и боги спрятались за облаком.
А тут и одержимый любовью Феб нарисовался, всё-таки Эрос лучник не хуже сребролукого бога.
Жестокая расправа Ромашкина над кифаретом произвела на олимпийцев неизгладимое впечатление. Афина была в лёгком замешательстве, Аид разразился злобной отповедью насчёт того, что Зевс виноват в нынешнем могуществе чужака, ведь раньше он таким не был. Посейдон хмуро сжимал верный трезубец и жаждал крови. Разъярившийся Зевс метнул во врага молнию. Он-то рассчитывал, что влюблённый Феб выступит удачнее, а тут такое позорище... Чуть Посейдона из колесницы не вышиб, лежит, стонет от жалости к себе и несчастной любви...
— Нет, отец, не трать силы, — предостерегла его Паллада. — Видишь, ему твои перуны не вредят.
Громовержец не прислушался к мудрому совету дочери и нанёс более мощный удар. Увы, Афина, как всегда, оказалась права — проклятый чужестранец будто бы впитал силу молнии, аж светиться начал.
Тучегонителю осталось лишь зубами скрипеть, злясь на свою вспыльчивость. Ничего страшного не произошло, но авторитет-то он всё-таки уронил! Опять.
Чужанин появился прямо в колеснице Зевса, слегка толканув его в бок.
— О, это я удачненько! — заявил лже-Аполлон и, сияя, произнёс следующую речь:
— Ты на меня зла не держи, я тогда совершенно случайно попал, хотя напугал ты меня — чуть не обделался, честное слово. А потом твой этот, как его, Арес меня ранил. Да предательски так, как девчонка. А я ведь войны не хочу, надо договориться. Война до добра не доведёт. Я тут недавно сон странный видел, будто мы так зарубились, что всё в хлам пропало, один ты остался и я. И получалось, никто не выиграл, то есть, я-то сильнее оказался, но толку-то... Если нет ничего и себя почти не помнишь...
Зевс непроизвольно сглотнул — рассказ чужака был похож на его собственное недавнее сновидение. Бросив мимолётный взгляд за спину врага, Тучегонитель заметил вовремя прибывшего Ареса.
Бог несправедливой войны, заранее ликуя, нёсся с обнажённым мечом и целил в спину лже-Аполлона. Но в одну воду нельзя войти дважды — чужанин что-то почуял и молниеносно переместился на спину одного из прекрасных летучих коней Зевесовой колесницы.
Затормозить уже было невозможно. Клинок Ареса воткнулся в грудь Громовержца.
Ромашкин зааплодировал.
— Удивительный подлец! — воскликнул он.
Арес виновато посмотрел в глаза отца. Тот хмуро покачал головой:
— Титанической тупости муфлон, титанической...
Посейдон и Аид не удержались от смешков. Паллада прикрыла лицо ладонью.
— Папа, я не нарочно, — пробормотал Арес. — Тебе не больно?
— Ну, что ты! — Зевс закатил глаза. — Прямо-таки наоборот, словно нектара выпил. Вынимай его, дурень!
И скривился, ведь от крика и напряжения стало ещё больней.
Рывком вытащив клинок, Арес замер, не зная, куда ему деться.
— Ты хоть сделал, что я велел? — спросил Тучегонитель.
— Конечно! Привёл, как ты и приказал, — заверил отца Арес.
Зевс распрямился, морщась, и громко произнёс:
— Действуй, Гипнос!
Аполлон почувствовал, как на его плечо ложится чья-то лёгкая рука и его стремительно начинает клонить в сон. Парень обозлился, вызывая в себе силы, но гнев был каким-то сонным. Иногда так злишься сквозь дрёму на шумящих за стеной соседей.
«Пора валить», — смекнул студент и пожелал оказаться в объятьях Ленки.
Ощутив себя в заданных координатах, он смог приоткрыть слипающиеся глаза и вымолвить, одновременно зевая:
— Там у них гипноз какой-то.
— Гипнос же! — поправила друга пифия Афиногенова, но ему уже было всё равно, он сладко дрых.
Она непроизвольно зевнула и глянула на небо. Кирилл с неподдельным интересом спортивного болельщика тоже уставился вверх, подавив зевок.
Из облака стремительно и как-то эфемерно спускался сын Нюкты и Эреба, брат Танатоса, Немезиды, Эриды и Харона, тихий и неумолимый Гипнос.
Ленка снова себя удивила: она не кинулась паниковать, хлопая спящего парня по щекам, долго решать, что делать, тоже не стала. Можно было взять осколки чаши и Польку да отскочить куда-нибудь подальше, выиграв время. Но пифия Афиногенова поступила радикальнее — снова остановила время.
— Неправильный поступок, — прокомментировал Кирилл, рассматривая висящего неподалёку Гипноса. — А он ничего, крылышки эти на голове... Почему грекам всё время хотелось куда-нибудь крылышки приладить? То на сандалии, то на голову...
