Ветер и крылья - 4

Что она тут делала ночью?

Да кто ж ее знает... расспрашивать?

Стоило бы, но один из подручных так грубо схватил ее, что девка охнула и затихла. Оглушили?

Да, наверное...

— Последняя жертва! Посланная Сатаной! Прими же ее, господин!

Эданна Франческа дождалась, пока тело бросят в пентаграмму, и рассмеявшись, занесла копье.

Вот так!

И пусть подохнет королева!

Родит своего ублюдка и подохнет! Сильнее желания у Чески не было!

Жрец не знал, что за ним наблюдали внимательные глаза. А на сарай видневшийся вдалеке, и вообще внимания не обратил. Он-то знал, что тут никто не живет...

* * *

Ньор Джеронимо Дикарло... хотя куда там ньор... пятнадцать лет, считай, сопля на побегушках, считал жизнь удавшейся.

Да, и вообще замечательной!

Мало того, что ему перепала пара рий, так еще Энрикетта Бальди согласилась прийти к нему на сеновал. А что?

Он о-го-го чего может! Даже два раза уже... смог...

На полученные деньги он прикупил кувшин вина (кисловато, конечно, ну ничего), запасся яблоками в кладовой, купил у уличной торговки несколько сладких пирожков. Вот так...

Где встретиться?

Да рядышком же!

Тут, в пригороде, есть ферма. Правда, она заброшена с осени, хозяйка померла,, хозяин все продал и уехал. А новый владелец пока еще тут не жил.

Самое милое время воспользоваться сеновалом!

Тихо, уютно, никто никому не помешает... почти никто. Когда неподалеку зажглись факелы, Джеронимо даже удивился. Но сообразил, что вряд ли ему будут рады.

Энрикетта опаздывала, и Джеронимо принялся наблюдать. Что дело нечисто, он понял быстро.

Когда чертили что-то на земле... тут не видно, мало ли чего?

А вот когда подводили опоенных чем-то людей и их там раскладывали, когда появилась старуха — на вид ну чистая ведьма, мужик в маске козла с рогами... суда по оскалу, козел был плотоядный. Да и сопровождение — человек пять таких... мордоворотов. Такие прирежут, как скотину, им что свинью заколоть, что муху убить, что человека прихлопнуть... все едино.

Последняя женщина, правда, Джеронимо понравилась.

Такая... сисястая, фигуристая, волосы золотые, лицо...

Да, эданна Франческа уже давно не закрывала лицо.

А зачем?

Раз сошло, два... и на сотый сойдет!

Ан нет... на этот раз свидетель у черной мессы был. Даже два.

Сцену расправы с Энрикеттой Джеронимо наблюдал, засунув в рот яблоко. И укусив его, что было силы.

А то ж!

Иначе бы точно выдал себя криком, стоном, шумом.... Телом он словно закаменел, а вот голос...

Хотелось закричать, кинуться вниз... нельзя,, нельзя... вместо этого парень дождался, когда все закончилось, и 'козел' увел бабу, накинув на нее плащ.

Ведьма ушла сама, мужики пока остались, прибирать тела... это им еще на какое-то время. А Джеронимо тихо-тихо, змейкой, выскользнул из сарая. И помчался, что было сил.

К городским воротам.

Туда, где в караулке стоял сейчас на посту его дядя. Джеронимо-то был на побегушках у стражников, а освободится место — сам пойдет туда же...

Но сейчас ему было не до места.

Надо успеть.

Рассказать...

А еще бы на утреннюю службу успеть бы. Мерзость-то какая... может, лучше не в стражники, а в монастырь?

* * *

Когда Джеронимо с ошалевшими глазами забарабанил в калитку,, его дядя, Лука Дикарло, сначала парня и не узнал. Белый весь, трясется... волосы — полуседые!

В пятнадцать-то лет!

Весь в сене, словно его черти по сеновалу мордой возили, глаза выпучены, руки трясутся...

Хорошо, в караулке вино было. Паршивое, но крепкое.

