Внутрь дома он вошел обычным способом, через дверь. Магус, сидевший за компьютером, оглянулся на гостя и удивленно приподнял брови.
[Ты быстро,] — произнес он в Хор. — [Я думал, еще пару дней ждать придется.]
— А чего тянуть? — Дьявол без смущения плюхнулся в ближайшее кресло и с наслаждением потянулся. — Мне все равно делать нечего особо. Чего хотел-то?
[Да мне Висельник писал недавно, про то, о чем вы разговаривали. Меня это на определенные мысли натолкнуло, но хотелось бы сначала услышать все от тебя лично.]
Эспер-подросток пожал плечами и принялся рассказывать. Говорил он неторопливо, подробно, воскрешая в памяти каждую мелочь из испытанных ощущений. Магус внимательно слушал и не перебивал, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Наконец, Дьявол замолчал, а Магус, уложив бороду на первый подбородок, а его — на все остальные, сложил пред собой пальцы горкой и принялся задумчиво что-то бормотать под нос. Продолжалось это минут пять, после чего философ встал из кресла и подошел к серванту, из которого извлек бутылку коньяка и, после секундных колебаний, пару рюмок. Он вернулся за стол, наполнил обе, и взял одну себе. Дьявол тем временем уже терял терпение.
— Ну? — многозначительно вопросил он.
[Баранки гну,] — с горечью отозвался Магус и залпом осушил рюмку. — [Я о советском кинематографе в целом плохого мнения, но позволю себе процитировать 'Свадьбу в Малиновке': мы на пороге грандиозного шухера.]
— Это я и так понял. Давай по-простому.
[Слышал об ученом Джеймсе Лавлоке?]
— Нет, конечно.
[Жил такой недавно, британец. Примерно полвека назад он создал так называемую теорию Геи. Теорию о том, что наша планета является хтоническим живым организмом. Теория, разумеется, не поддавалась доказательству при имеющейся теоретической базе, так что так и осталась в сфере философии, нежели точных наук. Еще раньше русский ученый Владимир Вернадский создал учение о ноосфере, которое гласило, что человеческий разум есть сущность планетарного масштаба, и одна из движущих космических сил. Тоже чистая философия без экспериментальных подтверждений. Обе теории нельзя было ни доказать, ни опровергнуть... до недавнего времени. Пока не появились мы.]
— Эсперы, в смысле? — уточнил Дьявол.
[Именно. Наше существование — это плевок в лицо всем ортодоксальным экологическим теориям. По совокупности же мы имеем следующее: во-первых, планета действительно является живым существом. Более того, это разумное существо, обладающее самосознанием. И, что самое неприятное, сам человеческий вид с точки зрения этого существа — угроза. Причем угроза настолько серьезная, что появилась потребность в тех, кто угрозу устранит.]
— Погоди-погоди! Ты берешься утверждать, что нас... эээ... создала планета, чтобы убить всех людей? Тупость какая-то. Можно было вирус какой-нибудь состряпать. Зомби-вирус, во!
[Да, это слабое место в теории. Зомби-вирусы, кстати, не нужны. Человечество полностью зависит от нескольких сельскохозяйственных культур — это пшеница, рис, соя, кукуруза, ячмень и овес. Уничтожь их — и человечество начнет быстро вымирать от голода. Почему именно такой способ? Это же глупо, не рационально. Но! — Магус многозначительно поднял палец. — Мы имеем дело с разумным существом! Там, где властвует разум, рациональность отходит на второй план! Это есть восхитительное и неотъемлемое свойство разума — совершение нерациональных поступков!]
И он снова наполнил свою рюмку.
[Напрашивается еще один вопрос. История разумной жизни насчитывает около двух миллионов лет. Цивилизация существует, по меньшей мере, десять тысяч лет. Почему же первый эспер родился пять с половиной лет назад, а большинство и вовсе в последние пару лет? Возможны два варианта: либо некие процессы, протекавшие доселе вяло и незаметно, ускорились на много порядков, либо появились некие новые раздражители, которые спровоцировали вот такую реакцию. Сам понимаешь, оба варианта означают одно — планетарную катастрофу.]