— Как его разбудить? — озадачилась Ленка и попробовала-таки похлестать Аполлона по щекам.
Получилось звонко, но неэффективно.
«Бог из машины» принялся задумчиво вышагивать вокруг студентов.
— В принципе, это вариант, и я его рассматривал, когда придумывал, как от вас избавиться, — сказал, усмехаясь, Кирилл. — Если вас обоих усыпить и не давать очнуться, то технически вы будете живы, но с точки зрения практики, не сможете оказывать давление на ткань судьбы. Однако мне пришлось отмести этот вариант, так как всегда найдётся способ разбудить того, кого будить не надо. Это была бы отсрочка. Однако я не придумал, что делать с вами дальше.
— Знаешь, ты тут окончательно шизанулся, — промолвила девушка. — Вот ты нас обвинил в убийствах, а сам?
Кирилл остановился, поджал губы.
— А сам я умирал и убивал бесконечное число раз, причём переживал всё одновременно, — с нажимом ответил он. — Но это был не я, а люди и боги, которые разили и падали замертво. Ну, боги-то не умирали, конечно... Я чёртовы тысячи раз изо всех сил старался остановить убийц, защитить убиваемых, но я не имел власти над этим всем...
Дядя Аполлона широким жестом указал на «это всё», а потом погрозил Ленке указательным пальцем.
— И тут появляетесь вы и всё ломаете!
— Самому-то не надоело? — устало поинтересовалась Ленка. — Жалуешься и жалуешься, обвиняешь и обвиняешь... Помоги нам свалить, и продолжай радоваться своей Элладе.
Отступив на пару шагов, Кирилл отмахнулся, мол, хватит с меня.
— Я не знаю, как вас вернуть, и не придумал, как уничтожить. Вот тебе чаша, племянничек, будь он трижды проклят. Дальше сами.
С этими словами Кирилл исчез.
— Ну, реально шизанулся, — пробормотала Ленка, надрезая левую ладонь. — Самое интересное пропустит. Хотя он и так всё чует, маньяк хренов...
Кровь заструилась и потекла на кучку осколков. Глина задымилась, затрещала, зашипела. С громкими щелчками кучка пришла в движение, и пифия Афиногенова сквозь белёсый дым увидела, как чаша снова обретает цельность.
«И что дальше?» — спросила себя девушка.
Действительно, дым рассеялся, чаша восстановилась, но перехода домой так и не произошло.
Ленка решила, хватит поливать злополучную ёмкость кровищей, но поток и сам иссяк. Глянув на ладонь, девушка застала лишь розовый рубчик на месте глубокой раны. Стикс есть Стикс.
Аполлон по-прежнему бессовестно дрых. Ленке стало завидно .
Вопрос «что дальше?» всё ещё стоял на повестке дня.
Может быть, кровь Кирилла вернула бы странников в наш мир?.. Может быть, надо послушаться Ромашкина и попробовать капнуть в чашу его кровью?.. Но это всё позже, когда Полька проснётся.
Ленке следовало решить тактическую задачку: что делать с атакой олимпийцев.
Самое логичное — исчезнуть. Телепортироваться подальше, в тот же Тартар. Пусть ищут.
А можно и дать понять ребятам, мол, силы не равны, не стоило бы им начинать бой... В Тартар запрятать Гипноса и всех, кто там, за облаком, засел, и баста!
Или всё-таки помягче поступить?
Ленка посмотрела на Феба, который выглядел, словно авангардистская скульптура «Перемолотый и выплюнутый дробилкой атлет пытается встать на ноги». Нет, всё-таки, пифия Афиногенова не такая жестокая, как её спящий красавец. Она не сможет хладнокровно затолкать олимпийцев в ад. Ну, разве что Гипноса.
— Это будет намёк: кто нас атакует, тот получает люлей, — тихо проговорила Ленка.
Она потратила пару минут, перенося Зевса, Посейдона, Аида, Аполлона, Афину и Ареса на Олимп, а Гипноса во тьму эллинского ада.
Вернувшись к Ромашкину и чаше, Ленка прихватила их и телепортировалась в храм дельфийского оракула, в собственные покои.
Там было неожиданно многолюдно. Скульптурная композиция «Жрецы и старая пифия» поражала внутренней энергетикой и подлинным драматизмом. Разъярённый Эпиметей устраивал разнос Сивилле и одному из жрецов, который возлежал рядом с пифией, столь же неодетый, как она. Видимо, поведение застуканных нарушало сразу множество уложений, слишком уж красной была физиономия главного жреца. На лицах жрецов, ворвавшихся сюда вместе с Эпиметеем, отражался целый букет эмоций от сурового порицания до откровенной зависти. А Писистрат тупо уставился на обвислые сиськи Сибиллы. Эх, молодость-молодость...
— Тут будет слегка суетно, — решила Ленка и перенеслась в дом Омероса.