Зима уж, пока на посту стоишь — заледенеешь, а так пару глотков сделал, и жизнь всяко веселее.

Джеронимо хватил стакан, продышался — и заговорил.

Тут уж и у Луки волосы дыбом встали. Если парень такое увидел....

Десятник долго не раздумывал. Отрядил гонца к старшему — и взял Джеронимо за плечо.

— Покажешь? Куда, что... пока эти твари не ушли?!

Джеронимо закивал.

Да-да, он все покажет...

И шесть человек, вооруженных арбалетами, отправились в ночную темноту. Где-то там, далеко, были нелюди. И люди собирались на них поохотиться. Кстати, Лука тоже пошел с ними. Все ж его племянник... родная кровь.

Досталось парню.

* * *

Забегая вперед — охота не удалась.

Пентаграмму уже уничтожили, следы... так, кое-что осталось. Сатанисты рассчитывали, что через пару дней тут никто и ничего не заметит. Зима же... дождик пройдет, снегом метнет... ну и кто увидит,, что здесь кровь пролилась?

Так что убирали не очень тщательно.

А вот тела сложили в телегу.

Их собирались продать лекарям.

Да, вот такой запредельный цинизм, не просто убить, но и после смерти не дать покоя... даже если бы несчастных бродяг и Энрикетту скинули в канаву, их бы там нашли. Пусть похоронили бы в общей могиле, собственно, во рву для нищих, но была бы служба. И молитва, и падре, и даже крест, хоть и один на всех. Подручные жреца нашли себе заработок.

Они продавали тела лекарям, которые разрезали трупы и изучали, как устроен человек.

Лекарю польза, им денежка, и неплохая, кстати говоря. Опять же, и никакого риска.

Так найдут — подумают, кто убил, зачем убил...

А с лекарского стола если что и выйдет... там скорее, будет сто килограмм мясного фарша, чем человек. Да и расспросов никаких не будет. Так что... они договорились и по очереди возили тела к разным лекарям. А телега с телами... это шесть штук. И весят они прилично. И след от колес был хорошо заметен на дороге, а догнать... чего там догонять?

Телега с телами и не успела уйти.

Сатанист попытался удрать, но шесть арбалетов сделали из него нечто вроде ежика. Хорошо, конечно, и по заслугам, но... допрашивать-то было некого!

Впрочем, стражников это не смутило.

Они погрузили в телегу седьмое тело, опознали Энрикетту, которая крутилась при страже, даря многих своей благосклонностью в надежде на замужество, и отправились в город.

Да... их ждала нелегкая ночь и тяжелый день, но...

О таком надо было докладывать начальству. Опять же, могут и награду какую дать... это ж не их дело? И участок не их, пригород по другому ведомству, а они пошли, и нашли...

Десятник схватился за голову.

Потом его жест повторили и комиссар, и куча разных чиновников, и градоправитель...

Но хватайся, не хватайся...

О таком надо докладывать. И незамедлительно. А то...

А то есть хороший шанс стать восьмым в той самое телеге, которая сейчас стояла рядом с караулкой, как вещественное доказательство. Вот где жуть-то жуткая...

* * *

Завтрак при дворе — это целая церемония.

Кто и как сидит, что и за чем подавать... и да!

Их величества на завтраке обычно присутствуют. Правда, в этот раз вид у них был сонный, хотя и по разным причинам.

Филиппо себя плоховато чувствовал из-за снотворного.

Франческа, правда, убеждала его, что он весь в делах, да еще перенервничал, вот его вчера и свалило... может, еще и вино не такое... бывает же неурожай! Даже у лучших виноградарей...

Адриенна чувствовала себя отвратительно по двум уважительным причинам.

Из-за беседы с Морганой она не выспалась. Да и... нельзя сказать, что прабабка ее обрадовала, скорее, озадачила.

Ладно. Дневники ведьмы она прочитает, хотя и не слишком-то охота. Но если нет выбора?

А вот потом-то как?!

