На инфраструктуру и морской транспорт мы временно выделили аж двадцать штук высотников, благо что уже с ноября 1943 года их производство вышло на уровень одна штука в сутки — за август-сентябрь авиастроители совершили трудовой подвиг, изготовив еще шесть комплектов оснастки, прессы, сушильные камеры и ангары, пусть и временные, с минимальным применением железобетона и стальных конструкций — в основном из дерева. Зато это обеспечило нужные производственные площади и оборудование, а рабочие смены временно удлинились до двенадцати часов, впрочем, половина этого времени уходила на обучение новых рабочих — вот с начала ноября они и стали выдавать по самолету в сутки. Правда, производство тонкой стеклонити пока отставало — напомню, чем тоньше волокно — тем прочнее нить — волокно толщиной три микрометра раз в двадцать прочнее волокна в пятнадцать микрометров, но тем больше надо отдельных волокон, чтобы обеспечить нужное сечение (пусть это сечение и меньше). Поэтому мы временно снова стали использовать даже в ответственных деталях толстое волокно, но при этом увеличили их сечение — прежде всего лонжеронов и прочих внутренних силовых элементов, которые не влияли на аэродинамику. Из-за этого увеличился вес, да и предельные характеристики снизились — и потолок, и дальность, и грузоподъемность — но некритично — процентов на пятнадцать-двадцать. Но все-равно — чтобы не рисковать людьми, мы эти 'дефорсированные' самолеты использовали только там, где не было сильной ПВО — Тибет, Иркутский, Ташкентский и Ашхабадский фронты — в общем там, где супостаты не могли развернуть множество РЛС и аэродромов, так как их сложно туда протащить и затем снабжать. Ну и на внутренних задачах — отслеживание передвижения собственных войск, хода строительства укреплений, уборки урожая и распашки земли, картографирования — заодно мы отлаживали новую систему передачи по радиоканалам изображений с магнитной ленты на самолете на термобумагу в штабах — получалось что-то типа факсов, и уж гораздо быстрее, удобнее и четче, чем существовавшие с 1843 года системы передачи изображений по телеграфу. А 'нормальные' высотники шли на напряженные участки, в том числе и в Корею — японцы уже начали возвращать на острова и перебазировать на юг свои истребители ПВО и радары, поэтому скоро нашим высотникам придется повертеться чтобы выполнить задачу.
Но возникал вопрос — а что дальше ? Бои на Кюсю показали, что мы можем проводить десантные операции в Японии с опорой на местные мобилизационные и промышленные ресурсы, но сможем ли удержать захваченное — вопрос. Если японцы соберут свою армию со всех фронтов, вернут в Японию и навалятся на нас — однозначно не сможем. С другой стороны, всю армию они собрать и не смогут — слишком много нажили себе врагов. Но даже если выдернут треть — нам мало не покажется. Вместе с тем, более двух сотен захваченных на Кюсю судов, вкупе с нашим корейским флотом, позволяли нам провести эвакуацию наших людей с Кюсю в Корею максимум за два захода, даже с учетом присоединившихся гастарбайтеров и местных жителей — на круг приходилось не более полутора сотен тысяч человек, справимся. Благо что технология проводки судов через Японское море была отработана — сверху караваны прикрывались высотниками, которые либо уводили караваны в сторону либо топили японские корабли и даже подводные лодки, а в последнюю неделю наши самолеты вообще топили в южной части Японского моря все что только можно — снижали возможности японцев по переброске войск, тем более что сами же японцы и предоставили нам такую возможность, точнее — захваченные склады с авиабомбами, а то корейские запасы уже подходили к концу — все-таки мы воевали на них уже три месяца.
Причем пока на нашей стороне играл тот факт, что над морем нам больше будут противостоять моряки, а не сухопутчики — последние уже сбили наш высотник и продолжали охоту за остальными, тогда как моряки еще пребывали в неведении кто же их топит — пока нам в основном попадались под руку корабли сухопутчиков. С другой стороны, у моряков было управляемое оружие и они смогут эффективнее применять свою авиацию, но сухопутчикам они пока помогать не будут, так что, в отличии от моря, на земле японских управляемых бомб и ракет пока можно не опасаться. То есть нам хорошо бы оставаться на земле но иметь свободу маневра. А из захваченных документов следовало, что на Японских островах находятся всего несколько учебных дивизий и лишь одна кадровая — то есть по сути острова не защищены вообще никак. Да, есть еще полиция, плюс — японцы могут собрать ополчение — они уже это и начали делать — но, во-первых, помимо отставных солдат там мало боеспособных людей, во-вторых — эти отряды ополчения вооружены в основном холодным оружием, чуть ли не косами и дубинками. Поэтому получалось, что нам бы хорошо бы пока еще пошуметь в самой Японии прежде чем сваливать отседова.