Здесь было тихо. Впрочем, тихо-то было везде, девушка имела в виду отсутствие толпы. Отсутствовал даже хозяин. Скорее всего, отрезвел после приёма нектара и ушёл на берег моря — топиться от безысходности.
Или искать своенравную подругу Аполлона. Как же её?.. Клепсидру!
Расположив Польку на кровати, а чашу на столике, пифия Афиногенова вышла в гостиную, села на хозяйскую лавку и снова задумалась.
Следовало дождаться Омероса и расспросить его насчёт чар Гипноса. Он же, вроде бы, знаток. А может, Аполлон и сам проснётся.
Короче, надо взять паузу.
— Дура! — выругала себя Ленка. — Время-то запусти!
Струны привычно заблестели в пространстве. Лёгкие руки прошлись по ним, извлекая музыкальные звуки, и жизнь потекла привычным чередом.
Единственно, навалилась усталость. Но Ленка мужественно поборола сонливость.
Ещё бы не странное давящее чувство... Тревога? Предвидение скорой беды?..
Ленка отогнала эту чепуху от себя, как отмахиваются от назойливой мухи.
Интересно, какие сейчас рожи у олимпийцев, вдруг очутившихся в пиршественных чертогах? Небось, вояки обалдели в конец.
L
Кирилл, Кириллушка... Патриарх!
Команда КВН «Союз»
Больше всего не повезло Лахесис. Когда ткань жизни вдруг скрутило и затем молниеносно расправило, мойра как раз наклонилась над полотном, неторопливо разбирая, что там за странный узор остался после работы дельфийской лже-пифии. И вот по ткани пробежала мощнейшая волна. Она ударила Лахесис в лицо и грудь. Мойра высоко подлетела и уже без сознания рухнула на каменный пол.
Атропос задело краем. С ног сбило, но не покалечило. Так, ссадины на руках и лбу.
Третья мойра, Клото, осталась невредимой. Всего лишь перепугалась от неожиданного оглушительного хлопка, с которым расправилась ткань.
А Гефеста не было, он занимался в своих мастерских отливкой новой станины.
Зато в зале находился кое-кто ещё — невидимый и нераспознаваемый для мойр советский студент-комсомолец и по совместительству демиург этого мира Кирилл. В момент исполинского хлопка, разорвавшиего полотно бытия, «бог из машины» получил незримый удар и, подхваченный то ли звуковой, то ли магической волной, врезался в стену олимпийской пещеры. Столкновение с камнем было настолько сокрушительным, что на пол Кирилл упал полностью переломанным кровоточащим вместилищем для раздробленных костей и лопнувших органов.
«Надо же, — мелькнула в омуте боли едва различимая мысль, — похоже, я умираю...»
Пока Атропос проверяла состояние Лахесис, умудрившись в панике измазать сестру собственной кровью, Клото подбежала к останкам станка и застыла. Резкие деформации ткани привели к катастрофе — нити судеб, которые до последних разрушительных событий поступали в станок откуда-то из-под земли, были оборваны все до единой. Нет, уцелели-таки две нити. Две красные нити чужаков.
Мойра пала на колени и завизжала так пронзительно, что полопались волшебные светильники, освещавшие огромный зал. Наступила тьма.
— Что же это было? — ультразвуковой скороговоркой спросила Атропос, когда вопль её сестры иссяк.
— Несколько богов опять мгновенно переместились в пространстве, причём от Олимпа до Тартара, — ответила Клото. — Их крепчайшие нити и порвали полотно. Что с сестрой?
— Без сознания. Скоро поправится. Но какой теперь смысл?..
Клото отозвалась не сразу:
— Казалось бы, всё должно было сей же час погибнуть... Но я вижу, смертные живы, боги живы, и мы, вроде бы, тоже.
Сёстры закончили хором одновременно возникшую мысль:
— Устройство жизни изменилось!
Шестеро олимпийцев появились в пиршественных чертогах настолько внезапно, что несколько богов поперхнулось нектаром.
Зевс, Посейдон, Аид, Арес и Паллада удивлённо переглядывались и озирались, а Феб занимался самовосстановлением и стонами о возлюбленной Елене.
— Кто-нибудь позовите Амура, пусть выдернет стрелу, — раздражённо прогудел Аид. — Или добьёт его в голову.
Афина, хмурясь, наклонилась над поломанным братом, помогла ему выправить позвоночник. Хрустело при этом ошеломляюще — Геба чуть кувшин из нежных рук не выронила.
— Что скажешь, Громовержец? — угрюмо спросил бог морей.
— Нам дали понять, что мы горстка детей, — не менее угрюмо ответил Зевс. — Загнали домой. Интересно, где Гипнос.
— А мне интересно, как мы всё-таки с этими выскочками справимся, — подал голос Арес.
Тучегонитель подошёл к Гебе, взял кувшин могучей рукой.
