Благо что в губернии — то есть на всем Кюсю — было много кланов якудза — собственно, перед войной именно Кюсю был родиной этих преступных организаций, тогда как на Хонсю — самом крупном острове Японского архипелага — преобладали кланы бураку, в которые входили буракумины — потомки представителей 'нечистых' профессий — кожевников, раздельщиков мяса, тюремщиков, изготовителей кисточек для письма, а также актеры, попрошайки, резчики по камню, звонари, производители глиняных горшков, обувщики и тому подобные люди — вслед за Китаем и Кореей японцы переняли обычай считать всех ремесленников низкими существами, недостойными людьми, ну и чтобы два раза не вставать — записали туда же деклассированных и люмпенизированных элементов. И чтобы не 'пачкать' остальное население общением с этими 'нечистыми', для последних отводили отдельные места для поселений, а также запретили вступать в браки между 'нормальными' и 'грязными' людьми, поэтому эти поселения как законсервировались в средние века, так в основном и состояли из одного и того же контингента, передававшего навыки и умения из поколения в поколение. Вместе с тем, грязную работу тоже нужно делать — баракумины и занимались в том числе строительством многочисленных замков, дорог, систем ирригации, а заодно выполняли функции слежки за населением и охранные, полицейские функции в сельской местности, что явно не добавляло любви к ним со стороны других жителей страны.
Во время реформации 1871 года новые власти попытались было отменить всякую дискриминацию баракуминов, но остальной-то народ с молоком матери впитывал презрение к этим людям, а потому их все так же не брали на нормальную работу, не разрешали селиться в 'чистых' местах, запрещали браки с остальными японцами (в РИ подобная ситуация в общем сохраняется и в начале 21 века, причем с семидесятых годов 20го запрещалось указывать происхождение, но при этом всем был доступен список поселков баракуминов — и по названию места рождения все прекрасно узнавали о 'нечистоте' человека и отказывали ему, например, в приеме на работу, или в женитьбе, или в сдаче жилья, в восьмидесятых эти списки засекретили (хотя они всем были известны), но обычные люди часто вывешивали листовки с призывом сообщать адреса корейцев и баракуминов; численность баракуминов в Японии — от одного до трех миллионов человек). Соответственно, этим людям нечего было терять и они охотно создавали преступные общества и вообще участвовали во всяких беспорядках — чем сильнее давишь — тем сильнее отдача.
Корейцам, перебиравшимся в Японию ради лучшей доли и жестоко обломанным японскими реалиями, терять тоже было особо нечего, потому они тоже начали создавать преступные общества — якудза. Эти общества в то время и так-то считались 'корейскими', хотя в них принимали всех изгоев, а с массовым призывом японцев в армию процент корейцев в якудза стал просто зашкаливающим. Впрочем, свою структуру якудза взяли у других традиционных японских преступных сообществ — текийя (коробейников), бакуто (организаторов азартных игр), да и ронины — безземельные самураи — тоже внесли свою лепту. А вскоре все эти сообщества также стали называть якудзами (в РИ после войны якудза неплохо поработали над своим имиджем — они всегда держали под собой шоу-бизнес — не только бордели и казино, но и артистов, музыкальные студии, организацию концертов — все, где есть большой поток наличных денег и сложности с его контролем, а потому не остались в стороне от самого важнейшего искусства — после войны киностудии под их контролем массово выпускали героические фильмы о героических самураях — обеляли последних, а заодно подбрасывали идеи что все тайные общества — от самураев и именно им присущ самурайский дух — все как у нас в перестройку и далее. В результате отбоя от желающих вступить в ряды бандитов не было, к шестидесятым годам в рядах якудза было под двести тысяч человек).
Причем 'корейские' якудзы имели связи с преступными организациями в самой Корее — ганпхэ, которые стали расти с начала японской оккупации в десятых годах двадцатого века — в том числе для борьбы с якудза, но уже чисто японскими. В результате оказалось, что самые громкие преступные группировки Японии — якудза — состоят в основном из корейцев да китайцев с некоторой примесью японцев. Да и бураку, если посмотреть вглубь веков, были корейскими — ведь все эти ремесленники давным-давно перебрались на Японские острова из Кореи, и на новой родине они стали париями. И так уж оказалось, что мы повторяли путь американцев из моей истории в Италии — там они чтобы не дать коммунистам прийти к власти законным путем наняли мафиози чтобы те убивали коммунистов, ну а в нашем случае именно благодаря якудза наши отряды сумели просочиться в города Кюсю — прежде всего порты и доки, где издавна был высок процент корейцев, а соответственно профсоюзов под управлением якудза. Так что январское восстание 1944 года полыхнуло по всему Кюсю мощно и сразу.
ГЛАВА 29.