Ну и беременность тоже жизнь не улучшает. Есть, есть такие счастливые женщины, у которых все это проходит легко и приятно, которых не тошнит, которые работают до последнего дня, до родов, и рожают легко, и из роддома выходят, и снова в работу... да, при этом они еще ребенка кормят, и вообще... имя им — лошадь.

Которая работала в деревне лучше всех, а старостой не стала. Увы.*

*— лично знаю такой пример. И токсикоз, и три работы, и кормление... когда выхода нет, еще и не так раскорячишься, прим. авт.

Адриенна к таким счастливицам не относилась.

Ее уже сейчас мутило, и она спасалась только лимонной водой. Дана Санти лично посоветовала рецепт. Адриенна поблагодарила ее, а дан Виталис...

Да, дан Виталис, вы знаете, заинтересовался. И королева была довольна.

Челия ей нравилась, Бонифаций тоже заслуживал счастья... может, что и сложится? Уж точно он не попользуется девчонкой и не выкинет на улицу.

Куда бы еще эданну Франческу выкинуть?

Явилась, зараза, на завтрак, стоит тут, смотрит на Адриенну, словно солдат на вошь. Ладно-ладно, Адриенна еще поговорит с супругом.

Не пришлось.

В столовую вошел монах в рясе. Все замолчали.

Доминиканцев почему-то не любили... почему?

Жить хотелось.

Именно этот орден был известен своей борьбой со всякой нечистью. В том числе, с сатанистами, еретиками... Филиппо не давал им воли, но...

— Ваше величество, сегодня под столицей произошло нечто ужасное, — тихо произнес монах. — Была проведена черная месса, убиты шесть человек. Мы требуем тщательного расследования.

Филиппо отложил салфетку в сторону.

С одной стороны.... Сейчас бы монаха в кабинет, там расспросить...

С другой... а какая разница? Лучше пусть узнают сейчас, чем разведут сплетни потом. Понятно, и так будут по углам шептаться, но...

Меньше тайн — меньше проблем.. в данном случае это уж точно.

— Изложите обстоятельства, брат...

— Томазо.

— Брат Томазо.

— Под столицей была проведена черная месса. Призывали какую-то нечисть, принесли в жертву пятерых, — кардинал Санторо принялся перебирать четки. — Случайно им в руки попала шестая жертва, так же, убита. У мессы есть свидетель, который может опознать хотя бы нескольких участников.

— Предъявите, — попросил его величество.

И наткнулся на ледяной взгляд брата Томазо.

— Простите, ваше величество. Мы не пришли бы к вам с этим вопросом, но свидетель уверен, что в мессе участвовали люди высокородные. Мы предоставили ему свою защиту, и не станем тащить беднягу ко двору, где ему может грозить опасность.

— Вы намекаете... — задохнулся от понимания Филиппо...

Обвел глазами придворных.

Кто-то смотрел прямо, кто-то опускал глаза, Ческа вообще белее мела... испугалась, бедненькая, едва на ногах стоит... она-то за городом живет! Как же ее напугали, ужас!

Надо перевезти ее поближе ко дворцу, или вообще во дворец, Адриенна поймет...

Или...

Кто-то из здесь присутствующих балуется с черными мессами.

И это — страшно.

Сделать Филиппо мог только одно.

— Хорошо, брат Томазо. Я дозволяю трем монахам вашего ордена пребывать при дворе и искать врага. Но помните, что в жизни и смерти волен только я. И без моего согласия...

Филиппо фразу многозначительно не закончил, но монаху и не надо было. Он поклонился в ответ.

— Ваше величество, мы благодарны вам за разрешение. Наш меч не покарает невиновных.

Филиппо кивнул в ответ.

И едва успел подхватить супругу.

Черные мессы оказались для Адриенны последней каплей ко всей чаше. Женщина попросту упала в обморок.

Мия (столица)

Комар повертел в пальцах записочку.

Идти не хотелось.

Да вообще...

Огонек погас.

После смерти друга, Комар ощущал себя так, словно ушла и часть его самого. Может, в чем-то и лучшая.

Джакомо был даном, но он был еще и очень хорошим человеком.