Исходя из этих соображений, мы и начали продвижение вдоль берегов Внутреннего Японского моря. Северный берег Кюсю как раз был одним из его берегов, к северу от Кюсю находился главный японский остров Хонсю, а к северо-востоку — остров Сикоку, которые и предоставляли Внутреннему морю большую часть берегов. А между этими островами — лужа длиной 250 и шириной от 15 до 55 километров, протянувшаяся с юго-запада на северо-восток, с глубинами 20-60 метров и множеством островов — самое то для нашего москитного флота, который сможет перебрасывать между берегами подкрепления, тогда как японцы — нет — это мы пока сможем обеспечить высотниками. И если закупорить проливы из моря в океан, то это море станет нашим, через него мы получим и свободу маневра, и сохраним флот, и сможем действовать снова по внутренним линиям, как в Желтом море. Проблемой будет, конечно, если японцы закупорят проливы серьезными кораблями и авиацией, но за сосредоточением этих сил надо будет просто следить чтобы вовремя выскочить, так что недели две у нас еще было.
Ну мы и перепрыгнули через проливы на Хонсю и Сикоку. Прибрежные города там располагались с интервалом 15-25 километров — на южном береге Хонсю длиной 115 километров таких городов было шесть штук, не считая всякой мелочевки, затем берег заворачивал на восток-северо-восток и шел так, изгибаясь, почти 300 километров — Ивакуни, Хиросима, Куре, Фукуяма, Окаяма, Ако, Химедзи, Кобе и Осака — после Осакского залива берег поворачивал на юг и шел почти сто километров — Хонсю предоставлял западный и северный берега Внутреннего моря. И изгибом своего берега остров Хонсю как бы охватывал другой остров — Сикоку, а с юга его как бы подпирал наш Кюсю, ну и в северной части — между Сикоку и Кобе — находился остров Авадзи, который почти полностью перекрывал доступ к основной части Внутреннего моря, оставляя лишь небольшие проливы шириной один-два километра.
И если не закупорить этот северный конец Внутреннего моря, то все наши планы пойдут коту под хвост — постоянно удерживать все берега от десантов мы не сможем, а с десантами в тылу нас быстро сомнут. Поэтому действовать надо было быстро, а, самое главное — большими силами. Так что к Авадзи отправилась флотилия из более чем пятидесяти судов и кораблей, которая везла аж тридцать тысяч бойцов, из которых более пяти тысяч были русскими спецназовцами, десять тысяч — из корейских штурмовых бригад, да и японцев мы подбирали из тех что побоевитее. Конечно, этим десантом мы временно оголяли фронты внутри городов Кюсю, но по нашим расчетам у окопавшихся в городских кварталах японских вояк еще несколько дней уйдет на выяснение обстановки, составление и утрясание планов, подготовку к дальнейшим действиям — все-таки они только-только смогли хоть как-то остановить окончательный захват городов, им надо было прийти в себя.
Тем более что даже после отправки этого десанта у нас оставался численный перевес — все-таки на нашу сторону перешло много японцев, истощенных многолетним правлением военной хунты. Естественно, мы сразу же ввели восьмичасовой рабочий день — рабочим после двенадцати часов ежедневной пахоты это казалось даром с небес. Но на этом дары не заканчивались. Люди наконец нормально поели — мы открыли военные склады продовольствия и организовали сотни столовых, в которых было нормальное питание — и даже мясо с рыбой, что после ежедневной жидкой рисовой похлебки казалось королевским пиром. Еще бы — нормирование риса было введено еще в апреле 1941 года — военно-фашистская хунта интенсивно накапливала продовольствие для запланированной войны. Причем на одного человека полагалось 330 граммов риса в день. И, если поначалу это был очищенный рис, то чем дальше, тем все больше снижалась степень его очистки — семьдесят процентов, пятьдесят — к январю 1943 он был очищен только на двадцать процентов — то есть со всей крупной внешней шелухой, внутренней шелухой — типа кормили сплошными витаминами, да вдобавок в выдаваемый рис стали подмешивать гаолян, кукурузу, ячмень — типа тоже полезные продукты. Ну да, к рису полагались еще кукуруза, картофель, полкилограмма мисо в месяц — сброженные вместе рис, просо, пшеница — но и эти продукты постоянно уменьшались — калорийность пайка составляла всего 1061 калорию, причем по официальным нормам, то есть с учетом калорийности, скажем, картофельной кожуры. Мясо, рыба — всего этого в пайке не было, а все что в стране водилось мясного или сверх пайковых норм — то прибрали к рукам чиновники, которые продавали эти продукты на черном рынке, да и там продукты были доступны только тем, кто имел связи среди военных, моряков или чиновников. Неудивительно, что смертность выросла с 13 до 25 человек на тысячу, средний рост школьников уменьшился с довоенных 141 сантиметра до 137. Так что даже полкилограмма риса и сто граммов мяса или рыбы в день всем показались довольно щедрым подарком.