Дьявол выслушал эту лекцию не проронив ни слова, но в голове у него моментально всплыл вопрос: если планета вся такая разумная, чего же с ней никак нельзя поговорить? Он собирался было его задать, и тут же прикусил язык. Поговорить-то можно, и зов, который так или иначе слышали почти все эсперы, был тому подтверждением. Только это будет больше похоже на разговор двух слепо-глухо-немых, вдобавок один из которых китаец, а второй — индеец чокто.
Магус тем временем снова опрокинул в себя коньяк. Дьявол озадаченно почесал голову и притянул к себе по воздуху вторую рюмку. С сомнением покрутил перед собой, выпил и тут же скривился от отвращения.
— Блин! Как вы вообще дрянь эту пьете?!
[Это десятилетний 'Ахтамар', между прочим! Тянуть не надо, не водичка же, — философ потянулся было к бутылке в третий раз, но передумал. — Послушай, Дьявол. Я понимаю, что ты сам по себе, и никого не любишь слушать. Но дело серьезное. Я пытался связаться с Висельником, но его телефон выключен, докричаться через Хор тоже не получается. Пожалуйста, найди его как можно скорее. У меня очень плохое предчувствие.]
Дьявол молча кивнул и ушел в темноту.
* * *
Томск, окрестности Карантинной Зоны
Первый блокпост нам встретился еще в нескольких километрах от городской черты. Дежурившие на нем гвардейцы обыскивать машину не стали, только без интереса проверили документы у нашего водителя (черт, надо спросить, как его зовут). Бессмысленное действие, как и почти все, чтобы было сделано для ограждения Карантинной Зоны.
Я попытался себе представить взаимосвязанную цепь событий, благодаря которым появился этот блокпост. Вот какое-то важное лицо в высших эшелонах правительства страны с бледным от страха — потому что Карантинная Зона выбивается из привычных шаблонов кулуарной борьбы и коррупционных схем — толстым лицом пытается сообразить, что ему нужно делать в такой ситуации. И, не в силах придумать ничего лучше, перекладывает ответственность на нижестоящих, отдавая приказ: 'принять меры по обеспечению безопасности'. Нижестоящие, в свою очередь, так же ничего не могут понять, но у них есть приказ. Глупый, бессмысленный, но вносящий хоть какую-то определенность. И они пытаются обеспечить безопасность так, как они ее понимают из уставов и должностных инструкций. Разворачиваются системы ПВО, солдаты роют окопы в полях, завозятся лекарства и теплые вещи (в середине лета), прилетают психологи от МЧС — виртуозы своего дела, способные сломать психику даже Будде. И выставляются вот такие блокпосты. Возможно, они могли бы принести реальную пользу, или хотя бы выполнить свою функцию — если бы на них действительно проверяли людей, и закрывали проезд всем подозрительным. Но в Томске, не смотря ни на что, продолжали жить почти двести тысяч человек, функционировали многие учреждения. Соответственно, через главную южную трассу постоянно шел автомобильный поток, для фильтрации которого были нужны намного большие мощности. Что-то вроде таможенного досмотрового пункта, а не два бетонных блока и пара бородачей с автоматами, с трудом говорящих по-русски.
'Лада', фыркнув карбюратором, тронулась дальше. Я попытался размять затекшую за четыре часа дороги спину, но ощущение удушливого страха так просто было не прогнать. Хуже всего было то, что я не мог понять, чего именно боюсь. Могло ли случиться так, что у меня под ногами разверзнется земля? Или с неба спустятся инопланетяне на летающей тарелке и скажут, что все это розыгрыш? Теоретически, этого нельзя было исключать, но все, что я мог придумать, казалось несуразным и нелогичным. Не укладывающимся в стройную картину, которая вырисовывалась у меня в мозгу. Не хватало какого-то единственного элемента, который бы объединил внезапное появление эсперов, столь же внезапное появление аномалий, зависимость аномалий от людей и мир, где творится весь этот бардак. Маленького связующего звена, которое превратит набор фактов в единую систему.