Ярким, веселым, искренним, в чем-то циничным, в чем-то жестоким...

Комар видел друга именно с этой стороны. И не видел ничего страшного в том, чтобы отдать Селию замуж за дана Бьяджио. И не таких приговаривать приходилось, а кого и своими руками...

Чем эта конкретная девчонка хуже или лучше других? Тем, что за нее Змейка горой встала?

Ладно... она имела право. Это ее сестра, и Джакомо знал, на что идет...

Только разве от этого меньше болеть будет? Мужчина потер грудь... там, слева, болело, тоскливо ныло сердце, то заходилось в бешеном переплясе, то успокаивалось...

Друга нет.

И Змейки нет.

И...

Что есть, так это тоска. Зеленая, злобная, горькая... может, поэтому Комар и не прогнал королевского слугу, когда тот явился на порог? Отлично знал, что не стоит с высокородными связываться, что можно головы не сносить, что Осьминог уже своей заплатил... но тут, вроде как, ничего серьезного и не нужно?

Последить за бабой, и все...

Последили.

А вот 'все' получилось весьма и весьма заковыристым. Таким, что и сразу не расскажешь, и не подумаешь, и...

Вслух-то высказать можно. Только страшно. До крика, до истерики, до... до непредставимого. Ну есть же вещи, которые даже последнее отребье делать не будет! Вот самое последнее, какое есть...

Убьет, украдет, детей своих продаст, но вот это...

Никогда!

За такое не то, что чистилище, за такое — АД.

А сердце мозжило и ныло...

Комар подумал несколько минут, а потом махнул рукой, достал из ящика стола свиток и решительно подвинул поближе чернильницу.

Змейка!

Если ты читаешь эти строчки, значит я мертв. Надеюсь, ты поставишь свечку за мою грешную душу...

Сейчас он подробно опишет, что случилось, что происходило, расскажет все от и до. А потом...

Нет, он не полный дурак. И понимает, что рано или поздно Мия вернется в столицу. И придет... куда? Правильно, в единственное место, без которого она не обойдется.

В банк.

На всякий случай Комар сделает еще одну копию письма, оставит ее в доме Джакомо, в тайнике, о котором знали только они трое. Мия точно знала.

Комар был в курсе, потому что пришел в дом друга, и увидел пустую нишу.

Реши Мия утопиться, она бы не стала забирать с собой деньги и драгоценности, это уж точно. Сестрам бы оставила. А она забрала.

Нехорошо, конечно, но до банковской тайны... да будет ли она когда-нибудь? Знают двое — уже знает и свинья, а тут знают вкладчик и банкир, значит в курсе будет весь Эрвлин.

Итак, один свиток он оставит у Джакомо. Второй же...

У Мии есть ячейка в банке. Собственно, откуда он и зал, что девушка жива. Часть драгоценных камней, в которые обращал свои незаконные доходы Джакомо, нашлась в ее ячейке.

Банкир трясся, мялся, но посмотреть разрешил.

Взять бы не разрешил ничего, это уж понятно. Но положить?

Просто письмо?

Позволит, никуда не денется. Сегодня Комар его оставит, а потом пойдет на встречу с осведомителем. Вот как хотите...

Сердце мозжит...

* * *

Восемью часами позже Комар понял, что сердце-то было умнее. И вовсе даже головой думать надо.

Но...

Было непоправимо поздно.

Кинжал?

Стилет?

Да что ты навоюешь той ерундой супротив волков? Здоровущих таких, размером с теленка в холке...

Лязгнули, смыкаясь, клыки, хрустнула кость... боль была такая, что кто-то другой тут же и выключился бы.

Комар был покрепче.

Еще один удар он нанести успел, прежде, чем на его горле сомкнулись жуткие челюсти. Рванули, едва не оторвав самое голову...

Из его подручных спасся лишь один — вовремя успел удрать. Отходил по нужде, ну и... не вернулся. Нужду уже на ходу справлял, как большую, так и малую. Но — плевать ему было на все. И на изгаженные штаны в том числе.