В горной местности наша власть установилась уже на первый день, в сельской — в основном на третий, причем целую неделю японские власти в городах острова и в Токио были уверены, что они контролируют сельские районы. Тут отлично сработали наши меры по дезинформации — после захвата очередного города или поселка мы отбивали в центр телеграммы от имени администрации, полиции или военных о том, что было нападение бунтовщиков, оно отбито, многие бунтовщики арестованы, да и перед захватом очередного городка мы отправляли его администрации сообщение с требованием выслать подмогу в соседний город — в итоге и подмога попадала в засаду, и силы города ослаблялись. Во многих захваченных городах главы администраций просто сидели на телефоне и под нашим присмотром отвечали на звонки от начальства а то и сами звонили с нужными нам сообщениями. Под этим соусом нам удалось ввести в некоторые кварталы крупных городов свои отряды — в качестве 'подкреплений' — и захватить эти кварталы изнутри. Конечно, по прошествии недели, когда японское командование все-таки начало верить прибежавшим к ним людям, ускользнувшим от наших завес, а не телефонным и телеграфным сообщениям, когда пропали несколько делегатов связи и отрядов, высланных в сельскую местность для уточнения обстановки — тогда администрации городов начали понимать, что за пределами крупных городов все не так как они предполагали. Но к тому времени уже и в городах мы понемногу гнули ситуацию в нашу сторону.
Хотя, конечно, это давалось нелегко — все-таки Кюсю был перевалочной базой для отправки войск в Корею и дальше в Манчжурию, да и Южные моря питались войсками через этот остров, а потому японской пехоты тут было в избытке. Наше просачивание в города позволило нейтрализовать примерно треть от этого числа — одними из первых мы захватывали казармы, брали под контроль оружейки, проводили жесткий шмон на предмет оружия, сгоняли японских солдат в одно помещение так что их там напихивалось как сельди в бочке. Ну и склады оружия — многие части еще не получили оружия и оно имелось только у караулов, а успешно отстреливаться пальцем умели далеко не все. Конечно, некоторые казармы затем освобождались — либо по недосмотру наших караульных, либо японцы толпой заваливали наши пулеметы — и вырывались на волю. Но и на воле без оружия многого не сделать, а уж оружие мы охраняли особо, поэтому даже если какие-то казармы не удавалось захватить с наскока, то они все-равно представляли умеренную опасность. Вот на склады с оружием мы поначалу и направили все наши усилия — практически все русские спецназовцы, переправленные в Японию, работали именно по ним — снайпера гасили любое видимое движение в окнах и амбразурах, а саперы подносили к стенам заряды направленного взрыва с кумулятивными выемками, делали проемы и дальше запускали внутрь слезоточивый газ и гранаты — сработать надо было быстро, а потому оставалось только молиться, чтобы не задеть детонацией какой-нибудь уж слишком большой тротиловый эквивалент. Обошлось — что-то взрывалось и помимо наших планов, но большого взрыва везде избежали.
Вот после захвата складов и начались самые бои — к этому времени японцы уже опомнились, как-то сорганизовались и начали оказывать все большее сопротивление. Хорошо хоть поначалу они еще пытались по-быстрому восстановить положение и потому часто шли в атаки толпой, лишь частично вооруженной. Но к этому моменту мы выпускали уже три тысячи пистолетных самозарядок в сутки и более сотни автоматов под этот же патрон — в предыдущие месяцы мы наделали несколько десятков комплектов оснастки, так как хотя стараниями японцев рабочих в Корее было много, но экстенсивный путь, когда каждый будет возиться с установками деталей и их замерами — это мало того что не по-коммунистически, так еще требует много людей, а люди пока были нужны для освобождения от японцев и отражения агрессии. Поэтому оснастка, значительно сокращающая время вспомогательных операций по установке и измерению заготовок и деталей, была единственным выходом значительно нарастить выпуск изделий любого типа, в том числе и оружия. Вдобавок к этим комплектам оснастки мы переоборудовали почти сотню станков на сверление стволов и пару сотен — на протяжку нарезов, что и позволило нам нарастить выпуск самозарядного оружия, причем мы собирались наращивать его и далее — по расчетам получалось, что и десять тысяч в сутки были достижимой цифрой, благо что только начиная с тридцатых японцы создали в Корее более тысячи трехсот оборонных предприятий, а еще и до того ненамного меньше, были и другие металлообрабатывающие заводы — и примерно треть от этого количества были под нашим контролем.
А потому в ближнем бою наша пехота была неприступна — из литературы я помнил, что еще во время Декабрьского восстания в Москве в 1905 году наши отряды, вооруженные маузерами, создавали такую плотность огня, что казаки и даже армейцы не могли к ним приблизиться. Примерно то же происходило и сейчас, только и оружие у нас было подальнобойнее, и его было больше, и отряды были более подготовленными — все-таки почти два месяца боев в Пхеньяне и других городах не прошли даром. Да и японцы из-за недостатка стрелкового оружия пытались атаковать чуть ли не парадным строем, который сначала расстреливался из пары десятков стволов, затем в ход шли гранаты, и атака была отбита.