— Останавливаться где-то будем? — спросил водитель.
— Н-нет, — сказал я и не узнал собственный голос. — Сейчас проедем мост, и сразу поворачивай направо, по проспекту.
— Дорогу знаешь? Был тут уже?
— Знаю. Был.
Больше нас останавливать не пытались, хотя то тут, то там мелькали военные внедорожники и люди в камуфляже. Еще один штришок, добавляющий ощущения искусственности и карикатурности происходящему. 'Тигр' с пулеметной турелью стоял рядом с закусочной 'KFC', солдаты сидели в сквере перед неработающим фонтаном и грелись чем-то спиртным. Офицер, проходящий мимо, даже не удостоил их взглядом, не говоря о наказании за нарушение устава.
Сон.
Фарс.
Спектакль.
Я попытался успокоить себя надеждой, что сейчас все кончится, что выйдет режиссер и скажет: 'Эй, хватит халтурить! Станиславский от вас в гробу ротором вертится! Немедленно приведите себя в порядок, и начали сначала!'
Но мы выехали площадь, а режиссер так и не соизволил показаться. Скульптура Владимира Ленина, соседствующая через двадцать метров с православной часовней, только поддала жару на каменку сюрреализма. Каменный вождь революции своим жестом протянутой руки словно обращался к нам с упреком. Дескать, вы только посмотрите на себя, дуралеи! Кем вообще нужно быть, чтобы явиться в этот сумасшедший дом?!
— Тут GPS работает, — довольно сообщил водитель. — Сейчас... все, не заблудимся.
И если путь твой пролегает через пучину безумия, позволь безумцу стать твоим проводником.
— Хорошо, — ответил я коротко.
— Все хорошо? — обеспокоенно спросила Шут.
Я кивнул.
— Ты просто сам не свой.
— Это норма.
Черт побери, я же не только что это придумал! Пять лет! Пять гребаных лет! Я был единственным зрячим в картинной галерее, набитой слепцами. Но я боялся. Боялся увидеть истину, которая всегда была под носом.
Я вспоминал миг, когда впервые открыл глаза после перерождения эспером. Это было мгновение величайшего откровения. Передо мной предстал весь мир в своем истинном виде, бесконечно отличном от той уродливой, криво слепленной картины, которую лицезрит обыватель, захлебывающийся в трясине быта. В это краткое мгновение, я не был равен богу, я и был Богом — всеведущим, всемогущим, исполненным мудрости и прощения.
Но мгновение прошло.
И я струсил.
Отказался принять истину, и кинулся прятаться за страницами подвернувшегося под руку школьного учебника, будто эта стопка бумаги могла защитить меня от знания. Да, в учебнике была написана правда. Наука вообще говорит правду, только правду и ничего кроме правды — но не всю правду. Годами я сломя голову убегал сам от себя. Я шлифовал свое сознание естественными науками, задачами, уравнениями, но если при огранке самоцвета половина его отправляется в мусорку, теперь в мусорку отправлялся я сам.
Наверное, это было неизбежно, для каждого из нас. Мы стали эсперами — но были рождены людьми. И, как и все люди, несли в себе тот же фундаментальный дефект.
Микрокосм.
Персональное восприятие, продиктованное изоляцией комка протеинов и липидов, называемого мозгом, от окружающей среды. Устройство наших тел и психики таково, что мы окружаем мозг всевозможной защитой. Не абсолютной, но многоступенчатой и плотной, пропускающей лишь то, что будет сочтено безопасным. И безжалостно отсекающей все остальное. И это объясняло почти все.
— Они нас просто боятся, — вырвалось у меня вслух.
— Что? — переспросила Шут.