Но и это не все — мы пересчитали зарплату рабочим — мало того что вернули ее к довоенным расценкам — причем к довоенным в плане 'до захвата Маньчжурии', так еще начали расчет доплат за недополученное рабочими в предыдущие годы, благо что в банках мы захватили много наличности и ценностей. Но мы не собирались просто выбросить все это на улицы — нет, каждому рабочему открывался персональный счет, на который и начислялась доплата, причем существенная — несколько годовых заработков, если смотреть по зарплате, которая была непосредственно перед нашим появлением. Да и разница между текущими и довоенными расценками перечислялась туда же. То есть деньги у рабочего уже как бы были, но вот не прямо сейчас. Это, а также выдача питания со складов военных, позволило быстро сбить рост цен на продовольствие. К тому же мы рассчитывали, что этими персональными счетами — то есть будущим благосостоянием — мы привяжем рабочих к себе — теперь им было что терять, без нас они этих денег не увидят, значит не увидят и достойной жизни, и нормального жилья, и возможности завести семью или нормально содержать уже имевшуюся — то есть не увидят ничего. Поэтому неудивительно, что недостатка в добровольцах мы не испытывали, и нашим десантникам оставалось лишь провести первоначальный отсев, чтобы поставить в строй наиболее боеспособных, а по остальным начать обучение военному делу — хочешь нормально жить — умей защищаться. В сельской местности была такая же ситуация — уже вовсю шла перенарезка помещичьих земель, перераспределение налогов — село тоже было нашим.
Да, бывшие помещики и капиталисты проявляли недовольство, но открыто пока не выступали — слишком быстро все произошло, слишком резким был переход от состояния Всепобеждающей Империи к 'русские на пороге'. Так что пока было умеренное сотрудничество — ну да, отрезают землю — но это терпимо, а эксцессы с самосудом и поджогом усадеб — ну да, бывает, так русские быстро и навели порядок. В городах же основная часть инженерного корпуса и интеллигенции в основном были на нашей стороне — люди ведь тоже видели как обращаются с их соплеменниками и не особо это одобряли, стараясь не проявлять свое мнение так как чревато увольнением а то и тюрьмой. Так что банки работали, инженеры следили за соблюдением техпроцессов — промышленность почти что и не заметила смены власти. Уж не знаю, кто там был искренен а кто держал фигу в кармане и только и ждал изменения в раскладе сил чтобы вернуть свое, но если нет явных выступлений против — то и отлично. А там посмотрим — дальше чем на неделю мы особо не заглядывали, просто пытались отслеживать текущий момент — все-равно на большее не хватало ни людей, ни времени. Примерно на такое же развитие ситуации мы рассчитывали и в других частях Японии.
ГЛАВА 30.
Благо что в Японии часто поднимали бар на вилы — народ помнил и рисовые бунты конца десятых годов, и рабочие стачки двадцатых, и профашистские путчи офицеров разных уровней в тридцатые, когда направо и налево убивали министров и просто видных политических деятелей даже правого толка, не говоря уж о членах императорской семьи — 96-летнего принца Сайнодзи так вообще, когда спасали от заговорщиков, то носили завернутым в ковер из дома в дом чтобы сбить со следа убийц и никто не мог сказать — куда принц пошел. Так что раболепие перед представителями элит и кланов было мягко говоря умеренным — пока все нормально — все нормально, а чуть что — можно и под нож пустить, отомстить за своих предков, которых веками угнетали самураи и прочая элита. Нам оставалось снова вынести на поверхность это самое 'чуть что', сделать так, чтобы перестало быть 'все нормально'.
Ради этого и шла наша флотилия на север — несколько судовых колонн за ночь дошли до Авадзи и высадили десанты на его берегах, а также на северном берегу Сикоку и на западном берегу Осакского залива — в районе Кобе. Высадка происходила стандартно — японские корабли под японскими флагами высаживали на пристани людей в японской форме — ничего необычного. Дальше, конечно, для японских властей уже начиналось необычное. Ну а для нас — рутина — одних схватить, повязать, посадить, других — освободить, третьих — собрать и как следует проагитировать. Полиция, администрация, крупные капиталисты, разрозненные армейские и морские подразделения, портовая охрана — все это были не противники нашему десанту. Естественно, не все шло по плану — так, две колонны из двенадцати кораблей заплутали в тумане, но затем вроде бы нашли пирсы, провели высадку, начали захват порта и доков — и только тут выяснилось, что они промахнулись мимо Кобе и высадились в Осаке, которую мы первоначально не планировали освобождать.
У нас и не получилось — с такими малыми силами единственное что мы смогли — это захватить порты и доки, складские районы да несколько прилегающих районов города и пригородов, да и то не сразу и лишь благодаря тому, что наши десантники, поняв, в какое осиное гнездо они попали, действовали как обычно — начали шуровать в этом гнезде палкой. Разбившись на мелкие отряды по десять-пятнадцать человек, они поделили между собой город на квадраты и направления, чтобы случайно не перестрелять друг друга, и начали перемещаться каждая группа в своем квадрате. И стреляли, взрывали и захватывали все что только можно — полицейские участки, управы районов и города, телефонные станции, электроподстанции — захватывали, нарушали их работу и так же быстро уходили, чтобы ударить в другом месте, а по пути подсечь группы, направленные на освобождение или защиту этих объектов — только так, на встречном движении, и можно было избежать ситуаций, когда японские отряды полиции, военизированных общественных организаций, молодежных организаций, пожарных, моряков и военных смогут зажать наши группы. Все по заветам боевых отрядов еще революции 1905-07 годов.