Конечно, после пролитых рек крови, еще остававшиеся в живых японские солдаты уже менее беспрекословно относились к приказам командиров, да и людей у японского командования поубавилось, а потому они начали их как-то если не беречь, то не слать совсем уж на убой — участились атаки разомкнутым строем, а то и перебежками, и, что совсем уж плохо — начали появляться обходные группы, которые через дворы и здания пытались нападать на наши отряды с флангов, тыла и даже сверху, бросая с крыш все что было под рукой, а иногда и бутылки с зажигательной смесью или даже гранаты. Да и стрелки уже шли не в основном строю, а поддерживали наступающих с дальних дистанций.
Но к этому моменту мы уже освоили артиллерию эсминцев, канонерок, береговых батарей, захваченных в предыдущие дни — комендоры нашлись как среди корейцев и китайцев, отслуживших в корейском, китайском или японском флотах, так и среди японских моряков, перешедших на нашу сторону. А потому мы не стеснялись в применении этой мощи по городским кварталам — все-равно японцы если и выживут, то только благодаря нам — уж больно много народа они обидели в Юго-Восточной Азии, хватит и четверти Китая, чтобы Японские острова обезлюдели, да и другие страны с удовольствием поучаствовали бы в геноциде. Конечно, корабельная и береговая артиллерия с ее настильной траекторией не особо подходила для работы по городам — уровень тротуара был досягаем только если стрельба шла вдоль улиц, но и десяток даже стомиллиметровых снарядов, выпущенных по крышам зданий, вгонял японскую пехоту в ступор, из которого их выводили уже наши бойцы.
Впрочем, уже на третий день артиллерию пришлось прикрыть — на нашу сторону перешло много японцев — прежде всего рабочих, да и из тюрем мы выпустили много патриотов — коммунисты, социалисты, анархисты, члены кланов якудза, да и просто противники милитаристов — как-то было неудобно — люди воюют на нашей стороне, а мы расстреливаем из орудий их родных и близких. Пришлось прекратить, разве что мы отпечатали много листовок, в которых осудили применение артиллерии по городам японским командованием и призвали привлечь к суду виновных в этом генералов и офицеров японской армии и флота, а также политиков, отдавших такие преступные приказы. Они за нас и ответят.
Если мы до них доберемся — к концу первой недели боев крупные города острова были освобождены минимум на две трети, но в оставшихся кварталах японцы создали внушительную оборону и выковырять их оттуда без пролития большой крови пока не получалось. И, хотя сидеть там они могут не более месяца, но этого месяца у нас не было — уж ради защиты своих островов японцы приложат все силы, и к тому моменту с этими недобитками надо было покончить. Мы, конечно, стали мастрячить на местных заводах бронированные колесные платформы — самоходные или прицепные с тракторным движителем — где что было, главное чтобы можно было навесить противопульную броню и чтобы доехали по брусчатке и асфальту до баррикады или углового дома и выплюнули в их сторону несколько десятков килограммов взрывчатки. Впрочем, в Нагое на севере Кюсю был танковый завод, и именно этот город стал основным поставщиком штурмовых САУ (а в РИ предназначенная ему ядерная бомба 'Толстяк' из-за погодных условий досталась Нагасаки) — как в Корее поставщиком бронетехники стал в том числе и завод в Пхеньяне, который производил и ремонтировал не только бронемашины, но и танки японской армии. Но японские танки нас не особо интересовали, тем более что в предыдущие годы мы основной упор делали именно на самоходки, как более простую в изготовлении бронетехнику, которая к тому же за счет отказа от сложной вращающейся башни позволяла усиливать бронирование и ставить более мощную пушку. В Японии мы пошли по тому же пути — японские танки все-равно неустойчивы к противотанковому огню, а потому делаем из них самоходки и не жужжим. Эти эрзац-самоходки мы планировали вооружить простенькой пусковой трубой минометного типа, установленной под углом двадцать градусов и стрелявшей недалеко — метров на сотню, но большим зарядом — благо что труб крупного калибра для самих установок и газовых баллонов в качестве снарядов тут хватало — дальность небольшая, а низкая точность будет скомпенсирована мощным зарядом. С помощью пары десятков этих машин мы рассчитывали последовательно разобрать все баррикады и укрепления оставшихся японских войск, главное не нарваться на артиллерию ну или суметь ее задавить. Но на их изготовление уйдет минимум неделя, а это — потеря темпа. Которая, напомню, для нас губительна.
Правда, мы постарались максимально затруднить японцам сбор их сил. Всю эту неделю наши высотники аккуратно выносили транспортную инфраструктуру на Японских островах — сначала мосты, затем портовые сооружения, затем депо, паровозы, пароходы, военные корабли — тут у японцев и были-то силы береговой и противолодочной обороны, а все большие корабли находились на периферии, где и шли бои. Поэтому хватало и пятидесяток, край — бомб в четверть тонны на большие пароходы водоизмещением в несколько тысяч тонн — японцы на полном серьезе попытались было перебросить из Кореи обратно на острова несколько пехотных полков — так они все и утопли в Японском море.