— Они, — я указал взглядом на проплывающую за окном улицу. — И вот он, водитель наш. Они нас боятся. Мы слишком опасны для них. Они окуклились в своем мирке, обозвали это цивилизацией, и все, что не укладывается в представление о мнимом величии, высмеивается или игнорируется. И тут появляемся мы. Существа внешне от людей неотличимые, но имеющие принципиально отличное восприятие. Иное отношение к окружающему миру, иную парадигму мышления. Я заметил это и раньше, но неверно истолковал. К примеру, имеют ли для нас ценность деньги? Нет. Социальный статус? Тоже нет. Беспокоимся ли мы о своем имидже? Тоже мимо. Нам чужда жажда власти, чужды политические взгляды. Мы почти не испытываем сексуального влечения, — я покосился на Шута. — Почти. Фактически, мы полностью вырваны из цивилизационной системы ценностей. Мы имеем возможность смотреть со стороны, хотя и не все пользуются этой возможностью.
Я остановился, чтобы немного перевести дух и собраться с мыслями, но проклятые слова будто жили самостоятельной жизнью, и лезли изо рта непрерывным потоком, словно в голове им было слишком тесно.
— И что мы видимо со стороны? Да бред собачий мы видим, вот что я скажу. Это стадо троглодитов получило в свое распоряжение не просто мощный удобный инструмент в виде разума. Нет, разум и порожденный им микрокосм — вещь намного более глубокая и могущественная. Прежде всего, разум дает способность изменять инертную материю вселенной под свои нужды. Каждый человек, обладающий разумом — из этого числа мы исключим совсем маленьких детей, страдающих тяжелыми формами слабоумия и впавших в маразм стариков — фактически является творцом внутри собственной вселенной. А теперь вопрос на миллион: на что, по-вашему, они растратили потенциал этого неописуемого могущества? Есть идеи? Так, ты. Останови машину.
— Но мы почти приехали, — возразил было водитель, но под давлением расширяющегося микрокосма подавился фразой.
— Останови, или я сделаю это сам.
Кажется, он живо представил, что с его 'Ладой' может сделать раздраженный эспер, и потому тут же ударил по тормозам. Я тут же вылез из салона и с наслаждением потянулся.
Налетел порыв ветра. Жестокого, зимнего сибирского ветра, за считанные минуты выдувающего из незащищенного тела жизнь, больно хлещущего ледяными иглами. Налетел, коснулся — и тут же обмяк, утратив всю свою бесцельную ярость. Дотронулся снова — мягко, ласково. Про такое говорят 'как руки матери'. Я с трудом мог вспомнить лицо той, кого так называл. Это воспоминание было словно чужим, фальшивым. А вот воспоминание о ласке было настоящим.
Я не чувствовал холода. Не чувствовал голода, хотя последний раз ел рано утром, и очень скромно. Я знал все, что происходило вокруг, от слов и движения машин до постепенного проседания под собственным весом снега — просто знал и все. Я слышал шепот вещей вокруг меня — точнее то, что я интерпретировал как шепот. Эти симптомы были мне знакомы, так выглядела первая стадия растворения, но сейчас я не чувствовал, что начинаю терять себя. Я просто стоял спиной к дороге и говорил. С кем я разговаривал? Без понятия. Может, с кружащимся вокруг снегом, или с нахохлившимися воронами, облюбовавшими провода неподалеку. А может, с самим собой, чтобы облеченные в слова мысли обрели стройность.
— Всей фантазии человечества за десять тысяч лет хватило на то, чтобы накрутить ворох всякой мишуры на собственные инстинкты. Любое изобретение или новаторство, к какой бы области они не относились, преследовали одну и ту же цель — тратить поменьше энергии, потреблять ее побольше, и иметь как можно больше половых партнеров для размножения. А с развитием технологий сверхзадача и вовсе свелась к стимуляции центра удовольствия в мозгу — сначала для вожаков стай, потом и для остальных. Нет, только вдумайтесь! Они выкапывали моря и осушали болота, сшивали материки телеграфными кабелями, как хирургическими швами, они прорубались через скалы и леса, шли сквозь пески и вечные льды, пронзали пространство излучением радара, ныряли к океанскому дну и вырывались за пределы атмосферы, приручили мощь самих звезд! Они привели в движение процессы геологического масштаба, стали абсолютными хищниками, насквозь проедающими биосферу — и все ради чего?! Просто следование примитивному инстинкту, требующему вкусно кушать и спать в тепле!
